Кафе на краю света. Глава Рассказ света приехала в гости чтобы я ее выебал

© Владимир Баев, "Литературная Россия", 2003

КОГДА, двадцать шесть лет назад, Карлуша нашли на свалке в Бразилии, он был одного дня от роду, не больше. Младенцы, появившиеся на свет на помойках Сан-Пауло, не могут быть двухдневными. Им и один день выжить там - большая проблема. Он один из моих постоянных клиентов, ночных завсегдатаев ночного кафе при заправке, весело переливающейся рекламными огоньками в густой липкой вате летней лиссабонской ночи. У него тёмно-коричневая, в оспинках кожа, глубоко сидящие глаза-угольки. В правом оттопыренном кармане тридцатисантиметровый раскладной нож - наваха. На голове дреды - два десятка заплетённых особым способом косичек. Карлуш - обыкновенный «прету», как их здесь называют. Негр (чёрный) - оскорбление, а слово «прету» означает что-то вроде «серый с тёмным оттенком». Первые слова, которые я услышал на португальской земле два с половиной года назад, выйдя из эмигрантского автобуса и разминая затёкшие от трёхдневного сидения ноги, были: «Никогда не называй негров - неграми. Они этого не любят». А как их тогда??!! Карлуш всегда приходит один. Я, говорит, Владимир, с ударением на последний слог, одинокий волк. Ну не очень-то и одинокий. Семья, его приютившая, человек сорок, по всему миру разбросана. Бразилия, Ямайка, Эфиопия, Германия с Францией - везде родственники живут моего ночного собеседника.

Каждую ночь у кафе собирается компания из четырёх человек. Точнее, у окна кафе, потому что на ночь дверь запирается. Хотя район у нас считается спокойным. Не в пример другим. Посетители толпятся у стекла размером два на два метра. С лоточком в металлическом подоконнике для перемещения денег и товаров. Два представителя коренной национальности: Мануэль - маленького росточка, даже по португальским меркам, таких в России ласково называют «мущинка». У него профиль местной рыбки «муж», похожей на нашего карасика, переболевшего полиомиелитом. И Бедный Паоло, так все его называют, местный дурачок примерно одних лет с Мануэлем. Мужчина среднего возраста, после сорока лет. Бедный Паоло родился в Анголе, в богатой колонизаторской семье. А разума лишился после автокатастрофы уже здесь, в Португалии, куда семья перебралась, прихватив мешочки с алмазами, вынесенные из пламени национально-освободительной борьбы африканского народа. Дурачок обладает импозантной внешностью Портоса и дипломом Кембриджа. Это помогает умалишённому мушкетёру наполнять свой симпатичный животик ежедневным ящиком пива, выпрашивая деньги у заправляющего свои машины местного люда. Свои просьбы о помощи он неизменно начинает фразой: «Я родился в Анголе... » Ему охотно подают как жертве чёрного террора.

Четвёртый и последний член клуба «прикафешных бдителей» - Сергей. Худой, высокий мужчина 33 лет. У него горящий взгляд попа-расстриги и синенькие перстеньки на пальцах. Он родился где-то под Львовом, сидел под Житомиром, а сюда попал около двух лет назад, продав какую-то доставшуюся в наследство недвижимость. Денег хватило на дорогу да ещё на то, чтобы заплатить за устройство на работу своему родственнику, бывшему в числе первооткрывателей «португальского» континента. Не знаю, как называлось то судно, на котором в 1620 году к берегам Америки сто поселенцев прибыли и основали первую колонию «Новая Англия». А здесь, возможно, автобус «Гетман Сагайдачный»? Но с тех пор прошло несколько лет, и украинцев здесь, говорят, полмиллиона. Это самая большая эмигрантская община, стремительно множащаяся в тёплом атлантическом климате на краю Европы. Пяток газет и своя католическая церковь с двумя «жовто-блакитными» флагами по бокам того места, которое в православии называется амвон.

Как-то забрёл в церковь, жаждой наживы обуреваемый. Курсы португальского, объявления о которых в газетах время от времени появляются. Для стимуляции интеграции деньги правительство платит стимулируемым. На круг - евро двести получается или около того. И поразила меня картина отпущения грехов прямо под винтовой лестницей, ведущей на второй этаж церкви, где эти курсы, правительством финансируемые, и проводились. Картина - «возвращение блудного сына». Только в роли отца - священник молоденький, розовощёкий и веснушчатый. И - подошвы ботинок, нелепо белеющие прилипшими жвачками из-под обтянутых джинсами ягодиц грешницы.

По этой лестнице на занятия все тридцать человек каждую субботу на второй этаж и поднимались, рассаживаясь по национальной принадлежности. Русские и украинцы на противоположных краях длинного стола. Меж ними непонятно кто - с южной Украины, по-русски разговаривающие.

На первом занятии учительница молоденькая, неопытная вопрос задала: «Какая разница между русскими и украинцами? » И что? Какая, вы думаете? Оказывается, Украина была колонией Москвы, как доложил, разогнув пружинисто ноги - аж карандаши со стола посыпались, - звенящим от распирающих чувств голосом староста. Что ж вы, братцы, делаете? Для португальца слово «колония» - как для быка тряпка красная, хоть он это всячески скрывает. Рейнджеры португальские на последних кораблях и самолётах... Фильмы о гражданской войне видели? Африка сорок лет назад - сплошной Крым была. И ничего, кроме добрых чувств, к своему брату, русскому колонизатору, португальский человек после этого не испытывает.

Два месяца терпела меня половина украинская, ненависти к москалю, хитрому, на стройке не работающему, не скрывая, но корректно, как к американскому шпиону, на «вы» обращаясь. Я на последнем занятии одной из «титочек» на чистейшей украинской «мове» ответил. И что « титочка»? Да расплылась в щедрой улыбке: «Тю! Та ты ж наш, засранец». Засранец!!! Может быть. Со стороны виднее. Но не ваш. Я - ничей.

Что ещё можно было ответить?

По ночам моя компания в полном составе, потягивая пиво из маленьких бутылочек, скучает за толстым стеклом, под мерцающим светом атлантических звёзд. Сегодня воскресенье, и людей на заправке нет. Иногда Карлуш почти не курит марихуану, которую здесь называют «релва», и сегодня именно такой день. На нём синяя футболка с изображением бывшего православного императора Хайле Селассие Первого. Правителя, отстоявшего независимость Эфиопии в те времена, когда Африка была одним большим пастбищем для жадных империалистических акул. У него две любимые. Вторая с изображением головы команданте Че, в десантном берете со звездой и «Калашниковым» у подбородка. Карлуш вдохновенно бубнит речь о миллионах голодных ртов в развивающихся странах своему единственному слушателю - Бедному Паоло, который внимательно слушает его, широко раскрыв не отражающие свет глаза, которые бывают только у умалишённых. Сегодня полнолуние, и Паоло в такие дни большую часть времени бродит, запрокинув голову, по заправке, слепо натыкаясь на машины, и изумлённо шепчет своими пухлыми губами одно- единственное слово: «Мистерия».

Сергей и Мануэль чуть в сторонке разговаривают о своём. Обычно это длинные разборки, кто кому когда-то не поставил пиво и почему. Они лица без определённого места жительства. Бывшие партнёры по бизнесу, популярному на нашей Родине, охоте за металлом, суть которого - найти днём металлический объект. Медь лучше всего, но и латунь с алюминием тоже неплохо. Ночью распилить, раскрутить, расчленить любым доступным способом, а утром сдать в приёмный пункт, который держат бразильцы недалеко от заправки в районе мазанок и деревянных бараков. Этот бизнес организовал Сергей и нанял Мануэля помощником, расширяя своё дело. Но расширения не получилось. Сбив в первую трудовую ночь в кровь пальцы и поцарапав предмет своей гордости - кольцо с чёрным бриллиантом, португальская сторона международного консорциума заявила, что не желает работать на босса, который не обеспечивает работника хорошим инструментом и требует невыносимой интенсивности труда при полном отсутствии освещения. И лучше уж спокойно за пять евро помогать убирать посуду в близлежащих кафе, которых тут, как он выразился, «чуть ли не больше, чем украинцев». Это, конечно, преувеличение. Украинцев гораздо больше. Но, в отличие от привычных африканских эмигрантов, проживающих в чёрных районах Лиссабона, где слово «гашиш» произносится чаще, чем «добрый день», и каждый второй автомобиль красного цвета - «украньянуш», их здесь так называют, они, как пятнышки на шерсти долматинца, рассеяны по поверхности Португалии. Большинство из них проживает в «пенсау» - дешёвых гостиницах, больше похожих на общежития советских времён, пропитанных запахом жареной картошки и вываривающегося, с обрезками мыла, белья. На десять комнат - сорок жильцов. В конце длинного коридора туалет и две душевые кабинки, ревущие кранами и припадочно выплёвывающие воду из изогнутых лебединой шеей трясущихся душей.

В таком месте, где-то на севере страны, в горах Сьерра да Эштрела, и растворились бесследно год назад все документы Сергея. Все до последней справки о прививках от столбняка. Обыкновенная история. Чем-то не угодил старосте общежития. То ли деньги отказался платить, собираемые на дань рэкету, то ли место занял на стройке, приготовленное для очередного родственника приближённых, находящихся в круге первом того же старосты.

ТРИ ГОДА непрерывным потоком идут в Португалию автобусы с «Васылями», «Пытрами» и «Мыколами». Объектами дополнительного заработка толпы встречающих их родственников, кумовьёв и односельчан, приобретших европейский лоск и ощетинившихся торчащими из крепких кулаков антеннами «моторол». Вновь прибывшие рекруты платят за возможность работать подсобником на стройке не меньше двухсот долларов. А больше? Кто знает. Цена зависит от степени родства и жадности новых европейцев. Причём последние преобладают.

Вот так Сергей, оказавшись в одночасье без документов, работы, а значит, и средств к существованию, перебрался в столицу. Его дом с застрявшими в дырявой крыше лучами восходящего солнца виден мне с автобусной остановки, когда я возвращаюсь домой после ночной кафешной смены. Эта брошенная ещё, наверное, со времён диктатора Салазара водокачка прилепилась бетонным кубом к зелёной плеши одного из лиссабонских холмов. Домик без электричества и воды, как, впрочем, и квартира Мануэля. Банк забрал её за неуплату кредита, и он живёт в ней на птичьих правах и с птичьими коммунальными удобствами, до момента продажи её другому владельцу. Опять же в кредит. Иногда бывает, что одна квартира переходит из рук в руки несколько раз и наконец достаётся самому удачливому или терпеливому. Способному платить 20 - 30 лет кряду кредит и проценты банку, этот кредит предоставившему. Мануэль, судя по всему, не относится ни к тем, ни к другим. Поэтому он лениво переругивается со своим бывшим компаньоном за стеклянной витриной театра жизни - одной из сотен заправок, светящихся аквариумов, разбросанных на извилистых поворотах узких дорог, пробирающихся к океану меж холмов-полушарий.

- Они же совсем не хотят работать, - обращается ко мне Сергей, прерывая беседу с Мануэлем и внимательно рассматривая уже пустую пивную бутылку.

Они - это португальцы. Ещё они не умеют пить. Так, чтобы на следующее утро не знать, какой стороной лучше повернуться к унитазу. Ну и ещё много чего не умеют эти странные португальцы. Знакомая песня.

- Наши хлопцы за две бутылки пива на стройке дом разбирали за полдня.

В его голосе гордость за чудо-богатырей хлопцев.

- Они что, только за пиво работали? - удивляюсь я.

- Так босс, сволочь, зарплату не платил, - отвечает Сергей, пересчитывая мелочь, жёлтой горкой лежащую на подоконнике за прозрачной витриной.

- Во, ещё три бутылки будет.

В его голосе удовлетворение. Он не любит платить купюрами.

Не платит купюрами и Бедный Паоло. Ему обычно подают сдачей, полученной от покупки товара. Не считая тех случаев, когда он встречает своего чёрного земляка-ангольца. Что для него большая удача. Едва определив национальную принадлежность по только ему известным признакам (для меня все темнокожие на одно лицо), несётся к машине и, склонившись в полном достоинства элегантном полупоклоне, открывает дверь. Фраза «синьор, я родился в Анголе... » произносится с особой задушевностью на луандийском диалекте португальского языка. Результатом является купюра не меньше пяти евро, которая незамедлительно перекочёвывает в мою кассу, обмениваясь на пиво. Африканский народ платит за удовольствие дать на чай бывшему колонизатору. Особенно щедро, когда рядом с африканским народом на правом сиденье машины сидит, скромно потупив глазки, белая красотка.

Мануэль, провожая взглядом ныряющую под витрину синенькую бумажку, тихо говорит мне:

- А потом рожают...

И опасливо косит на коричневого Карлуша, пританцовывающего в наушниках под только ему слышимую музыку, сдобренную сладковатым привкусом марихуаны.

Лёгкие деньги, заработанные Паоло, вызывают у него очередной лёгкий приступ зависти. Но белый португалец не то что просить, но и сесть рядом в автобусе c прету... Это удел сумасшедших.

Да... Сложные отношения между бывшими хозяевами и бывшими рабами. И все статьи в газетах, которые продаются на моей заправке: «Нет расизму», «Мы не расисты», - ширма. Чёрные и белые люди искренне, с любовью, ненавидят друг друга. Это взаимно. Без взаимности ненавидят белых португальцев лишь украинцы-заробитчане. На то есть свои причины. Русских в Португалии мало. Большинство из них приехали навсегда и довольно хорошо интегрируются в здешнее общество. Поэтому вакуум осиротевшего уголка души украинского народа, традиционно занятой москалями, быстро всасывает ни в чём не повинных местных жителей. Их-то за что? Только что «геть португальцив» не говорят. Пока....

Иногда Сергея посещает лирическое настроение. Или воспоминания о последней женитьбе, или звёздочек блеск камертоны души включает, не знаю, но с него, как шкурка с ужа, слезает обычный колюче-скептический вид и проступает умилённо-счастливое выражение середняка-одиночки, наблюдающего за спасёнными от колхозного общака бодро какающими курочками.

- Смотри, - говорит Сергей, - Карлуш с дивчиной за углом разговаривает, и так хорошо балакают воны, - его глаза блестят набежавшей влагой, - говорит йий тихо и за руку дэржэ, ласково так: «Я хочу з тобой зустритысь завтра. Прыйдэш? » А вона, щебэчэ, пупьянок чорнэнькый: «Ты мэнэ хоч кохаеш, хлопэць? Прыйду тоди о шостий».

И так он это проникновенно рассказывает мне, что прям садик вишнёвый листьями залопотал и хрущи по заправке залетали.

- О чём ты там с малышкой чёрненькой беседовал, - спрашиваю вернувшегося на своё обычное возлеоконное место Карлуша, - хоть хорошенькая?

- Что мне, на этой черномазенькой жениться?

Черномазенькой? У самого кожа цвета полов сталинок советских - коричневая.

Но только в Португалии я узнал сотни оттенков чёрного цвета. От иссиня-чёрного, единственного истинно чёрного, до такого, как у осветлённого чудесными снадобьями игрушечного монстра Майкла Джексона. Вся африканская братва дружно друг друга черномазыми называет. Причём совершенно серьёзно.

Карлуш, потягиваясь элегантно, у цветных любое движение - праздник грации, произносит:

- Завтра в шесть нормальную траву принесёт. Совсем «паки» обнаглели.

Девчонка, оказывается, на пакистанцев работает. Наркоту по клиентам разносит.

Да уж. Плохо у новых европейцев украинских с мовой неридной, несоловьиной...

Как-то в руки тетрадка попала. Языковые исследования Грыцка какого-то. Плод трёхлетней работы. Рабочее название: «Всё, что нужно для жизни каменщика (педрейера, по-местному)». Цена той тетрадки - не купить, а ночью переписать - пять тысяч эшкудо. По-новому, чтобы было понятно, двадцать пять евро. Гонорар - Гоголь в гробу от зависти перевернётся. Листочков всего десяток.

Тезаурус спартанский: «лопата, бежать, кирпич, йисты, зарплата, жинка, вино, пиво», и посложнее фразы: «Вчера был больной, мало заплатылы, хочу работать сверхурочно», и венец лингвистических исследований - экспрессивная фраза на португальском, звучащая: «Убирайся вон! », переведённая небезызвестным Грыцком почему-то с ещё большей экспрессией - «пошёл на... ». И небольшая лирическая сопроводиловка с философским оттенком к ней: «И если скажет тебе босс (по-местному, патрон) «пошёл на... », то, значит, тебе надо шукать другую работу».

Не повернулся во рту язык мой Сергею правду сказать, глядя на его просветлённое лицо, какое у людей после бани бывает. Кому она нужна, эта правда?

Будь счастлив, человек! Слушай своих хрущей и шум вишен, мой украинский брат, это Бог отметил тебя Своей милостивой рукой, чтоб ты долго жил и счастливо умер на этой чужой, португальской земле в полном лингвистическом идиотизме.

Жизнь на заправке окончательно замирает после двенадцати ночи. Лишь изредка заворачивает полуночный кожаный ковбой на сверкающем никелем рычащем коне. Литр «98-го супер» - коню. Литр пива - себе. Всё. Теперь поговорим о жизни. О том, стоит ли курить травку и что после этого происходит. Карлуш утверждает, что он приближается к Богу. Как это происходит, он не уточняет. То ли душа его, наполняясь дурманящим дымком, устремляется ввысь. То ли Бог опускается на землю, заметив поднимающееся к Небу синеватое облачко из набитой в туалете сигаретки.

Поговорим о той высокой, похожей на Катрин Денёв, девушке, ожидающей каждое утро автобус на остановке, накрытой кронами старых платанов. Холодная красавица с пронзительным взглядом серо-зелёных глаз. Сергей две недели искоса, краешком глаза... мурашки по спине. Любовь... Любовь? Да... Бар «Диамант», перекосившийся на одной из дорог к океану. Бордель подпольный. Сорок евро в час, сто пятьдесят за ночь. За опт здесь всегда скидка. Девушка по утрам с работы возвращалась. На работе они и познакомились. Оказалось, живут во Львове рядышком. Их девятиэтажки друг в дружку окнами смотрятся.

Поговорим ещё о справедливом земном устройстве, секрет которого хранится в семье Сергея ещё со времён юности его дедушки-бандеровца: «Правителей старых поубивать. Пусть молодые правят». Как он это произносит! Со стальным блеском в прозрачных голубых глазах. И вместе с правителями поубивать их приспешников - учителей. Как когда-то на Западной Украине. Лучший инструмент - пила двуручная.

- Братыку Степанэ, крепче москаля за ноги держи, а то прошлый раз я почти новые штаны заляпал. Марийка два дня стирала...

Проклятое воображение. Чудится, что на серой кепке Сергея материализуется жёлтый трезуб сечевого стрельца и вокруг меня уже не мирные лиссабонские холмы, а наполненные глухой ночной жизнью Карпаты.