Вечер

Дефлорация - в переводе с латинского

означает, буквально, "срывание цветов"               

Он был из числа тех, кому никто из особ женского пола просто бы не смог не дать что-либо. При этом многие из них, если не сказать все, были бы не прочь заодно и просто отдаться. Нет, на классического плейбоя он не очень-то походил, но ведь не секрет, что образы, или, лучше сказать, образцы, секс-символов выдумывают, точнее, продумывают и просчитывают сами же мужчины. У женщин же несколько иной взгляд на эти вещи, впрочем, как и на многие другие. Именно вследствие этого особого взгляда, опирающегося на железную женскую логику, он и стал в глазах женской половины общаги сексуальным объектом номер один. Конечно же, свою роль сыграло и коллективное бессознательное, проще говоря, стадный инстинкт, а заодно и крутая тачка вкупе с содержимым толстого кошелька. Но это, как говорится, вещи уже второстепенные, и женской логикой не вполне осознаваемые. Хотя, будь лишён он этих двух атрибутов, возможно, его сексуальная привлекательность значительно бы поубавилась. Сила общественного мнения столь велика, что иногда распространяется даже на сон. Бывало, что именно он выступал главным героем ночных эротических грёз многих обитательниц общаги. Его вид просто возбуждал некоторых из них. Вид его крутого "Мерседеса"... Да, да, именно вид "Мерседеса", а не его владельца. До чего же довёл наш материальный век человека! Вещизм, вещизм, сплошной вещизм! Груда модных побрякушек, тряпок и прочих  "атрибутов престижа", за которой, порой, не видно самого человека - вот он, современный идеал. Даже половое влечение порой принимает особую форму фетишизма…

Как уже было сказано, никто из особ женского пола просто не мог не дать что-либо нашему герою. А что, собственно, взять с этих самых особ, населяющих общагу, кроме большой и чистой любви? Конечно же - одни только лекции. А перед сдачей госников конспекты были ему просто необходимы, причём чуть ли не за все курсы. Ибо он, как всякий нормальный студент, лекции посещал редко, и уж тем более их не записывал. Да и зачем ему это надо было делать, когда кругом столько особ женского пола, которые ... (см. начало рассказа). Однако в этот раз случилось непредвиденное - ему потребовались лекции, которые у всех либо отсутствовали, либо имелись в совершенно непотребном состоянии. У всех, за исключением одной студентки (назовем ее Маша). Она училась на предпоследнем курсе, и только у нее имелись эти лекции за весь курс, при чем написанные каллиграфическим почерком.

Только после успешной сдачи экзамена наш плейбой решил посмотреть, кому же обязан, ибо в тот момент, когда заветная общая тетрадь с лекциями оказалась у него в руках, на её хозяйку он не обратил никакого внимания. Вернее просто её не заметил.

Глянув на обложку и увидав имя той самой Маши, он странным образом ухмыльнулся. На причине появления этой ухмылки стоит остановиться поподробнее. Маша, в общем-то, ни чем не отличалась от сотни других обитательниц общаги. Разве лишь тем, что она до сих пор, несмотря на преогромное количество удобных случаев, оставалась, что называется "девочкой" - она принадлежала к числу тех воспитанных по старинке девушек, которые живут по принципу: "Только мужу!", и которых, ещё можно встретить на улицах наших городов, хотя всё реже и реже. Все, скажем так, заинтересованные лица знали об этом и даже не столько по слухам, которые, как известно, в любой общаге распространяются с молниеносной скоростью, сколько по тому особому обаянию, которое  словно аромат нетронутых рукою цветов, исходит от подобных особ.

В тот же день наш плейбой  отмечал в общаге успешную сдачу экзамена. При этом он как истинный джентльмен не забыл завалиться в комнату к той самой Маше и, вручив ей тетрадь, произнёс слова, которые от него желали бы услышать многие: "За мной вечер". Ноги её подкосились. Она живо представила себе крутой шикарный бар, свечи, таинственный полумрак, плавно перетекающий в красноватый сумрак его спальной, где на кровати...     Н-да, что общественное мнение, делает даже с самыми искренними убеждениями!

Обещанного вечера Маша ждала целый месяц. Чего только она за это время не передумала, какими только словами не ругала про себя, разумеется, этого подлого обманщика. Но стоило ему сказать всего лишь три слова: "Завтра я заеду" - и Маша простила ему всё. Эти три слова произвели на неё совершенно особое впечатление. "Разве я не знала всегда, - думала она, - что он рано или поздно обратит на меня внимание? Правда, он бабник. И привык к девушкам соответствующего поведения. Поэтому в первый же вечер придётся поступиться своими принципами, но... " И тут в голове у Маши включился тот особый механизм, который имеется почти у всех женщин. Суть действия этого механизма заключается в том, что каждая женщина уверена в одном - несмотря на количество соперниц, и прочих неблагоприятных факторов, уж она-то сможет завлечь его в свои сети, загарпунить, поймать на крючок, уж она-то... Некоторые называют это женской наивностью, некоторые уверенностью в себе, однако более подходящее слово - наглость. Своеобразнейшая женская наглость.

Итак, в тот день все Машины принципы полетели ко всем чертям. Маша твёрдо решила начинать действовать. И в этом нет ничего удивительно, ведь давно известно, что все женские разговоры о браке по любви заканчиваются браком по расчёту. А тут и бабки, и тачка, да ещё общественное мнение - как устоять.   А любовь... А что любовь? Любовь, как говорится, на хлеб не намажешь. Любовь в наше время девальвировалась, как, впрочем, и многое другое.

Хотя, конечно, все эти мысли насчёт брака были нереальны, и Маша это вполне осознавала. "Ну и чёрт с ними, - думала она, - со всеми этими моими дурацкими принципами. Всё равно рано или поздно пора с этим кончать. Вернее наоборот - начинать это. По телику, в журналах и газетах только об этом и говорят, только и показывают это. Как будто и нет ничего в целом свете кроме этого самого секса. Так уж лучше пусть первым сделает это он, а не какой-нибудь задрипанный студент с пятого этажа. Заодно будет перспектива хотя бы и не надолго попользоваться, так сказать, всеми благами цивилизации, за его счёт, разумеется. А потом...   потом, когда он меня бросит, будет не грех пожаловаться на судьбу, найти понимание среди подруг и сообща ругать вечерами, на чём свет стоит, этого коварного искусителя. И маме можно будет пожаловаться, что вот, мол, этот, змей горыныч, дьявол во плоти совратил меня, бедную девушку. А я здесь не при чём". Маша так ясно представила себе эту картину, что неожиданно поймала себя на мысли: она уже заранее ненавидит его. "Ну и стерва же я! - вдруг поразилась сама на себя Маша. - А, впрочем, все мы такие", - тут же утешила она себя и вновь предалась фантазиям. Вновь пред её взором стоял таинственный полумрак ночного бара, затем эротический сумрак спальной. Они были уже в кровати и он...

- Ты чем это там занимаешься? - грубо ворвалась в Машины мечты соседка по комнате. Маша тут же очнулась от грёз и густо покраснела, заметив недвусмысленное положение своей руки. С этого момента она невзлюбила соседку ещё больше. Тут следует упомянуть, что причина, по которой соседки, несмотря на довольно долгое совместное проживание, так и не стали подругами, заключалась в том, что когда их отношения уже готовы были перерасти в дружбу, соседке выпала честь стать очередной пассией нашего плейбоя, чем она очень гордилась и даже хвасталась. Всё это очень раздражало Машу. Не то, чтобы она завидовала соседке, нет. Ведь она точно знала, что той недолго торжествовать. Плейбои, как известно, отличаются непостоянством и, несмотря на все достоинства безотказной соседки, в ближайшем будущем её место неизбежно должна была занять другая. Быть может... У Маши даже дыхание перехватило. Быть может, это будет она. А почему бы и нет? Она, конечно, не суперкрасавица, но изюминка особого очарования в ней, без сомнения, есть. Ей даже говорили об этом - один подвыпивший студент с пятого этажа, учившийся на год младше. Он даже какие-то стихи читал. Пока, после очередной бутылки пива, не отрубился.

И вот настало то долгожданное "завтра". Самым наглым образом заколов лекцию (чего с ней раньше никогда не случалось), Маша из института помчалась в общагу, где тут же начала готовиться к вечеру.

Когда соседка вернулась, у Маши уже всё было готово. И вот теперь, словно мстя, абсолютно безо всяких зазрений совести, даже с особого рода наслаждением, она надевала бархатное вечернее платье, лукаво поглядывая на ничего не подозревающую соседку. "Ну до чего ж я хороша! - думала Маша, внимательно разглядывая себя в зеркале. - Нет. Он точно не устоит!" Наконец всё было готово. Однако времени до вечера оставалось ещё довольно много. Не зная чем себя занять, Маша схватила с тумбочки потрёпанную колоду карт, и принялась остервенело гадать. Она двадцать раз раскладывала карты, и всякий раз те говорили, что всё будет так, как она задумала, и даже лучше.

Маша посмотрела на часы. Подходило назначенное время, и напряжение становилось всё сильнее. И тут машина за окном просигналила условленное количество раз. Чуть не забыв сумочку, Маша стремглав кинулась вниз. Каков же был её ужас, когда она заметила, что у заветного "Мерседеса" уже стояла какая-то девушка в полной боевой раскраске. "Не ужели он забыл?! - не верила своим глазам Маша. Однако наш плейбой разговаривал с той девицей довольно нелюбезно и даже попросил её отвалить, когда заметил Машу.

- Понимаешь, - объяснял он, когда та села в машину, и они поехали, - когда я говорил тебе, сколько раз и как я просигналю, то напрочь забыл, что о тех же самых сигналах договаривался не только с тобой. Поэтому вас и выскочило сразу две. "Каков подлец! - только и подумала Маша. Следующие пять минут прошли в напряжённом молчании. Наконец он остановил машину около недавно открытого кафе мороженого. Маша не совсем понимала, зачем они остановились именно здесь. Однако наш плейбой, заглушив мотор и вынув ключи, стал открывать дверь.

- Мы сюда? - в изумлении, не веря своим глазам, только и смогла спросить Маша, указывая на кафе.

- Да, - невозмутимо ответил он. - Я здесь ещё ни разу не бывал. Давно хотел заехать. Ну, ты идёшь?

Кафе было устроено не без претензий. Удобные столики, пёстроё оформление интерьера, в ассортименте - почти с полсотни различных сортов мороженого, короче – все, что нужно для детей, которыми, с родителями и без, и было заполнено все помещение, так что свободный столик удалось разыскать не сразу. Довольно учтиво, с отодвиганием стула, наш плейбой усадил Машу за столик, а сам пошёл заказывать мороженое. Вскоре на столе возникла дюжина различных сортов в небольших цветастых стаканчиках.

- Это для затравки, - объяснил он и принялся дегустировать содержимое стаканчиков, удивляясь странным названиям различных сортов. Маше ничего не оставалось, кроме как присоединиться к дегустации. Она, конечно же, любила мороженое, и при других обстоятельствах ела бы его с наслаждением, но сейчас... сейчас она почти не чувствовала разницы между всеми этими сортами. Она вообще с трудом различала, что ест мороженое. Какое невообразимое разочарование, какой контраст между тем, чего она так желала, и тем, что происходило сейчас. Никакого ночного бара, никаких свечей в полумраке, напротив - яркие разноцветные отблески от множества лампочек. Вместо уединения и приглушённой музыки - целая куча перемазанных в мороженом детей, шум, гам… Да ещё её вечернее платье, которое в подобной обстановке смотрелось просто по-идиотски. Всё это выглядело... Всё это выглядело просто как форменное издевательство. "Да, - думала Маша, чисто механически глотая мороженое, - такое могло случиться только со мной, и ни с кем больше! Ну и... Ну и..." - Маша никак не могла подобрать подходящее слово и лишь направила на спутника полный негодования взгляд. А тот, казалось, нисколько не обращал внимания на Машино состояние и как ни в чем не бывало расхваливал понравившееся мороженое, предлагая попробовать его и Маше. Она послушно брала предлагаемый сорт и пробовала, не ощущая при этом вкуса.

Когда, перепробовав почти все сорта, они наконец-то вышли из кафе и садились в машину, у Маши всё ещё оставалась надежда, что вот сейчас он всё же повезёт её в бар, а потом и к себе домой. "Ведь он два раза брал меня за руку  - вспоминала она, - и так смотрел, так смотрел! Как... " Маша и сама точно не знала как. Да и вообще, где-то в самой глубине души начинало шевелиться сомнение: "Чёрт его знает. Может у него, у злодея, тактика такая - сначала полностью обескуражить жертву, лишить её бдительности, а уж потом... Ну и чудовище! А стоит ли, вообще, с ним ехать?.. Конечно стоит! - тут же прикончила это, не успевшее ещё родиться сомнение Маша. - Да и куда же ещё он меня повезёт? " Последний вопрос разрешился почти сразу: он повёз её... в общагу. Когда Маша это поняла, она впала в полную прострацию. Проезжая по вечернему городу Маша, словно сквозь туман, видела, как столь привычная для молодёжи ночная жизнь ещё только-только начинается, а её, будто маленькую, уже везут домой. И этот контраст с ещё большей силой добивал её. Всё рушилось на глазах. Никакого крутого бара, свечей, полумрака и, уж тем более, никаких вытекающих последствий - ничего этого уже не будет. Маша перевела на своего спутника полный разочарования, и даже ненависти взгляд. Он лишь улыбнулся в ответ. Он прекрасно знал буквально все Машины мысли и желания, но, по-видимому, несмотря на своё плейбойство, всё же принадлежал к числу тех людей, которые соблюдают мужской кодекс, гласящий: "Испортил - женись". А жениться-то он пока не собирался, потому и предпочитал уже порченных, которым, в случае чего, следуя второму пункту того же мужского кодекса, безо всяких угрызений совести, можно было всегда заявить: "Не я первый - не я последний". Однако Маша, видимо, понятия не имела о подобном кодексе, а если и имела, то уж никак не могла заподозрить этого плейбоя в соблюдении каких бы там ни было правил. Очевидно поэтому, когда они подъехали к общаге и поднимались на девятый этаж, до самого последнего шага Маша всё ещё надеялась. Нет, она, конечно же, уже ни за что на свете не согласилась бы иметь с ним ничего общего. Но жажда мести... Страшная, слепая, не поддающаяся логике женская жажда мести переполняла её. Она уже заготовила довольно пространную и жесточайшую речь, которой круто отошьёт его, в то время как он, осознав всю свою ошибку, будет валяться у неё в ногах, умаляя простить его и пойти с ним. Она будет неприступной и гордо захлопнет дверь перед самым его носом.

Каково же было её разочарование, когда он подвёл её к самой двери и, вполне целомудренно привлекая к себе, прикоснулся губами ко лбу со словами: "Спокойной ночи, Машенька". Этой фразой дома маленькую Машу родители отправляли спать, отчего слова эти возымели совершенно шокирующее действие. Вконец добитая сегодняшним вечером и уже не способная ни на что, Маша послушно, как это бывало в детстве, отправилась спать. И лишь одна подушка знала, сколько слёз было выплакано в неё в ту ночь и сколько немых проклятий по адресу всего мужского пола было исторгнуто в неё из груди бедной Маши.

А он, как ни в чём ни бывало, отправился домой, сняв по пути с девятого этажа очередную шлюшку, коих в общаге, так же, как и в прочих подобных заведениях, водилось в предостаточном количестве. И на душе у него было свежо, как это бывает всегда, когда в затхлой атмосфере цивилизации вдруг удаётся на какое-то мгновение вдохнуть аромат несорванных  цветов.             

1999