Мои подруги медузы. А остался ли мой след?. Из книги Секс с красивой подругой

Хочу рассказать один случай, который произошел не со мной, а с моим знакомым электромехаником в 1977 году. Рассказываю по его впечатлениям, которыми он щедро делился со мной во время финальной части этих событий в течение двух недель, пока мы везли его домой на нашем судне. Рассказы, сдобренные тропическим вином (оно выдается в тропиках из расчета 300 грамм в сутки для пополнения уходящих в жару солей и микроэлементов), были настолько яркими, что возьму на себя смелость рассказать всю эту историю от первого лица.

Судно наше шло из Индии в Сингапур в районе, сегодня очень печально известном – там, где недавно прокатилось страшное цунами, на подходе к Малаккскому проливу со стороны Индийского океана. В тот злополучный день выдавали тропическое вино ... Выдали сразу по три бутылки ...

Ну и... одним словом, посидели мы неплохо! Когда вино уже закончилось, и мы расходились, я почувствовал, что немного перебрал и решил выйти на палубу подышать свежим воздухом. Ну, а какой может быть свежий воздух в тропиках? Жара, духота ужасная. Воздух густой, липкий и противный, а выпитое все настойчивей просится на свободу….

Делать было нечего… Я спустился на палубу ниже и, пройдя на корму, перегнулся через релинги. Там, внизу ревели буруны от вращающегося винта, и я знал, что меня никто не увидит и не услышит

за этим неприятным занятием.

Опомнился я в воде. Как я там оказался - не помню. Помню только, что вынырнул, толкаемый со всех сторон бурлящими струями

и стал кричать вслед стремительно удаляющейся корме…

Время было - примерно полночь и криков моих, естественно, никто не услыхал, тем более что скорость судна 16-17 узлов (примерно 30 км/час). Так что через минуту только один белый огонек остался, а вскоре пропал и он... Меня окружила непроглядная черная бесконечность тропической ночи….

«Все, приплыли …» - промелькнуло в голове. Я прекрасно понимал, что хватятся меня только утром, через 8 часов, когда стармех соберет механиков на летучку... Что делать ? Первая мысль была - я сейчас должен буду погибнуть…Шансов никаких . И тут же другая мысль - нужно успокоиться ! В голове всплыла фраза, которую я когда –то прочел в какой-то книжке : «Оставшись в море в одиночестве, люди гибнут в основном из-за переохлаждения и из-за того, что не могут справиться с паникой». Переохлаждение мне не грозило. Осталось разобраться с нервами.

Неплохо плавая, я все же прекрасно понимал, что надолго сил не хватит и, успокоившись, я лег на спину. Так я и лежал на спине, думая о том, что же произойдет раньше – утону или акулы съедят... или еще другой какой зверь морской ... Самое страшное было – думать о том, что в любую секунду кто-то может схватить…. Стоило огромных усилий воли, почти на грани истерики и затмения сознания, чтобы не перевернуться лицом вниз, не начать что-то делать, чтобы отбиться от предполагаемого врага…. Я успокоился и запретив себе думать о таком, лежал без движений на спине, чуть покачиваясь … на ряби от слабого ветерка Время от времени сознание затуманивалось, я дремал и вновь просыпался… Незаметно наступило утро... Мимо меня, совсем рядом прошли два небольших судна… Я махал руками, шлепал ими по воде, поднимая брызги . С одного из судов меня заметили, однако так и пролетели мимо, не посчитав нужным задерживаться ... Я так волновался, привлекая их внимание к себе, что не заметил как барахтаясь, настолько выбился из сил, что еле держался … Мне больших трудов стоило не утонуть и я опять перевернуться и попытаться успокоиться…. Сначала была обида на весь свет… Ведь они видели меня ! Как они могли пройти мимо?! А потом пришло равнодушие.

Солнце быстро поднялось и жарило так, что время от времени я терял сознание. А потом пришли медузы... Там, в Малаккском проливе, плавают громадные, 1- 1,5 метра в диаметре, отвратительного вида розовые медузы с длинными, по 4 - 5 метров шлейфами всяких штуковин, похожих на внутренности животных и нитей отвратительного розово-коричневого цвета …. Я часто разгядывал их с борта во время стоянок на рейде в Малайзии или Индонезии…

Они не жалили. Просто я чувствовал, как поверхности их куполов касались меня, и вскоре они плотной массой прилегали к моему телу... Солнце съедало меня, жажда убивала ... Все больше приходилось отбиваться от чаек, которые время от времени налетали и пытались клевать меня ... Мне не нужно было сохранять покой, так как утонуть я не мог, то руками вполне успешно отгонял птиц, правда, они все настойчивей и настойчивей пытались добраться до меня….

Время от времени я впадал в забытье ... Очнувшись от нападения очередной чайки, я снова бился! Моих сил больше не было… Я хотел утонуть…

Попытавшись прорваться сквозь тела медуз, я понял что это бесполезно… При всем своем таком желеобразном теле они были настолько плотны, что прорвать рукой это отвратительный слой было невозможно. Потом было полузабытье…

Наступала ночь… Опять палящий зной и опять ночь… Время от времени приходя в себя и понимая, что медузы по-прежнему здесь, я опять впадал в забытье. Теперь я думал о них иначе. Я вполне понимал, что они - это единственное, что держит меня сейчас на этом свете. Без них я не продержусь на воде и минуту…. Но я не хотел больше терпеть… если бы у меня были силы, я бы перегрыз себе вены, но сил не было…

Очнувшись в очередной раз, я услыхал доносящуюся откуда-то человеческую речь. Я подумал сначала, что это галлюцинации, но голоса не пропадали. С трудом приподняв голову и приоткрыв на мгновение воспаленные, наполовину сожженные солью глаза, метрах в трехстах я увидел большую лодку… Я стал пытаться, превозмогая боль одеревеневших мышц, помахать рукой, закричать, но звука не получилось - мое пересохшее, воспаленное горло разучилось его издавать. Единственное, что мне удалось сделать рукой - это поднять и бросить ее на воду. Со второго или третьего раза это и было замечено.

Это были рыбаки с того самого таиландского острова Пхукет, печально известного сейчас, после цунами, но тогда он был совершенно диким, и там еще не было курортов, только одни сплошные дикие джунгли, песок и пара немногочисленных туземных племен, которые через три десятка лет постигла трагическая участь во время цунами….

Меня принесло течением к этому острову. Позже выяснилось, что дрейфовал я четверо суток и проделал путь длиной около двухсот миль в практически не судоходной зоне ... Шансов на спасение практически не было, если бы не …

С лодки донеслись крики, и я понял, что спасен! Как только весла ударили по воде, и лодка направилась ко мне, медузы резко ушли, как будто кто-то им сказал, что теперь уже можно... Я начал тонуть и не в силах что-либо делать, погрузился в забытье…. Как рыбаки доставали меня и как доставили на берег, я уже не знаю.

Очнулся я от ощущения прохлады на лице. Медленно возвращалось ко мне сознание, и события последнего времени всплывали постепенно, какими-то кадрами, как будто высвеченными фотовспышкой. В конце концов, я понял, что я спасен и нахожусь на твердой земле. Это было главным! Я открыл глаза и тут же встретился с внимательными черными глазами на темном девичьем лице. Она так внимательно всматривалась в меня, что я невольно улыбнулся ей. Девушка тут же улыбнулась в ответ во весь рот и, громко закричав что-то на гортанном языке, выскочила из помещения. Я успел взглядом окинуть это помещение и понял, что я нахожусь в плетеной хижине. И стены и потолок были сплетены из стеблей каких-то больших растений.

В хижину вошли люди. Все они были типично малайской внешности, но я сразу понял, что они очень далеки от цивилизации. Единственной деталью, которая показывала, что они все же являлись моими современниками, были шорты. Старые, выцветшие и истертые до невозможности, они все же были явно сшиты фабричным образом.

Они о чем-то громко говорили между собой. Я пытался как-то понять их, уловить хоть что-то знакомое в этом потоке звуков, все было тщетно. А потом я видимо заснул.

Проснулся я с четким пониманием того, что сейчас – раннее утро.

Скорее всего, это было многоголосие птиц, доносящееся снаружи. Обведя вокруг взглядом, я увидел на резной деревянной подставке

большую черную чашку с каким-то питьем. Я сел на толстой циновке, на которой лежал и, взяв чашку, начал пить из нее. Напиток был очень вкусный, с явной примесью каких-то тропических фруктов или ягод. Обметанные, обожженные солнцем губы немножко щипало, но я выпил все до последней капли. Настроение было великолепное! Я попробовал подняться и понял, что у меня получается. Пока не очень, но все же … Ноги были слабые, но несли меня! Вид ног был страшен. Они были красные от слезшей кожи, язв и от следов какой-то мази. То же самое было и на животе и на руках. Видок был еще тот!!! Самое странное - мне не было больно. Сделав несколько шагов туда-сюда, я шагнул к циновке, которая завешивала вход.

Яркий солнечный свет, буйная зелень вокруг большой поляны, образованной хижинами, точно такими же, из которой вышел я. Их было около десятка. Посреди поляны стоял большой деревянный столб. Возле одной из хижин сидела обнаженная по пояс пожилая женщина в длинной узкой юбке, и рядом с ней копошилось несколько голых маленьких детей.

Я пошел в их сторону. Тут из одной из хижин раздался громкий возглас. Это была она, та девочка, которую я видел тогда, в момент своего пробуждения. На вид ей было 13-14 лет. Тоненькая, ниже меня на две головы, она с восторженными восклицаниями подскочила ко мне и, взяв меня за руку, потащила в хижину, из которой вышла.

В хижине сидел пожилой туземец. Он показал мне на циновку напротив себя, и я сел. Я надеялся, что он знает английский, и я своим неуклюжим, но все-таки языком, смогу ему объяснить, что со мной произошло, и узнаю, где я нахожусь. Ни то ни другое я не выяснил, потому что ни единого английского слова он не знал.

Он долго что-то говорил спокойным , размеренным голосом, как-то странно, чуточку даже нараспев и закрыв глаза… Судя по тому, как долго он говорил, я подумал, что он рассказывает о своей деревне и может быть о своем племени…. Этого мне не суждено узнать никогда. Девочка сидела позади меня и время от времени, оборачиваясь, я видел, с каким вниманием она слушает его.

Потом старик встал. Я тоже встал. Девочка выскочила из хижины. Старик жестом показал мне на выход, и я вышел. Он вышел вслед за мной и пошел, показав, что я должен следовать за ним.

Мы зашли в первую хижину. Там кроме циновок ничего не было.

Потом мы пошли дальше и так обошли все. Ничего нового я там не увидел. Везде было точно так же – только циновки.

Когда мы закончили обход хижин, он свернул на широкую тропинку и через 50 – 100 метров мы вышли на такую же поляну, только там были две большие хижины, метров по 100 длиной. Старик откинул полог и когда я хотел зайти, он преградил мне путь и совершенно ясным жестом показал, что туда нельзя. Я успел заметить там множество циновок, какие-то скамейки, какие-то деревянные фигуры, развешанные связки цветов … Я понял, что это было помещение, где происходили какие-то их ритуалы… Я был недалек от истины.

Второе такое же помещение было показано мне точно так же быстро, но я успел все же заметить, что там были какие-то мешки, металлические кастрюли и котлы. Сомнений не было – это был женский барак!

Я понял, что мужчины и женщины живут раздельно в этих бараках, но совсем не понимал – зачем тогда те хижины?

Старик пошел обратно, к первой поляне. Мы сели на траву недалеко от столба, и девочка принесла нам деревянное блюдо с мелкими бананчиками и спелыми плодами манго и чашки с напитком. Я съел манго, и это было счастье ! А ведь раньше, когда манго привозили на судно, из-за его приторности я не мог его есть! Жизнь явно налаживалась !

Из хижин подошли еще несколько женщин в таких же узких юбках и голые выше пояса. Я подобрал прутик и стал рисовать на вытоптанной земле, как умею, кораблик и человечка падающего с кормы. Потом нарисовал медуз под человечком на поверхности воды. Старик ужасно разволновался и стал что-то скороговоркой громко

говорить. Женщины тоже гортанно стали что-то говорить, и это наверное продолжалось бы еще долго, но старик что-то резко сказал и всех их как ветром сдуло.

Вскоре появилась группа людей с корзинами. Корзины с рыбой несли женщины на головах. Мужчины несли сеть и какие-то мешки. Увидев меня, мужчины заулыбались и по одному стали подходить ко мне и жать мои руки двумя руками. По выражению их лиц, почти дружескому, я понял, что это именно они меня спасли! Потом пришла еще одна группа людей. Всего в деревне жило около 50 человек. Женщин было меньше чем мужчин, но мужчины в основном были старые.

Потом, уже в нашем посольстве в Бангкоке, я узнал что это беда туземных племен – молодежь уезжает в Бангкок, другие города поменьше или на плантации гевей (каучуконосных деревьев) при первой же возможности, и племя обрекается на вымирание….

Женщины занимались рыбой. Мужчины закурили трубки с какой-то травкой, и я не уверен, что эта травка была совсем безобидна… Они развеселились, оживленно и громко болтали, постоянно обращая свои взгляды на меня. Я отказался от трубки, так как никогда не курил.

Довольно быстро рыба была изжарена на углях, и мне вручили рыбку размеров в две ладони на большом листе какого-то растения. А еще мне дали на таком же листе какую-то густую кашу. Это была каша из саго (сердцевина из особой пальмы) . Ужин был великолепен! Рыбка была совсем необычного вкуса, с какими-то травками, ягодами и корешками в брюшке, заколотом маленьким прутиком. Еще бы к ужину вилку или ложку, но… Об этом я позаботился позже.

В эту ночь я спал как нормальный человек - я знал, где я нахожусь, я был среди людей и был сыт. Я не переживал за то, что эти люди - туземцы. Пока что я был счастлив совсем малым – я жив!

Утром я проснулся оттого, что на меня смотрели. Я открыл глаза. Это была она, и она улыбалась мне своей неотразимой улыбкой.

Я тоже улыбнулся ей и скорчил ей рожицу. Она еще шире улыбнулась и

протянув руку, потрогала мои волосы. Мне было понятно ее любопытство, так как я - совершеннейший длинноволосый блондин с белорусскими корнями. Для них, угольно-черных и кучерявых это было дивом, наверное. И тут я с ужасом осознал, что прямо перед моим лицом - маленькие темные соски, увенчивающие ее маленькую остренькую грудку.…

Последствия этого прозрения, учитывая четвертый месяц моего нахождения в рейсе, не замедлили сказаться… И я был не единственный, кто это заметил… Она, по-прежнему улыбаясь, в упор смотрела на мой позор, продолжая так же широко улыбаться и теребить мои волосы. Я окончательно смутился и резко сел, отбросив ее руку. Она залилась смехом и выскочила из хижины. Успокоившись и приведя себя в порядок, я вышел из хижины.

Мужчин не было. Они наверняка были на промысле. Женщины сидели кучками и занимались своими женскими делами, тихо переговариваясь. Между ними носились дети и тощие, совсем как собачонки длинноногие поросята. Мой выход отвлек их, и они стали приветливо кивать мне, произнося какие-то слова. Я тоже сказал им «с добрым утром» и мне показалось, что они иначе смотрят на меня, чем вчера .

Я перевел глаза на «мою» девочку. Она сияла как медный чайник! Весь ее вид показывал, что она счастлива, а женщины понимающе кивали ей и ободряюще смеялись. Это было очень тяжело, и я боком, боком удалился по тропинке в сторону леса … Не успел я выбрать дерево, у которого можно было бы уединиться для утренних дел, как рядом практически беззвучно возникла она…. Это было слишком…

Я стал знаками показывать ей, что я хочу остаться один, но она не понимала или не хотела понимать. Тогда я пошел на радикальное средство. Я взял ее за плечи, развернул и подтолкнул от себя. Она взглянула на меня круглыми от удивления глазами и пошла. А я уже не мог терпеть и быстро шагнул за дерево….

А потом я догнал ее, правда она и не старалась быстро и далеко уходить. Мы молча пошли по тропинке. Через несколько минут перед нами открылось море. На песчаном пляже были расставлены жерди с растянутыми между ними сетями. Видны были следы ног и лодок, которые стаскивали в воду.

У самого леса был навес из пальмовых листьев на четырех столбах. Мы пошли к нему. Самое интересное, что я там увидел - три стариннейших лодочных мотора и несколько ржавых бочек с картинкой и надписью Shell. Это было открытие! Я подошел к бочкам и постучал по одной из них. Она явно была полная! Девочка потянула меня дальше. Я вовсе не хотел уходить отсюда, но решил не форсировать события и сделал вид, что мне все это не интересно.

Мысль искупаться пришла не сразу. Я вовсе не хотел лезть в воду. Я ненавидел ее и боялся, но я должен был это сделать…. Она стояла на берегу и очень серьезно смотрела, как я вхожу. Я вошел по пояс. Постояв, я присел, окунулся с головой и поплыл. Проплыв метров десять вдоль пляжа, я встал на ноги, помахал ей обеими руками и заорал от всей души:

- Я могу!!!!!

Она громко рассмеялась и совершенно неожиданно для меня, сбросив свою длинную юбку на песок, в чем мать родила пошла в воду. Это уже был вредный цех… Я собрал всю свою волю в кулак и, сделав ей знак следовать за мной, поплыл. Плыла она гораздо лучше, чем я – жестко, стремительно и в несколько взмахов перегнала. Она двигалась совсем как дельфин, мелькая своей узкой спиной и плотными маленькими ягодицами. Стоит ли говорить, что я сдался почти сразу, так как дыхания моего хватило всего на пару десятков метров

Выйдя на песок, я старался не смотреть на нее и медленно пошел в сторону деревни. Она догнала меня и, взяв за руку, пошла рядом. Так мы и вошли в деревню. Все смотрели на нас уже спокойно, продолжая заниматься своими делами. Она подошла к женщинам и почти сразу вернулась с лепешками и еще чем-то странным, оказавшимся довольно вкусными печеными бананами.

После прогулки и купания это было классно! А потом пошла спокойная и размеренная жизнь. Утром - купание с ней, потом встреча рыбаков, ужин и сон. Ближе к вечеру она водила меня к пресному озерцу. Вода в нем была чистая и прохладная, и удовольствие от этого купания было сильнейшее!

Я быстро понял, для чего существуют эти маленькие хижины. После окончания ужина мужчины шли в свой барак, и оттуда слышалось их недружное пение. Женщины сидели снаружи и тоже пели. Туда им, как и мне не было хода. А потом некоторые мужчины с женщинами уходили в эти хижины и оттуда доносились их недвусмысленные стоны и крики.

На ночь кроме меня в хижинах никто не оставался. Днем в них заходил любой, кто хотел отдохнуть. Я не знаю, это ли основное предназначение хижин, но при мне все было именно так.

Все было бы хорошо, если бы меня не терзали две мысли – моторы и связанная с этим возможность бегства к цивилизации , а также Сам.

Это я дал ей такое имя, потому что ее реальное имя было совершенно непроизносимо и состояло не менее, чем из пятнадцати звуков….

К моторам она меня как бы не подпускала, все время уводя от них. Но главное – она каждое утро будила меня, становясь все более и более свободной в своих действиях. Она совершенно не стесняясь трогала меня как хотела и явно не понимала почему я не делаю то же самое… А я как огня боялся этого, так как не знал чем это для меня может кончиться … Я знал, что практически все тайские и индонезийские племена имели в прошлом каннибальские традиции. А кто может поручиться, что эти традиции давно изжиты на этом острове, если на Борнео, на Новой Каледонии и на островах Океании это до сих пор существует ? Это была мука … Я, привычный к многомесячному одиночному существованию, как мог решал для себя эту проблему, но она постепенно становилась все серьезнее и серьезнее по мере того, как Сам становилась все более настойчивой, уже открыто требуя от меня ответных действий ... Максимум, на что я отваживался – поласкать ее убийственно приятные плотные грудки.

Все разрешилось в один из вечеров. В тот день мужчины не пошли на рыбалку. Они встали гораздо позже, чем обычно и пошли не к морю, а в другую сторону, в джунгли. Вернулись они довольно скоро и принесли с собой на жерди большого кабана с перевязанными ногами и пастью, чтобы не орал. Он был живой, только немного поранен. Оружия я у них не видел. Его у них не было вовсе. Как я думаю ….

Посреди поляны мужчины выкопали неглубокую яму и снова ушли в джунгли. Оттуда они вернулись с большими сухими стволами и толстыми ветками. Женщины вернулись из джунглей с охапками больших листьев и какими-то корнями. Мужчины развели недалеко от ямы большой костер и положили в него большие черные камни.

Потом они все вместе пели и через какое-то время мужчины стали ходить по кругу вокруг лежащего связанного кабана, то замедляя, то ускоряя движения и ритм песен. Песни были такие, что я чувствовал, как эти ритмы входят в меня, завораживают… А потом из хоровода отделился старик с коротким копьем с острым наконечником скорее всего из чьего-то зуба и, медленно приблизившись к кабану, одним ударом … Дальнейшее мне просто не хочется не только описывать, но и вспоминать…

А потом кабана унесли в сторону и за него принялись женщины. Мужчины продолжали петь… Мне было уже тошно и от увиденного и от запаха, исходящего от того места, где орудовали женщины, но я чувствовал, что уйти я не могу, тем более, что во время этих танцев мужчины время от времени оборачивались ко мне и выкрикивали какие-то одни и те же слова… Явно каким-то образом все происходящее было связано с моей персоной …

Вскоре разделанную на большие куски тушу на плетеных носилках поднесли к яме. Женщины подавали одному из мужчин большие пальмовые листья, и он толстым слоем застелил ими дно. Потом пошли коренья и травы. Уложив куски мяса, их также обложили травами и кореньями и сверху укутали слоем листьев. Затем мужчины большими жердями выкатывали из углей камни и сбрасывали их в яму.

Сбросив все камни, яму засыпали землей и так же, жердями переместили туда весь жар от костра.

Постепенно начало темнеть. Женщины разнесли все чашки с напитком. По запаху это был все тот же знакомый мне напиток, и я с удовольствием пил его вместе со всеми. Песни не смолкали. То мужчины пели, то женщины. А потом Сам куда–то ушла. Я удивился – она практически не покидала меня и вдруг исчезла.

Было уже совсем темно, когда пение стало совсем другим. Костер прогорел и мужчины, вновь встав в круг, стали снова петь песни с теми, странными ритмами, будоражащими кровь… Вдруг пение резко оборвалось, и несколько человек стали отгребать, разбрасывать еще тлеющие угли и раскапывать яму. Они ловко, пользуясь стопками листьев, выбрасывали камни из ямы и вскоре стали доставать листья и

за ними последовало мясо. Запах был настолько восхитительным, что я забыл о мысленном зароке не прикасаться к мясу этого кабана!

Старик сам распределял мясо. Мужчины получили самые лучшие куски. Женщинам и детям достались кости, шкура и сало…

Мне дали маленький кусочек мяса. Я ожидал совсем не этого…

Трапеза проходила в тишине. Только сосредоточенное чавканье.

Мясо кончилось быстро. Остался только самый красивый кусок – килограмма три чистого мяса. Его уложили в плетеный короб и унесли. Женщины встали и ушли. Мужчины закурили трубки и, выкурив их, завели песню. Она отличалась от тех, которые были до этого…

Мне дали чашу с напитком. Я понимал, что это был другой напиток, но я все равно стал пить его, потому что ситуация явно не предполагала иного… Напиток был вполне сносным на вкус и быстро стал действовать. Мне стало настолько хорошо и радостно, что я готов был всех их обнимать и назвать лучшими друзьями!

Через какое-то время из темноты в сопровождении женщин вышла Сам…. Она вся светилась от счастья! Мужчины стали петь громче и ее подвели ко мне. Я несколько растерялся, понимая уже вполне отчетливо, что происходит…. Они продолжали ходить хороводом вокруг нас, а она взяла меня за руку и повела в хижину. Хоровод разорвался, открыв нам путь. Откинув циновку, я впустил ее и вошел сам. Она была такая же полузомбированная как и я, и мы были настолько свободны, насколько это вообще возможно между мужчиной и женщиной.

То, что было потом, невозможно описать! Я был любвеобилен и неутомим, а она… Она была искусна и нежна как опытная взрослая женщина, хотя в ее девственности не приходилось сомневаться. Результаты были налицо, ошибки быть не могло. Все время, пока мы наслаждались друг другом, звучали песни.

Когда мы совершенно выбились из сил, я лежал и без единого намека на какие бы то ни было мысли, а она заснула у меня на руке…

Я не слышал, как стихли песни. Утром мы с Сам проснулись одновременно, а может быть она проснулась раньше меня, но ждала моего пробуждения. Открыв глаза, я увидел, как она открыла свои

и они излучали столько радости, что я растаял! Я сгреб ее и стал целовать. Мы долго не выходили в то утро. Когда же наконец она убежала, а я выглянул из хижины, все было как обычно. Женщины занимались своими делами и, улыбнувшись мне, продолжили свои занятия.

С того дня Сам каждый вечер приходила ко мне, и мы в унисон с криками и стонами из соседних хижин занимались любовью. Утром то же самое. Остальное все было, как и прежде. Каждый занимался своим делом. Каково же было мое удивление, когда в очередной раз мы с ней пошли к морю, и она сама подвела меня к моторам. Чмокнув меня в щеку, она ушла в деревню.

Обследовав моторы. Я обнаружил, что во всех моторах пробиты высоковольтные катушки. Проблема серьезная, но, имея три комплекта, я был практически уверен, что смогу собрать один ! Этим я и занялся.

Мне нужен был нож и какой-нибудь инструмент. Нож мне дали, а вот инструмент….

Я не буду описывать, что и как я делал, но процесс шел очень медленно … Я психовал, но Сам так умело меня успокаивала своими мягкими нежными лапками , делая то, что называется тайским массажем, как я определил гораздо позже. Это было так здорово, что после ее рук и ног я как будто возрождался и готов был снова и снова биться с этими катушками! А потом я перебирал и мыл моторы, выбирал лучшие детали и собирал все это в одно целое. Мужчины часто приходили и подолгу молча смотрели на то, что я делаю.

В один прекрасный день я завел мотор. Дергал я его долго и вот когда я уже отчаялся, он вдруг чихнул и пару раз провернулся!

Это был триумф! На следующий день, когда лодки вернулись, я

жестами показал им, что хочу опробовать мотор на лодке. Они поняли, и сами принесли мотор. Я гордо нес топливный бачок. На берегу собрался уже весь народ.

Мотор завелся почти сразу под ликующий крик всей деревни. Мы дали небольшой круг и ткнулись в берег. Все население деревни ликовало… кроме одного человека. Сам тихо плакала, стоя в сторонке.

Я как мог, утешал ее, гладя и целуя ее мокрые глаза и щеки, прекрасно понимая, что вариантов нет ….

Дни пошли один за другим. Сам становилась все тише и мрачнее…. Мужчины теперь ходили на рыбалку с мотором.

И вот настал день, когда рыбаки снова не пошли на рыбалку. Утром, после завтрака старик подошел ко мне и протянул мне обе руки. Я пожал их, не понимая в чем дело. Со стороны женского барака шла Сам. По ее виду я понял все. Мы не обнимались и не целовались. Мы взялись за руки и шли за мужчинами к морю. Вслед за нами шли все остальные жители деревни. Я обнял ее перед посадкой в лодку, но она оттолкнула меня, явно дав понять, что так нельзя делать… Она стояла как каменная, и только в глазах её можно было увидеть все, что она чувствовала в тот момент.

Пока мы не ушли за мыс, она все стояла, не шелохнувшись…

Мы долго шли вдоль берега, пока не увидели в глубине небольшой бухты такие же, как в нашей деревне хижины. Двигатель заглушили и еще долго лежали в дрейфе. Вскоре раздался стук мотора. Из-за мыса показался катер. Он был настолько старый и допотопный, что вообще поразительно, как он мог держаться на воде и тем более ходить куда-то.

Мы завели мотор, и пошли навстречу катеру.

Это был полицейский патруль. Раз в месяц он обходил острова и, если у кого-то на этих островах были какие-то проблемы, то им давали знать. Я явно был такой проблемой. У полицейских был явный шок. Они долго переговаривались с мужчинами в нашей лодке и в конце концов согласились меня принять.

Потом я сутки болтался с ними и, когда катер ткнулся в берег, я был очень возбужден и ожидал, что меня уже ждут и сразу повезут куда-то. Меня не ждали. И не повезли никуда еще долгих три дня.

Английским по-прежнему никто не владел.

Когда приехал старенький джип с молодым офицером, я даже не обратил на него внимания, настолько устал уже волноваться.

Когда же он подошел и обратился ко мне на хорошем (насколько я мог судить) английском, я чуть было не бросился к нему с объятьями, однако его вид не располагал к нежностям. Потом был долгий допрос.

Их, допросов, потом было очень много, но это был первый!

Мы долго ехали с ним по дорогам среди джунглей, по деревням и маленьким городкам. Мимо пагод и каких-то странных, явно религиозных сооружений. А потом был город, снова допрос и снова дорога. Когда мы въезжали в Бангкок, я ужасно разволновался, но мне предстояло провести в полицейском участке целую ночь.

Я с трудом заснул на жестком топчане, ворочаясь и вспоминая Сам...

Утром кофе и снова допрос…. В обед меня привели в какой-то кабинет и, накормив, сказали сидеть и ждать. Вскоре вошли два офицера и мужчина в белых брюках и белой рубашке. Он взглянул на меня и, улыбнувшись, поздоровался на русском языке! Это был наш вицеконсул !

Подписав кучу бумаг, он увез меня в наше генконсульство, где опять был допрос, но теперь уже на русском языке, и я воспринимал его как оперу!!! Ни о тропическом вине ни о Сам я естественно не рассказывал, потому что знал, к какой стране я принадлежу и куда возвращаюсь …

А потом было попутное судно и долгий путь домой после четырех месяцев приключений. И было возвращение в родной город и после множества допросов, «разговоров по душам» был отпуск.

То, что мне даже не закрыли визу, явилось следствием абсолютной фантастичности произошедшего и, если бы не полицейские бумаги, где все это официально было описано со слов туземцев, я не знаю, где и в каком качестве бы я оказался по возвращении …

И опять после отпуска пошел я бороздить моря и океаны. И часто по ночам является во сне образ темнокожей хрупкой девочки, ее полный любви и тоски взгляд. И одна мысль неотступно преследует меня - а не остался ли после меня след там, на далеком острове Пхукет ? Тишина… Ответа нет. И уже не будет.