Фламенко суккуба

Когда-то давно я была парижанкой –

Порывистой, вольной, свободной цыганкой.

И даже сегодня расскажут клошары,

Как я танцевала на площади старой,

Порхала под музыку, словно голубка,

Мела мостовую воланами юбки;

Струились изгибы девичьего стана

Под звон мандолины и бой барабана,

Гитара, чаранго из Нового света,

И в каждой ладони стучат кастаньеты!

Царапины на загорелых коленках,

Безумная пляска – фламенко, фламенко!

Так я танцевала! И дьявол в сутане

Решил, что цыганка женой ему станет,

Но поздно стучаться в закрытую дверцу –

Совсем не ему предназначено сердце!

Но даже не тем я грешна оказалась,

А тем, что над страстью его посмеялась…

И суд инквизиторский внял его бредням.

В итоге меня осудили как ведьму

И к вечной тюрьме меня приговорили,

Потом бичевали, пытали и били.

Палач был мастак и сработал умело:

Клеймо аккуратно впечатано в тело

(Ему хорошо заплатили за это),

Запястья одели в железо браслетов,

Железо объяло девичьи лодыжки,

И горлу ошейник не даст передышки…

Почти не держали меня мои ноги,

Когда я в оковах брела по дороге.

Я шла и молила всевышнего: боже,

Даруй мне пожалуйста смерть, если можешь!

Яд, пуля, железо, огонь, удушенье –

Любые страданья, любые лишенья,

Но только не чёрная яма застенка,

Где мне никогда не услышать фламенко!..

И вдруг я увидела, как за кустами

Мерцает запальное белое пламя.

И я улыбнулась, расправила плечи,

Надеясь, что пуля от жизни излечит,

Но после мушкетного выстрела, грома,

Ударила музыка – звонко, знакомо!

И я не сумею сказать и сегодня,

С Небес она шла, или из Преисподней!

Сгорела атака разбойничьей банды

В огне и веселии злой сарабанды.

И пляске своей отдавалась я снова,

И радостно вторили звоном оковы,

И стража, теряя перчатки и каски,

Пустилась со мной в эту дикую пляску!

Поток закружил их, пошёл на попятный,

И двинулся в город – обратно, обратно! –

Его подхватила дежурная рота –

И рухнули враз городские ворота!

И там, как орлица в руках птицелова,

Плясала девица в железных оковах,

И кровью из ран – ещё тёплой, недавней,

Кропила сухие дорожные камни!

От лязга и звона заложило уши,

На рынке ворочались битые туши,

А следом – глаголи и все шибеницы

Шагали за мной с мертвецами в петлицах!

И стражники, те, кто успели проснуться,

Не смели и пальцем ко мне прикоснуться,

А кто рисковал подойти ко мне ближе,

Тот сгинул навеки во чреве Парижа,

И там до сих пор – с темноты до рассвета –

В доспехах заржавленных пляшут скелеты…

А я танцевала, и в храме собора

Услышала отзвуки дикого хора –

И там бесновались и люди, и духи,

Вопили девицы, визжали старухи,

Рычали собаки, мяукали кошки,

И вороны сотнями бились в окошки!

И там же, на плитах соборного зала

Священника злая толпа растерзала.

В тот миг, как вода породняется с солью,

Смешались во мне наслаждение с болью!

Гляжу с высоты на дома, как на ульи,

Смеюсь – и со мною смеются горгульи

(Которые вам не споют, хоть убейте)

И вторят моей окровавленной флейте

Из кости надутого злого святоши –

О, как я была с ним безжалостна тоже!

Потом воспоют менестрели и скальды

Безумную пляску нагой Эсмеральды!

Немало столетий с тех пор убежало,

Но сделку со Смертью я не расторгала.

И каждую ночь кандалы мои звоном

Тревожат кого-нибудь утром бессонным.

Ты помнишь меня? Я – та ведьма из сказки,

Которую ты ревновал к моей пляске!

Тебе было нужно – ни много ни мало –

Чтоб я никогда больше не танцевала.

Отведай теперь мои хладные губы –

Запомнишь навек поцелуи суккуба!

Но если к мужчине я только являюсь,

То в женщине я раз в году… воплощаюсь!

Я выберу ту, что страдает невинно,

Чьё сердце разорвано на половины,

И в майскую ночь к тростниковой невесте

Придёт моя пляска, придёт моя песня!

Тебя обреку я на ласки и муки.

Браслеты почувствуют ноги и руки,

Ты будешь смеяться со мной до рассвета,

И будут железом звенеть кастаньеты,

И сердце пронзит ощущение счастья

В оковах мучительной, гибельной страсти!

И если ты даже сумеешь очнуться,

То снова захочешь в оковы вернуться,

И ты никогда не получишь ответа

Откуда возникло влечение это!

Покоя не будет, и только на ложе

Ты сможешь забыться – в железе и коже:

Цепями стяни своё слабое тело, –

Страдай! Наслаждайся! А я полетела…