Зёрнышки

Я вынул диск из DVD-RОМа и положил в коробку с надписью «9 РОТА».

- А нормальный фильм, - сказал бывший солдат, собираясь выйти покурить. Два месяца, как демобилизовался.

- Да, нормальный, - сказал я и встал со стула. Сдержался. Хорошо. Смотрел, как мужчина. А они так жили…

Я прошёл на кухню, взял нож и аккуратно разрезал гранат. Зёрнышки оказались не очень зрелыми, хотя кожура была спело-красной. Деловито выковыриваю их и ложу в рот. Сладко. Мыслей много, но все не о том.

Нет. Всё не так. Ничего этого не было. Не было дождя в Красноярске и дальше тоже ничего не было… Не было Белоснежки… Ах, нет, она как раз таки была. Ещё у Шолохова была, как же её, забыл, полька, по-моему. Её тоже е…али всей ротой. Как же, обязательно. Она была, была всегда, до рождения всех воинов. Нас не было, а она была. Ждала. Бродила по горам и улыбалась.

Мои слабые холодные пальцы неловко разламывают половинку граната. Куда я спешу? Зёрнышки катятся по столу, падают на пол. Спасаются. Грязные я не съем – не хочу умереть. Я забуду про них, и они будут лежать, спасённые, прячась в своих горах. Наивные. Я могу их найти, вымыть и съесть, но лень. Мне нужна сладкая кровь, а косточки пусть скрипят на зубах. Я выплёвываю бледно-розовую массу в тарелку и смотрю на неё, жуя и сглатывая сок. Нет, я не думаю о них, о том, что у каждого из этих несчастных зёрнышек была своя судьба, свои мечты о будущем, вера и призвание. Нет. Ничего не было.

Спастись. Вгрызаясь в камень, спрятаться от прицелов. Сохранить свою целостность любой ценой. Выжить, откормиться, прийти домой и е…ать девчонок. Да… Так они мечтали? Я жадно собираю зёрнышки с гладкого стола: им здесь не спрятаться, не убежать, одно спасение – скатиться на пол. Нет, я безжалостно съем их всех до одного и выплюну. Мне не нужен аппендицит – только сок, сладкий и красный, как сама жизнь.

А вот и самые спелые… Погибают самые смелые? Нет. Погибают все, все до одного. Я пожираю их, не думая о них. Их нет и не было. Есть эротическая проза на прозе. ру. Есть люди, которые так живут, пишут правду и в этом успешнее других. Но нет девятой роты. Всё остальное есть в нашем мире, всё по расписанию, в срок, по правилам, как всегда мечтали. И одновременно ничего нет: всё – мираж, иллюзия «нормальной жизни». Я напеваю: «Девятая рота… Над аэропортом мозги самолёта…»

Вот несколько гнилых зёрнышек, они тоже спасутся. Я не хочу умирать. Пусть живут в мусорном ящике и дают жизнь новым гнилым гранатам. Но я ещё раз проверю, все ли правда гнилые. Нет, вот есть и спелые. От меня не спрячешься – скрипите на зубах, расставаясь с кровью. А может быть, они и без крови останутся жить? Никогда не думал, мне было всё равно.

Научились снимать фильмы, вот и всё. Да, значит ничего нет, есть только плёнка, которая оживает. И мы смотрим и погружаемся в жизнь. Честно, хотелось плакать. Было жалко Воробья, Стаса, Пиначета – всех, в общем. Но Воробья жальче: почему он не попробовал Белоснежку?! Ах, как досадно. Грязь, кровь, мат слезают, как штукатурка, грим или лак. Жестокость тоже. Всё это показное, чтобы прожить эту долгую минуту, эти жаркие полчаса.

Зёрнышки закончились. Может быть, кто-то и ранен, потом найдётся, получит медаль, но сейчас, в этой каше… Я выбрасываю их. Мы выбросим всё: и этот диск, и эту жизнь. У нас нет счастливого конца. У нас ничего нет.

Стоп. Снято! Я опускаю тусклый взгляд. Всем спасибо, кто дочитал до конца. Можно расслабиться. У нас всё есть, а это было лишь кино, от которого ничего не хочется в этой жизни и кажется, что ничего нет. Всё есть! Выходим из ступора. Завтра работать. Это всего лишь фильм. Ну, плёнка… Чего ты плачешь? Нет ничего…

21 января 2006г