Горько!!!

Глаза то у нее желтые, вот ведь как.

Гангрена на оба ее глаза подумал он.

Вот ведь идиот подумала она.

В принципе лицо, как лицо, да и вообще лицо в нашем деле не главное – решил он для себя.

Не бритый, не мытый, поди воняет от него, как от козла, правда я не принюхивалась, боже бред какой то, еще не хватало мужиков почем зря нюхать – скрючила она омерзительную рожу и почесала правую руку чуть выше сгиба левой рукой.

Попка у нее ни чего, да и грудь ни чего, а может быть и чего, как из загадки, висит груша нельзя скушать, можно только пожевать, да выплюнуть – пытался размышлять он.

На вид наверное лед тридцать, может даже чуть больше, джинсы какие то зачуханные, рюкзачок, все в тинэйджера играет, да и за душой наверняка ни гроша, на сигареты, да на пиво. Хотя глаза ни чего так красивые, губы пухлые, целуется наверное сладко. Бред какой, о чем я опять, там перегарище небось трех недельный, а зубы вообще забыл когда чистил.

Фифа, сразу видно, должно быть менеджер среднего звена, лобок побрит, загар 10 руб минута, антицеллюлитный крем по вечерам, трусики танго с вырезом на входе, экстремальный секс в лифте с главным менеджером Колей, или в машине начальника Пети, или в большой ложе театра оперетты. Должно быть любит сверху скакать, как бы чувствуя что она тебя трахает, а не ты ее, вполне вероятно еще любит сзади, но не в зад, это для нее на вроде унижения и так ее имеют каждый день на работе куда не поподя, да еще тут. Мозги все перекочевали в задницу, это и без того видно – размышлял он, искоса поглядывая на нее.

Не, с таким уродом, я бы даже срать не села рядом, у него же на лице все написано. «Острая нехватка денег», а так присунуть хочется кому ни будь, вот и наяривает с утра до вечера, сто пудов все экраны и стены в ванной забрызганы спермой. Такой приведет тебя домой, какой там ресторан, он наверное их, как черт ладана, шарахается, и будет пивом поить, каким ни будь мочаковским и семечек еще даст, на мол закуси, а то закривеешь или водки предложит, там фантазии с комариную соплю, водка, пиво, портвейн три семерки, огурец, семечки, хлеб черствый, с отрезанной от плесени корочкой и всю ночь стихи, песни еще станет петь. На его глупой морде написано – я поэт и песни сам сочиняю, потом будет долго горланить всякий бред про «***, говно и муровей», затем, утомившись, начнет хвалиться своими заслугами на творческом поприще, далее в ход пойдет занудное само бичевание и провокация жалости, пожалейте меня, я так одинок, ни кто меня не любит, ни кто, ни кто. Нет наверное плакать не будет, хотя судя по не чищенной обуви, делает это регулярно. Что же потом, потом напьется уже в конец, а да еще забыла про лук, как же водка да без лука, потащит в постель. Гора окурков в пепельнице, полностью допитая пластиковая бутылка мочаковского и нелепые оправдания типа того, что даже не знаю, что со мной, это в первый раз так и начнет ковыряться своими грязными руками, или того хуже скажет - может ты мне минет сделаешь? – думала она, смотря на его отражение в стекле.

Честно говоря я бы ей вдул – он мысленно махнул рукой – пожалуй что и два раза бы вдул, а потом…

-Простите вы выходите – спросил он ее.

-Выхожу – сказала она, повернув к нему голову.

P. S.

Объявляю вас мужем и женой – сказала барышня в сопровождении струнного оркестра.

Горько! – крикнул пьяный свидетель со стороны жениха.

Горько! – поддержали его гости.

И уста молодых слились в страстном поцелуе.

Крылатый мальчик, с колчаном стрел и луком за спиной, сидя на белоснежном облаке, улыбнулся своей не детской улыбкой и с чувством выполненного долга закурил сигарету.