Благородный поступок Козлова

Ввиду роста жары среди свирепствовавших целую неделю ливней у студентки Ивановой и рабочего Козлова произошло заметное улучшение настроения. Гуляя по улице и разглядывая чирикающих от избытка чувств воробьёв, они весело улыбались и подмигивали друг другу.

Вдруг Ивановой пришла в голову замечательная мысль, которой она поспешила поделиться с Козловым:

- Дорогой, - сказала она, - а не пойти ли нам погулять в близлежащий лесной массив?

Предложение Ивановой нашло горячий отклик в душе Козлова, и он тут же согласился.

Они зашагали в сторону лесного массива.

- Смотри, какой лютик! – восторженно пропела Иванова, срывая росшую при дороге фиалку. – Ах, как он пахнет, - и протянула Козлову, - на, понюхай.

Козлов поморщился, но подтвердил:

- Да, аромат приличный, - и для чего-то посмотрел в небо.

- Ах, ещё один лютик и ещё, и ещё! – радовалась Иванова, порхая у обочины. Лицо её светилось и сияло, как у младенца.

- На, понюхай, - снова сказала она, тыча в лицо Козлову уже целый букет.

Козлов поморщился сильнее, чем в первый раз, но подтвердил:

- Да, запашок кейфовый, - и посмотрел в небо.

Наконец, среди моря лютиков Ивановой попалась ромашка.

- Ромашка! – закричала Иванова и бросилась к цветку. А затем с цветком к Козлову.

- Смотри, ромашка!

Козлову ничего не оставалось, как подтвердить: «да, ромашка», хоть он и знал, что это никакая не ромашка, а пупавка собачья.

Наконец показалась опушка. Забыв о лютиках и ромашке, Иванова переключилась на лесной массив. Всё здесь её изумляло, восторгало, она не в силах была сдержать охватившего её радостного волнения, которое всегда бывает от соприкосновения с прекрасным. Обращаясь к дубам, она говорила:

- Ах, какие удивительные берёзки, девушки-берёзки, ах, как я люблю вас, нежные вы мои, ласковые, ненаглядные! Какие у вас сочные листики, зелёные, пахнут мятой и резедой и ещё чем-то необыкновенным! Ах, как хорошо, какая я счастливая!

Между тем Козлов, наблюдая за резвящейся Ивановой, почему-то не спешил радоваться и восторгаться вместе с ней. Чем дальше они углублялись в лесной массив, тем мрачнее и молчаливее становился Козлов. Глубокая складка прорезала его лоб, отягчённый какой-то мучительной думой. Взгляд Козлова блуждал среди деревьев, перескакивая с крушины на берёзу и наоборот. Иногда он останавливался на чём-то одном – чаще всего на травяном покрытии, и тогда Козлов думал, что неплохо бы повалиться на него, хотя зачем это надо было сделать, он ещё не знал.

Болтовня Ивановой раздражала Козлова, мешая ему сосредоточиться, и он хмурился всё сильнее и сильнее.

- Козло-о-ов! – вдруг позвала Иванова, - Иди сюда! Смотри, что я нашла!

Нехотя Козлов побрёл к Ивановой, заранее ненавидя тот предмет, который она собиралась показать ему.

«Так я и знал, - подумал он, разглядывая корягу, указанную Ивановой, - нашла какого-то чёрта и ещё пальцем в него тычет».

- Козлов, скажи, кого она тебе напоминает? – спросила Иванова.

Но сколько Козлов ни всматривался в распластавшуюся на земле корягу, она ему решительно никого и ничего не напоминала. В его голове вертелись слова типа «древесина», «полено», «дрова», «колода», «пень», и ничего конкретного.

Раздражение Козлова было так велико, что в какой-то момент он хотел пнуть корягу ногой, но сдержался.

- Какой ты глупенький, - пришла на помощь Иванова, - разве не видишь, что она вылитая Сидорова. Вот это голова, это уши, а это шея и ноги кривые, растущие прямо из неё!

Хоть и была Козлову очевидна нелепость предположений Ивановой, но он не стал возражать ей, радуясь, что загадка сама собой разрешилась, и Иванова, наконец, оставит его в покое.

И действительно, утратив интерес к коряге, Иванова скрылась за деревьями в поисках новых впечатлений. На какое-то время Козлов был предоставлен сам себе. Пытаясь вспомнить забытую мысль, он рассеянно взирал по сторонам, пока глаза его не остановились на чём-то зелёном, бархатистом и мягком. «Ничего себе газон, - подумал Козлов, - весьма подходящее место для... » Но додумать мысль он не успел, поскольку из-за деревьев выскочила Иванова и, ухватив его за руку, потащила оценить очередную находку. Следя за указательным пальцем Ивановой, Козлов разглядел вначале трухлявый пень, а затем и змею на нём. Змея, свернувшись кольцом, грелась на солнце. «Фу ты, чёрт, - содрогнулся Козлов, - какая гадость... »

Оглянувшись, он обнаружил, что Иванова снова исчезла. В этот момент ему пришла в голову мысль, что хорошо бы... на лужайке возле пня со змеей... Иванова и он, Козлов...

Но тут вдруг над ним что-то затрещало, и Козлов, задрав голову кверху, заметил стремительно скакавшую с ветки на ветку белку. И ещё он разглядел какой-то подозрительный предмет, падавший прямо на него. Козлов попробовал увернуться, но неудачно: шишка грохнулась прямо на лоб Козлову, вызвав слабую головную боль.

Массажируя рану, Козлов решил покинуть страшное место, с тревогой поглядывая в ту сторону, в которую скрылся рыжий зверёк. Догоняя Иванову, Козлов вновь предался любимым размышлениям. «А грудь у неё, наверно, очень эластичная и жаркая, как доменная печь, - думал он, представляя Иванову на травяном покрытии, - А поцелуй... нет, конечно, не такой, как у Сидоровой - у Сидоровой во рту вместо языка пропеллер... ей не с мужчинами, а с самолётами надо целоваться... А вот у Ивановой поцелуй... »

Желание объясниться с Ивановой в этот момент у Козлова достигло наивысшего напряжения. Козлов стал звать Иванову, искать её, но долго его усилия ни к чему не приводили. Наконец, Козлов обнаружил Иванову, склонившуюся над каким-то маленьким растеньицем, разговаривающую с ним, целующую лопушистые зелёные листья и чему-то улыбающуюся. При этом глаза её сияли от счастья, и в них было так много наивного, беззаботного детского восторга, что Козлов отвёл взгляд в сторону, стыдясь своих пошлых намерений. Не дожидаясь, пока его заметят, Козлов решил ретироваться, он боялся помешать общению природы с Ивановой.

Просидев полчаса на стволе вывороченного бурей дерева, Козлов решил, что общение Ивановой с миром насекомых, животных и растений состоялось, и вновь отправился искать её. Он высоко нёс свою голову, размышляя над тем, какой он чуткий и добрый, благородный и великодушный. Думая так, в какой-то момент Козлов обнаружил, что лесной массив кончился. Оглядевшись по сторонам, он заметил сидящую на корточках Иванову, молчаливо разглядывавшую что-то у себя под ногами.

Козлов подошёл к ней. Заметив Козлова, Иванова указала на предмет своих наблюдений, - маленького чёрного жучка, ползшего по травинке – и немного помолчав, спросила:

- Идём домой?

- Идём.

С Ивановой произошло странное превращение. Её как будто подменили. Весь обратный путь она была задумчива и рассеянна. Казалось, Иванову совсем не интересовал окружающий мир, ещё недавно вызывавший восторг и обожание. А поперёк лба у неё образовалась глубокая складка.

В противоположность Ивановой, Козлов испытал радостное облегчение. Как будто гора свалилась с его плеч. Он был словоохотлив и весел. Всю дорогу Козлов рассказывал анекдоты один смешнее другого. Он вспомнил даже те анекдоты, которые, казалось, уже навсегда забыл. Он рассказывал смешные истории, приключившиеся с ним в жизни, громко смеялся, не замечая, что Иванова, молчаливо идущая с ним рядом, уже давно не слушает его.

И чем громче звучал весёлый смех Козлова, тем угрюмее становилась Иванова.

…Когда они расставались, Иванова презрительно посмотрела на Козлова и ничего не ответила на предложение встретиться ещё раз.