Ми-Хи, или Три времени его жизни или Истории про измену из реальной жизни

Петров не знал ее раньше и в будущем не увидит никогда. Миг соединил их, чтобы подвергнуть испытанию. Жизнь покажет, насколько он справился с ним.

Насколько все мы готовы к непредсказуемости жизни? Страшимся ли мы настолько, чтобы всякий раз, когда она покажется перед нами, скрываться от нее в испытанной колее повседневности и избегать ответственности за свою свободу? И стоит ли бороться с этим страхом – разумным самоограничением во имя некоторых более важных целей? Вот только жизнь, выстроенная по плану, рано или поздно обнаруживает свою бессмысленность. Ибо тщетны стремления человека к рациональному предвидению, безнадежны попытки добиться совпадения цели и результата.

Петров не знал ее, как не знал он и других девушек, работавших современными гейшами по вызову в караоке-барах корейского города Кунсана. Линии их жизни пересекались лишь на два-три часа, поскольку каждый час присутствия девушки обходился посетителям примерно в восемнадцать долларов. В корейских вонах он так и не привык считать за те шесть дней, что переменили его жизнь. Да, именно так ему хотелось об этом думать: «переменили его жизнь», но не потому, что жизнь его была до этого плоха, а теперь станет восхитительна. Как бы не сложились кости, подбрасываемые богами, ему нужно было чувствовать свободу – если не от всесильных богов, то, по крайней мере, от собственной инертности и трусости. «Вот что я способен выкинуть», - так Петрову хотелось думать о себе, и рискованная желанность этой мысли стала причиной его поступка.

Тридцать лет тому назад, в совсем другой жизни, в снегах Красноярского края он, как никто другой, отчаянно обрывался в «самоволки» из воинской части. В девятнадцатилетнем теле бурлила страсть, искавшая женщин и нашедшая свой объект в семнадцатилетней чувашке-поварихе, жившей в общежитии напротив казармы. Гауптвахта, побои и перспектива загреметь в дисбат были оборотной стороной этой страсти. Но высокий ее накал веселил солдатскую душу, подкачивал «стариковский» престиж, жаловал недоступной свободой. Страсть оправдывала сопротивление казарменному режиму даже в глазах замполита, ибо давала небывалую смелость, перед которой отступает трезвый ум.

К пятидесяти у него самого скопился изрядный излишек трезвого ума. Деньги, служебная карьера, семейные обязанности и секс по воскресеньям – все это сложилось в четкую схему со своими приоритетами, с распорядком, графиком, системой. Петров гордился своей жизнью, как гордятся домом, выстроенным своими руками, красивым и воспитанным ребенком, написанной книгой, ухоженным газоном. За пределами этой жизни остались юношеские безумства, он помнил о них и тоже гордился ими как тем, что было, но прошло, а теперь вызывает легкую грусть. От Красноярска, в который он за поварихой так и не вернулся, его отделяли четыре с половиной тысячи километров. От Кунсана, наверное, вдвое больше, он точно не знал. Стоило уехать так далеко, чтобы вернуться к самому себе, забытому в глубине жизни.

Один классик говорил о реке, в которую нельзя войти дважды, другой – о том, что трагедия повторяется в виде фарса. Короче, с повторениями и возвращениями все не так просто, но он об этом тогда и не думал. Это потом, перебирая свои воспоминания (кстати, вспомнить – тоже возвратиться), он мыслил по привычке как профессионал и подыскивал цитаты, аналогии и метафоры.

«Корейская девушка – о-о, гладкая как шелк, сладкая как мед», - убеждал Петрова его «корейский брат», друг и коллега Ю-Сок, сопредседатель конференции, которую они вместе организовали. По-английски частые упоминания достоинств всего корейского звучали необъяснимо забавно. “Korean girl”, “Korean style”, “Korean mafia”, произносимые с энергией мастера теквондо и кунсанским акцентом, органично дополняли те немногие ключевые слова корейского обихода, которые застряли в памяти. «Ким чи» - острая закуска из овощей; «аньё хасейо» - здравствуй; «со джу» - корейская водка 18-22 градуса; «кон бе» - на здоровье; «камса хамнида» - спасибо и так далее. Он последовательно опробовал элементы корейской культуры. Водку, смешную для русского человека и дающую возможность щегольнуть алкогольной закалкой. Пищу, полную специй и все же (или: поэтому) невероятно вкусную и легкую; лучшая закуска. Сложные отношения к старшим, в результате которых бывший министр образования Республики Кореи разрешил назвать его «сёним». Это слово с протяжным ударением на второй слог означало «Большой Брат», «покровитель», а весь ритуал выполнялся с придыханием, поклоном и легким разведением рук в стороны, как почтительная пародия на приветствие «Ку! » в известном фильме Данелия «Кин-дза-дза». Караоке-бар, в котором корейские предприниматели и ученые в черных костюмах и галстуках, не снимая их, наконец, вновь становились самими собой. Однажды ему тоже удалось спеть “Love me tender” Элвиса Пресли, получив сто очков. «Вчера ты был на четверть кореец, а сегодня – уже наполовину», - сказал тогда Ю-Сок.

Корея уже давно затягивала его в свои мягкие объятия. На кухне у них стоял телевизор “LG”, необъяснимо раздражавший жену. В прошлом году Петров чуть не купил новую модель Хёнде под названием «Элантра», но узкий лючок между багажником и салоном окончательно разочаровал его. Соседи по дому, этнические корейцы, не знали языка, но владели фабрикой по производству корейских салатов и в считанные годы стали «новыми русскими». Приятельские отношения привели к тому, что у Петрова в холодильнике почти всегда стояли баночки с морковью ча, рыбой хе, капустой чи и тому подобными смешными вещами. Кончилось все тем, что немецкий профессор Ханс Кюлер познакомил Петрова со своим корейским коллегой по имени Ю-Сок Со – моложавым, полным энергии, европейски образованным ученым. На следующий год Петров уже летел в двухнедельное лекционное турне по Корее. Успех был очевидным, удовольствие – несравненным. Будущее полыхало всеми цветами радуги. Сомнительных, а тем более негативных последствий не просматривалось нигде.

Прошло три года, наполненные работой, карьерным ростом, суетой, тесным общением с корейскими учеными, которые с тех пор зачастили в Москву. Впрочем, как выяснилось, в городе давно образовалась большая корейская община, состоящая из обрусевших корейцев и приехавших на работу предпринимателей. Целые этажи в крупных гостиницах оккупировала “Korean mafia”; там царили свои порядки, а сервис и комфорт стоил своих, отдельных денег. Петров столкнулся с этим, когда селил очередную корейскую делегацию, отказавшуюся от хороших и экономичных номеров в «Спутнике» ради спорного и дорогого удовольствия жить в «Орленке». В выборе гостиниц, как в самой Корее, так и в России, корейцы вообще руководствовались какими-то иными соображениями, непонятными Петрову.

Так же случилось и в Иксане, небольшом городке провинции Чон-Джу. В Иксане располагался их отель, и его отделяли от Кунсана, в котором находился кампус университета, полчаса езды на машине. В университете работал Ю-Сок, и там же была организована корейско-российская конференция «Диалог культур в XXI веке».

Однако российскую делегацию отчего-то не могли поселить не только в самом кампусе, но и в Кунсане, и потому все время возили туда и обратно. Отель оказался дорогой, но кондиционеры работали из рук вон плохо. Когда у одного из русских чуть не случился сердечный приступ, его переселили в соседнюю гостиницу, более удобную и одновременно более дешевую. Все остальные продолжали задыхаться в «Гранд отеле», едва ли не единственным преимуществом которого было громкое название. Попадая в отель уже к ночи, русские не рисковали удаляться от него более чем на сто метров. Иначе найти дорогу назад они бы не смогли: светящиеся вывески на корейском были единственными видимыми ориентирами. Еще предстояло сообразить, что все они обозначали ночные клубы, бары, рестораны, гостиницы, мотели, - квартал, где за стенами бурлила ночная жизнь. В нее и окунались корейцы в соответствующее время, забирая с собой Петрова. Каждый раз – новое заведение, таков был принцип. Платили по кругу. Ему никогда не давали достать портмоне.

Караоке-бар, если кто не был в Корее, это несколько отдельных кабинетов от двадцати до сорока квадратных метров. В каждом из них стоит, само собой, караоке с несколькими экранами, большой стол и мягкие диваны. Здесь же – дверь в отдельный туалет. В тот раз они нагрянули в «Зевс» вчетвером: Петров, Ю-Сок и еще два его приятеля, профессора Сеульского и какого-то другого университетов. Петров оказался чуть старше остальных, да и к тому же гость; его усадили во главе стола, лицом к входной двери. Официант принес пиво, бутылку корейского виски, орешки, фрукты, сушеную рыбу, прочую мелочь. Свет притушили, и резкий звук ударил по ушам: включили караоке. Петров скривился и сразу попросил убавить. Официант снял стеновую панель, что-то покрутил, звук из невыносимого стал не более чем оглушительным, пришлось смириться.

Ю-Сок висел на своем мобильнике и наконец добился успеха – явилась его “girl-friend”, высокая стройная девушка явно до тридцати, с красивым, но очень скуластым лицом. Худобы она была чрезвычайной; жена Ю-Сока, хотя и была старше, нравилась Петрову заметно больше. Однако Петров одобрительно поднял большой палец – хороша! Ю-Сок чуть смущенно расплылся в довольной улыбке и представил девушку Петрову. «Мы вместе уже три года, здесь, здесь и здесь», -

Ю-Сок прикоснулся пальцем к голове, сердцу и указал вниз. «О-о! » - был ответ Петрова. Два других корейца сказали что-то по-своему, и все захохотали, поглядывая на Петрова. Девушка занялась столом. Нужно было расставлять стаканы, открывать бутылки, заниматься закуской.

Минут через десять в комнату вошли еще две девушки лет двадцати с небольшим, одетые в черную форменную одежду современной гейши – блузку с юбкой. “Korean girls!” – провозгласил Ю-Сок и предложил их Петрову на выбор. Тот в сомнении качнул головой – ни одна из них ему не показалась. Ю-Сок сам принял решение, и на диван слева от Петрова робко присело юное создание, распространяя запах непривычных духов.

Она не говорила по-английски, но всем своим видом демонстрировала понимание восточной максимы: назначение женщины – служить мужчине. Взяв бутылку виски, она вопросительно посмотрела на Петрова, он показал на стакан: два пальца. Понятливо кивнув, она наполнила стакан на треть и предложила лед. Петров ответил утвердительно и показал на бутылку минеральной воды. Она подливала осторожно, так что ему удалось остановить ее вовремя, чтобы было пополам. Не успел он отпить из стакана, девушка уже подносила ему ко рту какой-то экзотический орех на зубочистке – закуска. Петров сделал жест рукой, отклоняя предложенное. Он не смотрел на нее, демонстрируя отсутствие интереса: общаться с ней и в самом деле не хотелось. Все выпили вместе, прокричав «кон бе», и взялись за сигареты. Девушки предупредительно щелкнули зажигалками. Один из корейцев начал листать журнал караоке, выбирая себе песню. Ю-Сок переговаривался с другим, поглядывая на Петрова. Потом поманил к себе вторую девушку и заменил ею первую рядом с ним. Тот оценил любезность друга, но толку было мало. Когда Ю-Сок запел что-то медленное и корейцы захотели танцевать, Петров с облегчением уступил и вторую свою партнершу.

Ю-Сок пел как профессионал, держа микрофон параллельно полу, покачиваясь в такт и почти не смотря на бегущий по экрану текст. Было видно, что выйти перед всеми и спеть песню для него обычное дело. Он умело модулировал громкостью и тембром, четко попадая в такт, и душе хотелось сначала свернуться, а потом развернуться. “Girl-friend” обняла его сзади и, двигаясь вместе с ним, подпевала. Остальные слились в объятиях, демонстрируя “Korean style”.

«Наверное, для корейцев это последний писк – так плотно обниматься во время танца, - подумал Петров. – А мы так делали уже тридцать лет тому назад». И он вспомнил первую встречу со своей будущей женой. Они тогда танцевали, будучи едва знакомы, и он чувствовал своим телом все изгибы ее фигуры. Правда, потом, когда он совсем сплющил ее грудь, она слегка оттолкнула его ладонью. С тех пор он безнадежно запал на высоких стройных брюнеток с длинными волосами.

Песня кончилась, победно прогремели фанфары, подтверждая квалификацию певца, и напротив зажегся светлый прямоугольник двери.

Порог переступила еще одна девушка. Она что-то сказала по-корейски и, слегка согнув колени, забавно поклонилась, не отрывая взгляда от гостей. На ней был черный топик на узких бретельках и черная юбка, длиной чуть выше колен. Прямые волосы закрывали плечи. Петров еще не успел рассмотреть ее как следует, как Ю-Сок уже усадил ее рядом с ним. Она приложила руку к груди и произнесла: «Ми-Хи». У нее был маленький рот с припухшей верхней губой, крохотный прямой носик, в омуте ее глаз можно было утонуть так же запросто, как Кнехт утонул в озере жизни. Она наполнила стакан, следуя указаниям Петрова, потом взяла тоненькими пальцами свою рюмку и просительно взглянула на него. Держа бутылку двумя руками, он выполнил ритуал. Затем они выпили, соприкоснувшись звенящим стеклом: он отхлебнул половину, она – “one shot”, одним глотком, не отрываясь. Затем торопливо потянулась к блюду, выбрала ломтик ананаса на зубочистке и поднесла к губам Петрова. Он съел и в свою очередь угостил ее долькой груши, так же осторожно засунув ей в рот.

Одобрительные аплодисменты заставили его поднять глаза.

«О-оо! Хорошо! Давай-давай! », - подбадривали его корейцы, вскочившие со своих мест. “Korean girl! Very nice! Very beautiful!”

Она вновь подлила виски в его стакан, положила кубик льда и разбавила водой. Он наполнил ее рюмку. Теперь уже он будет показывать, как это делалось в Одессе.

«Ты знаешь, что такое выпить на брудершафт? », - спросил он ее по-английски.

Она вопросительно взглянула на Ю-Сока. Тот перевел.

«Вообще-то она говорит по-английски, но этого выражения не знает, тем более что оно немецкое».

Они переплели руки и выпили “one shot”, и она было потянулась, чтобы дать ему закусить. Но Петров остановил ее, взял ее за затылок левой рукой, притянул к себе и твердо, но аккуратно прикоснулся своим ртом к ее сомкнутым губам. Корейцы восторженно взревели.

«Ты очень красивая», - сказал он ей, и она поблагодарила его, улыбаясь, опустив глаза.

Они выпили еще раз и пошли танцевать.

Ее талия была узка невероятно, а от рук, оплетавших его шею, мутилось в голове. Он прикасался щекой к ее уху, и она в ответ целовала его куда-то в район ключицы. Впрочем, он этого не видел и не знал точно, что она делает, просто воспринимал ее прикосновение в месте перехода шеи в плечо и таял от этого прикосновения. Его левая рука передвинулась с ее правого плеча на шею и ласкала ее, поднимаясь к затылку, а нос впитывал аромат волос. Форменная юбка на ней сидела несколько свободно, и в пространство между топиком и юбкой прошла его правая рука, ощутив немыслимую гладкость спины. Петров почти не чувствовал ее маленькой груди, но ее бедра играли и двигались с недевичьей силой, впечатывались в него, проходили вдоль и поперек его тела с настойчивостью крепкого массажиста.

Осознание себя настоящим мужчиной пришло незамедлительно.

Музыка оборвалась, и объятие разомкнулось. Она оставила его и взяла в руки журнал в поисках подходящей песни, быстро набрала на пульте номер.

Петров наблюдал ее со стороны – тоненькую, уверенную, красивую. Ее стройные ноги отличала легкая, порочная и соблазнительная кривизна, они пританцовывали в ожидании начала, пристукивая высокими каблучками. Она привлекла его к себе, положила его руки себе на талию и повернулась к нему спиной. Зад был круглый и каменный.

Слов песни он не понимал, она пела по-корейски, “love song”, как сказал Ю-Сок. Во всем был виноват микрофон, иначе не понять, откуда в таком легком теле рождались столь пронзительные и сильные звуки. Она пела, как отдавалась, высоко и отчаянно, бедра вращались под его ладонями, словно глиняная ваза в руках горшечника, и хотелось, чтобы так было всегда.

Потом он сам решил блеснуть опереньем и пел по-английски, со всей страстью, сорвав аплодисменты, и теперь уже она обнимала его сзади. Передав микрофон желающим, они снова танцевали, отдыхали на диване, потягивали виски. Он касался ее шеи, подбородка, рук, коленей, рассматривал миниатюрные пальцы, созданные для ласки, - все было безупречно. Крепости ее пальцев он удивился, когда она взялась массировать его плечи и бедра. Она удивленно трогала его нос и говорила, какой он большой, ей нравится. Волосы на руках привели ее в восхищение. Он расстегнул вторую пуговицу своей рубашки, и она восторженно вскрикнула: “Oh, very sexy!” Его полнеющий живот вызывал у нее смех. Она показывала на него пальцем и спрашивала: «У тебя там baby? »

В этот момент Ю-Сок пригласил ее танцевать. Она посмотрела на Петрова, он разрешающе кивнул, но она укоризненно замотала головой и сделала отрицательный жест рукой. «Ми-Хи останется с ним», - показала она на Петрова и прижалась к нему. И добавила что-то по-корейски. «Ты такой домашний. Она хочет за тебя замуж», - засмеялся Ю-Сок. «В следующей жизни», - ответил Петров.

Люди входили и уходили, песни сменяли одна другую, официант забирал пустые бутылки и приносил полные, девушки сосредоточенно чистили корейский вариант русской воблы – большую сушеную каракатицу. Ми-Хи удалилась – видимо, в туалет. К Петрову подсел Ю-Сок.

«Ты хочешь пойти с ней? - спросил он. – К сожалению, это невозможно, у нее месячные. Послезавтра будет еще один шанс. А вообще ты ей понравился. Она не профессионалка, обычная студентка, ее приглашают просто для компании. Так что поздравляю, ты имеешь успех».

Груз ответственности упал с души Петрова. Мысль о риске заразиться немедленно вылетела у него из головы. «Классная девка, жаль, невезуха», - подумал он. Желая напоследок снова посмотреть на нее, он заглянул перед уходом в комнату, где девушки подсчитывая выручку, курили свою первую сигарету. Ми-Хи удивленно приподнялась с дивана.

«Я хочу попрощаться. Приду послезавтра, еще увидимся», -зачем-то пообещал Петров, зная, что видит ее в последний раз. Она помахала ему: «Бай-бай! »

В эту ночь он спал без сновидений и отлично отдохнул за неполные пять часов.

* * *

В ту же самую ночь жизнь Петрова достигла точки бифуркации. Из линейной последовательности время роковым образом превратилось в сад расходящихся тропок, которые множатся и ветвятся. Состоявшись однажды, события стали повторяться затем в иных вариантах, раз, другой, третий; одна ночь превратилась в несколько ночей, проживаемых и по очереди, и сразу.

«Ты хочешь пойти с ней? - спросил Ю-Сок. – Если хочешь, я поговорю с шефом, ты же все-таки иностранец. Ты ей понравился. Она не профессионалка, обычная студентка, ее приглашают просто для компании по часовому тарифу, а все остальное – дело случая, она не обязана. Продолжение стоит сто долларов. Я уверен, что она регулярно обследуется, как и все в Корее. У нас здесь нет АIDSа, но если сомневаешься, можешь использовать кондом». И он сунул Петрову в руку коробочку.

Чтобы понять Корею, надо изучить корейский язык, сказал бы востоковед.

Но это – трудный и долгий путь.

«Чтобы понять Корею, надо познать Korean girl», - заявил ему Ю-Сок.

Эта аргументация показалась Петрову безупречной.

Через четверть часа Ми-Хи, уже переодетая в короткое цветастое платье, держала Петрова под руку, он вел ее в свой отель, а Ю-Сок провожал их.

«Зайдем, что ли, отдельно», - предложил Петров Ю-Соку у входа в гостиницу, но, увидев презрительную усмешку, смешался.

«Это будет моя гостья, если что, не бойся», - бросил Ю-Сок. Петрову стало стыдно, да и кто еще из делегации может не спать в полвторого? У лифта он уже совсем осмелел и, держа Ми-Хи за руку, попрощался с Ю-Соком очень тепло.

Правда, выйдя на этаже, он приложил палец к губам, и они на цыпочках пробежали через коридор. Ковер сделал их шаги беззвучными. Ключ тоже вошел в замочную скважину как по маслу.

Они сбросили туфли и надели тапочки – в двухместном номере их было две пары.

Петров достал заранее заготовленную сотню и протянул Ми-Хи: «Это тебе, маленький подарок». - «Нет-нет, не надо». Она отшатнулась и отрицательно затрясла головой.

Петров даже слегка усомнился в реальности происходящего; на бескорыстную любовь он не рассчитывал и твердо знал, что должен заплатить, чтобы не подставить Ю-Сока. А может, тот уже заплатил?

«О-кей, все в порядке, это твои деньги, я кладу их на тумбочку», - сказал он и повесил пиджак на стул. Она сняла через голову платье. Белье на ней было самое обычное для молодой девушки, секс-шопом от него не пахло. Черные, густые волосы на ее лоне не знали ни ножниц, ни бритвы.

Она не ожидала, что Петров захочет пойти в ванную вместе с ней. Ее легкое сопротивление он истолковал по-своему и показал на унитаз: «Тебе нужно сюда? ». Ответ был отрицательный. Он удивил ее второй раз, когда начал мыть ее – тщательно и нежно, как ребенка, от ушей и до пальцев ног. Мыть его она слегка стеснялась, Петров желал ее бесстыдства, но не получил его.

Обнаружив тонкие волосики на ее голенях, он взял бритву и показал, что собирается делать. «Нет-нет, не надо», - заволновалась она и стала показывать жестами: потом вырастут большие волосы.

«Все будет о-кей, не бойся, как было раньше, так и будет. А Korean girl должна быть гладкая, женщине волос не нужно нигде, кроме здесь», - Петров, смеясь, показал на свою лысеющую голову. Подмышки она подставила уже беспрепятственно, они показались ему несколько странными, словно припухшими, и он подумал о лимфатических узлах. Однако на предложение Петрова привести в порядок самую интимную часть последовал категорически отказ, и он понял, что настойчивость здесь неуместна.

Они вытирали друг друга двумя разными полотенцами, недолго, в комнате все равно было жарко – как обычно, не работал кондиционер. Ми-Хи вышла, а Петров задержался по малой нужде, злясь на себя за мысли о том, что в пиджаке довольно много денег.

Он застал ее на противоположном от пиджака конце комнате – сидя на кровати, она листала журнал. Откинув одеяло, он пригласил ее лечь и в очередной раз поразился юному совершенству ее фигуры. Лежа, стоя, сидя, на коленях, на корточках, во всех положениях ее грудь, живот, бедра сохраняли те же лаконичные, плавные формы – ни отнять, ни добавить.

Ми-Хи набросила на себя одеяло, словно ей холодно, Петров лег рядом и прикоснулся к ней.

Когда она часто задышала, приоткрыв рот, он ощутил ее запах и осторожно начал делать с ней почти все, что хотел.

* * *

В еще одном, произвольно выбранном возможном мире дело обстояло так.

«Ты хочешь пойти с ней? - спросил Ю-Сок. – Если хочешь, я поговорю с шефом, ты же все-таки иностранец. Ты ей понравился».

Чтобы понять Корею, надо изучить корейский язык, сказал бы востоковед.

Но это – трудный и долгий путь.

«Чтобы понять Корею, надо познать Korean girl», - заявил ему Ю-Сок.

«Быстрый, но рискованный метод», - такой ответ подсказывало европейское рациональное сознание. Наука и повседневность, Запад и Восток – вот координаты внутреннего диалога, который судорожно разворачивался в голове Петрова. В своем докладе на конференции он говорил о возможности кросс-культурного синтеза ценностей. Сейчас ему предстояло приложить теорию к практике, переключиться с науки на жизнь.

«Что ты думаешь, как мне поступить? » - терзал он Ю-Сока, вдруг превратившись в неопытного мальчишку, забывшего уроки Жана-Поля Сартра.

Спрашивая другого, ты тщишься переложить на него свою ответственность. Выбирая спрашиваемого, ты фактически предопределяешь выбор своего будущего решения. Ты обречен на свободу. Что бы ты ни решил, это будет твой выбор, за который тебе отвечать.

Я не знаю, в каком из прошлых и будущих времен пишутся эти строки.

* * *

Следующим утром, существовавшим уже в безнадежно единственном варианте, он спросил Ю-Сока, что означает имя «Ми-Хи».

«Красота, дающая наслаждение», - был ответ.