Но я, простите, сплю

Но я, простите, сплю

13600

(взрослым до 18-ти!)

Наконец-то она появилась в его городе. А ведь он уже и не верил, кажется, в возможность реальной встречи.

Сколько мечтал о ней, просил, умолял о ее благосклонности. Но раньше это было из разряда облаков на небе – видишь, но не потрогаешь. А теперь он услышал в телефонной трубке ее голос. И это было оглушительно, хотя он ждал звонка, ведь она спросила вчера его номер. Облако с неба вдруг решило пролиться дождиком в его руки?

Хрипловатый глубокий голос в телефонной трубке сделал с ним почти то, что нокаутирующий удар. Он поплыл, нырнув в нотки ее живого приветствия. Окружающее померкло, превратилось в приглушенные по цвету и контрасту картинки из посредственного журнала.

Эйфорический испуг от ее голоса оказался так велик, что первую минуту он не находил, что ответить. Лишь ее смущение, которое прорывалось колебаниями громкости и, особенно, быстро возникшая и тут же затянувшаяся пауза в разговоре, перебили один его испуг другим. Сейчас она бросит трубку, отчетливо понял он и стал судорожными глотками проталкивать ершик перлового комка, невесть откуда взявшийся в горле, втягивать его вниз, по направлению к сомлевшему паху.

- Ты здесь? Ты, наконец, здесь!? – С его стороны разговор был поддержан так неловко.

- Да. Я приехала, - Росток разочарования проклюнулся в ее словах, - Уже минуту я говорю тебе только об этом, а ты молчишь. Лишь «Алло» слышу я в ответ. Ты не рад мне? – Последнюю фразу она сказала таким упавшим голосом, что он передернулся.

- Ну что ты, я рад! – Она недооценивала воздействия на него. Он был просто вне себя.

- Но, что ты? Где ты? – Выдох прорвался из груди, и он смог сказать ей что-то связное. Жаль, что она несомненно услышала тот жалкий глотающий звук, который сделало его горло, прежде чем он ответил ей.

- Могу я надеяться?… - Тьфу-ты! Ну как можно с ней живой, находящейся, верно, где-то рядом, разговаривать в дурацкой виртуальной манере!?

- Позови меня в гости, – Наконец он нашел верный тон, простой и твердый. Как здорово, что она не успела ответить на предыдущую глупость.

- Гостиница Н-ская, номер М, - Она сразу вручила ему все адреса и явки и даже ключи от квартир.

- Приезжай, - было сказано ею смущенно и мягко. Показалось, что она хотела добавить «Пожалуйста», но сдержалась, - Я здесь одна, не перепутаешь, - Она замолчала, не хотела больше говорить.

- Когда? – Чуть было позорно не заикнувшись, спросил он.

- Хоть сейчас!.. Но ты же не сможешь? – Ее ответ последовал не сразу. Пауза перед этими словами, зачем она? Может быть, барышня шутит?

- Я буду через час? – Он наскоро прикинул сколько времени ехать к ней. И замолк. Ей бы следовало положить трубку. Он мысленно уже был на улице, бежал к ней, и потому она просто обязана сейчас кинуть эту медлительную дрянь на рычаг.

- Не забудь позвонить снизу, – Казалось, она улыбнулась, напоминая ему что-то.

- Аааа… Да… Если ты хочешь, конечно..., – Но ему не удалось понять намека в ее ответе. Лишь что-то смутное шевельнулось в памяти. Какой-то пикантный, но, похоже, не самый яркий момент общения, обмена фантазиями, желаниями. Увы, он не помнил.

- Так я жду Вас, сударь. Через час будьте у моей двери, пожалуйста, - Наконец, он с облегчением услышал короткие гудки.

Черкнув на лимонной бумажке ее координаты, кинулся одеваться. Нет, надо проверить, верно ли записал. Развернул, перечел несколько раз. Коллеги не смотрели на него прямо, но лихорадка, проявившиеся в его поведении, так не вязались с обычным спокойным обликом. Их неозвученное недоумение повисло в воздухе. Не хватало еще, чтобы стали задавать вопросы. С этой мыслью он выскольнул за дверь.

Всю дорогу к ней в его ушах стоял какой-то свист, и изредка туда прорывались торопливые удары его сердца, когда он бежал в верх по эскалаторам. Спешка не жила в его характере, но сейчас даже анекдот про старого неторопливого быка, который он с усмешкой вспомнил, не потушил его торопливости.

Волнение не давало ему вспомнить, с чем же именно связана финальная просьба позвонить ей в номер снизу. Вероятно, без этого и так бы не обошлось - если не он, то дежурный у ресепшен позвонит постояльцу, чтобы предупредить о госте. Но она напомнила, и отнюдь не случайно. Это тревожило. А приятно, или нет, нельзя было сказать.

…

Просторный гостиничный лифт принял его в свое металлическое чрево, приятно звякнул, закрыл двери и за несколько секунд донес на ее этаж. Двери едва слышно открылись. Он вышел. Коридор, тамбур, еще коридорчик, и вот он уже стоит перед дверью в номер М.

Помявшись с ноги на ногу, он зачем-то огляделся.

- Ищу кого-то в компанию или проверяю, не следит ли за мной кто? - Вопрос, тронул его губы улыбкой. Он тихонько кашлянул, и костяшкой согнутого указательного пальца постучал в дверь. Неуловимый звук, и дверь сама приоткрылась, подалась под дробным натиском его руки. «Открыто…» - это ему послышалось или прошептал сам? Полутьма медленно разинувшегося проема остановила его. Но ненадолго. Сухо сглотнув, он шире открыл дверь, заглянул внутрь, подождал секунду, а затем вошел.

- Здравствуйте, барышня! – Опять! Она же просила не называть ее на Вы…

Однако, этот маленький конфуз не мог уже ничего изменить. В номере стояла тишина. Кто же пригласил его войти, кто ответил на звонок снизу? Хотя, ее голос был таким вальяжным, таким сонным, будто она отвечала из кровати. Он тихонько прикрыл дверь. Замок утвердительно чавкнул. Он проверил ручку – дверь оказалась заперта.

Стараясь дышать не слишком шумно, он прямо у двери снял ботинки и куртку. Глаза быстро привыкали к легкому мраку, созданному плотной портьерой, прикрывавшей окно в расположенной за небольшой прихожей комнате.

Он прошел туда и сразу взглянул на кровать. Женщина несомненно спала, хотя в комнате стояла удивительно чуткая тишина. Секунду казалось: кашляни он, и она вскочит с постели. На кресле, что стояло в углу, лежала ее одежда. Сверху, будто специально для его глаз, были небрежно брошены белые кружевные трусики и лифчик. Значит, она под одеялом нагая. Опять перехватило дыхание, и он принялся раздеваться. Не таясь, ведь она спала и ничего не видела.

Женщина лежала на боку, отвернувшись от него, лицом к окну. Не шуметь – вот была его единственая предосторожность. Оказавшись голым, он мельком глянул на свое отражение в большом зеркале на стене, и тихонько толкнул вниз головку вздыбленного ***. Тот ответил упругим утвердительным кивком. Тогда он шагнул к кровати, осторожно присел на край и положил руку на бедро женщины, укрытое тонким одеялом. Легонько погладил. Ни движения, ни звука не случилось в ответ.

Он растерянно улыбнулся, помешкал. И вдруг приподнял край одеяла и нырнул под него руками и головой, нащупывая ее голые ноги и сразу стараясь потрогать, поласкать, найти губами. В ответ колени ее вздрогнули и, едва переменив позицию, старались более не двигаться. Он приник к ее икрам, наскоро принялся целовать их. Никакой явной реакции. Он замер на секунду, и тут же взялся за щиколотки этих беспробудных ножек. Одним движением он распахнул ее перед собой и уложил навзничь в теплой тьме одеяла. Лишь только теперь она издала какое-то нетерпеливое мычание, вздрогнула вся, но никак не воспротивилась ему.

- Ах, милая! – Выдохнул он, и резко скинул с головы одеяло. Нахлынувшей прелестью наготы ему свело скулы, и безо всякой подготовки он с жаром приник к ее голой ****е, совершенно гладкой и такой правильной формы, что ожившая греческая статуя позавидовала бы ей.

Жадное беспечное лобзание пробудило ее. Она задвигала ногами, выказывая ему приветность, попкой заерзала по простыне, так и эдак подставляя губешки, к которым он приникал все плотнее, она желала удобнее подать влажные складочки его языку.

Он взрыкнул, просунул руки под шелковыми ляжками, а потом переплел пальцы на ее животе под пупком. И тут же совсем плотно притянул свою податливую добычу к наглому рту и в несколько глубоких движений языка сделал ее влажное цветение совершенно откровенным. Дыхание ее стало громким и красноречивым. Захотелось увидеть ее всю. Он подобрался, присел на коленях, не без сожаления оторвавшись от источника шикарного вкуса, и, выдохнув, сдернул с нее одеяло.

- Ах! – Негромко вскрикнула она, смущенно прикрыла рукой глаза, будто он сиял перед ней каким-нибудь ярким фонарем, и так замерла.

Смачную, длинную секунду он шарил, облапывал со всех сторон ее голое тело алчущими взглядами. Среднего размера темные соски уже стояли на ее небольших ловких грудях, одно колено расставленных перед ним ног подрагивало, вздетая к лицу рука открывала интимный рельеф подмышки, живот с аккуратной впадиной пупка волновался, а другая рука безвольно лежала вдоль тела.

Глаза его замаслились от нахлынувшего на них пира, взгляд стал расплескиваться и случайно скользнул по тумбочку, что была у изголовья кровати. О, вот и подсказка! Там лежала черная узкая лента шелковой по виду ткани. Не спрашивая подтверждения он соскочил с ложа, схватил изящный дамский шарфик с приятным неброским рисунком и двумя небольшими прорезями, обшитыми желтым, и завязал ей глаза. Теперь ее рука была освобождена и сразу от глаз пошла по подбородку, по вишням сосков и едва ли не безмятежно улеглась на простынь на манер другой.

Он улыбнулся, наклонился над нею, и принялся целовать ее в губы нежно и неистово, не касаясь тела ничем, кроме своих губ и языка. Она отвечала. Будто пила его, каждую секунду становясь нетерпеливее, неторопливо извиваясь на постели. И, наконец, сквозь поцелуи, шепнула:

- Возьми меня!

Не мешкая он перевернул ее на живот, силою приподнял ее задок, и помог поудобнее расположиться. Глянул на обсохшую налитую пониманием момента головку ***, плюнул на ладонь, смазал ошарашник и ее приоткрытую щелку. Ну, держись! - Сказали его ладони, плотно улегшись на ее ягодицы и почти тут же хуй безпрепятственно вошел в умно застывшую на миг ****енку.

Она не издала ни звука – лицо тонуло в подушке. Он замер, смакуя прелестную ****у - плотненькую и горячую.

****ь ее можно было без всякой подготовки – так она распахнулась перед ним и тут же он поймал себя на том, что делает это так, будто они знакомы сто лет. И все мышцы их вспыхнувших тел оказались в волнительном ритмичном движении.

И все было можно и все желанно. Все сразу же переплелось и стало допустимым. Грубость мешалась с нежностью, изысканность с похотью. И он не знал, почему ему без подсказок удавалось лапать, осторожно ласкать и снова жестко мять ее прелести именно так как ей нравилось. Или она оказалась готова принять от него все, что бы он ни пожелал дать и предложить все то же взамен?

Через несколько минут очаровательной вакханалии они кончили вместе. Он вдруг увидел: она плывет к волне оргазма, он весь сжался и дотерпел, перетянул свое «хочу» через ее первую незабываемую откровенную дрожь. И только тут всадил ей особенно жестко, прижался к ее ладному задку и вскипел в ней упрямыми выплесками.

Она беззвучно закричала, и ее тело скрутило в подрагивающую дугу. Он запрокинул голову и превратился в соляной столб.

…

Голый он устало вышел из ванной комнатки, едва обтершись после горячего душа небольшим полотенцем. Как много было отдано психики, положено на алтарь страсти, впихнуто меж ее грудей, губ, ног, ягодиц.

Она стояла в проеме, ведущем в комнату. Тоже нагая, в одной лишь повязке на глазах. Отороченные золотыми нитями прорези в ткани, которым он не придал значения, когда вязал на ее голове этот шарфик, теперь были точно напротив глаз. И эта полоска ткани, оказавшаяся мягкой полумаской, делала ее неузнанной. Он понял, почему она прикрывала лицо рукой, пока он не повязал на ее голове этот шелк. Она оставалась неузнанной им в лицо. И при этом прекрасно видела его всего.

Дневной полумрак комнаты и человеческая духота ебли заполняли пространство за ее спиной и частично укутывали ее саму. Синеватые отсветы, сонно бьющие из ванной почти не нарушали новую идиллию грубовато бесстыдной тайны, стоящей в трех шагах от него.

Капельные остатки влаги изобильным бисером лепились на нем, не хотели падать, но и не приносили прохлады, лишь намекали на нее.

Под ноги ему была вяло брошена одежда. Он ничего не сказал. Сел на ковролиновый пол и стал одеваться, из подлобья оглядывая ее, нагую, плечом подпиравшую темную деревянную планку на стене. Рукой в задумчивости она держалась за свою левую грудь. Свободный сосок емко чернел над локтем, а другой розовым нежным творогом выпирал из под пальцев. Игра светотени.

Она стояла не двигаясь, не меньше него она устала от умиротворения ебли. Путаясь ногами в трусах и джинсах он все же заметил, как ровно подрагивают ее ляжки. «Бедняжка, досталось тебе! » - без всякого сожаления прошептал он про себя, и кивком показал на свои босые ноги. Она медленно отлепилась от крашеного дерева и принесла ему носки. Бросила.

Он почти бессильно любовался ее наготой, недемонстративной позой, которая однако ничего не скрывала. Плечи и груди ее были расслаблены. На стояла по детски, чуть расставив ноги носками развернув их немного внутрь. Рот ее был чуть приоткрыт и казалось, вот вот она поднесет к нему палец.

Он уже оделся и теперь встал, впервые покряхтывая наедине в женщиной. Что-то вроде «Умррр…». И хотел было добавить что-то членораздельное, но она быстро улыбнулась и поднесла палец к губам: «Тссс! ». Он застыл, попав в лакуну вне действия. Тогда она перестала улыбаться и помахала ему рукой, вроде провожала его отплывающий пароходик.

Смачный сон наяву скользил мимо, оставив испарину на его лбу и в паху, уносился прочь, пролетал сквозь него, поглотив почти все силы.

Неотвратимо он двигался от нее. Он взялся за ручку двери, закрыл глаза, вышел в коридор. Он добрался до лифта и стал неторопливо выпадать из здания гостиницы вниз в город. Он брел к станции метро. И все время сейчас и потом он не знал что и думать о произошедшем. И на телефонные звонки она больше не отвечала.