Субботний десерт

- Мне надоело ее трахать. Я хочу секса с ней, понимаешь? Хорошего, нежного, горячего секса…

Я понимаю. Я все понимаю. Хотя мне от этого ни жарко, ни холодно.

Мы лежим на скромном диванчике в снятой на пару часов квартирке и курим. Я наблюдаю, как Лешка затягивается сигаретой. Он делает это автоматически и, как я подозреваю, неглубоко и безвкусно. Никакого удовольствия Лешка от сигареты не получает. В отличие от секса.

Секс – на самом деле то единственное общее, что у нас есть. Потому и нахожусь в этой скромной квартирке. Меня тоже трахают. Просто – трахают. Иногда забыв предварительно разбудить. Не скажу, что мне это не нравится, но мне тоже иногда хочется секса с большой буквы.

Пошла третья стадия свидания. Отдых после бурной второй стадии. Наши свидания предсказуемы и распланированы. Сейчас мы с полчасика потреплемся о жизни, о семейных неурядицах, немного о любви, может быть, еще о чем-то, и перейдем к четвертой стадии – еще более бурной. Четвертая мне нравится больше всего.

- Я же ее люблю. Вот, уйдет она – не задумываясь, из окна выброшусь!

Я прячу лицо в подушку, чтобы Лешка не видел, как я улыбаюсь. Он говорит грустные вещи, ему тяжело это произносить, но я не могу сдержаться – мне они кажутся пошловатыми.

- Я сегодня утром думал – зачем мы вообще встречаемся? Надо ли нам это? Тебе мои проблемы слушать, весь этот бред…

Я не понимаю, почему он тогда говорит «нам». Правильнее было бы сказать – «тебе». То есть, мне. Лешка даже не подозревает, как близок он к истине. Меня действительно напрягают эти словоизлияния, эти запутанные отношения, которые мне старательно пересказывают. Леся, его жена, на самом деле жуткая врушка. И разбираться в ее вранье, открывать Лешке на нее глаза, тем более, учить его, как ему выйти из кризиса, в который он сам же себя загнал – упаси Боже! Тут я – Швейцария. Абсолютный нейтралитет. А мне усиленно пытаются сменить статус. А ведь мы всего лишь любовники. Мне хочется сказать ему: «Умоляю, Лешка: не ходи со мной дальше этой квартирки! », но я малодушно молчу. Я боюсь его обидеть. Его, такого ранимого и грустного мальчика, эгоистичного и испорченного. Взращенного женщинами.

И ведь не скажешь: замолчи! В каждой женщине живет гаденький и сопливый материнский инстинкт, с которым невозможно совладать. Вот, смотрю в его грустные глаза, сочувствую, молчу, намекаю, что не мешало бы Олеську за волосы оттаскать, как следует, чтобы напомнить о трех немецких «к», определяющих место женщины на кухне, в церкви и при детях. Излишняя свобода ведет к пресыщенности этой свободой и, как следствие, к пресыщенности тем, кто ее предоставил. Свобода должна быть десертом, шоколадкой, но не заменой полноценному обеду. А десерт хорош только тогда, когда его в меру. Не понимает. Вернее, не хочет понимать. Потому что духом не слаб, но ленив. И, кажется, побаивается ее.

Я точно знаю, зачем я сюда пришла. И я начинаю потихоньку напоминать ему об этом, еложу коготками по спине, животу, нацарапываю восьмерки чуть ниже пупа. Лешка начинает плавиться и издавать уже нечленораздельные звуки. Коготков становится недостаточно, я прикасаюсь губами к его ключице, соску, ниже, пальцы уже не елозят по его телу, они остановились там, где это необходимо, постепенно губы присоединяются к ним.

Лешка делает глубокий вдох и отдается мне. И я беру его с удовольствием, делая пробы и наслаждаясь его возбуждением. Дорогой, ну, к чему эти разговоры, эти раздумья и так часто появляющиеся сомнения? Вот ты, вот я. Вот диван, в конце концов. И возможность делать на этом диване все, что хочется, в течение (сколько там у нас осталось?) целого часа. Не знаю, как тебе, но мне хватит, чтобы сделать свою жизнь немного слаще.

Как всегда, четвертая стадия более изощренная и заканчивается нами одновременно.

Вытирая ладошкой влажный Лешкин лоб (хотя он этого не любит совершенно, я не могу удержаться), я мысленно уже по дороге домой, прикидываю, что сказать своему ненаглядному, если он начнет задавать неуместные вопросы.

Тема нашлась сразу. Таксист, балагур и волокита, всю дорогу рассыпающийся в комплиментах и млеющий от поддержанной мною игры, высадив меня у подъезда, начал сдавать задом, чтобы развернуться, и, видимо, засмотревшись на мой вид с тыла, стукнул стоящую во дворе новенькую соседскую «шестерку». Легонькое «тук» и жалобное попискивание сигнализации привлекло всеобщее внимание, тетка с балкона на первом этаже немедленно затеяла линчевание таксиста, а я, удовлетворенная тем, что ему поездка на Степановку обошлась намного дороже, чем мне, скрылась за железной дверью подъезда. Происшествие было немедленно подано супругу под соусом «видишь, из-за меня аварии на дорогах», прокомментировано последним «была бы чужая – цены бы тебе не было», дружным хохотом над этой старой шуткой и вопрос о том, что можно делать на работе в субботу до половины восьмого, отпал самостоятельно.

Безумная неделя завершилась прекрасной и сытной субботой.