Нимфа соблазненная и покинутая

Эротические записки

Соблазненная и Покинутая

( НИМФА)

21-25.05.1997г.

Она смотрела на руки. Теплые и сильные, они звали и отталкивали одновременно «Интересно - подумала Нимфа – Что они сейчас хотят? »

Руки спокойно лежали, и понять их мысли было невозможно. Где-то там, далеко, внутри моря чувств вечности, пробежала первая, но очень влекущая волна желания.

Но так было не всегда.

Часть I

В молодости, лет 300 назад, она никогда сначала не смотрела на руки, она их ощущала. Только потом научилась ждать, - секунды, минуты, года, столетия. Когда нега достигла апогея только от созерцания черт, складочек, теплоты.

В маленькой груди сердце начинало вытанцовывать ритм то ли танго, то ли румбы, но всегда хотело быть Кармен, - желанной, чувственной, притягательной.

Нимфа родилась одна. Она хотела и умела любить, но лес, окружавший ее, был холодной, темной, колючей стеной. Шли секунды, за ними другие и кожа ее становилась грубой и жесткой. Грудь сжалась и почти исчезла, бедра располнели и слились с берегом реки. Она пугалась своего отражения.

В глазах проходящих мимо людей и животных страх был настолько велик, что любви уже не оставалось места. А так хотелось обернуться в чьи - то руки, как в одеяло, подложить под голову грудь или хотя бы колено, но - увы, было так страшно.

Ели в лесу постоянно нашептывали ей – «ты глупа, ты ужасна. Люди боятся тебя. Спрячься, убеги. Беги к нам, мы спрячем тебя».

А тело ждало, но только потому, что и душа привыкла ждать и надеяться, что выйдет солнце и она сможет отдаться траве на поляне, что бы та огладила ЕЕ, омыла росой своего тела, одурманила шепотом. Украсила поцелуями цветов. Но это были только мечты.

А мечтала Нимфа часто, почти так же часто, как и ласкала себя. Она никогда не влюблялась, но всегда очень хотела. Она просто смотрела на мир огромными, как болото весной – переполненное икрой и лягушачьими песнями, глазами.

Что-то было внутри у Нимфы, что не обидел у ни разу, не один даже самый злой и свирепый зверь не поднял лапы, что - бы расцарапать тело, цвета молока с земляникой. Что – то было в очах, что говорило: «Тело мое спит, как спит зимой подснежник. Тело мое ждет, как ждет ручей – время вырваться из-под снежных оков, ждет, как ждет луч солнца, не торопясь пронзить тучу своим огненным лучом.

Много тропинок было в лесу, и знала она их все. Но любила только одну. И называлась она – ТОМЛЕНИЕ. Давно, когда волосы на лобке только начали пробиваться, она бродила по дому, которым был лес. Если говорили: « Не ходи в чащу. Заманит, загладит, завлечет, разум отберет». И если бы было, что терять, то врятли бы Она пошла, гулять в глушь. ЕЛИ она не любила, она просто жила с ними и была им за это благодарна, только за жизнь, что дали они ей.

Одна нога была у нее, как у русалки, в форме хвоста, или ей только так казалось, или снилось. Теперь этого уже никто не помнит.

Что-то блеснуло в стороне от куста боярышника, о который грудью ласкалась Нимфа. Блеснуло, и позвало - «Приди, дитя леса и луга! Внемли – звуку неги, звуку головокружения, звуку тоски по прядям волос, сокрытых одеждами из бересты и коры дуба.

Первый шаг. Сейчас, его уже не вспомнить. Все покрыто мхом пролетевших мгновений. Но и по сей день, когда младшая сестра, золотого бога, истекает на леса и поля, как кровь из рваной раны чрева, и по сей день и час – Нимфа томится и ждет этой крови. Она ждет долгожданного свидания с мечтой.

Окружности ее зовут и манят, и словно в дурмане, - ты оказываешься в потоке ее влаги. Это длится день или два. Лес чует заранее перемены в Нимфе, и, опасаясь их, отстраняет, оберегает себя от ее не скромных взоров, от ее зовущих рук и крыльев.

Если бы лес принял, понял и пустил ее в себя, Нимфа тоже открылась бы навстречу. Но нет, это время еще не пришло.

Тропа. Тропа- Томления. Многие ее видели, но не многие ходили по ней. И только единицы дошли до края, конца, - имя которому – оргазм.

Вступив раз на этот путь, Нимфа решила, что хочет познать все до конца, до предела. И тело ее начало жадно поглощать все те вибрации, что дала тропа.

Всегда одна. Она видела создания в своем доме, что жили по иному, и звались людьми. Они рождались, охотились, спаривались, умирали и рождались вновь. Ей это быстро наскучило и перестало быть интересным. У нее был свой мир, своя тайна – она жила внутри. Нимфа дорожила ей, берегла от злых глаз, холодных рук. Но как горяча, как невыносимо тяжка была эта тайна. И бывали моменты, когда Нимфа думала, что теряет рассудок, которого природа дала и так слишком мало.

Чувство бушующей, дикой страсти в ее груди, той страсти, что жила в людях, той страсти, что губила, посылала на смерть и костер. Именно эта страсть и была ее секретом, ее тайной.

И ждала Нимфа, что придет кто-то и приоткроет дверцу, или хотя бы постучит в нее, или, в крайнем случае, просто прошепчет на ухо: «Хочу, хочу часть тебя. Хочу познать твою тайну». И в надежде это услышать, Нимфа научилась не только ждать, но и слушать. Слушать всем телом, каждой его клеточкой, каждым сантиметром кожи, каждой ресничкой – это чарующее слово – хочу.

Часть II

На соседней поляне, жил не молодой и очень злобный Демон. Он часто, подглядывал за Нимфой сквозь жалюзи листвы. И взор его загорался, и в чреслах его пылал огонь похоти. И задумал он зло великое и жестокое. Решил заманить, он Нимфу на болото страшное. Изжевать ее тело свежее, изуродовать душу нежную. Пылом коварства было переполнено его медное сердце.

Птицы и звери страдали оттого, что не знали они языка Нимфы, а был – ли он у нее вообще? Ни кто, никогда не слышал ее голоса, ее речи. И не могли ее предупредить о грозящей беде.

Ранней ночью, натерев свое тело черникой, и вколов в волосы девственно нежные цветы дикого шиповника. Пошла Нимфа в рощу, читать романы, пишет мать природа на детях своих, на телах их. Медленно плывя по лесу судеб, Нимфа слушала, что скажет ее сердце, где прозвучат тронутые звонкие струны крови.

Крик или плач, оно просило помощи, убежища души, сохранности тела. На этот звук, она не могла не пойти. Уж слишком часто она пробовала из кубка боли и чаши ненависти – страшный напиток ЖЕСТОКОСТЬ. Крик!!! Он проникал в нее все глубже и глубже. Боль от этого звука рвала хрупкие, тонкие ребра, била в мягкий живот, требуя своей жертвы. И пришла Нимфа на болото, влекомая зовом долга.

Демон ждал. ЕЕ или ее тела, он сам не знал до конца. Очи – это то, что она увидела первым, и , что помнит до сих пор и возможно, помнить будет всегда. Там – азарт игры, жажда крови, желание быть на верху горы, по имени ВЛАСТЬ.

Рассудок сказал: «Стой! Куда? Это беда! Но этого уже не слышала».

Жестокие руки, цвета пыточного железа, схватили ее и начали ощупывать волосы, глаза, губы, тело, грудь. Ничего более мерзкого и противного и по сей день не может припомнить Это беда! Но этого уже не слышала».

Жестокие руки, цвета пыточного железа, схватили ее и начали ощупывать волосы, глаза, губы, тело, грудь. Ничего более мерзкого и противного и по сей день не может припомнить Нимфа. Живот, ноги, пытаясь проникнуть в теплоту тела, в негу розового бутона. Но силы природы не могли без содрогания видеть эту сцену. И прозвучал знак свыше, и был гром и гроза, и молния отдала пряди своих волос, что бы остановить эти руки. Демон остановился, замер до конца не поняв, что произошло. Он выпустил глаза ее из власти своей, и вернул ей рассудок, а с ним страх и боль. «Уходи» - все, что сказал Демон. Кувшинки одели и обогрели Нимфу. Все ждали, что будут слезы и слезы. Но слез не было, потому, что осознание и понимание случившегося пришло много столетий спустя. А тогда, только мысль, о том, что скажут ели и что сказать им. Так Нимфа научилась молчать, а хотела она раскрывать лепестки своих розовых губ лишь для ощущения влаги на других таких же лепестках, но ни как не для жалоб и стонов.

Часть III

Нимфа родилась одна, но у нее уже был любимый Бог, и звали его Дуб. Лишь сила его спасла, и по сей день держит за руку и ведет ее. А тогда в ночи горя и дни обид, он укрывал ее ветвями сна, и давал сил от корня любви. Той любви, что была пока лишь однажды, - у Отца к Сыну, и есть поныне у Отца к нам.

Слезы. Слезы. Запирая себя в звездном небе, ее душонка, часто плакала, и от этого крылья размокли и разучились летать, а озеро сердца затянулось ряской пустоты и одиночества.

Что было потом? Потом – песок времени стал зыбуч и вязок, и ни чего не оставалось глазам, цвета молодого бутона лилии. Как закрыться, затуманить свой рассудок морфием забвения.

И было время, оно было врагом и другом, луной и солнцем, теплым летним днем и пронзительным февральским ветром. Оно просто было. И спасибо, что это так. Хотя и уже не было крыльев, но Нимфа умела летать, она летала во снах, чаще в чужих, чем в своих. А проникать, вторгаться в чужие сны, она научилась тогда же, когда и дышать. Сначала это было весело - жить в чужих снах, так как своих не было. Были только кошмары, в них она теряла часть себя, ту которую редко имела, или ту, которую всегда хотела иметь. Но этого не могло быть. И тот Демон, что встретился ей тогда в лесу, был не выдумкой, он был частью ее натуры. Она лишь призвала его, и он пришел, показать ей то, что она боялась увидеть в себе сама.

Часть IV

Нимфа была дочерью воды, вернее водопада. Поэтому, она была очень похожа на смертельные потоки воды, влекущие лодки и деревья вниз к гибели, к краху, к новой жизни. Поэтому ее часто путали с обнаженной, пышногрудой певуньей – Сиреной, что губит похотливые корабли и их моряков, в пучине своих страстей и блестящей яркостью постельной игры, в очах.

Ожоги от взглядов, слов и мыслей жителей леса не заживали на ее прозрачном теле, терзая ее плоть жесткой болью дум и размышлений. А если и срастались, то оставляли рубцы шириной во зло – зло памяти, готовое в любой день и час разойтись и обнажить бело – голубые кости мести.

И было в этом лесу времени, что рождено было с Нимфой в один день, час и миг, и показывало оно, сколько мгновений осталось Нимфе в этом чужом лесу, сколько встреч и разлук, сколько слез и смеха. Дерево менялось вместе со своей сестрой. Но мир сказал, что встретятся сестры, могут только во время великого листопада раздумий, что бы увидеть сколь слов упало, а сколь еще упадет от ветра времени. Поэтому Нимфа добровольно оставила сестру – дерево на четыре века бездействия, чтобы познать умение раздумий.

Пустыня раздумий. Редки в ней дожди веселья и смеха. Здесь часты ветры огорчений и печали, что дуют с берегов великого познания силы человеческого и лесного духа.

Четыре века! Сейчас они как миг, а тогда лишь ящеры и скорпионы окружали Нимфу, но принять и понять ее они не могли, как огонь не может принять воду.

Все рано или поздно заканчивается, как заканчивается плавание через море слез и дорога в луга юности, как заканчивается полет облака грез в небе реальности бытия. Также закончился путь, через песок времени, что избрала Нимфа. И Пустыня дала своей новой дочери имя – Посвященная, и дала ей часть своей власти, над жителями огня. Но дала с этим она, и новую дорогу путеводной звезды. У Нимфы не было выбора – становится путеводной звездой времени или нет. Выбор был сделан ею еще до рождения в лесу, сейчас она сказала только ДА. Как невеста, вся в белой пыли песка, невинная и желанная. Волосы ее были украшены колючками и репьями, как волосы невесты Господней, что украшены цветами вечной любви. На груди вместо ожерелья счастья, горел укус скорпиона, напоминая об огне песка.

И Нимфа сказала ДА и стала не только дочерью леса, но и невестой пустыни. Так хотя бы на время в одном теле соединились, песок времени и листва слов. Соединились, чтобы жить вместе, в войне и в мире, в счастье и в боли, в тепле и в холоде. Соединились как солнце и звезды, как зима и лето, чтобы умирать и возрождаться вновь.

И была ночь, и были звезды, и пришла по ним Нимфа в те края, где рождена, была плоть от плоти земной, дух от духа водного. И вошла она в Лес, и вскричала. Я – есть дева непорочная, и чистая, но это по телу. Я – есть жена распутная и блудливая, но это по духу. И есть в теле моем нежность первых ласк, и есть в теле моем сила прежних мук, и жажда тела есть, что зовет и останавливает. И грудь трепещет, и ждет тепла. И бедра льнут, и ждут ответа на призыв, что горит в чреве моем огнем страсти. Вышла на зов этот старуха, что молода душой, но стара телом и мыслями. И звали ее Тень. И пошли они, взявшись за руки, на Великую пляску, что бывает раз в час, в доме их – Лесу. Стали высматривать себе мужей, что были там, чтобы выбор сделать, и дать телу время отдыха, время услады. Шли они долго, и встречались им ведения. Но был закон, что писан не словами, а делами. И гласил он: Да не тронет сестра у сестры ни хлеба, ни воды, ни постели. Дабы не будить зверя ненависти.

Все было хорошо! И тепло было им вместе в лесу. Пока в тени не поселились и не проросли колючие шипы ненависти и зависти к иной подруге, что была удачливее в играх и состязаниях за сердца и тела мужей. И возгорелась злоба лютая, и проник холод жестокости в их руки, и стал рвать и терзать их руки. И разошлись они, так же, как и встретились в Лесу, в ночи, где полнотелая луна соединяется одинокие и пустующие тела для тепла и наваждения.

Все чаще и чаще в дневной перезвон птиц и цветов проникал звук грусти, что издавало тело Нимфы, Грусти по рукам, губам, что влекли и чаровали ее. И пошла Нимфа к ручью, дабы узреть себя, а может и изменить. Сидя у ручья, она тосковала, не зная, сама о чем. Дятел сжалился над ней и сказал Филину, что Дева леса льет слезы на ручье и просит плотской любви. И сказали ей птицы. Ищи Моря и Ветра, лишь они помогут тебе, в беде твоей и печали.

Часть V

Море, увидев Нимфу, приняло ее и послало ей в подарок Эльфа. Крылья его были цвета голубого серебра, глаза – лилового золота, а руки – полынного мха. И сказал он. Крылья мои видели много тел и мало дум о, этих телах, Что ждешь ты от меня, Дева леса – путеводная звезда по имени Нимфа? Я дева по телу, что тягостно мне, И нет сил более, томление держать, как не бывает сил держать чашу огненную в руках. Были слова Нимфы. Приди, и будь готова, и жди, что ночь, придя, накроет нас одеялом любви. Что не будет боли, а если будет, то звать ее будут страсть. И не будет света, дабы не тревожить тела твоего в час неурочный. Но будет лишь дождь поцелуев, что упадет с неба губ моих, на пряди волос и воск тела. Приди и познай, чем сильна жизнь, чем сильна ты, но, познав из чаши постели, дай и другим глоток напитка, что зовется - соитие. Таковы были слова Эльфа.

И было так. В седьмую ночь, третьего дня, исполнил Эльф то, что изрек, но не знал он, и не знала Нимфа, и не знали звезды, что стали им простынями, что Эльф будет помнить это тело всегда, грезить им, томиться, даже когда Нимфа уйдет и бросит его на растерзание демону одиночества.

До дня светлых глаз, не знала Нимфа, что живет в ней зверь, по имени Вед, и ведает но, что хотят и могут жители леса.

Во время ночи любви, когда тела брились в схватке плоти, терзая себя языками близости, Вед пробудился от толчков, что были внутри Нимфы, от огня в ней. И вскричал зверь: «Ты – есть Любовь, но ты есть и Смерть. И если ты будешь любить, то ты будешь и убивать, принося мне на алтарь свои жертвы, и имена им будут – люди».

Стала ночь и тишина и поклялась Нимфа на крови своей девственной – не любить, что бы не достались Веду людские жертвы. А может ли быть по другому, она не знала, да и никто тогда не знал. Лишь через пять столетий, на поляне Веры, Ворон по имени Разум напомнил ей об этом. Но это было потом, а сейчас время понимать, осязая мир и живущих в нем мирян.

В этом же лесу жил охотник, он был добр и жесток, но все, что он делал – он делал из любви к лесу, и его жителям. И был он братом по плоти и крови Дубу. В доме охотника было много шкур и масок животных и птиц, но не были они убиты. Избушка Охотника стала пристанищем духа для Нимфы. И спросила она однажды у Охотника: « Что будет, что ждет меня, если шкуры и маски, что в доме сем, я примерю на себя? » И был глас пророка: «Если есть силы, то примерь, но знай, что любая из них может стать частью тебя, и смешаться с твоим истинным лицом. Было это пророчество в день власти неба. И решила Нимфа испытать силы свои. Выбрала она себе шкуру черной пантеры, что гибка и проворна, но коварна и хитра, и перья от болтливого попугая, шкуру питона, что силен, разумом и изворотлив телом. Все это оказалось ей впору и стало ее сутью, ее частью на долгие времена времен, что зовутся – жизнь. Ели долго искали Нимфу, а, найдя ее, сказали: « Ты чужая нам, как была нам чужой всегда, так, иди в другой лес и живи там, если он примет тебя». Лишь Дуб знал, а Нимфа могла предполагать, что в любом месте ее ждал дом, потому, что в сердце у Нимфы жила Фея по имени Любовь.

Часть VI

Был полет, было время. Нимфа оказалась в роще увлечений. Было там много древков, но лишь одно огромное и золотое приглянулось ей. Трава дев льнула к нему, ласкала и обнимала ствол, что был, огромен, силен и добр. Нимфе захотелось этой силы, но корни древа были опутаны, и она не видела места там для себя. Красный мак, что был цвета голубого олова, сказал: « Хоть корни древа и связаны, но свободен разум его и взгляд, что прикован к тебе сейчас. И если пожелаешь Ты, то он пойдет по дороге с тобой». Нимфа подняла глаза. Так было и будет во веки веков, что глаза ее есть море любви и болото страсти – глубина их безмерна, как безмерна пропасть. И все кто видел их хоть раз, хотят броситься туда и погибнуть или хотя бы познать их глубину. Именно эта пропасть позвала золотое древо. И сломало древо корни и истоптало траву вокруг себя, что бы лишь на миг оказаться рядом с Девой леса. И встали они рядом, и было им тепло от душевного единения, протянуло древо ветви, окутало, укрыло деву на мгновение от ветра потерь и утрат, и дало тепло нежной дружбы, не требуя взамен ничего, кроме тепла лепестков лилового цвета оливка, что зовутся губы. И не было отказа в сем тепле, а было оно слаще ягод, что растут в лесу, слаще вина удачи.

Страх проник в тело Нимфы. Вдруг ветви не разомкнуться, убьют мою плоть. И прочло древо думу страха в пульсе Нимфы и приняло решение. Большой - да будь Добрым, ибо сила тела должна быть и силой духа, не сотвори зла, не причини боль. Было много дождей и снегов, ветров и лучей солнца на поляне, где стояли, обнявшись, Нимфа и золотое древо. Они срослись друг с другом, как срастаются кости. И решила поляна, где стояли эти двое, что пора им стать одним целым. Стойте вы рядом и будьте едины вовеки веков. Страх разомкнул ветви древа и оттолкнул Нимфу от сильного, доброго тела, и кинул ее в кусты боярышника, что ранили теперь, а раньше ласкали и любили ее плоть.

Ей исполнилось четверть или треть от календаря вечности. Когда в дом обжигающего снега, она встретила лешего. Тот пригрелся в лучах меркурия и дремал, ожидая толи Юноны, то ли Венеры. Нимфа подсела к лешему, обняла ее ветвями ласки и назвала братом. Ответил он ей согласием, и слились они в игре, у которой пока не было конца. И были они вместе и шли по полям и лесам, взявшись за руки, не зная, когда это началось, и когда закончится. Дорога эта была розами, но не лепестками, этих прекрасных цветов любви, а их шипами. Но было их двое и если не было сил идти у одного, то шел другой, и так дорога становилась короче. Руки их срослись, но это была не случайность, а желание их двоих. И настал день солнца. Прилетела птица чье имя Лебедь и повенчала Нимфу в миру, в жены Лешему. Был пир, была пляска, но не было на пиру люда честного – ибо брак тот благословляли звезды, а не люди. И гостями на пиру были звезды и ветер, а не люди. Страсть вошла в члены новобрачных, и были они верны телами своими, и кровь стала одной на двоих. Губы, руки, ноги, шепот все слилось в венок постели, что делили они. Так пришел миг услады, что всегда мимолетен. Вошла в райский сад исступления колдунья по имени Боль, позвала ее сестра по крови по крови, что звалась Красота. И околдовали они Нимфу и затмили часть рассудка, и призвали они демона памяти, что спал так давно.

Сон забвения – это пытка. Кто прошел ее, тот знает, что такое – когда руки самого близкого тебе существа, бьют под дых, терзают плоть болью грез и воспоминаний. Вышел из леса охотник и повелел идти лешему в страну Марса. Прольется дождь времени, и смоет пыль воспоминаний, и будет все как прежде, а может и лучше. Оседлал Леший коня по имени часы и поскакал в страну, что приникла в небо железными копьями.

И вошла в лес тоска, тоска великого духа, а вместе с ней была и Муза. И была песня, и слушали ее, и отзывались думы душ человеческих.

На одной из ветвей леса сидел Ворон, по имени Разум. И сказал он Деве. Много в тебе путанного, есть в тебе жажда крови, как в сером брате, есть любовь и жажда доброты, как в старой выдре. Дал он ей свое крыло и повелел. Вот перья мои числом малым, все они твои, пиши слова на листах жизни. Ворон знал и о Веде – демоне, что жил внутри у Девы, и зная, сказал ей об этом. Вед услышав имя свое, пробудился и взыграл, расправив крылья власти, пошел в полет вечной жизни, собирать жертвы. Вот и закончился лес, лег, степь, река и озеро этого повествования. Мало листов осталось, но они важны, ибо они есть жизнь, есть любовь.

Часть VII

И была у Нимфы сестра, что звалась вера в жизнь, более трех солнц они были вместе. Огонь небесной любви был в сестрах. Они жили порознь и вместе. Единство с сестрой возлюбленной есть счастье духа, когда не важно тело, ибо есть карма любви. И были другие, кому Нимфа благодарна, так как они все часть ее сердца, часть ее души. Она хотела и имела их, как и они сами. И были среди них и мужи и девы, числом малым, но весом звездным. И каждый из них это не миг в ее жизни, а клетка ее тела. И пришел в ее мир, камень – цвета Агат, был он уныл, холоден и кровав, ибо ушла любовь и пришла ненависть в тело его. И пыталась Дева дать любви и сил в дороге, испытаний, протянула руку размышлений.

И выходил из леса Лимонный сапфир по имени Медный Бык, и дал он Нимфе силу молодой крови, за что благодарна она ему. Хотя , это и временное забвение, а рога, его пусть возьмут взамен то, что захотят, из сада души – путеводной звезды.

И была у Нимфы книга, что читала она. А нашла ее Нимфа под деревом, на котором сидел Ворон. И прокричал тот : «Не читай !!! Это книга лжи и зла!!! » Что зло для разума, то добро для Нимфы. Книга, хотя ее страницы и были пропитаны ядом, от которого погибали жители леса. Листы были не опасны для Нимфы. Они ценили и оберегали ее, потакая любому желанию. Потому, что книга тоже была одна, сама с собой, покинутая всеми.

Падают листья. Нимфа летит, окруженная лесом и его жителями. Кто бы узнал ее теперь если бы не хвост и не клеймо на теле? Кто сказал бы, что эта колдунья страсти, к ногам которой падают мужи и жены породы людской, кто скажет, что она стесняется своего тела? Кому сможет прийти в голову, что она покинута и одинока? Нет! Всем хочется ее только соблазнять, так, как соблазнять сама она не только хочет, но и умеет.

Пролог

Она смотрела на руки – теплые и сильные. Они звали и отталкивали одновременно. Это были теперь ее новые руки, которые она любила и ненавидела. Любила за ласку, а ненавидела за существование.

Нимфа сидела на окраине поляны и слушала жизнь. Соблазненная и покинутая – сама собой.

Она всегда будет помнить, что в ней живет сила любви – готовая убить.

И убоится и зверь, и человек – этой силы, ибо плата за нее не восемь лет вашей жизни. Это ВАША ЖИЗНЬ и ДУША.

Нимфа поднялась и пошла далее, окруженная лесом и зверями, людьми и всем живым. Пошла, соблазнять и покидать себя и ВАС.