Мысли на заборах и др. черновики, записанные после секса. Из книги Секс после армии

Сужебный секс 2. И живи свободным

Марк Картахена (Марко)

Терпеть не могу, когда над душой стоят. Прямо – бешусь. А полработы показывать – тоже не мой стиль. Жизнь отучила – полработы показывать. Пару раз о бордюр физиономией навернула, и отучила. Я ведь – довольно легкообучаемый молодой человек достойного возраста. Без кризисных явлений по причине отсутствия ощущения собственной возрастной неполноценности - при общении c подрастающим поколением.

Хотя, глядя на моего шефа, стоит вспомнить, и зеркально перевернуть поговорку про умного и деньги. Например, вот так перевернуть: если уж он такой глупый, почему ж он такой богатый? Все в порядке с мозгами у шефа. Или – почти все.

Мне кажется иногда, он и себе, и мне, и остальным сотрудникам нашего департамента просто изобретает работу. Довольно бессмысленную – по сути. Но выглядящую - как архи важная. Чтобы оправдать наше, вполне бюрократическое существование. Тоска зеленая, это летнее отсутствие занятий…

И так-то, летом, в жару, работать не очень охота. А когда его постно-строгое - от сознания собственной важности - лицо видишь, вообще все опадает.

Даже и то, что не стояло, а просто висело – тоже опадает…

Шутка. Эротическая. Жара и эротика – близнецы-сестры.

Шучу про себя от раздражения и общей усталости, вызванной мартышкиным трудом.

А мой умный шеф все бродит и бродит, как акула из известного фильма про челюсти - вокруг потерянной в океане шлюпки. Сужающимися кругами. И, с периодичностью минут в пятнадцать, все заходит и заходит на цель.

И эти его плавные и хищно-игривые заходы на цель – нервируют.

Вот - такие у нас сегодня веселые дела.

***

Думаю, я не очень справедлив. Мне жаловаться не на кого. По своей воле, из свободного и гордого орла превратился в чинушу-черепаху, в менеджера-чиновника.

Возможно, подсознательно, хотелось чего-то поспокойнее. И почище, что ли? И чтобы возни меньше было...

Да, и не обошлось без женского участия – если честно. В трудоустройстве. Но все же, если по справедливости говорить, в основе было собственное неосознанное желание. Старею, видимо, все-таки. Так что и пенять особенно – не на кого.

Чего-то такого хотелось - чтобы прямо с утра, и в английской рубашке в мелкую синюю полосочку, с пристегнутым воротником. И при красивом полосатом галстуке. Темного цвета. И – с запахом хорошего одеколона. И на неплохой машине.

Хотя, все это несколько поперек моих юношеских принципов б/у располагается.

Но девушки отмечают, мне это очень идет - полосатые рубашки с красивыми галстуками, и хороший парфюм. И пиджаки, естественно. Хотя без пиджаков – лучше. Во всяком случае – они так в глаза говорят, девушки эти самые. Без пиджаков, говорят, – сексуальнее.

А что за глаза думают – разве проверишь?

И чтобы в кармане погромче звякало – тоже очень они любят.

Этот звон вообще - на всех окружающих крайне благотворно действует. На окружающих девушек, я имею ввиду.

Что-то в них, в девушках, сразу меняется – и в лучшую сторону. Когда они этот отчетливый металлический звон слышат. Что-то у них в глазах появляется - мечтательное. Снисходительный интерес, очевидно: ах, вот он, где этот бычок-то - с колокольчиком на шее - бродит… Ничего такой, упитанный. Очень для лангетиков пригодный. Шкуру только с него содрать – предварительно, лысину посолить, слегка поперчить - и на сковороду уже можно. На тефлоновую. Даже и без масла не пригорающую.

Куда-то сразу все мои недостатки исчезают… Включая очевидные. Вроде обширной ветрености и легкомысленности в общении с их прекрасным полом. Я ведь тоже – не совсем уж глупый, и тоже понимаю, откуда такой интерес. К мясным блюдам – при их низкокалорийной девичьей диете.

***

В итоге, я все получил – и рубашечку, и галстук, и труссарди с фаренгейтом по утрам. А также и пухлые конвертики до десятого числа каждого месяца. С распиской в ведомости всего за пять тысяч рублей - белой зарплаты.

Нет, правда, безо всяких шуток - место хорошее, бензиново-дизельное.

Все ведь вышло по-честному. Как одна хорошо знакомая дама и хотела.

Чего тогда я кусаюсь?

Здесь есть только один недостаток - мухи с тоски мрут. Если с ближайшей помойки сквозь кондиционеры пробираются - так возле рабочих столов и падают. Немытыми лапками кверху, замертво. В дохлые кучки складываются. И никаких специальных мухоморов не надо. Или мухоловок. Очень все гигиенично и радостно выглядит – когда мухи лапками кверху.

Только подметать их чаще надо.

***

Между прочим, я совсем не человек – родившийся в галстуке. Есть вот такие люди, которые прямо с детства – и в мундир запакованы. А я вот – не из таких. Люблю демократичный стиль.

Я – скорее человек, родившийся в джинсах. Еще в ту пору, когда их у нас называли – техасами. Дитя постбандитских таганских улочек и переулков, Большой и Малой Коммунистических улиц.

Росли мы там, как сорняки на помойке – нас топчут, а мы еще упрямее к светлому будущему тянемся. Золотое время, незатейливое. Черно-белое.

***

К слову - если феодальные комиссары таким себе представляли коммунизм, каким он был на Коммунистических улицах детства – то они были людьми с большим чувством юмора. Или, людьми с очень извращенной фантазией.

Второе, пожалуй – вернее. Юмора от них ждать было бесполезно. Да и сейчас – с юмором у них плоховато. У нынешних комиссаров. Достаточно посмотреть с кем дружат – и все понятным станет с ними.

То с хоккеистом из-за Смоленска, а по совместительству - председателем колхоза. То с Каддафи, то с Ким Чен Иром, а то, прямо, и за Саддама болеть начинают, и с отцом всех туркменов только что не под ручку.

Была бы их полная воля, Иван Каляев – так до сих пор национальным героем и был.

Но все же пришлось Каляевскую в Долгоруковскую переименовать – политес, его мать!

Хотя и князь Долгорукий – тоже неплохо.

Патриотично, даже вышло, на нацидею герой-основатель столицы работает.

А перед войной и с Гитлером - теплую дружбу водили. Пока очень и очень не обожглись. Но ничему не научились. О каком тут чувстве юмора говорить можно? Скажи мне только, кто твой друг, и я скажу – кто ты.

***

Но это так – в сторону, про таганское детство и прочих монстров. Это просто от нудной работы посторонние недомытые мысли в голову лезут.

Положа руку на то место, где должно быть у меня сердце - носить пиджаки, рубашки с галстуками, в общем-то, всегда доставляло мне определенные мучения.

Правда, моя бывшая жена утверждала, что после одной операции мне сердце вынули и так, без него, пустую грудную клетку и зашили.

Но я с ней не согласен. Что-то там внутри иногда стукает. А иногда и покалывает.

А вообще, как выяснилось, за хорошие деньги и за пристальное внимание прекрасного пола можно – и легко даже, - на горло собственной демократической песне наступить. Чтобы не очень-то там она вякала, эта самая собственная песня - невпопад с прекрасной окружающей действительностью.

И даже понравилось – так постоянно выглядеть. Якобы, сексуально.

***

- Собираюсь в Америку, - говорит шеф как бы невзначай, в один из своих инспекционных заходов.

Понятно, хочется ему поболтать, да не с кем. Лето, жара. Все в отпусках – как уже отмечалось чуть выше. Включая и его секретаршу. Просто не с кем лишним словом обмолвиться. Даже телефоны не звонят. На летнем солнце перегрелись, и вырубились.

Вот зимой – совсем другое дело было… Когда дрянное дизельное топливо в баках трейлеров замерзало, и в парафин превращалось. Тогда – телефоны трезвонили ежесекундно. Как оглашенные.

Зазвонишь тут, если парк с десятками трейлеров «вольво» встал и примерз - с товаром на миллионы. В долларах. Встал, и не с места - на тридцатиградусном ночном морозе. И нужно керосин по магазинам искать, чтобы хоть как-то из положения выйти.

Сколько бутылок керосина на один трейлер прикупить надо – в голове не укладывается… Да еще его, керосин, отыскать попробуй – в дефицит он сразу попал, только лишь морозы ударили.

Зазвонишь куда угодно! Черту лысому зазвонишь - как оглашенный… Когда миллионы на стоянках вымерзают.

А сейчас, по жаре, – какое дизтопливо не налей, все одно. Не хочет в парафин превращаться.

Вот и не звонят, собаки страшные и лохматые. Ничего им сейчас от нас не нужно…

***

А хорошая у шефа секретарша! Особенно, - если в профиль на нее посмотреть, так адреналин или другие гормоны в крови - прямо закипают и пузырятся.

Я имею ввиду, если в профиль - на ее фигуру секретарскую посмотреть.

А вот лицо-то у нее не очень. Подкачало, что-то, юное личико. Мрачное очень – для двадцати-то лет.

Одна забота на нем – как бы из-под шефа табуретку в виде его законной жены вышибить. И себе на круглые коленочки его, сладкого, приладить. На коленочках гораздо легче до бумажника добраться – пока он от счастья млеет, мякнет и посапывает.

Так что, лицо несколько подкачало, за выражением его она следит плохо, но вот корпус в целом, и шасси в отдельности у нее – в большом порядке.

Только не рекомендуется на секретарский корпус долго заглядываться. И шасси не рекомендуется глазами поедать. Можно быстро это благословенную ниву с разбросанными денежными кустиками – и покинуть. Без выходного пособия.

Шеф к таким делам – чувствительный, даже очень. Как старинный немецкий корабельный барометр, что у меня дома висит – к непогоде. Барометр, кстати, единственная вещь, оставшаяся мне после развода. Которую вынести из торфяного пожара непрерывного многолетнего скандала я и успел.

Но успел, все-таки, честь мне и хвала, любимому. Зато бессердечному.

Антикварная вещь, этот барометр. Чувствительный и безотказный, с какого-то брига списанный. Если нужда за горло возьмет, можно какие-то деньги за него получить. Даже месяц-другой на них протянуть.

***

В общем, в отпуске его замечательная секретарша.

Что, конечно, немножко угнетает. И не только шефа. Она, все-таки, привносит в нашу пресную конторскую жизнь аромат сексуальной интриги, эротики и плохо подобранных духов. Используемых ею в ошаленных количествах. Молодость, неопытность. Хорошо, что шеф это ей прощает. В обмен на другие ценности.

Но и в нашей комнате ему тоже поговорить будет не с кем – от меня толку не добьешься. Мне ведь надо изображать видимость сильной загруженности – его же дурацкими заданиями.

Хотя, и я люблю путешествовать. Но – за счет фирмы. И он тоже – за счет фирмы. Увы, два любителя халявы – и в одном месте, и сразу, это нонсенс.

Ясно, что из нас двоих – фирма всегда выбирает его.

Мне завидно, конечно, но разве брата или свата члена правления нашей компании –перешибешь? Только, если ты – от самого председателя правления.

***

В Америку собирается, говорит шеф…

Нет, в Америку, как-то меня никогда и не тянуло. Если только, если в Южную Америку, на Амазонку посмотреть. Пираний на удочку, или даже сачком половить – вместо карасиков. Сюда привезти, и в аквариуме кому-нибудь подарить. Для веселья.

-У них там, представляешь, на номера машин - даже слоганы наносят. Ничего живут, правда? В каком-то ихнем занюханном, раздолбайском штате, где все можно, даже такой слоган на номерах есть: «Живи свободным, или умри». Ничего сказано, а? Надо же - в такой вот американской глуши, как у нас, скажем, – в Тютюшах, и такие умные мысли на номерах пишут...

- Угу, - отвечаю.- Очень даже ничего живут! Но у нас - лучше.

Я бы на его месте подумал бы, прежде чем в этот штат заезжать. Потому что на его прокатную американскую машину я бы такой слоган на номер прицепил бы: «Blind And Dangerous! »

Объезжать с осторожностью…

Вряд ли бы он долго по этому штату с таким слоганом на номере покатался бы. Выдворили бы, наверное, и довольно быстро. Как пить дать, выдворили бы… Свобода свободой, но нам такие не нужны. Своих таких вот хватает.

Слава богу, это ему не грозит. Ездит он на казенной машине, потому что у самого, кажется, нет прав. То ли отобрали и не вернули, то ли он вообще никогда не получил. Из-за своих выдающихся качеств. Мог бы просто их купить. Но нет, не покупает, деньги бережет.

Но и это тоже не так уж и плохо, хотя бы американским дорогам он не угрожает. И на наших без него – спокойнее.

Вообще, трудно себе представить, что человек, доживший до пятидесяти, работающий в авто-бензиновом бизнесе - и не имел бы водительских прав…

Хотя, если ты в ближайших родственниках у члена правления, тебе права не особенно-то и нужны. Живи, себе, свободным, и постарайся, пока все и как следует не нахапаешь, не умирать.

- Замечательная страна, Америка, - завершает тираду о слоганах на автомобильных номерах шеф.

***

Мой мобильник живет своей замечательной, и полноценной жизнью. В нем столько всего напихано, что иногда оторопь берет. Не могу сказать, что не в ладах с компьютером, даже наоборот, говорят, весьма продвинут для простого пользователя. Но вот с мобильником разобраться – увольте, выше моих слабых умственных способностей.

Мне бы что-нибудь попроще. Но это – подарок. В честь юбилея – год нашему романчику с одной дамой. Приложившей, как раз, руку к моему переодеванию в форму дизельного клерка.

Как раз сейчас она, эта дама, Клара, и прислала sms в приказном тоне: «Жду тебя в обед! Скучаю страшно! »

От таких smsов не отмахиваются.

- Отъеду пообедать, а потом закончу, - говорю я вслух.

- Зачем куда-то ехать, если у нас столовая хорошая? – удивляется шеф.

Ну да, он, как начальник департамента, питается вместе с правлением, за тридцатник в день.

А я, как рядовой – за пятерку.

Хотя, все – за счет заведения.

- У меня желудок гораздо слабее нашей кухни, - отвечаю я.

- Тренируй желудок. Будешь тогда сидеть до посинения вечером – согласен?

Я согласен. Выбор у меня не богатый. Безальтернативный.

***

Клара трудится надо мной, как художник, дорвавшийся наконец до кистей с красками. Любит она оральный секс больше всего на свете, и успевает в процессе глубоких, вдумчивых затяжек мной даже кончить. Мне это очень нравится, хотя я с ног до головы становлюсь мокрым от пота.

- Ты кофе, что ли, пил? – спрашивает она, удовлетворенно откинувшись наконец, и втирая остатки пиршества пальцами в подбородок и щеки. – Отличный вкус получился.

Что-то есть в ней от того шведского брига, барометр с которого висит у меня дома, на стенке. Обводки ее тренированного тела, кажется, нарисованы рукой большого мастера, а кожа тонкая и очень нежная.

Под левой компактной и упругой грудью я замечаю небольшой синячок.

- Да это ты сам, - говорит она, проследив мой взгляд и тоже заметив синячок, - только что.

С учетом того, что мы не виделись с неделю, и я хорошо помню, как и что я целовал в течение последнего получаса, это звучит как-то неуклюже. Очень неубедительно звучит.

- Мы с ним уже с месяц этим не занимались, - продолжает Клара лениво и расслабленно. – Смотри-ка ты, он еще чего-то, кажется хочет. Ты не против? – И она быстро приникает к моему приятелю губами, чтобы не дать ему успокоиться.

***

Она права, видимо, что-то на меня нашло. Что-то с головой случилось – никогда чужие следы не вызывали во мне такой странной реакции. Жара, возможно, всему причиной. Или дефицит обеденного времени.

И я не против. Довольно грубо поворачиваю ее к себе упругой попкой. Пот градом катится с меня, и сердце отзывается в висках. Но я полон желания сражаться до последнего патрона, до последней капли крови. И того, и другого, неожиданно, находится в избытке. Еще минут на пятнадцать сражения. Капли пота падают Кларе на попку и спину.

... Клара по-свойски заходит в душ, когда я на ослабших ногах раскачиваюсь под натиском прохладной воды.

- Я тебе не говорила, он собрался в Штаты.

- Слышал уже, - отвечаю.

- Мы сможем видеться и вечерами. Здорово, правда?

- Правда, - говорю я. – Очень здорово. Буду ждать этого счастливого момента.

Июль 2006.

© Copyright: Марко, 2006

Свидетельство о публикации №2607070096

+++++++++++++++++++++++++++++++++

Сексуальная чесотка 1

Марк Картахена (Марко)

По городу ударило лето. А следом - жара. Да такая терпкая и тропическая, что асфальт тяжело задышал битумом - вперемежку с выхлопными газами, и местами стал плавиться. А на разогретых тротуарах обозначились клевки от каблучков, и даже целые отпечатки чьих-то огромных копыт. Сорок шестого размера, пожалуй.

Девушки разделись – и прямо по полной программе. А особо прогрессивные – вообще все лишнее скинули.

И стало некуда девать завидущие глаза…

И руки стали чесаться… Хоть в аптеку бегом беги, и антисексуальные мази покупай. И с ног до головы ими мажься. Потому что не только руки взбудоражились.

Или, хорошее средство – наручники, крепкие, стальные. Надел их – и тоже неплохой выход. Только ключик от наручников надо подальше забросить. Но обязательно так, чтобы позже он отыскался…

Может он, все-таки, еще и пригодится?

Да, точно, лучше знать, куда ключик от наручников упал.

Но все же, если без шуток, хочется выглядеть приличным человеком, поэтому приходится в землю смотреть.

Но и там, внизу, из легких туфелек, выглядывают очаровательные, наманикюренные пальчики…

Какое меткое название, все-таки, у сорта винограда – дамские пальчики!…

А где пальчики – там и загорелые прелестные лодыжки, нежные коленки…

Эх, беда - с этими глазами. Беда, да и только!

Вверх, что ли, глазеть?

Впрочем, там, наверху, тоже какую-нибудь подляну узреть можно. Помимо жаркого солнца и выцветшего от жары неба…

Я просто в этом совершенно уверен!

***

Иногда начинаешь отзываться о матери-природе не очень лестно. Ну, зачем она так все обустроила? Зачем над скромными, мирными, в общем-то, людьми издевается?

***

Мы сидим с Ясминой в летнем кафе, обсуждаем деловые вопросы, а мой разгоряченный взгляд так и просится съехать чуть ниже, к вырезу расстегнутой ослепительно свежей блузки. Прикрытому по-пионерски завязанным платочком.

Который, к слову, - не очень-то эту самую нежную ложбинку и прикрывает.

И даже как раз наоборот, делает запрещенный внутренним цензором вид на цветущий сад еще более привлекательным и сексуальным.

Надо смотреть клиенту в треугольник: глаза – центр лба. Как учили.

А он, взгляд, все пытается ниже съехать…

Одна лишняя расстегнутая пуговичка – а как с правильных и почти невинных мыслей сбивает!

А разрез сбоку, на платье – один он чего стоит! Так и тянет нагнуться, завязать шнурок на ботинке, и поближе поизучать этот самый разрез. До трусиков почти.

И я чувствую нутром – у меня появились проблемы.

Которые я создал себе сам.

***

…Когда-то, будучи еще студентом, стоял, поставив свои ступни в отпечатки ног в Сараево, на углу, с которого Гаврила Принцип стрелял в эрцгерцога.

Так вот прямо и нахлынуло вдруг из углов памяти: плита на асфальте, отпечатки ног террориста, и сладкое ощущение причастности к истории: вот с этого места началась Первая. Мировая…

Чудесный город Сараево тогда, - много лет назад, - еще был далек от новой, вполне современной войны.

И каменный мостик, построенный чуть ли не римлянами над горной речкой, и переживший и Первую, и Вторую Мировые, тогда еще был цел… Ждал новых варваров.

А в Дубровнике мирно мыли - под каждое божье утро - мраморные мостовые. Мыли вручную, швабрами и тряпками – и с ароматным шампунем. И на адриатическом рейде - в морской дымке - покачивались на якорях легкие белоснежные и богатые яхты знаменитостей.

И чудесная ночь в Белграде – с девушкой по имени Славица.

Эх, ну что за сладкое слово – память!...

В общем, я испытываю и к Сербии, и к ее милым обитателям искренние, немного ностальгические чувства.

А посему, кажется, я немного размяк. Или жара так на голову действует.

- Все там уже опять восстановили, - говорит, Ясмина. – А Дубровник, и этот мостик, о котором вы говорили, вообще не в Сербии находятся. Но там тоже уже все давно в порядке.

Ясмина – очень красивая юная особа, и хорошо говорит по-русски. Как, впрочем, и все сербы, которых я встречал. Да и сербский для меня – довольно понятный язык – если мои собеседники говорят медленно.

Так что – вполне можно общаться, тепло и непринужденно.

Отец Ясмины, богатый человек, ведет строительный бизнес в России. А Ясмину, думаю, использует как тактическое оружие – отправляет на переговоры с такими вот российскими выжигами и жлобами, как я.

Впрочем, пора оправдывать эти прозвища, и прекращать праздник бесплатной раздачи слонов и других подарков. Потому что уже ощущается явный перебор. Который меня начинает несколько тяготить.

- Я думаю, мы обо всем договорились, - говорю я. – Протокол наших переговоров я вам пришлю по мэйлу. Я надеюсь, мой шеф все это одобрит.

- Мой, надеюсь, тоже, – улыбается Ясмина. Совершенно ослепительно улыбается, надо сказать.

А я – так просто в этом уверен. Даже если Ясмина что-то и сделала сегодня не так, папа ей это простит – любимой-то дочке. Только за одну такую роскошную улыбку, которой она одаривает меня, можно было бы все простить.

Но тут и нечего прощать, собственно – она все сделала как надо.

Вот мой любимый шеф может не простить мне такие большие скидки. Которые я дал Ясмине – вместе с ее коварным папой, господином Марковичем. Заглядевшись на шейный платочек, и ровные зубки и нежные губки, и вырез на платье его дочери.

Слаб человек - по сравнению с платочком...

Про губки с зубками уж даже и не говорю. И про все остальное – тоже.

А сантименты и торговля, как известно – совершенно несовместимые вещи. Любой учебник это подтвердит.

Итак, можно считать, что у меня уже проблемы. И это – у одного из лучших продавцов нашей фирмы. Вот так - заглядишься на девушку, и без работы останешься. В два счета. Раз!..., а на второй, щелчок пальцами – и вылетел!

- Что-то не в порядке? Хотите кофе? – спрашивает Ясмина, внимательно приглядываясь к несколько озабоченному выражению моего лица. – Позвольте мне вас угостить – вы были очень лояльны по отношению к новому клиенту.

- Разве я похож на человека, которого угощают женщины?

- Я не знаю, как он выглядит… Обычно, юноши меня угощают.

- Ну, тогда еще капучино? Позвольте, я закажу, Ясмина?

Удивительно красивое имя. Приятно его произнести лишний раз.

***

А хорошо сейчас где-нибудь… Вдали, так сказать, от родины. В Испании, к примеру. Где с часу дня, приблизительно, сиеста. И часов до четырех, до пяти. Тоже - примерно.

Не успел ты там, скажем, в банк – извини, дорогой. Сиеста. Ну и что же, что без денег остался? Не отвлекай, пожалуйста, правоверных испанцев от заслуженного расслабления своими мелкими глупостями. Вечером и заходи, когда остынешь немного. Или – завтра, с утра.

Нет, совсем не то у нас. Со-овсем не то! Не тот коленкор, как говаривала моя покойница-бабушка.

Например, вот - невзирая даже на отвратительный обед – удручающе хочется спать. И так хочется, что спички между веками вставлять впору. И они обязательно сломаются.

Однако никакой сиесты тут у нас не предусмотрено. Даже, я бы сказал, наоборот. Тут, у нас, в родной сторонке – сразу после обеда коррида начинается.

А ведь пообедали, казалось бы, только что. Пусть даже и плохо.

И чего не спится людям? Не отдыхается? Обязательно ругаться надо! Без этого – просто не родина какая-то, а чужбина.

Мой шеф не на шутку разъярился, и носится по своему красивому кабинету из угла в угол, пыхая, вытирая мокрый лоб клетчатым платком, и с каждой минутой накаляясь все больше. Самовозбуждением этот феномен называется – в электронике.

Из-за этих чрезмерных скидок для Ясмины, как я понимаю, он решил припомнить мне все. Прямо - от Адама с Евой припомнить. И припоминает. У него здорово, оказывается, это получается. Даже и не подозревал, что все мои грехи запротоколированы.

Выясняется, кстати, что многого о себе и не знал. Многое о себе - впервые.

Вот, что потерянные деньги с людьми-то делают. Такими как шеф.

И чем больше шеф припоминает, тем быстрее бегает. А я, как неумелый тореро, смотрю, хлопаю глазами, и уворачиваюсь, чтобы бы действительно на его рога не сесть. Больно же будет. И обидно.

Это же всего лишь бык - и так осрамиться... А я-то, все-таки, тореро.

Причем, все эта коррида происходит в присутствии секретарши шефа по прозвищу Надежда Константиновна – данное ей нашим добрым коллективом за общее выражение лица и за близость к вождю нашего местного капиталистического пролетариата.

Надежде Константиновне едва минуло двадцать четыре, это рослая, под два метра, девица с огромными, всегда выпученными, как при базедовой болезни, глазами, и заплетенными в косу - до поясницы - волосами.

Так и хочется сказать – до попы у нее коса. Но попы у Надежды Константиновны нет. Есть нечто вроде сковородки - сзади. Блины можно жарить – при желании.

А, в общем, если на простом, русском выразиться - она плоская и страшная, как атомная война.

При этом Надежда Константиновна, кажется, уверена, что совершенно неотразима и гиперсексуальна. Причем на эту неотразимость, а также эту гиперсексуальность накладывается еще ее провинциальный акцент – привезенный ей откуда-то из тьму-таракани.

Который она не может изжить, как не старается, хотя живет в Москве уже года четыре.

Этот акцент особенно прорезается у нее в те моменты, когда она пытается переводить что-то во время переговоров с англичанами, нашими партнерами.

Англичане - люди вежливые и скрытные. Но чувствуется, внутри они съеживаются, когда она вступает в дело.

Но и свой английский, также, как и свою фигуру, и прочие достоинства, она считает безупречными.

А, вдобавок, по данным разведки, еще и клянчит у шефа несколько тысяч долларов – чтобы заняться образованием. Желательно – в Скандинавии. И к аттестату лесотехнического техникуму города Кукуево добавить диплом MBA.

Вот тогда – берегитесь, агрессоры!

Занятная штука, эта самая Надежда Константиновна.

А шеф-то у нас – он маленький, кругленький, поросший серебристо-рыжим волосом - где только можно, а также - и там где нельзя, и с усыпанными большими веснушками руками, торчащими из рубашки с короткими рукавами. Которая явно ему мала – особенно, на круглом животе.

И у него, явно, наполеоновский комплекс в острой фазе.

И вот, он – ритмично на меня рявкает, а Надежда Константиновна – ему не менее ритмично подгавкивает. Настоящая коррида.

Позволяет она себе такое потому, что между ними – роман на сексуальной почве. Однажды я случайно заглянул к нему в кабинет без приглашения, и увидел, как эта дылда сидит на коленях у шефа, и нежно его облизывает… Зрелище – из незабываемых.

Особенно, – ввиду полной несовмещаемости их линейных размеров. Ни вдоль, ни поперек, никак совместиться они не могут.

На колени к себе - ей самой было бы в пору шефа посадить.

И баюкать этого мелкого Наполеончика своим облизыванием.

В конторе запрещено ходить в джинсах, даже по пятницам. Только, если уж невтерпеж – в брючном костюме.

Она ходит в джинсах демонстративно. Ну, во-первых, чтобы всем продемонстрировать особые отношения с шефом. Во-вторых, полагаю, у нее проблемы с эпиляцией. А, в-третьих, – слишком худые ноги у нее, думаю. При ее росте. И, возможно, далеко не стройные.

Вот странно, ни разу не видел ее ног…

Впрочем, и не жалею об этом.

И если у нее есть по этому поводу вопросы или какое-то несогласие – она может обратиться к известному поэту Александру Сергеевичу Пушкину. Помнится, он все точки над i когда-то и расставил. Высказавшись про российские женские ноги. От отечественного производителя. Стройные очень. Даже – чересчур.

Широкие джинсы, конечно, все это немного маскируют, но зато подчеркивают костлявость ее попы.

Поскольку меня все эта свистопляска не очень трогает, я молчу и пытаюсь, чтобы немного отвлечься, вообразить себе – каково же это удовольствие – с ней трахаться-то?...

Не знаю, кто и как, а я не верю, что есть такие мужчины, которым нравятся костлявые леди. С куриной грудью, выпученными глазами, и выпирающими костями таза.

Вообще, я не верю своим собратьям по оружию, которые утверждают, что любят худых барышень. Это просто – бред какой-то. Происходящий либо от полной безысходности на почве бытового пьянства, либо – от серьезного домашнего переедания.

Так что, ничего у меня особо интересного не воображается – насчет этой Надежды Константиновны, или меня лично, или нашего шефа. Кроме того, как – развернуть бы ее к себе попой, взять за косу. Обмотать ей ее косу вокруг ее же шеи, и придушить.

Нет, не надо волноваться. Конечно, не до конца придушить – а так, слегка, в профилактических целях. Чтобы не вякала, когда ее не спрашивают. Я ж – не живодер, все-таки.

Хотя в такие минуты темные инстинкты – просыпаются.

А попой к себе повернуть – чтобы при этом не шипела в лицо, и не плевалась.

Ну, а потом – хлопнуть аккуратно, чтобы руку или ногу о сковороду не отбить - по заду: живи, мол, да место свое помни. Дура малосексуальная!

Вообще, мне так они оба обрыдли, что если сейчас шеф - вспомнив мне все наконец до самого конца, - скажет, что я уволен, я совершенно не расстроюсь.

- И почему ты молчишь? – чуть ли не хором восклицают вдруг они. Видимо, больше всего их расстраивает мое ответное молчание.

Интересно, а что тореро может сказать разъяренному быку? И бешеной корове? На ушко, интимно?

И я говорю то первое, что взбредает на ум, помраченный плохим обедом и жарой:

- Знаете, - говорю я, - в сексе есть золотое правило. Либо помедленнее, либо по очереди. А то объект просто помрет от натуги - пока вы кончите. Я тут не могу понять одного – кто ж начальник? Кто тут имеет и кого? И в каком порядке у вас все это происходит?

И, оставив их с открытыми в тяжелом молчаливом изумлении ртами, я покидаю начальственный кабинет, оставив красивые ореховые двери открытыми настежь.

***

Горячей воды дома нет, но это не беда, когда на улице плюс тридцать – аж в половине восьмого вечера.

Я так долго стою и растираюсь мочалкой под ледяным потоком, что у меня начинает дергаться мышца в районе солнечного сплетения, а весь душ покрывается хлопьями пены от шампуня и запотевает холодной мелкой росой.

Открыв дверь, чтобы сквозняк утянул из ванной сырой туман, слышу, как звонит телефон. Но продолжаю растираться махровым полотенцем перед зеркалом. В конце концов, кто хочет – может поговорить с автоответчиком.

Конечно, голоса всех автоответчиков мира, и всегда, звучат похабно, но это, все же, лучше, чем ничего. А у меня нет, если честно, особого желания с кем-нибудь общаться.

Отражаюсь в зеркале субъектом, покрытым гусиной кожей, с мокрыми торчащими волосами бордюра вокруг лысины. Зрелище – привлекательнейшее. Для знатоков! До горячего нарциссизма в груди, в области сердца!

Как в классическом произведении – вид голого тела, покрытого волосами… и так далее. Надо только добавить было – и лысого.

Это классики чего-то не доглядели.

Никак не могу понять, почему это я в таком игривом настроении? Даже если меня и уволили, причем – из-за собственной глупости, это совсем не повод впадать в хандру. Еще никогда потеря работы меня не пугала. Сам-то я выживу, и, наверняка, неплохо устроюсь – как показывает мой же опыт.

А кормить мне, собственно, некого. И неотложные долги не надо отдавать.

Кстати, и горячая вода появится со дня на день. Так что, будем надеяться, жара еще немного продержится.

Но что-то, все-таки, колется внутри.

На автоответчике – аж пять пропущенных вызовов.

Первый – пустой. Кто-то подышал в трубку, наслушался робота, и сник.

Далее – Надежда Константиновна, призывающая меня снять трубку и поговорить с шефом.

Это вполне подождет до завтра. В любом случае, хуже того, что уже мной сделано, сделать трудно. Завтра с утра пусть еще что-нибудь лестное в мой адрес скажет – при личном общении. Я приму решение смиренно. С нервным хихиканьем.

Третий вызов – опять пустой.

А вот на четвертом – подружка. Какой-то не очень ожиданный звонок.

«Тебя нет? Или трубку не берешь? Ну ладно, пока».

А почему бы не заняться лечением последствий сегодняшних коррид? И давным-давно я ее не видал уже, эту подружку. Пару раз повеселились - до слабости в коленках – и все. Только редкие перезвоны. В минуту, когда чего-то хочется, а чего конкретно – сам не знаешь.

Вот сейчас, очевидно, именно такой случай.

Я довольно неожиданно нахожу на каком-то клочке бумажки у компьютера ее номер, и набираю его, но он занят. Еще раз – и опять занят. И может быть – это совсем не ее номер? Уж очень он подозрительно быстро под рукой оказался.

Вешаю трубку, и телефон тут же звонит.

И это как раз звонит она же.

- У тебя беспрерывно занято. Наверное, барышни одолели?

Только святая простота скажет в ответ, что звонил только что, и безуспешно, именно ей.

- А ты не хочешь ли сегодня встретиться? – решаю я сразу снять все дальнейшие вопросы.

- Ну, уж нет! Разве тебе одной красотки сегодня мало было? Провинциально, правда. выглядит, под западную косит. Но вообще – ничего такая, сексапильная.

- Какой еще красотки, - спрашиваю я.

- С которой ты в кафе сегодня сидел. Классная телочка, между прочим, надо должное отдать. Как она – ничего?

- Ах, вот почему ты позвонила…

Какая глупость – в такой ситуации оправдываться. Это только злит – обе стороны сразу.

Видимо, сегодня до конца вечера Ясмина будет приносить мне все новые и новые сюрпризы.

Сижу на кухне, замотавшись во влажное полотенце, пью кофе, и размышляю о том, что было бы, если бы… Занимаюсь чистой маниловщиной.

И вообще, надо лечь пораньше спать. Перебор с впечатлениями – для одного дня. Правда. на улице еще совсем светло – самые длинные дни в году.

У меня на автоответчике остался еще один пропущенный звонок. Который я не прослушал. Моя подружка заморочила мне голову. Как – собака на сене. Самой-то ей я до лампочки, судя по всему, но и кулаком перед носом помахать – она тоже не прочь. Высказаться уязвлено.

И как это она нас в кафе-то углядела?

Вот они – неуместные шутки теории вероятности! Найтись вдруг здесь и сейчас! И как я ее не увидел? Очень был увлечен переговорами. А она оказалась ревнивой на ровном месте. Вот тебе – и свобода сексуальных отношений в начале двадцать первого века нашей замечательной эры.

Итак – еще один, последний пропущенный вызов на автоответчике Пятая запись. Надо прослушать.

Но я не трогаюсь с места. Сижу, курю, рассматриваю подсохшие на жаре цветы на окне, не вынесенные на лоджию, и думаю, что надо их срочно полить.

Я прекрасно понимаю, что это просто невозможно. Приятных чудес на свете крайне мало, и водятся они, как правило, где-то совсем в другом месте.

Но пока я не нажал кнопку, все-таки – все еще может быть.

Июнь 2006

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Кильки в томатном соусе, и другие ужасные истории

Марк Картахена (Марко)

Откуда-то всплыла древняя подружка…

Как атомная субмарина – посредине мирного деревенского озера.

Нет, не надо думать плохого сразу. Ничего особенно личного. Сама-то она – не древняя. Даже наоборот, весьма еще юная. И на субмарину не похожа. Даже совсем не похожа.

Тридцать - тридцать пять - сорок – что за чудесный женский возраст!…

Двадцать пять лет дать - можно по-трезвому. Если пару рюмок предварительно пропустить чего-нибудь очень крепкого – то и все двадцать. Если ей так уж хочется.

Правда, отвернувшись, и крепко зажмурившись.

Обычно такое – после первого мужа бывает. Главного врага, виновника всех прошлых и будущих несчастий. Отца детей – век бы его не знать.

Вот она - любовь проклятая. До чего доводит. Словами - не передать. Только пальцами в воздухе и щелкать.

Обидно, слушай, а? Очень обидно…

Или - между первым и вторым. Стоящими - один другого. Две сволочи… Будто из одного зеркала вылезли. Двоечники.

Или – к окончанию третьего. Совсем уж неудачного. Бес бы его прибрал. За все его фортели. И за эту суку. Из Архангельска.

А иногда - и к началу четвертого. Уже теперь - гражданского.

Научены. Ох, как научены по углам скитаться и жилье делить…

Да, скорее всего - четвертого, того, что из – не очень ухоженных. Жалестных таких - одиночек. Всю жизнь подающего надежды. Которого другие подобрать не успели. Или не смогли. Или он сам не очень-то подбираться хотел.

А тут вот вдруг неожиданно - сдался. На милость победителю. Лапы нестриженные поднял – и сдался. Так и ходит на задних лапах. А передние – за головой.

Но вот вопрос – нужно ли его подбирать? Завалялся он что-то. Вид не слишком товарный. Бока повытерлись, шерсть на темени облезла.

А уж если крышку приподнять, и в кастрюлю заглянуть – бог ты мой, кто же так щи-то варит? И на компот – тоже не похоже. А запах, запах…

Хочется запеть романс под названием – «Сомнение»…

Только голос не тот. Не романтический уже. Охрип от сигарет и превратностей бытия.

В общем – подвешенное состояние. Столько, кажется, дорог, столько путей и тропинок… Шлепай вперед – вовек не перешлепаешь…

А какую вот единственную выбрать, одному черту известно. Куда под локоть толкнет – туда и пойдешь в итоге. На собственную погибель. На радость супостату.

Но и погибать-то рано. Даже не то слово – очень рано. Совсем не хочется погибать. В тридцать-тридцать пять-то…

Еще очень на Гавайях пожить охота – где метро пока не изобрели.

В общем, хочется ей, моей древней подруге, чего-то.

И даже возможности для этого есть. Подручные.

Но нынешний промежуточный милый друг раздражает до оскомины. Как чемодан без ручки. Выбросить жалко. Носить – неудобно. И замки поломались, все время что-то не к месту вывалиться норовит. Лучше бы рта не открывал. Скотчем бы рот ему заклеить, да перед людьми неудобно. Не поймут. Или поймут – но превратно. Каждому ведь не объяснишь – про чемодан-то. Анекдот – да и только…

И со здоровьем не совсем лады – у милого друга…

Видимо что-то от избытка нахлынувших чувств происходит. Пять секунд и уже готов. И выключается, как перегоревшая лампочка – пшик… щелкнула, и матовой стала. Прямо – в помойное ведро просится. А запасной – нет. Надо в магазин бежать.

Поинтересовалась, как и с кем живу. И вообще, не умер ли еще?

Сообщила, что рада. Что жив и здоров – этому-то и рада. Что еще не умер. В-одиночку. В одиночке.

Без особого зла сообщила.

А вышло довольно смешно.

Нет, думаю, пока жив. Насчет здоровья – тоже, не самый худший вариант. Бывает гораздо хуже. Бесперспективнее бывает.

У меня, думаю - все еще впереди. Пока.

Да, точно еще впереди. Или – спереди. Ну, может быть, не буйное самое, зато исправное. Даже еще можно что-то планировать. Не охая, не ахая, и за поясницу каждые пять минут – не хватаясь.

И на лампочку – не очень похож, жужжащую перед пшиком. Минут за десять – ручаться можно. Бесперебойной работы. Или – даже за пятнадцать. При хорошем уходе.

Вообще, если очень надо – то готов.

И даже, если и не очень не надо – тоже, в общем-то, готов. Хотя – в меньшей степени. Ленив до безобразия. Но, в конце-то концов, и помолчать могу. Без скотча. Сам по себе. Заткнуться и помолчать. Даже – отвернуться на время.

Хотя, конечно, на замену милого друга – не потяну. Нет у меня таких амбиций. Привык в зеркало по утрам смотреть – и только свое отражение видеть.

Оно – хоть и не самое – но все же, мое. Собственное. Одинокое. Ни с чем не спутаешь.

А если долго смотришь – даже и привыкаешь потихоньку. Даже испуг уже не берет, а только легкая оторопь – ну надо же…

Тут, недавно приятель в лучший мир отошел – а тебе-то как повезло, а! Как ты пока легко отделался-то… Все еще прыгаешь. Почти непринужденно. Счастливчик…

Конечно, фасад мог бы быть и поновее. Но – с лица воды не пить.

Зато – ничего лишнего на фасаде. А лишнее и появляется – так его просто сбрить можно.

Конечно, и в кастрюле рецепты блюд могли бы быть поразнообразнее. Поострее.

Но, с другой стороны посмотреть - все же вполне здоровая пища. Без особых изысков. Но с приятным вкусом. Никаких килек в томатном соусе на газетке. Никаких трухлявых пней у палатки в туристском походе.

Так надо – или не надо?

Надо, говорит. И причем, срочно. Безотлагательно.

Старая любовь, говорит, не ржавеет. Старая любовь – не умирает…

Эх, любовь…

От частого употребления слова теряют целебные свойства. Как лекарства, залежавшиеся в аптечке. Без употребления. Иногда нужно проводить ревизию – выкидывать старье и закупить все новое.

Любовь, например.

Но кто же знает – какие новые лекарства понадобятся? И – в каком количестве? И в какой аптеке их купить можно? И вообще – можно ли их там купить?

Надо, говорит уверенно.

Настроение, что-то, такое.

Непонятное.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

МЕЛОДРАМА С РОМАНТИЧЕСКИМ УКЛОНОМ

Марк Картахена (Марко)

Внутри у каждой женщины живет еще как минимум три-четыре женщины. Которые между собой постоянно ведут какие-то беседы или споры. Иногда случаются даже крупные разборки. Снаружи не видно - но, может быть, и с царапанием. И с битьем милых личиков.

И пока они, эти дамы, там, внутри, друг друга не переспорят, и не решат, кто же сегодня среди них главная – договориться с женщиной о чем-нибудь бывает крайне трудно. Точнее - просто невозможно. Лучше отойти, и подождать. Посмотреть – с кем придется общаться. Кто там у них сегодня - главный.

В Алене - их штуки четыре. Может быть – и больше.

Сижу, наблюдаю за раскладом ее внутренней дискуссии. При этом, Алена вдохновенно работает над собой, орудуя кисточками и другими приспособлениями из косметички. Со стороны – ну, вылитая Сандро Боттичелли, работающая над "Рождением Венеры". Только - с роскошными, рекламными прямо волосами – до попки.

Если бы у меня внутри происходили такие борения, да я при этом, скажем, еще бы и брился - наверняка бы порезался. Даже вполне безопасной бритвой.

Здесь же, очевидно, отдельная, пятая, барышня-горничная отвечает за наведения красоты. И ей - не до споров.

А интересно было бы заняться этой – горничной. Если бы она вдруг взяла верх. Наверное – этакая молчаливая скромная особа. В передничке, с наколочкой. В ажурных чулочках. С подвязками. Ну, как их в порнофильмах показывают. Этакая - скромница-распутница. С развратной улыбочкой. И с волосами – как у Алены. Но с фигурой – более женственной в отдельных местах.

Мда… Увы, она участия в спорах не принимает… По штату – не положено. А жаль.

Я себе отдельного брадобрея позволить не могу. То ли – по бедности. То ли - по скупости. А может быть, от простоты мышления. Извилина – хоть и одна, зато прямая и длинная. И своя – что важно. Вот и приходится концентрироваться на чем-то одном. То ли - на бритье. То ли на том, куда и с кем пойти. И зачем.

После получаса внутренней войны Алена решает, что хочет посмотреть мелодраму. Судя по всему, победила зануда.

Эта дамочка – явно в строгом костюмчике успешного и примерного менеджера. Может быть даже – с дипломом MBA. У которой все в порядке. Включая личную и - отдельно, сексуальную жизнь. Вот скука-то…

Хотя пять минут назад в плане стоял клуб «Петрович», куда у меня есть членская карточка. Там бывает много неординарных личностей. Любим мы - неординарных личностей. Особенно - флиртовать с ними.

А по мне - так они просто не очень домытые. Не шибко добритые. И совершенно не оригинальные. Даже - если сильно покопаться. Своего - просто ноль. Уж для флирта - совершенно не подходящие. Но - дело вкуса, как говорится.

И неординарные дамы - тоже как-то не вдохновляют.

Правда, решает Алена, сегодня для "Петровича" – поздновато. Столик надо было резервировать заранее. Иначе будешь сидеть у стойки бара. Что – совсем не удобно, на высоких-то стульях. Спиной к неординарным личностям. И ноги соскальзывают вниз, и колготки можно порвать о какой-нибудь гвоздик.

Далее – в такой последовательности: прогулка в торговую галерею на Тверской. Приглядеть себе нижнее белье, которое застиралось. И чтобы я помог его выбрать – на свой вкус. Ну, и оплатил, естественно. Но – не хочется, как-то, тратить на это выходной вечер.

Мне тоже не хочется тратить на это выходной вечер. Тем более, что я не думаю, будто мой вкус – какой-то уникальный. Мой вкус – быстрое снимание этого самого белья. Вообще, удивляюсь стриптизершам – почему они верят байку о том, что чем дольше снимаешь лифчик и трусики, тем возбудительнее это выглядит. По-моему – просто раздражительнее.

А может быть, это я выпадаю из ряда самцов со стандартными инстинктами, да и скуповат?

Затем, в ее планах – просто позаниматься любовью дома. Зажечь какие-то ванильные свечки, налить в бокалы сухого вина. Потом опрокинуть один бокал красного вина на чистую простыню, обжечься об упавшую свечку. И обнаружить, вдобавок, что какой-то урод в жэке выключил горячую воду. Это - самый увлекательный момент - ледяная вода после надуманного секса.

Да - пресно. И вообще – сколько же можно!

Ну, действительно – сколько можно?

И, затем, наконец, – поход на мелодраму с эротическим уклоном. Душа, оказывается, требует чего-то высокохудожественного. И мелодрама будет самым верным решением!

Сначала посмотрим, как люди этим занимаются публично – на экране. А там видно будет. Может и самим захочется. А может – и не захочется. Как ты думаешь, дорогой?

Интересно – а почему, собственно, просто заняться дома любовью с эротическим уклоном – не художественно? Без ванильных свечек и кислятины под маркой бургундское? Это - так я думаю. Но такой ответ неприемлим. Хотя он - очевиден и банален. Интуиция подсказывает мне - наш скоротечный роман идет к концу. Семимильными шагами – и к неромантической развязке. И своей интуиции я привык доверять. Но вслух об этом – как-то не очень хочется. Об этом лучше позже – по телефону. Или вообще - без объявления войны.

Эти внутренние борения последнего времени, и рассеянность мыслей - явно ко мне не относящиеся - уже стали несколько утомлять.

Вот именно поэтому - я тоже уже пристегнул ремни. Их лучше всегда пристегивать заранее. А не тогда, когда машина летит с дороги в кювет, задевая встречных и поперечных.

Да-да, я уже пристегнул ремни. И, на всякий случай – на сегодняшний вечер, вырубил звонок телефона. Уже почти готовая на все замена может позвонить в неподходящий момент. А мне не хотелось бы лишних разговоров – ни там, ни здесь. Зачем своими руками ускорять развязку? Что там записано - на небесах, пусть так и движется своим чередом.

По мне, конечно, так лучше был бы уж боевик. Тоже – с эротическим уклоном. С грохотом - до ломоты в ушах и с эхом в селезенке. В формате DD. С отверченными головами на каждом шагу. С морями и ручьями крови. С любовью в неподходящих местах.

Особенно мне нравится, когда герои занимаются любовью, а над ними свистят пули, выпущенные из крупнокалиберного стрелкового оружия. Из чего-нибудь этакого, вроде зенитного пулемета.

Представляю себя на их месте. Чтобы я сделал?

И что-то даже и не представляется, чтобы я сделал.

Но - в кино, так в кино. Вперед, Алена, дорогая!

Кстати, и колготы целее будут.

В мягких креслах – вряд ли много торчащих гвоздиков.

__________________________________________________________

ВПАДЕНИЕ В ОРГАЗМ

Марк Картахена (Марко)

Одна очаровательная девушка, любительница кататься на собственных лошадках по собственному ранчо – считая, видимо меня знатоком во всех отраслях, прислала письмецо. С другого све…. Ой, прости милая, прости, радость моя, я оговорился - с противоположной стороны земли! Из LA. Из Лос-Анджелеса, по нашему.

Это там, где: у нас – обед, а у них - глухая и страшная мерканская ночь.

Получив письмо, я конечно, очень загордился и покраснел.

Даже что-то ниже пояса зашевелилось. Давно не шевелилось.

А тут вот прямо – сюрприз! Сюрпрайз! (с)

Оценили наконец! Знаток! И где-то, возможно, даже перехватчик. Половой!

Суть письма была такая:

«Как это вы относитеси к виртуальному сексу, выскажитеси, пожалуйста?

Я вот, считаю, так – что касается тела – в реале партнер можети совершенно банально и наивно прямо-таки оборвати полет к вершинам... Боже, да сколько угодно способов, сказали не то, подышаль не так, рот открыль не в тот момент, не дай бог, вздохнуль. Зевнуль(!!!!). Зажмуриль., плохой запах изо рта, ссетина (или ее отсутствие), тип нижнего белья и т. п. и т. д.

В виртуальном сексе все представляется так. как хотелоси би. Ти прекрасна. Он изумительний….

Не надо думати, какое на тебе белье, как ти выгибаешь спину… Только успевай печатати то…. Одним пальцемь то……

Ласкати себя – дело привычное. На работе мозно обойтиси и пальсиками. Как интересно отреагировали бы шеф, увидя твои влазные трусики? » (с)

Не удивляется, что так странно цитирую, это я из латиницы перевожу. У них там - в этом самом пресловутом LA, XP по-русски еще не обучен. Темь. Деревня у них там.

Хотя и Билл Гейтс где-то рядом обретается, влачит, так сказать… Мог бы и по-содействать в конце концов!

И вообще, для меня это – и ваправду, все равно, что с другого света. Которого, собственно и нет.

Известно же в узких кругах, что я – глубокий и совсем пропащий матерьялист.

Что вижу – то и Есть. А чего не вижу – извините – Нету!

Вижу помойку обширную под окном – есть! Есть, сволочь - была, есть и будет!

Вижу попку красивую – есть! И вообще, все остальное вижу – фигура классная, губки зовущие…. Есть! Есть, ребята! Хватай, а то не будет – мимо проскочить! Другую жди тут, на морозе. У помойки.

А, все эти мулаты - на улицах и подворотнях отрывающиеся, Голливуд под боком, мерелины монрое с анжелинами джоллями по сансету?... Да еще с Биллом Гейтсом под ручку?….

Ну-ка, гляньте! В окно-то гляньте – нету же? Нету!

Но ладно, не будем о грустном. Вернемся к нашим бара… простите, девушкам….

Итак, и что же я думаю, как крупный специалист, по поводу шефа с мокрыми трусиками?

Если откровенно – я своей материальной оболочкой тоже сильно недоволен. С детства прямо. Точнее. С момента прыщавого полового созревания. И то, что она все в сексе испортить может – это просто к гадалке не ходи! (с).

Может, и еще как может она все «испортити». В том числе, женский оргазм! Как, впрочем, и мужской полет к вершинам может обломать!

Возьмет, да и почешется. Не вовремя. Или не там. Или спину неправильно выгнет. Да еще – перекрутит – к костоправу потом. Обратно вкручивать.

А уж если вздохнет, или, боже упаси, выдохнет - просто караул! Святых выноси!

Такая вот неудачная материальная оболочка.

Та что я – за виртуальный секс просто двумя руками, ногами и чем там еще!

Скока преимуществ!

Во- первых – безопасно. На диспансеры тратиться не надо. Если тока от клавы – током получить – но это уже к сисадминам, электрикам, они много не берут.

Во-вторых с детьем этим самы вопрос сразу закрыт. Никаких потом – знаешь, дорогой. Чей-та тошнит меня. И тесты какие-то странные. Не поймешь. То ль беременная. То ли ты меня клинским перепоил, а я его терпеть не могу.

И «ласкати себя» - дело у нас привычное. Не надо выставляться, а то засмеют. Или плакать начнут.

Отласкалась. Трусики поменяла – и мимо шефа с вызовом, поводя крупчиком – на обед. Пусть он теперь свои труски стирает да с женой объясняется – откуда тут у него все белое, включая и брюки с изнанки?

А если ты дома – то и в постельку девственную. Ой, красота. Никто не чешется. Не охает и не ухает над ухом. И не храпит, как унитаз. И пальцами немытыми или еще чем-нибудь в нежные материи не суется.

И кавалер при деле. Тоже отласкался – если нашел, что отласкать, и его уже никуда не тянет налево.

Так что, милая моя прелестная незнакомка! Кричу тебе беззвучно через горы и океаны: я за! За - я!

А машина бездушная шлет в ответ:

Mail delivery failed: returning message to sender

Но это уже, кажется. из оперы дружбы и любви. Совсем другая тема.

Да, забыл сказать - вообще-то, я романтик. Последний, пожалуй.

СЕКСУАЛЬНЫЙ SWOT

Марк Картахена (Марко)

Сижу , пишу бизнес-план. SWOT уже почти вытанцовывается. Угрозы прошли. Теперь уже достоинства.

И начальник каждые пять минут проявляется

– Ну, где? Ну, когда? Ну, убью всех! Сначала по очереди, потом вместе и разом! Наповал!

Он бесится, а я размышляю, что бы еще такое умное в SWOT-анализ ввернуть. Чего еще до меня никто не вворачивал.

А в уголку монитора вдруг мигает:

- Хочешь секса , если да, то просто возбуди меня. Или дай какой-небудь сайтик, который мне поможет.....

Клава верная в ответ совершенно правильно реагирует:

- И секса не хочу, и сайтик не пришлю.

Он опять мигает:

- Сука!

Ну – это уже немного лишнее. За что это она меня так? Мы же не знакомы даже.

Клава ей, этой визави, сообщает:

- Что это вы так меня? А? Сука - женского рода. А я, какой-никакой – мужчина. -

Правильно, клава! С утра, во всяком случае, точно им был. И даже кое-что чувствовал, как мужчина. Свидетели есть. Одна, свидетельница.

Хотя, черт ее знает….. Может – сейчас ее спроси с пристрастием, отпираться начнет. У меня муж, ребеночку четыре годика – а тут такие неприличные вещи спрашивают! Ничего не знаю, мужчина он или нет. Ко мне-то он какое отношение имеет? И даже наверняка отпираться будет до последнего. Зачем же ей хорошую семью так просто разрушать? Муж, по слухам, очень неплохо зарабатывает. Сама вся в мехах, ситроенчик третий только что ей купил. Куда от такого? С ребенком. Да еще и из-за такого? Ну бог с ним, что у него чего-то там по мужской части, можно и поерпеть, в конце концов.

Опять начальник за стекланную перегородку - ко мне.

– Ну, сколько еще?- И в монитор заглянуть норовит.

А у меня на мониторе:

- У тебя член какого размера?

Та-ак! Собственно, странный вопрос.... не очень по делу.

- Давай, все-таки. позанимаемся. А? Тебя как зовут? - продолжает она.

- Через часика два, – говорю я шефу. В лучшем случае. А вообще – к вечеру.

А клава грубо пишет:

- А тебе без - разницы? Зови меня Марко. И что тебе мой член? Какого размера? Обычного. Но если надо – я сейчас наращу.....

- Это - то, что нужно, козлик ты мой. Мне – дюймов в двадцать надо! Наращивай, пожалуйста, немедленно.

- А ты «Золотой осел» читала? Апулея?

- Нет, - пишет, - не читала. А кто это? Про Атлантиду? Не отвлекайся. Ты уже нарастил?

- Просто там у осла покруче был, все тридцать, наверное, дюймов. Осел же все-таки, животное, - отвечаю я.

- Мне с животными не нравится. Мне с тобой хочется. Как он уже у тебя? Уже СтоИт?.

А шеф в это время мне говорит:

– Ну а зарплату ты к вечеру получишь... Через месячишко! Или – через два. Если вообще получишь.

Я ему - нет, мы так не договаривались. Все возникло сегодня с утра, и вы хотите, чтобы через час на столе – бизнес план продвижения лежал? Это полная лажа будет. А на экране:

– Так как стоИт, или ты импотент?

- Стоит, стоит, - пишет клава, - еще как.... все двадцать дюймов, и не сантиметром меньше. И в длину, и в ширину. Даже стол приподнялся.

- Ох, какой ты горячий, страстный. Я уже их чувствую в себе, твой член, твои дюймы. Но ты там поактивнее, все-таки. А какой у тебя одеколон?

- Ну, труссарди, а что? Разве пахнет? И ты там поосторожнее - пишет клава, - не задень чего-нибудь. Жизненно-важного. Не повреди….

А шеф мне – ну пусть будет лажа. Зато сделали. Хозяин все равно читать не станет. А мы с тобой потом все по-своему сделаем.

- Так ты что – все-таки осел? – мигает на мониторе. – Как я могу чего-то повредить. Я только такого размера и чувствую. Ну, давай. Сильнее…. Сильнее.... Вперед!.... Сейчас я трусики подвину.....

- Ах, да ты их не сняла? А я их не порвал уже? Вещь-то, наверное, дорогая заграничная?

- Да, заграничная, шелковая! Не…. я их не сняла, но они тонкие такие. Позволяют и не снимая входить.

- То-то я чувствую. Что как-то натирать начинает. Как-то дискомфортно, неуютно…..

- Меньше слов, больше дела, козлик….. Пошевеливайся. И за грудь меня возьми. Посильнее. Можешь даже за соски щипать.

- Знаешь, - пишет уже несколько раздраженно клава, - я так не люблю. Гнать так. Можно сердце запороть. И щипаться не люблю….. Я люблю нежно, плавно….. Ты ж не гимнастка и не бегунья, надеюсь.

- А откуда ты знаешь, что я спортом занималась? И вообще, тебя особенно и не спрашивают, что ты любишь, а чего нет. Это же я тебя трахаю, а не ты меня.

А шеф не уходит, зараза. что-то его останавливает:

– Слушай, ты как Цезарь, со мной разговариваешь, и одновременно - пишешь. Это надо уметь.

- Да,- говорю, - это надо уметь. Практику иметь большую, бизнес планы писать. Отлетают, как блины со сковородки.

- Ты опять заснул, козлик? – пишет моя визави – Заснул, что ли? Или у тебя обеденный перерыв уже настал? Хоть бы поворочался – туда-сюда. Может, вынешь, я тебя поцелую?

- Ну, знаешь, - если я ворочаться начну, туда-сюда – начальник совсем меня не поймет. А если выну - эти двадцать дюймов тебе все губы растянут. Они же у тебя не резиновые?

- Да ты не бойся, давай его сюда, мы тоже не сегодня родились, - пишет – Мы и не таких заглатывали.

А шеф все-таки умудряется взглянуть на экран.

- Стой-стой. .... Что у тебя там за переписка – не вижу отсюда..... - и лезет за очками.

А я судорожно выдергиваю вилку питания, но под звон UРSа компьютер продолжает работать, как ни в чем не бывало.

- Ах вот какой ты у нас Кай Юлий! Вот, почему план – только вечером! Все. Мое терпение лопнуло, ребята. Пятьдесят процентов премии уже не увидите. И чтобы через час все было у меня в почте.

А системщику – голову оторву. Чтобы только на наш, корпоративный сайт выходили. Там много - чего интересного, суки…... А вы об этом даже и не подзреваете.....

Ну вот, думаю, и опять я сука….. Как будто я кого-то тут трахал. Это же меня – как мальчика…

ОТЗЫВЧИВОЕ

…Ты у меня - красоты неземной. Просто – Елена-Прекрасная.

Помнишь? Бессонница, Гомер. Тугие паруса (с)

И грудь ничего – четвертый номер.

И губки бантиком - язычок нежный, умелый язычок....

И попкой задалась – отзывчивая у тебя попка....

.... Я список кораблей прочел до середины (с)....

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

ОТКОПАВШИЕСЯ МАМОНТЫ

Марк Картахена (Марко)

Что-то не совсем в порядке сегодня.

Заметили? Тоже заметили?

А я выяснил – что именно!

Сейчас поделюсь.

Про мороз уже не говорю. Дурной тон – пожалуй. Теперь привычные мы. К морозу. Да и ко всему другому, что у нас тут вокруг происходит. Ну, точнее, уже почти привычные. Еще немного осталось, и совсем привыкнем. Жаль только – как привыкнем, помирать надо будет.

Вот беда-то какая... Дилемма прямо.

Тем не менее. Даже отечественные помойки заводить научились - в тридцатиградусную стужу. Навалимся всем двором на одну, несчастную, потаскаем ее меж сугробами, распугивая огрызающихся собачников, по-прикуриваем друг от дружки - сколько вольт-ампер господь на это мероприятие отпустил – и вот она! Помоечка родная! По дороге – уже чапает.

Дымит, сопит, охает, скрипит продрогшими амортизаторами – но чапает! Чапает, родная, милая наша - одна тысяча восемьсот какого-то года выпуска. Бракованное дите волжского автогиганта.

Главное теперь – не дать ей остановиться. Не дать ей, бедолаге, заглохнуть. А все признаки заглохания налицо - и маслице отечественное твердеет на лету, и что-то из печки гарью тянет, и какой-то посторонний мерзкий шум прямо под капотом...

Эх! Остановился – все, смерть туристу!

Тут уже не навалятся миром, некому просто. Хай-вэй кругом один, так и шипит. Так и жужжит. Так и несется.

Голосуй сердобольным… А вдруг, все же, кто-то остановится, рискуя, поможет… И на веревку ее, как козла упирающегося, - к ближайшему сервису.

Но это – все пустяки.

Надо в корень смотреть.

Я недавно где-то вычитал, что вместо обещанного потепления – оледенение новое готовится. Ученые уже пророчат. Нос по ветру держат.

Странно – правда?

Сколько нам уже про это потепление-то – а? Годами, с молоком матери. Еще вчера пели про то, что в тундре мерзлота оттаивать начала. Мамонты сами собой выкапываются, и к зимовкам северных народностей подходят – дядя, угости хлебушком. Кушать хочется… После анабиоза.

Еще почти что с утра пели, что - на месте Роттердама скоро будет море плескаться. Большое и безбрежное.

И что гавайки надо закупать с тапочками. Срочно! И в большом количестве.

А выясняется теперь - шубами надо запасаться. И не одной, двумями-тремями. чтобы надеть их сразу все. И отопителями мазутными. А не матрасиками надувными.

Вместо потепления, оказывается – обледенение мировое идет. Так прямо и пишут – готовьтесь, товарищи. Мамонты обратно закапываться стали – верная примета, к холоду вечному!

Я, наивный, подумал – странные эти ученые, какие-то. В солидных учреждениях работают. С мировыми именами. Чуть ли не лауреаты.

А ведут себя, будто ребята из нашего гидрометеоцентра. Которые по телевизору всякие снадобья рекламируют, а между делом что-то еще... и про погоду.

Семь пятниц у них на неделе. Да еще и - пару четвергов в придачу. И в запасе – птичий грипп, малярия, туляремия и средство от похудания с сибирской язвой.

С утра они про удушающую жару с наводнениями. К вечеру про вечные снега с айсбергами и торосами. И все это - прямо под окнами.

Родного дома твое-гоооо!

И эти ученые – туда же. Без объявления войны – и сразу про оледенение. Про торосы и айсберги планетарного масштаба. Покруче, чем те, что "Титаник" на дно пустили.

Потом мне в голову пришло – все проще. Гораздо проще. В бизнесе дело. Только и всего. И ничего тут личного.

Затоварились на складах рубашки с коротким рукавом. С изображением – моря, солнца, пальм. С частями женских тел, загорелых и аппетитных…. Давай-ка, милый друг-ученый очкастый – про всемирное потепление. Побольше, да пострашнее. Чтобы тапочки – вмиг разлетались. Зря что ли тебе зарплату в валюте непомерную платим?

Но, вдруг выясняется: пока за тапочками с гавайками дрались в очередях - про шубы забыли.

А шубы тоже должны продаваться – закон природы! И - не хуже гаваек. А может быть, даже лучше.

Давай-ка, дорогой метеоролог, сворачивай временно про потепление и озонные дыры. Срочно теперь про оледенение пой. В холод и мороз лыжи свои научные разворачивай, в тундру двигай.

Вот и выходит – как с этими. Которые по этажам тоскливо все бродят, да в двери звонят. Чистенькие такие. В рубашечках с галстучками, в бэйджиках – «Брат Симеон», «Сестра Аглафья».

- Слушайте, братие и сестрие! Конец света уже вычислен – послезавтра намечается. Не слышали? Ну так вот – мы вас извещаем. Ужасная новость, не так ли? Надо срочно кое-чем запастись. Вот у нас тут простынки недорогие – чтобы на кладбище ползти, накрывшись. И книжечки с молитвами – чтобы повеселее свои дни заканчивать. Нараспев, так сказать, ползти, и заканчивать. Очень способствует - если нараспев.

А что – я их всех отлично понимаю. Им же тоже кушать хочется. Привыкли к трехразовому плотному завтраку. И к обеду с ужином, двухразовым – тоже привыкли. И детишки привыкли. Трудно привычки менять-то. А хорошие на плохие – особенно трудно.

Как их не пожалеть?

…Излагаю я все это коллеге. Он кивает. И на меня хитро посматривает.

Цвета он, коллега мой, рыжего. А меня с детства предупреждали – не верь рыжим и лысым.

Он, как раз – рыжий. Так что - мы друг друга стоим.

Слушал он, слушал, кивал да кивал. А потом говорит:

- Как-то ты помолодел. Что случилось? Женился наверное, на молодой!

- Сам ты, – говорю, - женился. На пожилой видимо. Что ты мне такие гадости – с утра!

Тут и он решил обидеться:

- Да мы с моей Машей уже пятнадцать лет – копеечка в копеечку, лямку тянем.

- Оно и видно, – говорю, что тянете. - Вот-вот вас эта лямка придушит.

Помрачнел он сильно.

- Это значит, - говорит, – правду сказали, что ты с Ниной нашей вчера в кино ходил...

- Тебе-то какое до этого дело - говорю, - куда и с кем я вчера ходил? Ты ж у нас примерный семьянин – сам только что сказал. Пятнадцать лет – это срок. Некоторые и не выходят. Так за колючкой и остаются…В деревянном ящике. А я – птица вольная. Хочу - хожу. Хочу – дома сижу. Хочу – на голове стою…

- Вот, значит, почему ты мне про обледенение, да про гавайки лапшу на уши вешаешь. Извиняешься, вроде…

- Да что такое-то, объясни, пожалуйста? Или у тебя от мороза в голове тундра образовалась?

- Да чего там объяснять. Ты ей так и передай – я вашему счастью мешать не буду. Не хочу я вашему счастью мешать... И тебе морду тоже бить не буду - не достоин ты.

- Слушай, а кому передать-то?

- Нине.

И пошел. А я так и остался. С открытым ртом.

Вот оно что, оказывается. Рыжий-то рыжий, а не дурак. Нинку-то в любой толпе заметишь, и сразу выделишь. В отдельный отряд. Я ее давно выделил. В отряд - хорошая. И кто бы мог подумать?

А Нинка тоже зараза… И направо? и налево? значит. И вашим, и нашим, стерва.

А я тут – обледенение, потепление, тапочки…

Какое к черту обледенение!

Нет, определенно - что-то не в порядке сегодня.

настроение: Довольное

музыка: Mike Oldfield

хочется: На покой, в деревню, в глушь, в Саратов

..................................................

ОДНИ ПОТЕРИ

Марк Картахена (Марко)

Меня заела суета.

Написал, и подумал, что это было бы хорошее начало для стихотворенья.

Но поскольку, не пишу стихов лет с 13, с полового, так сказать, созревания,– решил, лучше все же изъясниться по-простому. А то засмеют - мало не покажется.

Так вот, суета, суета….

В суете забыл поздравить старого друга с юбилеем. Он, конечно, не обиделся, - ему столько поздравлений пришло, можно их товарными вагонами возить. Все равно мое бы потерялось. Он же у нас личность знаменитая.

А вот я – обиделся. Что это он не заметил, как я его не поздравил? Даже, номера моего не набрал.

Загордился, думаю. И номер-то давно потерял.

К тому же я свой номер оже сменил уже несколько раз – сколько мобильников посеяно!.

Тем и утешился.

Суета, суета…

В суете время не рассчитал. И когда от одной дамочки понесся на второе свидание – поздно было. Ушла уже. И трубку перестала брать.

И опять я обиделся. Значит, не слишком-то я ей дорог, что так со мной обошлась. Могла бы хоть поинтересоваться, вдруг меня трамваем на Чистых прудах переехало? Там как раз один и остался – вагон-ресторан, все по кругу пустой катается.

Впрочем, думаю, она ж знает, что я по трамвайным путям давно не бегаю – все больше за рулем.

Тем и утешился.

Но и на первую дамочку – тоже обиделся. Могла бы позвонить, узнать, успел ли я лекарство для родственников купить в аптеке, в Малахове в 10 часов вечера?

В суете еще забыл доклад шефу к отчетному собранию акционеров подготовить. Не до доклада было – подарки к новому году покупал.

И не то, чтобы не подготовил – так скажем, не до конца подготовил

И шеф сильно обиделся, зачитывая на собрании акционеров инструкцию по безопасному сексу – она случайно в доклад вплелась, чтобы пухлость ему придать.

А я-то думал, что шеф – умный мужик, как дойдет до контрацептивов, так поймет, что дело пахнет керосином, и акционеры точно поинтересуются, не на их ли в дивиденды по он уже третий домик строит – в Испании.

Хотел написать заявление по собственному желанию –не дали. Из офиса дюжие ребята вынесли… И на проезжую часть положили.

Вот сижу теперь и размышляю: что-то со мной неладное твориться в последнее время. Что-то не хорошее.

А все эта -чертова суета.

© Copyright: Марко, 2006

Свидетельство о публикации №1602070294

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

МАСКА ПОД ВЕКИ

Марк Картахена (Марко)

Ночами что-то в последнее время стал позванивать домашний телефон. Причем, исключительно - в самую глухую пору ночи.

И это очень необычно - вообще он крайне редко звонит. Я его о никому постороннему не даю. И тщю себя надеждой, что его никто посторонний и не знает.

Ну, кроме, скажем. компетентных на то органов - им просто положено обо мне все знать. Как я убедился однажды. им даже такое положено, что и ни в сказке сказать, ни пером описать. Больше, чем даже родным - которых у меня раз-два и обчелся... Но о них в другой раз, об этих самых органах.

Его, мой номер, могут также знать, размышляю я, те, кто может залезть в телефонную базу. Собственно - это может сделать каждый.

Его могут знать и те, кому давал, и не вспоминаю теперь уже... - обиделись, видно. Решили сон перебить.

Так что успокойся, чудак, - успокаиваю я себя.- Ничего страшного не происходит. Пока.

И опять и - все ночью. в глухую пору. да по родному моему, почти интимному, - звонок.

Моя новая подружка, сладко сброшенная недвано лично мною прямо в объятия Морфея, начинает сквозь сон шутить. Но я чувствую - всерьез шутит. Шутит, а самой крайне любопытно, кто ж это мне названивает из прошлой - до нее- жизни?

Я всегда ведь говорю новой подруге, что до нее у меня никогда и никого не было. кроме двух жен, которые от меня благополучно сбежали и крестяться до сих пор на образа.

И еще говорю, что никогда с женщинами женщин не обсуждаю. С мужчинами. впрочем, тоже.

Женщина вообще - штука интимная. Чего их обсуждать? С ней быть надо! Или не быть.

А на самом деле- мне что-то не по себе.

Трубка молчит. Но не так, чтобы кто-то дышал. Или какие-нибудь посторонние шумы помехи - нет, абсолютное молчание.

Как будто с той стороны - пустота. Ледяная, близкая к абсолютному нулю. И там - все остановилось, время, свет, - осталась одна тьма. И пустое пространство. Пыльное и глухое. Безнадежное.

Утром я просыпаюсь разбитым - и даже сонная подруга, изображающая экстаз не открывая рта (зубы еще не успела почистить) - не веселит. Она движется вверх и вниз, сидя на мне и сбрасывая мои руки с груди, и в голове у нее явно сидит - как бы на работу не опоздать из-за этого урода.

Мы пьем я- кофе, она чай (сохраняя свежесть лица) и она ест то, что нашлось в холодильнике. А там. по словам поэта - зима, пустынная зима, то есть, ничего не нашлось. кроме плавленого сыра.

На лице у нее - у тебя проблемы, дарлинг!

- Так кто же это был - спрашивает она?

Я делаю вид. что не понимаю - о чем она.

Но она упрямая, любит дело доводить до конца.

- А можно я твою записную книжку в мобильнике посмотрю?

(Это игра. Она уже туда залазила. Я однажды случайно засек ее за этим занятием, когда выходил из ванной). Она уже все знает. что ей нужно - просто держит про запас.

- Ах, мы с тобой слишком мало знакомы, - отвечаю я (стоя в рубашке, галстуке и трусах).

Она тянется к телефону.

-Куод лицет Иови, нон лицет бови! - говорю я.- И перевожу - Что позволено Иове, не позволено корове.

Она уже злится всерьез, не переходит на шутки:

- когда я тебя вчера целовала - почти из тебя ничего не вышло. Даже под веками спермой не смогла намазать! Еще один такой звонок, и ты меня больше не увидишь. Никогда.

И бежит, бежит мимо меня - в свою жизнь, которая начинается за порогом моей квартиры.

А мне все еще как-то не по себе. А если опять - сегодня ночью, все тот же странный звонок.

Может быть лучше в этот момент действительно быть одному?

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

ЧУЖИЕ ПОСТЕЛИ

Марк Картахена (Марко)

«Нет, он еще ничего. Даже вполне, для сорока - как жеребец пашет. Тяжелый такой. Ох, приятно, когда сзади заходит. Попка у него красивая, гладкая такая. И руки сильные. И лысый – значит действительно сексапильный. Нет, не ошиблась… Ощущение – улетное. Так и держится – ощущение….. Но какой-то он хмуроватый. Переборщила немного? Надо было сделать паузу, а я – давай, давай. Ладно, пусть мучается – главное - легкость-то какая, легкость…... Сам напросился, глупыш. Кончил или не кончил? Или претворяется? Как-то этот момент я упустила…… Сейчас проверим…»

- Тебе телевизор не мешал, дорогой? Ты так дышишь тяжело. Устал, бедненький. Ты кончил?

«…Урод чертов. Как так – зацепить крыло на ровном месте? На два дня машину на сервис… Это минимум. Если без очереди. Надо мастеру подкинуть – долларов пятьдесят - в самый раз будет. А она, в общем, ничего даже. Только все время Катька в голову лезет, сука. Глаза прикроешь – Катька, и попка такая же – упруга, гладкая. Но у этой побольше - так, на размер побольше будет. Зато у Катьке грудь была, а здесь у нас груди нет почти. А кончить не получается - сбивает меня разговорами. И телевизор этот дурацкий орет не к месту – погода на завтра, погода на завтра. Холодная погода на завтра. Ну и что? Привыкли уже.. Наверное, они все же все чем-то похожи с Катькой. Но только не грудью».

- Нет, не мешал. Я быстро кончил – разве ты не почувствовала? Вон, вся простыня мокрая. Обо всем позабыл. А как тебе?

«Пожалуй – не хочет он больше. Врет. Или устал. Второй всего за полгода – это ж рехнуться можно. Скоро на прохожих бросаться начну. Или в метро знакомиться. С черными. А он-то, наверное чуть ли не каждый день с кем-нибудь… Поэтому и устал. И не кончил. Хорохорится только. А я хочу. И своего добьюсь! ».

- А я – просто классно накончалась! Ты такой сильный! Так хорошо пахнешь. А целуешься – прямо голова набекрень делается. И не только голова. Я где-то вычитала, что для мужчины – пять минут подряд это норма, а потом он может даже умереть.

«А может, так - с этим поцарапанным крылом поездить? Пока морозы. А потом уже на сервис……. Вообще, она могла бы и поразнообразнее быть. Могла бы и языком поработать, ротиком. А то как-то все – лесопилку несколько напоминает. Катька – так все же поумелей была. Хотя, если проанализировать – тоже, в-общем, бревновата. Хоть и помоложе. Надо будет все же Катьке позвонить как-нибудь. Бог с ним, что дура полная. Интересно, - а сколько этой лет-то? »

- А что у тебя еще набекрень делается? Ну-ка. Поподробнее с этого места. Про то, что набекрень. Мне это очень подходит. Кстати, я могу больше пяти минут – однозначно могу. Когда хочу. Ты в душ первой пойдешь – или я? А сколько у тебя сыну лет?

«Нашел время про детей спрашивать. Очень уместно. Тупые они, все-таки, мужики. Мальчик сессию сдает, ему поддержка нужна. А мама тут развлекается непонятно с кем. И зачем. Фу, ты, черт, все перебил мне».

- Студент, второй курс. На юриста учится. Международное право. Очень хорошая профессия. Давай, я первая – в душ. А ты мне попить чего-нибудь нальешь?

«Да, главное – редкая профессия. Скоро, как в Штатах будем – одна половина жители, другая – юристы. И будет он в юрконсультации мыкаться до пенсии. Значит – сорок. Будет драться до последнего патрона, судя по всему. А мне что-то уже и не очень……Экскаватор теперь нужно, чтобы он встал. Надо было на завтра договариваться, милый. Хотя, может быть, она к завтру-то и перегорела бы. Смотри-ка, а живот у нее уже солидный. Когда наклоняется – особенно. Но у Катьки тоже животик был. Сексуальный такой животик. Прямо ущипнуть хотелось... »

- Классная профессия. Будет в ООН, или в какой-нибудь корпорации «Кока-Кола». А чего налить – вина? По-моему, мы все выпили. Только вода осталась.

«Да, он, кажется, всё – это ясно. Так бы, наверное, вина бы предложил. У него там еще бутылка должна быть, мы же две покупали. Моего любимого. А я его вообще терпеть не могу – это мартини дурацкое. Интересно, храпит он или нет. И так теперь мучиться, и жарко, и тесно, отвыкла я с кем-нибудь спать……. Завтра синячищи будут под газами – мама рОдная!. И на сына ему наплевать моего. Это он просто хотел узнать, сколько мне лет. Ну, тридцать девять – ну и что. Все равно я на тридцать выгляжу – даже без макияжа. И в Спа хожу, и в сауну, кожа отличная, и в фитнесс. Живот вот только никак, ну никуда, этот чертов живот... Но и ему не восемнадцать. Что-то он там говорил. У него подруга была… молоденькая…… наверное, побойчее была... Ну не нравится мне с первого раза – и все выкладывать..., ну брезгую я еще пока... Не чувствую я его еще – не мой он еще, чужой... И все время о чем-то думает... Интересно - о чем? »

- Вода – отлично, милый! Или кофе сделаешь пока – чтобы взбодриться? Можно даже растворимый. А о чем ты думаешь, милый? у тебя такой задумчивый вид.

«Кофе – во втором часу ночи-то… Нет, пора заканчивать эти игры. А то завтра – как побитая собака буду. А столько дел, столько дел-то!… На сервис все же поеду. Движение в холод маленькое. Хотя бы переговорю – когда сделают. Нет, совершенно мне не хочется уже ничего.

О чем я думаю? О тебе, ласточка моя. Катька вроде не храпела. Или я не замечал. Интересно – а она храпит? »

- Я думаю о тебе! Какая ты замечательная! Редкая женщина, редкая моя удача...

- Так иди же быстрее у в душ - и без кофе обойдемся, милый! Я так тебя опять хочу!

© Copyright: Марко, 2006

Свидетельство о публикации №1602120047

© Copyright: Марко, 2006

Свидетельство о публикации №2603210102

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Итальянский десерт

Марк Картахена (Марко)

К обеду небо как-то затянуло мглой, и от легкого весеннего денька, наобещавшегося с утра, не осталось и следа. Сквозь витраж кафе – весьма по-осеннему выглядит. Серо и зябко. И дождь накрапывать начал. Сначала потихоньку, а потом уже и в полную силу пустился.

***

А ведь я с утра помыл машину… Как всегда - Фома неверующий. В прогнозы и в приметы – не верю. И – по простому, сто пятьдесят рублей – и коту под хвост… Обещали ведь дождь, он и состоялся. Неприятный, холодный. Но – чего еще от такой весны требовать?

***

Сижу и жду. Непонятно – чего жду. Совершенно ясно, что она уже не придет. Почти часовое опоздание. Жаль, конечно, но все это – давно и вполне предсказуемо.

И довольно утомительно теперь уже. Пора сию оперу заканчивать. Ставить точку в конце предложения. Вместо затянувшегося многоточия. Давно пора было, да все рука не поднималась. Но – пора пришла.

***

Так чего же я сижу? Разве мало у меня других дел?

В конце концов, как говорят мудрые люди, человек – это то, что он ест. А также – то, что он пьет. С кем спит, кого любит, а кого – нет. Не пора ли мне перестать питаться всем этим? Перейти на другой рацион? Более подходящий данному организму.

***

Официантка «Кофе-Хауса» в длинном бордовом фартуке, несколько скрывающем фигуру, вопросительно смотрит на меня. Посчитать или еще чего-нибудь принести?

- Давайте еще кофе, - говорю. – И посчитайте, пожалуйста…

Она накрывает пепельницу с окурками чистой, чтобы ее заменить, и не рассыпать при этом пепел по столу:

- Может быть, попробуете наш десерт? Очень вкусный. Итальянский, фирменный…

***

Конечно, можно еще и десертом напитаться. Вкусным, итальянским, фирменным… Заесть, так сказать, горькую пилюлю одинокого кофейного сидения. Хоть и ждал, что к этому придет, а все равно – неприятно. Как прокол колеса на дороге. Всегда его ждешь, и всегда приходит внезапно. Потому что от постоянного ожидания к этой мысли привыкаешь, она уже не пугает сильно, не напрягает особенно. До тех пор, пока тебе сзади кто-нибудь не посигналит фарами: «Смотри, что у тебя с колесом творится, парень… Резину угробишь... ».

Дошлепаешь до обочины, вытряхнешь все из багажника на общее обозрение – чтобы запаску вынуть. Грязные варежки наденешь, и гайки крутишь, согнувшись в три погибели. А мимо машины все летят и летят, невесомыми брызгами обдают. А на тебя седоки палятся, на твое барахло на обочине. Вот интересно-то...

Не самое приятное мероприятие на свете – замена колес в дороге.

***

А мы здесь, в этом «Кофе-Хаусе» частенько кофе пили. Прежде чем ко мне отправиться. Программа выходного дня, так сказать. Или – в кино, если что-нибудь интересное идет. Или пиццу поесть, пообедать, – а потом уже ко мне. Даже уже и не договаривались заранее. Суббота, в два часа, в «Кофе-Хаусе», нечто вроде семейного обеда. С непременным фисташковым мороженым. Его здесь очень неплохо делают. И не созванивались даже предварительно. Так прямо подъезжали.

***

Можно было бы, конечно, и сейчас еще позвонить. Но я никогда не звоню в такой ситуации. Даже и мысли не возникает. Наверное, что-то в этом есть не совсем правильное. Вроде болезненного самолюбия. Но – уж так сделан. Рука не поднимается номер набрать. Какое-нибудь вранье слушать. Или уткнуться в отключенный номер: «Аппарат абонента выключен или временно недоступен». Как пропущенный прямой удар в челюсть. Унизительный и болезненный. Отправляющий в нокаут.

***

Не переделаешь человека, пока он сам не захочет, чтобы его переделывали.

Обойдемся без звонков и вранья. Пусть ее кто-нибудь другой переделывает. Если большое желание есть.

***

Просто – потерян интерес, и чего мартышкой теперь прыгать? Мы ж, слава богу, не в Африке живем. Посредине родной, среднерусской… У нас все по родному. По свойски. Мартышки только по зоопаркам свои сроки отсиживают. Публику веселят, бананы или другую дрянь выпрашивают. Там и умирают, в неволе, за сеткой. А нам еще – рановато, пожалуй. Мы ведь – не за сеткой пока, слава богу.

***

Нравится мне именно этот «Кофе-Хаус». Вроде бы, все одинаковые кофейни, по одним корпоративным стандартам. Один фрэнчайзинг, надо думать. Но тут, и кофе повкусней, на итальянский похож, и официантки поприветливей. Поулыбчивей. И лица уже знакомые. Немного даже родные уже лица, различимые.

***

Да и они, надо думать, посетителей запоминают, с той стороны стойки изучают. Истории завсегдатаев у них перед глазами проходят. Знать бы еще только, что они про себя при этом думают?

Хотя, в общем-то, понятно, что думают.

***

- Юля…, - говорю, глядя на ее бэйджик с именем, – десерт попробую - только, если вы со мной за компанию.

- Спасибо, мне нельзя. Я на работе.

Другого ответа и быть не могло.

- А после работы? Вы сладкое – любите? Фисташковое мороженое?

- Нам запрещено с посетителями знакомиться, - улыбается.

Очень милая улыбка. С ямочками на щечках. Веснушки. Соломенные волосы, собранные сзади в хвостик-косичку.

– И сладкое я не очень люблю.

- А мы с вами заочно уже давно знакомы. Так что – никаких нарушений правил.

- Да, вы часто у нас бываете.

***

Я давно ее приметил уже, эту Юлю. Самая из них симпатичная. И мне кажется, на меня она тоже с интересом поглядывает. Сколько ей – двадцать семь, двадцать восемь? При этом свете – и не разберешь.

И, кажется, действительно уже давным-давно знакомы. Или - так только кажется? Льщу себе? Я ведь тоже только сейчас бэйджик прочел с ее именем. Видимо, раньше и ни к чему было ее имя знать. Но что-то на ней все время, и раньше – взгляд останавливало. А когда не работала – как-то тут пусто было. Как будто – чего-то не хватало. Или я только так сам себе сейчас фантазирую? Из-за непонятного моего настроения?

***

- Ну, так как? Никто ведь и не узнает. Не мороженое - так чего-нибудь кислого возьмем. Или – соленого. Селедку, например, если нравится. Хотите?

- У вас свидание не состоялось?

- Да. Деловое.

Она улыбается – понимающе. Не улыбаются только глаза. Внимательно и недоверчиво смотрит на меня. Красивые глаза у нее. С длинными ресницами. Теплые и грустные, зеленые.

- Буду вас вечером там ждать, – я показываю сквозь витрину на стоянку супермаркета. - Вон моя машина, крайняя в ряду, номер 180. Легко запомнить. Там же и припаркуюсь.

- Я подумаю… Так десерт будете?

- Буду. Если обещаете, что придете.

- Не могу обещать. Не хочу обещать. Подумаю...

***

Вечером бреюсь, что мне по вечерам не свойственно, а сам – в нерешительности. Поехать? Подождать на стоянке официантку?

Или это глупо?

Или – все равно уже бритье затеял, значит уже, про себя, решил – поехать?

И не еду.

***

Расхаживаю после душа с бритой физиономией, сам собой даже слегка довольный. Правда, не очень понятно – чем, конкретно, доволен.

Суббота, вечер, и что? Сладкий сон в обнимку с телевизором? С бритой на ночь глядя физиономией?

Чудесные перспективы. Лучше не бывает.

Хотя… она, официантка Юля - сто раз про тебя уже забыла, думаю. Так и будешь сидеть в машине. На те же грабли наступив. Даже телефон не взял, идиот. Даже свою карточку с телефоном не сунул.

От уверенности в своей неотразимости? В зеркало себя давно не видел?

А глазки-то у нее – очень красивые … Зеленые… внимательные… И вообще – спортивная такая. Не худая, но гибкая, что тоже приятно.

Ну, да ладно, чего жалеть об убежавшем молоке.

Чувства ведь тебе подавай, без этого – с трудом. С натугой. Глазки зеленые … Что за самокопание? Проще будь, как дерево. Живи – как живется. Сейчас живи. Чем-нибудь по дому займись, если руки некуда девать.

***

Звонит мобильник:

- Ах, ты извини, пожалуйста, что я так тебя продинамировала. А почему ты мне не позвонил?..

И дальше – целый набор какой-то чуши. Не то, что отвечать, слушать даже не хочется, тошнит.

- Ладно тебе врать-то, - говорю. – Устал я от твоего вранья.

И выключаю телефон.

Кажется, этот звонок, это - и есть соломинка, переломившая верблюда пополам.

***

Смотрю на часы – а ведь еще вполне успею. Даже – не очень торопясь. К одиннадцати.

И еду на стоянку супермаркета.

***

Дождь, зараза, и не думает прекращаться. Стекла заливает, они потеют, и ни черта сквозь них не разглядеть. Только силуэты и видны служащих, которые, покидают огромный магазин, перебегают лужи на пути - к служебному автобусу.

Что-то никто из них на мою официантку Юлю и не похож.

Запускаю двигатель – кондиционер быстро сушит стекла. Почти половина двенадцатого, надо было, дураку, дома остаться. Ты ж уже давно не мастер по сексуальным многоборьям. В любители перешел.

***

Опять звонит мобильник:

- Ты уже спишь? Нет? А где же ты?… Едешь куда-то так поздно? Зачем ты телефон выключаешь?

Дверь машины открывается:

- Это вы? Я не перепутала?

- Извини, - говорю в трубку, - не могу с тобой сейчас разговаривать. – У меня тут гости.

- Прямо на ходу в машину садятся?

Я нажимаю на красную трубочку и опять выключаю телефон.

***

В слабом свете нарождающегося дня, падающего сквозь маленькие окошки загородного домика, постепенно проступают очертания предметов. Дождь закончился, но только что-то все еще тренькает за стенками - капли, падающие в бочки, поставленные по углам домика - для будущего полива огорода. Который, судя по всему, будет еще очень и очень не скоро. Воды уже столько вылилось, и продолжает выливаться столько, что на два лета хватит. И еще останется. Еще на одно лето.

***

Юля спит беззвучно и сладко, свернувшись калачиком, положив ладонь под щеку. Очень жалко ее будить, а мне, в общем-то, наверное, пора. Не хорошо, если кто-нибудь машину по утру увидит незнакомую - мокнущую у палисадника. Зачем так девушку компрометировать – живущую одну в крохотной умирающей деревеньке под Звенигородом. Куда почему-то, не добрались риэлтеры.

Начинаю потихоньку выбираться из скрипучей постели, и вижу, что она уже не спит, лежит все в той же позе, и наблюдает за мной.

- Рано еще… Ложись. Пожалуйста, ложись. Или ты – на один раз? Как все?

***

Ах, Юля-Юля… Глазки мои зеленые…

Что же тебе на это ответить?

И я опять, как в легкий, сладко летящий сон, погружаюсь в ее горячие нежные объятия. Как будто внутри сорвало стоп-кран. Все летит и несется без тормозов. Под бульканье воды в желобах, жесткий скрип пружин старинной железной кровати, и наше тяжелое дыхание.

***

Мы едем по Минскому шоссе. Воскресенье, машин мало, если бы не ДПС, можно было и понестись. Но нет особого настроения – нестись.

У Юли с утра – смена, но по такому движению мы и к девяти успеем спокойно, не очень разгоняясь.

- Мы созвонимся вечером? Увидимся? – спрашиваю я.

- А ты там уже закончил? Все дела закончил? – Юля показывает на мой, лежащей внизу, у рычага переключения передач мобильник. Так и выключенный – со вчерашнего вечера. Боковым зрением я вижу, что щеки и носик в легких веснушках подозрительно порозовели.

***

В половине десятого вечера, перед закрытием, сижу на том же месте в «Кофе-Хаусе». Меня обслуживает другая официантка. А Юли что-то не видно.

Пью кофе, ем этот итальянский десерт, план кафе делаю. Жду.

- Не хотели бы рассчитаться? – спрашивает меня официантка. – Мы скоро закрываемся. Если вы в кино – там тоже есть бар. Можно поп-корн купить. С пивом.

Хорошо, говорю я, рассчитаемся. Сколько с меня? Пиво не пью – за рулем. И вам не советую – фигуру испортите.

Девушка улыбается, кладет передо мной маленькую папочку из кожзаменителя с вложенным внутрь чеком.

Отсчитываю рубли. Кладу в папочку.

- Приходите еще! – говорит она мне вслед.

- Непременно... Как нибудь...

***

На огромной афише кинотеатра, парящей над галереями супермаркета – счастливые лица киногероев. Еду, пересаживаясь с эскалатора на эскалатор, вниз, провожаемый их взглядами в спину.

На стоянке полно машин – это как раз посетители кинотеатра. Приехали на последние сеансы.

Открываю заднюю дверь, и с сидения беру припасенную розу. Красивая, выбросить –вроде даже и жалко. Втыкаю ее в мягкий, оттаявший болотистый газончик перед капотом.

Цвети, детка, на радость уборщикам. Цвети – сколько сможешь.

Завожу двигатель, и медленно выезжаю со стоянки на темный проулок, ведущий к главной дороге.

Домой пора, завтра - рабочий день.

© Copyright: Марко, 2006

Свидетельство о публикации №2604090169