Обрубок

В студенческие годы довелось мне быть в деревне на практике. Был там один дедок, который развлекал нас своими рассказами. Одна из рассказанных им историй особенно мне запомнилась:

- В 45-м году исполнилось мне в аккурат тринадцать годков. В деревне тогда из мужиков-то одни старики были, да и мы - малолетки. Даа... Малолетки, не малолетки, а работали за взрослых мужиков, больше не кому было. Баб-то мы в те времена рано познали, бабы нашей деревни были в самом соку, голоднющие, вот и затаскивали нас, пацанов, на себя, да только что толку - мужики из нас в этом плане были некудышные. Оно и понятно, чо с нас взять, работали по 12 часов в день, как проклятые, а из жрачки одна картошка, да редька с квасом. Но всё равно, этим самым делом мы очень даже интересовались…

Потихоньку стали мужики с фронта в деревню возвращаться. Уходили-то мальчишками, а приходили уже мужиками, готовые женихи для баб деревенских. Так у них, у баб-то, до мордобития иной раз доходило - всё парней разделить не могли.

Вернулся вместе со всеми и Васька-Танкист. Он на фронте-то на танке воевал, ранен был, но говорили что не тяжело, а войну в самом Берлине на своём танке закончил. Вот его все так и звали Танкист, да Танкист. Парень он был видный, красавец весь из себя, только смурый какой-то, неразговорчивый. Дальше больше, подметили наши деревенские одну особенность, странную для молодого хлопца: баб сторонился и даже шарахался от них. В деревне-то все на виду, не то что в городе, поэтому прознали вскорости люди причину этой странности. Оказывается на фронте, не знаю уж при каких обстоятельствах, достоинство его мужское начисто оторвало. Вот так, вот… Только коротенький обрубочек и остался. Жалели его конечно, а многие и хихикали за спиной. Люди они ведь всякие бывают, есть и такие, кому чужая беда в радость. Обрубком ещё за глаза дразнили. Конечно по скудоумию своему смеялись...

Только дело не в этом. Как-то вечером, вдруг видим: Танкист-то наш на танцы в клуб идёт. Вот те раз! Интересно нам пацанам, аж невмоготу. Как же так, елду свою на фронте оставил, а к девкам прётся? Меж тем, как только он в клуб зашёл, так первая деревенская красавица Зойка на него глаз и положила. Была та Зойка, что называется соломенная вдова - месяц только с мужем прожила, а ещё через месяц похоронку получила. Так всю войну и прожила одна.

После танцев, как водится пошли всей толпой по улице с песнями, а парочки потихоньку-то отстают да в переулки сворачивают. А мы, пацаны, огородами крадёмся, да следим за Танкистом с Зойкой-то. Отбились они от толпы, и пошли в поле на дальний покос. Идут, обнявшись, о чём-то своём весело разговаривают, смеются. Ну а мы, что твои следопыты, крадёмся и смешно нам так, интересно...

Вот наконец-то подошла наша парочка к копне, сенца подстелили, уселись, и давай целоваться, миловаться. А ночь-то лунная, видно всё как на ладони. Одежонку-то скинул он с неё и лежит Зойка красоты такой, что мы из кустов чуть не выпрыгнули. Танкист, между тем, штаны приспустил и давай свой обрубок пристраивать, а она ляжки раскинула и дугой к нему так и выгибается. По движениям видно, что ничего у них получиться-то не может. Вот тут-то как начала Зойка орать жутким криком не на что не похожим, а Танкист ревёт в ответ, что твой бугай. И столько горя было в их крике, что мы с пацанами в кустах притихли. Жутко и страшно нам стало, а ещё стыдно и неловко, словно сделали мы какое-то срамное и грязное дело. А они помучились так, покричали ещё с полчаса, а потом оделись да порознь в деревню и пошли. Да, вот такая, хлопцы, история...

А Ваську-то - Танкиста через неделю в старом овине нашли. Повесился...