Сен-Санс. Часть вторая. Глава 8

Глава 8. Кот Матроскин, северный тюлень и он же Николенька…

- Колька, Лидин племянник-то, на побывку приехал! Че-то ему у нас не по нраву, завтрея в область собирается.

- И то правда, чё ему тут делать-то, со старухами...

Бабки хихикали, вспоминая че-то молодое, задорное, запретное, без сожаления оставленное на темных, душистых сеновалах и под июльскими мягкими стогами. А мне плевать было на старушенций и на соседского Кольку. Я некстати вспомнила этого пацана, вечно сопливого и вялого, и чуть под ноги не плюнула. Родители вроде бы у него и были где-то, но воспитывался он у тетки заместо родного. А все равно - вроде подкидыша. Потом его родители вроде бы к себе забрали... Сто лет назад. А теперь, птенчик, по гнездышку соскучился... Тоже мне, знаменитость нашей дыры занюханой. И мало ли о чем бабы у сельмага сплетничают.

Вот так! Бог ли, черт ли виноват, но с той минуты у меня, как у павловской собаки, условный рефлекс, только не на лампочку, а на полосатое. Точнее, на тельняшки! Предоргазменное состояние, шучу девки-матушки... Только не подгребайте ко мне с видом крутого моремана, прочитав эти строки. Если печетесь о своем здоровье. Ну, это к слову...

Вот если сейчас спросят, какой он тогда был?... Ничего не помню, полный провал в моем котелке. Из всего - красивая, сильная спина в новой тельняшке. Получается, я в спину влюбилась?! Ноги к тропинке приросли, авоська с хлебом... Наверное, со стороны я здорово смотрелась, рот раскрыт, руки расшаперила, дура-дурой!

Он повернулся ко мне лицом, и ноги сами понесли меня к нему, как во сне. Умора! Казалось, еще немного, и с разбегу уткнусь в его широкую грудь, он найдет мои пылающие губы своими и... И больше ничего не надо, ничего, только прижиматься к его сильному телу и целовать его губы!

Не надо, не надо смотреть так много латиноамериканских фильмов. Вредно для таких как я, впечатлительных пацанок! Уткнулась я совсем не в его грудь, а в штакетник и с разбегу выдохнула.

- Привет!

- Здравствуй, Шур... Здравствуйте Саша!

Он смотрел во все глаза, не скрывая своего восхищения, и молчал. Было бы на что смотреть.

Вот он - это да! Мой милый Грей с перепачканными землей коленями, стоял и тискал целый букет сорняков, которые так и не выбросил в стоявшее рядом дырявое ведро, был прекраснее всех на свете. Я с восторгом оглядывала его ладную, крепкую фигуру и мои глаза все время цеплялись за пучок ни в чем не повинной травы, который он мял в своем кулаке. И молчал...

Ну вот и доверяй что-нибудь важное такому капитану!

- Пойдем, искупаемся. - Лучше ничего не могла придумать?

- Ага...

И он исчез. Растворился в полумраке сеней. А я осталась. Как дура, торчала у калитки. Потом побрела домой, закинув авоську с хлебом за спину. Так и надо таким сопливым дурам, вроде меня. И совсем он на меня не глазел. И нафиг я ему нужна...

- Саша, извините...

Меня настигло облако дорогого одеколона, накрыло одуряющим восторгом и я опять закачалась на волнах нежности к этому очаровательному и такому любимому придурку. Его рука ухватила мои пальцы, виновато пожала их и больше не выпустила. Пока мы шли до моего дома, я не подымала глаз и следила за его туфлями, начищенными до зеркального блеска. Дома никого не было, я быстренько закинула хлеб в хлебницу, заглянула мимоходом в зеркало, из которого на меня глянула совершенно ошалевшая веснушчатая девчонка в ситцевом, коротком сарафанчике. И скакнула с крыльца прямо в объятия своего кавалера. Пошли... Ненавижу долго ждать!

Даже если я скажу вам, что мы тут же принялись целоваться как очумелые, стискивая друг друга в нетерпеливых объятиях, не верьте. Мы весь день ходили, просто взявшись за руки. Как два детсадовца!

И говорили, говорили, говорили...

Он рассказывал мне про нахимовское училище, вот оказывается куда сбагрили его любвеобильные предки, потом про военно-морское, про друзей и даже про подружек... Про первый глоток соленой морской воды и про первый поцелуй. А я слушала, затаив дыхание, и плела ему такое, что моя деревенская жизнь казалась мне самой жизнью лесной сказочной феи. Мы бродили по лесу и не могли наговориться, мы хохотали и бегали наперегонки. Его лакированные штиблеты давно покрылись пылью, а я даже умудрилась плюхнуться попкой на муравьев. Надо было видеть как замирая и краснея он выгонял их из под моей юбки, стараясь не коснуться моей кожи, которая в один момент стала необычайно чувствительной. Я просто трепетала от мысли, что сейчас он положит вторую горячую, ищущую ладонь на мои ягодицы, притянет меня к себе, найдет мои губы своими губами... Увы! Николенька отряхнул последнего муравья, который так неосторожно посягал на мое девичье достоинство и только вздохнул...

- А ты взял плавки?

- Не-а... - Он покраснел точно школьник, забывший про домашнее задание. Одеться как на бал, отправляясь купаться и забыть про главное! И еще краснеть по каждому поводу. В его возрасте... Девочки-мамочки, а сколько же ему лет?! Ну лет на шесть старше... Или пять? Он жутко взрослый и так краснеет. А вообще-то мы точно близняшки, которые вдруг нашли друг друга. С ним можно говорить о чем угодно! Вздумай я спросить, почему девочки писают присев на корточки, а мальчики - стоя, он, не моргнув глазом, обсуждал бы и это.

И вообще, мне с ним хорошо! Мне с ним здорово!! Я ЕГО люблю!!!

Стоп. Я это случайно не вслух сказала?! Я его, что?! Я его!!!

Во мне вдруг проснулась такая тигра! Никому не отдам, съем, заласкаю, закрою своим телом от любой пули... А ему это надо? Конечно надо, особенно "закрою" и не в переносном смысле. Ну и дура же я!

Речка у нас маленькая, но у меня есть потайное местечко, где и омут "с ручками, с ножками" и песочек... Песочек, кустики вокруг, самый кайф загорать голенькой.

Да, побриться он успел, а вот семейные трусы... И я хороша! Прабабушкин лифчик и застиранные трусики. Ну и пофиг! Не лишать же себя удовольствия из-за таких мелочей.

Мы ныряли как водолазы, с открытыми глазами и даже пытались говорить под водой. Кверху неслись веселые пузыри, мы топили друг дружку и отчаянно брызгались, вылезая на отмель. А еще он возил меня на спине. Я изо всех обхватывала его ногами и руками, прижимаясь к нему каждой клеточкой своего тела, и сожалела только об одном, что мои проклятущие трусы и лифчик не могут раствориться в этой ласковой воде. Как здорово было бы прижаться к нему моими напрягшимися сосочками, потереться о его спину мокренькой киской. Но куда там. "Сделанное в СССР" белье надежно защищало мою нравственность от меня самой.

Он плавал как огромная лягушка, отдуваясь и сильно двигая ногами так, что у моего носа вставали бурунчики, когда он уходил головой в воду. Гибкий и неутомимый как дельфин. Я чувствовала движение каждой его мышцы и восторженно прилипала к его мокрой спине. Прилипала... Рыбка-прилипала. Он так и вышел из воды на песок, большой и мокрый, а я все не решалась от него отлепиться, разжать свои объятия. Мне захотелось покусать его за мочку уха, но я только захватила ее губами, и изобразила довольное урчание. Я чувствовала себя и золотой рыбкой, и морской царицей одновременно. Мне хотелось его всего сразу и по частям, начиная с самых аппетитных. Чувствовать себя в его сильных объятиях, чувствовать его в себе... Господи, безудержная и сумасшедшая девчонка.

- Какой ты белый!

А какой же еще? Офицерский загар, как пошутила однажды моя хорошая знакомая.

- Николенька, - при этих словах он посмотрел на меня ошалевшими глазами, я впервые назвала его Николенькой.

- Николенька, давай загорать по настоящему, только, чур, не подглядывать! Мне так хотелось, чтобы он нагло глядя мне в глаза, медленно спустил трусы на песок, и, поигрывая мускулами, предстал во всей своей античной красоте. А я бы смущалась и отводила свои зенки в сторону, украдкой подглядывая, как наливается силой и возбуждением его петух, съежившийся после долгого купания.

Ну где только такие джентльмены берутся?! Он моментально выполнил приказ, повернулся ко мне задом, снял свои трусищи и принялся их выжимать. Потом метнул черный комок в траву и рухнул на живот. Вот несносный бегемот! Толстокожее создание природы. Он что, ничего не понял?!

Я чуть не вздохнула с досады, ну что за носорожья деликатность. Сняла лифчик и трусики, повесила на ближайший кустик, потянулась. Ну что за кайф чувствовать себя молодой Афродитой, созданной из нежнейшей пены и горячего солнца. А горячего, это точно! Я ощущала, как моя кровь щекотно разносится по телу. Не знаю, правда ли, что желание начинается где-то внизу живота, потом растекается дальше, у меня...

Я была сразу и сплошным восторгом и сплошным желанием, от корней волос до кончиков пальцев! Как сладко изгибаться и потягиваться стоя в этом солнечном водопаде. А он даже не попытался на меня взглянуть! И все же...

Я сидела рядышком, совсем голенькая, не касаясь его желанного тела и... сыпала из кулака горячий песочек на его ноги, на белые ягодицы. Все-таки, они были белее спины. И смешно пошевеливались, когда песчинки щекотали волосы между ними.

Мне было так хорошо, как никогда! Может быть, таких минут безумного счастья за целую жизнь набирается на полчаса, а может и того меньше.

Я с улыбкой смотрела, как он устраивается поудобнее, стараясь делать это незаметно. Его непослушный петух наверняка уже перешел все мыслимые границы приличий и дает о себе знать упираясь в шершавый песок и доставляя хозяину далеко не приятные ощущения. Мой бедный мореход явно боролся с искушением повернуть голову в мою сторону...

Да, я садистка, я плохая девочка! Я готова была длить эту сладкую пытку целую вечность, но хорошего помаленьку. Бегом в воду.

Я шлепнула его по беленькой попке и помчалась к реке. Мне казалось, что у меня, как у стрекозы глаза со всех сторон. Мне казалось, что я вижу, как он мчится следом, безнаказанно пожирая глазами мои прелести, а его наглый петух торчит вперед и чуть вверх, хищно подрагивая при каждом прыжке. И я не оглянулась! Уговор дороже денег.

Если честно, потом, петух у него оказался таким, каким я себе его представляла. Большим, толстым, с крупной красивой головкой. Ее форма и упругость просто сводили меня с ума! Но это потом. Потом...

И снова мы плескались и дурачились до бесконечности. И умудрились ни разу не коснуться друг друга. Правда несколько раз я выпрыгивала из воды до пояса, демонстрируя свои сисочки и при этом не забывая вопить, что он подсматривает. Он с притворным ужасом тут же нырял под воду и думаю, смотрел под водой во все глаза, а я вертелась в разные стороны, изображая растерянность. Затем с видом озабоченного кита всплывал в полуметре от меня, мы хохотали как сумасшедшие. Потом ныряла я... И, мало что видела. И вообще, где вы видели таких наивных дураков в наше время.

Под вечер мы возвращались домой, дико уставшие, наговорившиеся до онемения, все также держась за руку. Не знаю, что подумал мой прекрасный корсар, гроза морей и океанов, когда услышал вопрос о том, сколько бьют склянок в одиннадцать часов вечера.

- Вон то, первое справа окно будет открыто, а ровно в одиннадцать ты в него влезешь. Понял, мой капитан? Пока...

Мне казалось, что он удаляется от меня вприпрыжку. Впрочем, мне никогда и ничего не кажется...

© Иван Басев