Аленький грибочек. или Ведьмин круг

АЛЕНЬКИЙ ГРИБОЧЕК

или:

«ВЕДЬМИН КРУГ»

Настя с Виктором, сидя в простенькой иностранной машинке, свернули на лесную дорогу и, проехав по ней с полкилометра, остановились.

Они приехали сегодня в лес по грибы. Это была идея Виктора. Он был родом из этих мест и знал здесь, как сам любил хвастаться, каждое деревце.

Что ж, когда-то в далеком детстве Настенька и сама обожала ходить в лес, собирать ягоды, да грибы. Бывало… Бывало…

Виктор деловито «припарковывал» машину, стараясь освободить дорогу для проезда, если еще кому-нибудь вздумается забраться сюда, но и так, чтобы не поцарапать ветками прикюветного мелколесья идеально блестящую поверхность автомобиля, безусловно, являющегося его гордостью.

Витя сразу понравился Насте…

Вернее - она сразу выбрала его. Ей показалось, что он пожалуй для неё самый лучший вариант, из всех представителей мужского пола, что попадали в её поле зрения за последние пять лет… Пять лет. Она думает о них, как будто у нее было уже много, очень много этих пятилеток. Ерунда, какая!

Почему же свой отсчет она ведет именно так?

А ничего удивительного тут нет! Пять годочков назад она, еще даже не закончив институт, чуть было не выскочила замуж. Настя, конечно же, выск… вышла бы за однокурсника Васю, не повстречай тогда за месяц до свадьбы Вилена...

Да, всему виной её тот неверный легкомысленный шаг...

Впрочем – почему неверный? Может быть наоборот - единственно верный… или просто смелый?.. Чересчур смелый, и легкий, а не легкомысленный!

Ну, да ладно… время рассудит, время покажет…

Впрочем, оно уже показывает. Не будь того самого шажка или прыжка… лёгкого, но «во все тяжкие», она возможно, до сих пор ничего бы не ведала о своей сущности, то есть – о своей сексуальности.

Кажущееся сначала несерьезным, ни к чему не обязывающим знакомство с мужчиной, одного поколения с Настиными родителями, её глупое любопытство, вперемешку с приливом страстного желания (только желания, примитивного, чистого, без примесей!), поломали ей судьбу – как думали подруги и родственники… Но не сама Настя!

Настя знала – они не могут понять её, потому что никто, никого и никогда в мире людей, до конца, до сути самой, не понимает! Да и что ей весь остальной, такой НЕПРОСВЕЩЁННЫЙ мир?! Вилен открыл ей тогда глаза на саму себя. Он провел неумелую, «слепую» девочку по зыбкой дорожке несдерживаемой, первородной страсти к таинственным затерянным храмам чувственных удовольствий, научил класть дары на алтарь Потакания похоти. Он раскрыл ей глаза, показал ей себя…

Всё это было похоже тогда на какой-то эротический роман или старый фильм времен сексуальной революции: Она - юная и неумелая; Он - уже поживший с богатым опытом… В голове у нее, казалось, постоянно крутились - то мелодия о развратной француженке, напеваемая (почти фальшиво) тихим мужским голосом, то какое-то танго… возможно в Париже, то булькающий слюною говор знаменитого итальянского режиссера-распуника. Настя нырнула в омут открытого ей Виленом мира и захлебнулась, утонула в нем…

Свадьба с Васей, понятно дело, расстроилась…

Василек, как это часто бывает, женился буквально через год на другой, их однокурснице… Нет-нет, не на подруге Насти. Просто на девочке, которая с ними вместе училась и которую никто не замечал (а некоторые так даже и не знали о её существовании на курсе), пока она не приворожила чем-то Васю, парня видного и желанного многими.

Правда, Настя от этого не очень тогда расстроилась! Она каждый день постигала и себя и мир, который можно осязать тончайшими рецепторами доступными и труднодоступными, открытыми, как глаза, и стыдливо прикрытыми от посторонних глаз пуританскими нормами общественной морали. Она начинала понимать это великое таинство сексуального просвещения: главное - куда направить путь торопливых нейронов, несущих крохи удивительной информации от раздражителей к мозгу. Важно как мозг воспримет принесённое ими, и в какую свою часть отправит на обработку.

Она научилась самые странные и невероятные сигналы воспринимать центром именно чувственных удовольствий. У неё это стало получаться. Стало очень хорошо получаться…

Всему виной был ее учитель Вилен…

Нет, конечно же, она его не винила, а совсем наоборот… Хотя напоследок и с ним у Насти не заладилось тоже. Вернее – у него с нею…

Да, Вилен, закончив обучение и насладившись знаниями прилежной ученицы, также быстро пропал, как и появился на её горизонте. Наверное, нашел… или пошел искать себе новую студентку на факультет сексуального познания.

И вот, через каких-нибудь пять лет, она поняла, что кроме секса в жизни нужно успеть еще что-то… Весьма кстати ей подвернулся Виктор. Да, очень вовремя она познакомилась с ним…

Витя был о-очень серьезный молодой человек. Нет, скорее - он таким себе себя представлял. Ну, это и понятно! Приехал из маленького городка под Питером в сам Питер. Поступил в престижный институт, на бесплатное! Одновременно с учебой зарабатывал деньги себе на жизнь и даже для поддержания своих, не слишком обеспеченных родителей. С превеликим трудом удержался, на том бесплатном отделении. Закончил его. Нашел отличную высокооплачиваемую работу почти по специальности...

Было чем гордиться!

Он познакомился и сошелся с эффектной и красивой женщиной (почти девушкой), лучшей из всех кого он когда-нибудь встречал, и теперь вполне серьёзно, собирался на ней жениться!.. Если эта девушка не будет против, конечно же…

Да, в этой жизни он всего добился сам, собственным упорством и умом! И красавица Настя сейчас с ним только поэтому. В смысле – потому что он смог. Он! Смог! Как и всё в жизни своей, в том числе - и её, Настю, такую божественную, обворожить и заполучить! Вот он какой!

Наконец Виктор выключил мотор своей машины. Обошел её, осмотрел… Настя открыла дверцу и принялась выбираться наружу, злясь на своего парня, что не предложил ей выйти раньше, и теперь вот она вынуждена вылезать в придорожные кусты и крапиву. Однако она вышла, взяла, добытую им из багажника, корзинку и ничего не сказала… Витя же деловито поставил автомобиль на сигнализацию и громко произнёс:

- Ну, вот мы и приехали. Ты не бойся заблудиться в этом лесу. Тут не заблудишься. Там шоссе, по которому мы сейчас ехали. Его всегда слышно. Там параллельно шоссе в трёх километрах идет высоковольтка. Ну а там (он указал прямо в лес) такая же, как и здесь лесная дорога. Поняла? Это квадрат. Тем более и мобильники тут работают… О, смотри! -

И он предъявил ей значок на экране своего телефона, что показывал зону не слишком устойчивого, но всё же приёма.

- Ты зачем это мне всё говоришь? – поинтересовалась Настя. – Бросить меня, что ли одну в лесу собираешься?

Виктор смутился:

- Ну… Я буду на расстоянии слышимости. Мы будем перекрикиваться… Не люблю я толпою грибы собирать… А ты чего? Боишься?

- Да нет, - пожала плечами красивая девушка Настя, одетая, как и должно грибнику.

- Ты же говорила, что часто в лесу раньше бывала… и не боишься совсем… - не унимался её кавалер.

- Нет, всё нормально. Я же сказала – всё нормально.

И они вошли в лес…

Какое-то время Виктор бродил недалеко, на расстоянии не только слышимости, но и видимости… Наверное он стеснялся уходить от привезенной им сюда, в лес его детства, девушки. Но так продолжалось не долго…

Грибы в лесу были. Они стали попадаться сразу, как только они вошли. Но в основном встречались поганки или какие-то непонятные, пригодные в пищу лишь после длительной термической (и прочей) обработки… малосъедобные – как их обозвал Виктор.

Постепенно они стали удаляться друг от друга. То есть - разошлись… в разные стороны (в смысле – пространства, а не в смысле взаимоотношений!). Так вот, только они чуть потеряли друг друга из вида (в пространстве! в пространстве!), как вдруг Виктор, очень весёлым голосом, окликнул свою невесту.

- Настёнок! – кричал он, нелюбимым ею, производным её имени. – Настёнок! Иди сюда скорее!.. Чего покажу!..

Она вздохнула и пошла на его голос этот, нарочито-радостный…

Однако то, что ей собирался показать Витя, и действительно заслуживало внимания. На земле, на достаточно большой лысой прогалине, образовав абсолютно точный круг, росло множество лапушистых, белого цвета, со слегка синеватым отливом, поганок.

- Оба-на! – искренне удивилась Настя. – Это чего такое?

- Это «Ведьмин круг», - гордый от своего Знания, просветил её Виктор.

Грибов было ровно тринадцать. Их форма напоминала настороженные уши, вынырнувшие из чёрной хвойной почвы. Складывалось впечатление, что они специально выросли здесь, чтобы прослушивать и докладывать куда надо, что происходит тут, в хмуром лесу.

- И что этот «круг» такое?.. Он чем-то опасен?.. Почему они так растут?..

Витя сдвинул брови – он кроме названия ничего больше из поверий и преданий народных, про эти самые «Ведьмины круги», не знал. Настя догадалась об этом и решила разредить неловкое молчание.

- А ну-ка! Сфоткай меня! – предложила она и встала без корзинки в самый центр круга.

Виктор оживился, приготовил камеру на мобильном телефоне, стал выбирать выгодный ракурс. Наконец он сказал, что готов.

- Снимай! – приказала Настя, и прикинулась Настенькой. Витя ухмыльнулся, сфотографировал.

- Ещё, - снова повелела девушка и приняла облик Анастасии-Грозной. Фотограф запечатлел и этот персонаж.

- И так теперь, - и она превратилась в Наську-Завлекательницу.

- Хватит, - прекратил фото-сессию Виктор, и Настя так и не поняла - сделал он последний снимок или нет…

Тут они оба молча вспомнили, зачем пришли в лес…

Каждый подхватил свою пустую корзинку и они под многоградусным вектором полезли в чащу… каждый в свою сторону…

Настя продвинулись чуть глубже в лес, и попала в неприятный тёмный ельник. За шиворот посыпались иголки, хвойные колкие лапы хлестали по телу, а иногда и по лицу… Насте не понравилось это место и она предпочла поскорее из него выбраться.

Наконец она смогла продраться сквозь ветки и паутину путаного ельника, раздраженно вышла на более-менее свободное пространство и вдруг увидела…

На небольшом пятачке образованным мелколесьем, почти прямо по центру рос крепкий красивый гриб похожий на Подосиновик или даже на Белый.

Настя внимательно осмотрелась. Эта привычка еще с детства у нее осталась – так она высматривала, не растет ли где еще братик или сестренка этого уже обнаруженного грибочка. В этот раз ценных, съедобных грибов обнаружить ей больше не удалось… Лишь где-то за лохматыми ёлками мелькнули белесые пятна тех же поганок, которые она только что видела в странном хороводе с людским клеймом: «Ведьмин! ».

Может быть и здесь эти ядовитые грибы образовывали свой нечистосильный круг, но намного больший чем тот, в котором недавно фотографировалась Настя… Чтобы увидеть это, нужно было опять лезть сквозь, норовящие исцарапать тебя, ветки, но принести такую жертву лохматому дремучему лесу, городская жительница Анастасия была, конечно же, не готова! Ещё чего!..

Грибочек же похожий на Подосиновик стоял посередине маленькой полянки. Точно в центре этакой лужицы из мха. Он был пропорционален, красив, чист, ни в одном месте не попорчен лесными мелкими жителями! Загляденье просто!

«Просто геометрия сплошная кругом… какая-то», - весело и удивленно подумала Настя.

Ещё ей пришло на ум, что красавцами некоторые грибы называют по плохо понимаемым канонам, однако таких вот как этот, что стоял сейчас пред нею, и среди тех, считающихся прекрасными образцами лесной растительности, редко встретишь… Впрочем, она, кажется никогда и не встречала…

Его облик казался почти идеальным.

Идеальным и возбуждающе прекрасным!

Странно… Почему именно - возбуждающе-прекрасным?

Настя задумалась буквально на мгновенье. Потом, даже чуть-чуть встряхнула головой и вдруг улыбнулась своей догадке. Ну, конечно же! Красноватая, некогда даже тёмно-красная, но теперь чуть выцветшая, шляпка этого гриба ещё не превратилась в подобие зонтика и возможно не стремилась к этому. Она плотно облегала, завершала великолепный белый ствол, с прожилками, напоминающими выступающие нежные вены, блестяще венчала крепкую ножку, растущую из пушистого светло-зеленого мха…

Настя поставила свою корзинку и присела на корточки рядом с этим лесным чудом.

Нет, просто удивительно, как он похож на идеальный с её точки зрения, готовый к бою мужской орган!

Она решила осторожно, очень осторожно вытащить его из земли весь. Вот умора!

Обхватила грибок за ножку и нежно опустила свои пальчики в глубь, к его основанию. Ягель-мох пропустил её гораздо приветливее, чем, например, иногда допускают к искомому смятые части мужской одежды за пределами вскрытой ширинки…

Под мягким мшистым покрывалом было тепло. К еще большему её удивлению - плотная ножка внизу расширялась и аппетитно закруглялась двумя шарообразными формами. Настя аккуратно ощупала их и… не смогла извлечь грибочек из земли. Нет, сил физических ей хватило бы на это действие, и даже с избытком, но она просто не решилась оторвать возбуждающе-возбужденный лесной отросток от его корней. Это было сродни кастрации или даже чего похуже… Это было пока выше ее физич… нет! – физиологических сил!

«Ах, какой красавец! » - восхищалась Настенька. Она присела рядом с ним на колени и принялась рассматривать его с разных сторон. Ей подспудно хотелось найти какой-нибудь изъян, недостаток в этой великолепной копии мужского достоинства…

Увидеть ничего подобного, как на грех, не получалось!..

Настя вдруг насторожилась. Что-то щемяще тайное, приятно настораживающее, из её детства, вдруг, неясным порывом ветра в кронах деревьев, запахом прелого леса, влажным мхом, обволакивающим руку и обликом этого крепенького, смазливого грибочка, всплыло из могильных курганов памяти и взошло осязаемо в груди стесненной, во рту пересохшем, в ногах дрогнувших и… чуть-чуть повыше ног…

В детстве она с двоюродным братом, часто ходила в лес...

Каждое лето, так уж получалось, их семьи обязательно воссоединялись на даче и дети, взрослея, также год от года проводили часть каникул вместе.

Её маме и маме её двоюродного брата Вадима, которые являлись друг другу родными сестрами, было очень удобно почти на всё лето сплавлять своих детишек к своей матери, то есть - к бабушке Насти и Вадима.

Речка, лес и прочие достопримечательности деревенской природы оказывали положительное влияние на здоровье подростков, так считали их заботливые родители, и к тому же позволяли самим родителям, неизменно остающимся в городе по делам, пусть хоть и на короткий срок, но испытать радости временной бездетности…

У Насти с Вадимом на этой даче, купленной в свое время их мамами вскладчину, под крышей, на втором этаже были у каждого по маленькой, но отдельной комнатке. Вечерами они всегда неосмотрительно предоставлялись сами себе. Ведь их же отправляли спать! Чего во сне может случиться?.. А они вот вместо этого или, вернее – до этого, всегда ходили в гости друг к другу, да и играли там в безобидные свои детские игры... Так происходило несколько лет.

Немного подрастя, детишки научились где-то «плохому»: играть в карты. Резались в подкидного дурачка. Играли на заранее загаданные, смешные и глупые желания…

Еще немного повзрослев, у них слегка изменились и желания… Они, эти желания, стали всё более изощреннее, более изобретательней и заранее уже не загадывались… Каждый сам придумывал для противника (или партнера?) задание и лелеял выигрыш.

Иногда невыполненные желания накапливались. Это происходило, когда играли часто и фантазия с изобретательностью не поспевали за количеством сыгранных партий…

Днем же в деревне имелись совсем другие, подобающие загородной жизни развлечения. Купались в реке, ловили рыбу, играли с другими ребятами, иногда ходили в лес по грибы. Благо лес находился рядом, был не большой и неопасный, ограниченный с одной стороны шоссейной дорогой, а с другой – речкой (прям почти как сейчас у Виктора!).

Так и протекала беззаботно их жизнь в деревне каждый год, пока…

Как известно, дети растут незаметно. Дети растут, в некотором роде, как грибы. Поэтому округлившиеся формы превратившейся из подростка в девушку, Насти, для всех родственников явились где-то неожиданностью, а где-то, в чём-то, и вовсе, как ни странно, были не замечены… вернее – проигнорированы.

В свою очередь брат Вадим, также возмужал. Они ведь были почти ровесники - их возраст разнился всего на пару месяцев (Вадик был чуть младше). Однако в свои четырнадцать у него уже поменялся голос с писклявого, на что-то похожее на бас, оволосатились подмышки и расправились во истину мужские плечи.

Но и этому факту родственники не придали особого значения, всё еще продолжая считать его ребёнком… мальчиком.

А у юноши этого и у девушки этой, у Насти, в тот год, в крови начали вскипать гормоны, так или иначе сбивая все мыслительные процессы на сексуальный лад… или хотя бы на процессы с сексуальным подтекстом…

А они, опять же, тогда находились рядом. Близко… Очень близко…

Вот как это всё тогда было:

Однажды, проспав как обычно, после полуночных бдений, до полдня и выслушав привычные ворчания бабушки, Вадим, задабривая её, ласково сказал:

- Да ладно тебе, ба! Мы сейчас с Настей, после завтрака на речку сбегаем, искупнемся и в лес… Грибов принесем! А?

- Завтракаем… Обедать уже пора… А они еще только глаза продрали, - не унималась бабушка, однако заметно повеселев, добавила: – Настя, мою корзинку и ножик можешь взять… Только, умоляю - ножичек не потеряй… Он у меня счастливый.

Через час они уже шлялись по лесу… С грибами, надо сказать им тогда не везло. Не было грибов, как на зло… И двоюродные брат с сестрой в какой-то момент, почти совсем отвлеклись от собирательства, болтая о своих важных юношеских делах и событиях… Их разговорчик из ничего не значащего как-то постепенно забрел в топкую местность сексуальных шуточек, недосказанностей, намеков. Глаза у девушки и юноши заблестели, на щеках появился румянец, каждый по очереди (а иногда и одновременно) чувствовал странный зуд внизу живота. Наконец, исчерпав все «вокруг да около», Вадим, вдруг вспомнил одно очень даже эротичное задание, что загадала ему, проигравшему, не так давно Настя. Посмеявшись вместе с ней странным смехом, над этим забавным событием, он не совсем ожидаемо задал переходящий (стремящийся перейти!) разумные рамки, вопрос:

- Ну а если за все мои выигрыши я попрошу… или нет… не так... Пусть все мои «желания» будут стоить одного, но такого… очень… такого… Ты его выполнишь?

Настя задумалась. Догадки чего может желать сейчас Вадим, смешавшись с сумбуром собственных фантазий, неизменно возникающих у девочки превращающейся в молодую женщину, окунулись в естественные страхи неопытности – не знания, и плотным комком где-то под горлом и всё тем же микровихрем внизу живота, заставили сердце биться чуть громче.

- Какого такого? – изображая наивное непонимание, спросила Настя.

- Ну не такого… как мы обычно загадываем?

- А мы разные бывает, загадываем, - вспомнила Настя, как все чаще и чаще их задания носили некий «неприличный» оттенок. Случалось и почти догола раздеваться и изображать из себя настоящее животное… Впрочем, животных они и раньше, в детстве изображали тоже. Но только сейчас… перевоплощения в эти образы почему-то походили на поведение или танцы самцов и самок во время весенних брачных игр… Или, может быть, просто смотрящему со стороны, выигравшему и загадавшему, так казалось… Может быть и так…

- Ну, совсем такое… Ты порнуху смотрела когда-нибудь? – вдруг нашелся Вадим.

- Смотрела, - все также осторожно ответила Настя. Она срезала какой-то не очень ценный гриб и деловито проверяла его на предмет червивости.

- Ну, так вот что-то похожее на то, - с превеликим трудом выдавил из себя Вадим.

Настя заставила себя не высказывать ему скоропалительное «Ты что?! Обалдел?! Ишь чего захотел?! У тебя все дома?! » или: « Мы же родственники?! », или ещё что-нибудь вроде того.

Посмотрев снизу вверх на своего двоюродного братишку, который хотел… Видимо хотел не обязательно её, а просто хотел… Нет. Всё-таки хотел именно её! Потому что она была всё время рядом, близко! Потому что часто видел её, её оголенные ноги, её выталкивающие ткань одежд, притягательные молодые груди, видел её всю, и устал бороться с настойчивым требованием своего созревшего-озверевшего мужского организма. Ей было не понять, но она могла предполагать - какое было для него мучение: видеть всё Это, принадлежащее ей, видеть Это почти без драпировок, иногда робко, невзначай, осязать всё Это и не иметь возможности реализоваться при этом…

Сидя на корточках, Настя с удивлением почувствовала вдруг, как намокли её трусики… Это было не совсем ново, но ещё непривычно. Такое уже случалось, но редко. Недавно и редко…

Она поразмыслила с возможной благоразумностью и всё же, потакая высоковольтному электричеству внутри, готового к контакту с противоположным полом, и бессознательно желающим этого, своего юного тела, тихо и загадочно сказала:

- Что ж… Я возможно и сделаю, то что ты попросишь… Ведь я не знаю, чего! ты хочешь… Ты должен понимать у девочек всё не так просто, как у вас, мальчишек…

- Да-да, я понимаю, - поспешил заверить её Вадим. – Я думал попросить тебя кое-что безопасное… ну, в общем….

Он почти было, сказал, что же он хотел попросить сделать для него сестрёнку, но та остановила его жестом, поднялась в полный рост и, глядя ему в глаза, мягко произнесла:

- Раз понимаешь – хорошо. Я сделаю для тебя это «безопасное», а ты за это… Нет, не надо этих глупых карточных долгов… Ты за это сделаешь тоже самое… нечто подобное для меня… Согласен? Подумай, прежде чем просить…

Вадим сглотнул. На его лице появилась маска приторной радости.

- Согласен, - трудно выговорил он.

- Ну… тогда давай… проси, заказывай, - тихо хотя они были совсем одни в этом лесу, произнесла Настя и чтобы не смущать его, немного отошла в сторону и отвернулась.

- Я хочу… чтобы ты… - услышала она за спиной. – Чтобы ты сделала мне… (он запнулся – видимо следующее слово ему не понравилось) Хочу, одним словом, чтобы ты у меня… ртом… одним словом…

Настя внимательно, изучающе, не без лукавинки, посмотрела на Вадима.

- Сейчас?

- Можно и сейчас…

- А ты?

- Что?

- Ты меня ртом… когда?

- Когда хочешь…

- Думаю, после того как свое получишь, ты уже не захочешь делать такое же… мне.

- Это почему это?! – возмутился не сильно Вадим. – Мы же договорились…

- Да при чём здесь договоренности, - махнула ручкой Настя, и сообщила слышанное или прочитанное где-то: – Вам, парням, после того как свое получите, уже, как правило, ничего не хочется.

Эти слова сделали её такой мудрой и опытной в глазах Вадима!.. Он тут же попытался заверить (кажется не отказывающей ему!) двоюродную сестренку в своей честности и всё такое, но Настя перебила его ласковой улыбкой и лишь уверенно и твердо добавила:

- Это ничего… Это нормально. Я думаю, ты сделаешь то, что я прошу не сейчас, а… вечером… на даче.

Вадим расположился на поваленном дереве и расстегнул штаны. Она воровато оглянулась по сторонам: вдруг они не одни тут?.. в этом, в не самом дремучем лесу… Неуверенным шагом подошла к нему… И сначала лишь только присела. Потом поняла - так будет неудобно и, смирившись с тем, что придется намочить брюки, встала коленями на влажный мох.

Она еще никогда не видела воочию и настолько близко возбужденный мужской член, который высунулся из расстегнутой ширинки, выпрямился и, освобождаясь от крайне мешающей крайней плоти, глянул на нее своей единственной крошечной глазницей.

Она рассматривала его некоторое время… из любопытства и потому как не могла решиться… Потом собралась с духом, в прямом и том самом смысле этого слова... Приблизилась вплотную… и коснулась сизой головки с кривым разрезом-дырочкой посередине, едва приоткрытыми своими губами…

Ощущения были самыми обычными, будто она дотронулась до кожи на другом любом участке не собственного тела…

Тогда она распахнула ротик пошире. То есть очень широко - она боялась задеть-поранить этот мужской орган зубами и просто боялась почувствовать его языком и чем-нибудь еще… нёбом, например... Странный (пока ещё странный и новый для неё) чуже-родный отросток вдруг оказался во рту. Она робко сомкнула на нем мягкие невинные губы… Она решилась взять его в рот! Она смогла! Она слышала свое сладостно постанывающее сердце, оно билось в каждом уголке или закоулочке её подсозревшего девичьего тельца!

Вадим громко выдохнул. Настя поняла, что факт нахождения его члена не запакованным в трусы, как обычно бывает двадцать три с половиной часа в сутки, и не в своей мальчишеской руке, как, наверное, бывает иногда, а у нее во рту! - ему очень нравятся. Тогда она, превратив ещё не опытный язычок в удобное ложе, подложила его под этот желающий поглаживаний, неистово жаждущий выплеска, вездесущий мужской орган. Его обладатель – дёрнулся не сильно, размяк не до конца и застыл напряженно...

Настя опять снизу, очень снизу вверх, посмотрела на Вадима. Вадим казалось, был очень высоко, он почти доставал головой до верхушек деревьев… Он улыбался… наверное от удовольствия… А деревья любопытствовали, подглядывали тряслись листвою от смеха. Бесстыжие!..

Настя решила старательно сделать Это. Настя решилась на Это! Ведь она Уже решилась на Это!

Ощущения во рту были не за гранью реального. Да, она чувствовала там у себя нечто упруго-мягкое и живое, кусочек не своего тела, не своего организма! Но вкусовые рецепторы успокаивали сигналами о том, что ничего особенного, отвратительного или отравленного она во рту не держит. Ей даже начало нравится освоение, постижение магии влияния лёгких прикосновений языком к удивительным неровностям, к возбуждающим странностям, проникшим за пределы её губ. Она чувствовала, как вздрагивает и волнуется Вадим до самого кончика, от реализуемой им сейчас по-настоящему (не понарошку!), самой его сокровенной фантазии. Кидая иногда украдкой свой вопросительный взгляд наверх, она видела его, великана, и его великие движения скул, рук и даже туловища…

Настя, стала понимать, как влияет на мужское начало (иногда называемое почему-то «концом») эта её влажная и тёплая нежность. Она принялась упорно водить проворным язычком по всему, что находилось у нее сейчас в ротике. Скрупулезно облизывала каждый миллиметр поверхности головки члена своего двоюродного брата, который не должен был попасть по моральным и нравственным нормам к ней туда, но все-таки попал… Она продолжала и продолжала бодрые, но совершенно неумелые действия, а Вадим всё вздрагивал да постанывал.

Но вот он вдруг легонько, с пришёптованием «Подожди-подожди», отстранил её увлеченную головку от своей головки и судорожно свёл ноги на подобии, как их соединяют коленками сидящие на скамейках в коротких юбчонках девушки…

- Погоди… сейчас, - сдавленно выговорил он… И Настя поняла, что что-то делает не так… или через чур Так…

Она была умненькой девочкой и тут же решила, что нужно памятью своей обратиться к учебным пособиям, к порно фильмам, которые однажды ей доводилось смотреть. Настя вспомнила, как развратные красавицы в них, да и сами мужики тоже, энергично трут рукой возбужденные до отвращения половые члены. Неужели именно сила трения, а не та редкостная нежность, которую дарят возможности сочного теплого рта, доводит этих похотливых самцов до исступления?..

Впрочем, завершения половых актов, какими бы они ни были, как известно из тех же видеофильмов или более научной литературы, обычно заканчиваются брызгами мутной, липкой, напоминающей слизь, субстанции... Ничего подобного в просьбе Вадима не значилось, да и по собственной инициативе Настя вовсе не собиралась добиваться такой развязки… такого исхода дела. Собственно и сейчас, сделав выводы, что не всё у неё получается правильно и, поняв чего не хватает ласкаемому ею мужчине, она не горела желанием увидеть да прочувствовать кадры из жесткой порнографии здесь, в вечном лесу, наяву… Да ещё и самой играть одну из главных ролей в этом недетском кино.

Хотя это не означало, что она не прикоснется сейчас к его плотному чутко эреагирующему члену, не только ртом, но и своею маленькой мягкой ручкой…

Вадим посмотрел на неё жалобно и вопросительно… и она коснулась… как считала нужным… как чувствовала… как ему могло понравиться… и ему понравилось…

Девушка продолжала беспорядочно притрагиваться языком и губами, к уже не такой загадочной, обнаженной от кожицы округлой поверхности, данной мужчинам для извлечения удовольствия и называемым почему-то людьми детородным органом… (наверное из-за побочного эффекта…) Но теперь она еще и теребила не сильно сжатым кулачком, эту самую подвижную кожицу!

Вадим трепетал, его тело волновалось…

Настя, украдкой вздохнула, глубоко и насыщенно, маленьким остреньким носиком… И она вдруг восприняла, ощутила немыслимую атмосферу, сотканную из влажной дремучести, проникающей от потревоженного ими, молодыми развратниками, сказочного леса, со всем тем, что излучало, источало рядом с нею… с ними… из них… - впереди, внизу, вверху, везде… Благоухание бесчисленной листвы - свежей и опавшей, запах только что срезанного грибочка, что исходил от её руки двигающейся рядышком с губами… Всё это смешивались с ароматом доносившимся и от её "лесной" одежды и из глубин распахнутых штанов Вадима. Всё это сдабривалось вкусом во рту и приправлялось осмелевшим, непривычным осязанием. Всё это прочно оседало в памяти…

Тут Вадим подозрительно насторожился, замер…

Его стоящий торчком, словно крепкий сучок внизу ствола какого-нибудь там вяза или ясеня, отросточек - возбужденный, переполненный, как будто уже давно хотел лопнуть, но почему-то не мог, внезапно и для самого хозяина и для Насти напрягся еще сильнее, запульсировал и...

Она едва успела извлечь его изо рта (вот для чего оказывается, тут нужна рука!), как он начал плескать в неё той самой, виденной раньше только в запретном кино, жидкостью. Правда, жидкостью девушка, познавшая только что чем неизменно завершаются примитивные мужские оргазмы, могла бы назвать это лишь с большой натяжкой. Многочисленные тёплые, прилипчивые брызги мужского семени, попавшие ей на щёки, веки и даже в рот, показались плевками, и как плевки соответственно представлялись для неё как будто оскорбительными.

- Ой… извини, - с расплавленным лицом смог сказать ей Вадим, а она засуетилась, забеспокоилась, чем же теперь смыть с себя эту пакость (то что попало в рот и оставило там солоноватый привкус, она выплюнула сразу, не раздумывая).

Вадим, кажется, понял её суетливо-поисковый взгляд и с какой-то превеликой благодарной нежностью прохрипел:

- Ягель… Мок-х… Вот он тут везде. Он антисептик… ехго в войхну как вату даже использовали.

И она извлекла из-под ног этот, светло зеленый влажный обтирочный природный материал, и принялась осторожно умывать им лицо и подчищать одежду…

Наверное, именно с тех пор на неё непроизвольно навевало сладко-остренькое, чувственное, влекущее непременно к чему-то связанному с сексом, настроение, смешанное из запаха леса, шума листвы, и невольных прикосновений к этому мху… Ягелю…

Наверное… наверное… Она и сама точно не знала.

В тот день, за ужином Настя была молчалива и загадочно-задумчива. Вадим же наоборот казался излишне веселым. Бабушка, даже обеспокоено сказала ему:

- Чего это ты Вадик так возбудился перед сном?

(Если б она знала – насколько попала в точку?! Вадим вздрогнул даже, и покраснел, но не потерял озорства…)

Их бабушка всё никак не могла привыкнуть, что внуки уже подросли и ложатся спать теперь не в девять вечера, как раньше, а когда захотят. И попробуй запрети им это!..

Едва дождавшись, когда любимая бабуля, устаМши от дневной суеты удалилась к себе в комнату и вскоре огласила притихший дом громким посапыванием, Настя, выскользнула за дверь и засеменила надев "на босу ногу" шлепанцы в стоящий недалеко, тут же на участке, летний душ. На дворе был август. Вода в окрашенной черной краской бочке наверху душа, за день нагревалась плохо, но у Насти уже тогда были принципы: гигиена прежде всего! Тем более – сегодня!

Ополоснувшись ниже пояса холодной водой, Настя вся покрылась цыпками. Дрожа не только потому что озябла, но и от волнения тоже, она накинула-запахнула халат и, сжимая руками мокрое полотенце, поспешила в дом.

Вбежав в спасительное тепло своей комнаты, Настя натянула футболку, забралась в кроватку, накрылась одеялом и постаралась согреться.

Буквально через пять минут Вадим царапнул дверь в её спаленку и заглянул туда.

- Я пришел, - глупо известил он хозяйку комнаты о своем прибытии.

- Я замерзла, - сообщила ему Настя. – Подожди…

- Подожду, - и он уселся на край её постели.

Повисло молчание, нарушавшееся лишь незначительными звуками деревенской темноты, доносившимися из-за закрытого окна.

- Мне понравилось… - зачем-то неискренно сообщил Вадим. И она естественно сразу поняла - о чём это он. Наверное Вадик хотел таким образом настроиться на эротический лад… А может быть он уже и был так настроен… Во всяком случае трусы-шорты у него оттопыривались опять в том самом месте.

«Ну уж нет… Сейчас твоя очередь», - мысленно, но твердо решила для себя Настя, взглянув туда.

- Я готова, - пробубнила она в одеяло, что закрывало ее до самого носика.

- Тогда… давай… - заблестел глазами Вадим.

Ужас! Еще вчера, еще совсем недавно, обнажиться показать свои самые секретные места, какому-нибудь мальчику было позором! Было совершенно невозможно! И вот сейчас, она сама, оглушенная стуком собственного сердца, осторожно распахивает одеяло, под которым… на ней нет трусиков! Ужас!..

Но поборовшая страх Настя смогла всё же, отяжелевшей вдруг рукой, отодвинуть к стеночке то, что скрывало её прелестные ножки и столь же прелестные прелести между ними…

Вадим жадно разглядывал эти оголенные места, не в силах оторваться… пока только глазами…

«А вдруг он сейчас посмотрит, посмотрит… и всё… и ничего не будет делать?.. а она, как дура… не только сегодня в лесу… но и сейчас!.. », - завертелось панически в её молоденькой голове. Ей стало невыносимо стыдно, но и одновременно жутко обидно… Она решила, во что бы то ни стало добиться равноправия!..

- На, – сказала девушка, распахивая в стороны свои недавно ставшие изумительно женственными ноги, не обнимавшие ещё никогда, никого и ничего кроме одеяла. – Давай-й-й…

Вадим, превратившись в весьма серьезного мужчину, поступательно начал склоняться к покрытому молодыми, нежными волосиками, девичьему лобку и к проглядывающей с любопытством по середине, маленькой розовой, завораживающей скомканости.

Вскоре Настя уже не видела его лица, но почувствовала, как нечто теплое, очень мягкое и, что удивительно! - сильное, коснулось её не нужных на первый взгляд, бесполезных и даже уродливых складочек, обычно спрятанных в щелочке, которая, в свою очередь, видимо специально, природой-матушкой замаскирована кудрявыми волосками.

Она успокоилась, понимая, что свершилось! Они с двоюродным братом теперь одинаково опозорены… если что…

Хотя… нет тут никакого позора! Они современные молодые люди и в теории уже всё… почти всё, знают про секс и у каждого из них выросло, то что должно было вырасти у созревающих человеческих особей разного пола и теперь они лишь проводят испытание этого… того что выросло… То есть узнают – как всё работает и для чего оно. Познают себя – одним словом.

Настя решила - сосредоточится на своих ощущениях ниже пояса. Её братик робко и где-то неуклюже пытался совладать с непослушными лепестками и теми ложбинками, что были поблизости. Наверное, он думал, мол, женщинам-то легко: мужской член такую имеет форму, при которой его элементарно можно пристроить-всунуть везде - и там где он нужен… для продолжения рода и в других, вроде как не предназначенных для него, местах… в той же ротовой полости - например…

Вадим изучал женское устройство языком и губами как мог, как видел, всё в тех же, порно-фильмах. Что-то у него начинало получаться. Настя заметила, что легкие зудящие волны покрывают изнутри всё её тело. Поднимаются от того места, где сейчас находилась голова Вадика, заполняют и грудь и живот, гудят в голове, текут по рукам или плещутся вниз, до самых, последних пальчиков на её ножках. Это было странно, но приятно… Это было захватывающе… вот именно - захватывающе!

Настя непроизвольно начала улыбаться и полузакрыла веки…

Но тут Вадим увлекся процессом и решил, что облизывать нужно всё! Всё, что находится между плотных створок, всё, на чем не растут волосики. И он вдруг ушел от тех точек соприкосновения, которые особенно тонко и объемно чувствовали эти ласковые его со-прикосновения.

Проворный юношеский язык, вдруг нащупал тугую маленькую дырочку ведущую во внутрь… Справедливо рассудив, что именно за ней и кроется самое главное, самое сокровенное… то, куда и должно попадать мужскому первичному половому признаку, Вадик стал настойчиво совершать попытки проникнуть туда поглубже языком, или же активно ходить им вокруг да около.

Те же места, где Настя воспринимала ласку с удивленной, тихо переполняющей радостью, он забыл… Нет, справедливости ради надо сказать, что этих, вдруг затосковавших особо чувствительных точек, называемых по научному «зоной эрогенной», иногда случайно всё же касалась его верхняя, еще не знающая бритвы, губа. Но как этого было мало!

В эти прекрасные мгновения Настя легонько вздрагивала, как бы давая понять, где ей нужны его равномерные, гладкие и гарантированные прикосновения, но Вадим понимал всё по-своему. Он лишь энергичнее, распластанным зыком, принялся водить по всему, что было у молодой девушки скрыто четырнадцать лет и восемь месяцев, от любого мужского посягательства, не только осязательного, но и даже осмотрительного! Вадим, казалось, неистовал, облизывая у неё там всё, всё без разбору и без знания меры…

Насти это перестало нравиться… Перестало нравиться совсем и даже раздражало... то сеть – нервировало!

Сказать брату - как надо и где конкретно надо ласкать, она постеснялась или же просто не решилась… что же оставалось тогда делать?.. Она вздохнула и осторожно отстранила его от себя. Сомкнула скоренько ножки. Открыла широко глазки, чтобы видеть и сказала:

- Хватит… Всё… спасибо…

Вадик с осторожной подозрительностью взглянул на двоюродную сестру, вытер тыльной стороной ладони на губах, кое-где на щеках и на подбородке пахучую влагу. Хмыкнул, и смело спросил:

- А ты чего в футболке-то?..

- То есть?.. – не поняла Настя.

- Чего футболку-то не сняла?

- А зачем это? – поразилась его наглости девушка. Она еще не повзрослела настолько, чтобы гордиться своей удивительно гармоничной грудью и попросту стеснялась... до недавнего времени стеснялась всего!.. А он… Ну и нахал!

- Ну… так… - не нашелся что ответить Вадик. Он уже и сам не понимал, зачем он задал этот вопрос. Наверное посчитал их взаимоотношения достигшими той степени близости, когда не должно оставаться никаких скрытых мест. Или всего лишь подумал, что секс подразумевает полное обнажение… хотя бы одной из сторон.

- Нечего, - раздраженно задернула одеяло Настя. – Мы о показе не договаривались…

- Всё. Иди спать, - добавила она после минутной паузы.

Вадик нехотя поднялся и, с выпирающим по направлению движения шатром из подпоясной части трусов, поплелся в свою комнату.

Оба ночью еще долго не могли заснуть. Вадим, не в силах бороться с воспоминаниями и продолжающими рождаться на их основе, самими дикими фантазиями, дергал без устали свой перевозбужденный молодой член и пачкал пододеяльник, пачкал, простыню…

Настя, также не выпускала своих любопытствующих, но послушных, пальчиков из мокренькой расщелины между ног. Она быстро нащупала то место, от которого отступился её глупый брат, и поняла - что и сама может подарить себе ласку, вполне сопоставимую с неумелым мальчишеским языком.

Настя и потом часто удовлетворенно радовала себя надежными подушечками кончиков пальцев своих…

Как давно это было…

И вот сейчас повзрослевшая, поумневшая, познавшая Настенька опять ощущала, как намокли не только ноги, коленками стоящие на не совсем сухой земле, но и место их схода-расхода… Она извлекла руку из-под теплых округлостей облюбованного ею грибочка. Оглядела её, изящную... Вытерла об Ягель-мох… Сочла достаточно чистой… и послала проворные пальцы под расстегнутые джинсы, под номинальные трусики, прямо туда, где всё горело, звало, увлажнялось!..

Сосредоточилась… Почувствовала прикосновение… Громко ох-хнула… И уже более осознанно, посмотрела перед собой, а… не во глубь себя.

«Ай, какой! » - снова облизнулась Настя, приблизившись личиком к грибочку совсем близко. На шляпке, на аленькой шляпке на самой её вершине, завлекательно и томно выступали маслянистые капельки. На вид они были густыми, чистыми, необузданно манящими...

Настя не удержалась и дотронулась до этих притягательных пятнышек язычком… Возможно ей показалось, но именно в этот момент лес вдруг встрепенулся кронами деревьев… от легкого внезапного порыва ветра… и тут же затих.

Настя посмотрела вверх, на уходящие к небу бесконечные лесные стволы и ветви. Ей, давно уже не девочке, теперь было даже приятно угрюмое любопытство листвы и самих деревьев.

Она лукаво прищурилась и провела ласковой своей ладошкой свободной руки по скользкой шляпке гриба… И опять шум леса в кронах ненадолго как будто бы отреагировал на её прикосновение.

Настенька тихонечко, самым нутром своим, выдохнула:

- Ой-х-х…

Теперь она уже не сомневалась в своих желаниях и в исполнениях…

Налюбовавшись облюбованным ею лесным отростком и, улыбнувшись одними глазами, снова склонилась перед ним. Девушка трепетно приоткрыла мягкие губы, со знанием дела положила влажный кончик языка на беленькие нижние зубки и состыковала ротик с упругой и гладкой шляпкой… Затем, точно ощутив томное напряжение внутри своих румяных щёчек, попыталась пройтись проворным языком по каемочке соприкосновения той шляпки с остальным телом этого лесного выскочки…

Где-то далеко-далеко, за тёмными дремучими елями, заголосила, запела какая-то дикая птица… А может быть, то опять стонал, заблудившийся в листве возбужденный ветер…

Она спустилась ниже, совсем низко пока не коснулась носиком душистого чуть холодноватого мохового покрывала, а шляпка гриба и всё его тело уткнулись в её стойкое горло.

Потом она заскользила губами, языком и легонько, очень легонько зубками по всей его длине наверх. Сглотнула горьковатый привкус… Соскользнула… Лизнула напоследок самый его кончик.

Грибочек стоял не шелохнувшись, а у неё перед глазами, вдруг всё немножечко поплыло…

Однако, как давно она не испытывала такого безумно-радостного возбуждения!

Её умелые пальцы и чувствительная промежная суть, соединившись в сочном поцелуе, опьяняли, возможно, даже околдовывали, дарили не-разумность и невесомость. Настенька, упиваясь блаженством, льющимся против всех законов физики снизу вверх, восхищенно наслаждалась заполоняющим её, приближающимся, уже где-то бьющимся в ней, фонтанирующим мигом безумного восторга. Предвосхищала – сейчас огонек у неё внутри разгорится, вспыхнет и неудержимо расплескается по всему чувственному телу бесчисленным множеством микроскопических капелек счастья!

Пульсар похотливой радости, только что вдруг родившийся в ней, подогревался, вспыхивал ещё яростнее, от осознания некоторыми частями её мозга, не захваченными поглощением ручейков удовольствия, что она, случайная гостья в этом месте, отдается своем дикому распутству, находясь здесь совсем одна, одна наедине с внимающим её разврату великим Лесом… принимающим Её, ласкающую Его, сближающуюся с Ним, желающую утонуть в собственных секретах и слюне… молящую превратить её в крошечную частицу вечного оргазма!

Ей стало густо сладостно на, одержимой внезапной сексуальной алчностью, душе. Ей стало, несмотря на осеннюю погоду, тесно в своей одежде, тесно в своём теле!

Настя вскочила с колен и не вынимая той самой руки, занятой важными манипуляциями, другой же, только одной, принялась расстегивать и скидывать с себя всё - куртку, кофту, футболку… лифчик. Она зацепила носком одного сапога пятку второго – стянула… затем почти точно также следующий. Как-то, при помощи одних только пальчиков на прелестных ножках, избавилась от носочков. Заёрзала ногами, спуская вниз брюки. Брюки упали… вторая рука ворвалась в слишком не серьезные трусики… Рывок… ткань опавшим листочком слетает на гофру брюк… Она вышла из них, вступив на холодный пружинистый мох гладкими подошвами ног…

Насыщенный запахами и влагой, лесной полутемный воздух окутал её ослепительно голое тело, пронзительно поющее, неслышимую для обычного уха, песню волшебного возбуждения…

Она смело и ровно расставила стройные ноги. Опустила, будто повинно, голову… Она смотрела на свою, делающую самостоятельно, без её приказов что хочет (что надо!), руку… там, под пупком, под плоским колыхающимся в такт дыханию животиком…

Насте не было холодно. Она чувствовала лишь извергающиеся в бесконечное пространство вокруг, томительно-прекрасные волны подступающего оргазма. Её оргазма! А ещё она испытывала прелесть печального одиночества… или единения… которое не расстраивало её, а наоборот добавляло в топку, захлестывающего разум, сладкого дурмана, необычный экзотический вкус.

Настенька посмотрела на сверкающую её слюною такую притягательную шляпку грибка подле принадлежащих ей белых… настоящих… живых… чувствующих, но белых! ног. Её колени непроизвольно подогнулись… Проворный (верно – дежуривший тут, поджидавший неподалеку) ветерок, сразу скользнул, похолодил разгоряченную пропасть между этих женских восхитительных ног, воплощающихся в столь же совершенное тело…

Колени вновь укутались в пухлый мох. Девушка поднесла к носику руку предназначенную не для неё самой… От руки пахло грибной свежестью… Настя не произвольно застонала. Застонала громко. Стон этот прекратился, только тогда, когда её симпатичная головка, потеряв равновесие, снова не смогла удержаться на высоте и плавно пала, впилась в, стойко принимающего ласки самки человека, настоящего лесного члена…

Настя словно обезумев, дарила этому отростку, всё своё умение, всю свою нежность и страсть. Она стремилась заставить его или то существо, что владело им, испытать получить такое же или хотя бы часть такого же, или… пусть - большее Блаженство! чем чувствовала сейчас, в эти мгновения она!

Она делилась, отдавалась. Она хотела. Ей нужен был извергающейся жаркий гейзер… мужского рода! Она хотела добиться его выплеска чем бы он ни был, кому бы ни принадлежал, в каком бы виде ни предстал пред ней… в ней… где угодно! Ей нужен был взрыв! Нужен обоюдный при-родный оргазм!

Настя не совсем понимала что делает, но зато она точно знала, что делает это восхитительно, как никогда…

Вокруг неё и дальше, в самых непроходимых глубинах лесных чащоб, исчезали все звуки. Они пропадали, растворялись, источались, пока их полное отсутствие не оглушило девушку, стоящую на коленях, стоящую на одинокой маленькой полянке среди страшных елей и бледных поганок, своим абсолютным вакуумным молчанием…

И тут она ощутила, как на фоне совершенной тишины, земля под её ногами всколыхнулась еле заметным ударом… Да и не ударом, наверное, а… так - легким вздрагиванием, почти неощутимым. Потом еще раз… И снова… Неужели?! Неужели она добилась своего?! Настенька заплакала от крепко спеленавшего приземленного счастья и невыносимости бесконечного удовольствия, что не хотело отпускать её никак…

Лес умолк совсем… Лес казалось, хотел кончить, но ещё не мог и поэтому напрягся… замер в предвкушении…

Будет ли ещё когда-нибудь с ней такое?! Неужели это когда-нибудь завершится, иссякнет и больше никогда не повторится?..

- Что это ты делаешь? – спросил её громоподобно Лес… голосом Виктора…

От неожиданности, Настя сомкнула челюсти и откусила…

- Я тебя з-зову… а… а ты не отзы-зываешься… - растерянно договорил он…

И внезапно вокруг снова появились звуки.

Как обычно говорят в таких случаях? - Лес ожил… Глупость! Нет, он не ожил… Лес умер! Всё… Скоропостижно скончался… Умирала одна реальность, подменяемая другой…

Кончалась и она. Так ей казалось…

Чудо растворялось…

Оргазм, ворча, удалялся, скрывался куда-то в тёмные дебри. Оргазм был придавлен, удавлен железобетонной плитой реалий повседневности. В мире, оказывается, существовали не только Лес сильный и таинственный, да Она, прекрасная и первозданная! Были еще цивилизация и технический прогресс, состоящие из множества сутолочных городов, непонятных механизмов, ненужных одежд, придуманных правил, и строго Виктора…

Всё это ворвалось в её жизнь, в которой до последней секунды, кажется, никогда ничего подобного не существовало…

Настя поднялась с колен… Освободила себя… и повернулась к опешившему, испугавшемуся, молодому человеку по имени Виктор…

И он увидел невообразимо белоснежную статуэтку в чахло-летнем полутёмном лесу! Яркий, изумительно пропорциональный силуэт на фоне корявых, чёрно-зелёных хвойных деревьев!.. Её! - обнаженную…

Она была дьявольски прекрасна! Он ещё никогда не видел такого сладостно-губительного, завораживающего зрелища. Эта женщина не могла родиться на Земле, от обычных родителей в обычных условиях… наверное… Эта женщина не могла жить на Земле среди ему подобных… Нет!.. Да… Эта женщина… Это была Женщина! Исключительная…

Её стремительные груди упрекали. Её сильные ноги жадно угрожали. Её глаза испепеляли. Её рот страдал переполненностью…

Оторванный у грибочка кусочек уныло изнывал на остывающем от страсти языке…

Она с остервенением принялась жевать откушенную ею, сырую лесную плоть.

- Ш-ш-што т-ты делаешь?! – воскликнул Виктор. Казалось - гром и молния поразили его только что.

- Это же ядовитый гриб!.. Выплюнь его!.. Настенька!..