Студентка на двоих. Привет от старых штиблет (Секс студентки милая)

Радио что-то сказало про погоду - затухающим развратным женским голосом.

И умолкло на полуслове, погасив свою нарядную панель. И дисплей бортового компьютера – тоже погас.

А следом заглох и двигатель. Обычно и так – еле слышный.

Еще не понимая, что случилось, я нажал на педаль газа, и получил такой же отклик, как в метро – когда входишь на стоящий эскалатор, и чуть только что не ныряешь из-за неподвижной неожиданности лестницы – лбом вниз, считая ступеньки.

Не самые это приятные новости – на скорости около ста сорока, в крайнем левом ряду Симферопольского, многополосного в этом месте, шоссе.

Постепенно понижая передачи, рулю, притормаживая заглохшим двигателем и ставшей совершенно деревянной педалью тормоза - к обочине. Пропуская особо умных и нетерпеливых, проносящихся мимо.

Поскольку поворотники не работают, проносящиеся и слева и справа умные и нетерпеливые - сильно раздражаются, едва не чиркая меня по бортам. И даже делают мне неприличные жесты -средним пальцем из кулака - вверх.

Могу их даже понять…

Но вот, сообщить им, да и остальному миру о случившихся со мной неприятностях – не могу. Нечем.

Только, если в ответ – и тоже пальцем – им что-нибудь этакое изобразить. Неприлично-сексуальное.

Типа – fuck your ass, господа хорошие!

Обидно, что я - занятый своими мыслями, проглядел тот момент, когда на приборной доске зажегся значок неисправности в электропитании – красный аккумулятор…

А, может быть – он и не загорался вовсе?

Хотя, вряд ли. Японцы наверняка такого бы безобразия не допустили.

***

Какой-то раскипятившийся чайник - с правой, предпоследней перед обочиной полосы, которого я и не заметил в зеркале, управляясь с заглохшей машиной, - бешено сигналит мне сзади, вспыхивая одной фарой. Прямо, как циклоп - со скособочившейся от злобы и грязи мордой.

И, с выпученным глазом не совсем трезвого идиота, объезжает меня, чуть-чуть не зацепив правое зеркало.

Сучит колесами по обочине, вздымая пыль и грязь, пыхтит дальше от возмущения - удаляясь, и оправляясь сизой копотью.

Э, брат, да это совсем не чайник, а целый самовар – похоронный катафалк «Ритуала». Набитый скорбными гражданами замызганный «пазик» с занавесками, перехваченными веночками на окнах.

Не снижая скорости, он шпарит некоторое время по обочине, подскакивая на ухабах, потом вылезает обратно на асфальт, и на всех парах продолжает рулить к близлежащему кладбищу.

Впечатление - будто дрова везет, а не машину с друзьями и родственниками покойного – вместе с усопшим.

Друзья и родственники вылупились скорбно на меня - сквозь немытые, заросшие подмосковной пылью, стекла задних дверей автобуса. Откуда, кстати, покойного и покатят весьма скоро ногами вперед.

Если без новых лишних приключений до кладбища доберутся.

***

А покойного, надо думать, тоже любопытство разбирает… Что это его водитель-гробовщик такие гоночные маневры совершает? Нынешним похоронным, печальным, чинным делам совсем не свойственные?

Так ведь можно даже из гроба выскочить – вместе с отлетевшей крышкой. Если крышка не прибита еще - насовсем.

Если бы я там лежал, я бы вылез. И тоже в задние окна посмотрел бы.

Все же, хоть какое-то развлечение - на последнем земном пути.

И постарался бы я обратно не ложиться.

***

Не хочу сказать ничего плохого – но все это как-то даже символично. Наводит на определенные размышления – этот удаляющийся ритуальный «пазик».

Я съезжаю во взбитую «пазиком» пыль обочины, и, наконец, останавливаюсь – накренившись в грязной топкой рытвине. На самом краю весьма крутого откоса кювета. Куда машина едва и не слетела - по инерции.

Нет, не мой сегодня день.

***

…Иногда вещи перестают меня любить. Все вдруг сразу, и почти одновременно.

Брился, собираясь на загородное свидание – что-то пшыкнуло, и плафон над зеркалом в ванной погас.

С намыленными щеками полез искать фигурную лампочку-миньон, и прищемил впотьмах прихожей палец. Чуть ли не до крови.

Сгоревший миньон, когда я попытался его вытащить, обжег меня, и вывалился из патрона, упал и разбился, а стеклянная труха сверху насыпалась в глаза.

Промыл глаза, взял пассатижи - вывинтить сгоревший патрон, сунул туда пассатижи, пытаясь ухватиться за алюминиевый край – и получил чувствительный удар током, и чуть не свалился с табуретки, которую себе подставил.

А тяжелые пассатижи хлопнулись в новую раковину, на которой появилась тонкая, но отчетливая трещина. Мать ее!

Интимно и негромко матерясь, набросил банный халат, и с засыхающей пеной на щеках пошел в коридор лестничной площадки – отключить питание верхних лампочек на щитке.

Пока думал, слюнявя прищемленный и обоженный палец во рту, какие выключатели относится ко мне, а какие - к соседям, из дверей квартиры рядом вышла новая соседка, юная особа с классной тугой попкой.

С редкой попкой – надо признать и отдать ей должное! С возмутительно красивой!

Увидав меня, намыленное страшилище в распахнувшемся халате на голое тело – да еще и в полутемном коридоре, она ойкнула от неожиданности, и отпрянула за свою бронированную дверь…

***

Эх, не хотел я ее пугать, и даже определенные виды на нее имел. Мысленные, конечно. Правда. Только лишь в своих проходных и попутных эротических фантазиях – не более того. И только в то время, когда занимался любовью с нынешней своей подружкой, с троюродной племянницей моего приятеля. Неунывающей студенткой технического вуза, прибывшей покорять столицу из Екатеринбурга.

У которой попка была хоть и ничего, в общем-то, тоже юная и нежная, но все же, на классную – не тянула.

Хороша, но чуть-чуть, великовата. Из-за этого – рыхловата, немного желеобразна на ощупь – когда ее греешь и ласкаешь ладонями.

И я представлял себе - в процессе нашего сексуального с ней творчества, как бы им, этим девушкам, попками между собой поменяться. Как бы здорово вышло-то…

Или, представлял себе в голове, как я одновременно, сразу с двумя этими хорошим девушками трахом занимаюсь.

Поставил их, как надо, повернул к себе попками, и занимаюсь – не спеша и вдумчиво.

А они - между тем, друг дружку целуют.

А что? Меня, думаю, хватило бы на них. Сразу на обеих. Может быть.

***

Но все это уже несколько в прошлом. Вполне уже невинные и безвредные мечты мужчины с охотничьими привычками заядлого одиночки. Ушедшего, так сказать, после всех этих дурацких жен б/у, а также их подружек - на тренерскую работу с подрастающим поколением.

***

Да, все проходит, пройдет и это…

Одна девушка, - та, которая многоюродная племянница приятеля, устроила мне сегодня бессмысленный променад за сорок верст. Потому что – снимает квартиру черт знает где, за городом. У какой-то своей знакомой – тоже переселившейся сюда из Екатеринбурга.

И так ей это даром не пройдет – этот мой никому не нужный променад. Последней точкой в нашем общении будет.

Договорились поехать в кино, потом поужинать, ко мне заглянуть. Вчера еще договорились.

Я сегодня приехал – ее дома нет. Поцеловал запертую дверь. И ее телефончик не отвечает.

Хозяйка квартиры в серой областной пятиэтажке, она же и соседка по лестничной площадке, – вышла и описала мне, с кем она за час до моего приезда, хохоча во все горло на всю лестничную площадку, уехала. С букетиком в руках.

- Такой импозантный мужчина. Хорошо одетый. На хорошей машине – я в окно видела. Волосы у него густые, красивые. Черные!

Очень знакомая личность – судя по краткому описанию, ее с собой прихватила. Ну, просто – до слезной боли мне знакомая. С густыми красивыми волосами.

Вот интересно – куда он ее повез? Не иначе, как снял где-нибудь номер в гостинице.

Иначе, зачем ее заставил цветы с собой прихватить?

***

Помнится, как-то, в порыве откровенности, которая иногда нападает на людей после интенсивных сексуальных упражнений, мы лежали с ней совершенно мокрые, и она призналась вдруг, что мой приятель уже не раз, и не два к ней подкатывался. Так, будто невзначай. То в кино пригласит – пока жена в отъезде. То в клуб.

То прижмет, вроде бы, по-родственному, пока никто не видит. То – поцелует не в шутку, а вполне серьезно. И неудобно отказать...

- Настойчивый… Хотя, ничего так, симпатичный, мой дядя, Но ведь женат… И дочка Маша у него – чуть меня младше… Да и вообще, все-таки, какой-никакой, а родственник.

- А если бы не был родственником?

- Что ты глупости спрашиваешь? Даже противно… Пойду-ка я в ванну - не залететь бы...

***

Терпенье и настойчивость все перетрут.

Вот и финал на этом - нашей с ней любви. Я такие штуки никому не спускаю. И никогда не спускал.

***

Одно к одному движется с утра – и даже мой променад сегодня закончился так вот бесславно, заглохшим на ходу двигателем. На подсыхающей после летних дождей обочине Симферопольского шоссе. В пятом часу вечера.

Ладно, будьте счастливы, дети мои. Будь счастлива, детка, и научись снимать трубку телефона… Даже когда разговор предстоит неприятный.

И попку себе в тренажерном зале подкачай. А то – на пирожных и тортиках, - быстро всю популярность потеряешь.

***

А со второй – с той, что соседка моя по лестничной площадке, просто по определению никаких шашней не было и быть не может!

Я всегда соблюдаю святое правило: никого и никогда не трахай там, где ты живешь. Или – там, где ты работаешь.

Себе дороже выйдет. Так ведь на скрижалях записано – я не ошибаюсь?

Да и напугал я ее, все-таки.

Теперь она… бог знает, что она теперь обо мне думает.

То ли маньяк, то ли – эксгибиционист.

И то и другое – вряд ли может женщину привлечь.

***

Правда, когда ее первый испуг прошел, то мне даже в полутьме показалось, что разглядывает она меня с некоторым интересом. Без особого смущения. Как раз – это именно я смущенно все халат запахиваю. Разглядывает, и даже улыбается – как-то поощрительно:

- А ваша секция выключателей – вот здесь. А наша - вот здесь. – И показывает мне пальчиком, подслеповатому. - Ой, вы весь в пене перемазались. Брились, да? Как дед мороз из магазина. Хорошо, что еще дверь не захлопнулась, и вы халат успели надеть…

И смеется, рассеивая остатки своего собственного испуга.

Хорошая девушка, честное слово. А я - вылитый инженер Щукин из известного произведения.

Но скрижали есть скрижали. Не для дураков – писаны.

Хотя, конечно, когда мы с ней до этого то в лифте, то у подъезда сталкивались – посматривала на меня с интересом. Определенно. И выглядит ничего, особенно – в профиль.

***

Мой диагноз, скорее всего, точен – полетел генератор. Не выдержал отважный японец перипетий местного российского бытия. И, конечно, при этом напрочь сел аккумулятор. И наступила клиническая смерть.

Одно сегодня утешает – машина все еще на гарантии.

Хлопаю капотом, сбрасываю грязные матерчатые перчатки, найденные мной в багажнике, закуриваю следующую сигарету и достаю мобильник.

Можно расслабиться, и ни в чем себе не отказывать. Часика, этак, через два-три, когда уже смеркаться начнет, приедет эвакуатор, и нужно теперь просто набраться терпения, и приготовиться к длительному ожиданию. Наслаждаясь загородной природой на пыльной обочине.

И вот тут-то я понимаю, что на этом мои сегодняшние приключения – далеко не закончились.

Набираю номер сервисного центра, но на середине набора телефон странно кудахтает, и на экранчике высвечивается: “Battery low”… Мигает, мигает, мигает…после чего и телефон благополучно умирает.

Все сегодня - как по заказу. Посадил разряженный телефон – этой суке под закрытой дверью названивая.

Облокотившись о капот, курю, и смотрю вслед давно пропавшему катафалку.

Вот так и все мы – когда-нибудь… - приходит в голову очень-очень свежая мысль. И даже не развлекает.

За что, кстати, меня так кто-то там, наверху, наказал? За что так сегодня круто наехал? По теории моего приятеля?

***

Мой хороший приятель с красивыми черными волосами вполне серьезно считает, что вот такие происшествия, как со мной сегодня – это расплата за что-то. То есть, меня кто-то карать за что-то начал. Перед кем-то я провинился. Ну, там – где-то на небесах.

Может быть, может быть…

И, может быть, даже стоит прислушаться к его словам?

***

Да…

А приятель у меня – действительно, хоть куда. Наш пострел – везде поспел.

Как поется в английской песенке – «Мой друг – хороший малый! Об этом знают все! Об этом знают все! »

Что надо, парень!

А если кто об этом еще не знает – то мы расскажем!

***

Мы дружим уже - лет десять как. Дружили – будет вернее. С того момента, как нас – с интервалом в один день, попросили из одной фирмы. Меня из прямых продаж, его – из маркетинга. Сокращение штатов. Ввиду прогрессирующей жадности владельцев.

Несчастье – оно людей сближает. Даже друзьями делает.

А до этого мы были почти незнакомы. Даже здоровались – едва приметными кивками. Но тут вот, оказавшись на улице и без работы – и подружились.

Он всегда на выручку придти готов. И когда нужно, и когда – не очень. Особенно – советом. Который воспользоваться, обычно, невозможно.

И за это я ему всегда признателен. А вот сегодня-то – как я ему признателен, просто слов не хватает, как выразить.

Но этот его последний сдвиг, на храмовой эзотерике – меня просто убивает. Когда он начинает рассуждать о предопределении, судьбе, промысле небесном и прочих богословских возвышенностях вроде астральных тел... И при этом по углам племяшку жмет.

***

Но особенно это меня убивает в тот момент, когда он звонит мне где-нибудь часа в три - в четыре пополудни, в воскресенье. Едва я успел прилечь отдохнуть, и в полусон сладкий погрузиться – в предвкушении завтрашнего рабочего дня, а затем уже и целой новой унылой недели…

И тут он… меня из этого волшебного полусна вырывает, звонит, и вдохновенно сообщает, что они с женой с утра в церковь ходили, и только вот недавно вернулись. Пообедали недавно весьма вкусно, и теперь - этот их уже регулярный поход в церковь - на пищеварение, и другие внутренние органы благотворно влияет. Просветленно и умиротворительно. И даже где-то на семейной жизни отзывается. На сексуальной.

И задает умный и очень уместный вопрос: а я? почему я к ним никогда не присоединяюсь?

Не только в церковь с ними мог бы как-нибудь сходить, но и на обед мог бы к ним приехать, старый греховодник. Безо всякого приглашения. По старой дружбе - и церемоний.

Он бы меня за своей троюродной племяшкой из Екатеринбурга познакомил бы.

И вообще, куда это я пропал? И почему я такой шебутной по жизни?

Так и выражается – «по жизни».

Терпеть не могу, когда коверкают родную речь. «По жизни» – как пэтэушник изъясняется. Вырывая меня из сладкого моего полусна.

***

Он, видимо, забыл, что я с его троюродной племяшкой знаком уже почти что год – с прошлого его дня рождения.

И даже знаком я гораздо теснее, чем он мог бы предположить.

По-русски говоря, трахаю я его племяшку многоюродную – и как раз с того самого дня его замечательного последнего рождения.

В хвост и в гриву трахал – до сего дня. А вот теперь – не буду больше. Пусть теперь сам эту кашу расхлебывает.

И тут мне делается совсем тошно – от злости.

***

- Очаровательная девчушка, надо тебе сказать, – сообщает мне приятель по телефону. – Веселая. Умная, комсомолка, активистка… Вот бы тебе какую жену искать-то надо было - в свое время… А сейчас – староват ты для нее… Да и не девственник уже – хе-хе… Вокруг нее эти желторотые попугаи так и вьются, так и увиваются. Хоть веником их отгоняй…

Да, я могу себе представить – как они увиваются. И как он их – веником, веником…

Могу также себе представить, как хороша она в постели. Опробована и испытана в самых разных условиях. Позициях и режимах. Юное провинциальное дарование.

И кто ее только в этом Екатеринбурге так хорошо учил? Какой-то местный умелец... Есть, оказывается, и там сексуальные самородки. В этом городе сплошных промзон… век бы его не видать.

А может быть – это у нее просто природное призвание? Талант?

- И приданное у нее хорошее, папа – большой босс в администрации. Я тебе уже рассказывал, кажется… Хотя – ты ж с ней знаком…Ну, да ладно, извини, что я все о какой-то ерунде. Вот послушай, какое чувство охватывает, когда из церкви выходишь…

***

Что самое неприятное во всей этой истории: он, при всем при том… и при этом также - при таком вот умиротворенном и просветленном полубожественном состоянии по воскресеньям… – он не отдает долги.

Точнее, не долги, а не платит мне комиссионные, которые я честно заработал, - у него на фирме подрабатывая. Он как бы – забывает про них. А я, выходит, – вроде бы оказываю ему дружескую услугу. Развивая его бизнес. Вроде бы, мне делать больше нечего.

Но я-то прекрасно помню, что так мы с ним совсем не договаривались.

Но он эту тему – аккуратно обходит стороной, и задает, вроде бы, невзначай, вопрос – уже после рассказов о том, как у него, из-за просветленных посещений церкви, пищеварение благодатно работает, и не только - пищеварение:

- Ну что,- говорит, - завтра понедельник? Ты к нам завтра к вечеру, конечно, приедешь? Надо новых агентов потренировать. Может быть, отпросишься пораньше? Часика в четыре? Чтобы мне там с вами до поздна не сидеть, а то жена ругается?

***

Нет, я его не понимаю.

Добро бы, он сам нуждался, или дела нехорошо бы шли - я смог бы еще как-то объяснить.

Но мой друг – вполне успешен. Имеет четыре квартиры в центре.

И в одной, на Остоженке, сам с семьей живет.

Две других сдает за безумные деньги каким-то не менее безумным иностранцам. Которые ему эти безумные деньги платят.

Ну, а в четвертой, прикупленной по случаю, после смерти каких-то дальних глупых родственников-бомжей - буквально за гроши по нынешним меркам, - уже с полгода, как ведет с рабами-белорусами масштабную перестройку. Под мрамор, хром и ампир. И с антресольным этажом. И с проектом индивидуального лифта – прямо в квартиру. Из темного, пахнущего кошачьей мочой подъезда старого московского дома.

Я мысленно просто потешаюсь – над этой последней идеей.

И эта квартира тоже пойдет под сдачу.

Или – на продажу. Приезжих с деньгами сейчас тут много. Замечательно все покупают и гнездиться начинают – перетягивая сюда родственников. Мне даже кажется, эта перестройка у него идет под ее папашу из администрации. Моей ветреной лапочки из Екатеринбурга.

Когда он мне при этом говорит: «Ты к нам завтра к вечеру приедешь в контору, как обычно? Пораньше? », и ни слова о комиссионных - у меня просто внизу все опускаются.

Не от зависти или злости.

От непонимания.

Зачем же при этом меня будить? Когда я так сладко отдыхаю?

И задавать дурацкие вопросы, отчего это на меня по выходным просветление не нападает?

И не собираюсь ли я к нему в церкви присоединиться?

У кого угодно - после его рассказа о том, какая в церкви благость на него снисходит, и какой у него после этого замечательный пищеварительный процесс начинается, внутри тоже что-нибудь нехорошее заиграет.

***

Поздно вечером сижу, налив в себе в стакан водки, и отжав туда почти целый лимон, курю, смотрю в телевизор.

Эвакуатор приехал через час после звонка – какая-то добрая душа, возвращающаяся с дачи в набитом семейством и двумя собаками вазе, за сто рублей, сжалилась надо мной, и дала позвонить по телефону.

Мой телефон – заряжается, и периодически бросаю на него взгляд. Как пить дать – обязательно зазвонит.

Когда стакан почти допит – телефон звонит:

- Привет, от старых штиблет. Ты опять сегодня церковь манкировал? А я с утра сегодня в одиночку пошел – супруга моя в отъезде. Тоже ничего, никто не отвлекал. Слушай, а ты не мог бы завтра к нам приехать не очень поздно? Часика в три-четыре?..