Чистопрудный пингвин. Час пираньи

Чистопрудный пингвин (Час пираньи)

Марк Хена (Марко)

Кручусь по родным с детства переулкам у Красных ворот, и не могу выехать на Бульварное кольцо. Знаков кругом понаставили, черт бы их подрал…

А мне надо к Чистым прудам.

Где-то рядом, а выехать никак не могу. Беда с головой. Пешком было бы легче, честное слово. Слишком много мыслей – для одной извилины.

Впрочем, она хоть и одна, зато – длинная. Всю так сразу и не передумаешь.

А ноги, тем временем, так бы сами и вынесли туда.

Наконец, вот они, Чистые…

Грязный пруд, а вокруг иностранные дворники, красящие решетки и выгребающие с серых газонов зимние отходы жизнедеятельности местных жителей - широченными граблями.

Субботник, видимо.

Градоначальники у нас – еще той закваски. С правильной красной ориентацией. Любят - чтобы любимые рабы вкалывали задарма.

Впрочем, местных тут вряд ли много осталось. Давно здесь все перестроено, раскуплено и перепродано. Тоже - не аборигенам.

Одни бомжи остались – из местных.

Кстати, а ты вот попробуй коренных бомжей улицы мести заставить! Умучаешься. Даже за деньги - и то умучаешься. Зубы об них обломаешь. Кость не та - чересчур белая.

Поэтому, градоначальники особенно и не связываются с ними. Чтобы авторитет свой не ронять, краснокожий.

Что ни посмотришь на начальника – из б/у комсомольцев. Или из старого дома на Старой площади. Все лица до зубной боли - знакомые.

И ведь что интересно - до сих пор все себя перекрашивают, а из под краски – краснокожие пятна торчат. Прямо – как болезнь какая-то - экзотическая. Из заморских южных краев. Где они отдыхать очень любят. Несколько раз в году. И даже – чаще.

Только импортом, только импортом безголосым, гастарбайтерами дырки заткнуть можно… И бюджету карманному - приятно.

Себе в карман – кто накладывать не любит?

***

Очень мне сегодня почему-то вдруг на Чистые пруды попасть захотелось. Таганка. Солянка, Чистаки... Так вот прямо – комом в горле – захотелось.

Просто – каприз какой-то, попасть на свою историческую родину. Прогуляться мимо бывшего кинотеатра «Колизей». Где некогда в подвале был маленький тир и мы - на деньги - стреляли по спичкам, и гасили сигареты.

И вот я вывернул, наконец, на бульвар из переулка, глянул, и прямо захотелось запеть гробовым торжественным голосом: «Маа – аа - лая земля»… Из репертуара прошлых лет то ли Кобзона, то ли еще кого-то, похожего, официального, вроде Лещенко. Патриотически-настроенного, любимца генсека, и других крупных членов. Из вымершего Политбюро.

Слава богу, медведь на ухо наступил. И я воздержался. Чтобы в милицию не забрали, за антиобщественное поведение. За оскорбление нравственности. И Патрии. Извините, Родины, так сказать.

В общем, не запел. Что-то больно трезвый. Потому что за рулем не пью.

Смотрю на бульвар, усеянный гуркающими дворниками, и все желание прогуляться по солнышку пропадает. Один импорт в оранжевых дорожных жилетках. Ничего от отечественного производителя. Даже бомжей.

Впрочем, что это я – а? Импорт - он тоже всегда на пользу идет. Местному производителю. Породу улучшает – сильно вырождающуюся. Ленивую, и, одновременно, заносчивую.

Глядишь, когда-нибудь и качество породы несколько улучшится. Дожить бы до этих светлых времен.

***

Танюшка, наконец, отрывается от меня.

Она уже минут пятнадцать безуспешно пытается ротиком добиться от меня соответствующего эффекта. Или – хотя бы какого-нибудь оживления.

И так, и сяк, и языком, и губами, и с глубоким всхлипом… Будто проглотить меня хочет.

Но как-то, это чмокание – не помогает. Никакого особо значимого эффекта.

Болото какое-то выходит, да и только. Беспросветное.

А маска для лица ей, судя по всему, очень нужна. Питательно–гормональная, с мужскими гормонами. Кожа лица так и просит - если приглядеться повнимательнее к ее увядающей коже.

Хотя, конечно, некорректно слишком пристально на нее палиться.

Она все же усердно старается. Для себя больше – не для меня.

Шею бы поберегла - головой-то так интенсивно двигать.

Да и ей кончить сегодня таким образом – вряд ли получается. Хотя она и делает вид, что вот-вот, еще чуть-чуть, самую малость…

На публику работает. Нет там никакой малости.

Я-то ее успел изучить – за пару лет. Что длится наш романчик.

Актриса она, пожалуй, даже - ничего.

Из театра двух актеров.

Смотрит снизу вверх на меня с некоторым сожалением, и говорит:

- Видно он тебя здорово из колеи вчера вышиб... А я устала… Губы болят… и шея...

- Скажи еще, что он к тебе уже приставал – и все будет совсем в порядке. Тут же все как следует и встанет. На свои места.

- Пока не приставал, - она не слышит иронии. - Он вообще – не по этому делу, ты же знаешь. А вот новый – так прямо мерки глазами снимает, нахал. Может, паузу сделаем? А?

Конечно, сделаем, милая.

И думаю, пауза эта очень и очень затянется.

***

Мой начальник заметил вчера – что у меня плохо с аналитическими способностями. Не устраивают его мои способности. Совсем не устраивают.

Видимо, где-нибудь на филиале - ему мое присутствие еще подойдет. А тут вот, в центральном офисе – как-то затруднительно.

У его протеже на это мое место - аналитических способностей гораздо больше.

А по мне, оказывается, – так давно уже филиал в Воронеже плачет. Давно меня Воронеж заждался.

Так что, без обид, и давайте будем знакомиться с новым заместителем. С новоиспеченным. С пылу, с жару - как говорится.

А потом - обсудим детали длительной командировки.

- Интересно, - замечаю, - я на Осипа Эмильевича очень похож?

- Не знаю, кто такой этот Осип Эмилич, но в Воронеже вы будете соответствовать своей компетенции… Хоть вы и не из этих, Эмиличей…

- Поэта Мандельштама звали Осип Эмильевич, – говорю я. – Он там - в ссылке был. И вообще - стихи писал. Неплохие.

- Понятно. Только мы вас туда не стихи писать посылаем. А региональную сеть развивать. С этим-то вы справитесь. С вашей широкой столичной эрудицией-то…

Да справлюсь, конечно. Не вопрос. Эрудиция – широкая. Столичная. Тут он прав.

Только что-то – совсем не хочется справляться.

***

Но чего уж теперь мусолить фразы типа – сам дурак?

Когда у него на мое место его собственный, личный протеже есть. И уже – даже, кажется, назначен. Готовенький. Юный, розовощекий, по офису плавает. Покоритель мегаполиса – с дальнего филиала. Преданный.

Прямо в рот начальнику смотрит и смотрит, не отрываясь.

Доброжелательно так, и задумчиво.

Пока – только смотрит. Немного посмотрит, и питаться начнет, думаю. Им, несчастным.

Только вот чуток по центральному офису поплавает, зубки пилообразные на всякой местной мелочи пообтачивает – и цоп, муха!

Как пиранья в мирном аквариуме.

Сам себе и накопал, дурачок, заместителя.

Очень он доброжелательно и жизнеспособно выглядит – этот новый заместитель. Закаленно, и бронировано. Юная провинциальная поросль.

Терминатора слегка напоминает. В цивильный костюм переодетого.

И Танюшку он в оборот возьмет, новичок наш. Быстро и без особых затей и шума. Много у нее достоинств. А главное - и квартира у нее своя - почти в центре. Главное ее достоинство, я думаю.

Разве он такое упустит?

Нет, а действительно, почему бы ему в оборот ее и не взять, эту дуру?

Она ведь – ничего еще, совсем ничего. Когда кому-нибудь понравиться хочет. Энергию вокруг себя распространяет. Сексуальную. И макияжем умеет пользоваться. Знает, что лицо-то у нее - самое слабое место в общей экипировке. Поэтому на людях – может что-нибудь юно-девичье изобразить. Умеет, в общем. Если хочет.

Вчера, например, хорошо смотрелась – когда представление нового розовощекого зама происходило. И сверху, и снизу, и с боку смотрелась. А про вырез на груди уж и не говорю.

Как будто все наперед знала - что будет. Подготовилась. Все продумала.

Очень даже смотрелась – в красивом платьице с захватывающим воображение вырезом.

Которое - я ей и подарил как-то.

Мне оно, это платьице, на ней очень нравилось.

Все, что надо – подчеркивало.

А что не надо – скрывало.

Договорились, что в нем она только со мной выходить куда-нибудь будет. На всякий случай. Оно ведь не только мне нравилось.

А вчера она в нем в офис и пришла. Невзначай, вроде бы. На представление.

Понятно все - и без комментариев. У женщин таких оплошностей не бывает.

Думаю, она особенно брыкаться с ним не станет, с этим новым замом.

Даже – наоборот совсем. По обоюдному согласию.

Вот поэтому, надо думать, у меня сегодня с ней проблемы. Не идет что-то дело никак. Слишком много мыслей.

Для одной извилины.

***

Продолжаем мучатся.

Тяну ее к себе, и сажаю на себя сверху – эх, вялая поэма…

Ни туда – и ни сюда.

Теперь вот она рассматривает меня сверху. Как доктор - порядком запущенного пациента. С некоторым профессиональным недоумением.

Взгляд типа – не пришли вот раньше, а теперь уж вот - поздно. Готовьтесь к худшему.

Внизу, в подвале, и стол для вас уже приготовлен. Чудесный, цинковый. И бирочка - на большой пальчик ноги. С номером.

- Ладно, давай чай пить будем, - говорит как-то с легким недоумением.

Где-то я читал когда-то - если люди целуются, или сексом занимаются, и глаза при этом прикрывают - значит что-то друг к другу чувствуют.

А если друг на друга во время процесса пялятся - тогда совсем плохо. Не доверяют друг другу. Ждут какой-нибудь гадости.

Вот мы лежим - и друг на друга пялимся. Символично.

Это - на уровне инстинктов. Древних, и основных. Животных.

Нет, конечно, брыкаться она не станет. Под этим бронированным терминатором.

Да она уже и сейчас не брыкается. Даже уже подмахивает, кажется ему. Пока - фигурально. С этим платьицем. черт бы его подрал.

Интересно – в постели он такой же – розовощекий? Такой же крепенький, веснушчатый? И тоже - поначалу в рот жертве смотрит? Доброжелательно изучает… Чтобы потом - откусить без сожаления?

***

А у пираний, говорят, зубки расположены как две гребенки – одна в другую входят. И острые - как бритвы. И усилие смыкания - как у акулы.

Есть у меня теперь твердое подозрение – что они давно уже знакомы.

Только вот я об этом – не совсем в курсе. Точнее – совсем не в курсе.

Ладно, не стоит делать из пустяка трагедию. Время, потраченное на нее коту под хвост – тоже опыт. Если он, конечно – на пользу.

А тут, пожалуй, что на пользу.

Никакой трагедии ведь не происходит - это точно.

Ну, не стоИт. С кем не бывает? Да и не должен, собственно говоря, стоять, после всяких увлекательных открытий.

Все закономерно, как в учебнике.

Ну, и Танюшка жизненные приоритеты меняет – и что? Трагедия, разве? Жалко, конечно, но и ее можно понять.

Она же – не декабристская подруга, на филиал за мной проситься, и по ссылкам мыкаться.

Хотя, могла бы по-дружески предупредить. Немножко раньше.

Впрочем, этого ждать от женщины - смешно. Не видал я еще в жизни великодушных женщин.

Видно, я у нее - в печенках сижу. И давно уже. А тут замена и приплыла. На ловца - и причапала. Из филиала подогнали. В этот славный садок. Может быть, даже сама Танюшка - и подогнала?

***

- Значит, ты уезжаешь? – говорит она, наливая мне чай - чтобы что-нибудь сказать. Скорее, утвердительно, чем вопросительно.

– Или дверями хлопать будешь?

Я молчу.

Мне не совсем понятно, кто, и перед чьим носом дверями-то будет хлопать? А главное – зачем? Когда уже хлопнули. Так ведь и двери можно испортить.

***

Вообще говоря, верное у него наблюдение, у моего начальника – насчет моих способностей и компетенции. Прямо он в точку. В корень попал.

Но корень-то трухлявый, видимо, оказался. Попадание – безболезненное.

Так, труха посыпалась, - и ничего серьезного. Бескровно и бесстрастно. Труха – она и есть труха. Неужели меня могут расстроить такие повороты? Смешно, даже.

Сейчас, без макияжа, если посмотреть – все сразу с ней и понятным делается. И скучным. Так что и приглядываться особенно не хочется. Не вдохновляет это зрелище.

Но вот то, что – аналитические способности у меня неразвиты, это обидно.

Или – не туда направлены.

Надо было раньше отсюда сбежать. От этого начальника.

И возможность была – не воспользовался. Сейчас – плевать на него хотел бы.

С высокой колокольни. Плевать, и посмеиваться над его способностями. Которые – вообще не наблюдаются. Никак – ни в подзорную трубу, ни под микроскопом.

И с Танюшкой - повнимательнее надо было бы... Нос по ветру держать. Что за ветер дует – не северный ли? Чтобы вовремя приближение обледенения почувствовать.

И внимательнее ее лицо рассматривать надо было, внимательнее. Может быть, ситуация была бы совсем не такой.

Заигрался, и чутье потерял. Забыл прописные истины. Дашь палец – руку и отхватят. Вместе с головой.

***

Да… и вообще - надо было отсюда сбежать еще лет пять назад. Когда возможность была.

Чудесная такая возможность – жил бы сейчас в Кейптауне. Или в Йоханнесбурге. Климат – лучше не бывает!

Бананы прямо на елках растут… И мартышки.

Чего изволите, белый господин? Может быть – пыль смахнуть и тряпочкой протереть? И гуталинчиком замазать – вот эти жизненные проплешины? На ваших разношенных ботинках?

Но ведь сам тогда все утопил - зачем теперь на кого-то пенять?

Сам сказал – не нравится мне вечное лето.

И алмазы, чужие, тоже – не прельщают. Своих алмазов - завались.

Тут – на местных, отечественных помойках –прямо горстями. Бери – не хочу. А запах-то какой!.. Ароматный… Не спутаешь ни с чем.

Вон, Танюшка - чем не алмаз? Оправу только подобрать – соответствующую. И – выставляй в витрину. На зависть аборигенам.

Кроме того, я - мух цеце и прочих гадов - боюсь до полусмерти.

Бомжей не боюсь, а вот гады всякие – несколько смущают…

Правда, знающие люди утверждают, что их там нет, но все же...

И не нравится мне заряженную беретту в кобуре на лодыжке под брюками носить. Постоянно. На всякий случай.

Так, иногда в крутого, или в полицейского поиграться – еще можно было бы.

Но чтобы постоянно, на случай, если уж больно назойливо будут предлагать тряпочкой по башмакам пройтись – это не по мне. Лодыжку кобурой натереть можно.

И охоту терпеть не могу – все-таки, мы ж с вами цивилизованные люди – по живому стрелять как-то не очень комильфо… Пусть это даже змея какая-нибудь. Или – крокодил. Или еще что – похуже, двуногое.

***

Так что, «сам дурак» – к тебе в первую очередь и относится, дорогой.

Нужно было когда-то спокойно и с мухами цеце, и с прочей нечистью примириться. В конце-то концов, ко всему привыкаешь.

Можно было даже – и комнатной собачкой на всем готовеньком побыть, как тогда и предлагалось. В чудесном климате вечного лета. По алмазным россыпям продефилировать.

А не по Воронежу, как предлагается нынче.

... Сперва, открыточки с чудесными видами приходили.

Претория. Кейптаун. Заповедники… Йоханнесбург. С пересадкой в Берне, Швейцария. Или – в Амстердаме, Нидерланды. Или в Лондоне - Грэйт Британ.

Кстати, они Йоханнесбург Йобургом называют. Очень подходящее для меня название.

Письма электронные материализовались на экране монитора - без пересадок.

Может быть, все-таки, передумаю? Что ж я за такой дурак упрямый...

Потом, постепенно, перестали материализоваться…

И открытки тоже иссякли.

***

И вот – не изволите ли, нах…

В Воронеж…

Черт возьми, дался мне этот Воронеж. Не собираюсь я туда. И никогда не собирался. Мне и здесь – совсем не плохо.

Эх, жаль, не успел я вчера заявление по собственному желанию на стол этому дураку положить. Ну, ничего, неплохо понедельник проведем.

Повеселимся.

***

- Так ты согласился – или нет? – переспрашивает меня Танюшка.

- А ты-то - как сама думаешь?

- Не знаю. Ты – скрытный.

- А скажи, ты давно с ним уже знакома?

- По переписке только между филиалами,… - и спохватывается, – С кем? С новым заместителем?

Хоть бы врать научилась. Видимо – скоро и склероз подступать начнет. Но это уже - не мои проблемы.

А еще жаль, мама в детстве не говорила мне, что девочек за косички иногда таскать можно и даже нужно:

- Приятно было познакомиться, милая. Береги себя.

И чего-нибудь выписать после этих слов. По физиономии.

Но - мама не научила.

***

Сижу на немытой, облезлой скамейке, подстелив чью-то забытую газету.

Смотрю на пруд, в котором посредине плавает льдина с вмерзшим в нее мусором. Тепло, а она все не таит. Маячит себе посредине темной воды.

Когда-то здесь даже водились лебеди. Потом скандал вышел – одного поймали и зажарили. Большой скандал, лебедя, кажется, Борькой звали.

Сейчас – на этой льдине вполне уместны были бы пингвины.

В Кейптауне, говорят, пингвины водятся. Большие, жирные, и по скалам переваливаются..

Похожие на пингвинов из фильма о Бэтмане.

Вот интересно – а какие они на вкус? Уж, наверное, кто-нибудь из аборигенов их пробовал.

И откуда в Кейптауне появились? С Южного полюса приплыли, что ли? Или из зоопарка сбежали и расплодились?

февраль-октябрь 2006