Made in Russia Письма из ниоткуда. Тематика: Пошлое письмо Часть I

1. Эrоgrаffiti

…Вот и привет тебе с луны, mon ange!

У меня, как ты знаешь, минус сто семьдесят тут по Цельсию. Зато - на солнце. Сухо, а когда нет ветра - и безветренно.

Благодать, в общем - то.

Правда, немножко пыльно и грязно. И запахи не самые приятные – как на птицефабрике. Поэтому приходится постоянно покупать ваксу и мыло – чистить ботинки и мыть руки. И другие части тела. А это немного нервирует: расход очень большой… Даже если покупки делаешь не в супермаркете, а на рынке. И особенно, если каждый день – моешь руки. Или другие части тела.

Ты достаточно долго жила здесь, все свои чудесные двадцать четыре года здесь жила, и, возможно, знаешь - что процесс освобождения от продуктов метаболизма происходит у нас прямо и себе под ноги, и себе же на головы. Так уж мы тут устроены. Строение органонов у нас такое.

И это один из ключевых элементов отечественной, лунной культуры.

Так прямо и называется – наше отечественное, культурное достояние. То есть – делать себе прямо на голову. Продуктами. С помощью органонов.

Пропагандируется повсеместно - и на радио, и по телевидению. Вперемежку с юмористическими передачами и новостями из жизни наших, горячо и беззаветно любимых чиновников.

Эти пропагандистские передачи похожи на помесь триллеров с трагикомедиями, особенно – «новости» или «час общака». Что-то из их интимной жизни, любимых горячо народных представителей.

И даже где-то вождей.

Очень полезные и познавательные передачи. И особенно – если они совмещены с плавным переходом в раздел – «из зала суда».

Ты даже не поверишь, - как все это одно в другое вписывается! Вдохновляет, и зовет заглянуть лишний раз в сортир. Обнять унитаз, и хоть на минуту забыться. Что очень, говорят, полезно - для пищеварения.

И нервы успокаивает.

Унитаз – вообще лучшее успокоительное средство на свете.

А у нас тут, на луне, так просто - незаменимое.

К слову, о мыле, лапочка.

Вообще, вещь тоже крайне незаменимая. И руки помыть после туалета. Или сексом заняться. В душе. Надеюсь, твой новый козел удовлетворяет такие вот твои невинные желания? И с мылом не так уж болезненно в тебя въезжает? Или у него тоже проблемы возникают? Ржет невпопад?

... Иногда тут, на досуге, когда никто, вроде тебя. не гундит над ухом, размышляю о том, насколько все же полезны иностранные дворники, обосновавшиеся здесь. Что бы мы без них делали? Я думаю, погибли бы. При таком обилии метаболизмов, исторгаемых населением.

Правда, даже при всех их очевидных достоинствах, как то: работать задаром, и питаться чем бог подаст, - крысами, да собаками, например, - даже они все же не в силах убрать все это, все эти метаболизмы. Включая горячо любимых чиновников. Которых тоже можно смело отнести к продуктам метаболизма местного нашего народонаселения. Продукты от отечественного производителя - так без утайки можно и сказать о них.

Кстати, а кошками, по-моему, они – эти иностранные дворники - уже не питаются. Что-то давно я их не видал – свободных кошек. Думаю, гастарбайтеры-бедолаги уже поели до конца весь этот шерстяной деликатес.

И охотятся теперь на домашних.

Скажи, а у вас есть гастарбайтеры? Это наши, русские?

Чем, интересно, питаются?

Я слышал тут недавно вполне достоверную историю про нашего гастарбайтера-дипломата из Нью-Йорка, из нашей миссии при ООН. Который – в целях экономии, питался в Нью-Йорке собачьими консервами.

Это, конечно, нонсенс, от недостатка вкуса, видимо… Все же… свежие собаки и кошки – гораздо полезнее.

А уж про крыс и говорить нечего.

Так что - они у вас там не повывелись еще? Можно отъезжающим рекомендовать? Или нет?

Между прочим, думаю, от собачьих консервов многие беды могут произойти. В том числе – и разжижение мозгового вещества. Если, конечно, есть чему среди костей головы разжижаться.

Потому что намедни опять они, наши верховодные вожди, ошиблись (видимо из-за неправильного питания). Но - суди сама, mon ange.

Дружили, мы дружили с одним узкоглазым фюрером.

Папаша которого, а может быть, даже и он сам (да и кто их там разберет, друг на дружку похожи, как слоники на буфете, которые только размерами отличаются) - всё на бронепоезде по необъятным просторам родной нашей стороны ползал. От Тихого океана к Среднерусской возвышенности. И обратно. Туда - сюда...

Из-за чего все железная дорога от Среднерусской возвышенности до Тихого океана просто вымирала. На несколько суток.

Так вот, дружили, и додружились как всегда почти - до гроба с ним.

Подложил этот крохотный фюрер нашим, своим верным друганам и защитникам, большую свинью. Жирную, и вонючую. Противную - до невозможности и онемения пяток.

Сначала он все пускал баллистические ракеты. Правда, слава богу, не в нас сначала пускал – они, кажется, над Японией летали.

Все, включая и ваших, американцев, несколько присели.

А наши чиновники только в ладошки бьют. От изумления, что ли? Или от радости - потрясенные идеями чучхе?

Так вот, тут этот фюрер узкоглазый послушал наши аплодисменты, взял, да и шарахнул ядерную бомбу. На страх агрессорам. И говорит, что мы ему еще признательны должны быть за то, что не по нам шарахнул, а под землей.

Теперь несчастные наши аборигены на востоке необъятной отчизны притихли, и ждут, когда радиоактивное облако их накроет. И белыми простынями запасались. Чтобы ползти на кладбище – потихоньку, и не вызывая паники.

Вот наши чиновники и попритихли… Не знают, чего делать: то ли с ним воевать идти, то ли опять население списывать, как во вторую мировую. Ну, - как расходный материал, не пригодившийся в строительстве большого и светлого будущего. В одной, отдельно взятой стране.

В общем, сильно оконфузились эти продукты нашего же метаболизма.

Видишь, какие происшествия могут случиться от собачьих консервов, милочка. Так что, не вздумай, не покупай эти консервы ни себе, ни своим знакомым, питайся натуральными продуктами.

И своему козлу не покупай, а то у него все мочалкой висеть начнет - помяни мое слово.

…А так у нас все замечательно. И особенно замечательно стало – после твоего стремительного отъезда...

А возвращаясь к дворникам и мылу – с радостью каждое утро наблюдаю, как они, дворники, скачут по мусорным контейнерам, и уминают в них продукты жизнедеятельности – с треском и гурканьем, чтобы больше влезло. Поскольку, непонятно, когда же придет машина, вывозящая мусор. И придет ли она вообще?

И наши, отечественные, с ними - тоже скачут. За компанию. Посмотрят на них, и скакать начинают. Берут заразительный пример. Так ведь веселее с утра к метро на работу - в прискок. Чтобы согреться. В темпе вальса. В направлении метро. Как дети – на деревянных лошадках.

Очень забавная картина, надо признать.

И как же ты себя ее лишила, бедная девочка?

Впрочем, ты это все уже проходила, надо думать. Если, конечно, не успела забыть.

Знаю, знаю по себе, можешь даже и не возражать - от хорошего отвыкаешь быстро. А к плохому прилипаешь еще быстрее.

Как к этой чертовой Америке прилипнешь, так и отлипать уже не хочется.

…Ты спрашиваешь меня, сильно ли я на тебя обиделся? И как я себя чувствую? И как у меня теперь на личном фронте? И не скучаю ли я по тебе?

Отвечаю попунктно: обиделся не сильно.

Даже – вообще не обиделся.

И даже несколько удивился, что ты мне вдруг написала.

Обмишурилась, что ли, опять?

Скажу тебе почти как родной - я хотел даже станцевать на досуге джигу. Когда понял, что ты, наконец, свинтила от меня. Вздохнул с облегчением, и уже хотел в пляс пуститься.

Но потом опомнился – еще не за того примут. Ксенофобов-то у нас – ну все, поголовно. Потом будут пальцем показывать. Будут тыкать – верно, шотландец, какой, из иноверцев. Гастарбайтер.

С рынка… Черкизовского.

В общем, не стал я джигу танцевать.

Хотя очень хотелось.

Где-то я крайне рад, что ты с этим старым козлом свинтила от меня за тридевять земель.

Хотя, извини, вспомнил – что козел этот твой - помоложе меня будет. Правда, и поглупее.

Был бы поумнее, кого-нибудь поприличнее себе нашел бы – точно.

Но все-таки, спасибо ему. Рад, что лично мне самому тебе коленом под твой вертлявый зад давать не пришлось. Он меня несколько опередил, за что я и благодарен.

По прошествии некоторого времени, оглядываясь по сторонам, думаю: как это хорошо, что наконец ты меня перестала донимать просьбами - ругать тебя во всю глотку непотребными словами в самый ответственный момент наших сексуальных упражнений. Когда я уже готов кончить, а ты все шепчешь, да шепчешь и подвываешь: обзови меня падшей сукой, дорогой. Обзови, пожалуйста, подзаборной… Грязной шлюхой бубуевской обзови. И в выборе мата не стесняйся, милый...

А я - как только обзову, уже не могу и кончить по человечески, смех меня душит, и от смеха я из тебя выскакиваю.

Скользко ж ведь там у тебя, как в распутицу или в гололед. Да еще, к тому же, и разношено как-то.

А я смотрю после с некоторым недоумением на эту мою, повисшую некстати, как мочалка, конечность. И мрачные мысли в голову лезут.

А ты во, наверное, думала, что я импотент.

А я просто от смеха.

Так ведь действительно - и до импотенции недалеко.

Но как только ты за порог – все сразу наладилось, и теперь не требует никакой специальной коррекции – поправки на твое сексуальное настроение. Чтобы не вовремя не заржать, как жеребец! И не напугать бедную девочку.

В выходные у меня сейчас довольно плотный график – утром одна барышня любительница секса с песнями и гиканьем, и на кухонном столе. А также в машине, в кинотеатре и даже однажды – на кладбище.

А вечером другая – просто развратная гетера какая-то. При свечах, с благовониями, медленно и печально. С чтением стихов на санскрите и с заламыванием ног мне за уши. А также с кунилингусом в позе 69 и обмазыванием меня медом или вареньем. И себя тоже.

После чего простыни приходится менять. Красота!

И никто лишний под ногами не путается.

И никто из них, этих лапочек, не просит их по матери крыть, mon ange.

Теперь вот думаю совместить их вместе. Чтобы они друг дружке ноги за уши заламывали, гикали на санскрите, а я тем временем - в библиотеку.

Учиться, учиться, и еще раз учиться.

Еще один положительный момент твоего свинчивания - уже больше никто не пристает ко мне с глубокими размышлениями – если болит голова, нужно ли анальным сексом заниматься в качестве ее лечения, или во всем твой непредусмотренный менц виноват?

А если твоим ротиком попробовать твою же головку с помощью моей спермы полечить – пройдет она, или нет? Ведь говорят, в сперме – много лекарственных смол и гормонов…

Только вот лекарство глотать надо, а этого вот не хочется.

Как будто – я тут тебе доктор Айболит какой-то. И только и думаю, как бы тебе голову получше вылечить. Надоить спермы в ложечку и сахаром посыпать… Кушай, деточка, на здоровье, и все пройдет.

И ведь, что самое страшное, все ведь это происходило то время, когда космические корабли бороздили просторы вселенной, а вокруг такие телочки бегали задорные – и здоровенькие, и без головных болей.

Я думаю, что этот твой новый козел меня хорошо теперь понимает.

Вообще, на личном фронте у меня как-то сразу наладилось – после твоего отъезда, милая радость моя.

Так ты все под ногами путалась, а так вот такие горизонты открылись.

Как же это славно, что ты свинтила, прелесть моя. Поклонись еще раз своему козлу.

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610160340

2. Облизывание.

Ты опять задаешься риторическим вопросом – у тебя (то есть, у меня), что-нибудь изменилось?

А какие могут быть изменения – при минус 170? По Цельсию? Как говориться - дела в Кремле. У нас - делишки.

Все у нас изменения – в телевизоре – по обыкновению. Смотрю иногда, в перерывах между футбольными матчами и девушками, и не нарадуюсь.

Какие же они беззаветно мудрые и отчаянно восторженные, наши горячо обожаемые чиновники!

Даже пальцы радуются за них, клаву лаская.

А она прямо и кончает от приятности.

Хорошо, что не пачкается при этом. Можно на мыле хоть чуть-чуть сэкономить.

Побазарили они у нас здесь на своем общаке, и решили, что и президента академии главный и наимудрейший утверждать должен. Чтобы еще больше в собственной мудрости всех укрепить.

А то вдруг эти неразумные академики кого-то не того выберут? Вразрез с линией партии? Кто ж их поправит, неразумных бездельников?

В общем, милочка, процесс лизания монаршего зада у нас тут, на лунной поверхности – в полном разгаре кипит. И даже аппетитно пахнет.

Даже за монарший зад тревожно делается. Не больно ли на нем сидеть будет? При таком усиленном вылизывании?

Не протер ли бы.

Ну, вот это – из новостей. А больше – ничего такого.

«Невыразимая печаль открыла два огромных глаза…»

Где я это вычитал, mein Herz, а?

Где же это написано, meine Kleine? Никак не могу вспомнить, откуда это.

Понимаешь, как плохо иметь иногда широкий кругозор, но короткую память? Чувствуешь, как хорошо быть не отягощенным лишними знаниями?

Так что, живи себе, и радуйся. В дальнем своем далеке. За синими морями. И не отягощайся лишний раз знаниями. И другими науками. Лишнее это.

Проснулся сегодня с такими волшебными стихами в голове, и в приподнятом настроении. Заглянул под одеяло – действительно, настроение приподнятое. Очень. И даже жаль стало - поделиться этой приподнятостью не с кем. А потом подумал, что это тоже иногда полезно, когда ни с кем не делишься, и особенно – с тобой, моя sweetie. Нужно иногда сосредоточение. А то – одно да одно на уме, и даже противно делается. Хочется чего-нибудь постненького.

В общем, проснулся совершенно счастливым человеком.

С таким счастьем, и на свободе – думал я. И как же славно, что рядом никого нет. А главное – тебя.

Но чуть позже я обнаружил твои новые письма. Которые ты пишешь мне - совершенно непонятно – зачем – но регулярно?

И огорчился.

Немного, правда, но огорчился.

Скорее всего, из-за того, что я тебя не очень верно понимаю, кажется.

Или – совсем неверно, angelo mio.

Мне даже кажется, что своим предыдущим письмом я снял все вопросы. Но – нет, куда там... Все пишешь.

Попробуем расставить точки над i.

Сразу замечу тебе - насчет твоей инсинуации по поводу моего растления окружающих. Девушек, женщин, и еще кого-то. «Которым», якобы, я занимаюсь, сам того не замечая.

Вот этого, кстати, не понял – а кого еще-то?

Я уверен, что ты знаешь - я вовсе не скрытый голубой. И не пытайся мне этого пришить.

То, что некоторым женщинам и девушкам, вроде тебя, нравится анальный секс совершенно не означает, что я – голубой, зеленый или еще какой-то. Иду на поводу, так сказать, подчиняясь обстоятельствам. Иногда – приятным, иногда – не очень.

И еще одна твоя инсинуация мне не понятна: на народного африканского героя тоже я не похож – даже после продолжительного отдыха на солнце.

Так что, не шей мне лишнего, зайя.

Смуглый от загара – это да, бываю, но не бледно голубым же. И зеркало ничего такого не показывает.

А если это так - тогда, чем же я занимаюсь: любовью с каким-то «которым», или все же растлением? Впрочем, понимаю, что русский твой язык постепенно становится все хуже, и делаю на это скидку.

Я вообще не могу взять в толк – как может заниматься растлением почти девственник?

А получаюсь я в твоих довольно злобных письмах – просто этаким мизантропом-тираном. По-русски - просто круглой сволочью. Растлевающей все окружающее одним своим присутствием – аки натуральный аспид.

Конечно, тебе со стороны это видно более ясно, чем мне изнутри, и я, может быть, действительно – сволочь - сволочью, и аспид аспидом…

Но!

Когда мы с тобой имели несчастья повстречаться, а потом еще и переплестись в немыслимых позах, которыми ты меня решила поразить, я всего-то и знал в своей жизни буквально нескольких женщин. По пальцам их можно было пересчитать - моих замечательных бывших жен. Дам благородных, набожных, и целомудренных. Как и я, впрочем.

А других женщин я и не знал. Или, если знал - то понаслышке или по недоразумению.

И если они, целомудренные и набожные бывшие жены, отдавались кому-нибудь в подъездах, или на задних сидениях автомобилей, или в чужих ваннах, или кто-нибудь им отдавался - так только по большим революционным праздникам. Коих тут у нас, на луне, не так уж и много.

И хотелось бы, даже, кстати, чтобы их побольше было.

Отдавшись или насытившись, тут же они бежали не только подмываться и зубы чистить – в зависимости от способов отдачи и насыщения, но и грехи замаливать.

И даже, в обратном порядке – сначала грехи замаливать, а потом уже подмываться и зубы чистить, и горло полоскать.

Помолятся, помолятся, а потом, через пару минут, – еще раз помолятся. На всякий случай. Чтобы молитва наверняка услышана была. Потому что там, наверху, по-моему, слабослышащих –просто пруд пруди. Инвалидный дом просто какой-то - там, наверху.

Ну, а уж потом – все остальное делать бежали.

Они, эти жены, еще задолго до тебя, mon petit, смекнули, что делать им со мной - девственным, сексуально-непросвещенным, безалаберным, и к тому же налевоглядящем постоянно - совершенно нечего.

И надо от меня бежать. Быстро. Без оглядки. Покуда их целомудрие из благодетели не превратилось в порок. Ведь в порок, как широко известно, постепенно любая дамская добродетель, вроде девственности, превращается.

Вместе - с нарастающим не по дням, а буквально по часам, дамским возрастом.

Они эту истину знали очень хорошо.

Так и бежали они. Без оглядки. И правильно делали, думаю.

И было это еще задолго до того, как мы с тобой имели несчастье встретиться.

Как же это я – такой вот тоже, как они, праведный девственник, могу развращать окружающих девушек? Или – даже женщин? Или – еще кого-нибудь в этом роде – о котором я так и не понял, что ты имеешь ввиду? Совершенно темная это какая-то история. Наверное, ты просто меня обидеть хочешь, или задеть.

Это - чисто женская постановка вопроса, сладость. Которая звучит так – и насколько же я себя плохо чувствую с момента отчаливания любимой? Как глубока и запущена эта рана?

С некоторым трудом перевариваю сей, довольно пустой и риторический вопрос. Своим слабым мужским умом. И поражаюсь женщинам. Не всегда, конечно, но поражаюсь.

Как говорится, редко, однако - сильно. И – надолго.

Почему-то когда они, женщины, от кого-нибудь свинчивают, то прямо полны романтичного оптимизма. Прямо-таки, распирает их по швам этот оптимизм - насчет предстоящей трагической судьбы своего бывшего и еще столь недавно ненаглядного бойфрэнда.

Они почему-то вполне и беспробудно уверены, что бывший их дружок такого вот поворота событий просто не переживет. И закончит плохо. Очень плохо.

Сценарий, обычно, предполагается тривиальный - по причине отсутствия каких-либо фантазий.

Сперва бывший бойфрэнд будет пить свое неизбывное горе вперемешку с чем-нибудь более крепким – и чайными стаканами.

Далее он станет заливать в себя – когда все в квартире пропьет – денатурат или жидкость для размягчения мозолей и снятия лака. А потом на тормозуху и стеклоочиститель перейдет. Оставшиеся в гараже после вынужденного расставания с машиной…

И, в конце концов, как водится в таких случаях – он должен повеситься, будто Иуда. На осине при дороге. В ходе приступа обширной белой горячки.

Или же, скромно закончить свои дни под разломанным забором.

Правда, иногда предполагается и другое развитие сюжета.

Когда он почти до ручки от горя доковыляет - его какая-нибудь сердобольная тетя Маша, уборщица с пятью малыми детями - и подберет. И к чему-нибудь дельному пристроит. Как какую-нибудь железяку, валяющуюся на дороге. Вроде отвалившегося автомобильного колпака или упавшего с грузовика мятого ведра из-под солярки.

А это все равно, что бесславный конец под забором.

В конце концов, хоть и говорил один литературный герой, что лучше умрет под красным флагом, чем под забором, жизнь в объятиях тети Маши в виде ручки для половой щетки, - от подзаборной смерти отличается мало. Этот красный флаг, почему-то, совсем никого не вдохновляет. Женщин в особенности.

Я обратил внимание, что свинчивающих от своих бойфрэндов женщин, бесит, когда их оптимистические прогнозы не сбываются. А мужчина неожиданно вдруг чувствуют себя гораздо лучше, чем в их ненавязчивом, как им кажется, присутствии. Приглядеться – так и вообще, они свинтили, а он на поправку идет, наш славный урод. Ну, надо же!

Чего по этому поводу беситься-то, спрашивается? Радоваться бы за него…Ан, нет. Где же логика? Или – хотя бы намеки на ее присутствие?

Несмотря на твое бешение, darling, у меня тут все по-прежнему хорошо. Под забором или в объятиях тети Маши помирать я не собираюсь. И вообще на тему безвременной кончины как-то еще не удосужился поразмышлять.

А ты все обижаешься, киска.

Обижаешься и на мой оскорбительный для тебя тон, и на то, что я, как выяснилось, ничуть не расстроен и даже рад такому вот повороту событий.

Еще почему-то ты дуешься на мой рассказ про двух девушек, которых по выходным отовариваю почти зараз - в качестве открытия второго личного фронта…

Должен тебе заметить при этом, что по будням отовариваю и других девушек, радость моя. Регулярно.

И за дворников тебе обидно, метаболизмы в мусорные баки уминающих, и за наших ворующих чиновников, и за дипломата, который собачьи консервы поедал с аппетитом – ввиду экономии денежных средств.

А уж как кошечков тебе жалко – просто не передать. Это еще раз читать надо. А мне что-то не очень хочется - тебя перечитывать.

И так понятно, что во всем почти – я виноват. Во всех несчастьях. Даже то, что озонная дыра над полюсом все растет и растет - это явно моих рук дело.

И даже узкоглазому фюреру ты сочувствуешь – в пику мне, во, как!… А это уж совсем – никуда.

Ну а тот факт, что некоторые девушки – помимо тебя - ко мне свои длинные ноги за уши закидывают, и кунилингус в позе 69 в моем исполнении обожают, кажется мне, вообще приводит тебя прямо в бешенство. Потому что с ногами, как мне кажется, у тебя у самой были некоторые э… проблемы. Извини, моя радость, за такую несимпатичную подробность.

Читаю твои письма и вижу, что ты полна обид.

То тебе там не так, mon ami, это не совсем подходит.

Просто, я думаю, ты своего счастья не чувствуешь. Попроси своего козлика снять у тебя пелену с глаз.

И еще меня занимает при этом, вопрос: а тебе-то теперь – какое до этого дело? До меня, грешного – какое теперь дело? До скромного лунного жителя, прозябающего при минус 170 по Цельсию? На солнце.

Я, кажется, тебе ничего не должен - кроме, разве что, крепкого братского поцелуя ниже пояса, и не менее крепкого пинка - под круглый, но вертлявый, и разношенный твой задик…

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610210066

3. Игры играют в людей.

В известном нам с тобой городе – глубокая осень, радость моя. То есть, как водится – грязно и сыро.

Это способствует хорошему настроению – хочется трудиться, трудиться и трудиться. На благо моей неизбывно любимой родины.

Заработать много денег и разжать ее неласковые объятия.

Как я вижу, ты немного поутихла в своих необоснованных теперь притязаниях на меня – может быть, твой козлик улучшил качество траха? Или же стал давать тебе больше денег?

Для женщин - в основной их массе, это равнозначные понятия. Увеличение количества денег в их кармане также сильно улучшает их самочувствие, как и грамотные занятия любовью. Даже не очень важно – с кем.

Я надеюсь, что ты передаешь ему, своему козлу, мои слова сочувствия и соболезнования. Если нет, не передашь – то совершенно напрасно. Они могли бы и ему улучшить ему настроение, как я думаю.

А то - как ты пишешь, - он временами стал мрачноват. И трахается с ожесточением – что тебе даже нравится.

Не обольщайся.

Твои описания ожесточенного секса с ним, которые ты мне прислала, чтобы, видимо, позлить меня, наводят меня на мысли о том, что он, надо отдать ему должное, немного умнее меня.

Как мне кажется, он даст тебе пинка под зад заранее, не доводя дела до крайности, как сделал это я.

Так что, можешь приготовиться к тому, что тебя ждут не самые веселые дни. Поэтому – запасись аэродромом. Запасным. Это просто мой добрый совет тебе.

Впрочем, я думаю, что ты умная девушка и без меня это уже сделала, mon ange. У тебя и всюду есть запасные аэродромы.

,,, Моя личная жизнь протекает нормально, хотя в последнее время мне часто стали сниться сны. К чему бы это, sole mio?

Я сонниками не интересуюсь. Потому что – не часто сны вижу – может быть ты слышала от меня об этом. Так, раз в год – по обещанию.

Знаю, например, если сырое мясо снится – это значит, заболел. Если зубы дергают или они сами выпадают – значит, с кем-нибудь несчастье случится.

А если летать хочется – значит, в туалет приспичило.

А больше – ничего такого из этой области.

И вдруг, представляешь, тут, на днях - звезды приснились.

Как это объяснить, кошечка моя незабвенная?

Конечно, стоило бы что-нибудь на эту тему у Фрейда поискать. Наверняка, он что-нибудь похожее у своих подопечных наблюдал. А потом – и трактовал педантично и тонко.

Но, и господину Фрейду я не особенно доверяю. Он, конечно, умным был стариком, на Бернарда Шоу похожим. Ты, кстати, можешь посмотреть в энциклопедии, сравнить картинки – сама в этом убедишься. Если мне не очень доверяешь.

Но речь ведь не о том, кто и на кого похож. Ты вот – тоже с виду очень приличная девушка.

Дело в том, что где-то я даже прочитал недавно, что у него факты наблюдений за пациентами – подтасованы. То есть, не то, чтобы подтасованы, а чисто умозрительные наблюдения это были - а не факты из жизни его пациентов. Он, будто бы, сам их за пациентов додумывал.

Но это, в общем, это дела-то не меняет. Психиатры, психологи, психотерапевты, как правило, всегда - немного не в себе. Это – житейское наблюдение, которое каждый, кто с ними знаком – наверняка подтвердит.

Фантазия у них гипертрофирована. Слишком много им додумывать за пациента приходится. Особенно, если пациент сопротивляется. Или замкнут чересчур. Мрачен.

Вот, прямо, как я. Обычно - с утра. По понедельникам - особенно. Если вспоминаешь – встаю, и сразу за тебя принимаюсь. Чтобы настроение поднять.

Но ведь, их, психиатров, тоже понять можно. Дело-то не простое – в чужую душу залезть. Материя-то тонкая, дело – трудоемкое. Как спелеологи – в потемках мыкаются, рискуя в черную расселину сорваться.

Кто же точно определит, что там, в подсознании, происходит-то на самом деле? Тут и станешь немного не в себе.

Там ведь, в подсознании, - девяносто семь процентов всего интеллекта скрыто… Если, конечно, он вообще присутствует.

Миллиарды нейронов постоянно что-то перемалывают, замышляют, перемешивают, раскладывают, постоянно новые связи между собой устанавливают.

И лишь иногда ночью с сознанием своими трудами в виде снов делятся. Будто кусками полуразобранной мозаики – попробуй по ним угадай, какова картина в целом?

Только господь бог определить и может – что там происходит на самом деле.

Или – матушка природа.

А они, что господь бог, что матушка-природа, как известно, открывать свои наблюдения не любят. Сами, чада милые, сами разбирайтесь. Своим умишком доходите.

И доходим. Иногда до истины.

Иногда – до ручки.

Нет, конечно, не подумай ничего плохого, если проснулся среди ночи и думаешь о звездах – это совсем не значит, что до ручки дошел. Это значит, во-первых, что что-то там перемалывается, и наружу просится. И, может быть, просто надо в туалет сходить. И нервы несколько шалить стали.

Стоит, видимо, встать, и после туалета пойти на кухню, и накапать себе капель тридцать валокордина – вместо снотворного.

Надеюсь, ты такой способ лечения бессонницы не употребляешь.

Только вот мне Лизочку будить не хочется. Она – хорошая девушка, и совершенно тут не причем. Не виновата она, что мне такие странные сны снятся.

Я ведь забыл тебе рассказать, детка, что у меня тут завелась девушка, звать Лизочкой. Само очарование – как ты когда-то, в пору нашей первой влюбленности, когда мы с тобой в гостях однажды в ванной чужой уединились, а потом мне было неудобно с мокрым пятном на брюках на люди показываться.

Эта самая очаровательная Лизочка быстро моих воскресных подружек наладила. И теперь они звонят подпольно. И мы предаемся нашим утехам тоже втайне от Лизочки. И я все не теряю надежды этих двух девушек совместить зараз – но при Лизочке эта задача моя несколько усложнилась, как ты понимаешь, сладость моя.

В ту пору, когда мы с тобой имели несчастье встречаться, у меня одна девушка знакомая была – психотерапевт по профессии, психолог – по призванию. Это я – к вопросу о психологах и психиатрах перескочил и вернулся.

…В общем – психотерапевт - так она себя сама характеризовала, все немного загадочно улыбалась, когда со мной разговаривала. С намеком, вроде – я-то тебя насквозь вижу. Чтобы ты не говорил вслух, а сам только об этом и думаешь – как бы со мной переспать.

А я – с пациентами не сплю, так что - уйди нахал, не для тебя цвету…

Как ты понимаешь, я тоже не очень горел желанием. У меня же ты была – расчудесная. А я – у тебя. Какой тут психотерапевт к чертовой матери, а?

Так что, у меня, откровенно говоря, и в мыслях ничего подобного и не было.

И не был я ее пациентом, кстати. На почве любви к музыке познакомились. К отечественной. На каком-то концерте – уж не помню, на каком.

Но, видно, ей меня попутно поизучать захотелось. Наверное – я интересным с точки зрения психолога фруктом был. Больно индифферентно по отношению к ней себя вел. Не пристаю все, да не пристаю. А она ведь – очень ничего. Особенно – глаза умные.

Но ведь я правду говорю – не очень-то она меня как объект сексуальных домогательств привлекала. Худая, мышцастая, - один фитнесс на уме. И диета постоянная – это я не буду, того – мне нельзя.

Придешь с ней куда-нибудь в кафе, и голову ломаешь – чем бы ее угостить? Чтобы не обидеть диетическую натуру.

С тобой-то все всегда понятным было – чем тебя накормить надо. Чтобы цвет лица у тебя, как у свежего персика был. Да и ты, как мне кажется. была всегда не против такого сексуального угощения.

А вот с ней…

Руку невзначай на талию положишь, чуть ниже опустишь – что-то выпирает сбоку, вроде костей. У тебя там – руку ласкающий молодой жирок, ниже талии, а у нее нечто вроде железки. Ну что это такое… Кому это понравится?

А она не возражала, когда я руку ей на талию, как бы невзначай, клал. Подыгрывала.

Ты уж меня извини, моя радость, за давностью времени, что такие подробности тебе излагаю.

В общем, я и не собирался к ней никак приставать.

Да и интеллектом она меня своим все время подавляла – в отличие от тебя.

Только я рот раскрою, а она уже за меня мою фразу заканчивает. Как будто я совсем слабоумный. И сам свои мысли выразить не могу. Я даже комплексовать немного по этому поводу стал.

Кому это понравится – когда рядом нечто вроде горного эха располагается?

Понятно, что женщинам к лицу много разговаривать. Ты ведь это и по себе знаешь, когда мне длинные обидные письма пишешь.

Это – то же самое, что и женские слезы – очень мощное оружие. При правильном применении - убивает мужчин наповал, и на любой дистанции.

Даже – по телефону, на другом конце света – и то надо быть предельно осторожным…

Шарахнет – и мокрое место останется от ранимой мужской души.

Но вот так – чтобы за тебя фразы заканчивать, да еще смотреть на тебя, будто ты дефективный ребенок – это уже, по-моему, сильный перебор. Не всякие нервы выдержат.

Я даже думал, что скоро наши отношения и закончатся. Что, впрочем, в итоге и вышло. Так, еще на пару концертов сходим, в кино выберемся, в кафе посидим – и на этом баста! Дружба полов победит. И я буду полностью твой. Безраздельно, так сказать.

Однажды остались мы наедине - у нее дома. Как-то это случайно получилось – не сердись, пожалуйста.

Я ее домой проводил, после очередного концерта. А она меня на чай пригласила - зайти.

И минут через пятнадцать - сама на меня набросилась. Я даже и повода не давал. И даже близко к ее талии не подходил. И, между прочим, твоего звонка ждал. А ты куда-то подевалась и телефон выключила.

Чай мы с ней мирно пили, и о высоком рассуждали – как мне отечественная попса нравится. Как я от нее тащусь. Как мне эти иностранцы просто противны – поют, собаки, а чего поют... О чем – глупости одни у них на уме... Секс один.

То ли дело – наши! Родные! Вроде твоей любимой Зефиры. Простенько все. И со вкусом: «Я тебе дала, а ты что же, гад?... » Очень доходчиво…

Или – «Как дела-а-а-а?... Как дела-а-а-а?... Ничего не зна-аа-а-ю… Ка-ак зим-аа-аа? Ка-ак зим-аа-аа? » Понятно же, что без тебя – какие могут быть дела-то? Еще, как говорится, не родила. И - какая может быть зимаааа-то? Не окочурился от холода – и славу богу, все делааа…

А кордебалет, какой на заднем плане? Как подпрыгнут хором – только пыль столбом над сценой. Бой-девки! Мясистые! На нашей деревенской сметане взращены. Иностранцы от них – так и тащатся… Это тебе не стриптизёрки йогуртовые…

В общем – подыгрывал ей, а сам думал про себя – как бы побыстрее свинтить, уж больно далеко от нее до меня добираться – через всю Москву.

А она слушала меня, слушала, и вдруг, без объявления войны – тут как тут. Встала из-за стола, вроде бы, печенья к чаю еще положить в вазочку… И вдруг – как напрыгнет! Как вопьется в губы! Я чашку с горячим чаем себе на брюки - чуть не вылил от неожиданности.

…А хорош бы я был – в мокрых брюках на том самом месте – и в гостях у молодой женщины… и не так, чтобы уж очень хорошо знакомой. Обваренный чаем.

И уже через минуту – и я без брюк оказался, и она без трусиков, вся – прямо горячая, влажная, глубокая, постанывающая.

И прямо на кухне… И как только табуретка подо мной не сломалась…

Хотя и у нас с тобой уже, кажется, опыт был на моей кухне – на табуретке.

…В любом случае, старина Фрейд умным стариком был. Хотя, и сам, как и моя знакомая, - судя по его произведениям, - на сексе слегка сдвинулся. Что, кстати, только в его пользу говорит. Основной человеческий инстинкт – так почему же на нем не сдвинуться-то, собственно говоря?

Любой нормальный мужчина, моя радость, – на сексе точно сдвинут. Хотя, не каждый это показывает. Некоторые, как я – стесняются.

А некоторые – прямо напролом идут.

Что же касается женщин, так те еще больше, бывает… Читай выше. Или ниже - про мою знакомую…

К слову, mon petit: она, психолог, задала мне тогда жару, - просто по первое число.

Часа через два, когда я выбрался из постели, и до ванны доковылял – обнаружил, глянув в зеркало, что, как будто, очки на лицо мне кто-то надел – такие круги под глазами образовались. От души надо мной она поработала – надо ей должное отдать.

Несмотря на худобу и постоянную диету – в отличие от тебя.

Это вообще давно замечено – очень умные, а главное – худые барышни, уж если начнут любовью заниматься – то никак остановиться не могут. И так, и сяк… всю Камасутру переберут, и напоследок еще что-нибудь свеженькое выкинут.

А когда, кажется, уже совсем ничего невозможно, так губками просто чудеса сотворяют.

Лучше всякой лебедки подъемной губками работают.

И уж после всех этих, последних чудес – еще вот какая фразочка может последовать:

- Ну что, котик, совсем уже, да? Не умирай, пожалуйста,… язычок у тебя на что? С пальчиками?

И опять – в бой! Не умирай, родной, еще минуточек пятнадцать.

Как говорят умные, опытные люди – сухие дрова лучше горят. И в прямом, и в переносном смысле. Учти это, деточка – житейскую эту мудрость.

Вот такая у меня была знакомая – психотерапевт. Когда мы с тобой, сладость моя, еще близки были – просто, неразлей вода, хоть ты и выключала периодически телефончик.

…На самом деле – это прекрасно, что такие специалисты на свете существуют. С такой беззаветной отвагой и с таким желанием в душе… Им просто цены нет. Они – как герои. Ведь если постоянно на голодном пайке сидеть, и при этом много мыслей на лице изображать – трёхнуться можно.

А они все не трёхаются, увдерживаются.

…Я вот лежу тут как-то в ночи, и думаю - если бы она сама тогда это не начала – так, наверное, мы бы и остались платоническими друзьями. Что больше по телефону общаются.

Ведь никогда бы у меня рука на нее сама не поднялась бы – на дипломированного психотерапевта.

Чаю бы попили, и – пора и честь знать. И так уж доверие оказано – в дом приглашен. Надо себя прилично вести.

Лежу, и размышляю о Фрейде и об этой прошлой знакомой, и о тебе. И о том сне, который мне приснился – и к чему бы это он?

Прямо перед глазами картинка из сна стоит: звездное небо. И не страшный сон был, даже, какой-то оптимистичный. Потому что проснулся с хорошим настроением, и даже не разозлился, что сейчас три утра. Любопытный, пожалуй, сон, только вот объяснить его некому.

Что там скрывалось, за звездным небом? Звезды настоящие, яркие, густо посеянные, а фон какой-то неживой. Будто они к какой-то драпировке прикреплены были.

А рядом, как я тебе уже сообщил, со мной спит Лизочка. Спит крепко, посапывает еле слышно, уткнувшись носиком в подушку.

Зря говорят, что спящий человек чужой взгляд чувствует, и даже пробуждается, если долго на него смотреть. Я уже минут как десять Лизочку рассматриваю – а ей хоть бы хны. Устала, наверное, здорово. Очень уж она нежная, чувствительная, реагирует на каждое прикосновение. На каждый телефонный звонок. И даже на дыхание.

Если к шее нежной губами приблизиться, и, не касаясь кожи, дышать – она прямо вся электризуется.

А вообще – знаю я теперь, почему внезапно проснулся. Посмотрел на Лизочку - и вдруг вспомнил.

Скоро уже ноябрь, И у тебя, кошечка, скоро – день рождения, двадцать пять. Мы с тобой ней не встречаемся, а я вот про твой день рождения я помню. Чудны дела твои, господи – зачем помню?

Другие дни рождения, даже очень близких людей – хоть убей, не помню. И всегда крайне неловко себя чувствую. А твой – хотя ты мне уже не близкая, помню. Чертовщина какая-то. И причем тут звезды? Что за наваждение?

Скажи, а твой козел – про твой день рождения помнит?

…Между прочим, психологиня тогда сказала мне – что все это, что между нами происходило – просто эксперимент. Который подтвердил ее догадки на мой счет – я сугубый интроверт. По Карлу Юнгу. И играю в игры к тому же. И не могу дать ей счастья в полном объеме. Дура какая-то набитая. Как будто кто-то ей набивался давать что-то кроме плотских утех в полном объеме.

У меня же это просто на лице написано –«общаться с осторожностью». Даже лучше – вообще не общаться. Поскольку – в полном объеме, после четвертого-пятого раза, ничего уже не могу путного дать. Только, если пальчиками. Или – языком, слегка уже натертым.

А ей – все мало было.

Если я играю в игры, сказал я в сердцах, то она – сама игра. Которая играет в человека.

Могла бы мне немного отдохнуть дать – может быть, что-нибудь еще вышло бы… А она – интроверт, интроверт…

В общем – игра природы, а не психотерапевт.

На том мы и расстались – из-за неполного, так сказать, объема счастья, которое могу ей дать. Она решила себе другого подыскать. Менее интровертного. Для следующих экспериментов. Или даже, может быть, для диссертации.

И бог с ней. Мне не очень обидно – ты ж у меня была. И вообще, я до сих пор и не понимаю до конца смысла этого умного и обидного медицинского термина. Как он ко мне относится? Что там этот самый Юнг под этим понимал?

А что она - под этим понимала – тут, мне кажется, все ясно.

Знаешь, моя радость, и еще одного не понимаю - чего меня ночью выкидывает, и звезды мерещатся?

Не хотелось бы мне к прошлому возвращаться, а я лежу, и про ее эксперименты думаю. И о тебе.

Если бы ты, скажем, вдруг позвонила и обиженно спросила – почему это я тебя не поздравляю с днем рождения, уж я бы нашелся, чтобы тебе ответить. Вежливо, но твердо. Что-нибудь – по Фрейду придумал бы.

Или по тому же Юнгу.

Только, конечно, понимаю, что ты мне не позвонишь. У тебя сейчас – другие эксперименты на уме, надо полагать. С твоим козликом.

…Да, mon ami, а звезды крупные снились. Красивые. Прямо - осязаемые…

А спросить про них – не у кого. Лизочка – вряд ли такими вещами интересуется. И психологией – тоже вряд ли. Во всяком случае, не гудит под ухом, как эхо. Все больше молчит.

Что и радует, хотя иногда и настораживает что там, у нее, для меня приготовлено? Может быть – она мои мысли читает? Насчет того, как бы совместить двух воскресных подружек в один раз?

Если сейчас Лизочку в шейку поцеловать, думаю, она не обидится. Может быть, даже обрадуется – такому ночному приключению. Повернется на другой бочок, и дальше спать будет. Хорошая девушка – выдержанная.

А если бы я терапевта в шейку среди ночи поцеловал? Не думаю, что это добром бы кончилось.

Ну, а про тебя и не говорю – ты бы вообще скандал устроила, что это тебя среди ночи будят!

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610230077

4. Марсианская любовь.

Ты пишешь вдруг о любви, angelo mio. Забавно даже.

Ты утверждаешь, что все, что происходило с нами – это была любовь.

А потом ты вот так поступила, и теперь ты и сама не рада. И опять упреки и претензии.

Если бы ты знала, в какое я впадаю недоумение по данному поводу.

Какая-то странная форма любви… нечто марсианское, я бы сказал.

Я, моя бесценная кошечка, не люблю, когда ко мне по утрам с глупостями пристают. Кто бы не приставал , хоть даже сам монарх, например - не люблю. Ну, и ты сама это знаешь. За три года наших частых встреч, наверное, убедилась.

А тут вот пристают, да еще разговоры там затевают – о политике, или об искусстве. Или еще о чем-нибудь. Очень таком же высоком, вроде любви… Как будто я – эксперт какой-то.

И это – не фамилия имеется ввиду. Ты же тоже это знаешь, радостная моя.

Потрахаться, конечно – пожалуйста. Может быть - даже с некоторым удовольствием… Или без оного даже.

А вот про любовь-то зачем? Не понимаю.

Это же что за такой за фрукт? Ты вот пишешь об этом, мон ами, а объяснить толком вряд ли сможешь.

Хотя я даже уверен, ты своего козлика любишь. По своему. На свой необычный манер. Иногда и нетрадиционно, думаю.

Мне кажется, очень эти диспуты похожи на бессмертные рассуждения – есть ли жизнь на Марсе? Или нет?

И есть ли там к тому же вода?

Вот, скажем, на луне у нас тут - жизнь есть, точно. На плесень несколько похожая, зато своя, родная до оскомины. Хреновая – но все же.

А вот на Марсе? А с водой как?

По мне – так лучше бы ее не было. Этой самой - жизни на Марсе.

Если на Марсе некоторые жители такие же, как мой коллега, который ко мне по утру в курилке с диспутами по поводу собственной несчастливой семейной жизни, полной любви, тоже каждое утро подкатывает – то это не жизнь.

Умеет он настроение своим нытьем поднять. И уже не опускать – до самого вечера. Чем-то он на тебя похож. Такой же внутренне красивый и чистый. Можешь поверить на слово.

Впрочем, знаю, на слово ты никому, кроме своего козла теперь не веришь. И – напрасно.

Этот самый коллега все задается вопросами о любви и дружбе, а также о смысле жизни. Например, - надо ли жить вместе, по семейному, только для того, чтобы нюхать по вечерам запах подгоревшего лука в котлетах? Даже - если без этого запаха и жизни себе нормальной семейной не представляешь? Даже - если ты от котлет без ума?

Или – все же, не надо?

По-моему, даже и дураку ответ понятен - нет, не надо. Но не ты, не он, не окончательные дураки же. Не так ли?

Скажу про себя открыто: я вот, лично, лук - не люблю, ни в каком виде. Ни сырой, ни жареный, ни, тем более - вареный, в супе...

Значит что, я любви не знаю?

Между прочим, только французы и могли такую гадость изобрести, как луковый суп... Но - на то они и французы. И лягушек уважают, и еще какую-то пакость. Не даром же говорят - французский поцелуй. Слава богу, у нас тут на луне французов не так, чтобы очень много водится.

Я был бы только рад, если бы меня, хотя бы и с помощью развода, избавили от такого ежевечернего мучения, как луковые котлеты. За одно только это был бы ей по гроб жизни благодарен - уходящей жене. Если бы она у меня была, конечно.

Может быть, даже полквартиры ей бы в знак благодарности - безо всякого суда отписал.

А вот мой коллега, который ко мне с диспутами пристает, этого не понимает. И ты тоже – вряд ли поймешь.

Но, слава богу, такой дилеммы пока передо мной не стоит - отдавать или не отдавать полквартиры за избавление от лука - без суда и следствия. Лук у меня дома, слава богу, тоже никто не жарит. А еще, и кошек, слава богу, не разводит.

Так я и отвечаю своему коллеге. Который все пристает ко мне по утрам с жалобами на темы своей семейной жизни. Так вот и тебе про любовь отвечаю.

А вы, по-моему, не очень довольны моим ответом.

Ну, так вот, - есть ли все-таки жизнь на Марсе? И французская любовь?

И что такое - семейная жизнь? И как с ней бороться?

Отвечать на такие на эти каверзные вопросы можно еще и так: я тебя, дорогой ты мой коллега, тоже люблю. Особенно в те дни, когда ты не в ладах со своей женой... И бежишь в курилку жаловаться.

Если говорить серьезно, и начистоту, не понимаю его - совсем.

Что можно найти такого уж привлекательного в женщине, которой уже под полтинник. Которая всю жизнь, как ломовая лошадь мыкалась, и выглядит уже на шестьдесят, и ничего с этим поделать нельзя?

Но мало того, еще и упиваться своим горем по поводу того, что она грозиться уйти, и унести с собой луковые котлеты, и бросить с ним окончательно заниматься французской любовью?

Кстати, кошечка моя. Если ты думаешь, что у тебя полтинник еще за горами – поверь, оглянуться не успеешь, ан зима катит в глаза. Как заметил литературный классик… Дедушку Крылова читала?

Что-то там про стрекозу, кажется, было.

Ладно, ладно, это я так – в сторону.

Из вредности.

Итак, жалуется мне мой коллега, его жена грозится уйти - из-за его непутевого поведения. Вот беда-то какая…

Не знаю, что он такого понаделал непутевого, но я, если бы был на его месте, на радостях водку бы пил. По такому приятному случаю.

Конечно, не стаканами - а так, ледяную рюмочку-другую - с тихой радости.

За благую весть. Дающую надежду.

А надежда, как известно из молитвы к генеральному менеджеру, не подведет…

И закусил бы прилично. Чем-нибудь из супермаркета, вроде селедки. Которую просто не перевариваю. Но – по такому-то случаю… Даже и селедку бы попробовал. Облопался бы селедкой!

А он, дурак, что делает?

Только ко мне с диспутами о любви и пристает, meine Kleinheit…

Мне кажется, что ему, моему коллеге, пожалуй, до водки еще далеко. И о несчастливой любви, пожалуй, пока не стоит.

Все это – обычный профилактический скандал со стороны его благоверной.

Устраивает она ему нечто вроде регулярного ТО для автомобиля. Масло надо поменять, фильтры, свечи новые ввернуть. Еще что-нибудь подделать – по ходовой. Или, например, карбюратор изношенный промыть, жиклеры продуть - ввиду ненадежности нашего лунного тягучего топлива.

Глядишь, даже и разломанный жизнью рыдван – вроде моего коллеги, - резвее на дороге вдруг станет. Побежит себе, и возрадуется. Подумает, - что впереди бесконечные светлые кущи.

А на самом-то деле - беспросветные будничные ухабы с колдобинами. И никакой французской любви, черт возьми.

Так что, рано ему водку на радостях пить, никуда она от него не собирается уходить. Он может даже об этом и не мечтать.

Кстати, да и не стал бы я ему много наливать много водки. Странным он от водки делается. А уж от портвейна каким он делается – просто и пересказывать не хочется.

Наблюдали, и не позднее, чем на последней корпоративной вечеринке. Вчера.

Честное слово, mon ami, не хочется пересказывать его художества.

Хотя, я ее, жены моего коллеги, никогда и в глаза не видал - очень сомневаюсь, что ей есть куда и к кому уйти...

А так, в никуда - надо уж быть совсем остолопом, чтобы в никуда идти, и по чужим людям мыкаться... Не думаю, что она такой остолоп. Точнее - остолопиха. Все-таки, к этому возрасту даже женщина ума набирается.

Даже - и при таком муже, как мой коллега.

Впрочем, я ее никогда не видал, и, может быть, даже это и к лучшему, что не видал. Совсем мне не обязательно смотреть на нее, портить себе лишний раз настроение.

Будто я и без нее не знаю, как женщины в таком возрасте выглядят, и что там у них под макияжем скрыто. И в душе закопано.

Лучше не знать, как, а главное - кем эти блюда готовились, прежде чем на стол попасть. И так - аппетит что-то в последнее время не очень.

Если вдуматься, куда ж это ей идти-то, жене моего коллеги? Нужна ли она - кому-то на этом лучшем из лучших свете?

Кто-то ее - ждет где-нибудь? С ее французскими заморочками?

Сомневаюсь...

Не думаю так же, что и по части сексуальности она, например, с моими знакомыми барышнями, вроде тебя, соревноваться может. Если бы могла - вряд ли бы она на моего коллегу запала. А тако вот - лет двадцать вот уже с ним в одной упряжке все едет, едет...

И никак никуда не приедет.

С деньгами у нее - как у всех. Не очень. Квартиру у мужа оттяпать, конечно - хорошее развлечение. Но это же, сколько сил надо будет положить... Сколько нервов потратить... Сколько судов пройти...

К могиле, пожалуй, и оттяпаешь. Может быть.

Когда она уже не очень-то и требуется, эта гребанная жилплощадь...

А детишки благодарные, что отдельно живут, - если ей к ним сунуться - тоже вряд ли ей рады будут. "Спасибо, мама, что заехали. Вы уже торопитесь, да?"

Думаю я также, что и принц на белом коне, который вокруг нее все вьется втихую, и делает вид, будто не видит ее морщин, увядших щек и целлюлита на бедрах - тоже какой-то не такой.

Сам - метр с кепкой, похожий на недокормленного в детстве мальчика. Особенно это в постели в глаза бросается. Так и тянет - отвернуться и зажмуриться. Ввиду форменного недотраха, им производимого. Тьфу, а не любовничек.

И врет он, пожалуй, про свою полуспортивную 'альфу-ромеу'. Которая, как куда-нибудь поехать надо - все в ремонте почему-то. И по этой причине разлюбезный принц все на метро норовит прокатиться. Потому что, на такси - опасается за свою драгоценную жизнь. Таксисты сейчас у нас на луне какие-то - ненадежные. Дети гор и пустырей.

Так об этом, по крайне мере, в газетах пишут. Когда о московской демографии рассуждают. Водят машины - просто отвратительно.

А уж про "газели" набитые, как консервные банки кильками - вообще, отдельный разговор. Да и пробки кругом.

Вот и опасается, этот самый ее подпольный принц. Таксистов опасается...

Я так думаю - а чего там, особенно, опасаться то? Кому он нужен - такой? Недокормленный...

Если бы я был таксистом, моя крошечка, я бы его даже в машину не взял. Подумал бы - чем этот заморыш за дорогу платить-то будет? Даже в 'газель' маршрутную его - и то бы не пустил. Не стал бы возле него останавливаться.

Кстати, и с регистрацией лунной у него - не все, кажется, в порядке.

А коллега, милочка ты моя, все страдает.

И страдает, кажется, всерьез. И как флюсь по курилке ноет.

Я думаю, его не принц этот беспокоит. Он боится, что самому рубашки и носки стирать придется. Такое впечатление, будто в глухомани живет, и не знает, что стиральные машины давным давно изобрели.

Чудесно они с процессом стирки справляются - особенно с носками. Надо только носок побольше в запасе иметь. Чтобы нагрузка на барабан была килограмма полтора в сухом и не очень аппетитном виде, хотя бы. Чтобы стиральную машину не очень колотило. Собрать их все - по квартире - и в машину.

Стираются они - просто чудесно. Некоторые даже - прямо в клочья. Особенно, если не ту программу поставить. Или, если носки - китайского производства и качества. Зато - быстро новые надо покупать. Расход небольшой, а занятие - приятное. Вот так я и делаю, сладость моя американская. А не о любви и семейной жизни по утрам в курилке рассуждаю. И малознакомых лично коллег в исступление своими разговорами привожу.

…Между прочим, почему я был с утра в задумчивом настроении mon ami – так это потому, что вчера у нас была вечеринка. Корпоративная. Планы на нее у меня были большие – сексуального характера.

Расскажу поподробнее – чтобы ты могла за меня порадоваться... Знаю, что тебе доставляют острое наслаждение разговоры о моих удачах. Любишь ты такие рассказы.

Лизочка, о которой я тебе уже напевал в своих ответах, внезапно съехала в свой Тамбов. Где у нее заболел кто-то из близких родственников – то ли – мама, то ли – дядя… То ли даже тайный муж, о котором она мне не рассказывает.

И я остался один.

Дернулся я на этот краткосрочный период позвать в гости воскресных девушек, и уже совместить их наконец…В позе 69. И самому, может быть, к ним немножко пристроиться. Насколько силенок хватит. Ненадолго, конечно.

Но выяснилось, что у них коммунистические красные праздничные дни календаря – у обеих сразу. Забастовали… Как по заказу. Синхронистки какие-то…

Никогда раньше они пролетарскими идеалами не отличались. И – на тебе, забастовочка!

Странно ведь, правда, зайка?

Мне это тоже показалось странным.

Я подозреваю две вещи.

Первая вещь - это у них обычный дамский заговор. Они давным давно, как я думаю, уже между собой познакомились тайно. За моей неширокой спиной.

Мало того, что нашли друг друга, но еще и предаются втихую горячей лесбийской любви - с помощью своих длинных языков. И каких-нибудь других приспособлений, о которых и говорить не хочется. Я даже смущаюсь, о них вслух говорить… Разве это для таких маленьких ушек, как твои – такие слова, как вибратор? Нет, конечно. Или у тебя ушки подросли?

А на меня им уже наплевать. Сплетутся языками и вибраторами - не пристроишься.

Если все это так – то вообрази себе, как тесен мир? Такой большой, многогранный, казалось бы – и на тебе…

Нашли друг друга, мегеры языкастые.

Откровенно, я даже немного удивлен этому. Это доказывает, во-первых, что луна явно меньше земли. Еще ведь некогда в школе проходил этот факт, что луна тоже круглая, но меньше земли. Но я не особенно учителям доверял. Прямо, как Шура Балаганов.

И вот, надо же, внезапное практическое подтверждение!

Во-вторых, это дает мне некоторую надежду на то, что они между собой в этой позе переженятся, недотепы казанские, и перестанут мне мешать.

А ты же знаешь мою самую потаенную мысль – пристроиться к ним ненадолго, а потом тихо, огородами – отправиться в библиотеку.

Другая вещь, которую открыл вместе с внезапным отъездом Лизочки в Тамбов: у нее там, совершенно наверняка, есть потаенный муж-алкоголик.

Почему я так решил? Все просто.

Если девушка в показаниях путается – кто из родственников заболел, мама или дядя - это верный признак того, в деле фигурирует еще и третий родственник - муж. И обязательно – алкоголик.

Даже можешь не переубеждать меня в этом. Это практическое наблюдение, сладкая моя.

Но тут я тоже радуюсь. Возможно, она из этого Тамбова – где бы он не находился, вернется не скоро. Или – совсем не вернется.

Мужья-алкоголики ведь дело хлопотное. Почище Фауста Гете будут -

как говаривал один полоумный живодер, большой знаток языкознания.

Эта мысль даже окрыляет.

А почему бы, собственно, и нет?

Тебя бы тоже, думаю, meine Kleine красотка, окрыляла бы мысль о том, что твой козел упахал куда-нибудь в Чикаго, или в американскую какую-нибудь Юрюзань – где кузина при смерти… И пропал бы этак на недельку-другую. Не забыв оставить парочку кредитных карточек.

Что, угадал, крошка? Видишь, как я тебя неплохо уже раскусил.

Поскольку мне от Лизочки никаких карточек не нужно, я доволен уже и просто тем, что она умотала.

Итак, окрыленный, как орел, и в гордом же одиночестве – и тоже, как горный орел, полный волнующих планов, я отправился на корпоративную вечеринку.

Пишу тебе, милочка, а сам вспоминаю Любу, которая всегда у нас тоже в курилке крутиться. Работа такая у нее – с девяти до шести в курилке крутиться. Или чай пить. Или глазки строить и лишнюю пуговичку на блузке расстегивать. Впрочем. Я ее не осуждаю за это. Если туда заглянуть, кеуда она пуговку расстегивает – там есть, на что посмотреть. Правда, не очень понятно пока, если лифчик снять – не опуститься ли это, -ну то, на что посмотреть, - до самого присингового пупка.

Вот она стоит в курилке – эта наша Люба. С голым мерзнущим животиком сизого цвета и с какой-то штучкой в пупке. С тонкой сигареткой. С попкой сексуально откляченой - как у порномодели. Мило мне улыбается. Наша милая, закаленная местным лунным холодом, секс-бомба.

Смотрю на голый живот, выглядывающий из-под кофточки над джинсами – а у самого мурашки по животу бегают. От холода.

Как это, думаю я, она его зимой не отмораживает? Наверное – высокое искусство, так вот ходить, и без потерь... Она ведь всю зиму прошлую так ходила, помнится… И сейчас, глубокой осенью, опять ходит…

И зимой грядущей опять ходить собирается. Брр…

Но видно, сексуальность требует жертв. Зато – работать не надо.

Как раз - на вчерашнем празднике, куда я направился полный планов и неприличных видов, она мне призывно улыбалась. Как будто что-то чуяла. То ли повысят меня скоро, то ли вообще – уволят. После бутылки шампанского с ликером – и улыбалась.

Правда, улыбалась она до тех пор, пока ее не перехватил один мордей, ее начальник. Сначала уволок из-за стола танцевать. А потом и вообще - растворились они незаметно.

Так вот и обломились мои планы, детка, вчера.

Где-то в другом месте рванула эта секс-бомба местного значения. А жаль.

Прямо так и вижу, как и ты сейчас улыбаешься с удовольствием… тоже будто после бутылки шампанского с ликером.

Кто-то, может быть, и не заметил, как они с этим танцором-начальником вчера растворились, а я - заметил. И даже немного расстроился. Но - все это, конечно, не повод быть невежливым. Еще ж не все потеряно, не так ли?

Как учат преподаватели маркетинга и менеджмента, во всем лучше хорошую сторону разглядывать. А на темную сторону жизни - меньше времени и внимания, пожалуйста. Мы же, в конце концов, не на темной стороне луны живем.

Я, конечно, утешился вчера, в ходе вечеринки, когда эта самая Люба с начальником растворилась. Нашел, как ты понимаешь, вариант, и позвонил одной своей старой подружке, с которой мы еще до тебя знакомы были.

Поздно, конечно, уже было - около одиннадцати.

Но она, когда меня узнала - минут через пять легкого разговора, - все же обрадовалась.

А ты еще живой, говорит? Вот и славно... А то мне кто-то рассказывал, что ты прошлым летом лыжи откинул... Даже хотела к тебе на кладбище съездить...

Приятна, котик мой славный, такая забота, правда?

Оказывается - нет, не откинул. Еще к моим ногам прикручены, эти самые лыжи.

Правда, даже на радостях по такому славному поводу, к себе она не пригласила.

Сказала, что, во-первых, любит сначала куда-нибудь в ресторанчик, и только потом уже готова любовью позаниматься. На голодный желудок - никак не идет дело. А одиннадцать, и так внезапно - несколько поздновато. На ночь вообще вредно много есть. Кошмары будут сниться. Да и какая любовь на ночь, посредине недели, накануне рабочего дня? И вообще, кто придумал корпоративные вечеринки так неудобно устраивать, хотелось бы знать, а? И мне, и ей - хотелось бы это знать...

Но это все - во-первых.

А во-вторых - и муж ее дома, и сейчас в душе находится. И хорошо, если не прислушивается сквозь дверь - с кем это она в такой час любезничает. Не поймет он, если вдруг она куда-нибудь в такое время сорвется.

Он сам на нее в сексуальном плане рассчитывает - после душа. Заставила его в душ пойти - значит, и наградить его за этот подвиг хочет. По-своему, по-женски. По рабоче-крестьянски.

Согласись, прелесть моя, справедливо она рассуждала, даже и спорить не о чем было.

Точно - не понял бы ее муж, если бы, да после таких мучений в душе, ему тут вдруг обломалось бы. Рассердится бы, пожалуй, сильно.

Столько мучений на ночь глядя, в душ идти надо - а она с другим, да в ресторан закатилась.

... Возвращаясь к вопросу о любви и дружбе, а также о семейной жизни – вот она какая, эта угрюмая семейная жизнь. Всем кайф обломать может – быстро и просто.

Никуда от нее не оторвешься особенно. Даже если вдруг захочется.

А вы мне все про любовь…И ты, и коллега.

Я, правда, сомневаюсь - хотелось ли вчера этой подружке со мной повстречаться. Судя по всему - не очень. Недаром мужа в душ запустила, затолкла. Сама тоже, наверное, забытые чувства решила освежить. Сексуально-патриотические.

Так что, сложил вчера горный орел свои подрезанные крылья, и подумал: эх, мать!

И вот посмотрел с утра сегодня на эту самую сексуальную Любу, и подумал - чего это я так вчера возгорелся-то? Ну, попка в обтяжку отклячена - ну и что? Ну, губищи.

Ну, взгляд - распутный. Ну, живот ничего себе - в мурашках от кондиционеров...

И что?

Что там, под этим всем, на самом деле скрывается? И если все с нее снять, распустить все крючки и пуговки - сама она не распуститься ли тут же?... Как роза перед завяданием? Или - как ромовая баба в жару?

И как этот самый, сексуальный живот - не деформируется ли? Под действием сил гравитации?

А еще подумал – а как, интересно, себя сегодня этот танцор вчерашний чувствует? Который ее уволок? Что-то его на работе не видно. То ли она его утрахала. То ли он сам не дошел до места назначения... Надо будет тактично поинтересоваться, где он, что с ним...

... Вообще - неплохое выдалось сегодня начало рабочего дня, мон анж.

Послушаешь, например, коллегу, посмотришь на Любу, - и настроение все выше и выше.

Хорошо еще, что в закутке у нас недавно поставили кофейный автомат. Все - в восторге. Особенно - я. Хочешь - кофе с сахаром, хочешь - без. Можно со сливками. Можно - лимонный чай, или - капучино. Пятнадцать рублей - и стаканчик твой. Навеки. До мусорной корзины.

Дорого, конечно, - за такое посредственное качество, но забота все же приятная. Коллега ведь кофе не пьет. Тоже считает, что дорого.

А мне - даже пятнадцати рублей не жалко, чтобы от него сбежать.

Жалко только, что курить здесь же, возле автомата, не разрешается. Но кофе без сигареты для меня - все равно, что секс с поленом.

Бывают ведь и такие девушки - поленообразные. Да ты и сама знаешь, ангел мой, какими поленообразными они бывают.

Правда, говорят, чаще всего - степень поленообразности девушки зависит от степени поленообразности мужчины.

Я с этим целиком и полностью. Поленообразнее женщины может быть только мужчина. Вот, интересно, а как бы меня Люба оценила? Интересуюсь ее мнением, потому как твою оценку я знаю – по твоим же письмам.

Так вот, интересно, как я в ее представлении - поленообразный, или, все же - горячий дядя?

А как бы я ее оценил? Если бы, конечно, ее танцор так внезапно не уволок, урод?

Вот, сбежал я из курилки к кофейному автомату, смотрю на жалюзи уже желтые - и думаю: интересно, а какого же цвета у меня легкие? Если даже новые жалюзи так быстро никотиновой смолой окрашиваются.

И у Любы, наверное, легкие уже совсем нехорошего цвета. Тоже курит, как паровоз. Хоть и тонкие сигаретки, а одну за одной - так и садит. Не так уж она, судя по всему, счастлива. В своей яркой сексуальности.

Недаром и она сигарету бросила и за мной к кофейному автомату почапала.

А вот у моего коллеги, darling, наверное, легкие розовые и чистые. И желудок кофе не попорчен. Точно - не попорчен, если он без последствий эти луковые котлеты ежевечернее варит. Только порадоваться за него можно. И даже немного позавидовать.

…Кстати, мон шер ами, о чем, собственно, с Любой-то говорить?

О погоде?

О делах?

Ничего вчера не склеилось - и не надо тем сегодня для разговора изобретать. Помолчали.

Поулыбались друг другу. Голый живот показали, и на голый живот поглазели. Покурили. И разошлись.

А вот если бы вчера сошлись бы - было бы о чем сейчас поговорить? Или также вот молчали бы в курилке? Друг на друга пялясь?

Как ты думаешь, милое солнышко мое? Есть ли все же жизнь на Марсе?

Кстати, а она мне глазки так все строит и строит…

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610260067

5. Давным-давно, в одном неприятном городе...

…а ты все пишешь…Пишешь…

Не могу поверить, что пока, как я думаю, твой козел умотал куда-то по делам, ты просто так, ни с того, ни с сего, столько времени на переписку со мной теряешь…

Что-то тут не так, крошка. Что-то тут совсем не так, amore mia.

Все ты почему-то просишь рассказать меня, мой котик, а кто такая Лизочка, которая укатила в свой Тамбов сейчас к больной маме, или к дяде, или к тайному алкоголику-мужу? И чем же она так хороша, что меня от нее не оторвать – несмотря на двух лесбийских мегер?... Что я, в конце концов такого в ней нашел, что у нее лучше, чем у тебя получается?

Пишешь, детка, что все то же самое, сексуальное, что у нее, и у тебя есть. Одна голова, две руки, две ноги такие же…

Ну, если еще - из сексуального твоего набора - попка, там, круглая, ну грудка не самая вислая…

И между ног у нее все также, как и у тебя устроено. Может быть, конечно, менее разношено, в силу того, что она чуть помоложе…Может быть, более глубоко и влажно… Но зато уж губками и язычком ты подработать какой-нибудь сексуальный момент так здорово умеешь – что вряд ли она с тобой сравниться…

Да и снизу ты таким хорошим приемчикам научилась, что мужчину от тебя – прямо не оторвать. Прямо, заходится мужчина – как настоящий младенец – от восторга. Если все же туда чем-нибудь стоящим хоть раз попадет.

А для нестоящих – вроде меня, пишешь ты, совсем не такие девушки нужны. Нужны те, что в объявлениях о знакомстве пишут нечто, вроде: «секс мне не очень важен».

Или: «согласна на импотента». Подразумевая: главное, чтобы человек хороший был, и деньги в дом нес исправно.

А с сексом мы и с помощью друга, подруги или вибратора как-нибудь уж управимся.

Тут я тебя не совсем понял, darling.

То, что я нестОящий – это вполне может быть. Это просто дело вкуса. Или его отсутствия – у дам.

А вот что я - нестоЯщий – так это ты мне нарочно так пишешь, чтобы обидно и больно сделать, сладенькая Kleinheit.

Сама ж прекрасно знаешь, что вполне стоЯщий я обычно, и даже иногда - с некоторым перебором стоЯчий.

Лучше бы уж написала, что размеры у меня тебе не подходящие. Так бы еще смешнее было.

Конечно, признаешь ты, милая моя деточка, что ноги у тебя все же не дотянули до стандартов гладкости. Но, пишешь ты, не все же такие уроды, как я, скажем. Некоторые даже любят, погорячей - когда им по щекам или по ладоням наждаком водят. Вроде твоего козла.

Это во-первых.

Здесь я с тобой согласен… Не все, конечно, такие уроды... И вообще, замечу тебе, таких уродов, как я, еще и поискать надо. И мне даже радостно делается за остальную сильную половину человечества, что таких уродов в ней, в этой половине, очень мало. Которые с тобой три года без продыху мыкались бы.

Зато, как ты резонно замечаешь, моя сладкая, все остальное, кроме ног, просто у тебя – «отпад на ровном месте».

Наверное, думаю я, читая твои письма, что «отпад» - это приобретенный тобой американизм уже. Обозначающий, что у тебя попка - не только для сидения на ней и поглаживания жадными мужскими ладошками служить может. Любишь ты, в порыве нежной страсти, на вялую мужскую оттопыренность вдруг наползти и… И поглотить ее. Оставив мужчину в полном и радостном изумлении.

А это – дорогого стоит, сообщаешь мне ты. И, резонно спрашиваешь меня, мон шер Freulein: «а эта моя пресловутая, неизвестно откуда залетная Лизочка – так может? Это? »

Такое впечатление, что тут какие-то прямо гонки у вас затеялись.

Должен тебе признаться, моя радость, что Лизочка – в целом - очаровательная девочка. Сексуальная, и остроумная.

Обычно, когда она не сматывается в свой дурацкий Тамбов, она лежит рядышком, и мурлыкает удовлетворенно.

А моя рука скользит неторопливо по ее животику.

И когда, как бы невзначай, ладонь опускается к влажной упругой ложбинке, она глубоко и нежно вздыхает.

И прикрывает от удовольствия зеленые глазки - своими длинными ресницами.

А я гляжу на нее, и мне плакать от умиления хочется.

Чисто – как нежная березка весной на свежем ветерке. Рядом с нильским крокодилом...

Она, кстати, моя красотка, говорит, что я из гроба тоже, видимо, выскочу, если симпатичную мордашку узрю. И особенно, если с хорошей фигурой.

Понесусь за ней на всех парах. Прямо на задних лапках.

Такой я...,- говорит она. В общем, ничего себе такой…

Могу, когда хочу, говорит она.

Вот ты, наверное, этого не знаешь, а ведь не только женщины, но и мужчины любят ушами. Да нет, это совсем не то, о чем ты сейчас подумала, милочка.

Да… «Могу, когда хочу»…- какая сладкая музыка.

А хочу я, как думает Лизочка, – постоянно. Судя хотя бы по нежным прогулкам моих рук по ее гладкому точеному телу.

Ведь мы еще даже от прошедшего раза – не отошли. И будто находимся в легкой невесомости. От которой дыхание никак не успокоится. А мои руки уже отправляются в новое увлекательное путешествие.

Впрочем, вам этого с твоим новым козлом - не понять. Вам все поживей давай, да поинтенсивней. Чтобы из кушетки искры сыпались.

Так вот, хоть мне и приятно Лизочку слушать, но, наверное, она, все-таки несколько преувеличивает.

Конечно, я не всегда могу. И хочу не так, чтобы постоянно. Иногда даже – попеременно. То хочу и очень могу. А то - очень даже могу, но не очень все-таки хочу.

Как всякий нормальный мужчина.

Вот сейчас, сижу и пишу тебе, и, например, понимаю, что хочу – даже очень.

Вопрос – смогу ли как надо?

Пожалуй, пару заход на цель осилю…

Потому что очень этого хочу.

Другой вопрос, что Лизочки нет рядом. В своем гребанном Тамбове с кем-то, думаю, отрывается. То ли с мамой, то ли дядей, то ли с мужем-алкоголиком.

И эти две выдры бастуют. Все друг дружкой не насытятся, думается мне.

Но вообще, я говорю Лизочке иногда, что не стоит мне излишних волшебных свойств приписывать. Нескромно это как-то. Будто бронзовый поясной бюст уже при жизни на родине героя ваяют…

Как будто – стахановцу какому-то. Или маршалу-орденоносцу.

И меня – сразу на подвиги тянет. Неподъемные, в общем-то.

Но вот уверенности твердой у меня нет – если я помру, можно ли будет из гроба так вот запросто выпрыгнуть, и понестись, задрав хвост… Даже, если я ее, мою сладкую Лизочку, проходящей мимо последнего моего пристанища, увижу.

Все же, хоть какие-то приличия должны быть, говорю я Лизочке. Минимальные.

И, скорее всего, мне тогда вообще - не до этого будет. Не до Лизочки. Не до выдр, и не до тебя, моя чудесная…

Что ведь может получиться?

Пригласил народ – и сам в кусты, да? А если гости еще вокруг и плакать навзрыд начнут, тогда вообще чистый кошмар…

Да и как это вообще можно? Отдельные дамы и редкие родственники слезы вытирают, а покойник ведет себя таким, совершенно неподобающим случаю, образом.

Несется куда-то на всех парах, потеряв белые тапочки. Распугивая любопытных и сочувствующих.

Во, во, смотрите, как понесся… Даже костюмчик похоронный по швам разошелся от волнения!

Беспокойный какой, сукин кот! – Так моя покойная бабушка некогда выражалась.

Сразу законный вопрос у них у всех возникнет – он унесся, а кто же в процессе участвовать будет, а?

И куда это виновник торжес… извините, ритуала, намылился?

А рис поминальный с киселем? А водка охлажденная - с огурчиками собственного приготовления? А курица жаренная – с молодой картошечкой и томатами из банки? А танцы? Танцы-то, в конце-то концов, как же, а?

Не уважаешь нас, да? Так и скажи! И наливать не будем!

Сами все выпьем. За твой упокой, весельчак.

А потом без тебя и станцуем.

А если все-таки, ты уважаешь нашу компанию, тогда уж, брат, потерпи. Полежи, не дергаясь, и не потей так сладострастно. Даже - если твоя суперкрасотка Лизочка мимо проплывает, своей шикарной круглой спиной поигрывая.

Погуляем на поминках – а потом уж и своими делишками занимайся. Мелкими.

Хотя и очень приятными.

Так что, шер ами, преувеличивает она слегка, эта моя красоточка Лизочка. Не до этого мне будет… Точно, не до того, чтобы за девочками бегать. Даже за такими, как она… С гостями и любопытными разбираться надо будет.

Но знаешь – а все равно приятно так думать. Будто елеем по душе. И по другим частям тела.

Вот такая - эта Лизочка.

Еще, darling, - смотрю я вот на нее, и насмотреться не могу.

Даром, что всего-то ничего ей от роду, где-то около двадцати двух, не то, что тебе, то ли двадцать пять, то ли двадцать шесть уже…

Но все она уже умеет. Именно так, как надо это все уметь.

И все знает. О прошлом, настоящем и будущем.

Главное – знает, что со мной уже было, и что сейчас есть. И про тебя знает, милочка, тоже.

И что с нами будет – тоже знает.

Все у нас будет замечательно - говорит. Прямо по сказке - с чудесным концом.

Понимаешь теперь разницу – между тобой и Лизочкой?

И отчего-то, хочется мне ей поверить. И так и прикорнуть с этой верой в наше светлое будущее - на ее роскошной упругой груди.

Так хорошо, успокаивающе, это будущее выглядит. В ее рассказах.

А грудь ее, между прочим, выглядит еще лучше. Значительно лучше – чем наше будущее. Можешь и ты мне поверить на слово – хотя бы один разочек.

И знаешь, скажу тебе как родной - совершенно мне ясно также, что умеет Лизочка после себя еще и пепелище в простой мужской душе оставить. Когда очередного типа, вроде меня, бросает. Окончательно, и бесповоротно. Просто, негромко хлопнув дверью однажды.

И растворившись в неярком утреннем свете.

Такого пепелища тебе оставить не дано было. Ты просто этого не умеешь, солнце мое незакатное.

…И вот, заглядывая в собственное будущее - на месте цветущего леса - пепелище. Ни травинки, ни былинки – одни обгоревшие коряги. И гарью пахнет.

Поэтому, радость, прежде, чем прикорнуть на ее груди, лучше убедиться, что она, Лизочка, уже больше ничего не хочет. Лучше, лишний раз проверить - чтобы преждевременный негромкий хлопок входной двери внезапно не услышать.

И кстати, лучше дверь как следует запереть предварительно, и ключ до утра спрятать. Не будет же Лизочка из окошка с четвертого этажа прыгать. Если вдруг ночью надумает сбежать. В Тамбов, например.

Но если говорить серьезно, я бросил загадывать – что со мной дальше будет. Что будет, то и будет, зачем загадывать? Хотя я не совсем пропащий фаталист.

Живем всего раз, и умираем тоже – только один раз. Медицинский факт.

Все закончится хорошо, и нечего по этому поводу заранее нервничать. Жизнь себе отравлять. И окружающим, косвенно, тоже.

И лучше всего, искать во всем происходящем – нет, не смысл, но хотя бы какое-то развлечение.

Вот, не загадывал – а мы с тобой когда-то повстречались, а теперь пишем друг другу обидные письма. Потом с Лизочкой повстречались, и вот, – тоже не загадывал, а она лежит рядом, в постели, и улыбается:

- А ты остроумно свои похороны описываешь… Не останавливайся, пожалуйста. Пожалуйста…

Я уже и не собираюсь останавливаться. Меня уже теперь трудно остановить.

День потихоньку перетекает в вечер.

Наверное, я все-таки уснул. А когда день стал гаснуть за незашторенными окнами, проснулся испуганным. И обнаружил, что она неслышно спит, свернувшись мягким нежным калачиком, трогательно подложив руку под порозовевшую щеку.

Как она просыпается – очарование! Она просыпается чудесно, так же непосредственно, как и спала. Прижимается ко мне всем телом, и, еще пребывая в полусне, называет меня чужим именем. И совершенно не смущается этим.

Теперь ее руки отправляются в увлекательное путешествие:

- Расскажи мне еще что-нибудь…, - просит она шепотом.

Ну что же, у меня еще много есть смешных историй. И про меня самого, и про тебя, и про то, что с нами будет, радость.

- Давным-давно, в одном большом городе… в очень городе неприятном - начинаю я. Ощущая ладонями ее нежнейшие бедра…

И мне тоже наплевать на такую, не совсем уместную в идиллической картине деталь, как чужое имя. И на то, что ты сейчас где-то далеко, рядом с этим козлом…

В конце концов, я просто уверен – все будет хорошо в этом лучшем из миров.

И этому ходу событий просто не может помешать такая мелочь, как вылетевшее и растворившееся в воздухе слово.

- Итак, рассказываю я,- давным-давно, в одном большом-большом, совершенно не пригодном для житья городе...

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610270269

6. Пылкий бармен Джек.

…Да, радость моя, именно так и начинаются все сказки: давным-давно, в одном неприятном городе…

Когда-то мне хотелось и тебе рассказывать нечто подобное, милочка моя единственная.

Но сейчас, извини, мы с тобой уже совсем не так близки, чтобы рассказывать такие интимные штучки. Между нами – километры, провода, спутники, серверы и прочие железки. Не перекладывается мой нежный шепот в электронный двоичный код. Совсем – не перекладывается. Сбой системы происходит.

Видимо, система тоже как-то эмоционально реагирует.

Я просто в этом уверен, что и ты такую из квантовой физики забавную штучку знаешь: если за системой вдруг взять, да и понаблюдать, то поведение системы измениться. Из-за одного внимательного взгляда.

Прямо что-то мистическое в этом есть. Не говорю – божественное, поскольку сам матерьялист проклятый, но что-то эзотерическое – точно.

И вообще, у нас тут, на нашей лунной луне, много эзотерического наблюдается. Из области недоказуемого, а только чувственного. Я это объясняю лишь тем, что у нас тут много потенциальных клиентов обычного желтого дома проживает. С чудесными решетками на окнах. Фигурными – для радости глаз.

Но это я так, отвлекся в сторону немного. Действительность, видишь ли, часто от созерцания и медитаций довольно грубо отвлекает.

Я надеюсь, ты удовлетворилась моими доводами, почему мне сейчас Лизочка нравится больше, чем ты когда-то? Или нет?

И потом, там, за морями-океанами, вряд ли ты бы воспринимала эти сказки так, как надо их воспринимать – интимным шепотом, после любовных борений, и в маленькое розовое ушко рассказанные.

Ты бы постоянно размышляла о более приземленных вещах.

Ну, там, о кредитных карточках, о новой «мазде», что ты у своего козла выцыганила… о темнокожем бармене Джеке, который теперь к тебе периодически наведывается… об его анормальных генитальных достоинствах, которые ни в какие ворота, и, особенно, в твои, почему- то не лезут…

И так далее…

Ты и сама знаешь, лучше меня - о каких, сладенькая.

Если хочешь добрый совет, не рассчитывай, что пылкий бармен может стать твоим запасным аэродромом. Я думаю, что у него – еще с десяток таких же, как ты, посетительниц его бара отоваривается.

Кстати, я бы на твоем месте проверил бы – не гермафродит ли он?

Представляешь, какая была бы радость? Сколько удовольствий ты дополнительно могла бы получить?

... Да…

А мы тут себе тихо-мирно живем на луне, многого еще об этой жизни не знаем, и любим рассказывать Лизочке сказки на ночь. Это, надо признаться, доставляет даже личное сексуальное удовольствие. Когда все другие удовольствия уже исчерпаны до донышка.

Потому что она принимает их так, как надо. То есть, как мне хочется.

Я сначала радовался, что в Тамбове у нее такие коллизии происходят, а вот сегодня проснулся, и подумал вдруг, что ее розового ушка рядом явно не хватает. Особенно – когда оглядел свои окрестности ниже пояса. Очень что-то напряжены были эти окрестности. Просто даже – несколько чересчур.

Ты вот давеча спрашивала – что в Лизочке такого? Чем она лучше тебя?

Да хотя бы в этом. В том, что окрестности по ней скучают.

А вот по тебе они как-то все в последнее время совсем – никак. Не скучают. Просто, думаю, вредная привычка была. А теперь она постепенно умирает

Эти вредные привычки, черт их дери…

Замечаю – от знакомства с тобой образовалась и еще одна вредная привычка - молоть языком.

В прямом смысле, а не в том, о котором ты постоянно думаешь, лапочка.

Я просто уверен в том, что именно об этом ты и думаешь, и у меня даже возникает вопрос – а как твой-то козел, во время ваших искрометных соитий - удовлетворяет ли твою эту низменную похоть таким вот сладким способом?

Или – так, всухомятку, голодной и ходишь?

Или, может быть, у бармена Джека не только гениталии анормальные, но и язык – тоже?

Не подумай, что я мазохист. Обычное человеческое любопытство. Ты ж ведь неплохо знаешь нас, лунных жителей. У нас это – первейшее и любимейшее развлечение – за другими в замочную скважину подглядывать.

Некоторые, кстати, даже при этом умудряются мастурбировать. Невзирая на окружающих и случайных прохожих…

И некстати – тоже умудряются. Мастурбировать. Правда, не всегда кончить могут. Или - не туда, не в урну.

…Все же, раз уж сел за письмо к тебе, хочу с тобой поделиться, шер ами, некоторыми своими наблюдениями за нашей лунной жизнью.

Вот, скажи, конфетка, почему у нас тут хорошие обычно живут мало и нехорошо?

А беспринципные балбесы долго и счастливо?

Живут долго – почему, а? Не знаешь, случайно?

А у вас там – все наоборот, по-моему? Или тоже – также?

Я вот, что по этому поводу думаю – первые у нас - сдерживают себя.

Им говорят: туда не пойди. И сюда не пойди. А вон туда – уж особенно ходить не надо. И они и не ходят. Ни туда, ни сюда.

А уж с двумя подружками, говорят им, да зараз, да еще с такими оторвами, как мои две лесбиянки – просто абсолютно никаких сношений!

Ни в каком виде, и даже по телефону…

Они и не дружат. И не сношаются. Глупые...

С тем вот не дружи, говорят им, и пальчиком из телевизора грозят. И у этого – не занимай. И часто не занимай. И много не отдавай.

Они и не занимают.

Только у банков.

Зато – и не отдают. Так что, банки скоро просто выть начнут, кажется.

Еще – эти доброхоты советуют - много не болтай, но и хмурься в меру. И не гогочи, как жеребец, кобылу смазливую увидавший.... Хихикай себе тихо – в тряпочку. Но не гогочи! Особенно – на морозе. При минус ста семидесяти по Цельсию - губы береги. Для других надобностей. Например, лозунги в честь монарха выкрикивать.

Не кури, и даже рекламу табачную не читай. Натощак не кури. Одну две, если что – только после обеда. И на ночь не кури. И во время секса тем более - не кури. Сердце посадишь, и язву наживешь. И артрит. И невроз. И расход большой! И детей не будет.

А нашей горячо любимой отчизне – ох, как детки нужны. От отечественного производителя.

А то – все эти, да эти кругом, скоро прямо на голову нам сядут, говорят они. Из телевизора обычно.

Так что, завязывай с курением! И побыстрее.

Часто говорят - не ешь много, и мало не пей. Мяса исключи. Мало у нас отечественного мяса.

И с овощами поосторожнее, пожалуйста. А уж грибы – так вообще на помойку выкинь. Даже вешенку с шампиньонами – баночные.

Там тоже поганки встречаются.

И вообще – экономь на жратве, здоровее будешь. Родине атлеты – в самый раз. И армии нашей – тоже.

А то – с кем в поход намыливаться? На лапутянских агрессоров? Что нас просто прямо тут на луне окружили, обложили, и за горло почти что своей прекрасной жизнью взяли.

Мало не спи, но и много спать – тоже вредно для цвета лица.

И с этой, с Лизочкой, тоже вредно трахаться – дети могут быть. А Лизочка, кажется, не из наших. Хотя и из Тамбова. Ди ты сам иногда как-то на не совсем нашего смахиваешь.

Это уже мне говорят, персонально.

А с той, что вроде тебя, мое солнышко - вообще ни-ни, пусть хоть как хочется! Ты вообще теперь не наша, а ихняя.

Правда, если честно, мне с тобой и не хочется уже давно. И особенно – после того, как у тебя еще и Джек появился. Бармен, кажется.

И Любы с голым сизым животом – берегись – говорят мне персонально, и кулак показывают. Начальники, замечают вскользь, - этого не любят. Такие проблемы у тебя, дядя, будут, ну такие…

Не расхлебаешь.

Она ж полоумная. Романтичная, зараза. Только романтик может голый живот в лунный мороз вызывающе показывать. А пристанешь к ней, к животу примерзнешь – она ни весть что, в голову себе забирает... А лучше бы не в голову, а в ротик забирала. Но ротик у нее – для начальника!

А не для тебя, урод.

Так что – ни-ни, слышишь, говорят, даже не мечтай обо всем этом!

И вообще, советуют, - чаще мастурбируй у замочной скважины. Или у телевизора. Откуда пальчики грозят постоянно.

Безопасно это. И недорого. И жизнь твоя лунная наладится. Забьет ключом.

Наш стиль будет – лунный, и мораль – тоже наша, развито-феодальная.

А сейчас у тебя все это – вообще не поймешь, что такое!

И, главное, читай, больше читай! Не только на работе. Вон скока на лотках беллетристики, фантастики с детективами. Фэнтаааази! Ты вот все рвешься, говорят, в библиотеку, вместо того, чтобы двух деточек сразу отоваривать? Так вот и иди туда – читай, читай, читай… Или – на лотки обратись.

И еще, будь осторожен в высказываниях. Даже на ушко. Наш телевизор все слышит. А твой сосед – и подавно.

С этим на одном поле не гуляй, говорят, и от того хоронись – он же бандит настоящий. Или – из органов. Хоть и под дурака работает - на простого отечественного чиновника похож.

Вообще, говорят они, ходи по камушкам – как все – и не провалишься.

А уж провалишься, может, кто и вытащит!

Грех ведь руки не подать, пожать… и отпустить.

Пустячок, а все равно приятно. Послушать, как ты завопишь, дорогой.

И вот, пожалуйста, думаю я себе, наслушавшись, пойдешь после всего этого по какому-то пустяку к доктору. Спросишь: доктор это серьезно? И окажется: это ОЧЕНЬ серьезно?

Ой, беда-то какая, доктор… Медицина что, опять бессильна?…

... А вы что делаете? - говорят мне укоризненно.

Вы же просто инстинкты эксплуатируют! По полной программе!

Это кто – ваша дочка? Какая красавица? Внучка? Ха-ха…. Приемная? Ха-ха-ха…. Э, сорри…..

И почему вы, много не спите? Это ж полезно! С одной.

Но что-то у вас в дурной обычай входит – сразу с двумя, а может быть, даже и с тремя.

Нехорошо это. Не морально. Не дело. Серьезный недосып у вас, молодой человек сорока с лишним лет. Очень серьезный. И с одной, и с двумя, и с тремя. Ужасный недосып.

А что вы едите, говорят мне они из телевизора? Что жрете, спрашивается? Что бог пошлет? Так видим же, что посылает много, однако.

С утра до вечера все вам посылает, и посылает. Разнообразно и много… Очень это настораживает. Не лопните, любезный вы наш товарищ. Все вам что-то посылает. А других обижает.

Как-то это – не комильфо…

Придешь, мон шер ами, с Лизочкой в ресторан:

- Что заказывать будете? Все меню? Подряд? И сушонг? Так это ж чай…По тысяче – чашка. Хорошо – четыре сушонга. Или шесть? И пальто не надо? Там климат-контроль у вас – всех сидений – и передних и задних? Ах, эти дамы тоже – с вами? Вах, вах, вах… какие девушки!

Такие, как вы, говорят они из телевизора, как бы это сказать помягче… - все в друзьях.

И каждый норовит вам денежек подкинуть! Даже обидно, нам делается.

- Не отдадите? Ну, я и не тороплю. Потом как-нибудь. Сочтемся, когда будут.

Странно это, вы не находите? Или ваши друзья – полные дебилы?

А цвет лица какой у вас замечательный! Даром что недосып у вас с девушками хронический. Даром, что в фитнесс вы через день не ходите, и штангу – сто раз не тягаете. Даже непонятно – откуда такой цвет? Проясните, пожалуйста.

И засыпаете – как в пучину вод. Прыг – и без сновидений. Или, как по заказу – все цветное, широкоформатное, цифровое, со звуком долби диджитал.

(Хотя тут они, скажу тебе по секрету, мон шер бон-бон, заблуждаются они несколько. Сплю вообще без сновидений. Ты же в курсе...)

Таких вот, как вы, в офисе только и видели, говорят они.

– Откуда ты, приятель? С Тенерифе? И как там у вас – не очень холодно? Ага, вечное лето там… Непорядок… Ох, какой непорядок...

Порядок – это когда так, как у нас, на луне – грязь и мороз. А за ним – холод и грязь. И идиоты на елках растут, как грибы, круглогодично. Вот это - настоящий родной порядок.

У таких, как вы, замечают, похоже, никогда ничего и не чешется, не зудит и не свербит. И особенно, в голове тишина.

Да и голова-то сама у вас - какая-то особенная. Сексуально – развратная голова. Хитрая. Даром, что не квадратная. Сексуальная, что ли? Так и норовит, так и норовит к какой-нибудь барышне подкатиться.

А это – совсем неправильно.

А уж про вашу головку, молодой человек… – эту тему мы вообще обойдем стороной. Неприличная очень тема.

А ведь действительно, солнышко незакатное, я заметил: когда на прием к врачу попадаю – раз в год или в два, по какому-нибудь пустяку, странные дела творятся:

- Что, доктор, опять ничего? – спрашиваю. – Совсем? Ну, нашли бы хоть что-нибудь… Для разнообразия… Для приличия... Так-таки, и нету? Вот, странно-то…

Милочка, хочу все же твое просвещенной мнение спросить: не считаешь ли, что это все просто козни завистников? И не стоит мне к их мнению прислушиваться? Или стоит?

Как считаешь?

Я ведь тоже – завистник в душе. Завидую твоему козлу – скоро, думаю, он от тебя избавится. И свободным, как сквозняк будет.

Очень завидно - его этим новым ощущениям.

Завидую и бармену Джеку – с его половыми возможностями, да еще и с его цветом кожи, я бы таких дел наворотил, таких! Ох, как по поводу бармена завидно... Прям кусаться хочется.

Поскольку я завидую, то никому не советую мои советы выполнять. Не доведут они до добра эти советы.

Так как считаешь, радость моя – а мне их советы могут пригодиться? Прислушаться к ним, или игнорировать?

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610280111

7. ГРОБЕЦ ДВА НА ТРИ

…Я что-то нехорошо спал сегодня, моя радость. Что-то меня томило. И немного мучило.

Потом выяснилось: просто это Лизочка меня настойчиво домогается. А мне тем временем снится, будто я на морском дне лежу, почему-то. И какие-то развеселившиеся не очень к месту каракатицы меня пощипывают за разные, очень чувствительные части – и ниже, и выше пояса. И рожи при этом сексуальные строят, сладостно причмокивая. Чудной сон.

Проснулся я, и увидал, что тьма – хоть глаз выколи, и только стэндбайные огоньки всяких приборов вроде телевизора, автоответчика, и звонка горят в темноте. И даже периодически в такт дивану подпрыгивают.

Это Лизочка уже на мне сверху раскрылестилась, как наездница лихая, и попискивает:

- Какая прелесть, этот наш милый мальчик! Ох, какая прелесть! Какой он большой и твердый… Прямо до горла достает…

Хорошее наблюдение. Хотя совсем и не благая весть, а чисто грубая лесть - не достает он Лизочке снизу до горла. Если до диафрагмы только, да и то – вряд ли…

С джековыми анормальностями конкурировать, по-моему, не сможет. Тем более, что у этого самого Джека может оказаться их две сразу, этих анормальностей.

Но все же, ее наблюдение мне нравится, и лесть тоже, развеивает немного мою стандартную мужскую мнительность.

Ночью, вообще, как известно, многим в голову приходят хорошие, порой, даже немного, грустные мысли, meine Kleine. В том числе, и Лизочке. Умная она у меня девочка.

Что касается лично меня, то вот лежу, себе, участвую, и сам тоже умные мысли думаю.

А она тем временем надо мною трудится. И попискивает сладко.

Она, между прочим, вернулась, наконец, из своих странствий. Чему я даже рад, моя куртуазная. Пора было уже ей вернуться, давно пора. Без нее – просто никакой жизни в моих окрестностях. Эти две лесбийские телки, как ты прекрасно понимаешь, не в счет.

Хотя и про них я тебе потом кое-что расскажу занятное – чтобы тебе приятней мне ответные письма писать было.

Сначала про одну, потом про вторую.

Так вот Лизочка и надо мной работает, и над собой заодно с удовольствием трудится, а я тем временем размышляю о всякой всячине.

Размышляю, например, о праздниках.

И когда же они, наконец, наступят, а?

Так хочется… Хоть каких-нибудь. Хоть – Нового года, что ли?

Да, вот посчитал, а ближайшие праздники, оказывается, и не за очень уж высокими горами расположились, хотя все же еще довольно далеко лежат. Что, конечно, не очень радует. Это, кажется, будут рождественские праздники.

Хорошие праздники – не находишь?

Какое-то умиротворенные и благостные. Если по иностранным фильмам судить, и деньги в твоем кармане водятся. И козел твой на месте и при деле, и подарки тебе дарит.

И бармен Джек паранормально удовлетворяет тебя своими выдающимися достоинствами.

К слову, ты мне так и не ответила, все-таки, он – гермафродит, или просто так, прикидывается? Сколько у него достоинств, и какие они?

Вопрос прямо, как в старом фильме, помнишь – корнет, вы женщина?! Очень забавный и сексуальный вопрос.

Не могу тебе его не задать.

Да… хорошие мысли в голову приходят ночью.

Одно немного картину портит, и даже несколько смазывает, когда я думаю о рождестве - беда с этими служителями культа, правда, моя радость? Все дело они иногда насмарку пустить умеют, самые добрые праздники могут между собой перепутать.

Не способны они, эти чинуши от высокого, даже между собой договориться, когда рождество-то праздновать: то ли в ночь на 25-е, то ли на 7-е?

А я, простой лунный житель, пребываю в недоумении – а когда, все же, правильно-то будет?

Или – два раза можно?

Так не дадут же столько гулять, как пить дать. Ни за что!

Два раза – это слишком…

У вас, в Америке, наверное, такие жмоты-начальники.

И как с подарками быть?

Задвоение какое-то получается - несколько обременительное. Но если два раза разрешат гулять – тогда я согласен.

Такой вот слабый у них менеджмент получается… У служителей. Просто – никудышный менеджмент. И как генеральный их терпит, - ты не знаешь, мон ами?

Я, например, поразогнал бы всю эту команду, и набрал бы новых.

А старых даже довольствия лишил бы. В наказание за несговорчивость и душевную глухоту. За то, что всех людей в двойной расход на подарки вводят.

Однако по себе знаю, как тяжело бывает начальнику нести груз ответственности, поэтому не хотел бы оказаться на его месте. Это вообще не по мне это, кого-нибудь наказывать.

Я недавно уезжал в краткосрочную командировку на день в один маленький городок посредине лунной среднерусской возвышенности.

Между делом, пошел прогуляться по городу. И на задворках отремонтированной недавно церквушки, на местном крохотном кладбище, где, якобы, похоронены какие-то родственники великого нашего лунного поэта Александра Сергеевича Пушкина, понаблюдал за любопытной картиной.

Молодой рыжий поп лет двадцати пяти, лихо, будто Шумахер, подкативший к церкви по ямам и колдобинам на своем новом красивом лимузине, укорял могилокопателей у свежевырытой могилы:

-Эт у вас что? Эт вы что за ху@ту выкопали? Рази сия кошёлка сюда поместится? У нее один гробец два на три, козлы безрогие! И гробец за пару тысяч баксов, уроды! Перекапывай! Ща родня подъезжать начнет! Гоблины!

В яму уже набралась вода, лезть туда и расширять могилу, конечно, гробокопателям не хотелось.

- Хрен я вам чё заплачу, морды сучьи, – в сердцах приговаривал попик, не ведая, что я курю неподалеку и со смехом все это наблюдаю.

Препираться ему было совершенно некогда, и, подхватив рясу, он смешно бежал к церкви, перескакивая лужи - кого-то, очевидно, отпевать. График встреч и прощаний у него был, судя по всему, плотный. И очень доходный – если приглядеться к его лимузину.

Кстати, никакой могилки родственников поэта я там и не нашел. Скорее всего, это тоже просто рекламная легенда была – личное изобретение рыжего попика. Для улучшения посещаемости храма.

Чтобы немного повеселить и себя, и тебя: я вспомнил еще в этой же тонкой связи, как в Италии, в Риме, один наш местный лунный дурачок все приставал к итальянским сопровождающим с вопросами – а это церковь действующая? А та? И в этом храме служат? Ну надо же!... Даже трудно поверить…

Приставал он ко всем до тех пор, пока один из сопровождающих, - по виду, чистый итальянец, вдруг на отчетливом и родном русском языке негромко не сказал ему:

– Нет, дорогой, картошку там храним, му@ак!

По-моему, этот итальянец был из наших органов, не находишь?

Дуб-дубом он был итальянским, однако даже он не выдержал.

Я вдруг сейчас подумал – а может быть, моя сладость, тебе все это и не очень смешно, и наоборот даже. Я ведь тебя помню тоже как очень и исключительно трепетную особу - с точки зрения возвышенных вещей. Похожую чем-то на моих бывших жен-праведниц. Молишься, знаю, регулярно, в церковь по выходным ходишь, посты даже соблюдаешь. Как они, ненаглядные.

Вспоминаю отчетливо я, как однажды ты постилась. С каким героизмом и стоицизмом. Помнишь, как-то весной это было, по-моему? Накануне Пасхи?

Все мне говорила, что ничего, недолго осталось, всего-то еще недельку потерпеть.

- Ох, и наемся! - замечала ты, и сердито смотрела на бутерброды с сервелатом, которые я любовно приготовил для себя на завтрак.

По-моему, ты даже несколько похудела тогда. Но более тщательно, на ощупь, исследовать этот вопрос было невозможно. Ты ж у нас – девушка весьма твердая. Заниматься любовью нам было нельзя - грех. Жесткий пост у тебя был, как ты сама серьезно выразилась тогда.

Не очень мне понятным было, зачем ты тогда ко мне утром вдруг приехала? Без звонка просто так, явилась и не запылилась?

А вдруг с кем-нибудь еще у меня нос к носу столкнулась бы? Набожность набожностью, но согласись, что это – не совсем приятно тебе было бы.

Все равно, как если бы я вдруг к тебе нагрянуть без звонка решил. И твоего козла бы встретил. Или – бармена. Вот уж не хотел бы…

Но нам это, к счастью, не грозит – океан между нами, и еще целая Европа. Или – непроходимый Северный полюс.

Не знаю почему, но я до сих пор вспоминаю этот эпизод нашего героического с тобой прошлого - твоего поста. Я до этого как-то и не замечал за тобой такого целомудрия.

А тут вдруг – такое рвение? И крестик, помнится, надела. На свою чудесную грудь…

Видимо, чтобы я руки за спину убирал, подальше от твоей груди, вооруженной крестиком.

Видишь, как ранят мужскую душу такие пустяшные детали… Как осколки гранаты сидят где-то около сердца, и периодически дают о себе знать. Сделать инфаркт, или подождать немного?

Вот как все это долго помнится – а зачем, непонятно. Почему чердак загромождает?

Я полагаю, против меня, очевидно, этот крестик был направлен. Как в фильмах про вампиров – там все от нечисти крестами отмахиваются. Обидно.

Правда, не всегда и не всем это помогает. Особенно, когда такой, вроде меня, на твою красивую грудь смотрит, и глазами прямо обцеловывает. Или еще что-нибудь глазами делает. Вроде твоего бармена.

Теперь, по прошествии энного количества времени, понимаю, зачем ты себя так мучила. За пасхой надвигалось лето, а ты хотела похудеть немного, вот и решила постом лишний вес сбросить. Чтобы побольше всяких местных джеков на тебя глазело и облизывалось.

Дельно, конечно, но, сегодня столько более безвредных способов похудеть изобретено – помимо поста. Хоть залейся – огромное количество способов. Включая интенсивные занятия любовью.

До изнеможения и до полного расслабления.

Весь лишний вес – как рукой снимает, проверенно.

Я вот например, за последнее время знакомства с Лизочкой – столько лишних килограммов сбросил! Целых один или даже полтора! И совершенно постом при этом не увлекался.

Между прочим, любовь и от излишнего кровяного давления тоже помогает. Приятное – с полезным. Гипертоникам снижает, гипотоникам – добавляет.

Это ты можешь смело своему козлу передать.

А вот бармену – не надо, не передавай, пожалуйста. Мне кажется, у него с давлением все еще в порядке. При такой его интенсивности и анормальности.

... Да, тверда ты была тогда, лапка, – никакой любви и бутербродов с колбасой в пост. Боже упаси… Даже и не мечтай, дорогой.

Поцеловаться по-пионэрски с тобой можно было, а по-комсомольски уже нет. Если уж мне так захочется поцеловаться с кем-нибудь по-комсомольски, или по-французски, или еще как-нибудь - я могу это в другом месте сделать, говорила ты. Богатая у меня телефонная книжка в мобильнике, можно подобрать себе из нее что-нибудь более языческое. И по вкусу.

Даже сейчас мне немного обидно, как ты нехорошо обо мне думала.

Но ладно, я не в претензии, и уважаю чужие чувства. И дело-то уже прошлое.

Помнится, по дурацкой своей привычке, я тогда тоже не удержался.

И посоветовал тебе сзади, туда, где у тебя были две очаровательные ямочки над попкой вдоль позвоночника, как раз между ними, какую-нибудь татуировочку защитную сделать.

Вроде оберега.

На этом сладкое место крестик же не привесишь. И нехорошо, и не удержится.

А татуировочку от меня, злодея, уберечься – в самый раз.

Одни девушки там змей, скорпионов и прочую китайскую или готическую нечисть татуируют, а ты себе пусть что-нибудь строгое и охранное, вроде крестика вытатуируй. От соблазна сохраняться.

Уж очень твоя попочка-сладкоежка мужские ласки любит, и никак от этого даже с помощью высокой твоей моральности не спастись - без крестика.

Что с ней поделаешь, с эрогенной этой зоной? Против матери-природы ничего не попишешь.

Вот теперь меня интересует – а ты там заимела татуированный крестик между ямочками? Или нет?

Кстати, как твоя бабочка на правой упругой половинке попки поживает? Бабочку и сейчас можно закрасить как-нибудь, а вот охранное что-нибудь такое - надо тебе сделать обязательно.

А можно и бабочку оставить – не думаю, что это какое-нибудь сатанинское создание, и совсем уж лишним там будет.

Вспоминаю я, ты тогда разобиделась:

- Что ты все ехидничаешь? Что ты все издеваешься? Тебе что, просто так меня увидеть не хочется? Только в постели, да?

Что на это скажешь? Ровным счетом – ничего хорошего, и ничего для тебя утешительного не скажешь. И тогда. И сейчас.

Сейчас мне тебя даже и в постели видеть не хочется. Совсем.

Так что, прости, если что не так. Ты же знаешь, мон петит, что со мной действительно трудно бывает. Уж больно я не сдержанный. А на язык – вообще совсем не сдержан. На другие части тела, впрочем, – тоже.

Нельзя, например, со мной на свадьбы ходить. Свадьба просто расстроиться может.

И на похороны тоже – не стоит.

Вспоминаю, на одних похоронах… Да-да, вспомнил даже – на каких. На похоронах твоего дедушки, кажется…Эх, лучше не вспоминать - как я присутствующих невольно рассмешил. Ты совсем разобидишься. Дедушка, все же… Хоть и троюродный.

Да… Неловко вышло. Очень даже – неловко.

Но, будь объективной - покойный дедушка, как мне кажется, тоже от души повеселился. Я уверен, если бы я на месте покойника оказался, я бы лично все это одобрил. Лучше пусть смеются и развлекаются, чем горюют безутешно и бесперспективно.

Наследства этот дедушка тебе не оставил никакого, одни долги передал вроде неоплаченного за несколько лет счета за комнату в коммуналке, и безо всякого завещания. А комната вообще была – служебная, и в доход государству отошла.

И сам он, по твоим же рассказам, при жизни не подарком был. Пять жен, и все с детями от него. И все тоже чего-то требуют.

Почему бы было не развлечь людей, которые от такого подарка избавились?

... Я надеюсь, что не очень все же оскорбляю твои религиозные чувства, моя крошка, рассуждая о бабочках на твоей целомудренной попочке и веселых похоронах твоего дедушки, мир его праху.

Если что-то неприятно – так ты сразу напиши, и я умолкну. Нас тут как раз к этому молчанию опять приучают, и я уже многое заново освоил.

Нынче ведь так у нас на лунной поверхности - чего в простоте не скажешь, оскорблением могут посчитать. В нашем – замечательном светском государстве.

И пойдешь под суд, как миленький. На потребу смеющейся публике.

Это тебе уже не в постели с девушкой развлекаться или на кухне по поводу «дала-не-дала» пикироваться – а целое уголовное дело.

Вспоминаю, вон, ведь, недавно скандал-то какой был!

Какие-то наши лунные свободомыслы взяли, и известные карикатуры на какого-то небесного деятеля откуда-то и перепечатали.

А их тут же и закрыли. Хотя карикатуры – даже не про нашего, даже, не про православного.

Интересно, мон шер бон-бон, что даже в доисторическое феодальное время с этими вопросами как-то полегче было.

Мы тут все атеистами в ту пору были! И если чем-то не тем сильно интересуешься, сразу - вопрос закрыт на корню. Или - на партсобрание изволь. И партбилет, если есть – на стол. Или еще куда-нибудь изволь. Откуда порой обратно домой долго не возвращаются.

Хочешь все же верить – молись себе там где-нибудь, в укромном месте. И ни с кем, ничем, ни-ни, тем более - в пост!

А теперь что, мое солнышко?

Теперь я опять даже про крестик и бабочку на твоей очаровательной попочке рассуждаю с оглядкой на дверь: а не постучат ли люди в темных костюмах. Санитары, так сказать, феодальных наших лунных угодий.

Наблюдаю также, как главный ихний коммунистический пастырь, атеист по определению – просто и не мыслит себя без стояния в церкви по праздникам. Перед телекамерами. Да и не он один…

Скажи об этом кому-нибудь лет двадцать назад – не просто бы не поверили, а сразу бы куда-нибудь бы и вызвали. Да еще и срок бы припаяли – за клевету. На идеологию и идеологов.

Их там много сейчас стоит - из прошлых, атеистов убежденных... А лица-то какие – смиренно грустные.

Мне, лично – все понятно. И я их не осуждаю. Это у них бизнес теперь такой. Зачем же клиентов так просто терять? Часик, другой, помучался, ладана до одурения нанюхался – и паства в восторге.

И не страшит их, что будут за это где-то там вечно гореть. В гигиене огненной. Правда, в неплохой компании. Но все же – гореть.

Хотя, странно это как-то – вечно гореть. Даже солнце – и то не вечно. Водород весь выгорит, и оно погаснет. Как тут просто так – взять и поверить? Если житейский опыт прямо противоположное подсказывает?

Видишь, моя прелестница, какие странные мысли в башку среди ночи лезут?

Пока Лизочка моя надо мной причитает и трудится. Подскакивает, и руки заламывает.

А еще у меня вдруг стихи стали складываться, и даже почти песня оформилась. Немного грустная. Почти до слез.

А Лизочка все гнет свое. Руки заламывает, лицо закрывает, и даже за щеки хватается, будто зубы заболели. Будто даже немножко стыдится своей страсти.

Хорошо-то как…

Может быть, взять и запеть? Как ты думаешь, моя радость – это уместно будет, или Лизочка не поймет?

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2610290301

8. ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

…Вспомнил, милочка, как тут я тебе излагал про то, что мне вдруг под Лизочкой ночью запеть захотелось. Песня вдруг сложилась, понимаешь ли. И вообще, так хорошо стало, ну так хорошо… Рифмы прямо – одна в одну, одна в одну входили, как одинаковые ложки в столовом наборе, в коробку уложенные. Такие – чеканные, мельхиоровые.

И все это - прямо накануне всплеска моего, готовящегося к брызгам и фейерверкам фонтана.

Ну, ты же понимаешь, о чем я?

И слова там, в песне, были какие-то простые, но славные… В общем, все слова целиком почти сейчас уже не вспомню, но один, сочинившийся вдруг под такой внезапной ночной Лизочкой куплет, запомнился:

«Пионэры, комсомольцы и партейный наш народ

За деревней, у околицы, песни звонкие поет…

В хороводе девки кружатся, с ними парни в орденах -

Хорошо ребятам служится, в нашей армии рядах…

Горизонты нам поставлены и прозрачны, и легки…»

Каково тебе, а? Такую песню в кульминационный момент любовной неги услышать?

Как бы она напряженные уже чувства подхлестнула! А? Особенно, насчет поставленных горизонтов?

Понимаешь ли, я даже ощутил, что если бы я вдруг захотел, я бы мог стать великим лунным пролетарским поэтом. В свое время, конечно. Как пить дать, стал бы им. Как какой-нибудь Горький. Или Сладкий. Или даже Соленый с Бедным…

Вот, что, детка, с человеком настоящее чувство делает. Вот, что такое любовь, да еще и на сексуальной почве замешанная.

Что, не находишь?

А я вот – нахожу!

Можешь меня даже в этом и не переубеждать, моя аппетитная конфетка.

Жаль, все это той же ночью как приплыло, так и сплыло куда-то. И больше пока не проявлялось. Искренне недоумеваю.

А вот до этого я как-то за собой склонности к песенному творчеству не замечал. И стихи никогда не писал. Ну, если только в пубертатном возрасте. На почве несчастной любви. Типа: «коровки в поле, солнышко – на небе, а она взяла, и не дала, целочка этакая…ненормальная»

Не Пушкин – явно. И не Лермонтов.

А тут вот – вдруг прорвало. Почище, чем у признанных поэтов - заплескалось прямо в душе под ложечкой.

И где – раньше-то все это было? Где отсиживалось?

Эх… Если бы раньше заплескалось, моими томами библиотеки были бы уставлены.

Вот честное слово, благородное.

Проведешь рукой по полке – а там одни мои корешки, немного пыльные.

А деньжищ бы скока заработал бы… Просто – не счесть…

И вообще…

Слава бы пришла.

Но вот, пряталось где-то… А потом и вылезло не очень даже и к месту, и не очень, по-моему, вовремя. Точно – не вовремя.

Все здесь вообще, как всегда у нас – и не к месту, и не вовремя. Как в какой-то лесной школе для дебилов – завтрак получите в ужин, а обед – вообще на сегодня не планируется.

Что это за песни ночью - при минус 170 по Цельсию? Под девушкой горячей, как неприрученная газель?

(Кстати, не надо, милочка, мою Лизочку путать с маршрутным такси).

Знаешь, мон шер бон-бон, прямо у меня рот тогда открылся – загорланить, и заголосить…

Но потом - так же, как открылся, он же точно так же и закрылся.

Зато язык - высунулся.

Потому что Лизочка - для своего волшебного певучего окончания, пересела мне на грудь, и подставилась так, чтобы ей сладко-сладко стало. Посредством моего языка.

Любит она такую волшебную финальную ноту устроить. И позу иногда любит принять - на моей поросшей груди.

Да и я, собственно, не против был. Она ведь тоже очень сладкая, с некоторой пикантной кислинкой. Как изысканное пирожное.

Между прочим – и у меня уже тогда и горячее чувство снизу подступило и налынуло! Просто, как цветомузыкальный фонтан в парке Горького - и забило, хотя и не слишком уж густо! Как-то она острый этот момент подгадала, чтобы быстро ко мне на грудь передвинуться – для финального нашего дуэта.

Пришлось мне походную песню отставить. Чего для малышки не сделаешь, правда?

И моя ночная песня в груди застряла… Придавленная очаровательной Лизочкиной попкой.

Я утешаюсь тем, что, если душа поет – то эту песню не задушишь, и не убьешь…

Даже вот такими сексуальными изысками. Все равно опять вылезет.

Я вот себе думаю – не сменить ли в дальнейшем профессию? Не заняться ли всерьез литературой. Поэзией?

Такие вот чудные дела происходят, а ты вот нудно жалуешься мне на свою жизнь, моя сладкая…

С чего бы? И кому – мне?

А почему, собственно, возникает резонный вопрос, не своему козлу? Или ты считаешь, что мы остались с тобой близкими друзьями? Или - у тебя некому больше пожаловаться?

Поплачься Джеку, например, а? Или он по-английски не очень петрит?

Хотя, забыл, он-то, как раз, петрит, пока почти трезвый, а ты вот – еще вопрос, насколько петрить научилась…

А вообще, я подумал на досуге, - ладно, жалуйся на здоровье…

Это, если откровенно, тешит мое самолюбие. И приятно щекочет позвоночник.

Как будто красотка-мулатка делает мне эротический массаж. Я на животе лежу, она села на меня сзади своей упругой попкой, и делает. Вдумчиво так и расслабленно, и попкой по моей спине и попе нежно елозит. Сама возбуждаясь, влажная.

Хорошо, черт подери – кто понимает, конечно. Пальцы у нее – очень чувственные. В самую душу проникают… И даже как-то снизу пробирает. Прямо на дыбы встать хочется.

И встается.

Ну, тебе это вряд ли доступно. Ты так – точно не умеешь. Цвет кожи у тебя не тот. Подзагореть тебе стоило бы. Съездить куда-нибудь в Майами, и подзагореть. Тогда и массаж эротический тебе даваться будет.

Да и не для маленьких мой рассказ, мон петит, – про этот сеанс массажа, переходящего в полный восторг и душевное благорасположение.

…А вот ты все нудишь о том, что разлюбезный бармен Джек расхерачил твою новую шестую «мазду» в пьяном виде – о целый толстый фонарный столб…

Столб выдержал, «мазда» - нет.

Могу себе представить эту картину. И выражение лица твоего козла – тоже могу себе представить. Очень живо.

Особенно, когда он, твой козел, узнал, что столб выдержал, и даже не погнулся, а вот «мазда» – увы… Погнулась, да еще как. В пух и прах. Обхватив столб капотом.

А уж что у него с физиономией сделалось, когда он выяснил, какая, к тому же, пьяная сволочь за рулем сидела… Фиолетовая от алкоголя и разврата…

Картина, думаю, достойная кисти Гойи. На "Sotbi's", за миллион, не меньше, продавалась бы. Если бы кто-нибудь взялся ее написать. Под тревиальным названием - "Фиолетовый ужас, летящий на крыльях ночи".

А когда вы выбрались из этих обломков, пишешь ты, то пролетающая мимо по своим надобностям птичка типа вороны наделала на вас своих неприятных делов. И на тебя, и на твоего любимого бармена. Видно, с птичьего перепугу - от такой ужасной картины дорожного крушения на пути своего следования. Подумала, видно – нехорошая примета.

Если бы с вами был твой козел, она бы и на него наделала – это точно. Хорошо, что его не было, и он остался чистым и сухим. Иначе, это не добавило бы ему настроения. Говорю тебе это, как почти родной. В прошлом, естественно.

Я вообще-то думаю, твоему фиолетовому любимцу теперь не поздоровится. Твой козел у нас – мужчина мускулистый. Даром, что не очень молодой, и даже не слишком габаритный.

Но уж по рогам Джеку выписать может – судя по Джековым дамским манерам. И другим женоподобным его закидонам.

Не боец этот самый Джек – судя по твоим его восторженным описаниям.

Не допусти, пожалуйста, окончательного джекового смертоубийства, моя прелестница.

Как-то этот бармен немного разнообразит твою жизнь – не находишь? Да и мне он уже почти каким-то близким стал. Без него прямо как-то мне уже и скучно. Хотя я его давно терпеть не могу – не знаю уж, почему? Может быть – потому что он врет направо и налево?

Пусть твой козел фишку, конечно, ему начистит, но все же, не так, чтобы до безобразия.

Так что, как видишь, в целом - очень хорошо, что птичка и его, твоего козла, не облила.

Впрочем, как я понимаю, тебя все это не очень-то обеспокоило, и даже слегка обрадовало. Ты утверждаешь, это даже и к счастью, когда ворона кого-нибудь неделикатно обделает.

Что это – к деньгам, вообще-то.

Во всяком случае, так американцы считают, говоришь ты.

Когда происходят такие вот случаи, - как с данной испуганной птичкой, по-моему, это уже и есть прибывшее немедленно счастье. Стоит радоваться хотя бы тому, что вы так легко отделались.

Ведь хорошо же, в конце концов, что по небу коровы не летают, правда, а только вороны и прочая мелочь? А то, представляешь, что могло произойти, если бы вместо птички над вами пролетала целая коровка? Массой в полтонны?

Согласна?

Только вообрази себе только эту феерическую картину! Я думаю, и «мазде» разбитой чуток от коровки перепало бы. Может быть, даже и ни в чем не повинному столбу тоже бы досталось.

Так зачем же тут другого какого-то мифического счастья ждать и искать?

Или, все же, ты не очень согласна со мной?

Пусть себе – коровки массивные над головами летают, и налево и направо гадят?

А мы, зато, после них утремся, и денег подождем - и мешками россыпью, и в купюрах?

Так, да?

Не знаю, не знаю, каких денег тебе теперь от страховщиков ждать…

По-моему, если пьяным садишься за рулем, то никаких денег от страховщиков не получишь, можно даже и не мечтать об этом. Хоть бы даже две или три птички сразу на тебя постарались. Синички, вороны, орлы или даже целые коровы. Ничего не поможет.

Во всяком случае, так у нас тут, на луне.

Думаю, и у вас страховщики ведут себя также скупо и мелочно.

Еще, пишешь ты мне, - и, по-моему, даже раздраженно несколько, – оказалось, что бармен Джек, почему-то уже и не гермафродит.

Хотя поначалу был очень на него похож - со своими анормальными достоинствами. И зазывными речами.

Оказалось, что он - обычный периодический импотент. Причем, в самый неподходящий, с твоей точки зрения, момент.

После того, как его отпустили из полиции под твой залог, он даже срочно любовью не захотел позаниматься с тобой, как ты это любишь - в твоем нервном ажиотаже и любовной горячке. Не отходя, так сказать, от кассы. На заднем сидении… Напротив вывески «Police Department».

Или прямо в сортире того же police department, откуда ты бармена вызволяла. Для полноты ощущений.

И птичкины дела с себя стирать бармен тоже так и не стал, а сразу - прямо в белых птичьих погонах, как на пожар, - понесся смотреть, не ограбили ли бар в его отсутствие.

Потому что, когда вы поехали кататься пьяными на твоей новенькой «мазде», он оставил бар почему-то открытым. Ну разве так можно делать?

Я тебе сочувствую, и просто где-то даже потрясен, как все это у вас разрешилось... Ах, как славно, моя золотая кошечка, что бар не ограбили… Какие у вас честные, все-таки, люди вокруг живут.

Точнее, ограбили, но чуть-чуть совсем… Что, как бы даже, и не считается.

Наличку унесли, и пару красивых бутылок какой-то дряни вроде абсента слямзили. Да пару высоких стаканов.

Разве это считается ограблением?

Сочувствую и немного поздравляю с багополучным исходом.

А ты, к слову, никогда не пила абсент, моя сладкая?

И не советую.

Воды нальешь в него – он как молоко становится, и после двух рюмок хочется запеть и заплясать на проезжей части. От изжоги.

Не, не так, как мне под Лизочкой от восторга – а именно, что - от изжоги.

Кстати, когда вы поехали кататься, он, бармен, случайно, не абсент ли пил? Может быть, у него изжога наступила, и поэтому он в столб въехал?

А еще, мне искренне жаль, что твой приятель Джек оказался не гермафродитом… Ужасно тебе и по этому поводу сочувствую. Прямо, положа руку на то место, где у меня должно быть сердце. Хотя, когда кладу туда руку, не слышу, стучит ли? Или там его вообще нет, как ты раньше и замечала. Когда мы поближе знакомы были.

Может быть, размышляю я, прислушиваясь к собственному сердцу, ты не там, или не так его, бармена, осматривала? Не проверила его до конца, что у него там, снизу, и как все это у него устроено? Глазки крепко закрывала, когда губками работала?

И как же его девки, кстати? Которые от него были в восторге – именно из-за его паранормальных свойств? Или – все это дешевый фиолетовый пи-ар?

Что-то тут совсем не так.

Жаль, что ты далеко. Я бы помог тебе найти специалиста по данной части – по части гинекологических и урологических осмотров. Хороших, грамотных. За небольшие деньги.

Беспокоюсь при этом - не хватало бы еще, чтобы Джек, вдобавок, оказался еще и голубым джентльменом. Причем, пассивным. Которые любят попой кверху лежать, или карамельки посасывать, и по сортирам, по сортирам с мальчиками обтираться.

Я очень-очень за тебя переживаю, котеночек. Не водись ты так тесно с такой нехорошей компанией, вроде Джека. Что, тебе твоего козла, что ли, мало? Держи Джека на дистанции. Так, для непринужденного развлечения.

Если теперь есть - что держать и за что держаться, после разборок козла с твоим любезным барменом.

Какой же это джентльмен, этот самый твой Джек, если пьет за рулем, да и без руля тоже абсент керосинит, да еще и ширяется к месту, и не к месту.

А как наширяется под завязку, хочет в женское белье переодеться…

И, наверное, переодевается. Разве тебя это возбуждает? У тебя что – своего белья не хватает?

Нет, совсем он не джентльмен, и зря ты его из полиции выкупила. Лучше бы он там, за решеткой до суда посидел бы. В назидание. Очень это исправляет – всякие дурные наклонности, вроде переодевания. В теплой и тесной мужской компании за решеткой.

Но это уж я так – просто немного злобствую.

Чтобы немного тебя утешить - и у нас тут жизнь… эх… ну что это за жизнь тут у нас… Словами не передать. Только коровьим мычанием. И пощелкиванием пальцами в холодеющем к зиме воздухе. Так прямо и хочется пощелкать: прекрасна и удивительна она. Эта самая лунная жизнь.

Уже полную грязь с неубранными листьями месим, и ждем холод, и я уже колеса поменял, и теперь меня жаба душит, когда эти шипастые колеса скребут по асфальту. Все же каждое колесо – в круглую сумму вышло. Ужас. как шипы жалко.

А умный градоначальник вообще грозиться налог на шипы ввести – будто они дороги портят. С которых все, что можно украдено, и потому они моментально портятся. А виноваты в этом – шипы, оказывается.

Мудро, правда?

Еще жаба душит, что серия моего номера на машине не «екх» – как у гэбистов, или не «мр», как у мусоров. И поэтому каждая голодная собака в форме норовит на дороге остановить и что-нибудь с тебя слупить, вроде штрафа себе в карман. Или, хотя бы, поизмываться над тобой вдоволь.

А вот этих, с этими сериями номеров – никогда тебя не остановят. Это у них, у «наших», так сказать – как тайный знак у масонов.

Не тронь этого господинчика, даже если он нарушает и рожа у него – как у вылитого бандита! Не моги! Масон он, свой! Из гэбэ. Или из милиции. Или еще откуда-нить, столь же невнятного, но своего, кланового.

Пожалуй что с такими номерами к тебе пристанут только если уж ты прямо на какого-нибудь отъевшегося на штрафах пузатенького гаишника наедешь. И раздавишь его, будто свежего тараканчика.

Да и то, думаю – не из-за всякого простого раздавленного гаишника останавливать будут.

На какого-нибудь плюгавенького сержантика, полагаю, даже можно с такими сериями и наехать безнаказанно, для разнообразия жизни.

И ничего тебе не будет, даже, наверное, и не погонятся за тобой.

В конце-то концов, не велика беда… Одним сержантиком больше, другим меньше. А господинчик-то за рулем – он у нас один такой. Сам начальник собственноручно одобрил ему эту волшебную тайную серию выдать. Значит, и не замай!

Рассуждаю, мой маленький дружок, - как говаривали в детских постановках по антикварному уже теперь проводному радио на кухне, - о гаишниках, и хочу попутно поделиться с тобой своим большим пребольшим открытием! За которое, по-моему, положено было бы мне выдать Нобелевскую премию. Если, конечно, шведам не жалко…

А может быть, что-нибудь и от Ватикана чуть-чуть…на бедность. Или от отечественного центрального офиса… Лунного.

Хотя тут манагеры явно поприжимистее по отношению к ватикановым.

Хоть и с бородами почти все поголовно.

Но я ж тебе уже рассказывал про рыжего магнагера у провинциальной церквушки.

Я, конечно, претендую на нобелевскую. Но при этом понимаю свою малость и их, шведов, скупость.

Это как раз про меня можно сказать: съест-то он съест, да кто ж ему дасть?… букашке лунной. Почти и в микроскоп невидимой.

Знаю твою высоконабожную натуру - о чем, кстати, писал тебе в предыдущем послании, и думаю, тебя мое последнее теологическое открытие очень порадует. Можешь с радостью сообщить о нем и своему козлу, и даже бармену Джеку.

Так вот, о моем открытии.

Буквально на днях я проверил основополагающее утверждение святых книг о том, что вначале было слово. Спешу поделиться с тобой доказательством истинности этого утверждения. Чтобы и ты могла возликовать. И сообщить об этом моем теологическом открытии миру. И Джеку с козлом – тоже. Это - обязательно, мой птенчик!

Стоял я тут как-то в пробке, в пятницу вечером. И размышлял о бренности бытия, и тщетности усилий. И о том, как жаль, что нет рядом в это вечерний час дружеской ручки моей ненаглядной Лизочки, или еще какой-нибудь сладкой выдры вроде моих языкастых лесбиянок. Чтобы утешить меня, расстегнув, как бы невзначай этой ручкой молнию на моих джинсах.

На зависть угрюмым соседям, томящимся рядом за тонированными стеклами.

Очень бы это мена развлекло. Даже можно было бы в пробке и еще часик постоять. Особенно, если бы не только ручки в ход пошли.

И вот, когда я понял, что суждено мне здесь в пятницу вечером и погибнуть, какой-то бесенок нашептал мне в ухо – развернись, и поезжай-ка ты через МКАД. Все одно, быстрее до дома доберешься. Никого же на встречной полосе нет. А что две сплошных полосы тут в этом месте – так кто увидит? Кому ты, бедный помешаешь? Разворачивайся, и ни в чем себе не отказывай. Тем более, что и на МКАДе такая же пробка…

И так он убедительно мне в ухо шепелявил, и так я уже изнылся в этой пробке, что плюнул я на то, что буквенные серии моего номера не масонские, не «кхе» как у гэбиста, и не «мр» как у неизвестно кого, и вообще, что не люблю я лунные законы нарушать…

В общем, взял, и развернулся.

А из-за моей спины, из той же замечательной пробки, будто коршун, вдруг вынырнула патрульная сволочь, включила всю свою люстру на крыше, и пошла мне наперерез, завыв от восторга на всю ивановскую.

Чтобы не утомлять тебя рассказом о том, что потом происходило в патрульной машине, куда меня вежливо, по имени отчеству, пригласили, скажу только, что приблизительно через полчаса я оказался в одиночестве в своей машине на пустой встречной полосе. Без прав, зато с коряво заполненным неграмотной рукой протоколом. И запуганный до полусмерти перспективой лишения этих самых прав на полгода и штрафом в полтыщи наших лунных рублей.

Вот оно, горе горькое для настоящего джигита – расстаться с конем. Хотел я этому бесенку, что сладко шептал мне в ухо похабные предложения, рожу намылить – да ищи-свищи ветра в поле. Его, естественно, и след давно простыл. А самому себе рожу мылить - много ли в этом проку?

Слава богу, мон шер, оказался у меня на работе один знакомый господин, который только захихикал, слушая мой рассказ. А потом заметил:

- Ладно, джигит, беги пока в магазин. А то что-то трубы у меня горят вторые сутки.

И взялся за телефон:

- Семен Семеныч, здрасьте. Как ваше драгоценное? А супруги? Ах, нет уже супруги? Замечательно. На отдыхе… Значит, сегодня ждать в баньке? Ну да, по известному нам адресу. Ну да, в комплекте прибуду, с тремями. Управимся… Я вас знаю как истинного бойца и старого комбрига. По Перекопу, хи-хи... Тут, кстати, ваши человечка одного обидели. Как бы ему помочь? МРЭО какое?

И уже мне:

- А в какое МРЭО сказали явиться? А твоя фамилия-то - как? Чудная...

Нет, напрасно, солнце мое, сомневался я в силе слова и в мудрости книг.

Напрасно мучился вопросом, что было вначале. Слово или дело? Курица или яйцо? Или вместе оба сразу? Да и ты, зная твою набожность – тоже, думаю, извелась, что же вначале-то, все-таки, было. А?

Возвести миру, пожалуйста, о моем великом открытии и подтверждении совершенно медицинского факта – вначале было слово!

И неважно даже какое, пусть даже и по телефону.

Потому что права мне вернули без звука в тот же день. И протоколы порвали, на моих глазах – в комнате, заваленной картонными коробками с отнятыми правами и подколотыми к ним уже заранее готовыми постановлениями мировых судей о лишении... Поражении в правах, так сказать - по нашему, коммунистическому, феодальному.

Скажи, мон петит, разве не вправе я претендовать, хотя бы, на нобелевскую?

За такое свое открытие?

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2611040077

9. «Бентли» под заказ.

Продолжение.

Начало:

Понимаю твое безутешное горе, дружок – по поводу раздолбанной «мазды». Не подлежащей восстановлению. По американским меркам, конечно.

У нас тут, на луне – запросто восстанавливают все. Из двух машин легко делают одну. И даже из трех и четырех – тоже одну, иногда и две, если детали остаются. Сваривают вместе зад и перед, и все остальное. Даже от самых разных автомобилей.

И ничего получается, надо тебе сказать. Никогда не поймешь, из чего сделано. Блестит, и слава богу.

Продают – как почти новые.

Только, как бы, с небольшим, легким пробегом.

И обязательно подчеркивают – с пробегом за рубежом моей неотвязно любимой лунной отчизны.

Покупают их, между прочим – тоже с большим удовольствием. Магически действует, все-таки, фраза – «с пробегом вне луны». Или, «без пробега по луне».

И выглядит дорого и сердито. И стоит соответственно.

Видишь, как тут много таких же, как и я, горючих поклонников любимой отчизны и ее зеркальных дорог.

А также много чего другого.

Сегодня, проезжая по Волоколамке, как раз наблюдал за такими любителями-поклонниками дорогих машин, собранных в гараже у дяди Васи.

Очень здорово смотрелись, между прочим. Такие все южные, плечистые.

Истинные россияне-лунатики. Любители дорогой автоэкзотики. Вроде «бентли» с «ломборгини».

Видимо, кому-то из них, такому вот - с бейсбольной битой в руках, собранный автомобильчик и достался. Типа «бентли» - «без пробега по луне». На котором наследный принц одного из престолов с девками по кабакам катался. Собранный из пары битых волг и одной древней «мицубиши». А потом вдруг прямо в движении, на шоссе, взял, и по швам развалился. Да еще и надвое переломился. Одна часть вперед поехала. Вторая задних пассажиров прямо на дорогу высадила.

И пришлось нашим джигитам в погоню за продавцом пускаться.

Не обращая на идущие автомобили, гонялись эти лунатики друг за другом, размахивая битами. Попутно, стукая и проезжающих мимо, которые им мешали весело и весьма спортивно по шоссе скакать.

Кому по капоту попало, кому по стеклу: а ты не останавливайся, сволочь, когда джигиты разговаривают.

Прямо – как в вашем Чикаго, будь оно неладно.

Или в Гарлеме.

Даже «скорая», спешившая куда-то, остановилась, и доктор-идиот из окна поинтересовался – не требуется ли кому тут уже неотложная помощь? «Скорая» может подвезти - до ближайшей реанимации.

Балбес он какой-то, этот доктор, правда? Чего к людям приставать, которые серьезным делом заняты?

В общем, и ему тоже битой досталось, и кузову «скорой» – весьма звонко перепало… Никакие красные кресты на бортах не уберегли любопытного доктора.

…А в целом, я тебе немного сочувствую тебе. Самую малость – но искренне.

Подумай, кстати, пожалуйста, над этим бизнесом, между прочим: из двух, трех, четырех машин констролить одну. И писать в объявлениях – «Без пробега по США», и продавать фиолетовым друзьям, живущим, как у нас тут говорят и пишут, в картонных коробках в нигро-тауне.

По-моему, у вас там еще до этого бизнеса не додумались. Хотя уже и научились бензин водой и кизяками разбавлять.

Очень неплохой бизнес, кажется.

Если вовремя смыться от покупателей.

Я тебе еще один бизнес могу посоветовать, которого у вас в Америке нет, надо полагать.

Но об этом - чуть попозже.

А пока, между прочим, вот хотел тебя спросить: а твой Джек-бармен, он что, тоже в картонных коробках живет. На окраине Нью-Йорка? В Гарлеме?

Мне почему-то кажется, что нет. И что это все – фантазии нашего лунного телевидения и активистов-партейцев первопечатников.

Которые уж и не знают, как еще зад монарху полизать – с какой стороны.

Вообще, по-моему, они последнее время частенько путают ваших фиолетовых друзей с нашими же среднеазиатскими или белорусскими гастарбайтерами.

Или с отечественными бомжиками, тоже уже от наступившего холода фиолетовыми. Которых у нас по помойкам, или в метро - час от часу становится все больше и больше.

А сами они, пропагандисты, при этом, час от часу становятся все толще и круглее. Про ужасы заграничной жизни рассказывая. И прелести нашей лунной жизни описывая. И подвиги градоначальников и монархов нам преподнося.

А может быть, и не путают вовсе они ничего – а просто, монаршая установка у них такая?

Хочешь кругленьким быть, изволь исполнять!

Хочешь в бомжики перейти, не изволь исполнять, мон ами!

Ходи голодным. Холодным.

И периодически сизым от пьянства и плохого алкоголя.

…А к машине, замечу тебе, иногда действительно привязываешься больше, чем к человеку, знаю это по себе. Странно, однако, но - факт. Проверенный. Железо-железом, а точно любимая женщина.

Но не жена, естественно, не подумай ничего плохого.

С машиной бывает иногда гораздо больше событий и ощущений связано, чем с иным человеком.

Особенно – с женой.

В широком смысле.

Вот я, лично, не большой любитель автомобильной эротики, любви или секса, но и у меня тоже кое-что на заднем сидении случалось волшебное. Вроде непредусмотренной пылкой любви.

Да и на переднем – тоже бывало.

Вспоминаю даже, что и тебе однажды удалось поработать ротиком, сидя на переднем сидении моего автомобиля, справа, сбоку от меня.

Когда на тебя вдруг какая-то сексуально-эротическая фантазия наехала.

Да, помню, это происходило так, что ты свою не очень длинную шейку едва не вывихнула. Если бы я тебя за волосики не придерживал, и за подбородочек. Точно бы вывихнула, уж больно ты активна была. Прямо, горела вся.

А рычаг переключения передач, который тебя вдруг так возбудил, и который ты периодически очень сексуально облизывала и покусывала, все же немного мешал таинственному нашему плаванию. В грудь тебе он слегка упирался, когда ты ко мне через него все дотягивалась. Из-за моих не самых выдающихся размеров, прости уж. Не сравнимых, конечно, с джековыми.

Но, кажется, даже несмотря на это, ты была довольна.

Как говорится в народе – мал золотник, да дорог. Дело свое он знал. А ты – свое тоже умела делать.

А вместе у вас – неплохо получалось.

Мне кажется, тебе это даже нравилось, особенно – в компании с рычагом.

Уж больно он вызывающе торчал, и гнуться не собирался.

Я даже думаю, что ты себе еще и второго дядьку представляла, участвующего в процессе.

Этакого - с паранормальными достоинствами, ласкающими твою чуть уже вислую грудку своим кожаным набалдашником.

Между прочим, по-моему, на набалдашнике моего, этого весьма развратного рычага, который я потом долго вытирал платком, остались следы твоих прелестных жемчужных зубок.

Вот так иногда и размышляю, когда за него берусь, – твоих или нет зубков дело? Или – еще чьих-то?

Впрочем, это и не так важно - чьих.

Главное - красота была и царила над вами с рычагом, хотя и не самая гигиеничная, как я вспоминаю…

У меня уже тогда, между прочим, тоже стихи слагались, и в песни пробивались и складывались. Еще до Лизочки.

Только я тебе ничего об этом не говорил.

А складывалось нечто, вроде:

«Мы зальем войны пожарище, русский вымпел на Луне,

Как счастливо жить, товарищи, в нашей солнечной стране.

Все товарищи мы сытые. И одеждою модны.

Все пути для нас открытые, все дороги нам видны…»

Сейчас вот думаю, когда руку на рычаг переключения передач кладу: а как бы ты отреагировала, покусывая набалдашник, или в меня впиваясь не по-детски, если бы я тогда нечто в этом же роде запел? От восторга чувств и усердия не захихикать не вовремя.

Перепугалась бы, наверное, до смерти, мон петит котеночек?

Или бы тебя это еще больше возбудило?

А если бы мы хором - с тем мифическим дядькой, которого ты себе представляла, такую штуку вдруг запели? В унисон, или даже на два голоса? Под советский гимн, типа, «Вставай, страна огромная…» В момент многочисленных извержений фонтанов? Пока ты набалдашник и меня попутно облизывала?

Но вообще, не подумай, что я кривлю душой, и как-то над тобой изгаляюсь, я действительно тебе сочувствую.

Хотя мне это, как ты знаешь, meine Kleine, совершенно не свойственно – кому-либо сочувствовать.

У меня же сердце-то не прослушивается. Твое ведь наблюдение. Даже врачи пожимают плечами.

Хотя врачам не стоит так безоглядно доверять. Среди них тоже дураков набитых полно. Вроде того, на «скорой помощи», любопытного и остроумного. Который между рогов битой заработал за свое, не совсем вовремя проявленное чувство юмора и любопытство.

Не могу я до конца поверить, что его, сердца, у меня нет вовсе. Я-то ведь есть. Вот, сижу, пишу тебе письмо. Закусываю жевательным мармеладом. Слушаю при этом что-то из радио – про погоду на завтра отвратительную. И о достижениях наших несусветных в деле борьбы с гололедом и коррупцией.

О Лизочке со злобой размышляю. Размышляю, также, о том, что мою Нобелевскую наверняка кто-то из чиновников прикарманил.

В общем, веселюсь от души.

Значит и оно, сердце, где-то - тоже есть. Другой вопрос – где?

А врачи – просто дилетанты, как я думаю. Обычные совковые дилетанты, которые стетоскоп не с той стороны к груди прикладывают. Будто в бинокль не с того конца меня разглядывают.

Знаешь, такой вот стетоскоп – как трубочка серебряная?

На дудочку детскую похожий.

Я думаю, есть все-таки сердце - потому что бессердечные живые мертвецы, они только в фантазийных сказках по миру бродят. Или по шоссе с битами бегают.

А я вполне живой – и совсем не в сказке проживаю.

Да и ты – тоже, моя хорошая сладость.

Понимаю я и твое огорчение по поводу бармена, которого таки засадили на шесть месяцев с принудительным лечением от алкоголизма и, вообще, пристрастия ко всяким запрещенным изделиям – по совокупности.

Ему это только на пользу пойдет – вот поверь.

Там, в лечебной тюряге – отличная компания собирается.

Если он уже голубой, то запросто найдет себе в этом исправительном заведении штата новое счастье. И не одно.

И, может быть, выйдет из тюряги остепенившимся женатым человеком. Точнее – замужним.

А ежели, еще пока не голубой – то обязательно станет им. По-моему, у него все задатки для этого – в наличии.

В наших, лунных, не очень комфортных тюрьмах таких свеженьких постояльцев называют «петушками».

А в ваших, явно более комфортных? «Chicken», «Jelly Chews»? Или еще как-нибудь – также, соблазнительно?

Думаю, можешь с ним проститься. Если, конечно, за время нашей с тобой разлуки, ты на голубых и розовых не перешла.

И дельный совет тебе: будешь себе нового постороннего друга подбирать (помимо твоего козла, естественно) – следи заранее за его наклонностями.

Не родятся ли у него вдруг странные фантазии: рычаг коробки передач облизать и обсосать? Или между двумя сидениями взгромоздиться, и на этот самый рычажок – присесть, скинув брюки и трехдневные пахучие трусики?

Вот ты пишешь мне, что уже у тебя замаячил какой-то новый дружок, мистер Смит из Сити.

Просто прямо Джентльмен, пишешь, с большой буквы.

Акциями ворочает, будто простыми бумажками. И туалетную бумагу пипифаксом обзывает…

И вообще, с бумагой тесно связан…

Я кстати, это не совсем понял – в каком смысле связан? Торгует ей, что ли? Или вытирается постоянно? По причине не совсем держания?

Так вот, присмотрись все-таки к его наклонностям заранее.

И не огорчайся по таким пустякам, как Джек и разбитая "мазда".

Да и стоит ли так уж огорчаться? Как говорил один мудрец, все проходит, проходят и «мазда» с джековыми причиндалами и оргазмами.

«Мазду», можно купить и другую. Или какую-нибудь иную машину, даже и покруче.

Чтобы опять засадить за заднее стекло целый плюшевый дамский зоосад уродцев-фетишей. И предаваться на заднем сидении новым блудам, вытирая последствия с кожаных сидений плюшевыми уродцами.

Очень, кстати, ценное свойство у плюша, убирать водянистые скользкие последствия внезапной пылкой любви - и практически без следов. Привлекающих нескромные посторонние взгляды и вызывающих скабрезные вопросы.

Когда я этих плюшевых за задними стеклами дамским машинок или на торпеде лежащими вижу, так сразу об этом и думаю: какая хозяйственная девушка едет, а? Какая предусмотрительная.

Все у нее предвосхищено и схвачено. Даже последствия будущих оргазмов. Которые легко в эти игрушки впитываются.

Так что, не огорчайся сильно. Если твой козел все еще терпит твои выходки, он тебе непременно купит еще автомобиль, и я советую подобрать что-нибудь большое, чтобы задние сидения просторными были.

Сможешь и ты тоже заднее стекло зоосадом засадить.

Только, все же, еще раз советую – проверь предварительно наклонности твоего мистера Смита, джентльмена с большой буквы.

Хотел дать тебе еще один бизнес совет, как и обещал, который дал на прощание Лизочке – я ее на порог поставил, и больше не видел.

История, однако, какая-то с ней приключилась - совсем не комильфо, моя радость заокеанская.

Как выяснилось, в Тамбов свой Лизочка моталась вовсе не к тайному мужу или больному дяде с мамой. Оказалось – дилер Лизочка, какой-то дрянью приторговывает, вроде крэка. Или еще чего-то, в том же роде.

Да и сама не прочь дозу-другую принять, а потом и голосить среди ночи, на мне упражняясь.

Скажу тебе, милочка, почти как бывшей родной: нам такой хоккей совсем не нужен.

Хотя я и не борец за чистоту нравов, и сам могу и выпить, и закусить – и особенно, закусить крепко люблю, но вот, чтобы юное создание такими вещами занималось – это не по мне.

Совсем.

Хочешь себя угробить, или на несколько лет за решетку угодить – пожалуйста. Но без меня, детка.

Лизочка, надо сказать, сильно на меня обиделась. На мое непонимание.

У нее как-то, я думаю, намерение было, со мной, как со старшим товарищем, не только дозами поделиться, но и в бизнес меня постепенно взять.

А я ей посоветовал – бросить все это к чертовой матери. Если уж хочешь денег зарабатывать – открой что-нибудь свое, легальное вполне.

Например, займись оборудованием для производства и очистки.

Это ж вполне легально – змеевики и прочие причиндалы дистилляторов продавать? Например, для самогоноварения. Или для очистки еще какой-нибудь другой дряни.

И никто не подкопается – серьезный бизнес. Химическое оборудование. Да и реактивы вполне доступные, и тоже легальные.

Какой бы сбыт был, а?! Какой спрос!

Это ж не запрещено?

Значит, разрешено.

Но Лизочке не подошло. Все бы ей живые быстрые деньги нагрести.

Жаль, конечно, такую телку в расход пускать, но истина все же, дороже.

А так ведь славно, предвкушал я, Лизочку к двум своим языкастым лесбиянкам пристроить, и с тремями сразу попробовать…

Но – увы. Юный максимализм в Лизочке победил, и она умотала в неизвестном направлении. По-моему, обратно в Тамбов. За новыми приключениями. А жаль, даже очень.

Свои же эту самую Лизочку сдадут. Когда им нужда придет.

И я подумал, что все, что генеральный менеджер не делает – все оно к лучшему. В нашем Ну и и мне милиция с обыском, да гнусными подозрениями - совсем тут ни к чему.

А ты – вот не хочешь ли подумать над таким вполне легальным бизнесом? Стеклянно-химическом? У вас там, в далекой Америке?

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2611060269

10. Ротик на вырост.

…Захотелось, детка, - в редкую минуту печали, какого-то совершенно бездарного одиночества, и даже я бы сказал, некоторой осенней скорби, поплакаться.

Ни с того, и ни с сего. Вдруг. Среди ночи.

Зарыдать, и забыться…

А потом - опять зарыдать. И опомниться наконец.

Сам себя не понимаю – настолько это на меня не похоже.

Рыдать… потом забываться зачем-то.

Но, вот, ты только послушай, сладенькая, какие мысли иногда приходят в голову… Не самые, что называется, радужные.

И сны-то какие появились в последнее время – ты просто не поверишь.

И я подумал - перегружу-ка я их на тебя, чтобы тебе повеселей сделалось.

Там, у вас, в вашей грёбанной сытой и развратной Америке.

Где, как мне кажется, довольно скучная жизнь течет. Без нашего лунного антуража и патриотизма.

А у меня, чтобы, голова прошла от них, снов и мыслей болеть.

Так вот, кошечка, мне отличный сон недавно приснился, и какой-то странный очень. Вещий, по-моему.

Промолчать о нем – просто не могу.

Вдруг, и тебе полезно о нем знать будет?

Обычно, как уже тебе говорил – я сны не запоминаю. И даже более того – обычно хорошо сплю, как будто рыбкой в воду с берега прыгнул. И об дно головой не ударился.

Голова-то на подушке осталась покоиться - и нет меня.

Ты же помнишь, может быть, как я спокойно сплю, убаюканный райскими гуриями – вроде тебя… Или – еще кого-нибудь.

Хотя, вряд ли ты это помнишь. Ты теперь только как твой козел спит, помнишь. Или некто - вроде мистера Смита из Сити.

А может, их тоже в расчет не берешь.

Кстати, о твоем новом мистере Смите, Джентльмене с большой буквы – ты его привычки проверила? Помимо той, что он туалетную бумагу пипифаксом называет, и часто вытирается?

Не забудь, пожалуйста, об этом.

А ни то мне за тебя несколько боязно. Вдруг, как с барменом - ошибешься?

Но, к нашим баранам.

Я сплю – здорово! Глубоко и безмятежно.

Совесть, наверное, чистая у меня. Или – просто девственная.

Хотя, девственницы, как ты сама прекрасно понимаешь, тоже ведь разные бывают. В том числе, и чистые.

Мытые, в смысле…

Или нервы у меня крепкие.

И у этих самых девственниц – тоже нервы как канаты, как я заметил.

Знают они, как свою девственность сберечь, и при этом – по полной программе от мужчины получить. Со всех, так сказать, направлений. И сплошной - эксклюзив возбуждающий.

Даже и к хирургам можно не обращаться потом за помощью. В деле сохранения и приумножения их девственности.

А может, хорошо так сплю я – от непонимания остроты жизненного момента и общей моей туповатости?

А может – и от того, и от другого, и от третьего – сразу? В одном стакане - до краев?

Но, в целом, никакой доктор Фрейд меня не беспокоит. С доктором Юнгом - в придачу.

И про девственниц я редко во сне размышляю – они мне даже и не нравятся. Ни к чему мне они, вроде бы.

Зато, как ты тоже, может быть, еще помнишь, когда бы и как бы я ни проснулся – всегда и все у меня получается легко и непринужденно. Проснулся, и уже к боевым действиям готов.

Просто – как огурчик. И даже – не совсем проснувшись – тоже как огурчик.

Правда, лучше, все-таки, в ванну сперва заглянуть и хотя бы зубья прокуренные почистить.

Скажи-ка, а твой козел в ванну утром ходит? До того? Как тобой, милашка, вплотную заняться?

А мистер Смит, Джентльмен с большой буквы?

Или тот постоянно пипифаксом обходится?

Ох, подозрительно мне это…

И вот, проснулся я на днях, - наверное, часа в четыре утра. Ужасно мутный какой-то. Совершенно не как огурчик, а как какой-то совсем другой овощ. Даже и не определю сейчас –какой. Не поможешь, не подскажешь, милочка, как этот овощ называется? По-русски можешь мне сказать, если по-английски подходящего названия не выучила. Буду ждать разгадки.

Выкинуло меня тогда почему-то. Выбросило из сна, как алкоголика. Хотя и давно уже не пью - как алкоголик. Только, как порядочный. И даже – как примерный... Иногда только - по праздникам. Рюмку-другую. И потом еще парочку. С хорошей закуской. Ну, а потом можно и еще стаканчик-другой накатить. И понеслась!

Проснулся – и сон этот вещий перед глазами…

А в кроватке кто-то шевелится, не очень еще знакомый. И вздыхает. На незнакомом языке. Немного раздраженно. Но нежно довольно.

Чудеса…

Прямо, будто память у меня отшибло – кто же это?

Так вот, собственно, сон.

Опаздываю я во сне этом самом на собственные же похороны. И думаю - вот ужас-то, можешь себе представить?!

И перед собой самим, и перед всеми, собравшимися на похороны - за это мое непредвиденное опоздание - очень неудобно.

И особенно неудобно – перед небесной канцелярией.

Там у них, наверху, конвейер целый, думаю я. Плохо им трудовой веселый ритм сбивать. Сколько народу каждый день к ним собирается? Ужас! Настоящая фабрика по приемке душ.

Званные ползут, и не очень званные летят, и даже просто босяки какие-то – так и поступают, так снизу и поступают, и огородами пробираются. А тут я их с ритма сбиваю, мастеров-приемщиков.

Вот, возьмут там, наверху, в наказание - и не туда меня определят, куда следовало бы.

И буду потом вечно у них мыкаться. Каким-нибудь дворником. Возле чанов или сковородок с грешниками. Настоящими.

Страшно…

Как-то мне профессия дворника – совершенно не близка. Совсем – не мой профиль.

Мне бы в певцы. Или в поэты. С арфой. Под березкой какой родной, в солнечный денек.

Или – под осинкой, на летнем ветерке дрожащей, тоже - не менее мне родной.

И тут – какой-то прозаический дворник из ближнего лунного зарубежья... Зачем? Почему?

Значит, поторопиться надо, не стоит попусту сердить ответственных товарищей.

Ведь действительно, чувствую – не туда сгоряча определят. И так и оставят – при помойке.

А мне – поближе к кухне хотелось бы.

Спешу, бреюсь впопыхах – хорошо, что бритва безопасная - жиллет.

Много в одной бритве лезвий сразу, а не порежешься. Если, конечно, бритва не на продуктовом рынке в палатке куплена.

Какая-то дамочка, малознакомая, и такая же малоодетая, все под ногами кружится, в ванну заглядывает: ты вот этот галстук надень, и ту рубашечку – накинь…

И брюки тоже - пасхальные, пожалуйста.

А я во сне размышляю: если я пасхальные брюки надену – в чем же покойный лежать будет? Не в трусах же? Не к лицу ему это, покойному.

Брюки-то хорошие у меня в том сне – одни. И пиджак к ним тоже один. Последний - более или менее пиджак. А другие – куда-то подевались. То ли в химчистку, то ли – вообще их не было?

Да и не люблю я пиджаки – дело тоже известное. Джинсы предпочитаю. Свободный стиль casual - вот мой фирменный стиль.

И чувствую себя в ним, в этом стиле, как будто сегодня пятница. А я в иностранном офисе тружусь. Где в пятницу – и в майке дырявой придти можно.

И так же легко можно президента компании по плечу похлопать – а ты ничего, сегодня, брат, небрит и замызган – как надо, брат!

Кстати, что ты там говорил о прибавке к жалованию? Брат...

А она, дамочка, мне:

- Не вздумай – в джинсах и свитере! Не тот случай!

Кстати, размышляю, что же это за дамочка?

Кажется, я ее вообще первый раз вижу. Вроде бы, и вчера никого не приглашал… И не пил даже ничего, чтобы не помнить – с кем это я спать ложился?

И на тебя она, крошечка ты моя ховрошлечка, совсем не похожа, и на моих бывших жен точно не смахивает.

И на Лизочку – тоже как-то не тянет. Гораздо она лучше нее – с какой стороны на нее не посмотри. Сверху, снизу, и даже – сбоку, все одно - лучше явно.

Да и тебя она тоже существенно лучше, надо признаться. Явно - более упругая она какая-то. Тугая, что ли… особенно попка.

Ну и грудь – тоже значительно выше, чем у тебя, располагается. Подтянутая такая грудь, и явно - натуральная.

И вроде бы – она и не из моих знакомых лесбиянок.

О которых, кстати, теперь мне и говорить не очень хочется. После того, что они недавно отчебучили, стервы.

Кроме того, они теперь только парами и ходят, не разлей вода.

Одну от другой не оторвешь.

А дамочка – в одиночестве у меня, без эскорта.

Нет, не из этих, не из лесбийских…

Кто же такая?

Кто ее прислал, такую фамильярную и шоколадную, как мулатка?

Какая добрая душа мне такой подарок сделала прямо королевский?

- А вы, девушка, кто будете? – спрашиваю. - Что-то я вас тут не помню. Хотя, это не так уж и важно. Не хотите - и не отвечайте.

Молчит, только улыбается - ослепительно. Вообще, так действительно, без шуток - ничего себе – если приглядеться. С фигурой - шоколадной, с попкой суперклассной, и завита мелким бесом.

А губищи! Ох, мать моя женщина! Какие губы!

И на меня она голого смотрит. И не краснеет при этом – щеки-то темные, тоже почти шоколадные. Румянца на них не увидишь.

А вот ладошки у нее внутри – розовые, соблазнительные.

И пяточки тоже розовые, нежные. Размера сорокового. Или – тридцать девятого.

Только вот грудь – розовая ли – не видно, чем-то прикрыта. Хотя, по форме и по размерам –ух, и нет других комментариев!

В самый раз под мои жадные теплые ладони.

Которые свое дело знают – неплохо. Да, думаю, если бы не мои похороны… черт бы их подрал.

И мне ужасно во сне неловко делается.

Чувствую, что сам краснею…Прямо - с ног до головы. Голый же я...

Похвалиться-то мне ведь особенно перед ней и нечем. Перед такой… обворожительной.

Не до того мне, чтобы чем-то хвалиться. Особенно, если бреешься в страшной спешке, и порезаться не хочется. Даже такой безопасной бритвой, как жиллет.

И прикрыться нечем, кроме бритвы в руках. А бритвой ничего и не прикроешь, как ты прекрасно понимаешь.

Особенно, того, чем хвалиться не очень хочется. Да и не можется. По причине близящихся похорон.

Потом она мне говорит - с некоторым легким акцентом:

– Давай-ка мы с тобой, милый, еще разочек, а?

На дорожку – не хочешь?

Хоть ты меня до полусмерти уже и утрахал, а меня опять к тебе прижаться тянет.

И так, и попкой - тоже прижаться. Чтобы на целый день – зарядка была. Успеем, может быть, а? Сразу и вспомнишь, какую мы с тобой Варфоломеевскую ночку устроили. Вон, посмотри только, что мы с тобой, и с диваном натворили! Придется тебе его менять. Я белье имею ввиду, а не диван, павианчик мой заросший.

Хотя, и диван сменить бы тебе не мешало, расшатанный он очень почему-то. Твоими прошлыми девушками.

А я и не помню, чтобы ее утрахивал. Совершенно не помню.

Но приятно такое слышать – ты ведь согласна, meine Kleine?

- Впрочем, - продолжает шоколадная девушка, - не для тебя уже эта забота… Ты ж на похороны опаздываешь. На твои же собственные. Мне как раз об этом наш вуду племенной сообщил. Не хочешь еще разочек - ладно, потерпим, так и быть. Потом сочтемся.

Ведь у нас, например, похороны – это настоящий праздник переселения в страну духов! А у вас… Какой-то невеселый у вас тут праздник… Лунный... Но я понимаю… обычаи… надо вроде бы скорбеть по безвременно усопшему...

Так и будем с тобой скорбеть, дорогой! Хотя опять в постельку хочется очень... Ну, очень хочется… Этак можно было бы медленно и печально… согласно ваших обычаев. Но ты хотя бы скорбное лицо сделай. А не распаленное.

В общем, cara mia, без завтрака, без кофе и сигаретки, не оголубленный женской лаской – лечу на всех парах, только что пешеходов - не совсем еще проснувшихся, - крыльями машины не задеваю. В крематорий лечу, на кладбище. Которое, как у нас водится, за городом расположилось.

Идиотский это обычай у нас здесь, на Луне, заведен: кладбища за городом выкапывать.

Раньше, в правильные времена, кладбище в центре города располагались. Чтобы прохожие, или автомобилисты - тогда еще редкие, могли на кладбище взглянуть, и о бренности сущего вспомнить. И о том, что их, в конце-то концов, там ждет.

Всех, без разбору званий, и чинов, и количества денег…

И прочего, вроде автомобиля или даже дачи с женой впридачу...

Вон, в Милане, например – знаешь, какое кладбище отгрохано? Музей!

Что не могила, то памятник!

И, кстати, если кому-то своего мраморного монстра не по карману содержать, или хозяин могилки размером тридцать на сорок метров вдруг помер, государство это заботу на себя берет. Правда!

Только, конечно, - не родное, лунное правительство берет, а иностранное - итальянское. Милан же у нас - в Италии, правда, милочка?

Здесь, на луне – пока доберешься до кладбища, сам душу богу отдашь.

А если могилка бесхозной останется – туда мигом кого-нибудь другого заселят. Могут даже и не одного, а несколких - сколько влезет, если утрамбовать немного. За приличные деньги, между прочим.

Феодальный лунатизм и здоровая конкуренция покойников!

А еще - когда кладбище на отшибе, за городом, то никому до этого дела и нет - и до конечности наших земных усилий, и до их полной-полной бессмысленности.

Поэтому, думаю, такие у нас лунатики недобрые по улицам и в метро бродят и бродят, как оглашенные какие.

Не то, чтобы хорошего слова, даже улыбки от них не дождешься.

Один мат или шипение в ответ… если, например, к кому случайно лунатику обратишься с чем-нибудь на улице: как пройти, или как проехать, например?

Или же - в противоположную сторону покажут, будто в советской Прибалтике - в правильные времена родной советской оккупации... Или еще и плюются иногда вслед - если к девушке лунатической, вдруг, со вполне пристойным предложением познакомиться подкатишься.

Поужинать, например, пригласишь. Или, там, еще чего… позавтракать, скажем.

А то еще наши лунные девушки за нехорошую манеру взяли – просто молча в сторону шарахаться, и на тебя, как на больного, смотреть. Если ты из машины высунешься, и к девушке обратишься.

Вообще, просто караул какой-то, милая моя нифа золотоволосая!

Могут даже милицию позвать.

А могут и сами – в милицию отвести. Скрутить конечности, и отвести, пинками подбадривая.

Интересно, лапочка, у вас там, в Америке – также? Или – нет?

Или тоже маньяков-террористов опасаются? Или - сразу в суд за сексуальное домогательство тянут? И сумку показать просят – не бомба ли там?

Впрочем, можешь не отвечать, не до этого тебе, знаю.

Тут я по телевизору вдруг вычислил, что большие проблемы у вашего президента. Время ли сейчас тебе глупостями заниматься?

Еще, кстати, оттуда же узнал, что ваш терминатор опять губернатором стал…

Во, дела… Актер, терминатор, приезжий, совсем не местный – и губернатор. Только у вас, пожалуй, так и развлекаются.

А забавно, думаю, если бы наш лунный монарх, например, киноактером был… Как Рейган. Или –хотя бы, как этот ваш, калифорнийский губернатор. Да еще – приезжим бы был притом.

Мне тут рассказали, кстати, занятную историю. Мамба, кстати, и рассказала.

В одной далекой южной стране на черном континенте местные жители долго выбирали президента. Или председателя правительства – не скажу точно. Но – самого главного.

Претендентов было двое. Один – мужик из Израиля богатый, и с Израильским паспортом. Может быть, даже из бывших наших, лунных.

А второй – темнокожий, из местных. Хотя тоже - Сорбонну закончил.

Мучились - мучились на выборах, перетягивали. перетягивали, и местный победил. А из Израиля - проиграл - под громкие горькие вопли своих сторонников.

И знаешь, какой первый указ, издал новый то ли президент, то ли член правительства, тот, который - из местных? Первым делом он запретил въезд в свою благословенную страну – своих темных собратьев из других. Близлежащих стран.

- Надоели мне негры! – говорит.

Во, как. Мудро, правда?

Впрочем, для нас это не актуально.

У нас спецслужбы здорово работают.

И уж если подобрали монарха – то он точно таких штук вычебучивать не будет. Из наших он, проверенный. Навеки наш! И нашим – служить и будет. А не каким-то там. Калифорнийским басурманам…

Но, это, извини, милочка, – просто опять мысли попутные.

Итак - несусь на похороны.

Первый же проснувшийся гаишник и тормозит меня:

- Документы, пожалуйста! И кстати – я сержант Иванов… представиться, разрешите?!

- Вижу, - говорю, - что Иванов. Что не Петров, и не Сидоров. И даже не Кукуев. Которые, собаки, недавно меня без прав оставить хотели. Но сильно, кажется, потом пожалели об этом. Потому что, слово вначале было! Веское! Хоть и по телефону.

Так что и вы - поосторожнее, пожалуйста, товарищ Иванов. В выражениях аккуратней. Особенно – с утра, когда страна еще только глаза продрала, и не очень понятно, с какой ноги встать надумала. И непонятную национальность мне, пожалуйста, не пришивайте. Как те - с Кукуевым. Чистокровный я – лунный. Наш! А не с рынка Черкизовского.

Он промолчал, будто задумался.

Хотя, чем там ему думать – совершенно себе не представляю. И жест рукой делает – сдавайтесь.

Достаю права, свидетельство о регистрации, страховку гражданскую из бардачка…

По талону техосмотра за стеклом ногтем стучу – есть, значит, и техосмотр у меня.

Хоть и купленный, зато родной, гаишный, - не из киоска.

- А мы как вчера – много употребляли? – спрашивает во сне постовой Иванов.

Это, сладенькая моя бон-бон, у них такой заход на цель.

Про сегодня-то им никто не скажет, что употреблял - кроме круглого идиота какого-нибудь, которому однова, все равно обратно в дурдом упекут.

А вот про вчера – некоторые и проговариваются. Думают, им это поможет, если что.

Но не помогает, можешь поверить...

В общем – ловушка у них такая. От недотеп и на недотеп.

- Вы – не знаю, сколько употребляли, а я лично - нисколько не употребляли, – раздраженно отвечаю. - Ни вчера, ни позавчера. И даже ни поза-поза-вчера. Мне нельзя, к похоронам готовлюсь, надо бы трезвым перед очами предстать. Всеведующими.

- Да? Странно, - говорит этот самый Иванов. - А запах в салоне у вас… какой-то… и не определишь сразу. По-моему - коньячный…

- Это я одеколон по утрам пью, - говорю я. – Стакан опрокинул, и день задался. Свободен до вечера…

Эх, забылся я, что с ними шутить нельзя. Не понимают шуток, и поэтому сердятся очень. На шутника, естественно...

- Интересно. А можно вас попросить – выйти из машины? Вы, кстати, куда-то опаздываете? – что так по разделительной несетесь? Она ж для вас – встречка, особенно, если через двойную разделительную переехать. И с превышением. Значительным. Вот, извольте телевизор посмотреть. – И показывает экран радара – а там 120.

- Это – не мои, - говорю, - 120. Моя старуха - в принципе больше ста не развивает. Даже на пустом шоссе. Можем проверить. Практическим путем – если хотите. А опаздываю я на похороны. Неудобно очень. Похороны-то ты мои. Собственные. Личные, так сказать.

- Если так ездить будете – и никуда спешить не надо будет, – говорит. - Я, вот, смотрю, вы что-то бледный какой-то. Давление у вас в порядке? Как вы себя чувствуете?

- Отлично себя чувствую, товарищ сержант. Просто – лучше некуда. Никогда себя так здорово в жизни не чувствовал.

А покойники, кстати, и должны быть бледными. Вы разве розовых покойников видали, товарищ Иванов? Нет же, признайтесь… Не видали.

Посмотрел он на меня опять как-то странно:

- Придется у вас права-то изъять. До выяснения, и за езду по встречке. И на освидетельствование вас направить. Вы не курите? Чего-нибудь этакого, бодрящего?

Если все же решите не помирать – так за правами в шестой отдел приедете. В Бирюлеве-Заднем. С оплаченным штрафом. Или в суд заезжайте. Стоить все это удовольствие будет вам сто долларов – по курсу. Или – лишения прав на полгодика.

А если все же надумаете помирать – так вам и права дальше ни к чему. Там, у них – движение без правил, как я думаю.

И на небо серое посмотрел товарищ Иванов.

- А теперь сядемка-ка, в патрульную, оформим протокольчики, в трубочку подышим.

Как я вспомнил свои предыдущие переживания по поводу прав, и то, что мне даже Нобелевскую не выписали, то сразу, без разговоров дальнейших, отдал ему сотню без звука. Прямо всучил, можно сказать. Хотя он и не очень-то ломался.

Подумал я – а вдруг, все-таки, пригодятся сегодня права-то? Вдруг, у них там, наверху, движение тоже есть. И гаишники встречаются?

Взял деньги товарищ Иванов, головой покачал, еще раз внимательно на меня посмотрел… и отпустил. Честь отдал и махнул своей полосатой палкой – проваливай, покойничек, что бюы я тебя тут больше не видел.

... Влетаю, наконец, на кладбище.

- Где тут у вас хоронят? - у каких-то работяг спрашиваю.

- Да вон – там, где крематорий. Трубу-то видите, с дымком? Вам туда. К печке поближе. Поспешите. Уже начали, кажется. Судя по дыму.

Влетаю в крематорий, как угорелый. Смотрю – музыка похоронная, кучка граждан незнакомых. Слезы, платочки, какая-то дама вся в черном. Детишки незнакомые. Дядя какой-то – по виду, из Бугульмы, тоже – в три ручья.

Но главное, bella ты моя незабвенная, это покойник…

А покойник-то и чудной какой-то... неожиданный... Не я это лежу, черт меня подери - представляешь?! Определенно - не я!

Чума, просто, какая-то!

То ли кто-то вперед меня подсуетился, вне очереди, то ли меня с кем-то перепутали, что ли?

Лицо – совершенно чужое!

А костюмчик - мой, сволочь! Хотя и пахнет от него, от покойного с костюмчиком – гадостно довольно.

А у меня-то – труссарди, ты же знаешь. Даже гаишники интересуются – что за коньяк такой, дорогой… я стаканами по утру употребляю.

А тут - шипром каким-то несет.

И рожа у покойного – ночью увидишь, перепугаешься до полусмерти….

У меня, все-таки, поинтеллигентней.

Ну, ты же знаешь, деточка. Сама на меня когда-то запала.

Хотя, может быть, и не из-за моей физиономии, а еще из-за чего-нибудь. Не к ночи будет сказано.

- Позвольте, - говорю я даме у гроба, - а это кто?

- Как это – кто? – говорит дама. – Вам вообще – что здесь нужно?!

- Да, - вторит ей дядя красномордый. - Что вам тут нужно?

- Ну, хорошо, простите меня, пожалуйста. А это – что лежит тут в гробу?

- Как это – что?!!! - Еще больше возмущается дама. – Это мой муж, Павел Степанович Огородских-Цапфа! Покойный! Мир праху его, хам вы этакий! Мой муж это!

- Да, хам, это ее муж! И мой брат! - вторит ей дядя из Бугульмы.

- Позвольте, - говорю я, - Это не он - Огородских. Это я – Огородских. Цапфа - он же который. Это мои, собственно, похороны. Личные.

И костюм на нем – мой, узнаю! Я там лежать должен.

А это – какой-то самозванец. И костюм прихватил, мой, пасхальный, ворюга.

И жены у меня такой – как вы – никогда не было, и нет, говорю. И вообще у меня жены нет -могу паспорт показать. Давно уже нет. Ни одной, ни второй.

Девушки разные есть, одна даже в Америке со своим козлом мыкается (это я тебя, котик мой сладенький, имел ввиду) – а жены нет! И, особенно такой, как вы, мадам! Да еще с такими очаровательными детишками - век бы их не видеть. И брата никакого у меня нет! Из Бугульмы. С такой вот рожей, как у этого...

Слово за слово - выкинули меня два дюжих служивых на улицу. Прямо вперед рогами. В какую-то тумбу мемориальную. И как я об нее стукнулся - сразу проснулся.

Лежу я ночью на дивана. И думаю – кто такой Огородских? Почему вдруг – Цапфа? Цапфа – это какая-то железка, а не человек.

Никакая я не Цапфа Огородская.

И даже песня Владимира Семёновича в голове закрутилась:

«Сон мне снится. Вот те на, гроб среди квартиры,

На мои похорона съехались вампиры.

Стали речи говорить, все про долголетие,

Кровь сосать решили погодить, вкусное – на третие»…

А рядом со мной – чье-то бедро крутое, как мне нравится, слегка колышится. И посапывает слегка. И я в него, в бедро, кое-чем упираюсь. Возбужденным.

Я по бедру рукой – как мне нравится.

А меня по руке, и довольно чувствительно, в ответ кулачком – ты что, совсем спятил? В четыре утра! Монстр половой!

Этак, с акцентом, но по нашему, по лунном, по-русски.

Лежу, уже в бедро не упираюсь возбужденно, и думаю – что бы этот сон означал? И кто это там в гробу – незнакомый? И что это у меня еще за жена во сне объявилась?

И как хорошо, что права сохранил, и по второму заходу не пришлось их из МРЭО вытаскивать!

И что же это за бедро пышное, упругое, как мячик, рядом колышится? Очень темного цвета, шоколадного? Такое классное!

Думал я, думал, размышлял, размышлял - над пошлостью некоторых жизненных явлений и соих провалах в памяти.

И вопросы сами собой к тому же надумались. Странным сном навеянные.

Ведь, если все так, как говорят мудрые, и наша жизнь – всего лишь вредная и опасная привычка… А хваленая романтика – легкий наркотик… А секс, даже в автомобиле – наркотик с некоторым похмельем...

Ну, а уже любовь - любовь, - так просто тяжелый, болезненный наркотик, и самого разрушительного действия… Да… а еще и дети, племя молодое незнакомое – просто цветы жизни на могиле родителей...

То тогда - если все это, конечно, так, как говорят мудрые…- тогда что же мы-то тут все делаем, ребята?

Скажите на милость?

Бесцельно все это как-то. А пьеса закончится, как обычно – хорошо. Умрем, кто раньше, а кто чуть-чуть позже – и что дальше? Стоит ли так уж трепыхаться, наркотиками торговать, «мазды» об столбы разбивать и на другие неприятности лихо напрашиваться?

А ты что по этому поводу думаешь, мон ами?

Сижу в темноте, чтобы бедро не будить, пригорюнившись у монитора, и думаю – и действительно, что мы здесь все делаем, а?

Совершенно никому не понятно.

И вообще, посоветоваться даже не с кем…

Между прочим, вот, хоть убей не помнил, как и во сне этом вещем, моя сладкая, чтобы кого-то вчера вечером приводил к себе. Напрочь память отшибло.

А потом – вдруг вспомнил.

Это ж Мамба.

Я о ней тебе расскажу. Чуть попозже.

Я, конечно, знаю, сладкий мой яблочный американский пирожок: совсем не мужское это занятие, плакаться кому-то в теплое плечико. И с такими вселенскими вопросами приставать. Даже если ты такую хорошую юную телочку-Лизочку на порог поставил, и под зад ее легонько шлепнул: плыви, мол, моя радость, в свободное плавание…

Плыви, и больше на моем горизонте не появляйся, рыбка-русалочка.

В нейтральных водах, пожалуйста, плавай.

К нашему берегу – не подходи.

Но все это же – совсем не повод тебе такие письма писать расстраивающие…

Так что, извини меня - за минутку слабости.

К слову, о Лизочке-драгдилере…

Я ведь и со своими воскресными выдрами повздорил. Их Лизочка, по-моему, тоже накормить своим ядовитым угощением хотела. Когда нас за совместными мероприятиями как-то застала.

Ей это все, что она увидала, не приглянулось: все-таки в Тамбове более строгие правила, чем в нашей замызганной лунной столице.

Но – проглотила она свое открытие. Хотя и не присоединилась к нему – боком, боком, с кислой миной – и домой умчалась, на свою съемную квартиру в Коломенском.

Будто целочка какая-то. Или - недотрога-моралистка.

Или еще куда-нибудь умчалась, бог ее знает.

Дело-то у нее молодое, горячее. И тело тоже.

Напрасно, думаю, я ей ключи от квартиры дал. И после того, как ее на порог поставил – пришлось мне все замки менять. От этих наркодилеров – бог чего ожидать можно. Хоть и нет у меня дома дорогих вещей или наличных денег – да все равно жалко, если что-нибудь унесут невзначай. В мое отсутствие.

А вот с выдрами я повздорил совсем на другой почве. Не из-за Лизочки, которая им, кстати, по-моему, тоже очень приглянулась, и в компанию свою они ее охотно бы включили без особых колебаний. Только она ими побрезговала.

Представляешь майне зюссе, стервы-то какие: я им уже, оказывается, и совсем не очень нужен.

Они вполне инструментами из интимного секс-шопа без меня обходятся, а на меня – ноль внимания. Я тут рожи корчу, возбужденную обезьяну изображаю…

А они – тьфу на меня! Только друг по дружке елозят.

Им вообще больше никто не нужен - для их недетских забав.

Ты, говорят они почти в один голос, какой-то ленивый, и нерасторопный малый. Мамелюк. Не адекватный ты какой-то – к нашим растущим сексуальным потребностям.

С инструментами из шопчика – каких-то несусветных размеров - нам даже интереснее заниматься, говорят, чем с тобой, увальнем, возиться.

Можешь, конечно, нас потрахать, если очень тебе хочется. Когда мы спать уляжемся. Только не буди нас, пожалуйста, своей крохотулей…

И ржут, заразы, будто кобылы.

И взасос целуются.

Постеснялись хотя бы присутствия мужчины.

Вот, пригрел на груди змеюк… Семибатюшных…

Потерпел я их немного, потерпел, а потом их тоже обеих - и выгнал. За Лизочкой следом. Сначала одну, потом – другую.

И бельишко им вслед - их плохо стиранное, - кинул. Забирайте, нам чужого добра не надо. Мы – не из фетишистов.

Но, как настоящий джентльмен - даже без легких шлепков по заду обошелся. Руку побоялся об их зады отбить. Тратить на этих оторв лесбийских еще энергию лишнюю!…

Она, энергия, мне в хозяйстве пригодится. Совсем для других дел.

Пусть теперь они вон в подъезде в каком-нибудь друг дружке отдаются – вместе со своими инструментами пыточными. А не на моем девственном диванчике.

Посмотрю я на них, шалав, как им там, на неприютной свободе-то, понравится.

Вот, жалуюсь зачем-то тебе, прелестница, и думаю, что и такие бывают, знаешь ли, моменты, в жизни. Не самые приятные. Расставальные. Когда вдруг осознаешь, - и во весь роста перед тобой истина встает, - для чего же по-настоящему и нужно-то теплое, мягкое и круглое женское плечико.

А лучше – упругая женская грудь.

Уверен, ты совсем не об том подумала, кошечка, - для чего.

А на самом-то деле - очень эти детали женского экстерьера мужскую скупую влагу впитывают хорошо. И отлично слезы сушат.

Невидимые окружающему миру.

Впрочем, именно к тебе за сочувствием мне меньше всего хотелось бы обращаться. Не хотелось бы мне после всего, что у нас с тобой было, твое самолюбие тешить.

Но вот – случайно вырвалось. Извини, пожалуйста, шер ами.

Мне кажется, это у меня, все же, обычное обострение осенне-зимней депрессии.

Помноженное на легкий сексуальный авитаминоз. Который теперь удовлетворяю с Мамбой.

Я ведь - не великий оптимист, как ты знаешь. Так и на физиономии у меня написано: не розовый романтик-идиот.

И это подразумевается по умолчанию.

Я всегда худший вариант развития событий - из всех возможных - предвижу. В соответствии с китайской философией. А если вдруг лучше получается – то уже хорошо.

Если же не получается лучше – и к этому уже готов.

Мудро, правда?

Но тут вот что-то уж – одно к одному. Не предвидел я такой вариант заранее, что Лизочка, как лошадка, подпорченная купленным жокеем, на финише - засбоит.

И что мои девушки воскресные – тоже так скурвятся..

Мне и захотелось, в чью-нибудь упругую грудь уткнуться. Фигурально, конечно.

Только, пожалуйста, не пугайся. В твою я тыкаться не собираюсь.

Мне давно уже в нее тыкаться не хочется.

Не очень она уже упругая. Да и растянута - и твоим козлом, и вольным барменом. А ныне - заключенным Джеком. И теперь еще и мистером Смитом из Сити, который с пипифаксом, и вообще – бог знает, кем. Таким же - не очень потребным, и мне совершенно неизвестным.

Между прочим – эх, какая у Мамбы грудь, ты бы знала. А губы – просто шик с отлетом! А про все остальное – это уже не для таких маленьких, как ты.

Узнал я от тебя, кстати, солнышко незакатное, что ты с мистером Смитом отправилась в романтичное путешествие в Лас-Вегас. В казино поиграть, на людей посмотреть.

Я, между прочим, в казино только на своем компьютере бывал. Знаешь, и даже это виртуальное казино - постоянно в Black Jack обыгрывал. Денег там у меня на счету – неплохо так скопилось.

Компьютер же - он честно играет. Карты – как случайные числа выкидывает. Не то, что крупье в каком-нибудь нашем, отечественном.

А у меня интуиция – сама знаешь, какая. Развитая. Вот я и обыгрываю компьютер – в минуту душевной одинокости.

Меня после этих побед даже подмывало как-нибудь в наше реальное казино наведаться. Но все же, благоразумие побеждало – не может крупье со мной тут честно играть! Какой же дурак будет себе в убыток работать? Если бы честно – точно я бы его раздел. Или – ее.

Здесь у нас вообще теперь опасно в казино ходить. Граждане в масках и с автоматами теперь там так и бродят, так и бродят.

Охота там у них - на грузинских джентльменов.

И вообще, как ты, может быть, знаешь, наша государственная феодальная мафия – точно так же, как у вас когда-то, решила этот бизнес себе взять под крыло.

Не порядок же, что кто-то, и тем более, грузинский, такие деньжищи зарабатывает.

Пора делиться, ребята!

Сделаем, решили наши, – резервации, а там очень удобно все деньги в одном, собственном банчке иметь. Хоть и в государственном, в чиновничьем, зато, в нашем, родном, лунном. Не все же грузинским джентльменам отдавать.

А грузинским джентльменам – наш русский ответ. За то, что они к нам этого усатого параноика заслали, и столько лет над лунным народом с его помощью издевались. Так я думаю – такой у них, у наших, ход мыслей был.

И хванчакару с гурджаани и псоу запретили. А уж мандарины с боржоми – вообще досками крест накрест заколотили.

Похоже очень на то – как у вас, в Америке, в тридцатые-сороковые было. На нескольких китах все наконец держаться стало: алкоголь, казино... ну только еще проституция осталась на очереди.

А нефть с золотом и водкой – уже давно к надежным рукам прибраны. Поделены и распределены. Между своими.

Мудро, надо сказать, доны корлеоны лунные мыслят, верной дорогой идут, товарищи. Проверенной и обкатанной путь.

Ладно, оставим кесарю кесарево. Пришло тебе время узнать и о моей любезной Мамбе.

... Один мой знакомый, даже, можно сказать, коллега, как-то пристал ко мне в обеденный перерыв, тут недавно, в нашей столовой... Как банный лист пристал.

И без него запахи и ароматы в нашей столовой такие – еда в рот не лезет. А как на него посмотришь – вообще бежать отсюда охота. Вприпрыжку. В пампасы. Или еще дальше.

Но он вцепился - не отцепляется.

И даже на столик ко мне свой поднос поставил.

Скажи ему, да скажи, что я такой последние дни веселый хожу? Довольный такой.

Зарплату, говорит - вроде, мне не прибавили. Это он лично проверил. И своими глазами видал - я вообще в списке на увольнение числюсь. Правда – под вопросом пока. Но это дело времени…

Жены от меня сбежали – из-за невыносимости характера. С подругами я, судя по моему виду – тоже разругался.

Подружка моя тут, на днях, у общих знакомых - такое выкамаривала, такое… С Петей, сисадмином... Такое!.. Рассказать страшно. Но если я хочу, он все же - может! Даже в лицах! Чтобы мне доступнее было.

Он, наверное, Любу с голым обмороженным животом имел ввиду – о которой я тебе рассказывал.

Но ты же сама, сладкая моя, понимаешь, что это он - просто дурак набитый. Вообразил себе невесть что. Это его самого, по-моему, обмороженные животы возбуждают. А меня - совсем наоборот, импотентом сделать могут.

Так что – и с сексом у меня напряженка теперь, замечает он.

Поскольку денег у меня всегда мало – то и секса никакого. Только в дни зарплаты.

Он, - мне все это за обедом говорит, - что поверить просто не может, чтобы они, девушки, со мной – и без денег в койку залезали.

Ну, а на Три вокзала, естественно, я не побегу – брезгливый слишком. Интеллигентный чересчур - по его мнению.

В общем, его послушать – так полная разруха у меня. И на всех фронтах сразу.

А вдобавок - поскольку дома женщины постоянной нет, то и в холодильнике – мышь повесилась. И теперь пахнет. Неаппетитно. Как в столовой нашей.

И тем не менее, и чего это я таким довольным выгляжу? Вот, интересно ему, собаке.

Скажем мягко так – странный он тип. Подозрительный несколько. И неплохо, как ему кажется, окрестности моей личной жизни знает. Потому что часто наблюдает за мной. Должность у него такая – наблюдать.

Что, в общем, настораживает, и даже немного пугает. Откуда, собственно, он наблюдает-то?

И зачем – главное?

Или – это он такой типичный представитель нашей лунной фауны – из наблюдателей?

С другой стороны – малый-то он не совсем уж и пропащий. Всегда рад помочь.

Недавно, например, обнаружил я, что у меня в бачке в машине кончилась омывающая жидкость для стекол. А тут как раз у нас снега начались, грязь, как обычно, наша – лунная, несмываемая.

Она, эта жидкость, вообще, как ты, милочка, знаешь, имеет неприятное свойство кончаться тогда, когда тебе срочно ехать надо куда-нибудь - по слякоти.

Очень увлекательная процедура - каждый сто метров на дороге останавливаться, и стекла протирать. Под шум и грязь пролетающих мимо.

Незабываемая процедура.

А он – тут как тут.

- На, бери,- говорит, - баллон. У меня два. Я запасся – всегда с собой два в багажнике вожу.

Я взял.

На другой день подходит – гони, говорит, сто рублей. За жидкость.

Пришлось отдать. Хотя в магазине - баллон сейчас еще пока полтинник стоит.

- Полтинник, – за доставку на дом, - говорит.

В общем, чувствую я, не отцепится. Не даст эту уродливую котлету доесть спокойно.

- Слушай, ладно, - говорю, - я тебе все расскажу. Но ты поклянись – никому! Ни одной живой душе. Уж больно ты мне нравишься, вот поэтому и расскажу.

- Идет, - говорит. – Ни одной. Ни живой, ни, тем более, мертвой!

- Я скоро отсюда уехать собираюсь.

- Куда? – говорит - В Израиль? Так ты ж на еврея даже и не похож.

Вот те и на, думаю, даже и на еврея не похож. А на кого похож?

- На кого угодно, но только – не на еврея, - отвечает.

- Нет - говорю. - Не хочу я в Изпраиль, даже не уговаривай... В Африку я собрался.. Ну, знаешь, там, где мартышки на бананах растут. Очень даже цивилизованная страна. Вот поэтому меня и в список на увольнение поставили. Все равно – съеду, зачем же тогда кого-то безвинного выгонять?

- Врешь ты все – говорит он мне. – Кто тебя там ждет? Там – апартеид. Там только для белых! А ты не очень-то и на белого смахиваешь. На хохла – похож… А вот на голландского бушмена, что-то не очень. И на английского бизнесмена – тоже. Нос у английского бизнесмена – подлиннее, да попрямее будет. И зубы спереди должны торчать ввиду вырождения породы. Они там, на туманном-то Альбионе – все кровосмесители. Почти совсем из-за этого выродились, собаки. Я в газетах читал. И длаже по телевизору смотрел.

- Ты не волнуйся, говорю – ждут. С распростертыми.

Я вот девушку себе нашел, Мамбой зовут. Черная-черная, страшная-страшная – а местная принцесса. Ее папа–вождь владеет копями царя Соломона. В костюме от Гуччи неподдельного по приискам золотым да урановым расхаживает. В обнимку с вуду.

Там, в этих копях, золота с алмазами – что у нас помоек под окнами! Вот мы с ней в Африку и собрались. На тигров! И на белых - переселенцев. Если, конечно, попадутся такие смельчаки. Сафари называется – слышал?

И улыбаюсь оценивающе - каков эффект, а?

Смотрю – что-то у него с лицом сделалось. Словно сразу несколько зубов прихватило. От нашей пищи – вкусной и полезной.

- Ну ты и жук, - говорит. - И кто бы мог подумать. Кто бы мог… Скажи – а у нее подруги-то нет? У твоей принцессы - соломоновой?

- Да ты что, - говорю, - откуда у принцессы тут подруги? У нее служанки, штук десять. Но тебя даже и к ним и не подпустят. Их знаешь, как тут всех охраняют. Шаг ближе – и пулю в лоб! Без предупреждения.

Или кулаком в глаз – тоже очень метко и неприятно. Кроме того, у тебя жена. Я даже ее знаю немного, видел. От нее тоже можно - в глаз. И даже в оба. И наповал.

Вечером того же дня еду с работы домой. То ли моросит, то ли метет, но жидкостью я запасся – два баллона сразу в багажник положил. На всякий случай. Купил – но не у него.

Дорога – пустая. С одной стороны лес, с другой – бетонные заборы каких-то бывших оборонных монстров. Унылое, прямо скажем, место.

Стоит на дороге фигура, у безлюдной остановки автобуса. Жалобно рукой машет.

Понятное дело. Хороший хозяин - и собаку-то на улицу не выпустит, не то, чтобы целый автобус.

Останавливаюсь - сердобольно.

- Хелп, плиз, - низким женским голоском просит фигура. – Нет никакой автобус. Нет никакой машина. Мой шофер - потерял где-то. И телефон - сломал. Хелп, мистер. Очень пожалуйста…

- Ладно, садитесь, - говорю, мисс. - Что с вами поделать, с бедолагой. Посредине нашей, среднерусской.

Садится.

Смотрю, еще какая-то фигура от остановки отделяется, и тоже к машине. На заднее сидение влезть хочет.

- Э, говорю, мы так не договаривались, ребята. И девчонки. Это – кто?

- Это мой охрана. Пусть тоже поедет. Не за вашим же автомобилем ему бежать?

- А что – побежит, если не посажу?

- Побежит, мистер, точно побежит.

Ви, если можно, к Лумумба – не довезет? Я вам долларов заплачу.

- Долларов – это неплохо, – отвечаю. И мне почти что по пути – могу потом через Ленинский к себе домой. На Аэропорт.

– И за него заплатите? – показываю на этот черный шкаф.

- И за него – тоже. Долларов…

Делать нечего.

Долларов я люблю.

Тронулись, а она, тем временем, раскутывается немного. Жарко в машине, а на ней столько всяких платков наверчено.

Смотрю, мать моя! Черная, как смола. Красивая – как незнамо что!

И вся – мелким бесом завита. А зубы – так и сияют.

Не то, что наши, отечественные. Даже искусственные. Которые, обычно, болят.

А шкаф сзади вздыхает восторженно, но молчит.

- Я из Африки, мистер, – говорит она.- Меня Мамбой зовут. Для друзей. Я – принцесса… Подружимся?

А вас, мистер, как зовут?

11. Сексуально потерпевшая лесбиянка

…Ты мне написала в очередной раз, мон ами, какой, все же, я нехороший, недобрый человек. Черствый, бессердечный. И ехидный, притом. Что тебе особенно, как мне думается, неприятно.

Не обладаю душевной тонкостью – в твои несчастья въехать, и хоть чем-нибудь помочь, кроме зубоскальства.

Интересно, думаю я себе, а чем бы я мог тебе помочь-то? Отсюда. С лунной поверхности?

Вот тебе мой сказ, детка - ты просто не поверишь, - но и я тебя тоже люблю, лапонька. Нежно. До легкой дрожи в пояснице и ниже.

Особенно, когда думаю, как ты со мной обошлась. Если не помнишь, я могу тебе напомнить – своими словами. Увлекательная история.

Но я всегда готов помочь. Пусть не делом, так хотя бы словом. Даже и слегка ехидным.

Из-за своей огромной и немеркнущей любви к тебе, солнышко…

Должен я тебе еще однозначно заметить, у тебя теперь другие козлы и прочая рабочая скотинка вроде Джека со Смитом существуют. Для всяких твоих приземленных потребностей. А также - для души, и для твоего незабываемого тела.

С которым теперь эти субъекты периодически развлекаются.

Почему-то ты к ним не очень обращаешься?

Так что, давай, не будем, а?

Я недавно где-то вычитал, милочка, нечто вроде молитвы. Вот такой:

Спасибо тем, кто меня любит, вы делаете меня лучше.

Спасибо тем, кто меня ненавидит – вы делаете меня сильнее.

Спасибо тем, кому я пофиг – вы мне нужны для массовки…

Неплохо сказано. Хотя из фигами, чего не люблю. У меня вот такого таланта нет. Жаль, но слишком я для этого ленив умом и другими талантами - такие молитвы писать.

Все какие-то у меня маршевые песни слагаются. По ходу секса к распеванию, как псалмы, предполагаемые. Я тебе уже об этом рассказывал.

Не выходят у меня тонкие, лиричные строки, - для распевания у романтического костра в походе. Как ты любишь, может быть.

Последняя фразочка оттуда, из этой молитвы, мне в голову запала:

«Спасибо тем, кому я пофиг – вы мне нужны для массовки»…

Это, по-моему – как раз про тебя. Ты уж не думай плохого. Массовка – она тоже многого стоит. Особенно, если вспомнить аналогичное, древнее – свита делает короля.

Но вот, тем не менее…

Тем не менее… - сижу в ночи, поскольку днем просто некогда тебе отвечать, и пишу, зачем-то.

Совершенно сам не представляю себе – почему я это делаю. Зачем? Кому?

Может быть, все-таки, это была у нас с тобой - любовь? Ты не знаешь, случайно, пупсик?

Сижу, тихонько пишу… и даже немного мерзну. А не прижимаюсь к теплым тугим шоколадным ягодицам спящей Мамбы - своими возбужденными от близости принцессы конечностями… Не обнимаю ее за крутую талию. Не кладу ладони на гладкие бедра или грудь. Не вдыхаю ее нежный дорогой аромат. То ли французский, то ли природный.

Почему? Потому что ответ тебе написать хочется.

А Мамба, моя африканская принцесса, спит себе – как привыкла под своим южным звездным небом, по-королевски, раскинувшись попрек диванчика, и скинув одеяло до пояса. Несмотря на уже почти что зимний холод в квартире. По причине плохо топящихся, как тут у нас водится, батарей.

У нее горячая кровь, которая греет ее не хуже калорифера.

Роскошная картинка – ты бы только видела, - в тихой полутьме комнаты.

Ты, в порыве восторга от такого поворота событий, совершенно резонно заметила мне, что африканская мамба – одна из самых ядовитых змей на земле. И мы с ней, с моей новой принцессой – просто два сапога пара.

Насчет себя – не знаю. Я, если и кусаюсь, то не ядовито. Кроме того, в это время года мои укусы – безопасны.

А вот Мамба действительно - крутая девушка. И умеет за себя постоять. Если уж укусит, так укусит.

Нечто вроде – два удара, восемь дыр. И ваша уже не пляшет.

На днях одна из моих лесбиянок, которых я, подчиняясь велению сердца, прогнал, видимо, уставшая от хождения по лестничным мукам, и секса в антисанитарных условиях, забрела опять без звонка ко мне. С предложением – ко мне по выходным вернуться. И все мне простить.

Говорит, телки телками, даже и породистые, из племзавода «Коммунарка», а мужики, даже и такие, как я, ничего собой не представляющие, лучше! Особенно, если вибратором себе помогать немного. И на мужика особого внимания не обращать. Во, какой менталитет.

- Что? – спросила Мамба? – Что такое есть вибратор? Если это тот, о ком я подумал… У мой мужчины без всякий вибратор птенчик - вау! Не каждый даже наш южный мужчина с таких птенчик ходит!!! А ти, протухший завтрак шакала, такие вещи при мне говоришь, гиена? Или - гигиена - как правильно будет, а?

Видела бы ты, как ее Мамба гнала – ух! только перья летели, и пуговицы отскакивали! Это было просто нечто!…

А вибратор следом за ней до лифта летел - мимо вовремя присевшего охранника Мобуты…

Пишу тебе, и слышу, как ее охранник-телохранитель Мобута, - за входной дверью, в коридоре, на коврике, тяжело ворочается и причмокивает. И на душе мне спокойнее делается. И за Мамбу, и за меня.

Принцессы, знаешь ли, никогда без охраны не ходят. А Мобуту, знаешь ли, никогда до конца и не спит – даже за дверью, на коврике половом, на котором помещается, пожалуй, только одна его здоровенная пятая точка.

Всегда если и спит, то в полглаза.

Видела бы ты еще, как разобралась Мамба с участковым, которого поначалу вызвали мои соседи. Сильно напуганный видом двухметрового субъекта иссиня-черного, аспидного цвета, прогуливающегося по коридору у дверей, или спящего вполглаза на коврике поперек моей входной двери. И поглядывающего на них, на шмыгающих мимо соседей, голодным бесшабашным взглядом людоеда. Из под полуприкрытых век - без ресниц.

Как у добродушной рептилии.

- Ты это - что? Ты это - расист? – спросила Мамба участкового в лоб, когда тот попытался достать из папочки протокол. – Хочешь международный скандал и атомная война? У нас, чтобы ти знал - добывается столько же плутоний, сколько и у вас на луне, и у Америка вместе. А кнопка находится у мой родной папа. И плутоний – тоже у него, у папа. Если мой родной папа узнает, что нам с Мобуту не очень хорошо тут из-за тебья, он тут же нажимайт эту кнопку. И все – война! Я думай, твой начальство тебя не одобряит, дурачок! И даже есть тебя не будет, такой ти невкусни. – Просто, повесит тебя на площадки.

Делая скорбное лицо, но хохоча в душе, я живо представил себе, что и как сделает начальство с майором предпенсионного возраст, обеспокоенное дипломатическим конфликтом, закончившимся атомной войной… Наверное, думал я – действительно, начальство сожрет его на площади, прямо живого, сырого, и не очень хорошо мытого и очищенного.

С разинутым ртом и с выпученными глазами участковый исчез из нашей жизни, прижимая к груди потертую папочку с пустыми листочками протоколов. И больше уже не появлялся.

А соседи совсем присмирели, и стали почтительно здороваться с Мобутой.

На что тот, обычно, отвечал дружеским молчаливым похлопыванием, - и особенно соседок, - своими огромными ладонями. И всегда - явно ниже талии. И при этом облизывался не очень к месту.

А соседки – поеживались.

По-моему, похотливо.

Странные у нас женщины на лестничной площадке живут, надо тебе сказать.

Сперва он, охранник, даже настаивал, чтобы находиться – пока Мамба у меня – тоже у меня в квартире. На кухне, например, или на балконе – несмотря на холод. Дабы не допустить оплошности, которую допустил предыдущий охранник.

Тот самый, что потерял автомобиль, и остался на остановке с беззащитной Мамбой - в опасной мерзкой ночи с дождем и снегом, посредине заборов и леса нашей, не очень дружественной к аспидным гостям, лунной равнины.

Расплатой за эту ошибку была отправка его на родину, и прилюдное поедание.

В качестве смягчения наказания, его съели его же родственники и знакомые. На центральной площади.

Я – просил за него… Но это не помогло, только лишь немного смягчило гнев Мамбиного папы.

А ведь полное наказание за такой проступок, как рассказала мне потом Мамба – это съедение совсем не родственниками и знакомыми, а абсолютно незнакомыми и давно не кормлеными крокодилами. В интимной обстановке королевского пруда. Что гораздо, по-моему, хуже. На миру-то ведь и смерть красна.

Но вот этого я уже вынести не смог – его присутствия в квартире.

Тем более, что от него слегка всегда пахнет бананами и чесноком, который он лопает постоянно, запихивая в рот горстями.

Чтобы не подхватить тут что-нибудь вроде гриппа. А, может быть, – триппера. И того, и того он побаивается. Хотя в целом – малый отважный и преданный.

Но ты ведь знаешь, моя сладкая бон-бон, что у меня иногда проявляется аллергия на экзотические запахи. Вроде – французских духов, невесть кем тебе подаренных. И эта аллергия может довести меня прямо до осатанения. И до не очень предсказуемых действий.

Могу этого Мобуту просто голыми руками задушить за его банановые запахи.

В общем, Мамба, чтобы меня особенно не напрягать, распорядилась, чтобы Мобуту дежурил на коврике под дверью.

Она тоже не любит банановый запах. Хотя с чесночным мирится запросто.

…Да, пожалуй, что и он не спит сейчас тоже. Или – спит себе в пол глаза. Можно даже выйти, и с ним покурить на лестнице.

Но мне не очень нравится его оценивающий взгляд, которым он иногда прохаживается и по моей фигуре. Будто хирург. Или мясник.

Поэтому, лучше уж я у компьютера посижу. Не хочется мне рисковать так вот, понапрасну.

Кстати, о напрасном риске, милочка моя.

Не я ли тебя предупреждал, малышка, что какой-то он странный, этот твой мистер Смит? Этот самый Джентльмен с большой буквы? Джекил, как он называет себя - для друзей.

Уж больно часто вытирался пипифаксом. Подозрительно это было. Очень.

Наши люди так себя не ведут.

А не наши, вроде Мобуту… да что о них рассуждать, на то они и не наши.

Чтобы чесноком пахнуть. Или сородичей или еще кого-нибудь лопать. Как Мобуту.

Или - чтобы вытираться постоянно, и все же при этом сортиром пахнуть. Как этот самый мистер Смит из Сити.

Так лучше бы и говорили сразу всем – не наши мы, мол… Не наши, так и запишите в протокол.

Однако вот, несмотря на странности мистера Джекила Смита, твое описание Лас-Вегаса мне так ужасно понравилось, что я даже готов был ему многое простить. Однако – вовремя спохватился. И не стал прощать. И правильно сделал, как выяснилось.

…Ух, ты, какой это город замечательный - Лас-Вегас, штат Невада, что возле Каньона и Долины Смерти!…Какой городище! Бывают же такие жемчужины порока в пустыне – как об этом пишут в отечественных туристических справочниках.

Просто дух захватывает…

Кстати, вроде бы, - как я тебе уже и рассказывал, и в нашей лунной, среднерусской лесистой пустыне, нечто подобное планируется. Порочное, игривое…

Правда, слегка похожее на резервацию для буйных, но азартных игроков.

Вот, и мы заживем, тогда… Когда эту красоту построят… Когда туда казино и прочие соковыжималки вместе с чистыми… то есть, с чиновниками нашими, чистокровными, переедут. Заживем мы как настоящие лунные люди. А может быть, даже и лучше.

Прочитав у тебя про Лас-Вегас, я не то, чтобы мистера Смита и с его странностями почти полюбил, я даже с вашего «гугла» - извини, за неприличное название - не поленился, и программку скачал себе.

Хорошая программка. Увлекательная.

Земной шарик в звездной виртуальной пустоте кружится, весь границами иссечен.

Найдешь на нем мышкой нужное место – приближаешь к себе, приближаешь колесиком, пока улицы с машинами и людьми не появляются…

Очень занятное и поучительное зрелище – особенно, с высоты птичьего полета.

Прогулялся я оттуда, сверху, из бесконечно виртуальной дали, туда и сюда - по твоему Лас-Вегасу.

И еще раз прогуляться захотелось.

Понравилось! Слов просто нет…

Если наши лунатики нечто такое же окрестностях нашей лунной столицы отгрохают – я прямо туда и переселюсь. Чтобы поближе к их большому состоянию быть.

Погреться в лучах чужих денег…

Если своих не хватает для полного обогрева.

А их – и не хватает.

И до того не хватает, моя радость, что решил я - впору и мне, честнейшему из честнейших, взятки брать начать. Пора!

Посмотрел я как-то вокруг, не видит ли кто?

А потом прямо на двери своего кабинета и написал: «Беру! »

Ты, наверное, думаешь, что деньги потекли рекой?

Нет, конечно, не отрицаю дают… Кто сколько сможет. Но крайне неохотно. Как будто не понимают, куда зашли.

Вот расскажу тебе, как приходит тут один – и спрашивает:

- Чего берете?

Я – ему: взятки беру!

Деньгами желательно, говорю. Щенками, конфетами, мотоциклами, секретаршами - не беру. Только купюрами. В твердой валюте. Предпочтительно – в евро. Их меньше подделывают. Пока еще не научились - как следует подделывать

- В смысле как – взятки? В каком смысле - то? – спрашивает он меня. Непонятливый, какой-то.

Я - ему: в прямом! В самом что ни на есть!

- Странно, - говорит. – Я почему-то думал – сюда только за заслуги пропускают.

- Не только, - говорю я. – А иногда и не столько.

Нет, конечно, биографию изучаем. Судим, не судим, женат, не очень женат. Или сколько раз сразу женат. Дети - какие? Полые или разнополые. И где бегают? И неизвестные ваши дети также - где бегают? И с кем? А вы про них почему - ничего не подозреваете? Или – не хотите подозревать?

Стаж там смотрим - трудовой. Сколько домой лампочек с завода вынесли. Сколько старушек у церкви ограбили, сколько старичков с дороги машиной в морг спихнули. Все это – конечно, смотрим, проверяем. Но при прочих равных – еще и купюрами подкрепить надо. В евро, если можно. Ну, в крайнем случае – в долларах США. И никаких там тугриков или рублей. Не принимаются к оплате. У нас порядки строгие.

- Ладно, хорошо, - говорит – а дальше…. А дальше что?

- А что дальше? Известное дело - дальше я вас Петру Петровичу представлю. Ему тоже надо что-нибудь дать. Он же ключами от входа заведует. Без этого замки не отопрет. На масло также надо средства выделить, петли смазать – чтобы ворота не скрипели. Они за тысячи лет заржавели страшно. Коррозия, эрозия, собачки писают, выхлопы, порча климата ну и прочие прелести цивилизации. Вы ж знаете сами.

- Мда, - задумался. – А если нету? Если денег нету?

- Тогда, боюсь, просьбу придется отклонить.

- У меня же и биография – как минимум, герсоцтруда! И семьянин на загляденье, и вообще, – и начинает талмуд целый с листочками на столе моем чистом раскладывать.

- Что вы, дорогой товарищ, - даже и не раскладывайте. И смотреть не буду.

- А что – и управы на вас нет? Если я главному пожалуюсь? Вот сейчас пойду тут рядом в одно место, свечку зажгу – и пожалуюсь.

- Жалуйтесь, конечно. И у нас с вами будет много-много времени все разобрать и обсудить. Прямо до самого Страшного суда времени будет. Почему? Да шесть миллиардов таких на Земле. И все каждый день ему жалуются – уж минимум по разу. Знаете, какая очередь…. Занимайте. Пока до вас дело дойдет – даже я умру. Хотя, после испытательного срока, мне обещали бессмертие. И бестелесным, кажется, стану, а в бестелесном нечему и помирать. По определению. И это мне вообще не очень нравится, бестелесным быть. Но я еще подумаю над этим предложением. И соцпакет, наконец, дадут, и в запасники доступ...

- Что же мне делать?

- Коли денег нет, попробуйте ниже на этаж. Там такой же, как я сидит, коллега – только с рогами. Противный – до ужаса. Они поменьше берут. У них там – эконом класс.

Жарковато у них там что-то, обгореть можно, если не предохраняться с кремом, да и влажно, как в тропиках. И All Inclusive в системе отсутствует. И палаты совместные - женские, мужские. Но многим нравится. Зато и скидки постоянные, и компания там! Ух! На все руки!

Да вы не расстраивайтесь так – хоть у нас и семь звезд, золотые унитазы, арфы, амброзия и все прочее – все же скучновато. Смертная скука, если уж честно. Я бы и сам, если бы не испытательный срок – к ним, вниз пошел. Невзирая на жару.

К слову, они меня уже приглашали подработать – я вот сейчас над этим думаю.

- И я пока подумаю. Давать вам, или не давать. И вообще, схожу вниз, поразведаю, - говорит он, забирая свои бумажки с печатями.

Видишь, как мне деньги тяжело достаются, моя радость? Какие мне субъекты, моя радость, прижимистые наведываются.

А я ведь честно написал на двери – не хватает, поэтому беру!

Но пока – все же не хватает.

Так что, когда у нас, на луне, эти отечественные острова разврата откроют, я играть там не буду. Обещаю.

Клятвенно.

Что грузинские джентльмены, или еще какие - владельцы, что наши, из государственных чиновников – все одно!

Втемную они играют. Совершенно втемную. Привычки у них такие, не переделываемые. И рулетки крапленые.

Мафия.

Государство наше, вполне народное, обычно, как ты знаешь, моя сладкая, главным доном корлеоном во всех таких делах и является. И не только в таких.

И с этим стоит считаться. Или, хотя бы, об этом помнить, когда с государством во что-нибудь играть садишься.

Или тебя насильно – сажают.

Я между прочим подозреваю, что и у вас там, в Лас-Вегасе, не все так уж благополучно обстоит, как ты пишешь. И как с птичьего полета выглядит.

Наверняка, какие-нибудь пятна и там найти можно. Вроде мелких и не очень мелких жуликов.

А у меня деньги-то не казенные. Свои. Потом и взятками добытые. Не хочу я с ними так по-дурацки расставаться. Ни в Лас-Вегасе, ни здесь, в местной лунной резервации. Как это твой хваленый мистер Смит сделал. Хотя – ему простительно, не свои он деньги ухнул…

Кстати, я и на твой город из виртуальной дали «гугла», - еще раз извини за выражение, - посмотрел.

И даже на улицу, на которой вы с твоим козлом сейчас квартруетесь.

И даже столб, кажется, увидал, из-за которого твой любезный прошлый Джек теперь в тюряге лечится, романы с дядьками крутит, и, может быть, даже замуж по выходу на свободу соберется.

Только вот, о чем сожалею, птичка типа вороны что-то мне в кадр не попалась. Которая вас обделала. Хотя, с удовольствием и на нее сверху поглядел бы тоже.

А «Мазду» твою несчастную давно на свалку свезли, поэтому она увы, так же в поле зрения не попала.

Как мне кажется, могли бы ваши над ней и поработать. И какой-нибудь завалящий «линкольн» из нее соорудить. Или – «лотус». Почти новенький. Без пробега по США. Вварив туда что-нибудь от «пежо», например, или от «ситроена» с «тойотой».

В общем, могли бы ваши умельцы-гоблины.

Если бы, конечно, еще к ним и наши умные лунные головы приставить и руки мозолистые приложить.

Отбою бы от ваших лопоухих покупателей не было. Я в этом совершенно уверен.

Да…но вот твой любезный мистер Джекил Смит, Джентльмен с большой буквы из Сити - меня серьезно огорчил.

Плохо ты, детка драгоценная, все еще в людях разбираешься. Это – с одной стороны.

С другой стороны, - хоть и не оправдываю, но прекрасно понимаю и твоего Джентльмена с большой буквы. Который, как ты пишешь, глотая слезы ненависти, ухнул в одну ночь все деньги в казино «Импераил»… или «Империал»… не знаю уж, как правильно пишется.

Если бы это были его деньги, то тогда, конечно, это он был бы - просто уродом беспробудным…

Но ведь деньги были казенные – его компании. Со счетов снятые, и обналиченные, - прямо, как у нас, в какой-то левой конторе.

Так что, в определенном смысле, браво ему… Действительно – головастый финансист.

Даже в Сити таких не очень много.

Представляешь, если бы он выиграл – какой бы это праздник получился?

Вы где-нибудь на Каймановых островах неплохо бы устроились. Или – он один, без тебя.

Но ты справедливо заметила, что нехорошие, даже противные чудеса происходят с тобой постоянно.

И вот теперь мистера Смита разыскивает полиция, и даже, наверное – Интерпол. А ты, бедняжка голодная и холодная, не можешь из Лас-Вегаса никуда отъехать - в качестве свидетеля его грандиозного проигрыша. И живешь теперь в каких-то трущобах с квартирантами.

Мне кажется, этот финансист из Сити мог бы тебе хоть несколько сотен оставить. До дому добраться, до козла своего.

А он, как ты пишешь, и твою наличность и безналичность все той ужасной ночью и грохнул. Когда отыграться в рулетку хотел… По крупному сыграл. Нехорошо, но понятно.

Посему, теперь ты и ждешь своего козла для генеральной порки, и чипсами питаешься. А козел твой к тебе не спешит на выручку.

И что-то мне подсказывает, что ему совсем к тебе спешить и не хочется.

Не настроен он на спешку как-то.

Хочет, чтобы ты похудела немного, наверное.

В общем, сукой настоящей подзаборной оказался твой мистер Смит из Сити по прозвищу Джекил… И если он тут у нас на луне вдруг объявится – я тебе обещаю, морду ему разобью. И Мамбу на него напущу с Мобутой.

А потом то, что от него останется, в милицию сдам.

Если тебе не трудно, пришли, пожалуйста, его карточку.

А я с ним разберусь по старой нашей с тобой дружбе.

Правда, я сомневаюсь в том, что этот аферист фотографироваться любил.

…Обо всем этом я тебя и предупреждал, малышка.

Но может быть, такой практический урок тебе все же на пользу пойдет?

В следующий раз, как только слово пипифакс услышишь – беги без оглядки. Нехороший человек его произносит.

Или, если что-нибудь про романтическое путешествие в Лас-Вегас вдруг выяснишь – тоже прячься.

Романтические путешествия в предвариловке закончиться могут, а не у пионэрского костра на природе.

Или же в общем номере гостиницы за двадцать баксов в сутки с видом на пустыню или даже большой Каньон. Вместе с тараканами размером с лягушку, компаньонкой-бомжихой, и ее хахалем из близлежащего мексиканского сервиса.

Который, в порыве страсти к своей бомжихе, все и тебя за попочку немытыми руками цапнуть желает. И со своим пахучим прибором - в тебе покопаться все подкатывается.

Ладно, милочка. Будем ждать счастливой развязки твоего приключения.

Надо будет найти в программке от «гугла», - еще раз прости за выражение, твою Dirty Happy Street в Лас-Вегасе, где ты сейчас своего козла на выручку ждешь. И понаблюдать сверху за тобой. Может быть, тебя это немножко согреет, что за тобой сверху немного хоть кто-то присматривает.

…Пишешь мне обо всех этих чудесах своих. Которые, почему-то, с тобой если и происходят, - то исключительно нехорошие, как ты думаешь.

А вот хорошие чудеса – никак с тобой не происходят.

То этот Джек, да «мазда» разбитая…Теперь вот этот мистер Смит, который Джекил, финансист из Сити липовый…

Сколько же можно! – восклицаешь ты.

Я тебе на это вот что скажу: вообще, разные чудеса на свете случаются повсеместно и со всеми, не только с тобой.

Надо только, как любил говаривать мастер Леонардо, уметь их видеть.

Происходят они буквально: тут и там, там и сям. Разнообразные. Хорошие, и не очень. Или даже – совсем никудышные.

И приятно, когда они не с тобой происходят – особенно никудышные. Прямо – душа иной раз радуется.

А с другой стороны, очень обидно, если что-то получше – а не тебе. Другому кому.

Ужасно, до слез обидно – каких-то сантиметров этот счастливый снаряд до тебя не дотянул, и в песок ушел. Летел, летел… и мимо… К какому-то уроду, прости меня господи грешного, в карман угодил.

Вместо того, чтобы тебя богатством и славой осыпать.

Те чудеса, которые из хороших, – обычно случаются с человеком только однажды. Один раз… ну, если очень сильно повезет, - два раза…

Вроде выигрыша джек-пота, или обнаружения неженатого и бездетного дедушки-миллионера, откинувшего вдруг копыта, и отписавшего все тебе.

Кому-то там, наверху, кажется, что слишком жирно это было бы, если бы счастье в одну точку все долбило бы и долбило бы.

Я туда, наверх, не вхож, но думаю, что это именно так.

Человек просто бы от избытка умер.

Такие чудеса тоже ведь бывают на свете, не находишь? Когда человек от избытка счастья вдруг концы отдает…

А вот те чудеса, которые из разряда не очень хороших – происходят вокруг постоянно, регулярно и злобно. Наезжают на тебя из вселенской тьмы, как одноглазые остервенелые электрички на пустынном ночном перегоне.

И одни и те же, причем… Одни и те же, друг на друга неотличимо похожие, неприятные… черт побери меня совсем!

Во всяком случае – со мной именно так. Одно расстройство. Впору шоры надевать.

Впечатление складывается, будто грабли, разложенные кем-то на дороге, тебя, дурака, только и ждут, - чтобы между глаз ручкой залепить.

И чтобы из глаз искры у тебя посыпались.

Крупные, обильные и тусклые.

Ты не огорчайся за себя понапрасну - это природа все устроила. Вместе с генеральным менеджером. Сладкая этакая парочка, знаешь ли. Против которой – не попрешь. Каверзная такая, слегка ехидная.

Все под ручку прогуливаются.

Поразложили они, знаешь ли, кругом грабель, и хихикают за углом - уютно расположившись за чашечкой амброзии и рюмочкой выдержанного французского коньяку. По тысяче евро за бутылочку. Наслаждаются, нехорошие.

Сам я эти пустые бутылки видел. Запах – восхитительный.

Чтобы глупый, зато неуемный их сынок свое место знал. Да чтобы и себе удовольствие доставить хоть какое-то.

При созерцании нашей непутевой жизни.

Правда, может быть, и сам человек во многом виноват. Заносит его слишком часто. Гордиться собой очень начинает. Нос вверх – а под ноги не смотрит. Так ведь прямо в умных книжках и написано: не гордись, ветошкой будешь.

Но куда там!

Однако, полагаю, что ты их давно не читаешь, умные книжки… Комиксы одни, да дамский фикшн только осиливаешь. Чтобы английский на уровне держать, и с мистером Смитом общаться.

Хотя, как я знаю, ты не так уж и давно - школу с золотой медалью окончила, и в институте по твоим рассказам, не в последних дурах была.

Только кто-нибудь, из тех, что умных книжек не читают - нос кверху, тут его и физиономией о деревянную ручку, - трах! Получи, пожалуйста, дорогой товарищ, из наших обширных арсеналов чудес!

Или – носом в бордюр. Ну, как, сынок, не очень жестко?

Не высовывайся, мил человек! Забыл, дорогой, что тебя ждет? Мы тебе напомним.

И – по рюмочке коньяку… Не чокаясь. За здравие. Или – за упокой.

Ждет тебя, дорогой - отличная яма два на три. С водой на дне и червяками по бокам.

Или печка газовая – она быстро твои бренные в труху и пепел смолотит, и дымом через трубу выпустит.

Или же, - это для особо одаренных жизнью - мешок целлофановый на близлежащей помойке ожидает, где тебе место и уготовано - на радость воронью и крысам. За неимением у тебя обильных средств на твое правильного закапывания под фальшивую скорбь служителя культа, и танцы с мордобоем под конец печальной, но правильной церемонии. Согласно нашему, древнему лунному обряду.

Я лично склоняюсь к логичной версии происходящего: сам себе человек и придумывает - на свою голову или попу - разнообразные неприятные чудеса…

Для общего поднятия собственного, неадекватного ситуации тонуса.

Вот, так рассуждая, попутно вспомнил и давний лозунг: человек – хозяин природы! Помнишь, лозунг такой был? На всех заборах писали, и даже по телевизору показывали? И радио без умолку трещало, от восторга захлебываясь маршами.

Как теперь у чиновников принято говорить? «Знаковый» лозунг. Это - когда они очередную мудрую мысль монарха цитируют. После очередной порции возлизания разных частей тела.

Ты вот как думаешь, медалистка ты моя, - так хозяин, или не очень-то хозяин человек природы?

Если широко на это дело посмотреть, а не через призму своего личного, местечкового интереса? Что у нас с тобой очень часто наблюдается.

Этот лозунг, если помнишь, очень популярным был в эпоху развитого лунного социализма. Когда еще реки вспять поворачивали, и мирный атом все укрощали и укрощали.

А он, атом, что-то все не очень укрощался и укрощался.

А чем потом все это обернулось?

Поразвлеклись, так сказать…По полной программе.

До сих пор уроды рождаются, и грибы с двумя шляпками и на трех ножках в лесах у Смоленска, и далее, все растут и растут.

А дыра над Антарктидой озоновая все ширится и ширится, и останавливаться не хочет.

Просто беда какая-то.

Хотя, ты тогда еще и не родилась даже, когда все это началось. В проекте, может быть, была.

А может быть, тебя и в проекте даже не было. У твоих папы с мамой. Они еще тогда слишком для таких проектов юны были. И наивны.

…Что-то меня все на вселенские масштабы сегодня тянет, детка…

Пора мне на мою грешную луну вернуться. А то – слышу, Мамба как-то призывно пошевеливается. Да и я что-то раскочегарился, на нее, на голенькую, периодически поглядывая. Как на горяченький пирожок.

Эх, Мамбочка, просыпайся, принцесса, я твой!

12. ПЕТТИНГ И БДСМ.

Продолжение.

Начало:

Между тем, Мамба изъявила желание попасть в наш, в лунный театр. Посмотреть, чем там дышат, как и с кем живут? Ознакомиться с высоким нашим театральным искусством. И повидаться с наследниками школы известного Станиславского. И какого-то не очень известного Немировича. То ли Панченко, то ли Данченко – не помню уж точно…

То ли хохла, то ли еще какого-то… почти нашего, лунного, пошехонца.

Вообще говоря, и ты ведь знаешь, meine Kleine, я не большой любитель по театрам.

Я больше маршевую оперу люблю. Походную. Поскольку сам маршами по ночам балуюсь. В смысле, их сочиняю и к месту, и не к месту. Сексуальные. Очень взбодряют в постельке. Вздергивают. Тонус поднимают, и в ногу шагать помогают - и мальчикам, и девочкам. Этакие – игриво патриотичные. Про родину и про партию (что-то вылетело из головы, как она теперь называется).

И про комсомолию с пионэрией – а это вообще моя любимая тема. Которые, как известно, всегда и на все готовы. Были, есть и будут готовы – я имею ввиду.

Такие замечательные крепыши задорные. Розовощекие. Вроде Павлуши Морозова, каким его на плакатах еще не так давно изображали. Вместе с его несчастными родственниками в компании – со злобными лицами вредителей, на заднем плане.

Этот Павлуша своих родственников, как ты знаешь, солнце, папашу своего родного, заложил -ради высоких и бескорыстных в личном плане целей.

Сделал так, чтобы его, папашу родного, быстренько пристрелили красные комиссары-мародеры. Прямо - у ближайшей стенки.

А добро, что от него осталось, поделили. По-братски, быстренько, по-мародерски.

Ради высоких идей.

Вот это и есть - настоящая эпическая походная опера, которую я с удовольствием в театре и посмотрел бы.

Очень сексуальный сюжет, не находишь? Про родного папашу. Которого ни за что, ни про что – и к стенке. Без суда и следствия. Как у нас водится.

Кажется, кем-то она уже написана - из наших, великих, советских поэтов-акынов. Надо бы мне поинтересоваться – и туда Мамбу затащить. Чтобы посмотрела, похож ли этот обряд на их обряды – по съедению неугодных.

Правда, мне что-то кажется, сейчас такие поучительные оперы не очень в ходу у нас на лунной поверхности. Уж больно – зеркало напоминает. В котором наша простая и незатейливая феодальная лунная жизнь отражается.

А кто любит в зеркало под таким углом смотреться?

Мораль-то у этой оперы довольно простая, хотя и, несомненно, вечная – меньше вокруг всякого народу, значит, больше вокруг всякого кислороду. Пусть даже это и собственных надоевших до полусмерти родственников касается, а не каких-то там чужих и посторонних уродов.

Зажравшихся.

Да…

Надо бы и мне на эту тему сексуальный походный марш сочинить.

Похлеще, думаю, штучка выйдет, чем «Фауст» небезызвестного и довольно пресного поэта Геотхе – так он, кажется, по-немецки пишется.

О наследии славных лунных времен.

И напишу, не сомневайся, моя ирисочка.

Я ж у тебя – ну такой талантливый! Прямо – на все руки и другие части тела мастер.

…Несмотря на все эти размышления, я все же честно и благородно пошел вместе с Мамбой в театр. Удовлетворяя ее женский каприз. Оказывая попутно, так сказать, помощь развивающимся странам в деле ознакомления наследниц дружественного престола с образцами высокого…

Если по большому счету говорить, по гамбургскому, таких ураганных и сексуальных женщин, как Мамба, у меня вообще в жизни не было. И, скорее всего, в ближайшее время и не будет. Если только – что-нибудь получше нее вдруг на меня не свалится.

Хотя – это вряд ли.

Мне не хотелось бы ее потерять так вот просто, из-за какого-то паршивого нашего слегка занюханного театра.

И еще я про себя подумал – вот она, почти уже любовь. Первая, и последняя, пожалуй. Которая требует. Иногда и ласки. А иногда и жертв. Вроде театрального искусства.

Я даже едва слезу умиления украдкой не смахнул – от ощущения собственной жертвенности. Пущенную также еще и по поводу бессмертной любви.

Но не смахнул – слеза в щетине где-то затерялась.

Кстати, ты, радость моя, не подумай, пожалуйста, ничего плохого… Я не болен.

Не всегда гладко бреюсь не потому, что недомогаю, а потому, что это Мамбе так нравится. Любит она острые ощущения – производимые моей щетиной и сверху, и снизу. А с тобой у нас любовь тоже была, не сомневайся ни на минуточку.

И есть, и, может быть, еще и будет. Когда ты одумаешься.

Хотя… может быть, уже и не будет. Если нет, не одумаешься.

Но если одумаешься, я бриться опять начну – на ночь. Ты ж ведь не Мамба. Сама окружающим острые ощущения своими ножками доставляешь, и никакой посторонней щетины не требуется.

Ну, а и с ней, с Мамбой, у нас тоже уже почти любовь…

Я думаю, именно та, что волнует кровь, и заставляет мой насос под названием сердце на предельных оборотах кровь по телу гонять.

Конечно, я согласен с тобой – он, насос, у меня не очень новый, иногда поскрипывает. И заполучить себе такую любовь – все же, это дело не совсем безопасно для здоровья. Тут ты права.

Но я его уже проверил. И убедился – он прекрасно выдерживает режимы африканских жарких и небезопасных равнин, над которыми роятся мухи цеце, и по которым львы стадами бегают... В поисках белых переселенцев – кем бы закусить, а потом и пообедать?

Я очень этим доволен. Так он, собственно, и должен себя вести в экстремальных режимах, мой славный проверенный насос. В конце концов, справлялся же он сразу с двумя моими лесбиянками. Да еще и с Лизочкой в придачу.

Хотя, пардон, Лизочку этим лесбиянкам в свое логово разврата увлечь не удалось.

Конечно, Мамбу с ними не сравнить – значительно помощней и посексуальней будет. И с тобой, кстати, тоже – по темпераменту.

Это все равно, что «оку» с «феррари» сравнивать.

Но даже если насос не выдержит, я утешаюсь, что лучше откинуть лыжи стоя, чем прозябать без лыж всю жизнь лежа.

Или - на коленях.

Кстати, кошечка, давно думаю - а почему не бывает двух любвей сразу, как ты утверждаешь? Параллельных? И даже трех, и четырех одновременно, глубоких и чистых, как Москва-река у Кремля?

Я думаю, и верю – бывает! И еще как!

У меня ж бывало.

…В общем, я созрел до похода в театр. По секрету тебе скажу, последним камнем в этой кладке было то, что я еще подумал об одной мысли. А что будет, подумал я, если я откажусь пойти в театр?

Подумал об этом, и сразу же согласился.

…Конечно, околотеатральных хлопот при сборах случилось много.

Мамба захотела взять с собой, - помимо непременного Мобуты, - еще и семерых своих служанок.

Таких веселых шоколадных барышень, которые и мне прямо в душу запали. Очень даже хорошенькие.

Непосредственные такие, как дети. И бедра у них – просто не передать. И попки. Будь я из их мест, так бы и покусал!

Сладко.

А восьмая служанка, Мирандо, – та вообще у Мамбы, шик с отлетом!

Как говаривала моя покойница-бабушка.

И если бы, конечно, не сама Мамба… я бы ей непременно занялся бы.

Но восьмую служанку, именно ту, что шик с отлетом, и с губами призывными, что наиболее игриво и часто на меня с аппетитом посматривала, и даже порой подмигивала, и еще какие-то не очень приличные жесты пальцами и губами делала, Мамба сразу наказала. Лишила ее похода в театр, бедняжку. Оторвала от высокого в лунной жизни мегаполиса. Иначе и не скажешь.

А жаль, вообще-то.

Было бы неплохо с ней рядышком в ложе посидеть. И даже прилечь рядом в ложе – тоже было бы очень неплохо. И ее губками заняться. И другими частями тела. Эх, ма…

- Еще раз так на него посмотришь, голову откушу, высушу, и на забор повешу, - сказала ей в назидание Мамба на своем певучем, ласковом наречии.

И бросила несчастную девушку на низовку – как говаривали в старину.

Вместо наслаждения высоким искусством – отправила Мирандо помогать готовить в консульстве званный, почти северокорейский ужин. Ежегодный, по случаю национального праздника - Поминального дня всех родственников.

Дворняги для этого праздника, как я выяснил позже, очень на всех этих Поминальных родственников - по вкусу похожи. Может быть, даже и на Ким Ир Сена.

Особенно – их хвосты и уши.

Хотя пробовать это лакомство у меня не было никакого желания. Желудок у меня слабоват для таких развлечений. Водку с гвоздями варит, а вот такие блюда – не очень что-то.

Подготовка к трапезе требует соблюдения некоторых строгих правил.

Например, их, уши и хвосты надо брить, и желательно прямо на живых экземплярах. Чтобы не испортить благородный тонкий вкус будущей трапезы.

А иначе что-то там пропадает у них, у гурманов.

Какой-то важный вкусовой нюанс.

Этой неблагодарной и даже опасной работой – бритьем хвостов и ушей - обычно в стране Мамбы занимаются женщины. Под присмотром мужчин, естественно.

Причем, бреют исключительно остро заточенными золотыми пластинками.

Вообще, хочу тебе заметить, моя сладкая, золото у них в ходу также, как у нас – нержавейка.

И ложки золотые, и вилки, и даже унитазы – сплошь и рядом. Хотя, не совсем понимаю - зачем им золотые унитазы в тропическом раю?

Представляешь, моя радость – поразительно все это: такие вот не слишком продвинутые люди, а в каком богатстве живут! Золотыми пластинками собак бреют! Золотые унитазы с изумрудной окантовкой используют, и чем-то необычным это совсем не считают.

Так, рядовой случай.

Даже шейхи арабские им в подметки, по-моему, в этом не годятся.

А мы?

Мне просто стыдно за нас.

Начинаешь думать, что мы – вообще гораздо большие чуни, чем они…

Вот, сидим себе на нефти, на газе с брильянтами, на уране с медью, и еще, бог знает, на чем - вместе с алюминием сидим…

А не то, чтобы о богатстве мечтаем, а просто, чтобы досыта наесться хотя бы.

Многим просто даже жрать порой нечего… Кроме своих многочисленных противных родственников.

Но у нас, на луне, родственников пока жрать не очень принято. Закладывать их – это да, а вот родственников жрать… Это - пока нет.

Так если, по мелочи, какую-нибудь гадость им сделать… Или чего-нибудь, прости ты мою душу грешную, лишнего от них откусить. Какую-нибудь лишнюю деталь в экстерьере. Вроде уха, или, чего-нибудь другого, также никчемно болтающегося.

Я иногда думаю... – а я, ты не поверишь, родная, я иногда и думать даже что-то могу… Так вот, иногда я думаю – может быть, это не мы на уране с нефтью и газом сидим, а еще некто? Весьма посторонний?

А мы просто – с этим «некто» на одном поле случайно, по недомыслию, присели? По своим мелким глупым надобностям.

И мним себе, при этом, что это наше, общее. Захотим, и для себя выкопаем, или скважину под собой прямо просверлим.

А нам-то, оказывается, это совсем-совсем и не положено. И нас могут с этого поля совершенно запросто и удалить. Надолго, лет на десять. Например. Или еще что-нибудь с нами сделать.

Что-то я не знаю примеров, чтобы кто-нибудь самостоятельно так поэкспериментировал, выкапывал что-нибудь, или скважины бурил.

Кроме тех, кого по телевизору через день показывают. А их - по пальцам пересчитать.

Или тех, кому передачи носят. Этих – гораздо больше у нас.

У тебя, кстати, на этот счет – нет идей?

Как бы тоже к кому-нибудь присоединиться, и на нефть с газом подсесть? И чтобы – без неприятных последствий?

…В общем, наказали красотку Мирандо:

- Подойдешь на кухню! – распорядилась Мамба. И сильно шлепнула ни в чем не повинную девушку по роскошной откляченой попке. – А в следующий раз – отправишься домой первым утренним слоном. Без пересадки в Лондоне. Или Базеле. Прямо к нам, к нашему папе в сад. К крокодилам. Я специально попрошу крокодилов не кормить.

Бедная туземная девушка Мирандо… Очень аппетитная.

Но чуть позже из списка начинающих театралок выпали и остальные семь деточек.

И тоже – по той же причине. Слишком активно со мной общались. И тоже они отправились готовить званный ужин.

А Мамба сказала мне:

- Ти не зналь, почему меня зовут Мамба? Спроси Мобута – почему?

Вот такое резюме.

И больше ничего не сказала. Защебетала дальше о чем-то, о своем, дорогом и девичьем.

А я даже и Мобуту не стал переспрашивать. Что-то мне не захотелось.

Кстати, о наказаниях.

Ты вот тут пишешь, что у тебя получился практичный и долгосрочный оргазм, когда твой козел до тебя добрался - наконец.

И стал тебя наказывать за твое непутевое поведение.

Не очень-то, кажется, он к тебе спешил на выручку, как я погляжу. Но все же спас тебя, вырвав из лап злобных тараканов-куроедов, похотливого механика из мексиканского сервиса, а также – из когтей чипсово-спрайтовой нищеты. Спас, чтобы к наказаниям приступить.

Можно себе представить эту картину - твоего спасения из лап плохо кормленных, диких тараканов. И последующей грандиозной торжественной порки.

«Волнительную» картину - как пишут отдельные наши писатели, плохо изъясняющиеся на родном лунном языке.

Право, лучше бы они переходили на какой-нибудь другой, еще более им родной.

А то - за них даже обидно бывает.

Такие умные, тонкие, талантливые… Стихи пишут, и прозы сочиняют.

И вот, на тебе – «волнительно»…

И не только это…

Я тут даже решил переводами заняться – чтобы некоторые их плохо читаемые произведения к нашим, лунным потребностям адаптировать.

Знаешь, милочка, сидишь себе на службе, от скуки маешься. Взятки дают неохотно, клиентов, что через меня к воротам Петра Петровича поступают – тоже не очень много. Как правило, постоянно что-то в бумагах не в порядке. А денег у них нет.

Приходится их прямо с порога разворачивать – и на грешную землю опускать.

Чем же еще не очень загруженному чиновнику, вроде меня, кроме как не литературными изысками заняться? И не вообразить себя при этом кем-то, вроде, Михаила Евграфовича…

Особенно, если от скуки присутствия взгрустнется?

Получилось у меня нечто, вроде сборника.

Если тебе интересно заценить мой литературно-переводческий талант – «зацени», как говорят те же литераторы.

И похлопай в ладошки.

А не интересно – смело пропускай эту скучную часть моего письма к тебе.

Я тебе один только переводик свой приведу, а потом, если захочешь, полностью его в конце письма прочитать сможешь, договорились? В качестве подарочного сборничка тебе. Орфографию с пунктуацией там везде я оставил авторскую, поэтическую. А имена приводить не стал – чтобы потом за мной со сковородками поэты не гонялись.

«В глазах - тоска, в душе - бордак,

Мой ангел далеко, а рядом пустота.

Холодно... голодно... кругом чужак.

Он смотрит прямо на меня,

Во мне сверля дыру.

И по уши в снегу, стою я

Одна, и некому меня позвать с собой,

Чужак стоит и смотрит,

Он радость тихую таит над моей печалью.

Улыбка стерлась уж давно с лица,

В глазах - тоска, в душе – бордак»

Это стихи в прозе называется. Все хорошо, но уж больно не по-нашему, лунному.

Крякнул я, протер клаву спиртом, над дверью, пониже, чем «Беру! » вывесил еще табличку: «Без баблосов - вход только по вызову! », и, закатав рукава на белой рубашке, начал переводить.

«Зацени», все же, моя кошечка!

ПЕРЕВОД:

«То, что после вчерашнего в душе бордак – ежу понятно,

Новый год все же один раз бывает в году.

И Ангел куда-то умотал. Вечно не вовремя.

С какой-нить другой умотал, подлец, видя мою беспомочность…

Конечно, и холодно, и голодно притом.

И чужак этот – какой-то кругом несъедобный.

Не ухватишь. Не укусишь. А хочется.

Зубы последние только жалко ломать. А придется. Видимо.

И проснулась я нынче где-то не там. По уши в снегу.

Хорошо еще, добрые люди на ноги поставили.

А то бы замерзла к чертовой матери.

Надо бы домой – домой.

Но какой же в душе «бордак» граждане, а!

Это что – свойство Нового года?

Или обычное? »

По-моему, мон анж, так все-таки прозаическое это стихо понятнее стало, правда?

…Впрочем, бог с ними, с этими писателями, и моими непомерными талантами. Сборник в конце - читай на здоровье.

Вернемся-ка к тому, как твой козел тебя наказывал… Негодяище поганое…

Боже ж ты мой!… Какие садо-мазо сцены разыгрались между вами – тобой и твоим козлом-орангутангом! Очень они живо в моем взбудораженном воображении рисуются.

Плетка, и тумаки. Связанные руки, и кожаная маска на твоем чудесном личике – чтобы ты не вопила…сильно. Не возбуждала постояльцев вашей полукартонной ночлежки на окраине славного города Лас-Вегас. А чтобы не кусалась - больно - с молнией в области губ. Но, чтобы в случае чего, ротик расстегнуть, и по назначению использовать.

А назначение, для твоего очаровательного ротика у твоего козла-спасителя – только одно и есть на уме. Да и у тебя тоже.

Да, да, не перебивай, пожалуйста, именно так я и думаю - неплохо зная тебя. И немножко – его.

Все у вас было – как в фильмах ужасов. Плохого пошиба. С маньяком-педофилом и женщиной-переростком, играющей затурканную вконец нимфетку.

И полицейским сержантом с лицом Дженнифер Попес.

Мда, а еще, пожалуй, он использовал вонючий старый веник. Чтобы по нашему, по лунному, тебя отделать. Как бабушка в детстве.

Помнит, кстати, твой козел еще веники?… И свою бабушку? Должен, вообще-то, мы с ним одного поля ягоды.

А я вот свою бабушку – прекрасно помню. Как она в детстве непутевых унков веником охаживала, царствие ей небесное.

Да мало ли чего еще он мог использовать…

Закалка у него, надо думать, та еще. Наша, хорошая.

Я вот тут услышал от ребят в бане несколько новых слов.

Например, страпон. И – петтинг.

Наверное – и это у вас было, милые вы мои птенчики. Страпон в вперемежку с петтингом. Хотя, все же, не знаю точно, что это такое.

Крепко попало, надо думать, тебе по филейным частям.

А также – и прямо в филейные части кое-что обломилось.

Как ты любишь, деточка моя незабвенная.

Странно, но даже я еще помню – как ты это любишь.

И довольно отчетливо. В ванной, например.

Неужели не помнишь? Как мы однажды ванну с тобой разгромили… И чуть-чуть соседей снизу не залили...

Эх, времена, эх нравы...

Странно, а как ты думаешь - что это у меня так память иногда разбирает?

С чего бы это я такой, памятливый? К чему бы это?

Все-таки, наверное это любовь к тебе немного играет.

Если, милочка, ты от всего этого еще и целевой полнокровный оргазм получить умудрилась, как ты в письме мне и подтверждаешь - продолжительный, переходящий в восторженные оргазменные рыдания взахлеб, то значит, вообще тебе следующего джентльмена типа Смита или твоих бармена с козлом - стоит искать только в полоумном клане БДСМистов.

Я не знаю точно, если честно, что это такое, но что-то, по-моему, очень увлекательное. Просто тут, случайно, в объявлениях на «Супержобе» о приеме на работу прочитал, и понял, что это нечто интересное.

Правда, пробовать мне не очень, почему-то, хочется.

А так – как в зоопарк сходить, посмотреть, и на них посмотреть.

Из-за безопасной решетки с сеткой.

Найти тебе таких вот друзей бэдэсэмовских – совсем, по-моему, несложно будет.

У вас там их – пруд пруди. В вашей хваленой Америке. Кино смотрели – знаем. С жиру бесятся, гады.

Но уже и у нас тут, на лунной поверхности – просто ужас сколько их развелось. Не отстаем от вас, так сказать. Тянемся, а иногда даже обгоняем. По числу - на душу транс и бисексуалов, а также голубеньких с розовенькими. Вроде моих бывших лесбиянок.

По-моему – они, бэдэсэмисты, больше с голодухи выламываются.

Духовной, естественно.

…Жду, между прочим, если говорить о наказаниях, когда же и вторая моя лесбиянка объявится? Холодная и голодная. Предвкушаю расправу над ней.

В конце концов, порок должен быть наказан – ты так не считаешь? Или же не должен? Пусть так себе прогуливаться будет? Безнаказанным?

Хотя, вообще - что такое порок? Кто это определит?

Ведь это лишь вопрос – откуда на секс посмотреть, из какой позиции… Сверху, снизу. Или сбоку.

Или из позы 69.

Это вопрос - кто и куда смотрит, и что при этом интересного видит. Или с закрытыми глазами делом занимается.

Я уверен, что Мамба такими тонкостями задаваться не будет – из какой позиции и кто на кого и куда смотрит. И что при этом видит. Когда и вторую мою лесбиянку с лестницы наладит.

Увлекательно, как оказалось, наблюдать за этим процессом – Мамба на охоте! Впору боевики снимать – без каскадеров и компьютерной графики. Прямо – по живому.

Live!, как говаривают у вас, за кордоном… open air!

Жаль, с помощью моего «гугла» не могу сейчас увидеть синяки под твоими ясными глазками. А также потеки и натеки на других частях твоей прелестной, хотя и слегка провисшей от хватания всякими Смитами и Джеками, фигуры. И периодически натруженной попочки.

Следы твоего оргазма при козлиных порках, и прочем.

И сам, физически, прилететь и посмотреть на это - тоже не могу. Крылья пока мне не положены, что есть жаль. Да и всякие другие удивительные свойства - тоже не выдают. Ранг не тот. Маленький, чиновничий. Испытательный срок только начался. И, может быть, я его и не пройду.

До взяток я уже дорос, а вот до свойств и крыльев – пока нет.

Ходи, как все, по камушкам, говорят мне начальники, мелком заглядывающие в кабинетик – не помер ли я там с тоски?

И доброжелательно и одобрительно улыбающиеся - при виде табличек на моих дверях.

Ходи так, как все - и не провалишься, говорят они. Как завещал великий генменеджер, пока еще человеком был. Тот самый, что теперь сразу в трех ипостасях сверху за всеми приглядывает. Вместе с матушкой-природой.

А на Аэрофлоте к тебе, милочка, добираться – дорого.

И очень-очень невкусно.

Просто ужасно в полете кормят. А если самолет почему-то не грохнется в океан – есть большой риск от несваренияжелудка помереть.

Да и вообще желания особого нет – воочию на тебя смотреть.

Но, напрягая воображение, хорошо себе все это представляю – как ты сейчас, после торжественной порки, выглядишь.

Довольно явственно представляю.

С синяками на филейных частях и под глазами ты, наверное, на Оззи Осборна стала похожа. Ну, на такого – симпатягу…

Из сериала «Семейка Осборн», который одно время часто показывали по телевизору.

Думаю, и вас там, в Америке, этот сериал тоже показывали.

Он, этот Оззи, еще в молодости очень неплохо напевал. В стиле хэви мэталл, по-моему. На уши здорово действовало. Так что уши трепыхаться начинали. Как у английского сеттера на ветру. На бегу - в поле.

Или - на Кита Ричардса из Rolling Stones стала смахивать – тоже очаровательный малый. Помнишь, мы с тобой на концерт Rolling Stones ходили? И он тебе все подмигивал, когда ты мне на плечи забралась, как дите, и мы скульптурную группу «Первомай» изображали. А ты весила, надо сказать довольно прилично, для первомайского дитяти.

Ну, в общем, ты поняла, о ком я?

Такой, с лицом - как сушеное яблоко. И с бантиками и веревочками от злых духов на голове. В косичках. С цигаркой в углу рта. Который потом еще с пальмы то ли на Багамах, то ли на Гавайях - свалился. По пьяному делу.

Очень хорош собой! И на гитаре первоклассно бацает! Даже и не подумаешь, глядя на него, что это он сам так умеет, а не фанера из динамиков сыплется.

Но уж как петь начинает – прямо мухи на лету и падают замертво, и Джаггер прямо со стыда готов сквозь сцену провалиться.

Не надо бы этому Киту Ричардсу петь, честное слово. А он - поет, заливается.

Но – таланту ведь все простительно…

И вообще, Rolling Stones – это мое любимое всё.

Еще – младенческое, пионэрское. Вместе с Beatles.

После Кобзона с замаскированным мужичком Зефирой, естественно.

Ты еще тогда на него внимание обратила… На Кита Ричардса:

- Какой красавчик, - сказала ты. - Особенно, если ночью возле кладбища такого встретишь… Ох, держи меня крепче, я вся уже дрожу.

И при этом, как сейчас помню, сжала от любви мне шею ногами своими спортивными так, что еще чуть-чуть, и я бы начал от удушья петь. И танцевать.

Под бессмертный ритм «Satisfaction».

Еле-еле удержался.

Хотя, конечно, до слез обидно было. Своих любимых – и в таком старческом маразме уже видеть.

Прямо сердце кровью обливалось.

Но, вернемся к нашему походу в театр С Мамбой и Мобутой.

Постановку эту я давно видел. С настоящими актерами. И в классическом варианте. Так что - на первом действии я все вздрагивал: и этот не такой, как надо. И текст врут – все вместе и каждый – по очереди. И героиня какая-то непонятная. Что-то с ней не совсем в порядке. Видно, костюмер в корсете булавку забыл, и она ей колется - в районе, где попка у девушки должна быть. А нее, у героини - на этом месте - корсет с булавкой. Попробуй-ка, по сцене с булавкой колющейся. Вобла какая-то косноязычная, а не романтическая героиня…

ПОДАРОЧНЫЙ СБОРНИК ТЕБЕ, МОЯ РАДОСТЬ, ЛЮБИТЕЛЬНИЦА ХОРОШЕЙ ПОЭЗИИ И КАЧЕСТВЕННЫХ ПЕРЕВОДОВ СТИХОВ СОВРЕМЕННЫХ ПОЭТОВ, КАК ПОДТВЕРЖДЕНИЕ МОЕЙ БЛЕСТЯЩЕЙ ТАЛАНТЛИВОСТИ.

(БЕСПЛАТНО)

Вот, вычитал я тут недавно такое моя сладкая бон-бонка:

«а я любила

а я любила...

и может быть, любовь моя остыла,

но в этом не моя вина,

я ничего не забыла.

забыл ведь ты

ты просто как исчез с орбиты

моей земли, и все слова тобой забыты

а я храню

я в сердце память берегу

закончился ноябрь словами "я тебя люблю"

с того момента я каждый день хочу поведать

тебе, как не легко живется мне на белом свете

я не ревела,

я всю боль в душе таила

и от разлуки и вся моя любовь остыла

а я любила. Моя любовь была светлой,

но для меня теперь просто безответной».

Смотри, котик, что из этого у вышло!:

«Летал ты по орбите моей земли (космонаут ты мой милый). И долетался.

То ли грохнулся. То ли еще куда залетел.

И напрасно ты залетел, ой, напрасно мой милый.

Я - то ничего не забыла – как ты в ноябре обещал деньжат подкинуть.

Объявись только перед новым годом, я тебе расскажу,

как это одной ребенка воспитывать!

Опять по орбите завертишься!

В общем, ты для меня теперь просто безответной – вот появись тока!

Я тебе такой подарок к Новому году устрою! »

Попробуй мне только после этого сказать, что я не талантлив.

Вычитал я, милочка, в минуты безденежного бдения в конторе, еще вот какие стихи. О сокровенном.

Детям до шестнадцати просьба – заткнуть плохо мытые уши и завязать слипающиеся от сладкого глаза:

«Зачем отец?

бывает так, что просто не хватает,

того, кто все проблемы понимает.

ведь мамы созданы совсем не для того,

я не рассказываю ей, как я люблю ЕГО.

зачем отец? я поняла тут наконец,

что многие, как я стирают кровь с разбитых сердец.

Он не ушел, ушли мы с мамой, ей так надоело,

что я стояла между ними все время.

Они кричали, я плакала, и кровь кипела,

я так страдала, все время голова болела.

А мне так хочется и щас, полжизни прожив с мамой

сказать отцу: ты знаешь, как мне не хватало...

и не хватает... я помню, как дрожали руки

твои, и что с тобою я не знала грусти, скуки.

Я помню точно, как ты мне заплетал косы,

как ты катал меня на санках в первые морозы.

С тех пор прошло уже не помню сколько лет,

я изменилась, и мне уже 14 лет.

Мне не хватает, мне не хватает моей мамы,

которая на выходные уезжает

к своему парню, которого я ненавижу,

а я мечтаю, что может быть тебя увижу.

Мне хочется опять обнять тебя за плечи,

взглянуть в глаза и потерять дар речи.

За столько лет я не нашла, чтобы сказать

тебе сегодня, мне просто хочется понять,

понять, что все-таки во мне течет твоя кровь,

что в моем сердце живет ещё к отцу любовь. »

Вот, что мне подумалось по поводу этой кровосмесительной связи:

«Созданы мамы, а это лишнее, под ногами путаются.

Отец? Он-то как раз нам и нужен.

Дошло дело до того, что хирург,

приятный тип, похожий на отца,

стер кровь с разбитого сердцА.

Ушли мы с мамой – ей так надоело – на троих.

Лучше б было – на четверых или пятерых.

А кровь кипела.

Плохо только, что у хирурга руки тряслись,

и он тоже сбежал.

Наверное, папу побежал искать.

Или маму.

……………………………мне уже 14.

Мама втихую, уезжает по выходным к своему парню.

Ему тоже 14.

И надо с этим разобраться».

Если ты не очень утомилась, милочка – приведу еще некоторые творения в моем переводе:

«non delivered sms»

Зачем мне море руку протянуло?

Всю в жемчугах, коралловые ногти

её целую я - и губы мои в крови

и сердце в боли дикой утонуло

За что мне предлагает солнце дружбу?

Сжигая душу в адской пустоте?

Её любви введите мне под вену!

И в сладком сне забыться дайте мне. »

Вот, как здорово вышло:

«Ах, милая, ну что это ты раньше

о месячной беде не сообщила?

А предлагала дружбу…

Отправил бы тебя сегодня к маме,

а в гости выписал совсем другую.

Под вену кубик сладкий закатил бы,

А после, после… в темном сне б забылся.

В delirium нырнув в любовной неге. »

Ну, и напоследок, милочка:

«БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Я поняла, что значит «вечность»,

Ведь у нее простой секрет,

Когда ты чувствуешь беспечность

Смотря на призрачный рассвет.

Вздохнешь надрывно, безнадежно…

Как таковой надежды нет.

Взмывает пепел осторожно…»

Перевод:

«Я к вам пришел навеки поселиться,

Пожар. Пожар пригнал меня сюда

Успел спасти я только одеяло,

И книгу взял любимую притом - как таковую».

Или вот еще:

«Один решающий секрет…

Но тех иллюзий больше нет.

И нет понятий, нет и рамок,

Души поломанной изнанок,

Морали, что на аксиомах.

И нет сомнений – есть решенья,

И разногласия во мненьях,

Есть фитиль и искра на нервах».

Перевод:

«Любовь растаяла в тумане льдинкою,

А мне оставила коляску с Нинкою.

И нет понятий, нет и рамок

– дите орет и кушать просит,

О! бедолага безотцовая,

Самой мне что-то с утра неймется,

– вчера изнанки поломала, не помню, обо что уж точно…

С моралью нынче туговато

(про аксиомы уж вообще не стоит)

Решительно – в магАзин лучше,

А фитилем не балуйся, козлище,

не надобно на нервах мне искрить…»

Ну, и самое последнее, просто не могу удержаться:

«И ты летишь на мотоцикле,

Я ем зелененький «налив»,

Нам не уйти с тобой от пули,

Как не уйти от нас живым.

Ты намекнешь на отсталость,

Но нет ни страха не упрека…

Я полюбила или мне показалось?

Или не поняла я намека?

Мы не судимы, не накажут.

Нам ничего в лицо не скажут…

Но смерть – то больше не страшна,

Тем, у кого мертва душа. »

Перевод:

«Не поняла намека, милый. По-моему, "налив" – червивый.

А тут, оказывается. Пули. Свистят над бедной главою.

Конечно. Может я отстала. Ты не гони свой мотоцикел.

Тебя совсем не упрекаю – ведь полюбила – показалось…

Давай собьем вон ту старушку. Мы ж не судимы, не накажут.

В лицо старушка нам не скажет, растекшись телом по асфальту

Что смерть-то больше не страшна ей, тем у кого душа мертва,

Особенно. Когда вокруг свирещат пули тут и там».

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2611230232

13. Нимфоманки и фантазии.

А зима у нас, крохотуля ты моя, все никак не наступит...

Я зиму не люблю, и это даже немного приятно - что все еще довольно тепло. Будто мы где-то на другой планете. В Лондоне, например.

Красота, правда!

Только вот жаба меня душит. Да так, что просто сил никаких нет: шипы очень жалко об асфальт тереть.

Коли уж, все равно переобулся, так подавай тогда уж срочно и снег со льдом - в неприятное, но необходимое дополнение к зиме!

Но не дают снега пока что-то… Молчат, нехорошие, и не включают ничего, кроме проливного дождя на целый день.

Будто издеваются.

Спасибо, что хоть дома отопление вовремя запустили. А то у нас с погодой так – сегодня дождь, а к утру – минус двадцать…Луна, однако...

Лучше поджаримся немного, зато живыми проснемся. А не как – ледяные статуи на главной площади. Во время праздника нашей зимы с широкой масленицей. По указу градоначальника.

И в телевизионных прогнозах о снеге – ничего путного не найдешь.

Даже Вуду Гало, друг и учитель Мамбы, который все обо все на свете знает, почему-то подозрительно помалкивает на сей счет.

И хотя он очень далеко от нас, на другом краю света, и его отсюда, с луны, совсем не видно, подозреваю, что и он таинственно ухмыляется, когда Мамбе через астрал что-нибудь про погоду на ушко вещает. Со своей вуудушной улыбкой доброго волшебника.

От которой, иногда, даже мурашки по коже. Когда про зомби всяких вспомнишь попутно.

…А шипы мои по голому мокрому асфальту все цокают, и шелестят, и последние нервы выматывают.

Правда, у автолюбителей есть поверье, что на шинах «гиславед» стоят плавающие шипы. Которые внутрь убираются, если колеса по твердому асфальту жужжат. И выпускаются только тогда, когда машина на лед попадает, и там крутиться начинает.

Прямо, как когти у женщин. Когда что-нибудь не по ним - они ведь тоже обычно, как автомобиль на льду, крутиться начинают. И вертеться – вокруг собственной оси. Только когти их и спасают.

Но, по-моему, про шипы и когти, - это всего лишь обычная городская легенда. Выдающая - как и все легенды на свете, - желаемое за действительное.

Во-первых, подумай сама, детка - где ты видела, чтобы у женщин когти убирались? Коготки, то есть? Да и зачем? Это мешало бы им всегда начеку сохраняться.

У тебя, к примеру, – разве убирающиеся коготки на твоих нежных пальчиках стоят?

Если скажешь «да», я тебе все равно не поверю.

Ты вот, иногда, - и под крайне горячую, как утюжок, нимфоманку, а иногда даже и под слегка невинную, бритую в нежных местах, нимфетку косишь…

Но не всегда этот номер у тебя проходит. Да-а-а-леко не всегда! И не со всеми. Не все же - такие дураки, как я. Не все денежные козлы на этот твой номер покупаются.

И вот тут, как раз, милочка, – и твои коготки наготове! По шкурам непокорных – хрясь! Всегда готовы, всегда выпущены и распушены.

Особенно, когда деньги под чужой шкурой чувствуют, а взять их не могут.

Казалось бы, нехорошо дающую руку царапать…

Но ведь нет же этого, моя сладкая? Нет! Все равно, торчат твои когти, как миленькие, наружу!

Если бы они у тебя убирались, то в предчувствии денег ты была бы аккуратней.

А то - как ты пишешь, взяла вот, и багровую рожу своему козлу в Лас-Вегасе расцарапала. Наверное, и не хотела так сильно…

Но уж, что вышло, то вышло… Взяла, да и расцарапала ему физиономию - во время той вашей генеральной бэдэсэмовской разборки в мотеле. О которой так много кричали большевики в ваших письмах – как в раньшее время выражались всякие ехидные, антисоветски настроенные личности. Вроде меня.

Думаю, хороша у вас разборка была - шла она явно на повышенных тонах, вперемежку с разными другими сексуальными мотельными изысканиями. Типа: в хвост и в гриву, и опять в хвост. А потом еще раз в гриву.

И была ты похожа на фурию.

Или на кого-нибудь еще, такого же разъяренного.

А совсем не на гурию…

В нежных местах - призывно бритую.

Да…

А с убирающимися внутрь когтями женщина больше всего действительно походила бы, наверное, на кошку. Или даже пуму какую-нибудь. Вкрадчивую. Нежную. Чуть ленивую.

Но этого же нет, это тоже из области городских легенд, по-моему.

На каких-то других животных женщины – как и все мы, лунные люди, бывают похожи, а вот на пум или кошек – это перебор.

Но не буду утверждать окончательно, это все же больше вопрос к зоологам.

Я, meine petit бон-бон, как ты знаешь, не слишком в вопросах женщин компетентен. Исследователь-дилетант, не более. Так все… по мелочи, да по мелочи…

По каким-то отдельным свойствам и вторичным признакам специализируюсь, когда в ударе бываю.

То, вдруг хвост - с метелочкой на конце – у дамы отмечу, то рога зафиксирую…

То большое вымя ощупью обнаружу. Или же его полное отсутствие… - что и без ощупывания видно…

А то еще какое-нибудь аномальное отклонение выявлю. Умственное.

Вроде фантазийного желания во рту сразу две мужских пятых конечности иметь. Одновременно. Или три даже…

Ты не бойся, моя сладкая, ничего с ней, с женщиной, при этом не бывает, как выяснилось. Даже щеки не лопнут. И от удушья никто не погибнет.

Проверено, поместятся эти наглые конечности там, во рту, да еще и место останется. Вдобавок, кстати, еще к трем, что снизу в нее вставлены…

В их фантазиях, конечно, в фантазиях, крошка…

Эх, эти женские фантазии… Пределов просто не знают.

А ведь главное, чтобы все это - навесу к тому же происходило.

Чтобы еще и крепкие руки со всех сторон эту сладкоежку поддерживали, и остренько так за грудь, еле просматривающуюся, пощипывали.

И кто-нибудь шоколадный - по попке плоской, как сковорода, плеткой слегка охаживал…

Так, чтобы всё, и сразу, и в один стакан этой сладкоежке сливалось.

Худющей, как смертный грех.

Хорошо, очевидно, горят сухие дрова. Жилистые и слегка костлявые. Так ей, сладкоежке, в ее умопомрачительных фантазиях представляется.

С кем такой натюрморт сравнивать прикажешь на милость? С какой живностью?

Я, лично, - в сильном затруднении нахожусь.

К зоологам, пожалуйста… к зоофилистам.

…Кстати, лапочка, а что это ты все о ней, о вашей разборке, вспоминаешь, а? Даже с некоторым садистским удовольствием, кажется? Или – с мазохистским.

И все описываешь ее, да описываешь. Наверное, чтобы мне приятнее было. Чтобы и меня подташнивало при чтении...

Судя по всему, запала она тебе в душу крепко, эта самая бэдэсэмовская порка. В смысле – очень понравилась.

А мне-то что о ней читать – только глаза об экран портить?

Ты пишешь, что даже парочку когтей на радостях обо что-то твердое, вроде его головных костей, обломала. С гордостью за себя!...

Чтобы и я тобой погордился. Хоть немного.

Надо думать, ты и сама, без меня, собой вполне гордиться можешь, если он недельный отпуск вынужден был взять. И потом утверждать на работе, что с ним несчастное несчастье случилось.

В зоопарке кто-то взбесился, из клетки сбежал, вроде рыси или тростниковой крысы размером с чемодан (не знаю, существуют ли такие в природе, как ты пишешь?). И на него набросился. Без объявления войны.

И вот теперь он судится, чтобы ему компенсацию зоопарк выплатил.

Но те, из зоопарка, утверждают, что он сам несчастное животное раздразнил, и дырку в сетке проделал. Поскольку, сам не очень вменяемым был. И туда сам забраться через эту дырку хотел, - чтобы животных покормить.

Во что, кстати, я – не очень охотно верю.

Уж больно он несъедобно выглядит, козел этот. Совсем не съедобным. И копыта, поди, с улицы не обмывает.

В общем, врун он у тебя еще тот!

Но – чего не бывает на свете… В минуту пароксизма. Вызванного неземной вашей любовью. От которой весь картонный мотель на окраине Лас-Вегаса трясся. И когти отлетали сломанные. И в стены впивались. Будто в боевике.

Так что, я горжусь тобой, ириска, – напросилась ты на комплимент. Настоящая ты Жанны Д’Арк! Закованная в кожано-латексовые наряды…Как некоторые достойные авторы описывают.

Хорошо, что тебя потом твой же козел за это не сжег на костре. Как ведьму. К общему обоюдному вашему удовольствию.

А то бы, кто еще мне письма бы писал?…

Мамба – вряд ли бы мне письма писать стала. Хотя и Сорбонну с Кембриджем закончила. Гордая очень. И ревнивая – просто ужас! И вообще – довольно ядовитая, если разозлить. Недаром Мамбой зовется.

Вместо писем – укус смертельный. Куда-нибудь ниже пояса.

И привет семье!

Чуть меня после театра на тот свет не отправила. Но об этом - чуть попозже.

Про Лизочку не говорю – она не по этому делу, письма писать.

У них там, в тамбовской школе, трудности постоянные с учительницами по русскому языку были. Часто болели учительницы. Что, впрочем, и понятно.

Заболеешь тут, при таких учениках, как Лизочка.

А про лесбиянок уж я и не вспоминаю…

Они не то, чтобы письма писать – только рекламу по слогам читать и могут.

Ну, а ты знаешь, милочка моя, какая она, эта самая лунная реклама. Как язык развивает.

Только ты у меня осталась, такая вот - писучая.

Я имею ввиду – пишущая.

Поэтому и приходиться мне от тебя терпеть лишние рассказы о твоих сексуальных праздниках и буднях.

…Читая тебя, почитывая, и при этом, эротически размышляя над строением твоего тела, я вот, что думаю - это пока даже технически невозможно, чтобы когти у тебя убирались. Они у тебя всегда выпущены, и прочно зафиксированы. И заманикюрины накрепко, словно бетоном залиты.

И об кость головы, естественно, ломаются. Если посильнее нажать, - с большим и нежным чувством. Которое ты все же к своему козлу испытываешь. Особенно, в те моменты, когда он тебе денег не дает. Из-за твоего поведения.

Ты особенно не переживай за сломанные ногти, meine Kleine.

Новые вырастут.

Кстати сказать - шипы из шин, пусть, даже, и плавающие в резине, тоже иногда вылетают. Когда от всей души на газ нажмешь, и резко сцепление отпустишь.

Мой совет – не нажимай без крайней необходимости и отчаяния на газ. Береги себя, все же.

И ешь побольше творога, в котором много кальция - для укрепления когтей, ногтей и других костных тканей. Вроде головы.

Да…

Если ты все еще настаиваешь, могу тебя еще разочек похвалить.

Надо отдать тебе должное, как ты славно над своим козлом поработала! Особенно, если учесть, что он тебя крепко страпоном, наручниками и прочей гадостью, вроде молнии на ротик, спеленал.

И еще петтинг использовал.

К слову, петтинг, это всего лишь, - как ребята всё в той же бане рассказывали – обоюдное поглаживание по всяким эрогенным местам. Для приятности. И друг об дружку терение. Во время обоюдного сексуального акта. Возбудительное. Носами и другими выдающимися деталями трение.

Видишь – и всего-то…

Как просто оказывается.

А ты что подумала?

Ты меня извини, это я просто от своей сексуальной малообразованности для красного словца неизвестный иностранный термин использовал.

Скажу тебе еще, - почти как родной, но очень от меня далекой, - смотреть мне на все эти ваши безобразия совершенно не интересно. Даже через «гугл» ваш, - прости ты меня, господи, грешного, за неприличное слово.

Я все же человек – высокоморальный. Эти игрища - совсем не для меня.

Я какую-нибудь попроще порнографию предпочитаю.

Классическую, что ли?

А еще, с некоторой обидой и ревностью за тебя, думаю: могла бы ты, кстати, и свои красивые, остро заточенные зубки в ход пустить. Когда свой ротик прелестный, пунцовый, на чужой пирог разевала. Если уж он, козел, тебя так своим домогательством глубоким доставал, как ты пишешь.

Взяла бы, да и надкусила его посильнее. В тот самый момент как раз, когда козел твой ротик по прямому назначению использовал. Глубоко и с интересом.

Усилие смыкания челюстей у тебя – как у пираньи. Или - как у акулы.

Уж я-то это знаю, проходили.

И надо было бы тебе еще лишь сделать быстрое легкое движение – вбок. В расчете на их исключительную природную наточенность и хорошую чищенность зубной пастой «колгейт».

Но, думаю, ты просто в письмах своих кокетничаешь. На самом деле, тебе это все нравилось.

А могла бы хорошее дело сделать, если бы зубками поработала. И себе, и даже своему козлу.

Я про одного господина недавно читал: ему какая-то гражданка в глубоком, заглатывающем мокром порыве - да так надкусила, что пришлось к хирургам срочно бежать, и подшивать что-то там. Надкусанное. Пока оно не засохло и не отвалилось окончательно.

Да еще, плюс - полиуретановую штуку в несчастную пятую конечность вставлять.

Чтобы не лишать беднягу вконец его коитуса.

Неприятная процедура, конечно… На первый взгляд.

Зато, теперь у него стоит постоянно.

Класс, правда?

Единственная загвоздка – и как только он все это хозяйство маскирует?

Неприлично же в таком виде на работу являться… Руками постоянно прикрываться, или полой пиджака… Или – к ноге привязывать... И тряпочкой стерильной обматывать.

Дамы возбуждаются, им трусики менять то и дело приходится. Их тоже пожалеть стоило бы… Сколько стирки…

Хотя, согласись, во всем этом есть и своя прелесть. Хорошая сторона.

А мелкие неудобства можно и перетерпеть.

Теперь он, надкусанный дружок этого господина всегда и ко всему готов. В любой время дня и ночи. Везде, и с кем угодно! Хоть вверх тормашками господина поставь – все равно готов! Стоит!

Что может быть лучше?

Далеко не всякому такое чудо дано!

Есть, над чем тут подумать – не находишь, brown sugar мой сладкий?… Как наши друзья, Кит Ричардс с другом Миком иногда со сцены выражаются…

Что, все-таки, лучше: с надкусанным, но стоячим бомбардиром, или с ненадкусанной, но постоянно висячей крохотулей по этому белому свету шагать?

По-моему, ответ очевиден. И спорить здесь не о чем.

Если бы я в такую ситуацию попал, то мне просто так и хотелось бы воскликнуть на месте того гражданина: вы, дорогие мои хирурги, вы его только пришейте мне обратно, и поставьте так, как надо! А уж куда его сунуть, или куда его спрятать – я и без вас найду! Ставьте и шейте его смелее, я за ценой жаться не буду! Страховая компания заплатит!

Если бы, вдруг, ты своего козла надкусила, у меня был бы повод тобою по-настоящему гордиться.

Хотя, это не очень патриотично, ему такое испытание желать. Все же, он ведь бывший наш, лунный житель. За него надо было бы мне болеть… Может быть, он совсем не хочет, чтобы у него постоянно стоял.

И вообще, я с тобой согласен, это и не очень-то солидарно хихикать. Над те, как он - так вот запросто, от какой-то нюхи… с глубоким ротиком, похожим на твой, - и пострадал…

А я вот над ним зубы скалю… Нехорошо.

Но ведь ты прекрасно знаешь, что я у тебя очень умный, тонкий.

В смысле – душевный. И тебя прекрасно понимаю, твою нежную внутреннюю организацию. В которую он своими грязными сапожищами залез, будто слон – в посудную лавку. Поэтому я – на твоей стороне.

Хоть мне и не очень этого хочется.

Кроме того, я - сугубый матерьялист, и совершенно отвратительный патриот, попочка моя куриная. Наша феодальная лунная поверхность вместе с уродливыми грибами-депутатами, делегатами, чиновниками и просто с обычным ворьем околополитическим, да прочим сбродом - мне совсем-совсем не нравится…

А мужская солидарность мне чужда.

Поэтому и не болею за наших, вроде твоего козла… За всяких делегатов и депутатов в прошлом, а нынче – простых американских бизнесменов.

Да, забыл сказать тебе - еще мне помойки не нравятся. Отечественные. Многочисленные. Сладко пахнущие.

Ужасно не нравятся. И запахи эти тоже. Наш фирменный дым отечества, так сказать. Едкий он чересчур. До тошноты.

…А знаешь, милочка, у нас тут с тобой уже занятный роман в письмах получается. Почитал я его немного, перед тем, как свой почтовый ящик почистить, и даже разомлел немного. От неожиданной гордости за себя. Любимого. И за тебя тоже – это же ты мне писать вдруг стала, карамелька моя сливочная.

Как принялась, как наладилась… Меня от моих лесбиянок и Лизочки отрывать. И от этой, как ее там… с мерзлым, в пупырышках, животом, которая у нас по конторе без дела слоняется. И все надеется, что ее какой, с верхнего этажа прямо из курилки в свои зимние райские сады затянет и уже не отпустит. Хоть бы даже в роли уборщицы держать там будет.

А все – из-за ее голого живота, как она думает, дура. Цвета сизого лежалого мяса, будь он неладен.

От нашего постоянного холода.

Вот никогда бы не подумал, что и я столько писем кому-то писать буду.

От большой любви, судя по всему. К самому себе, и, пожалуй, к тебе тоже.

И горечи, что любовь эта ушла куда-то в Америку с козлом, сильно расцарапанным, но, по-моему, успокоившемся и довольным..

И за бесцельно прожитые дни с тобой обидно.

Я ж в это время мог кем-нибудь другим вполне заниматься.

Что иногда и делал, кстати.

Впрочем, по-моему, и ты тоже также поступала. Так что – здесь нет ничего личного. Кроме нашей большой всеобъемлющей любви.

Хотя, если спросить - что есть любовь? – наверняка молчание в ответ раздастся.

Вот, и ты молчишь, крошка американская…

То-то и оно-то…

Что же это такое?

Как это не странно, недавно размышлял на эту тему. После того, как мы с Мамбой сходили в театр, и причастились к высокому. Ночью. После ураганных наших с Мамбой занятий, от которых я, обычно сплю, как убитый. Будто в диван закопанный… и сверху бетоном залитый.

Мамба что-то такое со мной часто делает, что я просто остановиться не могу. Будто монстр какой-то половой. Сатир. Даром, что копыт у меня нет.

И вот тут, в тот поздний вечер, после театра – вроде, и намучился мы и с Мамбой и еще с некоторыми гражданами, вроде Лизочки.

А как занялись любимым делом – какая там усталость к чертовой матери!

Кстати, да-да, не удивляйся, в театре мы мою б/у Лизочку тамбовскую с ее новым бой-френдом встретили… Вот уж, согласись, неожиданное для нее место для прогулок, правда?… Совершенно неподходящее, по-моему. Она ж всегда была совсем не по этому делу…

Как мы с Мамбой и Мобутой разместились в театре – рассказывать не буду.

Когда Мобута сел за нами с Мамбой, вся наша виайпи-ложа тут же и опустела. Мобуте это не очень понравилось.

- И здесь расисты одни, - сообщил он, наклонившись к Мамбе доверительно.

- Не думаю, - парировала Мамба, отстраняясь. – Тебе просто надо перестать постоянно думать о жаркОм и котлетах. И не есть чеснок, когда выходишь на люди.

Замечу, что нам с Мамбой тесный контакт с Мобутой – уже давно хоть бы хны. Привычные мы и к запаху мобутиному, и к его звучному голодному зубом поцыкиванию, и к его взглядам плотоядным. Которые он обычно бросает на окружающую его действительность.

Особенно, на женскую часть этой действительности. Что-то в этом есть вампирское.

Правда, актеров это с толку порой сбивало, когда они близко к краю сцены подходили, заглядывали к нам, и видели в темноте ложи сияющие чистым загробным светом мобутины глаза.

Актеры начинали путаться, и запинаться, а героиня, что все о свой корсет попой почесывалась, так та - вообще чуть в зал не упала. И после этого минут пять расхаживала по сцене молча. В себя приходила от стресса.

А все актеры дружным шепотом ей слова подсказывали. Пока один из них не догадался ее просто по спине хлопнуть.

После этого она затараторила совершенно невпопад текст - и со страшной скоростью. Что Мамбе очень понравилось.

- Какой талантливый, - сказала Мамба. – Только тут много насекомый. Почесывает часто. Надо дезинфекция проводить. С мылом.

В перерыве Мамба решила со мной не выходить. Она не курит, красную рыбу с шампанским в буфете тоже не ест.

- За такие деньги мы лучше две рыбы - в магазине купим. Более свежий. И с лимоном спокойно съедим. С вином. Или Мобута нам в речке поймает. У вас здесь широкий речка. Много рыба водится, однако. Красная.

- И синяя, и зеленая, - добавил Мобуту. - Я уже пробовал.

И я один пошел курить. Я рыбу не люблю. Особенно за такие деньги. Проще действительно рыбы из реки нашей, лунной отведать, и дальнему путешествию приготовиться. Чем такие деньги платить, как в буфете.

Но дело принципа – попал в храм искусства, изволь буфет навестить и театру помочь.

Смотрю – моя бывшая Лизочка с новым бойфрэндом по залу дефилирует. Ничего такой – бойфрэнд. Посопливее меня лет на пять, и выглядит неплохо. Как будто его пожевали, и выплюнули.

Щетина модная на кадыке, волосы сосульками. Костюмчик из подземного пассажа. Правда, сидит на нем - будто с рынка. И если приглядеться повнимательнее – все же с рынка, а не из пассажа.

Хотя и в пассаже у Кремля таких полно. Если приглядеться, опять же.

В общем – Голливуд для маленьких девочек. Старшего школьного возраста. Вроде Лизочки. Или тебя. Моя крошка незабвенная.

И жидковат он что-то. Мелковат. Видно, денег на нормальное трехразовое питание не хватает.

Моя бывшая Лизочка - как меня увидала, сразу – разворот, и куда-то вниз, по лестнице, к туалетам. Только что-то предварительно своему фрэнду на ухо – и вниз. Вздымая пыль ковровых дорожек. Видимо, животик прихватило. Надо было бы ее бойфрэнду предпредить, чтобы не бежала так. Там же очередь внизу.

Наверное, перепугалась, что я гадость какую-нибудь про нее скажу. Знает – что я умею. От страха и с животиком плохо стало...

Чудно – разве я не джентльмен?

Хотя, конечно, не такой галантный, как мистер Смит из Сити, но все же… Нормальный малый. Ты же знаешь, мой пупсик…

Тем более, что это я сам ее на порог поставил, как ты помнишь. И под попку коленкой выписал. Правильное направление придав. С легким ускорением.

Да и не нужно это – морды нам друг другу бить с ее фрэндом. Это ж – не твои разборки с козлом, правда? Морды прилюдно бить - только дамам тщеславие почесывать. Которое у них, видимо, где-то внизу их очаровательных животиков располагается. И чешется периодически к месту и ни к месту.

Кроме того – мне пока совсем непонятно, кто в выигрыше остался от нашего расставания. Она, он, или я.

Подозреваю даже - что я.

В общем, делаю вид, будто никого не вижу, и собираюсь к буфету. Но, чувствую, под локоть меня кто-то. Нежно, но твердо.

Я думал – Мобута за мной пришел, и в зал просит, к Мамбе.

Ан нет.

Ее новый лавер, киска, решил со мной познакомиться оказывается. Поближе, судя по всему.

- Извините, - говорит, - мы с Лизой не ошиблись? Это же вы? Правда, я вас значительно старше представлял. Значительно.

- Конечно, это я. Уже достаточно давно – все я, да я.

Только и я вас по-другому себе представлял. Значительно моложе. Существенно моложе - даже.

Набычился юноша, и в стойку. Но я – ведь тоже не подарок. Бываю крепок, если на мозоли наступают. Даром что ли в фитнесс хожу? Раз в год, правда. Но все же… Под настроение.

На девок поглядеть, кого-нибудь снять. Тетю какую, алчущую безумных приключений в серых буднях жизни. Когда мне чего-нибудь постненького хочется. Неиспорченного окончательно, к физкультуре тянущегося.

Вижу – лавер удерживается. От крутого разговора между глаз - удерживается.

- Слушайте, Лиза мне рассказывала, что вы ее всяким гадостям учили – так это? А она была девушкой чистой, неиспорченной…

А вы тут - со своим негативным жизненным опытом...

Вот дурак, правда? Я – не очень-то умный, но он – совсем дурак. На буфет так просто переть…

- Гадостям, говорите? Неиспорченной была?

«Как цветочек аленькой в твоей ладошке маленькой…» - не напевала она вам в минуту сладкой неги романс неизвестного композитора? Эх вы, чуня верхоянская!…

- Послушайте, я вам сейчас в морду дам. Мы брудершафта не пили…

- Брудершафт мне с вами – совершенно ни к чему, - говорю. - Не нужен мне брудершафт. Даже – за деньги. Вы лучше меня сначала послушайте. Приятно вас просветить будет...

- Просветить?

- Значит, неиспорченной была? Непорочной, как дева эта самая?... Повторяется что-то она. Прямо, слово в слово повторяется. Или забывается, что и мне уже говорила, будто у нее до меня один только был… Какой-то старикан мерзкий. Который ее всяким гадостям в постели учил. Еще там, у нее на выселках, в тамбовской губернии, на ее исторической родине.

Как от него в Москву сбежала, бедняжечка, не рассказывала? Мда… А на самом деле - что? Любит она - и в хвост. И в гриву. И ротиком любит поработать, и попкой… Вы сам-то этого не заметили? Или сами еще – необученные? Так она квалификацию поправит, не сомневайтесь…

- Да мы жениться собрались, сволочь! А ты мне такие вещи …

- Сам напросился, - говорю. - Нечего было лезть - я к вам с ней не подходил. Даже и не собирался. Меня в буфете рыба ждет – красная... А в ложе – принцесса. Черная!

- Хорошо, а что ты мне еще расскажешь? – не отстает ее кавалер, перейдя на «ты».

- Да что рассказывать… А она ничего пока – про тамбовского дядю, или мужа подпольного не говорила? А к больной маме не ездила еще? Ну, значит, все впереди. Если ты такой отмороженный.

Тебе вот сколько лет? Только сорок? И не женат еще ни разу? Что-то у тебя с лицом – значит. К доктору загляни, к дерматологу. Выглядишь плохо. И наивный какой-то.

- Ну, не женат… Ну, и что? Все как-то достойной кандидатуры не было… А она такая – замечательная… А ты, а ты…

Опять, вижу, накаляется. Напрашивается… Ладно. Будем дразниться дальше.

- Одеколончик она тебе дарила, уже? Полфлакона? Дарила - вижу. И бритву дарила? Почти новую. Так это от меня осталось. Ладно, пользуйся, брат. Я пока сейчас не заразный, в диспансере не так давно справки получал. В связи с предстоящей командировкой. В Африку.

Только вот, что учти. Когда этот твой цветочек аленькой в ванной подолгу сидит – она это бритвой ножки свои гладенькие бреет. Волосики быстро отрастают у нее на ножках. Чуть не каждый день – все отрастают и отрастают. А эпилятора она боится…

Кстати, костюм - ты где покупал? В пассаже, у Кремля, откуда вертится земля? Дорогущий, видно! Для свадьбы – вполне подходит. Плодитесь, размножайтесь, детки…Только поставка, видимо была особая. С Черкизовского. Как-то по лацкану рябь прокатывает. И ниточки вот тут у тебя лезть начали…

- Ах ты – сволочь!..

Смотрю, у него глаза совершенно безумные, и руки ко мне уже тянет…

- Я тебе урою, - за нее!… И за костюм!

Но здесь - откуда-то Лизочка выныривает:

- Ой, говорит, здравствуйте, мальчики! Алексей, представь меня, пожалуйста, своему знакомому… Мы с вами раньше нигде – не встречались? Вы на одного актера похожи… только не вспомню, какого…

- На Чарли Чаплина, - говорю, - Лизочка, я похож.

Боевой разворот – и в зал. Оставив наедине сладкую парочку. Как-то наша беседа затянулась – даже не покурил толком за приятной беседой. А звонки-то уже отзвенели.

И не увидел, дал он ей по рогам, или нет… И не интересно уже было. Ни к чему - в замочную скважину за чужим счастьем подглядывать, моя радость…

Ты, кстати, уж извини, я Лизочке твои ножки приделал. Чтобы ему приятней было. Надеюсь, не в обиде, что я их у тебя позаимствовал? Вместе с бритвой?

Путаюсь в гардине – они нарочно, когда свет гаснет, гардину опускают. Для удобства входящих. И - нос к носу с Мамбой.

Она, оказывается, за мной пошла – меня в буфете искать. И Мобуту за ее спиной горой высится. Сцену заслоняет.

Все-таки передумала, видно, на рыбу дорогую потянуло. Театр – заколдованное место, всегда и всех на рыбу тянет!

- А кто эта двое? – спрашивает Мамба. - Не та ли, что ночами позванивает? В самый хороший момент? Когда ты во мне пребываешь?

- Угадала, радость моя. Именно – она, когда я в тебе пребываю. С большим удовольствием. И ее новой бойфрэнд. Он тоже, кажется, мне ночами позванивает. Когда в ней пребывает. Или будет теперь – позванивать... В неподходящие моменты...

- Вы - как два петух сошлась… - Ну и вкус у нее… Что это она дедушков любит? А у тебя с ней – амур?

- Вот, принцесса, что ты обо мне думаешь, значит...

- Нет, мне нравится, когда ты во мне пребываешь. И сегодня будешь пребывать – неоднократно. Но больше с этим нехороший девушка не встречайся. А не то – не будешь пребывать. Я тебе – обещаю. И нигде пребывать больше не будешь. Мобуту постарается. Правда, Мобуту?

Молчит, сволочь, зубом цыкает.

Я так думаю, моя радость, что чравильно мне предчувствие говорило – лучше в кино было.

Там вобл сушеных не часто на экране показывают. Все же - бизнес большой, зачем столько денег терять-то сразу... И меньше риска на Лизочку наткнуться - к высокому тянущуюся. Кинтоеатров-то много, а театров - по пальцам одной руки сосчитать можно.

А то ведь и действительно, нигде нее будешь пребывать - с Мобуты станется...

А в голове у меня крутилось, моя сладкая, прилипчивое: гуд бай, мой лавер, гуд бай, мой фриэнд… Как слюнявит этот крючочек, любимец медиков и педиков - по телевизору с утра до вечера…

Что самое удивительное, хотя мы с Мамбой и надулись друг на друга, но после театра я часа полтора как машина какая-то сатирическая… Совершенно не мог от нее оторваться.

Даже Мобута за дверью, по-моему, беспокоиться стал, к нашим шорохам и прочим всплескам бессонно прислушиваясь…

За мое здоровье стал беспокоиться. Не устроила ли Мамба из меня себе сладкий легкий ужин. Почти фруктовый. Без моего согласия, естественно… За театральное представление.

А мы-то тем временем… Да еще как!

И кончить мне даже часа полтора – тоже никак не удавалось. Или Мамба мне не давала. Да и не хотелось, если честно… Хотелось удовольствие как можно дольше протянуть. Все я на грани, как канатоходец, балансировал.

И еще ощущение у меня было такое, что кто-то мне несколько лишних прочных дюймов снизу добавил. Которые Мамба даже в себя полностью принять не могла.

Хотя, ты же знаешь, я уж чем-то таким особенно выдающимся похвалиться и не могу.

Средние медицинские размеры, как одна моя знакомая некогда очень метко выразилась.

А тут – на тебе, просто порнография какая-то, аномальная. Почище, чем у твоего бедолаги Джека, вымахала - когда мы с тобой еще о нем слишком хорошо думали.

Впрочем, он теперь уже мне не конкурент. Ты напиши, пожалуйста, когда он свадьбу играть задумает. Однополую.

Так вот, хотя у Мамбы приличный запас по глубине есть, - с какой стороны не подойди, и я таких восхитительных поцелуев глубоких в жизни не видал и не пробовал, а и тут все до конца не помещалось, и по определению поместиться не могло.

Эх, умеет она это. Просто заурчать, как павиану из саванны, хочется.

Такое вот ощущение.

А когда она своей восхитительной тонкой талией поворачивается, и идеальной формы попочку под ласки подставляет – прямо сразу все выплеснуть хочется, и еле от этой ранней бестактности удерживаешься.

Я думаю, в этом есть какое-то колдовство.

Недаром она - любимая ученица племенного Вуду Гало. Который на службе у ее папы, и может запросто мертвых оживлять, а неугодных зомбировать, и правильно погоду предсказывать даже способен! Только про нашу погоду почему-то молчит, как в рот воды набрал. Но я тебе уже об этом рассказывал…

А еще - ты не поверишь, на тотализаторе всегда беспроигрышно играет…

Но не пользуется почему-то, чудак-человек. Хотя запросто разбогатеть мог бы.

Вот, кого тебе с твоим Смитом, Джентльменом с большой буквы, в Лас-Вегасе и не хватало. Для усиления твоего слабого пола.

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2612010070

Язычки тянулись к стульчаку.

Продолжение.

Начало:

…Иногда даже и такой отъявленный, как я, но все же верит в разные необычные вещи, которые могут… наверное… все-таки… где-то… не с нами, конечно… происходить. На этом странном свете…

И даже у нас тут, на лунной возвышенности.

Ик!…

Пардон, милочка… Ик!...

Это шампанское…

В соответствии с законами… Бойля и Мариотта. Или Гей-Люссака. Или еще кого-то, такого же умного.

Извини мне мою бессвязную слегка речь – я сегодня выпил шампанского. И вот – все еще икаю, хотя пишу тебе уже долго… Несколько больше, чем надо было бы. И писать, и пить.

Но - могу себе иногда позволить. Если мне иногда это позволяют мои руководители.

Думаю, и ты не отказалась бы от Дона Периньона нахаляву. По тысяче эуро за бутылку… Или даже по две?

Это неважно, все равно – пальчики оближешь! Вещь!

Налили сперва немножко, а потом вдруг сказали – допивай… по случаю корпоративных праздников. По случаю нового года… Под приближающееся рождение нашего, генерального.

Весь ящик оставшийся и допивай. И не грусти.

Ну, я и допиваю! С удовольствием. Допил, кажется, только что.

Правда, вот, отмечу, настоящие чудеса у нас тут творятся…

Смотри-ка, солнце мое: так они до сих пор, - топ-менеджмент, высшие манагеры, как их сейчас обзывают, - все еще договориться между собой и не могут, когда же правильным будет его день рождения праздновать?

То ли 25-го, то ли седьмого?… То ли вообще – непонятно какого… Подозреваю, или не могут, или не хотят. И как петухи себя ведут. В собственном курятнике, в который чужак забрел: кыш отседова, тут мои куры на насестах мурлыкают! Вот сейчас все перья, наглец, - повыдеру и глаза повыклюю, нахал!

А генеральный-то у всех – всего один. Смотрит на них, хитро улыбается, и ничего в ответ уточняющего про дату своего рождения и не сообщает. Празднуйте, мол, когда захотите. Можете даже поклеваться из-за этого, если вы такие глупые. Даже глаза друг другу повыклевывать можете. Не возражаю.

Они клюются, а мы и празднуем. В частности – я.

А они все клюются.

Ик!..

Он вообще, шутник, наш генеральный, и потому из канцелярии приходят слухи, будто он лично, - правда, в приватной беседе с матушкой-природой, сказал: а давайте-ка два раза праздновать будем? Как вам такое предложение?

Логика у него – вполне на уровне!

Это ведь всегда приятно – два подряд дня рождения иметь.

Подарки-то – двойными выходят…

Ну и все остальное – в двукратном праздничном размере…

Должна же быть в мироустройстве какая-нибудь нелогичность – считает, по все тем же слухам, генеральный.

Что-нибудь этакое, заковыристое, вроде квантовой физики. Или – генной инженерии. Или еще чего-нибудь такого же, в этом же роде.

Типа – женской логики.

А то – слишком много пресного и постного у нас в последнее время. Изюминок не хватает.

А что это за жизнь такая – без изюминок? Или – без женщин?

Да никакой жизни! Хоть – в петлю с тоски.

…Нет, а действительно, моя кошечка, классный этот Дон Периньоныч - одна тысяча какого-то лохматого года издания…

По-моему, даже, из личных подвалов Торквемады. Который, думаю, тоже с удовольствием пробовал такой продукт.

Помыв руки и переодевшись, - после занятий своим основным, приятным и полезным делом борьбы с ведьмами и прочей нечистью..

Впрочем, при Торквемаде шампанское еще не изобрели, кажется.

Пыточные наборы на каждый день – эти да… Уже тогда в обиход вошли, и повсеместно распространились.

А вот с шампанским господа инквизиторы, пожалуй что, еще и незнакомы были. В полном объеме.

Вместо него – наверняка портвейн потребляли. На «Три семерки» похожий. Помнишь, такой, вроде анилиновых чернил. Прольешь случайно драгоценные капли на что-нибудь – ни за что не отстираешь.

И душу грешную очень лечил.

А на некоторых нежных тканях вообще даже дырки проявлялись – из под портвейновых пятен проступали. Крепок, собака, был портвешок, заборист. Душу проедал, как соляная кислота.

Но шампанское – классное. Как поется в известной песне – жаль, что вас не было с нами…

Это я про тебя, моя ласковая…

Ик!... Пардон…

Только по ногам бьет. И руки не очень в лад работают. Когда я Мамбу раздеваю…

За крючочки и пуговки дергаю.

А они не очень дергаются и расстегиваются.

Впрочем, чего там Мамбу раздевать, когда она сама с удовольствием раздевается. Гораздо быстрее, чем я за ней успеваю пуговки расстегнуть… И руку куда-нибудь ей под животик шоколадный запустить…Поближе к влажной тайне... Или сзади, под трусики просунуть, и по попке погладить. Тоже шоколадной. Упругой и шелковой. Чтобы быстрее почувствовать африканскую энергию и солнечный жар. Которые прямо в меня и перетекают. Или грудку - совершенно не нуждающуюся в лифчиках, нежно языком приласкать...

- Давайте, - говорит, - я тебе станцуй? Попрошу Мобуту тамтам принести. Пусть постучит для наших возбудителей. Не хотел? Не хочешь мой возбудители? Соседи проснуться? Тогда в ванную меня давай пустить. Да и сам сходить. А можем – вместе. Очень Мамба любит вместе сходить.

Эх, цивилизация… И туда добралась. Обязательно в ванну загонят, когда у тебя шампанское в ногах играет…зато остальные члены – как каменные.

Или соседей сверху, снизу или сбоку тамтамом разбудят.

А им, соседям, – на работу с утра, а они - мастурбировать начинают. Особенно юные дамочки преклонного возраста. Которым очень Мобуту нравится.

Участковых они теперь боятся вызывать. Про Мобуту вспоминая.

Да и сами участковые идти не хотят. Зачем лишний раз на рожон лезть и на шашлык напрашиваться?

…Голова от шампанского – хрустально чистая. Как будто и не пил совсем. Ну, если только самую малость. Только клава после всего этого, почему-то - собака такая страшная, - заплетается слегка.

Хотя, вообще-то трезвенница, как зюзя урюпинская. В отличие от тебя.

Ты только не путай, пожалуйста, моя сладкая, трезвенницу с девственницей.

Это – разные предметы. Хотя – похожие. Но – разные.

Так вот, о чем, собственно я? Ик!..

Ах, да… должен тебе на все это заметить, мой сладенький петит амур, что девственницы и трезвенницы – разные штучки.

А еще, что думать очень вредно. Просто - ужасно вредно думать. Очень здоровье подрывает.

А для головы думать – особенно противно. Голова начинает болеть. И даже ломит - от перегрева костного вещества. А иногда и дымится. Будто радиатор охлаждения на дороге лопнул или прохудился, а машина все несется себе вперед - со шлейфом пара из-под капота.

Хотя двигатель уже – в предынфарктном состоянии находится. Вот-вот его заклинит.

А она все несется. Навстречу своей судьбе.

Ик!... Пардон…

Так что, ничего и не думай про меня. Хорошего. Ты же прекрасно знаешь, какой я.

Нехороший. Совсем-совсем…

А то – возьмешь, да и задымишься… Прямо на дороге…

Удивляюсь я на тебя – вечно ты ко мне с глупостями подкатываешься. Что там, да как там у вас, на моей родной… и твоей исторической возвышенности...

Такое впечатление, будто тебя наши чиновники-грибы, и делегаты благочинные – продукты наших органонов - очень интересуют. Без этого жить не можешь. И мысли о них тебе спать спокойно ночами не дают. С твоим козлом несчастным. Если вы, конечно, спокойно ночи проводить привыкли.

Чего бы тебе своими, американскими грибами не заинтересоваться? Получить от них соответствующее развлечение? Они что, хуже наших, лунных?

Не могу в это поверить.

Такие же… как наши, все эти грибки-паразиты… Одним миром мазаны.

Что же тебе сказать, милочка, чтобы ты успокоилась? И в нормальный сексуальный ритм вошла, и нормальной половой жизнью зажила… Если ты на это вообще способна, правильной половой жизнью с кем-нибудь жить. А не с Джеком. Слава богу, он пока в тюрьме сидит…

Так вот, скажу тебе просто про нашу лунную жизнь, как некогда классик уже выразился: все также у нас воруют. И при этом лижут - всё также, как и обычно. Монаршие задницы лижут.

Вот так прямо классик взял, да и выразился. И в точку попал.

Правда, времена несколько изменились, и они теперь не только уже брюки высших феодалов сзади слюнявят, но и до сидений монарших унитазов своими языками достать норовят.

К стульчаку тянуться – как раньше пионэры тянулись к свету и знаниям. По заветам вождя-маразматика с заизвестковавшимся мозгом, размером с кулачок. Что, кстати, у нас на главное площади сушеной мумией - вопреки всем законам христианским, у стенки кирпичной все также лежит и лежит. Рядом с другими, такими же сушеными маразматиками. Но только в стенку замурованными – очевидно, для надежности.

Лежит себе, и на каток, рядом недавно устроенный, смотрит.

Я, между делом, подумал, прикинул, и вышло, что неплохой бизнес можно было бы устроить. Например, от него кусочки отколупывать начать, - от мумии коммунистической венценосной, то бишь, и как сувениры катающимся продавать. Во была бы потеха!

Уж если из главной площади сначала кладбище сделали, а потом каток на кладбище устроили, так пусть тогда уж и деньгами за сувениры разживутся. За смелость идей.

Не у каждого же дома есть кусок от монаршей мумии б/у, как думаешь?

Я вот думаю, что далеко, не у каждого.

Значит, спрос – гарантирован.

А потом, когда вся мумия израсходуется – еще какую-нибудь положить туда же можно. Следующую.

По слухам, их там у вождя мирового голодранческого движения, много – подменных.

И очень на оригинал похожи.

Ик!...

Просто глаз не оторвать – как похожи… Да и из новых феодалов высоких – сколько чудесных мумий понаделать можно – правда? Когда эти – кончатся. Так что, продавать можно – круглогодично, а не только под рождество с новым годом.

А то – все как-то бесполезно эта мумия используется.

Только, разве что, для напоминания монархам за стенкой: будете себя плохо вести, из вас такого же идола сушеного сделают.

Или для того, чтобы слабонервных современных пионэров к ночи пугать. Мистическими историями, будто в полночь мумия оживает, по площади разгуливает, и на пионэров разного возраста набрасывается! Выскочит из-за мавзолейного темного угла, и под бой курантов - набросится, напрыгнет, погрызет, кровь пионэрскую попьет, и с собой в подвал, на кухню, к чанам и сковродкам адским бренные остатки пионэра утаскивает.

Недаром в гарнизоне, что мумию охраняет, также страшные истории на ушко рассказывают. Про часовых гарнизонных, с поста номер один не вернувшихся. Только сапоги и находили. Ужасно обглоданные. И даже – обслюнявленные.

Я, правда, думаю, что насчет обглоданных – это перебор слегка. Если кто сапоги и глодал, так сами солдатики - с голодухи гарнизонной.

А мумии – зачем сапоги-то глодать?

И еще и анекдоты про мумию травят. Но это уже точно - на ушко солдатское, заскорузлое. От прослушки лубяночной.

Хотя – у нас не забалуешь, и на ушко то, что перекладывается, и то, что вслух или еще каким медиа-способом, вроде телефона или интернета передается – отлично в прослушке свербит. Очень даже членораздельно. Во всех деталях.

А вообще, я думаю, надо бы не мумию, а от мумии охранять. И колючей проволокой ее обтянуть. Чтобы не повадно было – среди живых разгуливать. И – пару вышечек с пулеметами крупнокалиберными, на всякий непредвиденный случай.

Мда, вот такая история наша, лунная… Запутанная. Как и лунная наша жизнь.

Но, возвращаясь к монаршим бара… тьфу, брюкам - к которым искусствоведы с Лубянки желающих лизнуть не допускают…

Брюк хозяйских, естественно, искусствоведам жалко, да и сам хозяин у нас не любит на мокром сидеть. Ругается даже.

Тогда нашим плесенвым грибам один выход остается, хоть стульчак послюнить хозяйский… Вот и тянутся…

Ик!... и еще раз - Ик!...

Правду говорю! Генеральный, он все ведь видит и слышит. И правду легким движением газов шампанских подтверждает. В соответствии с законами матушки-природы имени Гей-Люссака, или еще кого-то…

Мне, лично, понятно, почему наши грибы-органоны так усердно тянутся: свое усердие на госслужбе явственно проявить. Проявишь, лизнешь, и вследствие этого - император им поворовать подаст.

А уж как дотягиваются до нужничка - изо всей мочи сидение лизать начинают. Прямо – самозабвенно. Чтобы ни грана сомнения в их лояльности ни у кого не возникало.

А потом - опять воруют.

И потом - в обратном порядке…

Своруют и опять к стульчаку языком тянуться.

Неистребимо это, милая моя бон-бонка… Как классик с горечью констатировал.

Вон, тут, недавно, наворовали – у пенсионеров да сирот, из всяких пенсионных и прочих соцфондов лунных – и ничего! Живут себе – вполне припеваючи. Лучше прежнего. В ус не дуют, и на службу с мигалками катаются.

Все почему? Правильно!

Потому что вовремя к стульчаку приложились, конкурентов локтями распихав.

Император глазки и прикрыл свои зоркие и ясные. Плодитесь, размножайтесь, холопы.

А еще - более недавно - занимались мы с Мамбой любовью.

Классно так было, легко и приятно. Будто мы школьники, дождавшиеся отъезда родителей на дачу… Беззаботно как-то прямо, как в пору сладких отроческих дней. Не вернуться родители сегодня – совершенно точно! Трахайся – не хочу! Хоть залейся. И подружку веселую залей!

Телевизор был, тем временем, включен, чтобы музыкальными паузами наши совместные крики радости заглушить. И мои марши оперные. Которые все продолжают из меня прорываться в минуту наивысшего удовлетворения обнимающей меня действительностью - в лице моей горячей и сладкой со всех сторон Мамбы.

И Мобуту за дверью бессонного чтобы не смущать, его инстинкты половые не пробуждать особенно. В целях безопасности окружающих.

И чтобы соседи при этом не очень-то мастурбировали за стенками. Нахаляву. Чтобы догадались наконец, что за такие сеансы надо бы и денежки нам с Мамбой платить.

А не то - глушить все на свете будем! Музыкой да тамтамами.

Локтем, или еще какой-то выступающей частью, я случайно нажал на пульт, который на кровати где-то затерялся. Нажал почти, что в момент моего бурного извержения. Когда Мамба собиралась уже своим ротиком очаровательным меня перехватить на лету.

Чтобы понапрасну бесценное не пропадало.

И… не перехватила. Потому что никакого оргазменного извержения у меня и не получилось, - спасибо делегату-партейцу, черт бы его драл!

Музыка в телевизоре - после моего случайного нажатия - вдруг перескочила на какого-то, седого и благообразного, похожего на солнцевского спортсмена в отпуске, этак, примерно, на Багамах. Как оказалось - депутата из партии с простым, но трудно произносимым названием.

Близкой к стульчаковым кругам, партии.

И этот депутат, или делегат, или, как его еще там? - мне весь праздник души, стервец, испортил. Буквально парой слов испортить сумел.

И заодно Мамбу удовольствия лишил. Которая несколько опешила даже.

Разве я тебе еще не говорил, что Мамба очень любит мои славные оргазмы, - куда бы они не собирались вылиться, и не целились, - ротиком перехватывать?

Она при этом говорит, что много витаминов и прочих полезных вещей в мужских оргазмах содержится.

Очень женскую психику они взбодряют, и даже омолаживают неокрепшие организмы.

Да и на вкус – приличные, как кофе со сливками, или чаек с лимоном. И с легким и дорогим сигарным дымком.

Наверное, это именно так и есть. Не пробовал. Но верю.

И всем при этом хорошо: и мне, и ей. И нашим организмам.

Я не понимаю только одного, впрочем, не очень существенного: стоит ли ей в ее двадцать с чем-то еще и омолаживаться? Наверное, про запас, на черные времена она это делает.

Впрочем, правильно, наверное, делает - ведь и у принцесс иногда бывают тяжелые времена. Когда какой-нибудь переворот в стране намечается. Или ее папа вседержавный за что-нибудь осерчает. Или – с Вуду Гало поссорится, и он на нее меланхолию напустит.

Я не возражаю в целом против такой постановки вопроса, и даже ее приветствую. Зачем же добру зря пропадать? Совершенно незачем. И вообще, пусть всегда юной выглядит – без кремов и хирургов.

Но это так, мысли в сторону.

Наш маленький праздник был в разгаре, а этот поганец… делегат, или депутат, а по виду, прямо, - то ли солнцевско-люберецкий спортсмен, то ли американский патер, что и с наших уже экранов всё проповеди немощным на голову читает, и руки все к небу заламывает, - взял, да испортил.

Косноязычно-косноязычно, как только спортсмены из регионов и умеют, но с совершенно вдохновенным лицом, этот депутат рассуждал о боге и родине. И о демографии родины заодно. И об абортах также.

Мы же зачем-то остановились, и стали прислушиваться. Будто два идиота каких-то – прости мне мою душу грешную! Когда неприличное слово «аборт» услыхали.

У меня - аж даже заломило где-то внизу. Не от слова, конечно, а от невыплеснутой нежности.

Замечу тебе в скобках, не очень нам с Мамбой понятно было, какую именно родину имеет ввиду этот самый телевизионный пан спортсмен? Свою, солнцевско-люберецкую?

Или, все же, историческую? Лунную?

И, как бы, между прочим, он нам сообщил, что у него уже готов закон о запрете на аборты. Уже в работу пошел закончик.

Его уже и сородичи, делегаты-органоны, братья по партии, громко нараспев в присутственном месте читают. Чтобы и до других партиев, как он выразился, ихнее благочинное распевание доносилось… Словно в кафедрале с приличным эхом и негромким органом.

И чтобы там также подхватывалось.

Под фугу Баха Петровича. «Ода к радости», называется, кажется. Или еще как-то там – не помню. Впрочем, может быть, это даже и не Бах Петрович – ну, неважно...

Суть этого песнопения вот в чем: хочешь, милочка, аборта получить – заимей сперва справочку от мужа… Что и он этого хочет.

Аборта, то есть, этого самого.

А не получишь справку от благоверного – значит можешь в консультацию по такому поводу даже и не чапать. Бесполезно. Высмеют. Или камнями закидают. Или – такую цену заломят, - что челюсть сама собой отвалится, да так и останется. Отвалившись.

Только в подпольный абортарий тебе и дорога – без мужниной справки, дура набитая. Там подешевле выйдет. Хотя, также некачественно.

С одной стороны, - подход к делу правильный.

Очень хорошо, что возврат к старым истинным ценностям у делегата просматривается. Домостройный. Это - когда муж даже жене паспорт имеет право выдавать. А также имеет – и не выдавать. Если не хочет. Хочу дам. Хочу не дам, а хочу – дам, но не вам…

В общем, чего хочет, того и имеет.

Славный такой подход к слабому полу, ты не находишь? Чтобы он, слабый пол, свое место знал. На нашей лунной карте местности. И, особенно, на сторону не рыпался! Со своими паспортами.

Но с абортами, по-моему, немного чересчур у делегата вышло. Как-то слегка перебор. Как-то не додумано немного.

Хотя и понятно, голова-то у делегата совсем не для этого – чтобы еще и думать. Он ее бережет, на ночь свинчивает, и даже в чехол убирает. Чтобы лишнего не думать.

Но все же, не стоило бы так круто – даже и с замужними барышнями в данном щепетильном вопросе…

У многих этих барышней, как известно, мужья проблемные постоянно. А тут еще – справку давай, сволочь пьяная…

А от него этой бедняжке - не только, что справки, - ничего и менее существенного, вроде денег, не добьешься. Кроме мата в ответ, да вонючих носков, под подушку засунутых – ни черта с него не получишь.

А делегат тем временем поведал нам, что даже и с этой справкой от законного, хоть бы даже на сторону смотрящего постоянно, и пьющего глубоко, но зато запойно, мужа, - барышню еще тысячу раз специальными комиссиями проверить надо будет.

Потому что это дело и мужу просто так доверить нельзя – не всегда тот правильно вменяем. Далеко не всегда.

Знаешь, милочка ты наша, хоть ты и со справкой, но есть же еще и профком, и местком, и кувырком, и товарищеский суд… и другие общественные и не очень общественные организации.

А еще с детектором лжи повозиться надо будет, с полиграфом – не подделала ли барышня бумажку? От законного, зато пьющего и совершенно бездельного…

Ведь и такая ситуация бывает в жизни: вдруг муж вдали от родины, в длительной командировке находится? В плавании - по бурным Антарктическим морям среди айсбергов и торосов (это не фамилии, моя милая, не подумай)…

Или на подводной лодке служит.

Или у соседки через улицу напротив - в длительной, но прерывистой на обед или ужин, командировке стажируется…

А жена тем временем, значит, втихую – справочку подделала, да и была такова?

Тут точно без полиграфа не обойтись – полицейского.

А, может быть, даже и легкие пытки чуть позже стоит применять, сообщил спортсмен. Чтобы она отказалась от своего диверсионного - по отношению к горячо любимой отчизне - намерения.

Какую-нибудь легкую пытку, в стиле Торквемады, вроде поселения в одну камеру с благоверным, когда тот в состоянии delirium tremens находится. До тех пор там их вместе держать, пока кто-нибудь кого-нибудь не прибьет до смерти.

Как так – не рожать?! восклицал делегат... Это с чего бы, с какого перепугу, спрашивается? Не-по-ло-же-но!

Что с демографией отчизны сделается, когда все барышни вдруг со справками в консультации попрутся? Когда вокруг нас такое иностранное засилье? – вещал наш милый патер. И даже за рожание деньги полагаются? Правда, не всем, конечно, но, главное, что полагаются!

Кстати, опустился в раж делегат – и презервативы тоже запретить давно пора! Как вещь, несовместимую с моральным кодексом строителя светлого женского будущего!

Короче, развратница, залетела – изволь безо всяких капризов и отговорков в роддом!

Да… и только вот так! Таким Макаром!

А еще, после всего этого полиграфа - на партком надо жену вытащить за ушко. На партком той же самой партии, благочинной и домостроевской - с простым, но трудно произносимым названием.

Ужо он, товарищ партком, пусть и решит, можно все-таки, или нет, аборт-то ей дать?

А следом - чтобы высокий суд «тройки» утвердил партийный вердикт.

Либо, - сколько лет барышне мотать на лесоповале, либо – просто к стенке уже ее пора. За ее крамольное желание. За подрыв устоев. За то, что образцовую, феодальную, лунную семью такой гадостью, как аборт омрачает, мерзавка. И презервативами!

Да!

Как не справившуюся с высокой честью увеличения отечественного народонаселения новыми производственными показателями, и отечественными производителями.

В назидание другим мерзавкам!

А также на страх иностранным мигрантам-агрессорам!

Чтобы на нашу худую демографию не разевали свой поганый оскал.

Ик!... Миль пардон, мадмуазель ненаглядная…

Даже Мамба всем этим идиотом заинтересовалась.

Она ведь, как ты, наверное, успела заметить, карамелька моя малосъедобная, насобачилась по-русски вполне прилично. И почти все из его косноязычных речей понимала.

Она бросила мою пятую, разбухшую от ее волшебства до удивительных размеров конечность плавно в себя губками и другими сладкими частями втягивать, и села с заинтересованным видом в позу лотоса.

А губки прелестные сложила - вкусным розовым бутончиком:

- А тем, кто не есть замуж, тогда где есть справка получати? – спросила она, проводя пальчиком по губам - в поисках невидимой витой волосинки, от меня оставшейся.

Будто услыхав через экран ее вопрос, делегат с просветленным лицом инквизитора-дебила, сообщил, что если ты просто так, без росписей в загсе и в церкви - с каким-то непонятным уродом живешь, то и справка тебе никакая не поможет. Да и не положена тебе справка, террористка половая. И никакого аборта. Запретить и разорить! И запороть! Вместе с производителями презервативов!

Зачем вообще справки таким моральным извращенкам, попирающим основы и устои отчизны? Своими богопротивными внебрачными половыми связями с непонятными гражданскими сожителями?

Даже, может и не ходить молиться, негодяйка! Ни в парткоме, ни в церкви молитвы не примут. Не приемный день для таких там.

И грехи не отпустят, и аборт не разрешат. Из высших соображений гуманности и государственных потребностей. Рожай, стерва! Отечественного производителя. И поживее!

Ах, родила уже? Двойню? Ничего, рожай следующего – и безоговорочно.

Как две капли похожего на того урода, с которым живешь по недоразумению. Увеличивай население. Улучшай лунную демографию. Не отдавай китайцам и прочим горным жителям ни одной даже пяди нашей лунной почвы!

Пусть и не мечтают, орды наступающие! Мы еще им покажем с ихним игом!

Особенно, как заметил делегат-патер, на рынках нельзя им отдавать ни пяди, ни даже – четверти пяди родной лунной поверхности.

А то ведь туда нашим бомжам с отечественным товаром даже и протиснуться невозможно. Одни только эти, с глазами раскосыми, в аэродромных кепках, всюду стоят!

И вообще, сообщил патер, форма совместной жизни у нас должна быть одна – нормальная образцовая советская лунная семья.

Как у бактерий колония.

Или как у плесени – в форме лишая. Единая и крепкая, монолитная. Ползучая.

А все остальное – буржуазное извращение и грязная дефлорация высоких принципов. Вроде продажной девки империализма! Порождение зоофилии лесбиянской.

В наш развитой и просвещенный феодально-социалистический век – это надо каленым железом!

Каленым!!

И слюной в оператора брызнул делегат, и в углах его рта явственно обозначилась пена.

Я, конечно, не зоолог, но что-то тут с лишаями и плесенью он, по-моему, переборщил. В терминологии запутался. Хотя посыл его грибной, в целом – был понятен.

Донес основную мысль делегат - до трудящихся богобоязненных масс.

В отношении плесени и каленого железа.

А также лесбийской зоофилии.

Оказывается, эти делегаты – приоткрыл завесу тайны солнцевский делегат, - где-то услыхали шорох на самом верху. Дуновение легкое. Стульчаковый скрип. Насчет того, что неплохо бы аборты запретить. И комендантский час для детишек ввести. И рынки очистить поганой метлой, и всех не наших, нечистых, изгнать с рынков с их товарами, и дать волю отечественному производителю.

В рамках законности и правопорядка.

А еще всех на малолитражные «оки» пересадить. В целях экономии, борьбы с пробками и улучшения общей демографии и климата в обществе.

И тут же, - коли уж шорох пронесся, или еще какой звук – они языки свои длинные высунули. И лизать бросились: запретим, ваше величество! Даже и не сомневайтесь! Каленым!

И понеслась…

Ик!...

Я еще, моя сладкая, не видал, чтобы с такой скоростью законы принимались… Чудо какое-то настоящее! И про аборты, и про рынки… И про комендантский час.

Так бы вот дороги ремонтировались или дома для населения строились бы дешевые… Но – не будем о грустном, кошечка моя бесценная.

Только скрипнуло – и на тебе, готово, на твою несчастную голову! Сверху – бац, и ты весь с ног до головы… с ног до головы, милочка… Уделался.

Я сразу тут про твою ворону, когда ты «мазду» с Джеком-барменом об столб расхерачила – вспомнил. Когда он еще просто гермафродитом был - по нашим с тобой расчетам.

Как она, ворона, с вами, с тобой и Джеком нехорошо поступила, стерва крылатая.

Кстати, а ты представляешь, сколько эти органоны теперь себе в карман накладывать будут?!

Да не того, о чем ты подумала – а денег!

За справки, за подпольные аборты, за мигрантов перекрашенных под наших, лунных бомжей? За лимузин, не похожий на «оку»… Просто – не сосчитать.

И, кстати, о нашем.

Об отечественном… Ик!... Производителе.

То, что у нашего, отечественного производителя за пазухой сейчас прячется, да по углам жмется – это же не передаваемо! Думаю, ты еще не успела забыть?

Если его, отечественного, да еще в приказном порядке, засилье начнется, значит и цены на нормальное, но не отечественное – станут ужас, какими!

…Мамба, неудовлетворенная нашим невольным перерывом, все это слушала, слушала, как какую-то волшебную сказку, а потом заметила:

- А у нас законы сперва на законодателях испытывают. Если что не так получается – плохо законодателям бывает. Или к крокодилам их кидают, или сами с голода помирают. А у вас?

Я не нашелся, что ей сказать… Решил в ванную отправиться, и лицо освежить.

Конечно, радужная была бы картинка, если бы наши избранники-органоны вдруг, как по команде, с BMW и «меринами» вдруг расстались, и на «оки» пересели. Или, хотя бы, и на широкие и могучие «волги»… Без мигалок и прочих люстр. И в первых рядах бы – наш же градоначальник. Который, кстати, идею про «оку» уже не первый год толкает. А вот примера личного со своей супругой уважаемой - все не подает, да не подает.

Увы, ик!... как-то им, грибам нашим, ни «ока», ни даже наша широкая и могучая «волга» не по душе…

А уж тазики вазовские – ну, совсем никак. Не идут что-то у них тазики в обиход… Не вдохновляют.

Эх, фантазии… похлеще сексуальных…охватывают…

А если бы пересели? Да еще и питаться начали вдруг не в цековской халявной столовой, а в обычной, городской, да продуктами местного пошиба и рОзлива…

И не в распределители отовариваться начали, а в простых магазинах… отечественными пиджаками... и прочими бесподобными товарами…

И если бы еще - вдруг в квартиры-хрущебы в пятиэтажках переехали. Чтобы рядовым столичным жителям-очередникам их хоромы отдали…

Или, чтобы на, худой конец, жилье за свой счет снимать принялись…

И по несколько раз в год отдыхать ездить начали бы не на Мальдивы, а к нашему, лунному, бубуевскому, ацетоновому морю-озеру… За свой счет, естественно…

И в пробках стоять утром и вечером научились бы... И днем тоже, а также даже ночью…

И если бы… И далее, в таком же народном духе, жить начали бы…

И за справками на аборты бегать… И со своими женами внебрачными под страхом смертной казни разошлись бы...

Эх, какая бы сладкая картинка вышла! Какая бы жизнь счастливая началась… коммунизм прямо к горлу подступил бы… И задохнулись бы мы от полного счастья…

Но, милочка, спешу тебя успокоить. Не задохнулись и не задохнемся. Не торопятся они что-то - так круто жизнь свою сладкую менять.

Только все нашу для изменений рассматривают…

И на себе свои же нововведения испытывать никак не желают… И места им насиженные нравятся. До помутнения сознания, до драки, лизания стульчаков и стрельбы по конкурентам.

За падло им, патерам, жизнь менять и опять в помойки возвращаться…

Вредно это для их личного здоровья, да и для общей демографии - на себе законы испытывать. Чиновничью-делегатскую плеяду рушить и портить…

К тому же - запахи там, за стеклами под окнами – совсем что-то французскую парфюмерию не напоминают. Зачем же им туда, а?

Так что - все сидят они там, в тепле и неге, к верхним скрипам прислушиваются - монаршего стульчака. И все новые, дивные вещи изобретают. Не рискуя на обеде у бойцовых крокодильчиков оказаться.

Надоело, милочка мне про них писать - ох, надоело…

Больше не спрашивай меня про эту свору…

Ик!..

Так о чем же все-таки я, meine Kleine?

Ах, да, вспомнил - о тайнах нашей матушки-природы.

Которую давно пора бы назвать молодящейся бабушкой-природой.

Эх, если бы ты ее увидела, то просто офигела бы, какая же она старая. Зато хорошо раскрашенная.

Впрочем, нашему генеральному менеджеру такая компаньонка нравится, значит и быть по сему… С его вкусами спорить у нас, на луне, не принято. Говорит, красивая, значит – красивая. И молодая.

Почему, кстати, как ты думаешь, я, трезвенник, сегодня напился шампанского? Сейчас объясню…

15. Фальшивый mr. Smith и лунные праздники.

…Ты пишешь, шер ами, что у вас там, в Америке, почему-то, уже близится рождество.

Хотел, было, позавидовать, а потом вспомнил, что и у нас тоже. Уже близится.

Только – не пойму, у вас какое? Из?

У нас, на луне, сначала, – католическое идет, кажется.

А у вас?

Спрашиваю так – для сверки. Чтобы отчетливее понять, что у нас тут, на луне на самом деле творится-то? В какой системе отсчета мы тут живем?

Я ведь тебе уже говорил, дорогуша, что, в общем и целом, наш генеральный одобрительно относится к идее – по нескольку раз в год свой день рождения праздновать.

А ваш генеральный – что по этому поводу думает?

Или ты не заморачиваешь себе голову такими вопросами?

Если нет, не заморачиваешь – то и не надо.

Не стоят они твоих умственных усилий.

Читаю тебя, и нарадоваться никак не могу.

На ваши высокие и чистые с козлом отношения.

Ты, оказывается, после всего произошедшего, ждешь от своего милого еще и дорогих подарков – за все твои мучения с ним.

По-моему, правильно делаешь, что ждешь. И, главное, с возрастающим нетерпением ждешь. И даже некоторым негодованием…

Мог бы уже и сейчас несколько подарков сделать.

А такой вот – недогадливый… Черствый даже, пожалуй. Даром, что козел.

Мне вообще импонирует такая вот постановка вопроса. И отдельно нравится – в твоем замечательном исполнении. И само праведное ожидание, а также твое исполнение этого ожидания.

Вполне разделяю твои негодующие чувства – с ним действительно, наверное, много мучений было. Особенно - в последнее время.

Настырное, такое, время у тебя было - полное приключений и многочисленных опасностей.

Слава богу – не последнее, кажется.

Судя по твоему настроению.

А твой-то козел… Хорош, ничего не скажешь!

Надо же, гад какой… - ездит все в Лас-Вегас, и тебя из долговых ям спасает. А также из страшных тараканьих лап нищеты вызволяет…

Делать ему больше нечего, голубчику!

Другой бы и не поехал. Взял бы, да и дома остался. Тихо мирно, по-нашему. Как я бы, например.

Или, на худой конец, другую себе барышню поимел бы. Менее подвижную и авантюристическую, чем ты.

На худой конец-то - свой…

Я бы, например, именно так с тобой поступил.

Но этот, сука, все мотается взад-вперед, мотается, тебя из передряг вытаскивает… покою ему нет, неприкаянному.

И чего в тебе нашел?

Я тут как-то взялся анализировать, чего в тебе мужчины находят? И даже напился шампанским по этому поводу – помнишь, я обещал тебе сказать в прошлый раз, почему напился?

И так не пришел ни к каким определенным выводам.

Вот зачем я тебе отвечаю, а? Какой-то, прямо, гамлетовский вопрос. Вскочил не на том месте, и мучает – быть, или не быть?

И ответа на него нет. Разумного.

А еще – опасное дело – с тобой переписываться. Если Мамба, например, о нашей переписке пронюхает – быть беде. Большой и гнусной.

Она, вон, бедную Миранду чуть было к крокодилам бойцовым не отправила – только за один ее очаровательный взгляд. Или два - не помню... Да за легкое всасывающее движение красивых ее губ.

Я думаю, и мне крокодилов не миновать – если она узнает. У них это дело хорошо поставлено, - вроде добычи алмазов. Или – зомбирования. Это она тоже прекрасно умеет - с помощью Вуду Гало.

Недаром же так легко и просто заставляет меня часа по три-четыре, и безо всякого перерыва и отдыха, ей отдаваться во власть. И не испытывать при этом никакого дискомфорта или упадка сил.

Так она, видимо, и наоборот все дело развернуть и поставить может. И даже Вуду Гало звать на помощь не будет.

Кстати, Вуду к нам в гости собирается. По приглашению ее высочества, принцессы Мамбы.

И мы тут даже недавно ездили с ней, - ему шапку с ушами меховую подбирали. Шестьдесят какого-то несусветного размера. Чтобы Гало себя не чувствовал обездоленным на нашем лунном морозе. Головастый, оказывается, мужик, этот Вуду… С такой головищей-то на плечах.

- А если этот шляпок не подойдет, то Вуду поохотится… волк поймает. Или медведь. И шапку из него… Нужный размер будет, – заключила Мамба удовлетворенно, глядя на разинувшего рот продавца. – Рот лучше закрывайт, а то простуда будет…Катар и инфлуэнца...

…Но что там долго рассуждать и на шапки с медведями отвлекаться – анализировал я, анализировал нашу с тобой любовь, да так, что голова чуть не задымилась… и понял, что вся наша любовь с тобой была – одна сплошная ошибка природы.

Неуместна, никчемна, глупа, и даже вредна.

И что нам с тобой, кроме какого-то не очень удалого секса, делать вместе было совершенно нечего. Ни с какого бока.

Да и к тому же секс со мной тебя не очень-то и интересовал – когда вокруг такие знатные жеребцы скакали, вроде твоего козла.

С которым ты, слава богу, весьма вовремя и ускакала.

Так вот ведь, на же тебе! - еще и в переписку погрузился я тут с тобой.

Если вдуматься, и ты неисправима, а я уж – тем более, совсем уж не подарок к рождеству, или еще какому-нибудь празднику.

Только в разные стороны мы и смотрели. Ты – направо, я налево, и наоборот.

И делать нам с тобой было вместе совершенно нечего.

Как мне с Лизочкой, например.

Которой, по моему, я всю свадьбу только испортил.

Или – во всяком случае, сильно ее отложил. На неопределенное время.

Еще я с некоторой радостью подумал, что вряд ли мы даже когда-нибудь с тобой и свидимся-то.

И это тоже неплохо!

Впрочем, чем наш местный черт не шутит?

Вдруг, тебе ко мне как-нибудь на прием придти захочется? В нашу контору.

Но и тогда – обещаю, - никаких блатных дел. Никакого секса, тем более в твою уже поношенную попочку.

Хотя я и не какой-то ярый противник такого вида сексуальных развлечений, но правда - голубых переношу с трудом.

И даже взятки с тебя не возьму - откажусь. Даже деньгами если будешь давать, или натурой со мной расплачиваться попытаешься - не возьму.

Сцеплю последние зубы, и головой отрицательно замотаю.

Только хихикать буду глупо, и глаза на тебя таращить, помятую чужими жерновами любви.

Настолько мне от нашего общения уже сейчас тошно.

От одной мысли о нашей встрече.

…Не обижайся, пожалуйста, котя… – это все мои комплименты.

По-другому я не умею, видимо, свои глубокие, как мировой океан в районе Марианской впадины, чувства к тебе высказывать…

Представляешь – одиннадцать километров глубоких океанских чувств – вниз, и прямо под тобой!..

Если отвлечься от ницшеанской философии нашлих встреч и прощаний, и кое-что подытожить, и вернуться к твоему ожиданию подарков - категорически разделяю твои возмущенные чувства по поводу твоего козла.

Еще бы, не каждый день доведется простой лунной девочке из рабоче-крестьянского предместья лунного мегаполиса, с аферистом, вроде мистера Смита, на поиски приключений отправляться. И по-крупному проигрываться… Никаких нервов не хватит.

Это понимать надо. И как-то компенсировать. В свободно-конвертируемой валюте, естественно.

А твой козел – просто скотина бесчувственная. Не понимает, жадина несчастная.

Я тут, - к слову о мистере Смите, - увидел буквально на днях одного у нас в конторе. Похожего по твоему описанию на все того же мистера Смита, Джентльмена с большой буквы. Вылитый, вражина рыжая… Зашел к нам, и что-то все вынюхивал.

Не очень понятно, правда, было, что у нас тут вынюхать можно? Кроме перегара и сладкого запаха столетиями не стиранных портянок от глубоко и безнадежно пьющего Мафусаила Семеновича, работающего в соседнем кабинете?

То ли этот Смит на работу наняться к нам захотел… на нижний этаж... То ли так просто, поглазеть, как и что у нас происходит? Как мы тут живем, чем занимаемся, и нельзя ли у нас чего-нибудь слямзить полезное в хозяйстве?

По-моему, он здорово разочаровался – контора-та у нас обставлена бедновато. Я бы даже сказал – аскетически меблирована контора, и офисная техника тоже – не первой свежести. Генеральный не любит новомодные штучки. Вроде двухъядерных компьютеров с камнями от Интел. Призывает жить и работать в простоте. Чтобы внимания особого к себе не привлекали – налоговых и прочих органов.

Унесешь чего-нибудь, калькулятор какиой-нибудь, изобретенный еще каким-нибудь еретическим сэром Исааком Ньютоном, а потом замучаешься от дилеммы, куда это девать? И выбросить – жалко, и продать некому.

Не домой же такую рухлядь волочить?

Я, как его увидал, мистера Смита, похожего на мистера Смита, Джентльмена с большой буквы, тут же решил охрану по этому поводу проинформировать. Нечего растратчикам на свободе гулять!

Позвонил, и сказал, что, дескать, этот парень – как раз тот самый, которого Интерпол и разыскивает. И ваша полиция с нашей милицией – тоже рады будут его повидать. Хотя бы – ненадолго. До суда, хотя бы.

В общем, его повязали.

А он кричал…

Сопротивлялся...

И даже головой об стенку постукаться все норовил, пытаясь доказать, что он это не он, не мистер Смит совсем, и ничего лямзить у нас не собирался.

Жилистый такой оказался, этот самый мистер - хотя по виду и не скажешь. Выносливый. Даже кого-то укусил.

Правда, не очень ядовито, зато больно.

Думаю, он и в сексе – мастак, многое от тебя выдержать мог. Когда финансами занят не был.

И еще много чего у него бы осталось после этого про запас. Чтобы тебя до конца уж дотрахать. До изнеможения.

Хотя, по опыту знаю – это довольно трудное и нудное занятие. Устаешь очень от него, и особенно – от твоих притворных охов и вздохов. Оргазменных якобы.

Но у нас тут это дело со скручиванием рук и ног хорошо поставлено. Скручивают, и только червяком клиент извивается и плюется – если рот заткнуть не успеют.

Стоит только им мигнуть, охранникам. Просто хлебом не корми - дай кого-нибудь повязать.

А тут не успели ему рот заткнуть, расслабились на секунду – он кого-то и цапнул из швецйарских гвардейцев.

Ну, ему, конечно, в ответ – прямо в глаз и засветили.

А затем – и в другой, чтобы не очень-то рыпался.

Да… С самого начала он мне очень подозрительным показался. Слишком уж вежливый.

Вот я и мигнул - когда он наши производственные варочные чаны для грешников внизу осматривал. И даже какие-то вентили трогал и покручивал, и сладострастно цокал, будто женскую грудь трогал. Только что сосочки набухшие, тьфу, краны позеленевшие, языком не облизывал.

А потом выяснилось, что это вовсе не мистер Смит. Правду, оказывается, он все выкрикивал, но ему швейцарцы не верили.

На самом-то деле – это наш, родной господин Кукуевский. Коммерсант из Вышней Хайфы, репатриант. Который заехал сюда, к нам, на хануку у манежа, свечку поджечь, да с нашим головой городским семь сорок по старой памяти службы по торговой части - станцевать…

А заодно и какое-нибудь производство прикупить. Вроде нашего, почти банного нижнего производства. Что – с чанами да бойлерами чадит и парит.

А затем мыловаренный заводик открыть.

Доходное ведь дело, однако, мон петит, – мыло из бесплатных костей нехороших людей производить, не находишь? Дешево и сердито.

И опыт имеется – немецкий, между прочим. Отличная технология, дешевая…

Можно потом даже еще какую-нибудь торговую марку, плохо лежащую, на мыльце наклеивать, и за приличные деньги это мыло толкать… И налогов при этом не платить.

Впрочем, это уж – кто как сумеет.

Мда... но не тот оказался клиент… Не мистер Смит, растратчик и соблазнитель невинных красоток вроде тебя… А всего лишь - ни в чем не повинный Захер Бубуевский… прости, пожалуйста, оговорился – Кукуевский.

Из Вышней Хайфы - любопытный коммерсант.

Жаль, конечно…

Пришлось его, в итоге, и развязать, и даже на волю отпустить.

Без извинений. Но зато - с фингалами. Чтобы на чужие чаны не заглядывался, рыжими пейсами и жидкой бородой над ними не тряс, и куда не следует, нос свой, синий от спиритуса вини, не совал.

Он обещал на наших швейцарцев-антисемитов пожаловаться. Куда следует! За раздувание межнациональной розни на почве любви к свободно-конвертируемой валюте и дешевому мылу. И компенсацию огромную получить – за нанесенный ущерб.

Прямо, по-моему, на прием к своему другу, голове, и почапал.

В общем, обознался я…

За что, кстати, и получил. И даже пострадал материально. Штрафом отделался. За беспокойство, причиненное нашему охранному швейцарскому бюро.

Эти гады тоже своего не упустят – погнали меня в магазин. Накрывай им газету с селедкой и горячительным. За безвинного коммерсанта и прокушенную руку.

... Я давно уже подозреваю – что твое вышибание подарков из козла происходит у вас, как обычно, с криками и стрельбой…

В воздух, пока, естественно. В воздух, моя милочка, я же понимаю. Зачем же курочку, несущую золотые яйца и кредитные карточки – так вот бездарно взять, да и порешить на ровном месте?

Вот напугать до полусмерти – это можно и даже нужно. Чтобы неслась почаще и погуще. Если простого американского языка не понимает.

Но я-то знаю твой характер. Если что уж совсем не так, не по тебе – так можешь и между ног засадить. Картечью. Для острастки.

Как говорится, кто не спрятался, я не виноват. Не виновата, то есть.

Уверен, ты это тоже можешь, не дрогнувшей рукой бывшего лунного жителя. Когда видишь, что курочка нестись перестала. И только глазами глупо лупает, да за сердце или печень хватается. От избытка невысказанных чувств по поводу своего разорения.

У вас вообще это, по-моему, просто – взять. Да кому-нибудь мужскому картечью между ног засадить. Чтобы неповадно впредь было к честным девушкам что-то иметь.

Как у нас тут сообщают, и даже по телевидению и в газетах трубят – куда не ткни, а каждый с пушкой ходит. Или – сразу с двумя.

А то и с автоматической винтовкой М-16.

Или еще – с чем-нибудь похлеще.

Так что, лучше так просто, без особого повода, – не тыкать ни в кого! Ни в какую кучу, и даже палкой, дистанционно.

Вполне можно нарваться.

Меня, если откровенно, немного завидки берут… Вот бы нам так.

А то устали немного от медведей вручную отбиваться, и за волчьими шапками быстроногими вдогонку пешком бегать.

Как это все у вас просто и кристально ясно: кто тебе не понравился, не приглянулся – берешь, и разбираешься с ним по-свойски…

Если, конечно, он вперед - с тобой, ненаглядным, - не успеет разобраться.

Красота просто несусветная!

У тебя, кстати, милая – какая пушка? Или ты уже на противотанковые базуки перешла? Чтобы уж сразу – агрессора вместе с его лимузином снести?

Говоря о тебе – я очень ценю в женщинах вообще, а в тебе особенно, это замечательное, прямо философическое качество – все с ног на голову поставить, и сказать, что так и было. Трах из базуки - и ничего не было, дорогие. Это просто мусор забыли убрать...

У тебя оно очень развито – это чувство истинной справедливости! По отношению к себе. Горячо и безнадежно любимой.

Так что, если ты с базукой ходишь – я не удивлюсь. Пусть базука – штука тяжелая. Зато стопроцентно убойная. Все ненужное в мусор превращает.

…Прямо и не знаю, как описать тебе, meine Kleine, то предновогоднее сумасшествие, которое и у нас уже началось.

Хотя, ты почему-то думаешь, что рождество с новым годом только в вашей части света присутствуют.

А у нас тут, на луне, темь и мрак непраздничный, и волки с медведями в обнимку шастают.

Согласен, конечно, как-то все странно у нас: снега настоящего у нас как не было, так и нет. А тот, что вдруг выпал, похоже, долго не протянет.

И максимум, что небо нам от матушки-природы подает – так это проливной дождь с ураганным ветром. Как будто у нее менц не вовремя.

Из-за этого – уже привычная головная боль делается, и еще ощущение, будто осень так никуда и не сдвинулась с места.

И что следом за ней, не к ночи сказано будет, – новый ледниковый период наступит.

Но это совсем не значит, что новый год с рождеством не приближаются.

Приближаются, да еще как! Будто электричка в тумане – внезапным ураганом.

Я, кстати, поинтересовался тут у нас в конторе – не грядет ли обледенение?

Мой необъятной отчизны - и в самое ближайшее время.

А в ответ получил: не забивай себе голову вещами, о которых тебе и думать пока не положено. Сиди и работай.

Пока еще на один штраф не нарвался.

Успокоился сразу, и поехал в субботу по делам, чего-нибудь прикупить. К праздникам. Подарок Мамбе. И Мобуте мешок презервативов – чтобы не портил наше народонаселение маленькими соседскими людоедами.

И Миранде – что-нибудь подпольное.

И еще каким-то барышням малознакомым из телефонной книжки – а вдруг под новый год объявятся?

С ними, малознакомыми – ты ж сама знаешь, как, обычно, происходит…

Все прячутся, когда они тебе нужны – потрахаться вдруг приспичит, или еще чего.

А вот когда совсем не нужны, но в воздухе пахнет праздниками и подарками – тут-то они и всплывают. К месту, а иногда и не совсем.

Но это уже совсем другая история, моя кошечка, средне-американская.

Так вот, неожиданно, – получку вдруг дали. Хотя обычно – задерживают из-за скупости какого-то Николая. Который у нас финансами заведует, и все экономит, экономит... Самого я его видел как-то мельком - вроде приличный малый. А на самом деле скупердяй, экономист.

И такой себе особнячок уже отгрохал на этой экономике – что без слез радости за чужое счастье и не взглянешь. А как взглянешь повнимательнее – и в три ручья зальешься. От переизбытка счастья.

Вот оно – фарисейство настоящее – все к аскетизму призывают. А особнячке-то в этом - любой бы убежденный аскет-марксист с горя бы повесился. От давления роскоши.

Так вот, задорно так я поехал по утру за подарками. Да и просто, на мир поглазеть, себя показать… - и не смог проехать!

Нет-нет, не подумай, не из-за дождя, естественно.

Как будто все у нас в округе просто взбесились!…

Или, будто, - откуда ни возьмись, - как мухи на свежий навоз слетелись. Прямо – тучами и стаями!

Со всех концов лунной отчизны – и в одно место собрались. И локтями пихаются. И копытами – тоже.

Каких только регионов на дороге нет…

Даже трудно себе и вообразить, что такие цифры-то даже бывают в природе, и что-то они к тому же даже что-то и стоящее обозначать могут.

При том, каждый, прибывший к нам в лунную столицу, старается продемонстрировать свой великолепный класс езды.

Наверное, чтобы местным, столичным уродам, неповадно было их зажимать и третировать. Как они, эти мегаполисные сволочи обычно делают.

Чтобы не замали региональных, так сказать, представителей коренной глубинной нашей нации. На узких столичных дорогах…

И не очень коренной – тоже чтобы не замали.

Тоже глубинной.

Я тебе скажу, как родной, моя кошечка: ведут они себя, словно истеричные женщины во время менца.

Женщины, ты же знаешь, и без всякого менца за рулем вечно себя обиженным считают – хамами-мужчинами.

Прямо, как отдельные чеховские героини на мужчин смотрят на дороге: мужчина – это же ведь так неприлично! Только и думает гад, как подрезать, крыло снести, или в бампер сзади трахнуть.

А уж если женщина, и прямо с менцем и на дороге – совсем беда, детка.

Советую, если что-то похожее чувствуешь или видишь – сворачивай, и дай девушке проехать. От греха подальше. Ты ж не знаешь, что у нее сейчас на уме, какая фантазия?… Может быть – очень даже опасная. Как раз именно тебя и трахнуть.

Так вот ездят и эти, региональные, как отчаянные барышни, и, по-моему, часто от собственной храбрости зажмурившись.

И пыжатся, бедолаги.

И тужатся - на своих тазах…

Прямо, хочется из окна высунуться, и посоветовать: не обделайтесь, случаем, ребята!… Химчистка салона у нас, - если еще пока не знаете – вещь не очень дешевая. И даже дорогая, я бы сказал.

А чистить салон, видимо, придется.

И работы будет очень много.

Не с запахом же дерьма по лунной столице ездить…

Гаишники этого не поймут.

Вот, мне интересно, у вас, в вашем славном мегаполисе – такая же картина с ковбоями из Огайо, Мичигана или Оклахомы, как у нас с наездниками из Урюпинска, Средне-Дзержинского или из Нижних Карловско-Энегельсовских Зонтов наблюдается?

Или хуже еще?

Все ли ваши, в канун праздников, ведут себя так, будто последний день живут на свете?! И за подарками для своих ненавистных хиврей обязательно по столичным лабазом бросаются. Чтобы зубами – и прямо из очередей - подарки выдрать.

Если так – то и у вас совсем под новый год и рождество несладко, милочка…

Совсем не сладко. Даже, я бы сказал – горько там у вас, будто на свадьбе... Или – на похоронах.

При этом, - как тут, в интернете с умным видом недавно сказали, - две трети этих самых, отечественных провинциальных ковбоев с наездниками, укротителей своих помоек и тазиков, просто терпеть не могут нас, столичных лунных жителей. Представляешь?

Была бы у них такая возможность, всех бы и прибили бы. Разом, если это можно организовать.

Хорошо, даже, что у них под рукой ничего огнестрельного нет.

Впрочем, и у нас, местных, – под рукой, к сожалению, тоже ничего нет подходящего.

Но я об этом уже жалел, моя бабочка перелетная.

А то бы - либо мы их. Либо - они нас.

И если бы – они нас, вдруг, по случайности, то тут же сами и жить в столице принялись бы, естественно…

На просторе, так сказать.

Но, смею тебя уверить – нас голыми руками не возьмешь. Не допустим…

Между прочим, мы люди в целом гостеприимные.

Вон, на днях смотрел, иерусалимские, в шляпах с широкими полями, и в бородах лопатами, возле манежа свечки все зажигали. В хорошей компании, между прочим.

И наш городская голова с ними семь сорок по площади отплясывал – с этим, если помнишь, коммерсантом, похожим на мистера Смита как две капли воды. Что у нас чаны прикупить хотел с мылом. И в хануке поучаствовать.

Чем – не дружба народов? Чем не гостеприимство?

Попробуйте-ка после этого сказать, что мы гостей не любим и к приезжим плохо относимся?

А те как – к нам?

Что удивительно: если вдруг, случаем, они, ковбои, вдруг становятся столичными жителями – тут же начинают ненавидеть других приезжих наездников лютой ненавистью…

Понаехали тут, дыхнуть нечем, и так далее – знакомо, не так ли? У вас ведь – аналогично происходит, правда?

В общем, сплошной парадокс.

Многогранная человечья натура…

Противоречива.

У меня, к слову сказать, возникает при этом законный вопрос: если вы терпеть кого-то, вроде нас, местных, не можете – мы ведь вполне и запросто с вами можем не встречаться!

Никогда.

Вас ведь тоже тут никто, особенно и не ждет, – гордых укротителей тазиков.

Что толку от этих встреч, когда кругом толкучка одна – совершенно бесвязанная и противная? Ни посидеть, не выпить, за женщин даже не поговорить…

Так что, на рандеву, особенно, тут никто и не напрашивается. Самим в лабазах много чего не хватает.

Я вот, лично, никому никаких приглашений не посылал, точно помню.

Все же, в трезвой памяти еще нахожусь.

Хотя, еще раз подчеркну – я не могу сказать лично про себя, что негостеприимный человек.

Заезжайте, конечно, но в более удобное для визитов время. По понедельникам например, или посредине рабочей недели.

А сейчас, в канун праздников - катайтесь по своему Бубуевску с Мичиганском Верхнее-Ленинским –сколько в вашу душу влезет. Вдоль и поперек катайтесь!

И даже друг друга пихать можете. А если и этого мало – двустволку в багажник положите, и вместо фейерверка используйте.

Благо, не военный коммунизм у нас на дворе, а феодализм развитой. И в лабазах с супермаркетами у нас – все одно и то же, совершенно одно и то же продается. Что Урюпинске, что в Тамбове с Нижне-Каутском.

Китайское.

Как раз для домашних жен-хиврей очень и очень пригодное.

Накупи, и катайся… На страх агрессорам.

Даже хиврей своих можно покатать. Чтобы дома в стойлах не застаивались. И копытами не брыкались от негодования.

Или – я не прав, кошечка моя сладкогрудая?

Горячусь – про твою сладкогрудость говоря? Так, по старой памяти…

Могу себе вполне вообразить, как она у тебя всякими твоими приключениями уже оттянута.

Правда, кое-кто из ковбоев может возразить, что и кататься там, собственно, негде – нет даже дорог.

И я могу это понять.

Смотрел какую-то передачу про какой-то наш лунный населенный пункт.

А Мамба тем временем рядышком уютно свернулась, и моими разбухшими от удовольствия членами поигрывала. Отвлекая от голубого экрана.

Так вот, в этом пункте, о котором речь, дороги нет уже двести лет. С момента его возникновения.

Но, наконец, дело дошло до того, что из центра спустили деньги – постройте же, наконец, черт вас подери! Уважьте жильцов!

Сколько же можно жалобы читать, и монаршее зрение ястребиное испытывать?

И что ты думаешь, мон петит флёр?

Стоит перед камерой симпатичный ворюга, местный голова. Розовощекий, как культурист. А корреспондент его добросовестно спрашивает – деньги дали, а дорога-то, где? Что-то не видно…

Но голова, не смущаясь, и даже наоборот, воодушевляясь, отвечает: а вы разуйте глаза, товарищ корреспондент центрального телевидения.

Мы вон-а местным воинам-освободителям памятник отреставрировали на эти деньги. Дело важное, политическое… Уж куда важней, чем дорога эта ваша…

Или, вы с этим не согласны, товарищ корреспондент? Центрального, так сказать, телевидения?

Корреспондент – молодой еще, видно, неопытный, настырный, - добросовестно посчитал что-то на бумажке, и говорит: реставрация стоит около одной десятитысячной от стоимости дороги. Хватило бы и на политическое мероприятие, и на дорогу. Если бы при этом слегка сэкономить на наглядной агитации за вашу голову. Которая тут кругом понаразвешена - перед выборами.

А голова, опять же, не смущаясь, и даже весело, прямо в камеру ему, в камеру, бедолаге, диктует – это у вас с арифметикой плохо, дорогой! Совсем плохо, мил человек. Вам в начальную школу бы пойти, а не на телевидении работать, нашем, лунном, партейном, надо!

Как же без наглядной агитации? Чего-то вы, дорогой, не понимаете… Самое важное упускаете из виду. Единство партии и народа! И монарха.

Что же касаемо дороги, говорит розовощекая голова, будет! Лет так еще через несколько… двести… Построим! Даже и не сомневайтесь.

Села голова в свой «лендкрузер» - который по местному бездорожью с трудом, но все же проходит, и укатила. Вместе с «лендкрузером».

Обдав корреспондента грязью в назидание.

Думаю, теперь у корреспондента этого - большие неприятности по работе выйдут. Думаю, даже уволят его – за такие некорректные вопросы, и за незнание арифметики – куда же деньги то делись.

И у того, кто сюжет пустил в эфир – тоже неприятности будут. Недетские.

Не любит наш император, когда что-то не очень розовое на его собственном гостелевидении проскальзывает. Ох, как не любит.

Закалка-то у нас – отличная. В КГБ по другому и не бывает.

Радикально вопросы решать умеем. Вплоть до увольнения из рядов честных партийных журналистов. Да что там, какое-то увольнение...

…Я тебе говорил уже, моя ненаглядная американская беглянка, что думать вредно? Нет, правда, говорил или нет?

А, по-моему, говорил.

И позволь немного развить эту странную тему.

Самое милое дело – быть простым, как дерево. Поел-поспал. Поспал-поел. Ну, там, пару оргазмов добавил, если есть, с кем, - и опять поспал.

Или – не добавил, если не с кем. И опять поел.

Милое дело – этот растительный образ жизни…

Не находишь?

А вот у меня – все не очень и получается. Все какие-то мысли в голову лезут – о тайнах матушки-природы.

Например – почему у нас такая странная зима в этом году, а?

И ничего путного придумать не могу.

Одно объяснение... Матушка-природа, как и все женщины, окружена ореолом тайнов и секретов.

И кроме того, как и те самые барышни на дорогах, имеет свои критические дни.

Это - когда, с одной стороны, сексуальна до безобразия, и прямо вот не знает, на кого бы близлежащего взять, да и напрыгнуть.

Но с другой стороны – и покусать может того, кто ближе всего находится. Просто так, ни за что, и ни про что. Только потому, что у нее сегодня отвратительное настроение. По случаю своих женских дел.

Даже наш генеральный к ней близко в такие дни подходить побаивается, и предпочитает в одиночестве наблюдать за разбросанными внизу граблями, потягивая коньяк с шампанским Дон Периньон, и раскачиваясь в кресле. Хорошенько укрывшись шотландским клетчатым пледом...

Морозно там, однако, у него наверху, на краю стратосферы с ионосферой. Почти – как у нас на луне.

Да и то понятно, уже открытый Космос совсем рядом, и небо черное, и звезды при полном солнце сияют. И какие-то космические аппараты все мимо шмыгают. Шпионят все за кем-то, надо так полагать.

Сидит он себе, раскачивается.

И, наверное, думает про матушку-природу - да пусть себе побесится, покапризничает, покусается.

Перебесится дней пять, недельку, – и просто как новая, покорно-сексуальная станет.

И жизнь опять наладится.

В том числе, и половая.

Впрочем, то, что я такой легковерный, еще не значит, что я во всякую чушь верю. А то, что я такой веселый, не значит, что я совсем уж идиот.

Вот то, что у природы бывают критические дни – верю запросто. Посмотрю в окно, где дождь в декабре падает – и все понятно.

А вот в то, что Мамба с помощью своего учителя шамана Вуду Гало мои естественные размеры увеличивать умеет – что-то верю неохотно.

Хотя – факт налицо.

Я же тебе говорил, пупсик мой американский, что у Мамбы большие запасы по глубине имеются. Со всех сторон.

И тем не менее… моя кошечка.

Когда она что-то такое со мной делает незаметно-восхитительное, прямо нигде до конца не помещаюсь…

Хотя и не страдаю от этого, а даже наоборот, от гордости еще больше надуваюсь.

Вот посмотрел эту передачу про ворюгу-голову, и тут же Мамбой занялся. С радостным гыканьем. И такой фонтан устроил, надо тебе признаться, сам не ожидал. Явно не могло это без колдовских чар Вуду Гало обойтись. Который, видимо, ясновидящий – уже встречу со своей огромной шапкой предвкушает.

Или – вальсы с медведями и волками.

Хотя я, как по-настоящему процессом увлеченный, свои глаза во время наших любовных занятий и закрываю, а тут, от неожиданности – из-за непривычности и удивительности ощущений, они сами собой открываются и вылупливаются…

И ничего с этим поделать невозможно.

Только маршевые оперы сочинять, и вслух их горланить от переизбытка чувств!

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2612210022

Сексапильный Дед мороз Мобуту. Письма 16.

Продолжение.

Начало:

…Ты разве не почувствовала, как легко сегодня дышится с утра?

После ночных кошмаров из твоей жизни, которые меня преследуют последнее время?

С наступлением эпохи твоих писем? Как будто посредине ледникового периода солнышко из-за серой небесной пелены вышло. Посветило, посветило немного, надежд добавило, и опять куда-то ушло, оставив опять низко висящий сумрак зимнего декабрьского дня.

И даже Мамба не может почему-то меня вывести из этого душевного - не очень понятного мне - транса последних дней уходящего года.

Хотя очень старается – подруга и ученица мастера Вуду Гало. Всеми доступными и не очень доступными пониманию методами. Я имею ввиду - ее африканское происхождение. И те приемчики, которые она применяет. Надо мной работая.

А я вот почему-то над твоей жизнью размышляю – от нечего делать, видимо. И даже порой сердце щемит… Хотя – должен был бы за тебя, счастливицу, радоваться.

А может быть, просто щемит то место, где оно должно у меня быть. Сердце, я имею ввиду.

... Я думаю о том, что прошло, и никогда не вернется, что есть уже сейчас, и что еще грядет…

Думаю, как время безостановочно и неумолимо отмеривает и отмеривает мгновения, ткущиеся в дни и ночи. Недели, годы… И ты уже никогда не будешь той, которую я знавал. Как это весело, правда?

Вообрази только, моя радость, каждое мгновение нашей жизни, особенно, если мы его вдруг сознательно ощущаем, - для нас как точка невозврата.

Знаешь, что это такое?

Есть такая точка на маршруте самолета, после которой поворот на аэродром, с которого он вылетел – уже невозможен. Топлива не хватит. И теперь самолету вперед тянуть надо, потому что разворот уже запрещен. И бессмысленен – не сядешь уже.

У самолета – одна такая точка.

У человека – каждое мгновение жизни.

Повернуть назад уже невозможно. Не приземлишься в прошлом. Только вперед.

Грустное дело, - не находишь?

…Но, может быть, это у меня не от мыслей о тебе сердце щемит – а простая межреберная невралгия проявляется? И никакого сердечного ущемления, или ледяных сквозняков - из сумеречных углов души.

Надо будет попросить Мамбу сделать мне профилактический массаж. Который - почище тайского у нее выходит, даже и в исполнении не хохляцкой шлюхи с Ленинградского проспекта, а в исполнении прирожденной и настоящей, живой тайки.

Или двух: они же такие крошечные, эти тайки, одной – явно не обойдешься…

Может быть, кстати, даже и двух таек будет для такого святого дела маловато.

Хотя, отдать им должное, тайский – массаж тоже прелестное развлечение, стресс снимающее быстро и напрочь…

И даже больше скажу: помнится, мне однажды в Таиланде…

Впрочем, это явно не рассказ для маленьких непорочных девочек, вроде тебя. Поэтому и не буду его тебе рассказывать. Только с ребятами, в бане и можно это эпическое полотно развернуть.

Да и то – заливаясь румянцем смущения.

Но, между тем, у Мамбы аналогичный массаж получается лучше - однозначно. Даже в сольном исполнении. Хотя, если бы еще и Мирандо, ее служанка, в этом приняла участие – было бы вообще круто.

Но на Мирандо наложено – табу. Нельзя даже вслух ее имя произносить. Чтобы не навредить африканской девушке из бедной, но благородной семьи. И самому не повредиться.

У Мамбы - массаж без названия, и с многочисленными фонтанами и фейерверками. По древним африканским рецептам. И откуда что берется, право.

Фонтанирую, как исландский гейзер – бурлящим потоком. Метров на десять вверх!

После таких умопомрачительных занятий – я совершенно обездвижен, обезножен, и обезглавлен. В смысле – никаких дурных мыслей в голову больше не лезет, и сердце колотится ровно и презентабельно.

А эту самую, межреберную, о жизни и времени которая – как рукой снимает. Из головы название недуга даже вылетает.

И уж как душевные раны этот массаж зализывает – не передать. Все на свете трынь-травой становится. Как в песенке про зайцев в исполнении безвременно ушедшего артиста Юрия Никулина.

А ты, милочка, мне все твердишь – тайки, тайки, на худой конец – китайки…

Или, я ошибаюсь – и это не ты мне таек все подсовываешь, а кто-то другой?

С ними, с тайками, помнится, вообще - столько мороки. И денег требуют. Вперед. Мда… вообще, не хочу о них говорить, потому что это не для маленьких! - что там, у нас с ними в Таиланде было.

Да и при живой Мамбе – попробуй-ка, отлучись на такое мероприятие – с тайскими девушками из Житомира… Рад не будешь – точно!

Мы вон, с Мирандолиной чуть не слились в любовном экстазе, так тут такое было, такое…

Я ж тебе рассказывал.

…Тем не менее, - с утра сегодня почему-то мне дышалось удивительно легко.

Хотя вряд ли ты это почувствовала - между нами разница часов в десять? Или в восемь?

Когда у меня утро – у тебя только еще вечер. Или – наоборот, когда у меня вечер – у тебя утро? Или полдень?

Черт его знает...

Запутался я с тобой совсем, моя красотка - из журнала модно-гламурного.

Но это мне не очень важно - почувствовала ты, или нет, что-нибудь необычное сегодня с утра. Когда у вас там глухая мерканская ночь была. Или вы передачу «В рабочий капиталистический полдень» слушали. Главное - что я почувствовал.

С утра сегодня зима настоящая все как-то медлила, медлила, и вдруг разразилась метелью.

Стоял я у гаража, и пальцы не обжигались о металл гаражного замка, и мело, мело. Белая и легкая поземка неслась. Такая, которая только у нас, на луне случается. Как в сказе. Или в классическом литературном произведении «Метель». Советую почитать – как там все по делу великим сказано, и повторять его не хочется!

И девушка, проходящая мимо, посмотрела на меня, и вдруг засмеялась – как дорогой подарок мне сделала. Хотя ко мне ее хрустальный смех не относился - явно. Скорее, к моему дурацкому виду с нахлобученным по глаза капюшеном.

И полетела, полетела эта девушка в распахнутой курточке – мимо, мимо меня, уносимая метелью. И улетела - в утреннем метельном снеге своей чудесной, неизвестной мне жизни!

И знаешь, почувствовал, ведь что-то определенно случилось.

Совершенно явно.

Снег вот летит, но не колется, не царапается. И ветер дует – почти свежий и сырой.

Снеговик с полосатой палкой на перекрестке крутит своей дурацкой милицейской башкой в ушанке не очень даже хищно, и уши с завязками, как маленькие крылья, смешно на ветру трепыхаются.

А этот серый лунный наш город начинает опять становится вдруг узнаваемым.

Потому что еду по Таганке. По своей исторической родине.

Среди перестроенного быта встает ушедший, казалось бы уже безвозвратно, купеческий ампир. И Дровяной переулок напоминает о печном времени, сараях с дровами, о роскошных, острых как бритва, финских ножах, о девушке Варе по прозвищу Мальвина... С которой тысячу лет назад в темном подъезде, на лестнице, почти под крышей дома со львами у подъезда, однажды занимался любовью.

И другой дом, черный дом-изба с цыганами посредине города, давным-давно, - сто тысяч лет назад снесенный, - как призрак, как летучий голландец, замаячил передо мной за лобовым стеклом. На месте разрытых, парящих, прорвавшимся на свободу кипятком, траншей Большой Коммунистической.

И что-то тонко зазвякало в дальнем, замерзшем углу души. ...

Настойчиво и и нежно.

Да... что-то определенно затренькало.

Как отважный колокольчик на ветру - посредине ледяной пустыни бытия.

Нет, пожалуй что, это не межреберная невралгия… Это что-то похуже.

Не знаю, почему это я в такую лирику вдруг впал? Почему вспомнил Мальвину и дом со львами? И цыганский табор с битьем стекол по праздникам?

Легкий метельный снег, что ли, навеял?

Или какая-то иная тоска?

Или - мачеха бандитская Таганка - вдруг всплыла из небытия памяти и поздоровалась со мной по-свойски?

Привет, родственничек! Не забыл? Нечасто что-то заходишь, сынок приемный.

Кстати, о Мальвине, с цыганами. Потом пришлось правда, в КЖВД обращаться, и от несерьезного, но неприятного лечиться – от молочницы.

Эх, Мальвина… С острой, как бритва, финкой в кармане… Может быть, тебя давно уже и на свете-то нет.

Надо бы справки тут у нас в конторе навести, где ты, что ты?

Воистину, неисповедимы пути нашего генерального, когда он нашу память вдруг ни к селу, ни к городу, включает на полную катушку…

…Но ты, конечно, не почувствовала всего этого, деточка.

Другая сторона земли – это далеко. И для чувств, и для ощущений.

И, судя по твоим письмам, пригрустила ты что-то, meine Kleine.

А ведь праздники уже на дворе… Жить бы тебе, да и радоваться!

А ты – куксишься.

По твоим словам - я тебя сильно расстраиваю тем, что, как обычно, абсолютно безосновательно на слабый пол нападаю.

И что вообще – у меня к тебе отношение, как к главному своему врагу.

А ведь ты - ошибаешься. Я всегда на стороне угнетенных. Слабого пола - в том числе.

И если, по каким-то причинам, ты тоже в число угнетенных попадаешь, я и на твоей стороне – тоже.

Происходит это хотя бы уже потому, что я очень не ровно к нему дышу, - к слабому полу.

И даже причмокиваю при этом. Когда дышу неровно. Ну, ты же знаешь, как я это умею. Как вот Мамбу за попку цапну, руку ей на грудь положу, так и причмокивания делать начинаю! Безусловный сосательный мужской рефлекс. Как у младенца.

Должен тебе заметить – и как бы это, между прочим, что «слабый пол» - в качестве именного «слабого», фигурирует исключительно в воспаленном воображении отдельных, малотраханных женщин

Или сугубых, и часто весьма угрюмых внутри домохозяек.

Демонстрирующих свой независимый от мужчин оптимизм и налево, и направо.

А на поверку-то – если демонстрацию в сторону отставить… - ох, много там сидит всякого внутри… Фантазий разных. Малоприличных. Похотливых и хищных. И жадных до развратных действий с кем ни попадя. Буквально – с первым встречным поперечным развратные действия эти самые домохозяйки готовы совершать – выражаясь языком, которым милицейские протоколы пишут.

А еще – в воображении дамочек эмансипЭ.

Наверняка знаешь таких. Которые мужчин на нервной почве ненавидят. То есть, таких, у которых - тоже хронические недотрах наблюдается. По причине отсутствия западающего на них самца.

А они этот недотрах глушат неприязнью к «сильному полу» и умерщвлением плоти. Общественными мероприятиями, например. Во всяких фондах.

Экстремальными видами спорта – вроде прыжков с парашютом, но на велосипеде - с Эйфелевой башни. И так далее.

И размножение вида совершают в пробирке. Для чистоты отношений.

Чтобы – никаких контактов с этим мерзким существом под названием мужчина. Если только что - лесбийской любовью с кем-нибудь заняться.

Розовой, но малопродуктивной.

Ну и бог с ними – с чистюлями эмансипЭ.

Говорят одно, думают другое, а делают третье.

Ты думаешь – откуда я все про это знаю, правда?

Заключить это могу потому, как они на бедного нашего Мобуту кидаются. Как они его, бедолагу тиранят. Он для них, по-моему, не мужчина, хоть и африканский – а какое-то существо инопланетное.

У него, у бедного, по-моему, от счастья – даже его недреманные глаза прямо на лоб дыбятся. Думаю, он у себя на родине свое африканской не пользовался и долей такой популярности. Которую у нас тут, в лунных снегах моей отчизны, имеет.

У меня даже складывается такое впечатление, что и в нашем доме, и в ближайшей округе - уже запись идет в очередь. К Мобуте, на сексуальный прием.

Будто к волшебному шоколадному доктору Айболиту. С планеты Мобутан.

Откровенно, мне поначалу даже страшно за него делалось – по-мужски.

И как это он – и не спит сутками напролет, и от полового истощения на землю не падает. Хотя, уже должен был бы… Я бы так, наверное, не смог, помер бы быстро. А он – ничего себе, боец еще тот!

А тут еще выяснилось, что он ночами, вместо того, чтобы Мамбу сторожить, да меня заодно охранять – подрабатывает в нашем местном стриптиз-баре под названием «Малиновая беретка». И очень недурно при этом зарабатывает.

Тамошние голодные тетьки просто проходу ему не дают. Прямо на ходу сдирают с него трусики - на сувениры и на фетиши… Хороший фетиш – эти порванные мужские трусы не первой свежести – не находишь?

Куда они его применяют – не могу себе даже представить. Может быть, полы ими моют – ввиду их необъятных размеров? И кончают при этом?

А уж как визжать начинают, когда его вздыбленные чумовые возможности в стрип-баре видят – очевидцы говорят, что даже уши закладывает. Как будто реактивный самолет над головой пролетает. Восторг и экстаз полный.

Хотя, как утверждает Мамаба, наш Мобуту - малый стеснительный, в общем-то.

И он гораздо охотнее съел бы сразу какую-нибудь из обожательниц его таланта, чем отодрал бы ее по первое число.

Поэтому, танцует он в этом баре под грохот тамтамов просто красный, как вареный рак. Хотя заметить изменение цвета трудно – ввиду его иссиня черного общего состояния.

Я его понимаю: ему скрыть тот факт, что при виде мало-мальски съедобной телки у него тут же все первородное и огроменное встает, как фонарный столб,- даже прикрывшись огромными ручищами, - не удается. Африканскую правду разве скроешь?

А попробуй-ка, потанцуй с торчащим фонарным столбом спереди!

Засмущаешься…

Эта его стеснительность приводит недотраханных дамочек вообще в священный буквально экстаз... Негодниц этаких...

А в свободное от танцев в баре время - он шутя с нашими дамочками справляется.

С кем на лестнице, с кем в лифте, туда и сюда ездящем, пока тетенька не заверещит от сладострастия, с кем прямо на коврике у дверей.

А еще кого - прямо к собственной двери ее квартиры прижав, за попку подхватив, и на себя усадив, об тверь обитрая.

А за дверью, тем временем, - вроде бы, между прочим, - мирный непонятливый дурак-муж почивает.

И этот факт, думаю, дамочку еще больше заводит.

Мобуту даже немного насобачился по-русски говорить. И стал вмешиваться, и регулировать очередь к себе на прием – чтобы они, дамочки, между собой не передрались и не перецарапались.

Где с помощью ласки, где тумаками регулирует.

Кого помоложе – без очереди пропускает, кого постарше – тех в конец ставит. Иногда он – в целях экономии времени – по две-три зараз отоваривает.

В общем, мои опасения пропали, и я даже в подарок к новому году ему мешок презервативов прикупил.

Правда, я не очень я уверен, что он умеет ими пользоваться. И можно ждать появления в округе маленьких черненьких мобутят… При такой Мобутиной производительности.

Как мне кажется, слабый пол это совсем не смущает. И даже наоборот, радует.

Пора, давно пора нашу местную породу улучшить. А то одни бомжи какие-то родятся все, да родятся. Или безрукие и безголовые отечественные производители...

... Если хочешь знать мое мнение, милочка, я вообще считаю, что этот самый слабый пол, на самом-то деле, совсем-совсем и не слабый.

Мобуту вот, наверное, думает, что это он их трахает. А что на самом-то деле происходит? Как бы не так!

На самом деле – это они его в хвост и в гриву используют для своего клитор…, прости, милочка, оговорился, - приторного удовольствия. Для получения острых ощущений. Для бурления гормонов в крови. До шампанского состояния.

И на лестнице, и в лифте, и на коврике, и в туалете женского стрип-бара – просто берут, и используют.

И кто у нас еще тут людоед – это большой-большой вопрос!

Может быть, ты этого в школе не проходила, но посмотри, бланманже моя американская, как все вокруг в природе устроено?

Не стоит беспокоиться, что Мобуту в порыве страсти кого-то слопает, и я найду однажды на лестнице обглоданные косточки неизвестного происхождения. И потом у нас с Мамбой начнутся проблемы с милицией.

Он для этого уже слишком цивилизовался.

А вот однажды найти обглоданные мослы, оставшиеся от бедного Мобуты – этого можно ожидать. Растерзанного какой-то самочкой - вполне невинного замужнего вида.

В природе-то часто происходит следующее: самка-то самца берет, и слопывает, без соли и перца - за ненадобностью. После того, как он свои мелкие делишки с ней обтяпал.

У насекомых, например - это именно так часто происходит. И не только у них.

И это нормально - с токи зрения нашей матушки-природы.

Очень даже натурально это!

Если встать на позицию представительницы «слабого пола» - зачем он, вообще-то, действительно после этого нужен? Самец-то, спрашивается – зачем, собственно, потом, а?

На завтрак, если только? Или на обед? Или – на ужин?…

Хотя, на ужин не подходит – диета у нас.

На ночь есть вредно.

Да совершенно без него обойтись можно, без этого женоподобного слабака! Который постоянно ноет, на свои болячки жалуется, и один раз по праздникам что-то медленное и печальное, неизвестно чем, неизвестно, как, и неизвестно зачем исполнить тужится, а потом на боковецкую – как можно быстрее. Чтобы второй раз не попросили.

Что – проку-то от него? Хоть бы денег в дом нес – да тоже не способен. По причине полной бездарности, ленивости.

И неверия в собственные силы.

В общем, абсолютно бесполезное существо на двух ногах, даже пока трезвый. А уж если напьется – вообще, сволочь-сволочью.

Тут, вокруг, вон еще сколько других, похожих, – ползает. Не занятых. Жирных. Которые все хорохорятся. Так и напрашивающихся на неприятности.

И натрахаться, и напитаться ими – да запросто, и прямо – по уши!

Мобуту, по-моему, до сих пор жив, только благодаря своей нечеловеческой энергии и тем радостным усилиям, которые он прилагает. Ублажая женское общество.

Разве можно такого энтузиаста сразу на шашлык пустить? Грешно даже.

Но вот только они, самочки наши, почувствуют слабину, тут же с ним и покончат.

И другого искать примутся. Другую такую заморскую диковинку.

Как голодная стая.

Я просто в этом уверен, и хочу как-нибудь Мобуту тактично предостеречь.

Впрочем, он не настолько хорошо знает русский язык, а через Мамбу мои пророчества ему передавать как-то не хочется. Мамаба может на меня обидится, и даже разозлиться – за такие черные мысли.

Меня - в связи с мобутиными сексуальными приключениями среди снегов нашей среднелунной возвышенности - так этот вопрос заинтересовал, что я даже, как бы между прочим, от нечего делать, специально справки наводить стал. Случайность это или нет, что самки самцов поедают?

И написал служебную записку наверх.

Это что, такое вот устройство нашей лунной вселенной – игра тетушки теории вероятности, капризы матушки-природы, подвох ветреной эволюции, или серьезный промысел генерального менеджера?

Разъясните мне, неопытному в таких делах юноше, эти нюансы природоустройства. Мне для работы – полезно такие вещи знать точно. Так прямо и написал, набравшись смелости.

И что ты думаешь, моя сладкая?

Я думал, мне даже не ответят – вряд ли меня кто-то наверху замечает.

Но из кругов, близких к матушке-природе и генменджеру, из их канцелярии топ-менеджмента, я получил электронный ответ – нет, не случайно!

Никакая это не пройдоха эволюция, и никакая не дура - теория вероятности, родная надоедливая сестра нашей матушки-природы. Которая любит накеросиниться какой-то дешевой дрянью вроде портвейна, а потом чудные штуки подшофе выкидывать… Хоть всех святых выноси, а уж грешных – и подавно.

Так вот прямо и написано мне было. Про святых – имеется ввиду.

Промысел это генменеджера, так и запишите в свои блокнотики, ответили мне.

Всем видам у нас на луне, это присуще, на самцов после траха охотиться. Даже бактериям. Хотя у тех трудно понять, где самец там под микроскопом, а где самочка туфлеобразная.

У одних видов это проявляется ярко, а у других, у человекообразных, не очень приличным считается, и скрывается по возможности.

Еще получил я сверху прямое указание – своим делом заниматься. И нос до поры до времени, куда не следует не совать. Свой длинный. В дела матушки-природы и женской психологии. Пока крылья не отрастут. Ангелообразные.

Единственное, странно, милочка, в этом ответе - нос-то у меня курносый… А не длинный.

Видимо, все-таки, меня там, на верхнем этаже, с кем-то спутали.

И назвали в письме как-то не так.

Меня так и не зовут вовсе, как меня там назвали.

Спутали, все же, с кем-то. Точно спутали…

Хотя и о женщинах, и о деньгах - написали.

... Кстати, о взятках, радость моя. О которых в этом циркуляре тоже кое-что одобрительное написано.

Пишешь ты, что даже просто не понимаешь, как это? Целую дорогу к рукам прибрать, и ничего, без последствий… И куда только смотрят избиратели?

У вас бы, в Америке…

И далась тебе эта дорога.

Подумаешь, в Америке…

Подумаешь, дорогу не построили. А деньги прибрали…

Не указ нам, нашей луне, ваша развратная Америка. У вас там негров линчуют!

А некоторых – за пьянство за рулем и наркотики в бардачке – в тюрьму сажают! Вроде твоего бармена Джека.

А у нас – нет! Вот!

У нас совсем не такое в ходу.

Экспроприация называется – грабь награбленное!

Очень, мне кажется, справедливо!

В точном соответствии с большевистским лозунгом дня, удивительно к нашим будням применительным: что тут у нас плохо лежит? То и экспроприируйте, к чертовой матери. Пока другие не экспроприировали.

Паровоз плохо лежит? Заберем. А самолет? Тоже пригодиться. А скрепки со стиплером? Или туалетная бумага с салфетками в офисе? Тоже ведь плохо лежат.

Отличные вещи в домашнем хозяйстве! Нужные повседневно.

Ну, а газ? А нефть? А ледокол какой-нибудь, да с электричеством, да алмазами и ураном?

А дорога, на карте еще не существующая? Тоже вещь!

Сколько там миллионов-то отпущено - неожиданно расщедрившимися перед выборами феодалами ? Замечательно! Хорошая сумма, с круглыми длинными нулями.

Очень, как раз, она сегодня и подходит. Ну, прямо – как сон в руку накануне новогодних праздников и рождеств.

В хозяйстве – первая вещь!

Здорово семейный бюджет настраивает, эта самая дорога, будь она трижды неладна!

И что же ты так распереживалась за нас - бедненьких, я не понимаю?

Ничего же не случилось такого, правда? Никто же ведь еще не умер без этой дороги-то, не так ли?

Не было ее двести лет, так и не будет еще лет двести!

А может быть – и все триста: сколько у нас тут еще этот лунный феодализм просуществует – леший его знает...

До тех пор ее не будет, по-моему, пока и его, этот феодализм, акула экономика капиталистическая, не сожрет. Как уже сожрала всяких там коммунистов с социалистами и прочими злобными формациями.

Вместе с потрохами, императорами, губернаторами, розовощекими головами, и с нашими бренными остатками в придачу… И не подавится!

Коммуняков, предыдущих диктаторов, ведь сожрала – или я не прав? И не подавилась, верно?

Только отрыжка небольшая осталась. В виде вымирающей могучей кучки с мистером Зю-зю на «ауди». Которая вообще – несъедобна, по причине обширного наворованного.

Да и бог с ней. Сама довымрет…

Все на свете заканчивается. Разве ты об этом не подозревала?

Конечно, и естественно, это не очень приятное открытие, что все мы умрем когда-нибудь.

И ты, и я, и голова розовощекая, и генерал-губернатор, и последние коммуняки… И даже – страшно сказать и подумать, - и император тоже когда-нибудь коньки откинет.

Закон природы-матушки.

Так чего теперь, по этому поводу плакать-то?

Сейчас надо жить!

Иначе – покуда травка-то подрастет - лошадка-то наша с голоду и копытки откинуть может. Так что – лучше пользоваться сегодня.

Учу-учу тебя все жить, а ты никак не воспринимаешь, моя хорошая. А принцип-то прост: деньги на эту дорогу сегодня отпущены уже были – а не завтра.

Завтра, наверняка их уже и не будет, кто-нибудь другой, более шустрый упрет.

Зато, теперь голова городская - хоть как человек поживет. Даром, что ли, местные его все избирали, избирали, и все наказы ему умные давали?

Не даром!

Даром вообще ничего на свете не бывает.

Так ведь одними наказами-то, даже и умными, сыт не будешь, ты согласна со мной? Не напитаешься – наказами-то. Ничего себе не построишь на наказы, ничего не прикупишь.

А ведь и детям его, головастым, пожить охота по-человечески. И внукам - тоже.

А еще родни сколько? Не перечесть!

Надо же этой розвощекой голове иметь хоть что-то с этих глупых избирателей, кроме наказов! Существенное! Материальное!

Только, где же его возьмешь так просто – это самое, материальное?

С этого местного населения лунного, как с паршивой овцы – хоть бы шерсти клок выдрать. Да не выдирается никак.

Ну, тогда, хоть деньги на эту мифическую дорогу…

А можно и по-другому поступить.

Тут вот на днях зашел ко мне на службу мой приятель, который уже себе заранее пропуск к Петру Петровичу выцыганить у меня хочет. И, кажется, даже справки начал собирать потихоньку.

Он работает по торговой части, продает новенькие «фольксвагены» с «аудюшками».

Пока мы с ним туда, сюда, за коньяком, который он мне принес, да чаем, да разговором… он вдруг и рассказывает мне, что оформляет сейчас роскошный семиместный мини-вэн VW – хром и кожа, семь мест и прочие навороты:

- Во, как зажиточно жить-то стали, детишки наши бездомные! Целый мини-вэн детский дом прикупает, – говорит. И смеется.

Я подумал, что чего-то в его рассказе не понял:

- А может быть, детишкам что-нибудь попроще надо было бы приобрести? Да повместительнее? – спрашиваю.

- То-то и оно-то, что ничего ты не понял, - говорит мой знакомый. Оказывается, этот роскошный мини-вэн, и за крайне неплохие деньги, детский творческий дом из ближнего от мегаполиса городка приобретает вовсе не для себя. Детишки эту штуку и не увидят вовсе. А вот престарелый наш славный генерал-губернатор на нем в баньку ездить будет. Очень это способствует, в семиместном мини-вэне, в хроме с кожей хорошо пахнущей, в баньку в приятной компании съездить. Красота!

И то верно - детишки-то в баньку не поедут с девочками. Рановато им, пожалуй. Правда?

А генерал-губернатор – ему в самый раз. И по чину положено.

Так что – и не нужен им этот вэн. Детишкам-то. Бездомным.

... Хочу тебе сообщить еще, мон петит бон-бон, я еще ничего не решил – насчет будущей вечной жизни. Которая мне предложена - после прохождения испытательного срока.

Смотрю вот на Мафусаила Семеныча, что в соседнем кабинете бездельем мыкается, смотрю и на Петра Петровича, который въездом-выездом заведует, ворота открывает и закрывает, и девушек проходящих по упругим обширным попкам шлепает, и размышляю: не надо бы мне такой вечной жизни.

Точно – как-то не вдохновляет меня такая вечная жизнь.

Особенно – когда на Семеныча смотрю.

Мафусаил который.

Смотрю на него, век бы не видать, и слезы сами собой наворачиваются. И нос и уши закладывает. От запаха портянок и бесконечных неправдоподобных его историй – про то, да про сё.

И – поискать крюк хочется. Чтобы от этого маразма велеречивого паркинсоновского спастись.

Так что, я еще лично ничего про себя не решил.

Да и мне еще пока никто ничего толком определенного и не предлагал.

Значит - пока-то… Пока-то, ведь - все ведь живы? Живы! Или - почти что живы.

Здоровы? Здоровы. Может быть.

Во всяком случае, так в медицинской карточке у меня записано: практически здоров. Сам читал.

За некоторым мелким исключением. Может быть.

Значит – все в порядке? Пока – во всяком случае, в порядке.

И, смотри-ка ты, эти, которые с дорогой, как и мы с тобой - не просто живы! А еще как – живы: даже глотки что есть мочи дерут, и ругаются сильно.

Из-за дороги и других мелочей подобных.

На власть ругаются, и на императорову протеже, розовощекую голову, и на губернаторов с генералами, да с их прихвостнями хамят…

И даже на самого, страшно сказать, кого – и то… Правда, потише… Чтобы в КГБ не услышали… Прости, оно теперь не КГБ называется, но суть от этого не меняется. Под белы руки – и на морозец сибирский!

Главное - на корреспондента бочку катят: что такую гадость снимает, малец неотесанный?.. Кому она, эта гадость нужна, спрашивается? Что мы, и без тебя не знаем, что уже все слямзено? Ты про то, что еще не слямзено – расскажи. Куда бечь-то, где еще осталось?

А вот, meine Kleine, были бы мы не совсем живы, и не очень здоровы – и не ругались бы. Сипетели бы себе простуженными глотками еле слышно - в тряпочку.

На корреспондента, кстати, почему-то особенно ругаются. И правильно, кстати, делают, что на него – особенно, и бескомпромиссно.

Я, почему-то, даже уверен, что после такой ругани – его уволят. Или – уже уволили.

И, может быть, даже забрали. Чтобы всё с его прошлым, нынешним и будущим – аккуратно, без особого мордобоя, прояснить, а потом в холодную засадить.

Посидит-посидит, лес повалит, где надо, и поостынет его головка. Поотмякнет, глупая.

Тогда и выпустят. Может быть…

Мне кажется, не имеет вообще-то смысла громко ругаться, и даже матом.

Сами все, сами, своими же руками да органонами эти кучки производим… Так на себя и ругаться надо, а не на генерал-губернатора, друга императора, или городскую голову культуристическую со вседержавцем и жужжащей камарильей, которая быстро и надежно все вокруг по собственным карманам глубоким рассовывает… Или на его шуструю жену.

Я думаю, так мир наш устроен – окажись кто-нибудь на их месте, и тоже в карманы напихивать быстро научился. Я вот, например, взятки брать научился? Научился. И уже не смущаюсь, и в платочек не краснею. Такими мы уж уродились.

К слову, детка-конфетка моя, я ведь тоже в выигрыше оказался. Мои взяточнические новации одобрены были.

Я тут написал попутно в том же электронном служебном письме – где про женщин рассуждал. Как я на дверях повесил одно емкое слово «Беру»! И что ты думаешь, в том же циркуляре, что сверху пришел мне – новация была одобрена. Чего я даже не очень-то и ожидал.

Даже слегка удивились в топ-менеджменте состоящие граждане, что никто раньше до этого не додумался. Со времен Лютера, который индульгенции отменить решил, и очень из-за этого мыкался.

Был, написали мне, опыт - с продажей индульгенций. Поначалу – очень прилично заработать можно было.

Однако сейчас это товар не ходкий – спасибо скажите старику Лютеру, который у нас тут в наказание за испорченный бизнес, кочегаром внизу подрабатывает.

К тому же, количество совестливых в последнее время ужасно сократилось, прямо – до неприличия, как!

И даже последние дураки под умных маскироваться научились. Мимикрия называется.

И ни черта не покупают…Никаких прощений и отпущений. А только хихикают, когда им прощение - в обмен на дензнаки предлагают.

Хоть отдельные продавцы и стараются, однако даже то небольшое, что они на отпущении зарабатывают - все себе пастыри прикарманивают, нехорошие люди. И делиться не хотят. Просто, креста на них нет.

А пока дело до разборок с ними дойдет – все уже и растратится попусту. Хотя день разборок все-таки когда-нибудь наступит. Правда, пока никто не знает – когда.

Все с датой не уточнятся. Потому что у генменеджера – плотное расписание, и вставить этот день разборок все никак в это расписание не удается. Да лень ему бывает. Что таким высоким чинам вполне простительно.

То, что мои инициативы одобрили – очень хорошо.

А то я беспокоился – пришел со своим уставом, да в чужой монастырь… Как бы чего…

А – ничего оказывается, и даже – неплохо.

Тут, кстати, недавно, милочка моя, матушка моя, дай бог ей здоровья побольше, и житья подольше, на службу мне позвонила, чего никогда не делала:

- Привет, - говорит, - сынок!

Да так громко, что я даже трубку от уха от неожиданности отставил.

- Здравствуй, мама, - говорю. – Что случилось?

- Ничего, - говорит. – Ничего, кроме того, что обещал заехать, и нет тебя.

- Тогда, если можно, ты не так громко говори, пожалуйста. Тут техника хорошая, хоть и старая, прямо, как будто ты рядом. В соседней комнате. Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал, какой я плохой ребенок.

- Ладно, потерпи немного меня, сынок. Ты, кстати, знаешь, что сегодня День матери?

- Чьей матери?

- Твоей.

- Что ты, мама, так выражаешься, да еще в трубку… Тут у нас все прослушивается…

- Как в КГБ да? Так и пусть себе слушают… Я ведь не шучу, - отвечает. – Мне соседки рассказали про этот праздник. Вот и решила я тебе о нем напомнить. Как я тебе обычно о своих днях рождениях напоминаю.

- Мне, мама, стыдно, - говорю. - …Но, если соседки рассказали, тогда, конечно…Поздравляю, мама, с праздником чьей-то Матери!… Как дела, мама, как здоровье. Хотел вот к тебе наведаться, днями заеду. Что тебе привезти?

- Ничего мне не надо. Ты мне только на один вопрос ответь – с меня тоже все положенные справки потребуешь, и карточку социального страхования - когда я к тебе заеду? Или подарок сделаешь небольшой к празднику, не заставишь меня по собесам и мэриям мотаться? Денег-то у меня немного – тебе подкинуть…

- Что ты такое говоришь, мама! Какие деньги… Какие справки… И зачем тебе ко мне заезжать? Даже и слушать тебя на эту тему не хочу! Ты себя нормально чувствуешь? Даже и не заводи таких разговоров! Лучше – я к тебе приеду. Завтра, например – хочешь? Что тебе привезти? Кроме денег, естественно. Деньги - это само собой...

- Ладно, ладно, сын, ничего мне не надо. Я так, просто наперед поинтересоваться решила. Ты мне, если завтра вдруг приедешь, лучше список справок привези, чтобы я заранее подготовиться смогла…

Ну что, моя радость, на все это скажешь? Или, она и вправду думает, что я с нее деньги возьму? Или справки заставлю собирать – положительные?

Неужели я на такого урода похож, который для родной матери такую малость сделать откажется? Как бесплатно пропуск к Петру Петровичу с его воротами выписать?

Обидно даже.

Хотя, про праздники чьей-то Матери я забыл – это есть. По правде-то говоря, и не знал я даже про такой наш лунный праздник.

Действительно, нехорошо.

Стыдно…

И все-таки, meine Dumkopf, я думаю, есть положительные моменты и в моей скучной службе.

Родной матери, например, помочь, - если что. Надо реалистом быть, она уже совсем не молода, моя мама. И, в конце концов, все мы там будем, рано или поздно… Грустно это, но что поделаешь? Ничего!

Так что, надо за место крепко держаться.

…Возвращаясь к электронному письму, конфиденциальному циркуляру, спущенному в ответ на мою служебку по поводу дружбы полов в нашей лунной вселенной - указано строго мне, чтобы я брать – брал, но при этом делился с Петром Петровичем.

Удивительно, правда? Спрашивал я про Фому, а написали в ответ и про Фому тоже, но главным образом, почему-то про Ерему.

Так и написали – делись с Петром Петровичем всем. Что себе возьмешь.

А не то ему, Петро нашему, действительно на масло для петель не хватает. Как он регулярно утверждает.

Все на масло с хлебом у него уходит. Для пропитания. А на ворота – чтобы их подмазать и поправить – не хватает. Один сварщик сейчас – знаешь, сколько берет, гад! За пять минут своего сварочного сверкания.

От себя добавлю, не хватает ему также на сварщика из-за того, что он еще и на каких-то бесплотных барышень отпущенные сверху средства тратит постоянно.

Которые регулярно мимо меня шмыгают, а иногда и шастают.

Причем, есть у меня подозрения, что далеко они не бесплотные, а очень даже в теле. Любит он веселых толстушек. Маркитанток всяких, и вообще, девушек, в торговле работающих.

Некоторые из них, когда мимо меня шмыгают, мне игриво так и подмигивают: присоединяйся, чего сидишь? Всем хватит. Вишь, какие мы пышные.

А вот Петро у вас тут уже не то… Совсем даже не очень в форме. Не пышное уже, а какое-то сморщенное Петро у нас. Поизносилось за столько-то лет. Заржавело несколько, Петро ваше, хотя и тужится, пыжится, и деньгами направо-налево, чтобы попусту о его немощах не болтали, - сорит.

А само на бесполое походить стало. Туда поверни, сюда разверни, а пола уже и нет. И потолок у него где – тоже не известно.

Ты, милый юноша взрослого возраста, - мигают барышни, - вполне помочь бы мог. Присоединяйся, красавчик курносый.

Но я – рисковать пока так не хочу – даже ради помощи старшему товарищу.

С одной стороны – испытательный срок у меня. Надо удержаться.

С другой стороны у меня теперь – Мамба на стреме.

Поскольку она постоянно духовно на расстоянии со своим Вуду Гало общается, можно предположить, что с его помощью – все она прекрасно видит. Суть вещей, так сказать. Даже невидимое – и то ей доступно.

Зачем мне такой напрасный риск, а? Застукают, так – Петру Петровичу ничего за это особенного не будет. Он почти что уже пенсионер, даже выгнать его некуда, да и заслуг много.

А вот меня выкинут – так без выходного пособия.

Кроме того, хоть я к худым барышням – равнодушен, и стиральные доски мне не нравятся, но и такие, что в Петровом вкусе – тоже не по мне. Даже себе не очень представляю, как с ними управляться. На одну ляжку тебя положит, бедного, а другой – и прихлопнет.

Шлепнет своим центнером, и мокрое место останется!

Но, как бы там на самом деле с Петром Петровичем ни было, скрип петель его ворот, весьма противный - снизу слушать там, наверху, совершенно не хотят больше. Ни к чему им это. От него, от постоянного скрипа, у них там, на самом верху, мурашки по коже и перьям бегают.

Будто кто-то чем-то по стеклу железным елозит – ух, противно. Прямо – адская музыка какая-то, хотя это тут гораздо ниже. Почти в подвале находится. И там не железом по стеклу, а зубами по зубам скребут. Грешники – в промежутках между воплями.

Но там у них – звукоизоляция отличная!

А тут – никакой звукоизоляции не предусмотрено – зачем от райской музыки изолироваться-то? Но вместо музыки – эти ворота противные. Даже зубы от них ныть начинают.

А им, понятно, там эта зубная боль совершенно не к лицу.

Ясным, красивым, пернатым.

Ну да бог с ними, с Петром Петровичем, воротами, маслом и зубной болью. Не стану тебя утомлять всякими служебными заморочками и хлопотами…

Есть вещи и поинтересней.

КОНЕЦ 1-й ЧАСТИ

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2612310141