Продолжение Докаюрон

Дока выполз из воды, под недоуменными взглядами немногочисленных на берегу курортников перевалился на живот и тяжко задышал. Почувствовал, как кто-то провел по спине чем-то острым. Оторвав голову от россыпи пестрых камней, скосил глаза, перед ним присела на корточки синеокая пловчиха. Лицо у нее было спокойным, а в пальцах она держала небольшой осколок ракушки.

- Я чуть было не утонул, - откашлявшись, сипло выдавил он из себя.

- Я знаю, но ты не утонул, - смахнула она волосы на одно плечо. Заметив недоумевающую его ухмылку, чуть помолчала и добавила. – Думаю, ты все равно бы добрался до буйка. Ты такой настырный...

На приморский поселок опускался очередной чудный вечер. Они шли рядом по аллее из пальм, высокие, стройные, еще издали вызывающие у встречных уважительный блеск в глазах. Дока успел покушать в санаторной столовой, девушка сходила к себе на квартиру. И теперь они встретились для того, чтобы пройтись по парку, повеселиться на многочисленных аттаракционах, побаловать себя молочными коктейлями, купленными у разбитных мороженниц. Дока несколько отошел от морского приключения, хотя нервная изморозь еще таилась внутри его тела. Он до сих пор не мог понять, кто подсобил избавиться от судороги, едва не отправившей его на дно. А что избавление не обошлось без посторонней помощи, в этом он был уверен на сто процентов. Несмотря на страх, он успел рассмотреть под водой мелькнувшую рядом гибкую тень. Все произошло так стремительно, что осознать, кто это был, не представлялось возможным. Новую знакомую Дока в рассчет не принимал, потому что она заплыла слишком далеко и не имела возможности так быстро придти на помощь. А больше рядом никто не плавал, разве что одетая в солнечные блики женщина, которая вырвалась из воды впереди него. Но и она вынырнула на слишком большом расстоянии, чтобы смочь проплыть его под водой. В очередной раз покачав головой, Дока зябко передернул плечами и повернулся к идущей рядом подружке. Он был обижен на нее за то, что она, как показалось, с прохладцей отнеслась к случившемуся с ним

- Не в силах забыть этот случай? – как о чем-то постороннем спросила она.

- С ним все понятно, - немного раздраженно отмахнулся он. – Не могу найти ответ на вопрос, кто сумел так незаметно приблизиться и воткнуть что-то острое в икроножную мышцу. Спазм моментально прекратился, иначе бы я пошел ко дну. Я заметил смутный образ, но кому он принадлежал, разгадать до сих пор не в состоянии.

- Человеку, конечно, - рассудительно заметила девушка.

- Понятно, что не Господу Богу, да вокруг все равно никого и близко не телепалось.

- Я все время находилась рядом с тобой, - как-то отрешенно сказала подружка.

- Когда я повернул обратно, ты ушла далеко вперед, - не согласился Дока. – Я все глаза просмотрел, чтобы отыскать тебя.

- Плохо смотрел.

Дока приостановился, пристально вгляделся в спутницу. Девушка перекинула сумочку на другую руку, она продолжала спокойно глазеть по сторонам, не выказывая ни малейшей заинтересованности к тому, о чем только что поведал ее собеседник. Ему показалось, что безразличие это напускное, на самом деле за ним что-то скрывается. Мельком взглянув на проходящих мимо людей, он поджал губы, на некоторое время ушел в себя. Подружка терпеливо стояла рядом, лишь рука потянулась к прогнувшейся вниз ветке лаврового дерева. И вдруг Дока ясно осознал, кто на самом деле является истинным его спасителем. Сморгнув веками, с напряжением уставился на разминавшую пахучий лист пловчиху напротив. Вместо благодарности в его глазах начало разгораться пламя негодования. Сделав глотательное движение, он сдержанно спросил:

- Почему ты не поспешила на помощь раньше?

- Потому что я была уверена, что ты доплывешь до берега, - девушка убежденно покривила пухлую розовую щеку. Расстегнув сумочку, вытащила острый осколок раковины и протянула его Доке. – Это тебе на память, чтобы в следующий раз знал, перед кем следует выпендриваться.

- Я не думал соревноваться с тобой, поэтому повернул обратно. Мне давно было ясно, что ты спортсменка, - не прикасаясь к раковине и не понимая, зачем ее предлагают, он покатал под кожей на скулах твердые желваки. – А ты знала, что я еще не успел акклиматизироваться.

- Хочешь сказать, что не имела права звать тебя за собой? – прищурилась на него пловчиха. – А кто первый предложил сплавать в Турцию?

- Я высказал шутливое предложение.

- Тогда в чем дело?

- Почему ты сразу не поспешила мне на помощь? – с упорством повторил он вопрос.

- Я уже говорила, что была уверена в твоих силах, - девушка выбросила осколок под дерево, нетерпеливо фыркнула выразительными губами. Наверное, выяснения посередине оживленного тротуара стали ее раздражать. – Что тебя интересует еще?

- Только одно это, - Дока в замешательстве потоптался на месте, он не знал, что делать и о чем думать. Если перед ним холодное существо, способное равнодушно проплыть мимо тонущего человека, то от него нужно бежать как можно дальше. Такие ни в грош не ставят жизнь постороннего человека, с ними и удовольствий не испытаешь никаких. А если девушка просто растерялась, то почему не желает в этом признаваться. Он по инерции повторил. – Лишь одно, больше ничего.

- Сейчас ты похож на попугая, - подружка вскинула голову, с громким треском защелкнула сумочку. – Знаешь, завтра мне нужно уезжать, и я не хотела бы испортить себе последний вечер. Так что, лучше я прогуляюсь одна.

- Тогда для чего нужно было знакомиться вообще? – снова с недоумением уставился ей в переносицу Дока. – Что это тебе бы дало?

- Я увлеклась тобой, с первого взгяда.

- А теперь разочаровалась?

- Выходит, что так.

В груди у Доки возник привычный прохладный пузырек пустоты, он начал появляться еще в детстве, с той поры, когда его оставляли в одиночестве. В такие моменты накатывала волчиная жестокость, призывающая рвать и метать окружающее. Услышав ответ девушки, он понял, что за несколько часов шапочного знакомства тоже успел привязаться к ней, почувствовать родное существо. Не то, которое буквально вчера по случаю тискал высоко в горах - подобных женщин вокруг было море - а именно свое, которое ищешь всю жизнь и ни за какие деньги не купишь. С первых минут встречи он как зверь впитал в себя это ладное, одновременно мягкое и упругое, тело с высокими небольшими грудями, с розовым аккуратным пупочком и вызывающе выпирающим лобком. О, как прекрасно, наверное, обнять точеную фигурку и до изнеможения насладиться прелестью плоти, созданной природой в единственном экземпляре. В то же время, как ни странно, он боялся запутаться в длинных завитках шелковых волос, тем более, заглянуть в огромные густо-синие зрачки, чтобы не утонуть в их бездонной глубине. И опять мечтал о продолжении знакомства, даже согласился бы на немедленную женитьбу, зная наверняка, что таких женщин не бросают.

И вот теперь все доброе, успевшее накопиться в груди, пришла пора выбросить как ненужный хлам. Этого делать нельзя было ни в коем случае. Осмотревшись, Дока напрягся. Уличные фонари обливали мостовую с окрестностями бледно-синеватым светом, поток людей уменьшился, отдыхающие разошлись по кафе и ресторанам, заняли места в кинотеатрах. Лишь изредка на тротуаре маячили прижавшиеся друг к другу парочки. За спиной девушки возвышался заросший густым кустарником с вечно зелеными деревьями над ним крутой бугор. Узкая тропинка ныряла в заросли и пропадала в двух шагах от дороги. Там, куда она бежала, разлилась вязкая чернота. Девушка собралась сделать первый шаг с того места, на котором приостановилась. Отряхнув руку от остатков лаврового листа, она поправила сумочку, взглянула на Доку. В глазах уже не было ни первоначального тепла, ни недавнего равнодушия, яркие зрачки выражали одно упрямство:

- Всего хорошего, - холодно сказала она. – Думаю, что провожать меня не надо.

И Дока решился. Подавшись вперед, крепко обхватил пловчиху за талию и поволок ко входу в образованный кустарником тоннель. Колючие ветви ободрали кожу на лице, на шее, они забрались даже под рукава рубашки. Но он упорно тянул жертву дальше, в самую гущу зарослей. На пути вырос камень с притоптанным пятачком перед ним. Дока опустил подружку на землю, всунул пятерню под ее платье. Девушка не сопротивлялась, она словно потеряла сознание. Он рывками сдернул с ее попы тоненькие трусики, затем стащил их с одной ноги. Расстегнул на ширинке замок и высвободил с каждой секундой твердеющий член, раскидав округлые колени безвольной жертвы, вошел головкой между ее половыми губами. С животной радостью ощутил тесное и горячее влагалище, отозвавшееся на проникновение в него упругими сокращениями скользких мышц. Волна наслаждения обдала Доку жаром от пяток до макушки, не в силах сдержать внутренние эмоции, он замычал растянутым в нитку ртом, еще дальше вгоняя вставший колом член. Головкой вмялся в подавшееся навстречу твердое препятствие, догадался, что это была шейка матки. Девушка охнула, дернула попой вниз и попыталась выскользнуть из-под Доки. Но он уже ощущал, как из яичек по каналу заспешила раскаленная сперма, сбрасывать ее на землю, когда половой орган обволакивала благодатная плоть, было бы кощунственно. Дока навалился на партнершу всем весом, заставив раскрыть чувственные губы, вложил в них свои. Через мгновение пловчиха притихла, потом подалась вперед, выпуская через нос длинный тягучий стон. И захлопала ладонями по земле, накрепко впаявшись мягким лобком в его пах. Мышцы влагалища задергались словно от судорог, они буквально высасывали из члена накопившуюся в нем энергию. А она хлынула бурным потоком без положенных в таких случаях перерывов, будто пробивший себе дорогу источник решил вытечь сразу весь. Такого блаженства Дока никогда не испытывал, он моментально взорвался обильной испариной, как переполненный паром котел.

Так они и лежали на земле, сцепленные мертвой хваткой неконтролируемого земным разумом закона продолжения рода, изредка встряхиваясь от прошивавших их конвульсий, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Губы обоих утонули в клубах слюней, ручейки пота перемешались тоже. После полученных друг от друга бесподобных удовольствий можно было бы забыть про конфликт и продолжить дружбу. Но как только Дока осознал, что тело начинает оживать, он отвернулся от девушки, взялся приводить себя в порядок. Принуждением к половому сношению он словно отомстил ей за то, что в опасную минуту она не поспешила на помощь, а понадеялась на его выносливость.

Тем временем девушка нашарила трусики, одела их и занялась собой, во тьме пытаясь отряхнуть платье и поправить прическу. Они невольно соприкасались, чтобы сразу отстраниться, будто исполнив сладострастный ритуал, снова превратились в незнакомых друг с другом людей.

- Тебя до дома провожать, или дойдешь сама? – когда пришла пора вылезать из укрытия, через хрипотцу холодно поинтересовался он у партнерши.

- Я пока еще не инвалид, - помолчав, с легким смешком сообщила она.

Они спустились на тротуар, боясь встречаться взглядами, осмотрелись по сторонам. Невдалеке играл яркими огнями приземистый кинотеатр, редкие парочки все так-же бороздили празднично раскрашенную разноцветными гирляндами улицу курортного поселка, из кафешек неслась несмолкаемая музыка. Потоптавшись на месте, Дока провел рукой по лицу, негромко сказал:

- Спасибо тебе за все. Я пойду.

- Там было очень глубоко, наверное, метров пятнадцать, - девушка нервно потеребила пальцами ремешок на сумочке. Она хотела что-то добавить, вскинула длинные ресницы и тут-же опустила их.

- Тем более, - не вдумываясь в смысл, сплюнул он под ноги.

Не оглядываясь, Дока заспешил по укрытому плиткой тротуару в направлении перекрестка, с которого асфальтовая дорога вела на вершину горы с похожим на белый океанский лайнер зданием санатория на ней. Он осознавал, что девушки с собственным мнением, у которой, к тому же, было все при месте, может не встретить никогда, но обида за равнодушное отношение к его судьбе не позволяла обернуться назад. Вызванная обидой же неприязнь мешала осмыслить и последние странные слова, ко всему, сказанные подружкой как бы со скрытой усмешкой.

Глава двадцатая.

Лакированный, черного представительского цвета, шестисотый «Мерседес» едва слышно шуршал шинами по великолепному автобану, в разных направлениях размеченному четкими белыми линиями со стрелками и украшенному по бокам разноцветными дорожными знаками. Через равные расстояния посреди шоссе торчали стойки с телефонными аппаратами на них, возле бордюра чернели большие полиэтиленовые мешки для мусора, так-же равномерно были расположены и автозаправки со всем необходимым – с автосервисом, с обычными в кафешках чаем и кофе, с сигаретами, вплоть до женских прокладок в промтоварных секциях. Поначалу дорога бежала как бы посередине Венецианского залива, с обеих сторон охлаждавшего ее, прогретую солнцем Адриатики, зеленовато-синими волнами. Сама Венеция располагалась на островах и попасть в чудный город можно было только по воде. А потом за тонированными стеклами машины устоялся обычный итальянский пейзаж с желтыми убранными полями, коричневыми возвышенностями и двух-трех этажными фазендами на их вершинах. Селения встречались не часто, все они по русским меркам имели вид скопления загородных дач для солидных людей. Мужчина устроился рядом с шофером, а женщина расположилась на заднем сидении одна, она решила продлить чувство комфорта подольше. Изредка она чиркала зажигалкой, прикуривала новую сигарету, затем нажимала на кнопку в спинке переднего кресла, плескала из термоса в чашку кофе, приправляла его легкой порцией коньяка, смаковала питье маленькими глотками и снова впивалась взглядом в окрестности. В голове ее теснились мысли о римлянах, о цезарях, две с половиной тысячи лет назад сумевших создать первую на земле демократическую республику, о когортах бесстрашных воинов, о гладиаторах из взятых в плен иноземных солдат. Обо всем том, о чем в юности читала взахлеб в исторических книгах и от чего до сих пор в груди не угасала звезда восхищения роскошной жизнью в мраморных дворцах с бассейнами среди оливковых рощ. Рощи эти, как и причудливые кроны платанов с другими деревьями, вместе с развалинами дворцов сейчас проносились за окном, можно было подать сигнал водителю, выйти из салона и прогуляться среди шершавых стволов, между древних стен, даже взобраться на какой-нибудь сохранившийся портальчик и помахать оттуда рукой проезжающим мимо путешественникам. Но она не спешила этого делать, потому что впереди ждали главные достопримечательности почти две тысячи лет назад поставленной на колени могущественной империи, не по своей воле поменявшей языческих богов на христианского Иисуса Христа. Сейчас женщина не желала начинать с малого, она жаждала того, чего в Риме было с избытком - всего и сразу.

Остались за очередным отворотом дороги очертания плавающей в жарком мареве далекой Вероны, той самой, в которой Ромео и Джульетта по прихоти Шекспира разыграли не меркнущий в веках спектакль. Вроде бы и сюжет был неприхотлив - он повторялся в каждом написанном слове со дня сотворения мира - и действующие лица ничего из себя не представляли – какая может быть любовь между почти детьми – но взял писатель пятнадцатилетних юнцов и повенчал их любовью со смертельным исходом. И получился коктейль, в котором до сей поры захлебываются от чувств и взрослые, и дети. Женщина проводила задумчивым взглядом колеблющееся в прогретых струях воздуха пятно из розовых строений, грустно и одновременно мечтательно вздохнула. На переднем сидении скрипнул кожей ее спутник:

- А может, все-таки, заедем? – с выжидательной усмешкой спросил он. – Такое место, единственное и неповторимое для всех нас, смертных.

- Ты прав, это мекка для истинных влюбленных, - так-же негромко отозвалась она. – Но мы с тобой успели переступить порог зрелости, а бередить душу воспоминаниями нужно лишь в одном случае - когда уже лежишь на смертном одре.

- Не спорю, но отдать дань уважения людям, стремившимся сберечь любовь даже ценой собственной жизни, я думаю, каждый нормальный человек посчитал бы за честь.

- И я не смею отрицать этого факта, если бы не одно но.

- Что ты хочешь сказать? – окончательно развернулся назад спутник.

- В их возрасте любовь была единственной для них целью в жизни, к тому же до конца и по настоящему неосознанной.

- То есть, влюбленных погубила обыкновенная концентрация сил на одном всего лишь чувстве, больше акцентировать внимание им было не на чем. Прости за неловкое сравнение, но подобное больше присуще душевно больным особям, занятым только своей болезнью.

- Вот именно, из-за небогатого жизненного опыта Ромео с Джульеттой не имели возможности оглянуться вокруг и спустить пар вовремя, и поэтому котлы их взорвались.

- Но такое часто происходит и со взрослыми людьми.

- Происходит.., как ты правильно подметил, чаще с душевно больными особями.

- Значит, во взрослой жизни настоящей любви быть не может? – мужчина пристально вгляделся в зеленые глаза женщины.

- Безрассудной, как у героев Шекспира – нет, - она с ироничной улыбкой развела руками в стороны. – А настоящая – глубокая и сильная – присутствовать обязана, та, ради которой мы все живем.

- Страдаем, надеемся и ждем, - со вздохом закончил мысль спутницы собеседник. Заняв прежнее положение, он вытащил из кармана платок, промокнул пот на лбу и на шее, сказал не обращаясь ни к кому. – Вот и попробуй после этого поверить в искренность любимой женщины, когда даже на признанное всеми бессмертное творение она смотрит под другим углом.

- На то она и женщина, чтобы разгадали не сразу.

- Гм, гм... опять соглашусь. Иначе, как в сказке, пропадет интерес к содержимому сундука на дне глубокого колодца...

Ответа на это вновь грубое сравнение не последовало, женщина докурила сигарету и молча затушила ее в никелированной пепельнице. Она не желала расставаться с некоторых пор пронизавшим ее душу насквозь теплом.

«Мерседес» бесшумно въехал на чистенькие улицы небольшого городка, свернул к каменному зубчатому забору, за которым стояло массивное круглое здание под коричневым колпаком, за ним виднелась высокая, вся в колоннах, наклонная башня с круглой же смотровой площадкой на верху. Водитель припарковался к обочине дороги, вопросительно взглянул на мужчину.

- Я думаю, для обзорной экскурсии нам вполне достаточно час - полтора, - в свою очередь полуутвердительно спросил тот у женщины. – За это время мы успеем заскочить в ресторанчик, здесь прекрасно готовят местную пиццу.

- Все тут знакомо еще по школьным учебникам, - почти пропела она, натягивая на распущенные волосы соломенную шляпку с широкими полями. – Помнится, один из великих открывателей силы земного притяжения лет эдак восемьсот назад проводил здесь свои опыты.

- Он влезал на самый верх построенной им самим башни и опускал с нее привязанные за веревочку грузики, а то и сбрасывал кого-то из учеников с площадки вниз головой, - засмеялся спутник. – А после него другие пизано открыли при баптистерии школу художестенного мастерства.

- Именно так, мой сеньор, - согласно отозвалась собеседница. – Николо Пизано был основоположником проторенессанса, его трудами мы сможем полюбоваться за этим высоким забором, слава богу, без колючей проволоки.

Водитель выключил двигатель и выскочил наружу, чтобы открыть двери, спутники вышли на тротуар и сразу попали под палящие лучи солнца. Красивым движением женщина загнула вниз полы шляпы спереди, защищая глаза от яркого блеска, ее провожатый лишь прищурился.

Возле входа на территорию баптистерия громадный негр продавал гипсовые фигурки животных, его обвешанные сувенирами соплеменники расположились по всему периметру музея под открытым небом, они совали незатейливые по одному– трем евро игрушки, цепочки, разную бижутерию со стеклярусом в руки туристам из разных стран и громко переговаривались друг с другом басовитыми голосами. Женщина выбрала красно-коричневого слоника, сидящего на задних ногах и задравшего хобот вверх, повертев его в руках, вложила в необъятную светлую ладонь африканца две монетки по одному евро.

- Сенкью, мэм, - пророкотал продавец, тут-же настроившись всучить еще что-нибудь.

- Грация, - остановила она его рвение твердым взглядом.

Африканец тут-же переключился на других посетителей. За турникетом открылась обширная территория, покрытая сочной зеленой травой с уложенными плиткой тротуарами, с посыпанными желтым песком аккуратными дорожками. Тропинки пересекали площадь баптистерия в разных направлениях, сходясь у входа в непривычный на первый взгляд главный храм, больше напоминавший обнесенный колоннами снизу до верху азиатский шатер с куполообразной крышей. Он возвышался посередине огражденного пространства, белый, унизанный ажурными нишами с длинными окнами в их глубине. Напротив громоздилась тоже вся в колоннах полуготическая просторная церковь с галереями по фасадам второго и третьего этажа, продолжавшимися на лицевой стороне узкой надстройки по всей длине строения. За храмами вдоль задней стены забора расположились трех этажные желтовато-красные здания, перед ними на вырастающей из белого мраморного постамента тонкой гранитной колонне вознеслась метров на восемь вверх бронзовая волчица-мать, кормящая из распухших своих сосков двух человеческих детенышей.

- Символ основанного две тысячи семьсот пятьдесят лет назад вольного города Рима, - расставив ноги перед памятником и заложив руки за спину, с уважением в голосе произнес мужчина. – С ума сойти, какая глубь веков.

- И основали его вскормленные этой волчицей два брата близнеца – Ромул и Рэм, - закинула сумочку за спину его спутница. – Вон они, толстощекие, под лохматым брюхом приемной матери высасывают волчье молоко.

- Не потому ли Римская империя за все время своего существования была агрессивной, пока из-за внутренних распрей сама не распалась на отдельные государства. Снаружи во все века она была непобедимой.

- Мне кажется, что это судьба всех великих народов, если бы не ссоры между боярами, кто знает, какое место в истории заняла бы Рюриковская Русь.

- И какое Византия, которая по духу к нам ближе. Ведь у этой греческой православной империи во главе со Спартой имелся выход на бескрайние российские просторы задолго до зарождения Новгородской Руси под началом Рюриков, - мужчина со вниманием посмотрел на спутницу. – По всему побережью Черного и Азовского морей до сей поры возвышаются развалины их древних поселений.

- А оттуда до Волги и до центральных областей России рукой подать, - согласно кивнула головой женщина. – Остальное доделали бы татаро-монголы, вряд ли Чингисхан справился бы с укротившими огонь греками. Подмяв под себя немерянные пространства, он положил бы их к ногам византийцев, как его предкам пришлось поступить перед воспрявшей ото сна Русью.

- К сожалению вышло так, что Византии к тому времени уже не существовало, ее саму крестоносцы растащили на части, - грустно вздохнул собеседник, поднял глаза вверх. – Странно, какие мысли может навеять дошедшее до нас из тьмы веков древнее изваяние. Все приходит и все уходит.

- И все возвращается на круги своя. Кажется, так сказал библейский Экклезиаст, а может и сам Заратустра, давно не перечитывала, - улыбнулась спутница. – Впрочем все философы, начиная с тибетских с индийскими мудрецов, с греческого Сократа, твердят нам об одном и том же, а мы как не прислушивались к дельным советам, так и продолжаем от них отмахиваться. - Она взяла собеседника под руку и, увлекая его за собой, сделала шаг в сторону от колонны. - Прости, милый, но так устроен мир, и эти чудные картины в славном итальянском городке Пиза, которыми мы любуемся сейчас, померкнут через несколько лет, оставив после себя в нашей памяти лишь туманный след.

- Он проляжет в нас Млечным путем, изредка давая знать о себе внезапными вспышками из прошлого, - подстраиваясь под ее походку, постарался поддержать поэтическое настроение спутницы мужчина. – И мы не перестанем восклицать – неужели все это было с нами!

Они покружили вокруг тоже украшенной сонмом тонких белых колонн знаменитой падающей башни, затем вошли вовнутрь, по узкой лестнице поднялись на смотровую площадку. Невысокий городок Пиза, утонувший в зелени деревьев, раскинулся перед ними как на ладони. Если бы не аккуратная разметка улиц и не чистота вокруг, жизнь в нем ничем не отличалась бы от жизни в таком же населенном пункте в России. Так-же по тротуарам спешили горожане, мигали огоньки светофоров, отделяя друг от друга жиденькие потоки автомашин, в лучах солнца сверкали окна и покатые крыши, создавая картину пожара. Но языки пламени были куда длиннее и жарче – они не тускнели от грязи, смрада и туч пыли, накрывавших российские города и села всегда.

И снова под широкие колеса немецкого лимузина упала ровная лента автобана, тихо шумел встроенный в обшивку кондиционер, из динамиков доносилась негромкая итальянская музыка. Пели Эльбано и Рамина Пауэр. Сочетание высокого, почти дисканта, тенора певца с бархатным, почти контральто, голосом певицы создавали атмосферу легкого напряжения, заставляющего прислушиваться к дуэту невольно. Женщина откинулась на спинку сидения, она бездумно водила пальцем по бедру, прикрытому тонкой материей летнего платья. Рядом с ней, опершись спиной на другой угол мягкого сидения, в отдыхающей позе возлежал ее спутник. Еще в начале пути он решил пересесть назад, проскользнув вслед за впорхнувшей в салон подружкой и заставив ту уступить часть территории. И теперь на ее лице изредка появлялась гримасса недовольства, принуждающая кидать жадные взгляды на вожделенную кнопку в переднем кресле, при нажатии на которую выдвигался небольшой столик с крохотным баром за ним. Наконец мужчина повернул голову в сторону спутницы и расслабленно произнес:

- Милая, ты не хотела бы выпить чашечку черного кофе с небольшой порцией коньяка?

Женщина покосилась на него подозрительным взглядом, сделала глотательное движение:

- Нет, дорогой, при такой жаре кофе с коньяком плохо действуют на нервы, - ответила она.

- По моему, в салоне не так жарко, - хмыкнул собеседник. – А глоток чудесного напитка только взбодрит и позволит наслаждаться прекрасными за окном пейзажами в полную меру.

- Где ты видишь пейзажи? – сердито отозвалась женщина. – От самой Пизы по бокам дороги тянется однообразная равнина с невысокими холмами гор вдали.

- Вот видишь, тебе уже пора принять допинг, иначе твои нервы не выдержат однообразия вокруг, - открыто ухмыльнулся мужчина. – Приготовить тебе чашечку кофе с коньяком, или ты найдешь в себе силы воздержаться до Флоренции?

- А почему это тебя так взволновало? – не выдержала завуалированного собеседником над ней издевательства женщина, заерзала на сидении, не зная, на чем остановить взгляд. – Кажется, ничем таким я тебя не зацепила.

- Шучу, милая, шучу, - затрясся в беззвучном смехе сосед. – Как только занял твое место, так сразу заметил, с какой жадностью ты поглядываешь на кнопку в спинке кресла. Вот и решил подзадорить, чтобы не так скучно было.

- Подзадорить.., - пробурчала спутница. – Лучше бы пересел на эту сторону.

- Ты хочешь переползти сюда на ходу?

- Почему бы и нет, все равно за стеклами авто беспросветная скучища.

- Тогда размочи ее хорошим глотком терпкого коктейля, и все займет привычные места...

Они остановились в самом центре Флоренции и почти сразу окунулись каждый в свои проблемы. Ее спутник поехал в представительство своей фирмы просматривать деловые бумаги, она сразу направилась по набережной реки Арно к знаменитому мосту с построенными прямо на нем трех-четырех этажными жилыми зданиями обычного здесь красно-песочного цвета. Постояв на середине перекинутого через усыхающую реку еще в начале первого тысячелетия подобия каменного виадука, ощутив пальцами прохладу древнего чугунного литья ограждения с железными, спаянными словно свинцовым раствором, булыжниками под ногами, женщина окунулась в паутину прожаренных солнцем нешироких улиц. Прежде чем войти в старинное здание, в котором располагалась знаменитая галерея Уффици, она долго бродила по городу, не переставая восхищаться мастерством древних итальянских зодчих. Пройдя к центру города, полюбовалась четкими контурами разлинованной голубыми разводами белокаменной церкви Санта Кроче – Святого Креста с шести конечной звездой на фасаде и колокольней ввиде квадратного минарета за ней. Отмерив несколько улиц, остановилась напротив ажурного кафедрального собора Диото с высоченной башней колокольни Джотто с узкими окнами – бойницами и фигурками святых в нишах. Задержалась возле массивных золотых ворот с библейскими сценами из Ветхого завета на обеих створках баптистерия святого Иоанна Крестителя. Древнее строение было похоже на окруженную крепостной стеной основательную марокканскую мечеть или на индийский Тадж Махал, только без четырех минаретов по углам, но с элементами, какие присущи замкам крестоносцев. Главный вход в нее отделывал Гиберти, а когда закончил работу, великий Микеланджело назвал ворота «Вратами рая». Оглянувшись вокруг и заметив, что на выступе фундамента разлегся какой-то мужчина в потертой одежде, она все-таки решилась подойти к створкам и притронуться к покрытым золотом пластинам. Металл отозвался шелковой прохладой, словно солнечные лучи не нагревали его, а скользили по поверхности, заставляя последний гореть нестерпимым жаром. Потом была христианская церковь Санта Мария Новелла. Женщина прикасалась к стенам с ажурной лепниной, трогала постаменты причудливых памятников рядом с сооружением, она будто пропитывалась духом старины, исходящим от всего этого великолепия, насыщенного благородной жестокостью с имперским величием. Она чувствовала, что прошумевшие века отгородились от суетливой действительности застывшей в камне мелодией мятежных душ и понимала, что нынешним поколениям землян оставить после себя, кроме технического прогресса, будет нечего. Разум современника ужался до размера процессоров, глаза превратились в затянутые тиной стоячие болота, лишь души каким-то чудом еще откликались на грандиозные вокруг творения рук человеческих. Скорее всего, связь их была все-таки неразрывной.

Потом снова была похожая на основательный дом с мансардой наверху католическая церковь с мраморной стеллой перед входом и готической колокольней сзади, еще одна и еще. Затем одинаковые с базарными строениями низенькие азиатские дворцы с коридорами из колонн вдоль стен. И снова пустынность флорентийских улиц с нескончаемыми рядами автомашин вдоль одной из сторон.

И вот теперь женщина готовилась войти в сокровищницу итальянской и мировой культуры галерею Уффици, которая расположилась в построенном по приказу семьи Медичи старинном здании. Она сунула несколько монеток в пасть бронзового вепря с мощными клыками, выставленного на краю площади недалеко от входа, затем прошла к фонтану с восседавшими на краях бассейна каменными героями и богами, с влекомой квадригой лошадей фигурой Аполлона на колеснице посередине. Возле ног богов пристроились страшные чудища, похожие на химер, охранявших стены Нотр Дам де Пари на острове Сите в центре Парижа. Точно так-же они корчили горбоносые рожи, высовывали длинные языки, замахивались или протягивали худые руки с длинными когтями по направлению к туристам. Их, позеленевших от времени, туристы не старались задобрить, но с опаской обходили стороной. Неторопливая очередь продвигалась к стенам древнего здания, тело ее скрывалось под сенью навесного крыльца со строительными лесами вокруг. Эти ажурные леса с шаткими мостиками встречались везде, будто итальянцы решили разом реконструировать все свои облезлые архитектурные сокровища и представить их взору гостей полностью обновленными.

В широких с высокими потолками полутемных коридорах стояла тишина, не нарушаемая даже стуком каблуков. Звуки поглощались толстыми ковровыми дорожками, красноватыми реками струившимися по дубовому паркету от одного входа в зал до следующего, от одного поворота коридора с лестницей вверх или вниз до другого. И не было конца ни заполненным реликвиями залам, ни бесконечным коридорам. Прижав сумочку под мышкой, женщина переходила от шедевра к шедевру, чувствуя, как с каждым шагом язык все теснее прижимается к небу, а во рту начинается настоящая засуха. Она успела оставить позади портрет герцога Урбинского работы Франческа, икону Мадонны всех святых Джотто, Тициановскую Венеру Урбинскую, Вакха Караваджо и даже Весну самого Сандро Боттичелли. Она со страхом приблизилась к Благовещению Леонардо да Винчи, с благоговением сложила руки на животе и в знак глубокого уважения чуть наклонила голову вперед. И вдруг рядом услышала судорожные всхлипы. Их издавал седой мужчина под семьдесят лет в прекрасной тройке, в галстуке и со шляпой в руке, слезы бежали у него из голубых глаз, текли по глубоким морщинам, скапливаясь на унылом носу и дрожащем подбородке. Некоторое время женщина стояла на месте как вкопанная, не зная, что предпринимать, затем тронула старика за рукав и по английски с участием спросила:

- Простите, мистер, смогу ли я вам чем-то помочь?

Мужчина пришел в себя, оглядевшись вокруг, он вытащил носовой платок и принялся вытирать лицо. Махнув рукой, сунул платок в карман пиджака и хриплым голосом сказал по русски, не сводя блестящего взора с картины:

- Чем вы можете помочь, мне уже за семьдесят лет и я впервые в жизни увидел наяву то, о чем мечтал всю сознательную жизнь.

- Вы русский?! – переходя на родной язык, опешила женщина.

- Я профессор из Новосибирского академгородка, - старик сморгнул влагу редкими ресницами, зажмурившись, неловко потянулся рукой к выцветшим глазам. – Выпустили, наконец-то, будь они все неладны... Скажите, разве можно лишать человека права лицезреть такую красоту?

Женщина проглотила набухший в горле ком, вильнула виноватыми глазами на собеседника.

- Нельзя, - выдавила она через силу, справившись с волнением, добавила. – Но кроме себя нам винить некого.

- Тогда почему хам, это скотоподобное быдло, у нас в России дикрует нам свои правила?

- Потому и диктует, что мы на диктат согласны.

- Вы хотите уверить меня, что мы достойны лениных со сталиными?

- Простите, но как раз эти вожди нам роднее, чем все остальные вместе взятые. Они плоть от плоти наши...

На узкий балкон древнего здания гостинницы официант вынес небольшой столик, застелил его белоснежной скатертью и украсил бутылкой местного тосканского. Затем принялся перекладывать с тележки на колесиках различные блюда, главным среди которых оказалась все та же пицца под густо красным соусом. Проследив за рассчетливыми действиями служки, женщина приподняла подбородок и посмотрела вдаль. Из глубины прохладной комнаты в раскрытую дверь была видна панорама раскинувшегося на пологих холмах невысокого города, утонувшего в зелени деревьев. С одной стороны гостинницы шелестела желтым усыхающим руслом река Арно с древними мостами-акведуками через нее, с другой за сглаженные вершины гор опускалось осеннее итальянское солнце со жгучими лучами. Светло-голубое небо накрыло город широким покрывалом, создавая ощущение спокойствия и уюта, воздух, как везде в Европе, был прозрачен, несмотря на мощные на улицах потоки машин. Она легким движением поправила складку на вечернем платье, кинула лучистый взгляд зеленых глаз по направлению к другой комнате, в которой ворожил над бумагами ее спутник. Обойдя вокруг стола с букетом цветов в массивной вазе, остановилась напротив сотканного из холста старинного панно в деревянной раме. На нем изображалась Флоренция времен Рафаэля, творца «Сикстинской мадонны» и Боттичелли, автора рисунков к бессмертному произведению Данте Алигьери «Божественная комедия». По мощенным булыжником улицам ходили знатные особы мужского пола при шпагах и в дутых венецианских шароварах до колен, рядом с ними держались женщины в длинных платьях с богатыми ожерельями на высоких шеях и в причудливых головных уборах. Как и в нынешние времена над домами возносились не только католические кресты на куполах многочисленных соборов, но и темно-зеленые свечи кипарисов между платановыми насаждениями. Небо неизвестный художник выткал светло-голубыми нитками, может быть он заканчивал работу такой же осенней порой, только пятьсот лет назад.

Наконец официант поставил по бокам стола два венецианских стула и протащил пустую коляску к выходу в коридор. Негромко защелкнулся дверной замок и тишина взялась прибирать пространство комнат с высокими потолками к своим рукам. Женщина прошла на балкон, подняв фужер, полюбовалась холодной игрой света на хрустальных гранях, затем наполнила его из графина рубиновым вином и отпила маленький глоток. В голове пронеслась мысль о том, что и это тосканское чудо делали еще в средневековье, излучающем до сей поры свет от расцвета культурных ремесел, что играющий рубиновыми искрами королевский напиток ровесник Леонардо да Винчи с Тициано Вечеллио, создавших первый одухотворенную Джоконду, второй не менее божественную Данаю. Вино горчит от растворившихся в нем веков, оно как бы передает запахи той эпохи, самой противоречивой из всех, когда с одной стороны вставало солнце возрождения искусств, а с другой надвигался мрак инквизиций с Варфоломеевскими ночами. Запахи будоражили воображение, заставляя невольно поводить плечами, женщине не хотелось отрывать фужер от губ, она вдыхала терпкий аромат в себя и ощущала, что уносится из настоящего во все сильнее влекущее прошлое. Там было интереснее, там почему-то казалось теплее и спокойнее, несмотря на безрассудство церковных служителей, на то – она знала это наверняка – что там ее ждал бы жаркий костер, на которых сжигали пособников нечистой силы. С прекрасными чертами мраморного удлиненного лица, с диковатым блеском в зеленых зрачках, заставляющим многих претендентов на ее руку терять рассудок, она точно попала бы в список ведьм, подлежащих немедленному сожжению.

На оголенные плечи легли широкие ладони, погладили указательными пальцами подбородок женщины и успокоились на ее груди. Она чуть повернула голову назад, скосила продолговатые глаза на мужчину:

- Ты закончил свои дела? – чувствуя, как от партнера исходит внутренняя сила и спокойствие, негромко спросила она.

- Даже успел продвинуться на шаг вперед, - обдавая кожу на ее шее клубочками тепла, зарокотал в ухо его бархатистый голос. – С Италией у моей фирмы никогда не было проблем, несмотря на то, что мафиозные структуры здесь как нигде в авторитете.

- Ну-ну, не преувеличивай, мафиозные кланы, как мне помнится, угнездились только на Сицилии, - не согласилась женщина. – Сначала они выполняли роль защитников народа от иностранных завоевателей, а потом переросли в бандитские группировки...

- ... которые с острова расползлись не только по всей Италии, но и по всему миру, - докончил предложение собеседник. – Прости, милая, к сожалению, это наша действительность и если бы мы вовремя не подсуетились, вряд ли что-либо удалось бы сделать даже в этом, предложившем миру демократический строй, государстве под руководством нынешнего лидера партии «Вперед Италия» Сильвио Берлускони.

- Ты с ним еще не познакомился? – быстро спросила женщина.

- А что такое? – немного отстранился спутник. – Ты успела соскучиться по приемам?

- Я имела ввиду совсем другое – он очень импозантный мужчина и мне кажется, что за Берлускони большое будущее.

- Если его не остановит налоговая полиция. Этот лидер правящей партии очень умен и остер на слово, но, к сожалению, азиатские привычки по части подкупов со взятками здесь проявляются сильнее, нежели в остальной Европе. Сказываются не только набеги мамлюков, но и влияние близких восточных соседей.

- Я с тобой согласна, к тому-же сама Италия состоит из разноцветных лоскутов. На севере ее открывает почти арабская Венецианская республика, а на юге замыкает полуазиатское Неаполитанское государство, там даже жители, в отличие от рослых голубоглазых северян, невысокие и черные.

- Остается лишь Рим с его тысячелетними демократическими устоями, - засмеялся мужчина, пройдя к столу, он оседлал венецианский стул и протянул руку к графину с вином. – Тебе не кажется, что мы начинаем потихоньку политизироваться, в то время, как цели перед собой ставим совершенно другие?

- Разница, каким из путей взобраться на вершину власти, небольшая, - присаживаясь напротив, улыбнулась женщина. – Главное, чтобы в любом из случаев чувствовать себя комфортно.

- Это я тебе обещаю.

На балкон легли первые тени от наступающей ночи, пахнуло прохладой, принесшей с собой ароматные запахи чего-то неповторимо итальянского. Может быть перепорхнувший через Адриатику ветер захватил с собой из арабских стран запах восточных сладостей и смешав его с переданными морем Тирренским африканскими ароматами, преподнес как национальное достояние этой страны. А может древняя земля Тосканы сама источала никому не уступающие по благовонию свои запахи. Из раскрытой в комнату двери сочился свет от хрустальной люстры, почти опустевший графин для вина играл правильными гранями. Искры отскакивали от него, впивались в бриллиантовую брошь на платье женщины над левой грудью, в крупные серьги в аккуратных розовых ушах, перепрыгивали на серебряные перстни с такими же камнями. Они добросовестно исполняли роль отлетевших от большого костра крохотных сгустков огня, воспламенявших нутро благородных камней, заставлявших тех в свою очередь рассыпаться бесчисленным множеством разноцветных светлячков. От этого безумства игры света и теней возникала небольшая радуга, которая на доли секунды зависала над женщиной, делая ее похожей на осыпанную сокровищами царицу Савскую или на не менее загадочную Клеопатру. Но обладательница чудного образа мало обращала на это внимания, неторопливые движения рук и гордо вскинутая голова говорили о том, что цену себе она знает и без этого фейерверка. Зато сидящий напротив собеседник все чаще взгляды украдкой менял на долгие смотрины неземного творения, на то, чтобы прибавить в переполненную любовью собственную кладовку новый, достойный возлюбленной, штрих. Искры не обходили стороной и его массивный перстень, и алмазные запонки на белой рубашке в крупную светло-коричневую полоску, и навороченные швейцарские золотые часы с россыпью бриллиантовой крошки по всему циферблату. Но проскакивали они по этим вещам куда стремительнее.

Наконец женщина осмотрелась вокруг, прикурив длинную черную сигарету, повертела в пальцах неизменную зажигалку. Выпустив дым через сложенные в трубочку губы, вскинула свои миндалевидные глаза на собеседника:

- Итак, дорогой, на каком из эпизодов мы тогда остановились?

- Ты это о чем? – занятый своими мыслями, отставил бокал в сторону мужчина.

- Все о том же, о нашем несравненном Докаюроне, - улыбнулась она. – Надеюсь, наша тысяча и одна ночь не спешит подходить к завершающей фазе.

- А чем мы хуже арабов, - подхватил благодушное настроение спутницы мужчина. – Лично у нас все только начинается.

- Тогда продолжим, пока дно в графине еще покрывается некоей толикой чудесного напитка и пока солнечные лучи из-за гор не отсалютовали световым веером. Он опахнет засыпающий анклав коротким взмахом и растворится во тьме.

- Но пока этого не произошло, мы успеем напитаться сексуальными заботами нашего героя и где-то порадоваться за него, а где-то посочувствовать. Не так ли, милая?

- Сочувствовать ему я уже не желаю, этот паразит с каждым разом наглеет все больше, - собеседница сделала кистью руки отвергающее движение, заставив спутника невольно прыснуть в воротник рубашки. - А вот проследить за его дальнейшими опытами над слабой частью населения Земли мне не терпится. Когда-то же должен кто-то оторвать ему гениталии за безудержное стремление к сексу, или, по крайней мере, хотя бы на время удовлетворить, иначе он посшибает все столбы вдоль всех дорог.

- Чем? – не сумел справиться со смехом мужчина.

- Тем самым, который отрастил...

- Ему такой достался... ик, с рождения.

- Тем более, он обязан владеть им с умом.

- Тогда слушай... ик, кстати, судьба у Доки... ик, не такая уж легкая... Прости.

- Прощаю и слушаю во весь слух. И перестань икать.

- Слушаюсь... ик, на чем мы остановились?..

Глава двадцать первая.

На другой день Дока появился на пляже лишь к ближе к вечеру, он специально прошел все процедуры, чтобы больше не встречаться с пловчихой. Он знал наверняка, что не сумеет устоять перед блеском ярко-синих зрачков обладательницы идеальной фигурки, перед ее обаятельной улыбкой, украшенной белыми ровными зубами. Она должна была уезжать, вот и пусть поезд уносит ее в родные края. Пловчихи действительно нигде не было видно. Зато теплая компания из дождливого Подмосковья оказалась на прежнем месте, только на запачканном покрывале стояли не две бутылки с портвейном, а сразу несколько. Посередине возвышался баллон с пивом. Завидев Доку, бывшая сексуальная партнерша тут-же принялась махать руками:

- Эй, красивый, где ты там пропал? Заруливай к нам, пока мы добрые.

Насмешливо похмыкав, он все-же внял приглашению, рассудив, что пока суд да дело, на первое время будет с кем потрахаться.

- Зачем ты его позвала, вы же еще вчера разбежались, - полупьяно покривилась ее землячка. Завистливо осмотрев Доку с ног до головы, с неприязнью покосилась на соседа. Сидевший рядом с ней худощавый мужчина оторвался от чашки с вином и поднял вверх вечно настороженные воловьи глаза.

- А я в него влюбилась, - заявила девушка. Налив в стакан хмельной жидкости, махнула рукой. – Все равно ночью уматываем, хоть вспомнить будет о чем.

- Опять оставите нас одних и свалите в горы? – продолжала допытываться подружка. На прикрытом светлыми прядями лице отразилась неприязнь.

- Да мы хоть за эстакадой место найдем, прямо сейчас, - взбодрилась партнерша. Приобняла Доку за плечи. – Он у меня мужик работя-ащий, правда, красивый?

- Об чем речь, - поднимая посудину, не стал спорить он. Вино оказалось не плохой подделкой, а настоящим, терпким на вкус, портвейном из крымских погребов. Сделав несколько глотков, Дока потянулся за куском колбасы. – Была бы предложена работа, а пахать мы умеем.

Объединенные общей сексуальной тайной, оба наклонили головы друг к другу и засмеялись. А когда Дока снова принял вертикальное положение, он вдруг заметил, как спрятала лицо в ладонях сидящая напротив смазливая землячка его знакомой, как зарылась она в светлые волосы и открыто принялась вздрагивать плечами. Мужчина попытался было привлечь пассию к себе, но девушка сердито отшвырнула его руки.

- Что это с ней? – обратился он к своей соседке.

- А ничего, завидует, - ухмыльнулась та. Негромко добавила. – Я рассказала ей, как хорошо у нас получилось, вот она и расплакалась. У ее-то хахаля стоячка совсем пропала. А может, и вовсе не было.

Дока с сочувствием уставился на еще молодого и крепкого мужика, на вид рабочего или сельского механизатора, в мозгу пронеслась мысль, что эротическими моментами надо пользоваться, пока они доступны. Потом возможностей может быть и больше, да связанные со здоровьем обстоятельства не позволят. При виде выпершихся из-под узкого бюстгалтера шарообразных грудей партнерши и плотно обтянувших половые губы узких плавок, он жадно облизал губы. Несмотря на грустные воспоминания о пловчихе, Дока готов был оплодотворить соседку по застолью и правда хоть сейчас. Если бы она еще была трезвой, цены бы ей не было.

Когда похожий на монету из червонного золота диск солнца завис над кромкой горизонта и пляжники выстроились в очередь, чтобы подержать его в руке, пока фотограф щелкнет аппаратом, Дока с подружкой оделись и отправились в скверик перед гостинницей. В гуще кустарника между ветвистыми деревьями легко было найти укромную лавочку для сексуальных забав. Подниматься в горы времени уже не оставалось, а москвичке, к тому же, еще надо было успеть собрать вещи. Пройдя в конец темной аллеи, Дока присел на скамейку, подружка тут-же опустилась перед ним на корточки и расстегнула ширинку. Вытащив зашевелившийся член, она всунула его себе в рот, взялась со смаком облизывать. Наверное, это занятие доставляло ей удовольствие, с каждым движением она распалялась все больше. Скоро шустрый язык, делавший круги вокруг головки, принялся облизыввть член продольными дорожками. Не слишком любивший оральный секс, Дока тихонько кряхтел, не решаясь прерывать партнершу. Но когда, высвободив из плавок яйца, она начала обцеловывать и их, он неожиданно почувствовал прилив сексуальных сил, желание ввести член во влагалище. После этого почти случайного действия проснулись спавшие до сего времени другие ощущения, яркие, острые, заставляющие выгибаться на спинку деревянной скамейки. Теперь Дока не стыдливо ужимался, а сам старался выпереть пах вперед, чтобы партнерша заглотила член поглубже. Заметив, что случайному ее ухажору понравилось, та заработала языком с удвоенной энергией. Когда довела Доку до готовности изнасиловать хоть бежавшую в ресторанную кухню жирную кошку, она быстренько спустила трусики и взгромоздилась на член сверху, раскидав ноги по длинной скамейке. Горячее влагалище взялось выполнять ту роль, с которой только что справлялся юркий язычок с удивительно подвижным и влажным кончиком. Партнерша медленно приподнималась и так же не спеша опускалась, мышечным кольцом своего полового органа успевая зацепиться за его набухшую головку с натянутой уздечкой под ней. Она усердно нагнетала волну страсти, готовая и сама по макушку погрузиться в нее. Краем прищуренного глаза Дока вдруг заметил идущую по аллее молодую парочку, но ни сил, ни желания прервать сладкую истому у него уже не осталось. Все, на что оказался он способен в данный момент, это сквозь щели между трепетными веками проводить уткнувшихся друг в друга парня и девушку до тенистого перекрестка. И тут-же снова двинул зад вперед, намереваясь вогнать член до обросшего волосом корешка. Закрытая светлыми прядями, потерявшая ощущение времени и пространства, подружка с усилием напялилась на него, распахнула мокрый рот и с громкими стонами завалилась Доке на грудь. Он попытался отстранить безвольное тело, чтобы иметь возможность беспрепятственно всасывать воздух, но и сам почувствовал, что сдерживаться дальше не получится. Качнув ягодицами еще пару раз, он жадно сгреб партнершу за вспотевшую попу и притянул к себе, стараясь выплюнуть закипевшее семя как можно глубже.

Так они и застыли в неудобной позе, отрешенные и опустошенные одновременно. Когда прошло немного времени, Дока ощутил порывы свежего ветра, остудившего потоки обильных выделений сразу из обоих половых органов. Между ляжками неприятно заляскало. Оторвав голову от плеча партнерши, он окинул взглядом пустынную аллею, пощипал девушку за попу:

- Очнись, твой поезд подъезжает к Москве.

- Так быстро! - сонно всхлипнула она. Пьяно заблажила. – А я не хочу домой, мне и с тобой не плохо.

- Мне тоже, но... хорошего по немножку.

Дня два Дока ходил по пляжу неприкаянным холостяком. Было и здорово, что обе подружки разом разъехались, и одновременно скучновато, потому что требовалось заново подыскивать партнершу для секса. Наконец, на танцах все в той же шестой поликлинике, он познакомился с хрупкой девушкой лет восемнадцати. Это была веселая кареглазая болтушка из Барнаула с короткой прической на темных жестковатых волосах и длинными ногами. С первого же танца она предложила Доке посоревноваться на выносливость. Когда тот согласился, пустилась в такой зажигательный пляс, что стоящим вдоль ограждения местным джигитам там делать было нечего. Как умел, старался и Дока. Под конец марафона оба истощились до того, что кожа под глазами стала прозрачной. Новая подружка снимала квартиру опять за мостом через бурную горную речку. Почему-то везло ему на этот край растянувшегося вдоль извилистой кромки моря поселка. Идти надо было далеко, Дока предложил прогуляться не по шумной центральной улице, а по берегу. Девушка согласилась. Небольшие волны с пенными верхушками с шумом накатывали на россыпи гальки и с шипением отходили назад. В свете многочисленных фонарей с прожекторами вода казалась зеленовато-чернильной, кипельно-белая пена тоже окрашивалась в красивые оранжево-чернильные цвета.

- Как оно прекрасно ночью вот в такую тихую погоду, - легко переставляя ноги по вязкой гальке, с удовольствием вдыхала в себя воздух девушка. – И какими богатыми переливами оно играет, словно это не волны, а потоки уральского малахита и других самоцветов.

- Природа владеет бесконечной палитрой, - довольно щурясь на воду, согласился Дока. – К тому-же, переходы от одной гаммы к другой бывают почти незаметными.

- Природу повторить нельзя, - согласилась она. И засмеялась. – А люди друг на друга походят часто. По телевизору смотрела американский фильм, один актер как две капли воды похож на моего соседа по лестничной клетке.

- Ты живешь с родителями? – поинтересовался он.

- С мужем, от родственников мы съехали, - как бы с неохотой призналась девушка.

- Надо же, я думал... И давно живете вместе?

- Скоро год, на работе познакомились. Помимо прочего я там общественный работник, а он водитель на грузовой.

- Дети есть?

- Пока нет, но... скоро будут.

- Молодец, что с уверенностью заглядываешь в будущее.

- А больше смотреть некуда, - со смешком призналась она. – Если по сторонам, то не заметишь собственной судьбы, а если назад – не стоило и родиться.

- Надо глазеть вокруг, тогда опыта наберется больше.

- Но сил на движение вперед останется меньше.

- Поспешишь – людей насмешишь...

- И мух ловить тоже не след.

- А ты не лезь поперек батьки в пекло, а семь раз отмерь – один раз отрежь.

- А ты не мечи бисер перед свиньями, они в нем все равно не разбираются, - прыснула в кулак шустрая танцовщица. Бросила стеснительный взгляд на собеседника, – Договорились, скоро обзываться начнем. Лучше бы искупались, я ни разу не плавала в ночном море.

- А в дневном? – лукаво вильнул глазами Дока.

- Вообще, впервые в жизни увидала.

- Ну да, у вас же непроходимая тайга с ручными медведями.

- С кедровыми орехами. А медведи ручными не бывают.

- Зато я почти ручной. Ну что, поплаваем?

Девушка посмотрела на темные волны, зябко передернула плечами. И решительно задрала вверх подол платья. Отойдя на пару шагов, Дока с уважением посмотрел на ладную тоненькую фигурку в цветных трусиках и белом лифчике. На спутнице не оказалось никакого купальника, только это каждодневное нижнее белье. Он тоже не думал купаться, но ему было проще, потому что мужские трусы мало чем отличались от плавок. Расстегнув ремень, быстро выскочил из брюк, затем бросил на камешки рубашку с часами. Спутница осторожно пробовала воду растопыренными пальцами ноги, видно было, что она поторопилась с предложением. С места взяв крутой разбег, Дока перескочил через первую волну и ласточкой вошел в пенный гребень второй. Вода оказалась похожей на парное молоко, она тут-же облепила все тело плотной живительной пеленой, просочившейся в самые укромные уголки. Выскочив наверх, он уверенно замахал руками, стараясь держаться не так далеко от берега. Он помнил, чем закончился заплыв на дальние расстояния с крепко сбитой пловчихой, повторять поучительный урок не имело смысла. Тогда чудесное избавление пришло со стремительно мелькнувшей под водой тенью, если бы не тот таинственный подарок судьбы, лежал бы он сейчас, обглоданный крабами и другими существами, на пятнадцатиметровой глубине. Так, кажется, определила расстояние до дна его несравненная пассия. Сердито фыркнув, Дока всмотрелся в бесконечные фосфоресцирующие волны, катящиеся из темого неведомого пространства. Затем оглянулся в сторону берега, мелко перебирая ногами, девушка все-же решилась войти в море. Зайдя по грудь, принялась ополаскивать лицо изумрудно-аметистовыми пригоршнями воды. Хмыкнув, он набрал воздуха в грудь и нырнул, стараясь достать до дна. До россыпей все той же мягко постукивающей гальки он добрался за несколько энергичных рывков, несмотря на открытые глаза, его окружала кромешная тьма. Наощупь поковыряв пальцами камешки, Дока собрался уже выныривать, как вдруг острая боль пронеслась по телу электрическим разрядом. Он подумал, что нарвался на потревоженного вторжением краба, пятерней загреб все, что оказалось на этом месте и пробкой вылетел на поверхность. Раскрыв ладонь, промыл под всплесками волн груду гладких кусочков породы. Среди них перламутрово переливалась половинка большой раковины от моллюска с похожим на заостренное лезвие концом. Дока обсосал окровавленный палец и поплыл к плескавшейся в маленьком прибое девушке.

- Я тебе подарок со дна моря достал, - протягивая ей раковину, сфыркнул он воду с губ.

- Там было глубоко? – вскинула она на него радостные глаза.

- Не очень, метров пять.

- Ого, полгода кувыркаться нужно, пока донырнешь. И все вниз головой.

- Когда надо вверх, - засмеялся он.

Девушка смущенно отвернулась, посмотрев еще раз на перламутровое нутро раковины, ловко забросила ее на сложенную у самого берега свою одежду:

- Спасибо, мне еще никто не дарил подарков со дна моря.

- Спасибо в карман не положишь и в стакан не нальешь.

Он обхватил ее за талию, дурашливо повлек на глубину, свободной рукой стараясь проскользнуть между ног. Когда это удалось, приподнял подружку над сглаженными гребнями, одновременно прижал к груди. Она слабо уперлась ему локтями в плечи, пятками пытаясь поднять пенный бурун.

- Пусти, я хочу на берег, - дрогнувим голосом сообщила она.

- А что там делать? – стараясь держать волнение в узде, грубовато спросил он.

- Там спокойнее. И там наша одежда...

- Кому она нужна.

Почувствовав ее нерешительность, Дока перевернул девушку передом и поймал солоноватые губы своими губами. Член тут-же начал ускоренный подъем. Когда в трусах ему стало тесно, а партнерша бедрами теснее вдавилась в пах, Дока выпустил его на волю. Оттопырив края трусиков, быстрым движением закинул ноги девушки себе за спину, немедленно вошел во влагалище. Наверное, подружка рассчитывала на то, что на первый раз будет достаточно поцелуев, потому что резко дернулась назад. Но он уже крепко держал ее за ягодицы, не давая возможности отлепиться. И она сдалась на милость победителя, скорее всего и в том числе, успокоившись мыслью о том, что в подобных случаях вода для женщины является союзницей.

Но ожидаемого эффекта не произошло. Дока думал, что от сексуальной оргии в море он получит сказочное блаженство, на самом деле вместе с членом соленая вода проникла во влагалище, не только охлаждая половые органы, но и уменьшая до минимума трение их друг о друга. В голове мелькнула мысль о том, что точно так-же произошло с пропустившей через себя до него едва не взвод солдат молодой ****ью с ребенком, которую он трахнул в ванной. Тогда он здорово стер колени о шершавые стенки, не испытав от близости и малейшего удовлетворения. Изрядно постаравшись, под конец пришлось крепко поднапрячь низ живота, чтобы просто кончить. Кажется, партнерша тоже была не в восторге от поспешной затеи, вскоре обвиснув на нем безвольной жертвой. Теперь единственным условием, по прежнему объединявшим обоих, было то, что они продолжали нравиться друг другу и о расставании сразу пока не думали.

Прошло несколько дней, они снова пришли на берег, примостились на край штабеля из шпал. Солнце продолжало поливать землю жгучими лучами несмотря на то, что день перевалил на вторую свою половину. Вечером девушка уезжала в далекий Барнаул. За это время они успели облазить все окрестности, даже те затаенные уголки, до которых не добирались и следопыты. И везде занимались любовью. Их уже тошнило друг от друга, но Дока продолжал жадно поглядывать на похудевшие колени сексуальной подружки, он готов был не слезать с нее вообще Скорее всего, чувство неудовлетворенности развилось от ласковой и веселой какой-то покорности девушки, готовой расставить ноги где угодно, лишь бы ее партнеру было хорошо. Таков был характер истинных русских женщин, несмотря на многомиллионные людские потери нации в революции с голодами-холодами, с гражданскими и отечественными войнами, все равно успевавшими восполнить эти потери, и даже прирастить народонаселение. И Доку с его неуемным характером это устраивало, потому что он сам был из того же теста. Но сегодня девушка уезжала, а до конца его курортов оставалось еще немало времени.

- Писать-то будешь? – глядя в безбрежную темно-синюю даль, спросила она. На похудевшем лице остались одни огромные карие глаза, да красные выпуклые губы.

- Конечно, - Дока покусал сухой стебелек. Помолчав, решился задать мучивший его вопрос. – Слушай, если ты забеременела, то не стесняйся, сообщи, я что-нибудь придумаю. Или собирай вещи и приезжай ко мне.

- Пустишь?

- Устроимся, квартиру снимем.

- А с чего ты решил, что я беременная?

- Сама сказала, что давно месячных нет.

- Я говорила это к тому, чтобы ты не опасался заниматься со мной любовью.

- Чего я должен был бояться?

- Мой муж, например, соскакивал всегда вовремя.

Дока помолчал, продолжая теребить в зубах соломинку. Вода пестрила от бесчисленных бликов, казалось, перед ними лежит сверкающая чешуей огромная рыбина, головой упирающаяся в скрытый голубой дымкой Туапсе, а хвостом в далекую Турцию. Девушка подняла голову, тихо призналась:

- А месячных у меня и быть не должно.

- Почему?

- Я беременная, уже месяца четыре.

- Не понял! – он быстро обернулся к ней, отбросил соломинку в сторону. – Ты это серьезно?

- Куда еще серьезнее, взяла я с тобой грех на душу.

- Почему не сказала?

- Потому что стеснялась, боялась, что перекинешься на другую.

- Ну, блин, кино и немцы, - Дока ладонью поводил по лбу, носком ботинка ковырнул крупный голыш. Повторил. – Как в цирке, блин.

- Не знаю, как мужу в глаза смотреть буду, - вздохнула подружка. Потеребила подол коротенького платья. – Не думала, что в моем интересном положении можно было увлечься другим мужчиной. Дома смотреть ни на кого не хотела, а здесь, вот, расслабилась.

- Курорт, - хохотнул он то ли с облегчением, то ли от досады, что не ему пришлось застолбить место под солнцем будущему маленькому существу. – Курорт и... немцы.

- А теперь писать будешь, или охота отпала? – снова повторила свой вопрос девушка.

- Бумаги мне не жалко, а вот ты, когда родится ребенок, вряд ли найдешь время для меня. Пеленки, соски, погремушки и так далее, враз забудешь, как меня звали.

Она долго молчала, щурясь на покрытое серебряным порывалом безбрежное водное пространство. Потом опустила подбородок на сомкнутые колени, тихо сказала:

- Может быть, ты и прав.

Размещенные под крышей солярия загорелые курортники собрали пожитки и потянулись на ужин, вслед за ними принялись сворачивать водные аттракционы местные предприниматели. И только дикие фотографы с обезьянками, змеями и крокодилами продолжали обход лениво реагирующих на них разморенных пляжников, надеясь на случайную удачу. Дока машинально взглянул на часы, это движение не осталось незамеченным. Девушка оправила платье, раскрыла небольшую дамскую смочку.

- Возьми, чтобы больше не теребить душу.

- Что это? – уставился он на ее ладонь, на которой сверкало что-то продолговатое.

- Ракушка, ты достал ее со дна моря и подарил мне. Помнишь?

Дока на секунду замер, один в один повторялась сцена расставания с пловчихой. Даже сумочки оказались одного цвета, не говоря о блестящей перламутровым нутром половинке домика для морского моллюска. И точно так-же, как в тот день, ему захотелось затащить подружку за пахучий штабель шпал и насладиться ею еще раз перед окончательной разлукой. Он присмотрелся к своему подарку, заметил острый, словно заточенный нарочно, блескучий конец раковины. И вдруг понял смысл сказанных тогда пловчихой, девушкой, прекрасней которой не встречал, торопливых слов: там было очень глубоко, метров пятнадцать. Значит, она поняла, что с ним случилось. Это она ныряла до тех пор, пока не нашла подходящую ракушку с острым концом, чтобы воткнуть ее в стянутую судорогой мышцу под его голенью, это ее тень мелькнула рядом с ним под водой. Пловчиха была той, одетой светом, женщиной, вынырнувшей на далеком от него расстоянии. Кроме нее разве мог кто-то еще продержаться под водой без воздуха столько времени. Дока взял из рук уезжающей подружки подарок, повертел в руках и поднес к губам: