Новогодняя быль - 7

Вечерело.

Надо передохнуть подумал Горыныч – уж больно «приятно» даже через 20 с лишним лет пробирает до костей!

Пронзенный поперк очередью самолет как помидор об стену вдруг обмяк и начал медленно сползать сваливаясь в бездну неуправляемого штопора.

Как то неестественно обвисли как усы гигантского великана лопасти пропеллера остановившегося мотора из под кожуха которго выбивался черный даже на фоне иссиня черного ночного неба едкий дым. Через который кое где начинали пробиваться робкие язычки пламени. Которые как бы извиняясь тут же рассыпались мириадами искр на набиравшем силу воздушном потоке падения самолета и гасли оставляя после не сразу меркнущие полоски световых искр в глазах не успевающих освоится с вновь охватывающей тьмой.

Жизнь в майоре угасала вместе с слабеющими толчками еще не понятно каким образом живого работающего насоса сердца. Оно все еще выбрасывало в пустоту некогда живительную влагу крови но пустота забирала ее возвращая пустой холод смерти который неотвратимо забирал все существо бывшего майора. Не видящие руки еще судорожно цепляясь за осколки жизни сжимали край моего кителя «песочки» но жизнь отступала и пальцы не видимые в темноте ощутимо деревенели и впивались в спасительное ощущение последних мгновений жизни моего кителя и наконец застыли в безмовии смерти навсегда. Мертвой хваткой держась за край кителя. В этот момент появилась перед глазами вполне реальная даже осязаемая чуть светящаяся ровным белым светом фигура в образе Иван Васильевича Бунши из кинофильма Иван Васильевич меняет профессию в эпизоде где он с Куравлевым бегал от стрельцов по палатам и в один момент обманывая стрельцов прикинулся сидящей статуей с подпертой рукой головой. Вот вот именно в такой позе она и проявилась – это за мной понял Я. Да вот ты какая смерть! Ну что здгавствуй дгужок – почему то спокойно картаво произнесла она – вот и все – это 3.14здец ровным голосом она продолжала. А что делать ? Сколько ты откровенно издевался надо мной? Забыл? Я напомню. Когда в атаку вставал первым (тебе ж за падло было чтобы твои бойцы встали раньше тебя. Это только первый раз было очень очень страшно но ты ж переломил себя тогда на подьеме какой то эйфории смертельного страха ты бросил свое немеющее от страха тело вперед на тот дувал с пулеметчиком и ваши взгляды встретились и твоя дерзость взгляда сковала волю того мальчика еще (лет 18 – 20 ) духа и оцепенели его руки и не выстрелил он тогда а ты хладнокровно всадил в него метров с 10 несколько пуль видя как фонтаны песка осколков камня с кровавыми каплями за его спиной пляшут свою невообразимую пляску смерти. Но что странно чувств не было практически никаких. Ни страха ни превосходства ни иных , кроме одного почему то очень хотелось ссать! А было как то стыдно и неудобно на открытом месте на дороге между дувалами. И я ушел тогда в сторону. Потом были еще выходы были победы (над собой) были потери , но чувство страха ты потерял тогда , вместо него обретя какое то чувство безразличия смерти.

Ты получил власть надо мной и потому был неуязвим. Да ранен да контужен, но чувство страха смерти как ангел хранитель плелось за тобой по пятам. Потому что ты управлял процессом ты смотрел смерти прямо в глаза и она боязливо отворачивала взгляд от твоих огненных глаз. Не зря бойцы дали тебе кличку между собой «Зверь» хотя позывной вашей группы был «Беркут». Но вот свершилось – теперь ты полностью зависишь от меня теперь ты в моей власти и не можешь ничего сделать, теперь твоя собственная смерть перешла по судьбе в чужие руки и от них зависит будешь ты жить или нет! Да вот тут Горынычу стало впервые так тоскливо страшно что волосы ощутимо встали на затылке. Не смотря на полностью пропитку чужой кровью волосы стояли практически вертикально и физически ощутимо. Я левой более свободной рукой пытался прилепить некогда еще голубой новый берет на голову вместе с волосами, но они жили своей жизнью и поднимали волосами берет вместе с кровавым месивом на голове обратно вверх. Нет страха не было вообще. Четко работало сознание трезво понимая и оценивая все происходящее. Была ПАНИКА!!! Это был не просто 3.14здец – это был 3.14здец в кубе! Сознание металось – неужели через несколько мгновений ВСЕ!? Вон она ЗЕМЛЯ – СМЕРТЬ медленно, но все ускоряясь при падении начинала свое смертоносное сближение. Вой в салоне только успокаивал и мечущиеся безумные глаза искали выход этому безумству , точку опоры для принятия хоть какого то решения. А смерть сидела рядом на чьем то рюкзачке и подьябывала. Ну что «герой» давай по****им теперь , давай за жисть , давай за нас...

И тут мои глаза зацепились за спасительную соломинку в этом водовороте карнавала пляски смерти – МАЙОР . Парень выглядел спокойным , только глаза как я писал ранее светились каким то внутренним светом. И тут Я понял : все - это Он , только он может нас спасти! И возопил Я в ДУШЕ – ГОССПОДИ если Ты есть все все отмолю тебе помоги нам ГОССПОДИ сесть на эту грешную землю, помоги ГОССПОДИ этому майору!!!

А майору были по барабану мои душевные вопли да и все остальное видимо тоже. У него шел свой матч жизнь на смерть и вел он его один на один. И увидел Я как дрогнула смерть – поплыла сука, а потом и вообще начала отступать под бешеным натиском воли этого ебнутого майора. Сцепив руками штурвал , врубив полный форсаж дряхлеющих оставшихся движков и систем майор не столько лонжеронами сколько я понял усилием воли сначала выровнял самолет потом перевел его из штопора в подобие управляемого снижения и наконец развернул его на глиссаду вынужденной посадки правда против шерсти и правил взлета по данной полосе в аеропорт Кабула. Внизу было видно как суетятся как муравьи люди техника (пожарники службы спасения). Но мой взгляд остекленел на майоре. Его левая раненая рука напряглась так что из рваной раны напрягшиеся сухожилия без крови натянулись как струна бас гитары и казалось тронь их и польются звуки какого то реквиема. Но раненая тушка самолета уже уверенно повинуясь напряжению этих струн уверено пикировала к земле. В каких то метрах я почувствовал как вышло что то из шасси (но не все – это тоже чувствовалось). Один хрен второй попытки захода на посадку все равно у нас не было. Приближаясь к земле пошла открываться задняя апаррель грузового отсека (толи открыл кто то ли иное ) я увидел это боковым правым зрением так как появился свет всевозможных огней присутствующих на земле вместо черной бездны чрева самолета. Сразу же возникший воздушный вихрь создав вакуум начал высасывать гигантским пылесосом рядом находящихся людей, багаж и прочую дрянь что попадалась ему под струю.

Удар о родную землю был такой силы что я подпрыгув вместе с единой кучей сбитого и смятого в единое тесто куска из людей и вещей капсульного пространства и ударившись головой в потолок на мгновенье потерял сознание. Как в безшумном кино брызнули и пронеслись мимо разорванные заклепки из шпенгоутов, шпенгоуты превратились во что то кривое и бесформенное , все вокруг пришло в бешеное броуновское движение. Все что могло перемещалось летало вращалось по каким то им одним писаным законам физики , оставаясь в этой пляске хаоса внутри самолета. У самолета от удара обломились вышедшие шасси их брызги вместе с брызгами разлетевшихся лобовых и боковых стекол пилотской кабины мелькнули и пропали где то сзади по ходу. Самолет начал чертить брюхом и плоскостями какую то геометрию на бетонке высекая мириады искр сварки в ночи. Кружась в бешеном танце он терял сыплющихся сзади людей барахло некогда бывшего багажом и главное скорость и энергию полета. Он крутанулся в последний раз и замер сбоку от взлетки где то напротив кладбища вертолетов в районе пересылки. И тут пришло время пламени , которое во время падения сбивалось струей воздушного потока. Теперь же полные баки топлива и начинающийся пожар начали разыгрывать свою пьесу. Пламя бодро пошло в наступление по всем направлениям внутри и снаружи фюзеляжа. Майор с поникшей головой как то весь обмяк и полулежал в кресле то ли без сил то ли без сознания. До выхода мне было как до турецкой пасхи , но уж тут все в моих руках. Я сбросил с себя безжизненное тело майора без головы протиснулся к майору пилоту , выбросил свое тело в проем окна (лежащего на боку самолета – до земли было меньше 2 метров). Схватил майора за воротник сверху и потянул на себя что есть сил .

А сил придавало пламя которое уже «приятно» грело где то слева сзади мою щеку прижатую к горячей обшивке самолета. Майор встрепенулся (может очнулся) и хрипя чего то пытаясь то ли обьяснить то ли сопротивляясь оттолкнулся от своего пилотского кресла и мы вместе «катапультировались» в теплую пыль аеродрома. Уходили мы с ним гордо молча – на карачках оба в разные стороны, но одновременно подальше от горящего самолета.

Надо тайм аут еще подумал Горыныч и пошел на кухню.