Исповедь одинокой женщины. Серия: Джулия исповедь элитной проститутки

Мужчины меня всегда ставили в тупик и приносили массу беспокойства. Потому со временем у меня сложилось впечатление, что мы с ними – не понимаем друг друга. Вот вам несколько примеров.

Танцую я как-то, в дни своей полузабытой молодости, с интересным мальчиком. Сексуально так танцую. В общем, делаю все, что могу. На третьем танце он мне заявляет:

– Я тебя хочу!

Ну что на это можно ответить? Я и говорю:

– А чем я тебе помочь могу?

Дотанцевали мы с ним вечер. Проводил он меня до дому. И до окончания института мы вместе к экзаменам готовились.

Теперь – тоже дружим. Чуть у него какие неприятности – с мамой поссорится или начальство на ковер вызовет – он тут как тут.

Просидит у меня вечерок, на прощание страстный братский поцелуй в щеку, и те же слова:

– Боже мой! Как я тебя хочу!

На мой вполне естественный вопрос: «Как? » – он густо краснеет и спешно ретируется за спасительную дверцу лифта.

Второй пример – мой сослуживец. Заскочили мы с ним к нему домой как-то после работы часа в два ночи на чашку кофе. Кофе у него, уж не знаю почему, не оказалось. Он помялся-помялся и спрашивает:

– Сексом заниматься будем?

– Нет, – говорю, потому что вижу – глаза у него слипаются, и хочется ему по-быстренькому трахнуться да в люлю.

Он же зябко так плечиками пятьдесят второго размера передернул где-то на уровне мой макушки и промямлил:

– Значит, следующий раз у тебя кофе пьем.

Так мы с ним и пьем кофе. То у него, то у меня. И каждый раз после слов: «Сексом заниматься будем? » – «Нет! » – кто-нибудь из нас выскакивает за дверь, потому что он ссылается на весьма срочные дела, а я вижу – и впрямь – спешит человек.

Пример третий.

– У тебя – чудные волосы, – говорит он, задирая на мне свитер.

– Ты – красивая, – шепчет он, обнаружив, что на мне нет бюстгальтера.

– У тебя такие правдивые глаза, – отмечает он, стягивая с меня джинсы.

– Я люблю тебя, – слетает с его губ, когда глаза нарываются на отсутствие трусиков.

Когда он начинает расстегивать свои брюки, говорю я:

– Я люблю тебя.

Он говорит: «Ой! » – потому что у него заела молния. Портить вещь, ни ему, ни мне, не хочется, и мы все переносим на завтра. Завтра переносится на послезавтра, а через месяц я узнаю, что этот хронический холостяк скоропалительно женился!

Он и по сей день втихую гладит мне коленки, бормоча что-то про любовь, и долг, желания и возможности, но стоит мне сказать: «Я люблю тебя» – как он говорит: «Ой! » – и отбывает восвояси.

Есть у меня, правда, один враг. Смогла – удавила бы, видит Бог!

Он ничего не говорит, и всегда заявляется неожиданно. Не успев порога переступить, залазит под юбку.

– Нахал! – возмущаюсь я и лишаюсь всего того, что не позволяет добраться до моего тела. Я могу орать все, что угодно и с какой угодно громкостью – ему ничто не мешает довести начатое до конца.

Один раз я его расцарапала в кровь и от души надавала пощечин – он связал меня моими же колготками и бросил на кровать. А там переворачивал со спины на живот и обратно почти целые сутки. Ровно столько, сколько позволило ему его свободное время.

В другой раз, когда я верещала, срываясь на визг:

– Ненавижу тебя, гадина! – в дверь позвонила испуганная соседка.

Он открыл и все ее угрозы милицией отмел одним вопросом:

– Неужели Вам никогда и ни с кем не было хорошо в постели? – чем взбесил меня окончательно.

Но заставил задуматься. Если мне так хорошо, то как же мне, тогда, плохо? А если мне с ним так уж невыносимо плохо, почему я перед его приходом не баррикадирую дверь?

Почти неделю я ходила как в бреду. И вот сегодня войдя в квартиру, случайно выключила звук в домофоне. Мельком глянула на себя в зеркало и ринулась в ванную смывать макияж. Достало!

Под слоем пудры прятались расширенные поры, синеватые лапки сосудиков и красноватые аллергические пятна. Ну и что? Это – мое лицо. Симпатичное лицо интеллигентного человека.

Я провела ногтем от переносицы вверх, будто пытаясь выровнять межбровную складку. Хотя зачем? Она там – на своем месте. И безапелляционно указывает на то, что я доподлинно знаю: где – добро, а где – зло.

Палец коснулся кончика носа – раздвоен. Какая прелесть! Я умею виртуозно лгать. И ни одна собака меня еще не заловила.

Губы… сухие бескровные губы. Тонкая ниточка. Да, жизнь, по правде говоря, никогда не была ко мне благосклонной.

Рука поползла ниже. Подбородок, на котором вечно торчит сволочной волосок. Кадык – выпирает… За то ни грамма лишнего жира!

Грудь как грудь. Подумаешь, в школе дразнили: «Доска – два соска»! За то в мои сорок с хвостиком только так тест на карандаш прохожу.

А сосочки-то, сосочки! Вон как топорщатся, когда их нежно так пальчиками… Где там моя девочка? Где моя хор-р-ро-о-шшая… А вот и кнопочка! Вот она – пимпочка. Ну-ка, ну-ка? Куда ты там спрятался?..

Да что же это такое?! Никакого покоя в собственном доме! Кого еще там черти несут? Надо ж так настырно трезвонить?!

Но мы не откроем-м-м… к-к-кобелю этому. Не откроем-м-м… Мм-мы-ы-ы его сюда не пустим. Никогда больше сюда его мы не п-пустим-м-м…Ух!