Живущая красотой

«Живущая красотой». Ещё не дописано!!!!

«Живущая красотой».

Перед отъездом в некое место интересуешься, что там можно посмотреть, и чем там можно себя занять. Люди более проницательные изучают историю места, людям не столь искушённым хватает и того, что они просто зевают на какой-то экскурсии.

Я имел в виду нечто культурное или рекреационное, когда набирал слово «досуг» в поисковой системе. Наивность. Естественно вылезли две нехорошие мурзилки: порнография и проституция – вечные спутницы бога похоти. Ждал ли я этого? Если я искал не это, то, что же? Они же потому и ушли с улиц, что в сети располагаться удобнее.

Это их сети. Да, скажем, есть понятие «сексуальный туризм», но неужели и в России это непосредственно практикуется? Проституция и Российская Федерация – это мелодия, но плохая мелодия. Юго-Восточная Азия, Латинская Америка – там мы читаем про дешевое половое хулиганство, туда переехала Гоморра со своими чемоданами контрацептивов, там и не должно быть – сформулируем это так – высокой, вечной, настоящей любви. На самих Карибах ещё можно надеяться на любовь, мечтать о смелой девушке-пирате или недоступной дочери губернатора Ямайки (всё это невинные персонажи Александра Грина), но дикарка, амазонка, гетера – но эти три сальных штампа, – неужелич они ближе, чем кажется? Мне бы было вдвойне неприятно, чтобы немцы, чехи, американцы ехали на родину Бунина за этим: в малых российских городах исткать прототипы для протоколов в свих неудобных, неприличных, нежелательных желаниях. Какая-нибудь заточённая дочь Ивана Грозного, шальная комсомолка, деревенская бестия, страстная партизанка времён Великой Отечественной. Но чего искал я?

В римском lupanaria (только провинциалки, ни в коем случае не римлянки!) посетитель выбирал не девушку, а позицию будущего, так сказать, мероприятия. И действительно, какая этим римским деревянным солдатам разница?

В Маленьком Городе, куда я собирался, легко найти эту троицу: Жанна, Мария, Яна. Я не терял время на сравнительный анализ, не решал задачи с параметрами. Просто первое имя, хоть и смахивает на псевдоним, как-то само собой разумелось. Её замануха («девиз») гласил: «Я та, которую ты ищешь». Правда, Жанночка? «Жду в уютной и чистой квартире», – она так хочет быть чистой, хотя бы формально, чисто гигиенически.

Просто записав три номера в блокнот, просто так, не надеялся набрать когда-либо хоть один из них, – этак ради смешка. «Кто это? » – спросят меня о номерах. «Бывшие одноклассницы, – отвечу я, – которых просто хотелось бы разыскать в Маленьком Городе».

Пробовал звонить и московским «дамам», но вешал трубку. У последней женщины просил подтверждения имени. Всё-таки как-то не верилось, что вот так вот просто можно позвонить проститутке. Да, и не верил я, что они проститутки. Как же это можно? Шутим, опять шутим. Это всё в книгах, в кино бывает. Ну, а действительность разве такова? Анекдот же.

И все эти мысли, эти похотливые солнечные зайчики, они как-то пропали, когда я вспомнил, что еду к дорогому дяде Василию, что там, в Маленьком Городе, я жил, что я всё-таки нашёл её адрес. Просто помимо Василия хотелось увидеть Аню, вспомнить былое и, кто знает, сказать так и не сказанное. Какая она теперь, некогда самый нестандартный ребёнок в школе. Мы и виделись редко, а влюбленность моя как-то росла, а с разлукой как-то быстрее.

Ехал четыре дня и четыре ночи, играя в карты с мужиками из Казахстана и почитывая философские статьи. Успел даже познакомить одну старушку с творчеством Бердяева. А ещё меня самого приняли за йога, ибо второй моей книгой была «Дао дэ цзин». (Нелепо для тех, кто разбирается в восточной философии). Не обошлось и без маленького железнодорожного романа. Я изредка поглядывал на соседку, у которой было нижнее боковое место, а она чуть реже – на меня. Но только к концу третьего дня она заговорила со мной, присев у раскладного столика, назвав меня Егоркой (подслушала, моя нежная). Начала показывать свои фотографии. Она работала вожатой в детском лагере в Краснодарском крае, а теперь ехала на каникулы к маме в Красноярск. На одной из карточек она, основательно искупнувшись, сидела на камне как безмолвная русалка Андерсена. У Иры – она представилась, назвав себя так в третьем лице и косвенной речи, – были зубки примерной девочки, щёчки медовой голубки. Она подкармливала меня ирисками, словно я был мальчиком из её отряда, а под вечер, когда вёл дневник, проснулась и одолжила шариковую ручку вместо моего изъеденного карандаша. Когда она уснула, я позволил себе маленькие эротические фантазии (смотри дневничок). Красноярск проезжали ночью, и она оставила записочку с номером своего телефона в книжке Бердяева. На sms пока не отвечает.

Ехал три дня и три ночи, играя в карты с мужиками из Казахстана и почитывая философские книги. Успел даже познакомить одну старушку с творчеством Бердяева. Не обошлось и без маленького железнодорожного романа. Я изредка поглядывал на соседку, у которой было нижнее боковое место, а он на меня. Но только к концу третьего дня она заговорила со мной, присев у раскладного столика, назвав меня Егоркой (подслушала, моя внимательная). Начала показывать свои фотографии. Она работала вожатой в детском лагере в Краснодарском крае, а теперь ехала на каникулы к маме в Красноярск. На одной из карточек она, основательно искупнувшись, сидела на камне как безмолвная русалка. У Иры – она представилась, назвав себя так в третьем лице, – были зубки примерной девочки, щёчки медовой голубки. Она подкармливала меня сладостями, словно я был мальчиком из её отряда, а под вечер, когда вёл дневник, проснулась и одолжила шариковую ручку вместо моего изъеденного карандаша. Я позволил себе маленькие эротические фантазии (смотри дневничок). Красноярск проезжали ночью, и она оставила записочку с номером своего телефона в книжке Бердяева. На sms пока не отвечает.

Невысокий юноша, давно не бритый и смешно одетый, медленно ступил на перрон. Рабочие-металлурги и светлолицые крестьяне встречали его овациями. Вокзал был в крови красных знамён. Местный тихоня-губернатор поднёс хлеб-соль. Нет, это не для меня. Пусть я долго ехал на поезде, но в этом не было ничего политического.

О мой родной чужой город!

Маленький Город расцвёл столичным капиталом, но уменьшился и как-то сжался. Я не был тут пять лет. Купола-репки, краны-жирафы и чешуйчатые крыши всё те же.

Меня встретили две незнакомые женщины. Дядя Василий в отъезде, прибудет через сутки. Я заселился у одной из них – у Брониной. Семья приняла меня по правилам доброго (овощного и кисломолочного) гостеприимства. Общался в основном с дочкой – абитуриенткой этого года, которая так гладка для глаза в своём синем цветочном платье. Она попрощалась со мной при убытии, хотя я уже и не жил у них и не имел почти никакого к ним отношения. Завидная невеста, но это так, к слову.

В этот же день я нашёл дом старого друга и беседовал с его матушкой. Товарищ уже практически живёт с подругой, поэтому отсутствует. Сам он встретился со мной в предпоследний день. Он во многом остался прежним. На e-mail пока не пишет.

Утром я отправился искать Аню. Так как маршрутам двадцатилетней давности на моей карте я не доверял, а «маршруткам» не доверяю по принципу, пришлось идти пешком. Продирался через неизвестность, минуя грязь, боролся с капризами рельефа, волновался как жареный будильник. Хотя солнце сияло и озаряло путь, но городской памятник Ленину всё же показывал в противоположную сторону, что не помешало, однако, повторять себе: «Правильной дорогой идёте, товарищ! » Что-то подсказывало, что она дома. Это должно быть так, чёрт возьми, или зря я столько ехал и теперь вот тащусь? Ехать на другой континент, чтобы увидеть закрытые двери? Ну, уж нет, Госпожа Судьба!

От электрической установки около дома Ани у меня нахмурились брови. Плутал я не долго. Хм, на двери нет ни звонка, ни номера квартиры. Постучал только после долгой саморазрушающей духовной подготовки, но ошибся ровно на одну квартиру. Саморазрушающую духовную подготовку пришлось ввести второй раз. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук. Бум-Бум-Бум.

– Здра, а позв, пожл, Аню.

Открывший и незамеченный посторонился. Аня вышла из-за кулис справа, прошла по импровизированной сцене коридора и пропала. Курчавая пантерка, если бы её куколку представлял китайский фарфор. Она не вынесла моего появления и решила его игнорировать столь неоригинально? Да нет, возникла снова.

Вымолвленное ею «Проходи» избавило меня читать ей сценарий сомнительного качества и поддельного романтического достоинства. Она узнала меня. «Узнала? » – «Да».

Всё тот, всё та же.

Я уселся напротив Ани за кухонным столом. Вручил конфеты как один персонаж из фильма в моём положении, с тем лишь отличаем, что ничего предварительно не съел. Розы сорвали бы тот оттенок дружественности, который не противоречил отсутствующему бытию её парня. Коробка конфет, не испробованных мною, на которые так сильно налегала во время чаепития Аня, была книгой о нас, но что-то теперь сжирало этих «нас», и тем сильнее раздавалось хрумканье, чем более чётко вглядывался и вслушивался в Аню. Ах, нет, она не чавкала. Она не чванлива. Просто она, оставшаяся всё той же милой девчонкой, была всё же другой, другой в другой плоскости, матрёшкой сомой себя заточившей. Она обросла новым слоем, чуждым, и ещё бы чуть-чуть – чудовищным. Она болезненно худа: руки как две змеи. Но это я оправдываюсь, я бессилен против соперника. Этот леприкон сделал из неё женщину-эльфа. Это тёмная магия. Они в шаге от свадьбы, два ботаника, а точнее – «физиолога растений». Но свадьба ничего не будет значить для Ани, а всякие дети – «паразиты». Конечно, она это не серьёзно. Серьёзны ли их отношения? Хотя в их союзе нет ничего плохого, аморального, это дружба и, может, если бы я только спросил, а я не спросил, и зачем нем спрашивать? Способны ли физиологи на что-то более высокое? Это не важно. Она не та, потому что предала меня. И поэтому она не та. Метрополии рано или поздно отказываются от колоний. И я не люблю Аню впредь.

И я не люблю Аню впредь.

Возвращался. Думал. Теперь это девушка Боттичелли. Девушка с картин Боттичелли. Боттичелли. Чёлка девушки Боттичелли, и сам её молодой человек – Боттичелли. Прощай!

И теперь. М-м-м. Теперь всё закончилось. Снежинка любви растаяла. Нет больше «Её», нет Афродиты (что-то африканское в этом имени, вечный колониализм). А значит всё возможно. Собственно этот последний визит по местам «первой нежности» был пустой формальностью, капризом мало неверующего и влюблённого. Теперь я убедился в смерти божества. Прощайте всякие оправдания, основания разных этик!

Я, признаться, давно планировал. Я говорил об этом вначале. Конечно, как истинный моралист я осудил проституцию в своей курсовой работе на этические и демографические темы. Проституция как социальное уродство, несомненно, подрывает демографический режим, дестабилизирует семью. Ячейка предпочтительнее яичка. Проституция – базис безнравственности, пустоцвет разврата. Но как же я мог быть последовательным мыслителем, не совершив ничего эмпирического? Статистика, на которую я опирался, была получена мужиком со сладкой фамилией (Медков?), и нельзя не усомниться в её достоверности. И я не учёл «психологического фактора».

Дорогие господа, кирпичные психологи! Не вы ли мне постоянно, с назойливостью небес, твердите о моих законных на ваш взгляд «потребностях»?! Не вы ли проповедуете то, что я должен совокупляться по природной необходимости, и в противном случае, если я не соблюдаю заветы Зигов и Мундов, наступают страшные последствия? – Из бессознательного прорываются бесы, неврозы, комплексы дикие сжимают меня, подавленность и сплин разрушают мою самоактуализирующуюся личность. «А значит, если нет другой возможности, проституция, в общем-то, законна, как своего рода терапия, как лечение».

К тому же Г. Маркес писал об этом же. Я осуждаю Латинскую Америку, где никогда не был, за дикость, но не всякий американец дик, – колумбиец, вводящий во что-то без порошков, имеет Непреходящее.

Дядя Василий снова пропал, оставив квартиру и квартет ключей. Мы с ним ели – это всё, что я помню.

Позвонил кокотке. Да, это Жанна. Договорились, что я перезвоню. Сказала: «Егорушка». Голос снежный и приглушенно бутылочный. За кулисами тявкал пёс. Крупная, наверное, тварь.

О дьявольский эксперимент над душой!

Не есть ли этот мой шаг просто познание некой сущности?

Четырежды брал трубку; не решаясь набрать эти натуральные числа, останавливал себя на неправильном тоне потенциального голоска. Нет, совесть и стыд давно умолкли, – страх мутил меня. Но вот вдохнул момент и решился.

61-

09-…

Судьба явно благоволит адским начинаниям. Вчера вечером, будто нарочно чтобы заглушить видения девочки-Ани, передавали порнографический этюд. (Я попался на их ухищрения). Но самое странное, что я узнал, – Жанна живёт прямо напротив Ани, их дома слипаются! Гнилая корка гнусного рока!

Ещё должен буду перезвонить, потому что назначил через час. Последние…хм… 30 минут изводил себя как тень инквизиции.

Уважаемый товарищ Бог!

Заявление.

Вам, я знаю, не престало выдавать кредиты. Однако моё предложение не может не заинтересовать Вас. Вы помните Августина Блаженного, кем он был в юности? Вот. Развратником был. А кем стал? Величайшим адептом нравственного под Вашим руководством. Вот и я мог бы в целях, имеющих под собою лишь гносеологические основания, пройти через грех, нарушить заповедь, но потом заклеймить всё содеянное. Я до сих пор был фарисеем, и блуд является преодолением этого, ведь я же напишу «Исповедь», я наполнюсь раскаяньем. Зиг и Мунд, оба сгоревших в аду просветителя, писали, что русская душа не может прийти к Тебе, минуя станцию сладострастного греха, и может быть, не ошиблись, потому что зачем мне твоя благодать, если мне и так хорошо, т. е. грех ещё не познакомил меня с Твоим вечным антиподом (невинным детям не нужен никакой бог, потому что они уже Твои дети). В этом ли была Ваша уловка с эвфратким абрикосом и ручным змеем марионеточного факира?

Всегда Ваш, Егор Б.

Это выдержка из моего дневника. Смешная и жалкая.

16 минут до звонка. Что там будет? Как это будет? Не выдумка ли они, не шутка ли телефонной станции? Кто тебя выдумал, святая финикийская проститутка, идол и знамя разврата? Розовый Розанов? Фригидный Фрейд? Хромовый одноногий Фромм? Вильгельм Райх и его четвёртый Рейх – эра сексуальной тоталитарности и диктатуры секса? Мерзкий Маркузе? 15 минут. «Ну, хорошо, вы победили, – говорю я себе сейчас, – Все вы меня победили. Вы, сексологи, урологи, психоаналитики, лично Фрейд, лично Розанов, лично Фромм. Я делаю шаг к вам навстречу. Я капитулирую перед демократией. ВЫ ГОВОРИТЕ: ПОРА! Что ж, я вас послушаю».

14 минут. «В жизни всё надо пробовать». В том числе, наверное, грызть пробковое дерево.

13 минут. Получится или не получится? Если не получится, то я не сделаю ничего плохого, а если получится, то грех налицо. Во всяком случае, никто и никогда не сможет упрекнуть Егора Б. в «мужской слабости». Хотя именно тот мужчина, который идёт к кокотке, – настоящий слабак, слабак именно КАК МУЖЧИНА, даже если и у него что-то там «вышло». Характер дороже пены.

12 минут. Жанна Dark. Вот. Уже брежу.

11 минут. Блудники же первыми входят в царство Божие? Или это египетских божков первыми забирает христианская милиция? Поясните мне, о Латиноамериканские писатели?

10 минут. А может всё ещё отменится? Состоятельный клиент?

9 минут. Жанна уже назвала меня «Егорушкой», правда, «на вы».

8 минут. Я очень волнуюсь. Включит ли она видео? Даст ли препарат? Будет ли гладить?

7 минут. Жанна приехала из Парижа. Mon cher Жанна.

6 минут. Я боюсь, но она мне поможет, Это будет той жалостью, которую я так ценю в женщинах.

5 минут. Я иду на компромисс со злом? 4 минуты. По Бердяеву… 3 минуты. Моя личность… 2 минуты. Будет уничтожена. 1 минута. Пора перезванивать. Нет, сначала надо выпить воды. Это как экзамен. Волнение ещё больше.

Так. Я позвонил. «Ждут». Вот адрес: «От остановки «Байкальская» перейти дорогу, далее мимо рынка до белого «позорного здания в четыре этажа, рядом будет автомойка, далее снова перезвонить». Голос певучий, но такой же глухой. Но ласковый, ласковый. Или это профессиональные нотки? Всё, надо идти. «Байкальская» тут рядом (как и сам Байкал). Соседи вчера напились. Так вот. Это моя месть за их пьянство.

Принял душ, побрился. Часы на мне. Новые обновки от дорого родственника тоже. Надушился больше, чем когда шёл к Ане. Ей тоже отмщу. Кто знает, что они вытворяют с этим любовником. Не может быть, чтобы у них никогда не было секса. И это больно мне. И эта боль толкает меня совершить всё тот же порок; у Вас секс, значит, и мне можно.

Всё, выхожу.

Иду быстрее обычного. Как-то тороплюсь. Ноги сами несут. Точно мне сейчас купят что-то заветное родители. Чёрт, это всё и так на их деньги.

Ничего, главное – перебороть волнение и найти их проклятый дом. Их логово. Заводь русалок.

Думаю, Христос решился бы на то же, чтобы у его врагов заиграла в башке совесть.

Так, перехожу дорогу. Обычно к ним через «Байкальскую» ездят, а я иду на своих двух. Лечу. Кто-то меня ведёт. Автопилот фирмы Люцифера.

Цветы, попрошайки. Сегодня после проститутки назначил встречу с первой учительницей. Она же заметит!

Вот рынок. Московские товары здесь уже прописались. Тряпки. Вот белое здание. Желтая крыша. Они здесь живут? Нет, это же «позорный» домик. Тут Автомойка. Всё тут сложнее, чем кажется. Очень удобно: сходил к гетере и потом сразу очистил свою машину. Так. Звоним.

«Здравствуйте, а будьте добры Жанну» – «А её нет»… Ы! Я бросил. Перезвоню. Не спрашивать же у незнакомой женщины, как до неё добраться. Или надо было? Подожду пять минут. Проедет ещё один подлый трамвай и я перезвоню. Может, это знак повернуть восвояси? Они не знают мой номер. Не в их правилах уговаривать тебя! Нет, решил, так решил. Да, домик позорный, как и то, на что я иду. Главное, не опозориться перед Жанной, не соответствовать её понятию «позорности»; себя-то она ничем таки явно не считает.

«Жанна отошла». Сколько можно ждать? Совесть, будь проклята! Сколько можно меня грызть! Я тут сейчас усну на травке. Блин, у меня сейчас впервые в жизни будет секс, а я о чём-то всё не о том думаю. Хорошо же будет. Денег не так уж и много я им отдам, но сколько наслаждения я получу! В конечном счёте, сбудется моя мечта. Грёзы и похоть, но всё-таки грёзы, а «похоть» мы зачеркнём и напишем «сексуальность». Грёзы и сексуальность, морские истории, пляж и голубая лагуна. Обнаженная девушка, образ для статуй Фидия и строчек Овидия. Они юные ведьмочки, и я желаю их ирреальной любви. Сладость, сливочный рай, блаженство среди демониц. Но они просто женщины. Просто люди. Просто ласки. Просто секс.

«Егор, сколько можно идти, мы Вас уже заждались?! Почему Вы не узнали, как идти у подружки» – «Я…» – «Ладно теперь поверните направо, потом идите вперёд, никуда не сворачивая. Я Вас вижу (Откуда она наблюдает?). Так, теперь налево. Я сказала налево, чёрт, куда Вас несёт, вернитесь назад, назад, ровно назад. (Пора бежать, какой ужас, пора бежать, она меня ещё и ругает, пора бежать!) Успокойтесь, Егор, Вам сейчас налево. Так. Правильно. Теперь всё время вправо до кирпичного здания. Так, видите меня? (Я не видел, но помахал рукой, потому что так, наверное, нужно было сделать). Первый подъезд, третий этаж. Там мы Вас встретим». Так, куда я махал ей? В какой стороне она живёт? В этом кирпичном доме? Там салон или она индивидуалка?

Я подошел к кирпичной пятиэтажке. Около первого подъезда стоял дед. «Извините, Вы не подскажите?.. » – «Парень, ты пришёл по адресу: третий этаж». Спасибо! Так, нет… Ещё уточню. «Вы опять звоните? Вы же мне помахали. Как это Вы меня не видели? (Рефлекторно помахал!), Да, этот подъезд. Давайте уже скорее! »

Я нашёл, я нашёл, я нашёл их. Сейчас. Сейчас. Сейчас всё случится. Так. Всё. Не волнуемся. Очень милый лупанарчик. Подъезд девственно чист. Камер нет. Стены зелёные.

На третьем этаже меня ждали словно мои старые подруги, словно родственницы две девушки и собака. Собака была карликовой, оказалась карликовой дворнягой. Такая даже не защитит. Красавицы были во всеоружии. Меня впустили. Капкан захлопнулся.

Я сразу узнал Жанну. По форме её конусообразных, приплюснутых губ был очевиден и голос. Фотография в Интернете естественно была фальшивая. Совпадал только цвет волос: черный, ночной туман, кудри кудесницы. Вторую звали Лерой. Или Лилей? Ах, это типичное имя при их образе жизни. У Леры были светлые волосы, немного школьное лицо, вылетая двоечница. Грудь была пышная, больше, чем у Жанны. Её скрывало чёрное бельё. Обе девушки были наполовину голые. Жанна была объята каким то прозрачным полотном из моего собственного гарема. Одна девушка – 1000. Две сразу – 2000. Мне хватило и одной.

Собачка лаяла, предчувствуя что-то преступное. Жанна сказала, что просто собачке показалось, что я на неё замахнулся. Эх, маленький чёртик.

Задним числом даю Вам всю информацию о Жанне. Всё это, наверное, до сих пор размещено в сети.

Жанна

Я та, которую ты ищешь, тел. 610-940 лет

Рост 174

Вес 50

Грудь 2

Пирсинг: Нет

Тату: Нет

Виды услуг:

- Классика

- Орал

Цена

час 1000

два 2000

Территория:

Апартаменты

Кошечка ждет звонка от состоятельного господина. Встречаюсь только индивидуально у себя в уютной, чистой квартире.

Жду Ваших звонков.

Я позвонил, я приехал. Я приехал из другого города. Эта гетера знаменита на всю Сибирь. Жемчужина Сибири, Жанна.

«Чай? Кофе? ». Чай. «Ну, расскажи о себе». Я рассказал. Приехал к дяде на каникулы. Живу у него. «И вот, значит, по девчонкам решил? » Выходит, что решил. А вы, студентки? «Да, но не скажем, где учимся, сам понимаешь». А я философией увлекаюсь. «Да, сложно это всё. Тебе ещё рано этим заниматься». Наверное. Лера добавила, что в принципе философией можно заниматься, она сама проходила философию, говорит, вещь стоящая. Могу преподавать потом философию. «Да, преподаватели в вузе ещё прилично получают», – сказала Лера. Они вообще были меркантильные. «В Интернете нас нашёл? » Да. Из-за этого они подумали, что я программист. Говорили, что в «наше время» лучше всего на компьютерах деньги зарабатывать, если, конечно, мозги есть. А тратить ум на философию – это для них не практично. Проститутки – это экономические материалисты, причём позитивистского толка. В комнате стоял телевизор. С левой от него стены стояла недопитая бутылка вина. Было уютно. Но всё равно как-то не по себе.

Я хотел заплатить как можно раньше (заплатить и убежать!). Жанна сама напомнила. Я отдал им эти деньги, презренные бумажки. Я после этого как вздохнул и расслабился. Две хорошенькие девушки сидели рядом. С одной из них я сейчас займусь сексом. Страха почти не осталось. Было как дома. А они – просто мои бывшие одноклассницы.

«Ты готов, начнём? » Да, наверное. «Проходи в ванну, прими душ, одежду можешь положить на батарею, вот шампунь». Жанночка провела меня в дивную ванную с черным мрамором и морскими звёздами на плитках. Она включила мне воду и улыбнулась, сказав: «Жду». За один миг я разделся. Вещи бросил кучей. Другие вещи остались в комнате с телевизором. Феерия началась.

Я намылился апельсиновым шампунем, погрузился в артезианский гейзер. Это был ключ в страну Жанны, или ручей перед границей этой сказочной империи. Пар затуманил остатки стыда. Звёзды погрузили меня на дно морское. Жанна – моя звездочка, мой джинн, вырвавшийся из этой бутылки из-под шампуня. Фантазии перебили совесть, старушка была смыта вместе с водой и потом.

Кошечка Жанна уже обнажила грудь. Я всё-таки вышел из ванной в трусах (не хотел смущать собачку и Леру). Тигрица повела меня во вторую комнату. Началось – началось – уже – сейчас. На ней были только что среднее между трусиками и юбочкой светло-зелёного цвета. Груди были как жёлтые камни, как барханы Сахары. Она специально поиграла ими передо мной. Жанна смугла, причём вся, всем телом. Она точно француженка, сестричка Эсмеральды. И ей придётся отдаться такому Квазимодо, как я. Это больше, чем Венера, потому что живая, живая и стройная, а не холодная безцветная статуя. Стройный живой человек, а уже потом женщина. Причёска была у неё то, что надо. Туфли-лодочки она тоже скинула.

Жанна расстелила зелёную, почти шёлковую, простыню на кровати огромных размеров. Кровать эта заняла полкомнаты словно остров-кит. Где-то рядом валялся магнитофон, около которого был мусор из компакт-дисков. Противоположную стену занимал шкаф-зеркало, где были одни шмотки: некоторые носочки решили понаблюдать за нами. Но я думал только о Жанне. Всё было фоном, театральной декорацией к этой принцессе, институтке основного инстинкта, волшебнице.

«Ложись» Это она сказала, хотя, наверное, должен был сказать я. Я скромно и медленно обошёл чудовище кровати и тихо присел на краешек.

«Ложись ближе, ещё ниже, да, тут» Скулы мои были напряжены. Так обычно ложатся на рентген или в кресло стоматолога. Сейчас мне будут удалять опухоль девства, разбавлять целомудрие сказочными нектарами. Я откинул голову и уставился в потолок.

«Расслабься, а то как будто я тебя сейчас пытать буду». Секс – это не плаха…А это хорошо? – Вдруг проснулась моя совесть. «Ты же столько заплатил, расслабься». Всё оплачено. Я просто получаю своё наслаждение. Сейчас Жанна походила на медсестру или на почтового чиновника, которая уже устала от этого кокетства пациентов или отправителей писем. Всё приходится объяснять, чего, куда. Как. Вся процедура была лечебной, что-то медицинское есть в любом сексе. Какая это физическая культура, а гетера – тренер.

Я приподнял тазобедренную часть, чтобы она смогла спустить и избавиться от моих трусов, которые били теперь единственным препятствием греха. Так обычно снимают верхнюю одежду в столовой. Она сняла их методично, а не методологично, легко, даже игриво, но всё же серьёзно. Быстро, но не «сорвала», как написал бы порнограф.

Она была надо мной. Она улыбалась. Даже как-то смеялась исподлобья, как-то заманивала этим. Она отёрлась своим телом о моё. Груди этой бесстыдницы как два пакета с молоком прошли по мне словно по ковру. Это было так нежно! В этом ещё не было эгоизма и порока. Это были ласки котёнка. Она висела надо мной как небосвод, как хищник, поймавший мирное травоядное. Да, это чужой человек, но от этого всего сексуального вдруг родной и близкий. Она гладила меня собой. Мы соединялись без полового акта. «Любовь» в чешском «laska». Как актриса, знающая свою роль, она целовала мой живот: один бок затем другой. Это второй поле кофе или чая ритуал современной российской проститутки. Задача его показать дикарю, что есть ещё и простая женская ласка и нежность, доброта, что ты в принципе клиент, но ты циник, а я, я остаюсь феей.

Потом она на меня одела жёлтую прозрачную латексовую защитку. Я не уточнял, «Сико» или «Контекс». Вообще я против презервативов. Я ненавижу аптеки, магазины, где продаются презервативы. Хреновы потребители хреновых хренов и околохреновых товаров в хреновых shop’ах! Всё потребляете, даже людей, насилуете их из своих эгоистических хотений. Меня бесят презервативы. Я испытываю гнев и ярость перед contra-целомудрием аптек; гной ясности, что аптеки с презервативами – зло. Убить аптекаря, разрушить ларёк, аптеку и супермаркет, всё сжечь! Избить покупателя презерватива и засунуть его ему в рот, запихать в горло всю эту резину, в печень вогнать. И оскопить. Да-да, именно так. Инквизиция спасёт мир. Viva, Усама Бин Ладен! Слава тебе и хвала, вечная память герою нашего времени. Разхуяч развратную Америку, дебильную Голландию, весь похотливый Запад, Fuck Western World [had been fucked by people of FWW], где на русский вопрос «что делать? » приказано ответить только так: трахаться (объяснил первую букву в аббревиатуре FWW). Они заставляют и Россию стать шлюхой. Мы не сдадимся! И всё во имя позитивного гуманизма, который мы понимаем лучше их. Ради чистоты любви. Очистить золотую розу от грязи! Секс – иллюзия любви, и ВЫ, подлые потребители и продавцы резины, упрочняете этот дурман, белладонна контрацепции, тяжелый наркотик безнравственности. Два моих друга подарили мне на 19-летие изделия как раз упомянутых национал-социалистических организаций (корпорации, производящие латекс, сико и контекс). Вася предпочитал «Сико», Дима – «Контекс». Марина – третье лицо в комедии – сказала после сообщения мною этого факта, что она «дружит с Димой». Подарили мне по презервативу и наказали лишиться девственности в течение года: «В наше время стыдно быть девственником», – использовав бесценные дары по их прямому назначению. Подарки я выкинул. Примерил и выкинул. Но у проституток всегда есть свои защитки. В конце концов, это им надо, а не мне. Точнее это им не надо; я бы скорее мечтал о детях, чем нет. Это ответственность, но и радость. Слышишь, Аня? А ты с этим хахалем какие предпочитаешь? В чём ты ищешь лекарственное счастье, когда весь мир – болезнь: у Coldrex’а или у Contex’а? А вот моя мама как-то пошутила: «Презервативы «Nokia»: connecting people». Кстати, проститутки всегда интересуются тем, кто твоя мать, ведь именно она ответственна за то, что ты к ним обратился, дескать, не доглядели. Но о мелочах я не думал.

Она надела на меня маленькое изделие пластичного жёлтого полиэтилена, а я заявил: «Знаешь, я что-то боюсь». Ответ был словно из эпатажного голливудского кино:

– Он же не боится.

Да, Он не боялся, но Он и не испытывает эмоций. Он не радуется и не плачет, не разговаривает (хотя некоторые люди в каком-то помутнении разума, наверное, слышали Его голос). Но олицетворение грандиозно. Лингам бы модернизировал повесть Гоголя «Нос», если бы был там главным органом-героем. Но и об этом я не думал тогда, когда мне уже делали аупариштаку. Жанна владеет аупариштакой, но называет это искусство варварским словом «орал». «Он же не боится», – сказала Жанна и ротиком поглотила мой лингам: началась профессиональная, и я бы добавил, мастерская, аупариштака. Со мной такого никогда не делали, и оттого, что это первый раз, что это приятно, я очень расчувствовался. Я гладил Жанну по головке (sic) в области ушек, запустил пальцы в волосы, развеивал их и шептал ей, чуть не плача: «Какая же ты хорошая. Ты очень, очень хорошая». Мне даже хотелось прекратить аупариштаку, потому что это ведь её унижало. Я не хотел её унижения, хотя её (ротовые) губы были так нежны какой-то нежностью подушечки первоклассницы после просмотра ей программы «Спокойной ночи малыши» перед сном. Жанна тоже когда-то смотрела мультфильмы от Хрюши и Степашки, и я бы не хотел, чтобы сексологи-социологи или психоаналитики приводили подобные статистические факты за то мнение, что «Спокойной ночи малыши» делает из девочек проституток, потому что, например, «ворона Каркуша – это символический архетип Великой Матери, Матери-Земли, Великой Проститутки, которую удовлетворяет нагой поросёнок и заяц из Кама-сутры».