Любовь. Из книги Истории про любовь

ЛЮБОВЬ

Ко мне в руки совершено случайно попал дневник моего друга Григория. И как же я был удивлен, когда увидел, что в дневнике есть записи более чем сорокалетней давности. Ну, возможно, сами записи и не сорокалетней давности, трудно сказать, так как чисел в дневнике не было. Но касались они тех времен. Описывались времена давно минувших дней. То, что все написанное является чистейшей правдой, я лично тому свидетель, хотя за некоторые подробности поручиться не могу. Как говорят: у ног не стоял. Эти воспоминания мне показались настолько интересными, что я подумал: возможно, они могут заинтересовать и еще кого-нибудь. Так явилось решение подготовить "сайтовское издание" из записей в Гришином дневнике. Но коль скоро это уже издание, то есть рассказ, или, точнее, повесть, то необходимо дать этому произведению название. А так как описанные в дневнике сцены наполнены жизненным трепетом, горячим темпераментом, экстазом, и название должно быть вровень содержанию. Оно должно в нескольких словах передать весь жар двух влюбленных сердец, ту испепеляющую любовь, в огне которой они отрешались от мира, возносились на Олимп и никак не хотели возвращаться на бренную Землю. Но можно ли этому безумному бескрайнему миру чувств и эмоций, этому заоблачному, космическому порыву душ дать адекватное название, дать название, которое хоть в малой степени соответствовало бы этой безмерной любви. Вертелись у меня в голове названия вроде: "Испепеленные жаром любви (и страсти)", "Температура 212 градусов по Фаренгейту", "Любовным жаром опаленные" и десятки аналогичных названий, но все они были какими-то искусственными, надуманными, притянутыми. Нет, решил я. Пусть эта повесть так и называется "Любовь". Просто - любовь. Весь тот пожар, весь трепет душ, всю бурю чувств, что Григорий, описал в своем дневнике, разве не это есть любовь.

Я думаю, что ЭТО. Вот так и явился на свет рассказ (поэма в прозе) "Любовь". Возможно, если бы у меня было больше свободного времени, то появился бы роман, но ...

Из дневника друга моего Григория.

Обучение.

Не всякое учение вызывает отвращение

Она лежала на диване, когда я, не крадучись, но довольно-таки тихо, вошел в гостиную. Не увидеть ее было невозможно, так как диван был расположен прямо напротив входной двери. Позже она мне рассказала, что диван она переставила на это место в тот день, ожидая моего визита. Да, на диване лежала Афродита-Венера-Даная-Елена-Клеопатра- Нифертити – мечта, на диване лежала моя мечта, мои грезы, мой идеал, моя любовь. Ее смеженные веки говорили о том, что она спит, но взволнованное дыхание выдавало ее притворство. От неожиданности я застыл у порога, не в силах оторвать взгляд от представившихся мне прелестей. Предо мной на диване лежала фея, лежал идеал женской красоты, моя жажда, мое вожделение. Театрально разбросав свои черные кудри по огромной белоснежной подушке, изящно отбросив халатик и приоткрыв большую часть обнаженного тела, она влекла, звала, взывала. Все ее тело дышало молодостью, свежестью, нерастраченной энергией, силой. Ее не напомаженные, но цвета спелой вишни влажные губы, белоснежная круглая мраморная грудь почти четвертого размера, с торчащим от напряжения красным сосочком, бархатные животик и бедра, несколько разомкнутые, так что между ними достаточно хорошо просматривались немного приоткрывшиеся большие губы, из-под которых выглядывали цвета красной черешни маленькие губки. Глубже я уже не видел ничего, так как страсть и вожделение затмили мой взор. Мой лоб покрылся испариной, а влажный полуоткрытый рот моей Нифертити продолжал беззвучно взывать ко мне пухленькими губками еще жарче, еще страстнее. Над ее верхней губой проступила роса, грудь и живот ее от сверхвысоковольтного эротического напряжения мелко и несколько конвульсивно подрагивали. Но самое привлекательное, самое замечательное, самое удивительное и неописуемое зрелище представляла царица женской красоты и гармонии, дающая жизнь, наслаждение, утоляющая жажду, притягивающая и волнующая, влекущая и услаждающая, пьянящая и отрезвляющая, дарящая радость, счастье, высочайшее ни с чем не сравнимое наслаждение, стоящая в центре женщины, стран, континентов, Земли и Вселенной, не описанная и не воспетая, хотя все произведения всех искусств посвящены ей. Она увлажнилась и приоткрылась еще больше и источала удивительные ароматы, она светилась и сверкала. Если мгновение тому назад она была еще алым бутоном, готовым вот-вот распуститься, то сейчас это была благоухающая, сверкающая, горящая алым пламенем, распустившая все свои гладкие, полированные, тугие лепестки, роза. Вокруг нее горел ореол разряда биоэнергетического поля, поля зовущего, влекущего, притягивающего, проникающего. Попавший в область притяжения этого поля, переходит в новое духовно-психическое состояние. Его можно определить, как начальную стадию оргазма. Я перешел в это состояние, сильно обогнав вышеописанное мгновение. Кроме затмения и испарены на лбу, у меня перехватило дыхание, пересохло во рту, мелко-мелко задрожали коленки, а мой "малышек", как нежно называла Нифертити мой фаллос, превратился в стальной стержень-ствол автомата ППШ, готовый стрелять залпом и длинными очередями. Не в состоянии сопротивляться силе, влекущей меня, я оказался между ног моей любимой раньше, чем успел сделать вдох или что-нибудь сказать. С гульфиком я справился достаточно легко и быстро, но от возбуждения руки мои дрожали, фаллос не слушал меня и, как слепой тигренок, "тыкался" вокруг влагалища, сгорающего от нетерпения, так что моя возлюбленная вынуждена была сама взять его за головку, сказав при этом "иди, я жду!", и направить между губками прямо во влагалище. И я, нет, он – мой "малышек", нет, мы вместе почувствовали бархатное, влажное, упругое скольжение, и мы оба захотели заскользить быстро, страстно, до упора. Но сильные ноги моей любимой немного сжали мой таз, и она прошептала: "Не торопись, милый". После чего продвижение моего "малыша" полностью попало под контроль моей возлюбленной. Она медленно отпускала меня ногами, и по мере этого мой "малышек" продвигался все глубже. Вдруг я услышал "о-о-ой". Но это не был стон от боли. Это было радостное восторженное "о-о-ой". Это было "ой" от переполнения чувств и наслаждения, но не от боли, которую могла испытать моя прелесть, так как "малышек" во что-то уперся. Моя радость, моя нежность, моя фея выпрямила ноги, тем самым, увеличив глубину влагалища, и я почувствовал, что моему "малышку" ее нежнейшая красавица как раз в пору. И тут-то я начал с такой скоростью "накачивать" мое прелестное создание, что любимая моя, двигаясь в такт со мной, начала задыхаться, как во время спринтерского бега. Конечно же, столь волнующая прелюдия, которая, вообще-то, началась задолго до моего появления на пороге гостиной комнаты, и столь страстное желание привели к очень скорому окончанию нашей близости. Она прошептала: "Сегодня можно, давай вместе", и мы вознеслись в рай. Она смеялась и визжала от восторга, а я рычал, как лев, схвативший лапами свою добычу. Агония оргазма длилась, как нам показалось, не очень долго, но настолько интенсивно, что мы затем минут двадцать лежали, раскинув руки, как выжатые лимоны, не в силах даже говорить, хотя мне казалось, что я шепчу ее имя и говорю ласковые слова. Затем она сказала: "Мой милый, я скоро вернусь, а ты пока приведи себя в порядок". С этими словами она встала с дивана и подала мне салфетку, которую вынула из-под подушки, а сама пошла в ванную комнату. У меня действительно было что приводить в порядок. Весь мой живот, мои ляжки до колен и придатки были обильно орошены нашими внутренними соками. Так я впервые овладел (возможно, точнее – отдался) моей мечтой, моей усладой.

Моя мечта, моя услада

Не имей сто рублей, а имей любимую.

Пока моя радость, мой ангел находится в ванной комнате, я кратко вам поведаю о ней. Ей двадцать три, сыну – пять, а мужу, академику, Лауреату Ленинской премии – более пятидесяти. Мы никогда не говорим о ее муже, так как я очень ревнивый и обычно сильно переживаю, когда речь заходит о нем. Она же, будучи тонким психологом, старается эту тему обойти, обшутить, снивелировать. И только однажды она пошутила, что ее муж получает от нее столько, сколько хочет. Так не выбрасывать же собакам то, что остается. А оставалось довольно-таки прилично. (Относительно собак я позже прочел в "Декамероне"). Она поет в филармонии, очаровывая слушателей своим плотным бархатным меццо-сопрано. Ее поэтичное, наполненное пафосом имя Виктория, соответствующее и форме, и содержанию, отлично сочетается с ее отчеством - Александровна. Она высоко ценит свои достоинства и умело ими пользуется, не переходя грань дозволенного. Ее любят и обожают завсегдатаи филармонии, и она пользуется заслуженной популярностью. Идеальная плотно сбитая фигура с несколько пышноватыми округленными формами влекла и обещала, звала и обольщала, даже будучи облаченной в плотные одежды. Талия, не перетягивающая живот на две самостоятельные половины, но точно и четко отделяющая таз от верхней части туловища, подчеркивала ее грациозные груди и кругленькие упругие ягодицы. Но без одежд она намного привлекательней! А мне в тот счастливый памятный день было чуть больше шестнадцати, я был младше моей возлюбленной на семь лет и совершенно не опытен в обращении с женщинами, хотя у меня это была и не первая близость. Впервые я усладил свои пылкие чувства около года тому назад. Но моя первая возлюбленная была лишь немногим старше меня и неопытная в делах любовных, пожалуй, более меня – любые отклонения от позы, известной как "рабоче-крестьянская", она считала половыми извращениями и категорически отказывалась от их использования. Так что большого опыта в этих отношениях я не получил, хотя сама по себе история этой любви принесла мне много счастливых и радостных минут. Сейчас я слышу шаги моей милой Виктории (кстати, она была для меня Викторией только во время нашей близости, во все другие времена она была Викторией Александровной). Поэтому я прерываю повествование в ожидании сладостного продолжения взаимного блаженства. До встречи.

Урок первый.

Первый урок, он сладкий самый.

Виктория вошла, счастливо улыбаясь, и, подойдя ко мне, стоящему в смущении опустив голову, крепко обняла меня за шею. Тут я почувствовал, как мой рот оказался в ее теплых, нежных, мягких и сильных, пухленьких влажных губках, а язык ее упорно и настойчиво пытается проникнуть сквозь мой зубной заслон в полость моего рта. Я решил, что заслон может огорчить мою милую маленькую Викторию (рост - 165, вес - 58) и быстро разомкнул зубы. Упругий, горячий, проворный язык моей возлюбленной нежно и плавно двигался у меня во рту, как будто изучая все его детали. Сначала он проскользил по небу, затем между щеками и зубами, потом по поверхности моего языка и, наконец, проник под язык, где начал совершать движения, вытягивающие мой язык наружу, а точнее, в ее рот. Испытав впервые такой, ранее мне неизвестный, очень приятный поцелуй, я почувствовал, что сердце мое затрепетало, душа наполнилась теплом, светом и биозарядом, тело стало невесомым, оно уже было готово вместе с душой отправиться в рай. Я испытывал огромное напряжение, я пытался своим языком достать ее язычок, одновременно всасывая ее язык все глубже в мой рот, я пытался своими губами схватить ее губы и высосать весь сок, содержащийся в них. Я был так возбужден, что плохо понимал свои действия. Мое возбуждение передалось моему "малышу", который уже почти разорвал гульфик вдребезги и пополам. Я распахнул на ней халатик и прижался к ее груди, держа одной рукой ее за шею, а другой судорожно расстегивая змейку на брюках, когда она сказала: "это лучше делать в постеле - раздевайся, милый". Сама она легко и быстро сбросила халатик и нырнула под простынку. Я же оказался в весьма затруднительном положении - я еще никогда и нигде не стоял перед женщиной нагишом. Мне почему-то стало стыдно. Хотя я и знал, что моя атлетическая фигура не вызывает отвращения у женщин - тренеры, среди которых женщин было даже больше, чем мужчин, иначе, как Аполлоном, меня не называли. За фаллос, как я догадывался, не приходилось краснеть, были у меня возможности для сравнений, да и предыдущая моя возлюбленная - Риточка, была вполне им удовлетворена. Виктория позже неоднократно измеряла своего "малыша" вдоль и поперек (такая у нас игра была) и, хотя у нее почему-то получались разные результаты, тем не мене они свидетельствовали о том, что "малышек" не относится к семейству лилипутов. Так что с внешними данными у мены было все в порядке. Разве что рост - 175 см - немного подкачал. Но рост виден и в одежде. Почему же мне было стыдно раздеться, я и сам толком не понимал, но, тем не менее, я сказал: "Виктория Александровна, Вы не могли бы закрыть глаза, пока я буду раздеваться?" Она улыбнулась и закрыла. Через мгновенье я был под простыней, и наши жаркие тела слились в единый организм. Страстные неуемные поцелуи слили наши дыхания, а через них и наши души. Одна единая душа витала над нашими извивающимися, горячими, сильными, красивыми, молодыми телами. И я почувствовал, что радость моя ненаглядная, моя Виктория старается перевернуть меня на спину. Не раздумывая ни секунды, я с удовольствием и проворством акробата помог ей осуществить ее намерения. И тут же ощутил, как ее нежная, мягкая, круглая попочка оказалась на моем животе. Теперь уже ее дрожащие руки никак не могли ввести "малыша" в его любимое вместилище, и теперь уже я пришел ей на помощь. Я помог ей повыше приподняться, а когда вход во влагалище оказался над головой "малыша", я прогнулся в пояснице. Таким образом "малыш" частично вошел в нее. Затем Виктория опустилась, севши на него, как на колышек. Садилась она медленно, не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Я ощущал, как влагалище влажно и бархатно обволакивает "малышека", принимает в себя, а волны, пробегающие по влагалищу от основания к головке "малышека", еще больше напрягают его. Я шепчу: "Виктория, радость моя, мое солнце ясное, моя любимая"! И она мне отвечает: "милый, я так долго тебя ждала "! Она берет меня за руки и кладет их на свои груди - они круглые, эластичные, мягкие и упругие, как у девочки, почти полностью загорелые и лишь небольшая часть у сосочков бело-розовая, как мрамор, мрамор теплый, горячий. Я ласкаю ее соски упруго торчащие розоватые и не очень-то маленькие. Вокруг сосков небольшие темные круги, немного темнее, чем загар в верхней части груди. Она нагибается так, что я легко могу взять в рот один из сосков. Что я и делаю. Я его сосу, играю языком и по ее просьбе легонько покусываю. Я вижу, я чувствую, что моей милой это нравится. Иногда Виктория предлагает мне взять в рот не только сосок, но и грудь. Тогда я беру в рот столько груди, сколько может поместиться. Я нежно пальпирую груди руками. Моя радость - Виктория от этих прикосновений и ласк получает дополнительное удовольствие, я же получаю двойное удовольствие - и от самого процесса, и от сознания того, что моя милая испытывает удовольствие. Затем она аккуратно и нежно освобождает мой рот от груди и целует меня в губы, придержав мои руки на своих грудях. Она целует меня, но больше дает мне возможность целовать ее рот, губы, подбородок. Но больше всего ей нравится, когда я ввожу в ее рот свой язык, и он там бегает, шевелится, двигается взад - вперед и щекочет ее под ее языком. Она втягивает и отпускает мой язык, так что он совершает возвратно-поступательное движение. При этом она своим языком раскручивает мой, и я догадываюсь, что она хочет, чтобы я совершал одновременно поступательное и вращательное движения. Интенсивность движения моего языка, регулируемая моей возлюбленной, совпадает с интенсивностью ее приседаний на моем животе. Чтобы уменьшить амплитуду ее движений, я прогибаюсь в пояснице на встречном движении. Но вот скорость движений моей возлюбленной начала увеличиваться, она несколько выпрямилась, нежным движением перенесла мои руки на свою талию, уперлась руками над моими плечами, и скорость ее приседаний начала увеличиваться все больше и больше. Я уже не успевал за ней, и иногда немного сбивался с ритма. Но вдруг моя ненаглядная плотно села на моего малышека и начала вертеть своей милой попочкой, как бы выписывая 3388. При этом мой малышек выписывал аналогичную комбинацию цифр во влагалище. Это так нравилось моей любимой, что она смеялась и плакала от удовольствия. Продолжалось это не очень долго. Вскоре ее радостный смех сменился рычанием и я почувствовал, как ее крепкие белые фарфоровые красивые и достаточно острые зубки врезались в мое плечо. Укус был настолько сильным и неожиданным, что я прекратил двигаться, но это и не нужно было, так как моя любовь издала громкий выдох и обмякла на мне, потеряв сознание. Я сильно испугался от такого печального, как я решил, финала. Но через пару минут, показавшихся мне вечностью, мое ненаглядное создание пришло в себя и засеяло всеми красками радости, удовольствия и удовлетворения. Впоследствии непродолжительные потери сознания в результате высочайшего наслаждения происходили достаточно часто. Иногда такое случалась и со мной, когда я научился подставлять под укус небольшую бархатную подушечку вместо какой-либо моей части тела. В такие моменты мы совершенно точно оказывались или на Олимпе, или в раю не знаю, но то, что это был мир наших грез, мир невесомости, мир, сплетенный из радости, счастья, нежности, душевного трепета, это я ощущал душой и всеми частями тела. Виктория, очнувшись, осветила ярким светом радости комнату, сразу прикрыла своими длинными пушистыми ресницами глаза, и, не меняя позы, глубоко задышала. Да, она уснула тихим нежным детским сном, улыбаясь своему удовлетворенному чувству. Я это больше почувствовал, чем увидел, так как и сам уснул, не чувствуя на себе веса моей возлюбленной. Пробудились мы от настойчивых звонков во входную дверь. Это домработница пришла с гуляния с сыном Виктории. Пока моя любовь открывала дверь, я успел одеться и привести себя кое-как в порядок. Вскоре я распрощался, так как уже было поздновато. Да и муж должен был вскоре приехать с работы. Так состоялось мое посвящение в настоящие взрослые. Незаметно для других мы договорились о встрече на следующий день, когда никого не будет дома, и я откланялся.

Продолжаю учиться.

О, сколько радости доставляют уроки любви.

На следующий день я был у двери моей возлюбленной через мгновение после того, как она позвонила. Я не успел еще полностью войти, как почувствовал, что одежды мои слетают с меня словно желтые листья под ураганным ветром. Моя любовь, моя Виктория действительно была подобна урагану в своем стремлении в мои объятия. И под напором этого урагана уже через мгновение мы оказались в объятиях Эрота, страстно вкушая прелести близости. Близости тел и близости душ. Нам не потребовались прелюдии, так как в ожидании встречи мы уже были возбуждены до начальной стадии оргазма. Я очень удобно расположился на мягких пухленьких телесах моей любимой и не спеша ввел малышека во влагалище насколько меня "впустила" Виктория, но тут я почувствовал на своих плечах ноги моей возлюбленной. Эти ноги меня немного приподымали, как бы говоря "выровняйся вертикально". И только тогда я заметил, что лежим мы на самом краю дивана, что мои ноги свисают с дивана. По всей вероятности такую конфигурацию моя Венера задумала заранее, чтобы удобно было затем принять соответствующую позу. Итак, я встал во весь рост, а Виктория взяла себя за ноги под коленками и, притягивая руками свои ноги, приподымала и опускала свой таз, что очень ей нравилось, так как мой малышек при выходе из влагалища касался ее клитора, отчего она каждый раз вскрикивала. Затем Виктория на мгновение отпустила свои ноги и своими руками перенесла мои руки на свои груди. Таким образом, мы заняли позу номер три, уж не знаю, почему мы так ее назвали, а так как суть не в названии, а в содержании, то должен вам сказать, что содержание было отличное. В позе номер три мы продолжали упражнение то ускоряя, то замедляя темп. И я чувствовал, как моя любимая Виктория в периоды ускорения достигала, как я это назвал, "тихого оргазма", я же в эти периоды с трудом сдерживал своего малышека от страстного желания помочь моей милой в увеличении потоков жизненных соков. Но где-то на пятый раз Виктория достигла высшего оргазма. Скорость движения ее таза увеличилась до максимально возможной величины, она пригнула мою голову к своей груди и прошептала "кусай, не бойся, мне это нравится", сама же впилась своими ноготками в мою спину и засмеялась, зарычала и зарыдала одновременно. Это полусумасшествие передалось и мне, я тоже начал рычать, мычать и кусать сосок моей Нифертити. Это безумное буйство продолжалось нескольких минут, в течение которых мы излили все свои жизненные соки и истратили всю энергию. Виктория выпрямила ноги, я же в полном изнеможении упал на ее грудь, оставив малышека в его любимом эдеме. Так мы на какое-то время полностью отключились. Если бы кто-то вошел и посмотрел на нас, навряд ли мы бы сдвинулись хотя бы на сантиметр. Нам было так хорошо, мы испытывали такое блаженство и наслаждение, что ничто и никто не могли нас вывести из этого состояния. Только через какое-то время мы очнулись и почувствовали под собой что-то, требующее вмешательства воды и мыла. Первой такую потребность испытала Виктория. Поэтому она аккуратно переместила меня на диван, а сама пошла в ванную комнату, сказав мне: "приходи минут через пять".

Очень большая ванна.

Жизнь в воде не только зародилась,

но там она, вероятно, и зачалась.

Когда я вошел в ванную комнату с набедренной повязкой, выполненной из полотенца, заботливо оставленного мне Викторией, то увидел мою ненаглядную красавицу в наброшенном махровом полотенце с сияющей счастливой улыбкой на довольном одухотворенном лице. Ванная комната была необычно большая, как и сама ванна, длиной не менее 2.5 метра и шириной примерно 1.40 метра. Таких огромных ванн я не видел никогда. Увидев мое удивление и изумление, Виктория объяснила, что ванна была изготовлена по спецзаказу. Размеры ванной комнаты также были увеличены за счет одной из комнат квартиры. Душ размещался не, как обычно, над ванной, а отдельно от ванны в углу ванной комнаты. Он был закрыт полупрозрачной пленкой. Электрический нагреватель воды был включен, и горячая вода бежала как с душа, так и набиралась в ванну. Виктория пригласила меня пройти под душ и я, сбросив набедренную повязку, стал под мощную струю горячей воды. В душевой загородке была вешалка, на которую я повесил снятое полотенце, и полочка с огромным количеством шампуней, гелей и еще неизвестно с чем, среди чего я с трудом нашел мыло. Пока я обмывал места, наиболее пострадавшие в результате нашей близости, Виктория опустилась в ванну, куда поманила пальчиком и меня: "иди сюда, мой милый мальчик, потрем друг другу спинки". Я с превеликим удовольствием нырнул в огромную сияющую белизной ванну и сразу же попал в объятия моей любимой. Она сказала, что ей доставит удовольствие помыть моего малышека, взяв его в руки. Виктория очень нежно "оголила" его головку и малышек сразу "поднял голову", не ожидая дальнейшей ласки, а моя ненаглядная красавица, моя Виктория сидя начала плавно наплывать на него так, что через некоторое время малышек оказался в своей любимой обители, мы же сидели друг против друга таким образом, что ноги Виктории обхватывали мою талию, мои же поддерживали ее плотные эластичные ягодицы. В такой позе мы могли целоваться и ласкать груди друг друга, что мы и делали. Я ласкал и целовал ее груди, Виктория иногда отрывала меня от груди и наши разгоряченные губы сливались в длинном страстном поцелуе, от которого терялось сознание, и мы уносились в заоблачную даль. Процесс взаимодействия малышека с благоухающим цветком, так я называл великое творение природы, находящееся между ног Виктории, полностью контролировала моя ненаглядная, моя сверхжеланная Виктория. Она то крепко сгибала ноги, отчего малышек проникал глубже во влагалище, то несколько их разгибала, что приводило к обратному движению малышека. Кроме того, она ухитрилась выписывать 3388, что создавало вращение малышека внутри влагалища. Такое взаимодействие наших органов привело Викторию в полный экстаз, она начала рычать, рвать мою спину своими коготками, кусать меня за все доступные ей части тела. Вскоре оргазм и экстаз Виктории достигли апогея, она укусила меня за плечо чуть ли не до крови и немного утихла. Но так как мой малышек продолжал еще находиться во влагалище, а я, взяв Викторию за талию, продолжил упражнение, Виктория вскоре начала "оживать". Вначале она повторила предыдущее упражнение в предыдущей позе, а затем развернулась ко мне спиной, отчего я был вынужден сильно отклониться назад, упершись сзади руками. В такой позе я был почти неподвижен – мог только совершать небольшие колебательные движения "нижним бюстом". Я не мог ни обнимать, ни целовать мою Нифертити. Очевидно, поэтому оргазм Виктории был не столь бурным, как обычно, а может быть оттого, что Виктория не могла меня кусать. Но заключительный этап у Виктории оказался почти спокойным. Также тихо и спокойно вознесся на Олимп и я.

Телефонный разговор

Двойной эффект от сочетания приятного с полезным

Однажды, горячо желая увидеть свою любимую Викторию, я, как обычно, позвонил ей по телефону, но телефон был занят. Через минут 15 – 20 я повторил попытку, но телефон опять был занят. После нескольких попыток, предпринятых мной в течение не менее чем 35 – 40 минут, я понял, что моя любовь, моя отрада «засела на телефоне» надолго и ждать, когда она «выйдет из телефонной привязки», можно не просто долго, а очень долго. Поэтому я решился на недозволенный поступок – пошел к ней без предупреждения. Этот поступок был чреват негативными последствиями – муж мог находиться дома и мог заинтересоваться, почему я пришел в неурочное время. Поэтому я несколько замешкался, придумывая причину-отговорку, но все же через несколько минут я уже звонил в знакомую дверь. Дверь открыла домработница, которая как раз с моим тезкой, сыном Виктории, готовилась идти гулять. Получилось так, что я вошел и через пару минут домработница, которая уже давно заметила, что между мной и Викторией, кроме «деловых отношений», существуют более значимые и близкие, ушла. Таким образом, мы с домработницей и сыном Виктории фактически разминулись в дверях, т. е. мы с Викторий остались одни – «тэт-а-тэт». Виктория, как я и предполагал, стояла у рояля и увлечено говорила со своей ближайшей подругой Нинель, прозванной «Сильвой» в честь ее главной театральной героини. Я знал, что разговор с Сильвой может быть бесконечным и потому, не ожидая окончания разговора, я начал целовать и ласкать мою любимую. Лаская и целуя ее, я заметил, что под халатиком не было ничего, что могло бы препятствовать моей дерзкой задумке – овладеть Викторией, не дожидаясь окончания телефономарафона. Виктория своим видом и движениями не только одобрила мои намерения, но и активировала их, проникнув свободной рукой в мой гульфик. Мои руки быстро переместились от ее груди в область между ног и к ее попочке – мой малышек налился кровью и его биотоки передались Виктории через ее руку. Я попытался каким-то образом добраться до моей любимой красавицы розы спереди, но Виктория развернулась ко мне задом, удобно разместила свою грудь на крышке рояля, взяла готового к употреблению (я успел почти полностью освободиться от одежд) малышека и нежно его ввела в горячий райский сад, я же «схватился» за бедра Виктории и с огромной скоростью заработал «нижним бюстом». Но Виктория, закрыв микрофон, тихо сказала «не спеши» и взяла в свои руки контроль над процессом– она начала с небольшой скоростью прогибаться в пояснице, отчего глубина проникновения малышека изменялась, мне прогибания в пояснице пришлось синхронизировать, мы начали действовать в такт. Постепенно скорость прогибаний Виктории начала увеличиваться, пока достигла такой частоты, что я даже начал несколько отставать. По мере того, как скорость Виктории увеличивалась, ее ответы по телефону становились все менее связанными и понятными, пока она не закричала в телефонную трубку «Ой-ой-ой, у меня выкипает борщ на плите», бросив трубку на рычаг телефонного аппарата. С этого момента мы оба потеряли контроль над собой и процессом, Виктория схватила зубами мою руку так, что приближавшаяся у меня эякуляция чуть было не прервалась. Одновременно квартира наполнилась таким криком, что в сравнении с ним боевой клич индейца камачи показался бы мышиным писком. И под этот крик мы вместе с Викторией окунулись в море блаженства и неги, мы одновременно отдали друг другу свои жизненные соки, после чего тело Виктории медленно и неловко начало сползать с рояля и, если бы я его не подхватил, то грохнулась бы Виктория на пол. Я бережно и нежно перенес Викторию на диван, стоящий рядом, и сам тоже улегся рядом с ней. Но лежал я недолго, так как зазвонил телефон, и Виктория тихо прошептала «возьми трубку», не подумав о том, что это мог быть ее муж, как оно и случилось в действительности. Я немного растерялся и начал что-то невразумительное объяснять ему, но затем опомнился и сказал, что он ошибся номером. Виктория постепенно приходила в себя, когда телефонный звонок повторился. Это звонила лучшая подруга, не дождавшаяся звонка от Виктории. И Виктория опять окунулась в бесконечный диалог подруг, мне же она, закрыв трубку рукой, порекомендовала привести себя в порядок и уходить, так как вскоре должны придти с гуляния домработница с ребенком. Так я и поступил. Вытер наши жизненные соки, попавшие на меня, махровым полотенцем, с некоторых пор лежащем среди подушечек на диване, оделся, крепко поцеловал мою любимую, сказал «до скорого свидания» и направился к двери. В этот момент Виктория прервала разговор, извинившись перед подругой, и пошла проводить меня к двери, где мы еще раз сладко поцеловались. Да так сладко, что мы уже готовы были повторить наш «диалог», забыв о подруге, ждущей на другом конце телефона, но раздался звонок в дверь, и нам пришлось разжать свои объятия. Виктория отворила дверь, в проеме которой я разминулся с хитро улыбающейся домработницей.

Под аккомпанемент большого рояля

Игра в четыре руки на большом рояле – ни с чем несравнимое удовольствие

Как-то по заранее договоренному плану действий я пришел к моей ненаглядной Виктории на любовное свидание, но, к своему большому неудовольствию, застал дома, кроме самой Виктории, ее сына и домработницу – оказалось, что они еще не собрались идти гулять. Поэтому Виктория, как ни в чем, ни бывало, предложила «начать занятия», села на широкую скамеечку около рояля, пригласила меня сесть рядом и сказала: «сегодня будем играть в четыре руки». Я внимательно просмотрел ноты – оказалось, что это очень хорошо знакомый мне «танец маленьких лебедей», но я попросил разрешения проиграть мне его сначала самому, прежде, чем играть в четыре руки, на что получил согласие, и начал играть мелодию самостоятельно. Домработница и сын Виктории стояли, внимательно слушали мою не очень уверенную игру и не собирались никуда идти, пока Виктория не напомнила им, чем они должны заняться. Затем Виктория негромко начала петь «У любви как у пташки крылья …» под собственный аккомпанемент, а ее сын с домработницей начали удаляться в сторону двери, и как только дверь захлопнулась, Виктория обхватила меня своими жаркими руками и впилась в мой рот своими страстными губами, свалив меня со скамейки на ковер. Я не успел опомниться, как оказался распластанным на мягком ковре «в чем мать родила», и на мне верхом уже сидела Виктория тоже абсолютно голая. Поза «сверху» была ее любимая, поэтому я ничуть не удивился произошедшему, и мой малышек, тоже ничему не удивляясь, изготовился к исполнению своих функций. Музицирование приобрело совершенно иное звучание. Приседания Виктории сначала медленные, затем все ускоряющиеся, привели ее в состояние высшей экзальтации, которое не на шутку напугало меня, хотя я должен был уже к этому привыкнуть. После приведения себя в порядок Виктория предложила продолжить музицирование в четыре руки в первородных костюмах, с чем я с удовольствием согласился, так как эта идея мне понравилась. Итак, мы сели рядом и начали играть что-то классическое, а всякая классическая музыка очень возбуждала Викторию. Некоторые музыкальные произведения доводили ее до оргазма даже в отсутствии не только мужчины, но кого-либо вообще. Вот и сейчас, я интуитивно почувствовал, что Виктория уже «на взводе», я услышал ее усилившееся дыхание, затем почувствовал на своем уже поднявшем голову малышеке ее горячую руку. Соприкосновение ее руки и малышека добавили Виктории эмоций, и она, не прекращая музицировать, приподнялась, предложила мне сместиться в центр скамейки, и после того, как я выполнил смещение, плавно опустилась на мои колени. При этом мой стальной горячий клинок занял свое место в ножнах, отчего Виктория сказала «ва-а-ах! » и в такт с музыкой начала выписывать тазом 33-88, одновременно привставая и садясь обратно. Это упражнение она сначала выполняла в такт музыке, но затем она изменила зависимость между музыкой и скоростью выполнения упражнения на обратную – она выбирала музыку, соответствующую скорости выполнения упражнения, а я ничем не мог ей помочь, так как оказался «прикованным» к скамейке, я только пытался попадать в аккомпанемент с исполняемыми Викторией произведениями. Я видел и чувствовал, что Виктория испытывает двойное возбуждение – от музыки и близости – и это не могло не сказаться на силе оргазма. Несмотря на то, что Виктория уже некоторое время тому назад испытала оргазм, этот раз буйство энергии приобрело такие масштабы, что скамейка из-под меня «улетела» в дальний угол, руки мои Виктория переместила с клавиш себе на груди, затем она начала их не просто кусать, а грызть так, что хрустели кости, и если бы я их не переместил на бедра, куда она уже не могла достать зубами, то мог оказаться без рук, но самое интересное представляла собой музыка, взрывавшаяся и утихающая, льющаяся и возносящаяся. Это была буря восторга, радости, любви, нежности, страсти, вожделения, бушующий океан эмоций, цунами чувств, землетрясение наших душ. Я тоже большего не помню, так как потерял сознание и очнулся на ковре, лежащим рядом с бессознательной Викторией, которая очнулась только после того, как я начал ее целовать во все части тела, ласкать ее пышные груди и шептать «очнись, любовь моя ненаглядная»! Финальная часть четырехрукого дуэта настолько выбила нас из сил, что мы с трудом обмылись в ванне, затем моя любовь посоветовала мне идти домой, так как она была уже не в силах заниматься чем-либо, кроме отдыхать и спать. Я с удовольствием последовал ее совету, потому что и сам устал «до чертиков».

Magna res est amor Нет предела в любовных утехах.

Эрот вознес их над Олимпом. Favete linguis

Как это случилось, я и сам не могу понять до сей поры, но от действительности некуда скрыться. Мы с моей любимой, ненаглядной Викторией поссорились до полного разрыва всяких отношений, включая дипломатические, не говоря уже о любовных. Между нами началась самая настоящая война – моя любовь бросала трубку, когда я ей звонил, она меня не замечала, когда встречал ее на дороге, для чего часами прятался в чужих подъездах и кустах – она игнорировала меня всего целиком и полностью. От досады я был готов покончить с собой или с ней, но я никак не мог ей об этом сообщить, а без такого сообщения действия теряли смысл. Это была крутая психологическая война не на жизнь, а на смерть. Нервы мои сдавали, а моя любимая издевательски прохаживалась под ручку с молодым человеком вдоль нашего дома. Удары Виктории были прицельными, точными и сокрушительными – по моему самому больному месту, по ревности. Хотя я понимал, что ревность – большая глупость, собственническая психология и всякое такое, но побороть эту глупость мне никак не удавалось. Война продолжалась, довольный Марс прыгал выше небес и чуть было не свалился с Олимпа. Несмотря на большие потери и тяжелые удары, я продолжал звонить моей любимой и дождался таки ответа. Виктория ответила кокетливо и весело, как будто ничего не было и, не ожидая моих душевных излияний, пригласила в гости «хоть сейчас», чем я немедленно и воспользовался. Я не пришел, а прибежал, прилетел, примчался. Дверь отворила сама Виктория, я только успел сказать «здравствуй, любимая», и в мгновение ока оказался на знакомом диване рядом с моей обнаженной любовью. Виктория быстро, как могла, начала меня раздевать, разбрасывая вещи в разные стороны. Увидев, что я открыл рот, она его прикрыла рукой, сказав «потом дорогой», одновременно сняв с меня последние одежды. Так как я был полностью готов к употреблению, Виктория оседлала меня, как это часто бывало, и в неистовой скачке опередила меня, вскоре соскользнув в полном изнеможении, я же неудовлетворенный остался ждать, когда Виктория немного отдохнет. Чрез несколько минут Виктория пригласила меня в ванную комнату, сказав, что можно не одеваться, так как муж уехал в Киев, а сына с домработницей она отвезла к родственникам в Житомир. Когда я пытался выяснить, почему она так безжалостно меня громила, Виктория предлагала закрыть эту тему, или подумать хорошо самому. Все-таки общее настроение, видимо, влияет на эмоциональное состояние, как любила говорить Виктория, трахающихся, что почувствовал я на себе, когда мы с Викторией повторили упражнение а ванне. На улице было жарко, в квартире – тепло, поэтому Виктория предложила оставаться в костюмах Адама и Евы, но я еще не преодолел своего стеснения, поэтому облачился в свои трусы. Настроение у меня вдруг совсем испортилось, было оно какое-то подавленное, Виктория это заметила и под предлогом, что ей необходимо ехать на репетицию, распрощалась со мной до завтра. Я пришел домой, перекусил – мне всегда после сексуальных упражнений хочется поесть – и с книгой в руках лег на диван. Я старался вникнуть в суть моего чтива, чтобы отвлечься от каких-то бессвязных мыслей, которые явно угнетали меня, и это мне, в конце концов, удалось. Причем удалось до такой степени, что Гипнос с Морфеем унесли мое бренное тело в царство грез и сновидений, где я пребывал в течение остатка дня и всю ночь – не услышал даже, как меня будила мама. Проснулся я рано утром свежим, бодрым в замечательном расположении духа, в отличном настроении с чувством радости от предвкушения скорой встречи с любимой – от вчерашней обиды не осталось и следа, я все простил, я все забыл, я весь горел, я весь пылал, я скорой встречи ждал. Так сильно ждал, что аж стихами заговорил. Вскоре проснулась мама, мы позавтракали, мама ушла на работу, а я ходил вокруг телефона в ожидании девяти часов – звонить раньше я считал неприличным. Ровно в девять я с замиранием сердца набрал знакомый номер, и, когда услышал голос моей ненаглядной, моего сокровища – я счел уже возможным так ее называть, а Виктория почувствовала и поняла, что я все простил и забыл, поэтому отвечала с плохо скрываемой радостью в голосе «приходи, я жду тебя уже давно», отчего у меня не только гульфик вздыбился, но и голова «пошла кругом». В мгновение ока (что за такое дурное словосочетание) я стоял у открытой двери моей сладкой, как персик, очаровательной, как изваяние из ребра Адама, пылающей страстью и жаром, как огнедышащий вулкан, богини Виктории. Да-да, возможно, вы не знаете. Так знайте, есть на планете Земля прекрасная, очаровательная жрица любви, нет, не жрица, Богиня Любви Виктория (возможно, у каждого мужчины Виктория своя, но главное – что Богиня), которая только что открыла мне дверь, с огромной страстью заключила меня в свои горячие объятия и повела в комнату к дивану на ходу разоблачаясь сама и помогая то же самое делать мне. Диван Виктория накрыла большой махровой простыней, чтобы нашим телам было приятно соприкасаться не с хотя и мягкой, но все же кожей дивана – все предусмотрела любовь моя. Когда мы немного устали от пылких и страстных неоднократных выражений любви, мы сели пить кофе, предварив его бутербродами, печеньем, вафлями и конфетами. После кофе Виктория подала фрукты: виноград, мандарины, апельсины, груши, персики и бананы, которые я пробовал впервые, и, должен вам сказать, что я не был от них в большом восторге, о чем Виктории я, конечно, не признался. После того, как наши желудки насытились, Виктория включила магнитофон с записями современной эстрадной песни, мы улеглись рядышком на диване и предались взаимным ласкам. Я посасывал поочередно пупырышки то на правой, то на левой груди моей возлюбленной, она же гладила все мое тело, пока не добралась до самого интима, «развесившего уши», то бишь – прицендалы. Такое его неуважительное состояние удивило и возмутило Викторию, и она сказала, что должна отразить его состояние в соответствующем нзображении – в изобразительных искусствах она была сильна. Я не догадывался, каким образом Виктория собирается сие изобразить, и с интересом наблюдал за ней. Виктория встала, вышла из комнаты, и я ждал ее возвращения с мольбертом и красками, но она вернулась с зеленкой и ваткой на спичке. Она взяла малышека, оголила его голову и зеленкой нарисовала на ней глаза, нос и уши, а «рот» у него был свой. Пока Виктория работала над созданием образа «печального рыцаря», рыцарь повеселел, и Виктория назначила ему наказание – «купание в противоположном интиме» до полного отмывания зеленки. Я не только был согласен на токое наказание, но и полностью к нему готов – лежал удобно на спине, малышек смотрел глаза в глаза. Виктория неспеша плавно села мне на живот и начала «отмывать» малышека. Первое «омовение» продолжалась недолго и закончилось сравнительно спокойными укусами кисти моей руки, которую Виктории удалось захватить на заключительной стадии «омовения». После не очень буйного оргазма Виктории мой живот был обильно окроплен ее жизненными соками, да и во вместилище малышека влажность достигла такого уровня, что впору было воспользоваться зонтом. Вообще, было много причин к тому, чтобы Виктории встать, что она и сделала – я осушил свой живот, Виктория поменяла магнитофонную запись на классику, осушила влагалище, для чего вышла в ванную комнату и проверила состояние изображения. Изображение потеряло свою привлекательность, так как малышек опустил голову, пока Виктория была в отлучке, но изображение было четко видно, хотя оно и поблекло. Виктория взяла малышека, отчего он сразу поднял голову и со словами «вперед на омовение» подняла меня с дивана, а сама легла и подняла ноги. Мне эта поза нравится, так как малышек может «твердо стоять на дне, не утопая под водой», нравилась она и Виктории, которая могла регулировать глубину проникновения малышика. Удобная поза и классическая музыка так возбудили Викторию, что я вскоре прекратил активное участие в действе, инициативу в свои руки, а если быть точным, в свои ноги (она обхватила меня ногами ниже поясницы и задавала ими темп движения), взяла Виктория, я же только держался за ее груди, чувствуя, что по мере того, как моя любовь впадает в экстаз, ее влагалище сочится диким медом, на который неудержимо рвутся мои пчелы, переполнившие малышека до критического разбухания. И вот, когда Виктория достигла апогея оргазма – ее крики и стоны переполнили квартиру, а зубы впились в подушечку с моей рукой, малышек изверг фонтан, который поверг мою любовь в полную отключку на пике оргазма, отчего и я в изнеможении пал мертвым на ее грудь. Очнулись мы, как мне показалось, одновременно – Виктория лежала на спине, я оказался лежащим радом на правом боку, моя рука лежала на левой груди Виктории, которая, открыв глаза, сказала: «я побывала в раю, и сейчас душа моя там блаженствует, не спугни ее». Я испытывал примерно такое же ощущение и тоже не хотел даже шевелиться, поэтому закрыл глаза и впал в дрему. Через какое-то время Виктория вывела меня из этого состояния своими жаркими и страстными поцелуями и тахим шепотом «спасибо, милый, мне было так хорошо, так хорошо, что невозможно описать словами, это можно выразить только в музыке», и она встала и села за рояль. Из-под пальцев Виктории вырвалось море огня, океан страсти, бездна любви – это была имровизиция страстных чувств под названием «Favete linguis». От этой потрясающе вдохновенной грандиозной музыки я остолбенел – я никогда ничего подобного не слышал, музыка переполнила меня, она заполнила всю квартиру, весь дом, Вселенную. Пользуясь случаем, мы встречались каждый день и подолгу проводили время вместе. Виктория каждый день придумывала что-либо интересное в наших близких отношениях. То попытается совместить нашу близость с вальсированием – я верчусь на ногах, а Виктория тоже вертится вместе со мной, держась руками за шею, ногами за талию, немного приподымаясь и опускаясь в такт музыки. Танец продолжается до тех пор, пока сексуальная страсть Виктории не приближается к оргазму и она не начинает выкрикивать что-то не совсем разборчиво, из чего я только улавливаю «диван, диван», и догадываюсь, что Виктория желает продолжить танец не диване. Мы вдвоем укладываемся на диван, я стараюсь сделать это как можно мягче, Виктория же, охваченная сексуальной бурей, только увеличивает скорость и амплитуду колебаний нижнего бюста, а я, как обычно, полностью отдаю ей инициативу, защищаясь от ее острых зубок подушкой. Иногда Виктория предлагала провести экспериментальное сближение на огромном круглом столе, стоящем в столовой. Диаметр стола был не меньше четырех метров, его полированная поверхность почти полностью исключала всякое торможение. Поэтому, начав сближение на одном краю стола, мы его заканчивали у противоположного края, а иногда и скатывались на пол. Но чаще всего мы предаемся любовным утехам на диване, и Виктория каждый раз придумывает новые позы, которые все мне очень нравятся. В этом отношении фантазии Виктории превзошли, как мне представляется, и древнюю, и современную камасутру и другие учения о сексуальных удовольствиях. Естественно после каждого бурного окончания проявлений любви, мы лежали, наслаждаясь полученным удовольствием, и предавались взаимным ласкам. Мне очень нравилось целовать н груди Виктории, и ее животик, особенно пупик и ниже, где кожа у Виктории гладкая, мягкая, пушистая, бархатная и пахнет каким-то пьянящим сексуальным угаром, и еще более нежная и пахучая кожа Викторьиных ног в том месте, где они начинаются. Здесь просто невообразимый вкус, запах, бархатистость, невероятной силы притягательность. Виктории, видимо, тоже нравилось мое тело – она утверждала, что я весь пахну детским молоком и что у меня кожа гладкая, бархатистая, упругая и одновременно нежная и теплая. Виктория, как мне казалось, с удовольствием целовала мою грудь и живот, иногда одновременно нежно теребя рукой моего малышика. Так мы предавались нежностям и ласкам, пока новый прилив сил не побуждал нас к более активным проявлениям чувств. Если такое repete осуществлялось не раз, то и Виктория успевала взобраться не вершину оргазма не единожды, и затем довольно долго отдыхала, лежа на диване, обласкивая меня с головы до ног. Я тоже не упускал возможности удовлетворить свои пылкие и страстные чувства нежности и ласки. Поглаживания и поцелуи чаще всего кончались тем, что малышик подымал голову и оглядывался по сторонам в поисках своей ненаглядной подруги, которая предоставлялась в его распоряжение незамедлительно. Но иногда прекрасная роза «созревала» раньше малышика, тогда Виктория нежными поглаживаниями и прикосновениями приглашала малышика к участию в безумной любовной вакханалии. Иногда Виктория прикасалась к малышику щекой, а иногда и губами. И я, и Виктория заметили, что прикосновение губами гораздо быстрее приводит малышика в боевое состояние, и тогда Виктория стала прибегать к этому средству воздействия все чаще. И даже более того, сам малышек уже не реагировал на другую форму общения с Викторией – теперь он только нежные губы Виктории воспринимал, как «клич к бою». Но однажды малышик, видимо, очень уставший, не отозвался и на прикосновение губ, что несколько озадачило Викторию, но она не отчаялась, а взяла головку малышика в рот, провела языком по уздечке, вокруг головки, немного втянула его внутрь, затем кивнула головой назад – как бы пососала его. От такого поцелуя-засоса малышек взбодрился словно сосулька на пятидесятиградусном морозе, а затем так обхаживал свою розу и доставил ей столько удовольствия, что Виктория восстанавливала силы до следующего дня, я же достиг небывалого оргазма с громовыми звуковыми эффектами. В последующие дни Виктория «призывала» малышика к активности только с помощью поцелуев-засосов, притом они становились дольше, жарче и крепче. Однажды, когда я обцыловывал животик моей милой, лежа «валетиком», я почувствовал, как Виктория ласково, но упорно подталкивает мою голову в направлении к ее красавице. Я продвинулся в нужном направлении и начал целовать нежную кожу Виктории вокруг этой ароматной розы, источающей благоухание и жаркую страсть, пока мой язык не соприкоснулся с ее небольшим клиторком, отчего Виктория прогнулась, вздыбилась и закричала во все легкие. А мой язык начал изучение вульвы Виктории – это небольшой упругий клитор, а вот источающие жар любви малые срамные губы, широко раскрывшие вход во влагалище. Затем мой язык пытается обследовать внутреннюю поверхность больших губ, но Виктория, от удовольствия захлебнувшаяся собственными криками, сжимает мой пенис зубами, затем стремительно переворачивается и оказывается сидящей на мне с моим малышиком, обжигающимся в жарком пестике его любимого цветка. Но недолго он пребывал в этом райском уголке – Виктория без всякого предварительного разгона набрала максимальную скорость и с криками и стонами через несколько секунд упала неживая на меня, затем ее тело медленно сползло на диван, а я остался лежать, весь обильно залитый нектаром моей любимой Виктории. На следующий день мой язык и губы более близко познакомились с вульвой моей милой, мои действия уже не казались мне столь предосудительными, как это диктовалось совковой идеологией, впитанной с материнским молоком, вульва не вызывала отвращения, которое должна была вызывать согласно совковым эстетическим нормам. Совсем наоборот, я упивался ее сексуальным ароматом, ее эротическим вкусом, ее возбуждающей энергией, такая близость переполнила меня сексэнергией настолько, что малышек от перенапряжения готов был извергнуть фонтан любви, и это случилось, как только он достиг своей любимой розы. В этот раз инициатива оказалась в моих руках – в течение всего времени взаимодействия моих губ с вульвой моей любимой Виктории, она вся извивалась и сотрясалась в любовных судорогах, а во время кратких спадов в интенсивности непрерывного оргазма просила дать ей отдых, но я продолжал наслаждаться ее вульвой пока Виктория совсем лишилась сил. Я же, поставив заключительный «мазок», тоже пал на диван выжатым до корки лимоном. Виктория, постепенно приходя в себя, начала меня гладить и целовать, повторяя «сладкий мой, как много радости и счастья ты сегодня мне доставил». Меня тоже окутали сладкой пеленой чувства удовлетворенности от новых впечатлений и радости за то, что я доставил удовольствие моей любимой женщине. В дальнейших наших встречах ласковое отношение к половым органам вошло в норму, и мы часто им пользовались, чтобы взбодрить малышика, или довести мою любимую Викторию до экстраоргазма. Но у Виктории, как и у всех женщин, во время меж-менструального периода было несколько дней, когда попадание спермы во влагалище могло закончиться беременностью. И вот однажды, в один из таких дней, когда я вынужден был заканчивать коитус вне влагалища, моя любовь во время межсексуальной паузы взяла в рот малышика, который после нескольких пассажей полностью взбодрился, она же продолжила манипуляции ртом, как бы говоря: «можешь эякулировать, возможно так будет лучше, чем в никуда». Я не сопротивлялся – эякуляция сопровождалась таким мощным оргазмом, что я не смог сдержать крики счастья. Но самое удивительное было в том, что Виктория тоже взобралась на высшую точку оргазма, глотая теплую жирную сперму. Так мы с Викторией все больше познавали любовные сексуальные утехи. Теперь в нашем распоряжении было не только большое разнообразие сексуальных поз, но и способов удовлетворения наших растущих потребностей. Следующий способ проявился почти спонтанно, когда у Виктории опять был запретный период. Мы занимались сексом в позе «по-офицерски» (ноги Виктории на моих плечах), состояние малышика приближалось к эякуляции, Виктория уже прошла апогей оргазма, я прекратил двигаться, чтобы сдержать эякуляцию, и вдруг почувствовал, как рука Виктории «передислоцирует» малышика в отверстие, находящееся ниже влагалища. Это отверстие оказалось довольно узким и только благодаря тому, что малышик был обильно смочен соками Виктории, ему удалось проникнуть в это отверстие. Мне и малышику там понравилось – тесно и тепло. Понравилось это и самой Виктории – моя эякуляция вызвала у нее новый прилив оргазма. Так мы еще пополнили арсенал наших методов. И должен вам признаться, что все эти методы доставляли нам огромное наслаждение.

Богема веселится

Сейчас это называют «капустником», а когда все называли своими именами, то "волынкой"

У Виктории началась «разрешенная фаза», мы почти не расставались и немного устали друг от друга. Поэтому Виктория решила, что будет интересным побывать на вечеринке, которую устраивал коллектив филармонии в честь присвоения одному из артистов трупы звания Заслуженного, тем более, что и дома не нужно было сочинять легенду для мужа. Виктория в длинном до пола черном пан-бархатном платье с алой розой на левом плече была неотразима. Платье подчеркивало ее классическую фигуру со всеми женскими прелестями – верхний и нижний бюсты, талия, плечи, лебединая шея, все изготовлено в лучших мастерских Зевса. Ничего ни добавить, ни отнять. Я тоже принарядился в свой праздничный наряд – темно-синий шевиотовый костюм, отглаженный и отутюженный так, что палец можно было порезать о стрелки на брюках, темно-синяя в белый горошек бабочка и такой же платочек в верхнем кармане пиджака, черные туфли, в зеркальной поверхности которых отражалось все происходящее вокруг и манжеты белоснежной рубашки, на четыре миллиметра выглядывающие из-под рукавов пиджака. Виктория после внимательного осмотра одобрила мой внешний вид, попросила меня не волноваться, вести себя непринужденно, естественно, не робеть перед авторитетами, одним словом, быть мужчиной. Я согласно кивал головой, боясь проронить слово, чтобы Виктория не догадалась о моем волнении по дрожащему голосу. Но Виктория все же почувствовала дрожь в моих коленках и предложила «выпить на дорожку» по рюмочке коньяка, закусив лимоном. Я согласился, решив, что небольшой туман в голове поможет мне справиться со страхом перед неизвестностью. Приняли мы не по одной, а по две рюмочки, я почувствовал разлившееся по телу тепло, которое несколько разогрело мои застывшие мышцы и суставы и вместе с ними мою остолбеневшую душу. Взбодренный этим прекрасным напитком Бахуса, я уже смело, даже немного излишне смело, как заметила Виктория, направился твердым шагом к двери. Но Виктория меня остановила, сказав, что торопиться не следует, так как такси, когда подъедет, посигналит. И не успел я поудобней разместиться на диване, как раздался сигнал автомобиля, по которому я бросился к двери, но Виктория опять меня задержала: «Не следует бежать сломя голову, пусть водитель знает, что везет людей достойных, важных, уважаемых». Мы задержались на минуту-две, затем вышли к такси. Я, как истинный джентльмен, открыл дверь перед Викторией, сам зашел и сел с другой стороны. У филармонии водитель вышел из машины, открыл дверь и помог Виктории выйти (такого я еще не видел), я расплатился, дав пятерку и буркнув: «Сдачи не надо». Двери филармонии сегодня охранял человек с длиной бородой в ливреи и с тростью в руке. Он торжественно объявлял имена прибывших гостей. Викторию от объявил, как известную артистку, непревзойденную меццо-сопрано с кавалером (это обо мне). Виктория хотела сдать в гардеробе свое меховое манто, но ей отсоветовали, «потому что в зале прохладно». Виновник торжества встретил нас у входа в зал – поцеловал руку Виктории, а затем не выдержал и расцеловал ее в обе щечки. Виктория представила меня, я крепко пожал руку Петухова и пожелал ему скорейшего Народного, отчего он зарделся немного и поблагодарил меня. Мы поторопились отойти, так как приближалась следующая пара. В зале к Виктории подходили мужчины и женщины, обменивались приветствиями и комплиментами, Виктория всем представляла меня и всех – мне. Я заметил, а может это мне показалось, что все женщины и некоторые мужчины с интересом рассматривают меня. Иногда я чувствовал себя не очень удобно, когда кто-либо из знакомых заводил с Викторией разговор, являющийся продолжением какой-то только им известной темы. Виктория часто посвящала меня в предисторию, но иногда и забывала. Вдруг заиграла музыка, это был вальс, и так как Виктория в этот момент разговаривала с подругой, то другая ее подруга – очень даже симпатичная, со вздернутым носиком, невысокая с глубоким декольте, из которого очень соблазнительно смотрелись пышные грудки, и черными влажными глазами, пригласила меня на танец, во время которого не переставала мне что-то рассказывать о филармонии, о Петухове, о ближайшем концерте, в котором она будет участвовать, а я слушал и думал о том, что неплохо было бы с ней, звали ее Виолетта, провести экспериментальное опробование поз и методов, которым я обучился в последнее время под руководством Виктории. Танец показался мне очень коротким, так как во время совершения оборотов я плотно прижимал Виолетту, и мой малышик чувствовал тепло, исходящее из-под ее одежд, с которым мне не хотелось расставаться. Но следующий танец заиграли, когда мы еще не успели дойти до «нашего места», и мы опять поплыли под медленную возбуждающую мелодию танго. Этот танец завел нас в полный тупик экстаза – малышик рвался в бой, Виолетта была в полуобморочном состоянии, она повела меня в танце, но не по залу, а куда-то за кулисы, где очень проворно справилась с ширинкой моих брюк и, став на колени, начала нежно ласкать малышика ртом, входя в оргазматический экстаз. Мы одновременно оказались в апогее оргазма, отчего полностью лишились сил – Виолетта села на пол, а я сел на стул, который очень кстати здесь оказался. Немного передохнув, мы вернулись в зал, чтобы никто не заметил нашего длительного отсутствия. Виктория вертелась в паре с не очень молодым симпатичным мужчиной, мы тоже из-за кулис возвратились танцуя. Во время этого танца прозвучало приглашение к столу и участники торжественного вечера гуськом парами двинулись в банкетный зал, где уже стояли накрытые столы. Виктория взяла меня под руку и мы прошли почти во главу стола, где восседал вновь испеченный заслуженный (Виктория добавила: «простуженный») Петухов. Виктория сидела справа от меня, а слева оказалась женщина неопределенного возраста по имени Стелла. Позже я узнал, что она Заслуженная артистка республики тоже недавно испеченная. Неопределенность ее возраста почти не отразилась не ее довольно симпатичном личике, но, возможно, немного сказалась на объемах ее фигуры. Рядом с ней сидел артист примерно такого же возраста, который очень активно за ней ухаживал, осыпая градом комплиментов и рассказывая бесконечную рыбацкую историю, в которой ему удалось поймать рыбу невиданных размеров с головой большей, чем блюдо, на котором лежал заливной осетр метровой длины. Стол ломился от различных вкусных блюд – икра черная и красная, крабы, лангусты и омары, колбасы копченные и сыры голландские, мясные блюда по заказу (шашлыки, шницели, отбивные, цыплята-табака и что-то еще, чего я не смог разглядеть по причине глазной болезни – удваивания). Но самое изысканное блюдо стояло против каждого «застольника» в детских горшках – сардельки в пиве. Этот маскарадный «суп с клецками» очень всех позабавил и дал пищу для разговоров в продолжении всего ужина. Блюдо действительно было весьма экзотическое, вызывавшее далеко не самые приятные ощущения, но тем не менее все с интересом и детским азартом налили пиво с горшков в пивные кружки и поглощали его с удовольствием. Старший по возрасту Народный артист, Лауреат всяких премий и конкурсов произнес здравицу в честь нового Заслуженного, все дружно грянули «ура» и вечер закрутился, закружился, завертелся сначала вокруг Петухова, затем общий водоворот разбился на отдельные небольшие завихрения, центрами которых стали мини тамады. Но все же иногда кто-либо вспоминал о Петухове, чаще всего это был он сам, и провозглашался общий тост. Четвертый или пятый общий тост стоя уже практически никто выпить не мог по причине полного «оватенения» ног и потому тостование продолжили сидя. И вот уж «скатерть белая залита вином» и не только вином, ибо напитков было много, дорогих и разных – от горьких водки и виски до сладких ликеров и шампанских, а также всякие другие, вкусовые отличительные особенности которых расположены между этими крайними, марочные вина, грог, бальзам и т. п. Все они на белой скатерти оставили свои следы, как и пиво из детских горшочков, также всевозможные подливки, соусы и ситро. Распорядитель вечера попросил поменять скатерть, и, как я думаю, эта замена была вызвана не столько внешним видом скатерти, сколько тем, чтобы освободить стол для исполнения «танца живота», как его объявил главный тамада, а я назвал «дикий танец», т. к. его исполнительница – уже вам знакомая Виолетта, оставшаяся в чулках и туфлях – исполняла его на столе. Вскоре к Виолетте присоединились и некоторые другие женщины, в том числе и моя любимая Виктория. Они дружно и синхронно под звучащую откуда-то музыку раскачивали верхними и нижними бюстами, мужчины отбивали такт ладошками, орали, свистели и ржали, как жеребцы, предчувствующие спаривание, а некоторые тоже обнажились и влезли на стол. Виктория и Виолетта несколько раз настойчиво приглашали меня взобраться на стол, но в моей голове еще оставалось место благопристойности – хмель еще не всей черепной коробкой овладел, отчего я оставался на полу одетым, в то время, как уже все пирующие разоблачились до «адамова костюма». Несмотря на то, что часть публики танцевала на столах, официанты поставили на стол легкие вина, сладости и фрукты, и танцующим пришлось все это в танце обходить, почему некоторые – у кого обозначились трудности с походкой – вынуждены были спуститься на пол. Вино опять потекло рекой, фрукты и сладости исчезали со стола, голые феи и амурчики продолжали дикие пляски. Затем главтамада собрал некоторые небольшие вещи (носки, галстуки, бюстгальтеры и др), принес черную повязку на глаза и началась игра, которая называется «Что должен сделать хозяин этой вещи»(в народе «дурачка»). Распорядитель вечера закрыл глаза повязкой и стал спиной к залу. Тамада брал в руку какую-либо вещь приподымал ее и спрашивал, что должен сделать хозяин этой вещи. Ответы не отличались разнообразием – всем назначалось наказание: удалиться в определенную комнату с определенным человеком. Виолетту вызвали одной из первых, тамада предложил ей удалиться с «нашим новым молодым другом». Я понял, что речь идет обо мне – я был еще в брюках, но уже без пиджака и рубашки. Виолетта, смеясь и играя, повела меня в назначенную тамадой комнату. Комната была освещена искусно сделанной луной, висящей в верхнем углу комнаты. В ее бледном свете я разглядел большой стол, кресло и несколько мягких стульев у стола, и еще три больших дивана с набросанными в беспорядке подушечками. Еще я заметил на столе бутылку шампанского в ведерке со льдом, несколько бутылок с винами и коньяком, фужеры, рюмки, вазы с фруктами и различные сладости. Виолетта подошла к столу налила в фужеры шампанское и провозгласила тост «за любовь, свободу, равенство и братство», который я, естественно, поддержал и за который выпил до дна, как потребовала Виолетта. Затем она начала меня лихорадочно раздевать и, не дав мне закусить, повела к ближнему дивану, где делала со мной, что хотела, я же оживился только после того, как малышек с помощью Виолетты очутился в горячих объятиях Виолеттовой красотки. Вместе с тем, как головка малышека погрузилась в бурную стихию эротической радости, в моей голове появились проблески осознанных действий – колебания нижней части моего тела синхронизировались с колебаниями Виолетты, мой рот вполне осознано нашел пупырышек на груди Виолетты, затем и ее рот. Мой поцелуй привел Виолетту в дикий экстаз – она не только звучно стонала, но и пыталась меня укусить, но мой предыдущий опыт помог мне защититься подушкой, оказавшейся под рукой. Виолетта «переливалась» из одного оргазма в следующий почти без перерыва, я же никак не мог достичь эякуляции, что явно радовало Виолетту. Я так и не смог закончить цикл, так как Виолетта в полном изнеможении вынырнула из-под меня, а я растекся по дивану, как молочный кисель без крахмала. В это время в комнату вошла парочка. Они поздоровались и я услышал, как с другого дивана Виктория ответила: «Как вы не вовремя, друзья». Оказывается в комнате, кроме меня и Виолетты, была Виктория с мужчиной. Вошедшие пригласили всех к столу, и в тусклом лунном свете с разных углов к столу потянулись блеклые почти невидимые контуры людей, несущих за собой алкогольный перегар, который вскоре плотным туманом окутал внутренние покои филармонии. Мужчины выпили по рюмочке коньяка, а женщины – по бокалу вина, кто-то включил музыку, закуску совместили с танцами, дамы меняли кавалеров, и вскоре желания кавалеров проявились в полной красе, а дамы задышали более энергично. Когда я оказался в руках Виктории, она очень так аккуратненько потеснила меня на диван, уложила на спину, села на свой любимый колышек и приступила к выполнению упражнения номер один. По примеру Виктории и другие пары «протанцевали на диваны», где продолжили танцы в стиле «ближе-глубже». В течение первых нескольких минут парочки переговаривались, делясь впечатлениями о процессе, затем громкое сопение и стоны прервали членораздельные речи, музыка заиграла громче, словно почувствовала, что необходимо заглушить поднявшуюся волну душевного накала, передаваемого звуковыми эффектами. Еще пара стопок коньяка совсем затмили мой разум – я уже не соображал, кто и что со мной вытворял, только очень тускло помню, что в нашем сексуальном шоу принимали участие несколько человек. Мое же участие ограничивалось присутствием в этой сексуальной оргии моего малышека, ныряющего во все женские отверстия. Некоторое протрезвление наступило ближе к полудню – я обнаружил собственное тело, кое-как облаченное в костюм на том же диване, на котором и началась эта волынка богемы. Мне предложили рюмочку, от которой в голове наступило просветление, и вскоре Виктория, изрядно помятая, повела меня на такси. Так закончилась первая в моей жизни великосветская вечеринка (тусовка).