Красотка сверху

О, как сильна печаль души моей!

О, как жесток мой рок неумолимый!

Я перенес такое, видит бог,

Чего никто бы вынести не смог!

Байрон «Дон-Жуан»

Друзья мои, я живу отнюдь не в том месте, где все бы располагало к ожиданию райских блаженств и прекрасных встреч. Дом – уродливый семнадцатиэтажный исполин, по виду напоминающий коробку с дырочками, пчелиные соты, увеличенные в сотни раз. Самозарождающееся быдло с наслаждением, как водится, плавило в лифтах кнопки и не ведало сомнений в правильности жизненного пути. Мелкое хулиганье било в подъездах стекла, поджигало газеты в почтовых ящиках и писало на дверцах оных непотребные слова. Один раз в моей престранно-унылой жизни ко мне заявились на день рождения друзья. При подходе к подъезду я сразу обратил их внимание на замечательный факт, благодаря которому дверь моего подъезда никогда не могла быть перепутана с дверью любого другого подъезда в этом проклятом доме. Ее оригинально черная поверхность была солидно облевана чем-то белым. Не столь давно районной газетой то ли нашего округа, то ли всего района нашему подъезду было присвоено почетное звание самого дерьмового подъезда соответственно либо района, либо целого округа. Но кто был в этом виноват? Почему ублюдки со всего дома ходили по малой нужде на нашу лестницу, в пролете между первым и вторым этажом? Почему регулярно, будто по календарю, буянящие соседи однажды чуть не зарезали своего незадачливого собутыльника? Мы ли тому виной?

И, тем не менее, даже в таком захолустье происходят чудеса. Зимние каникулы проходили не по моему сценарию. Я, как назло, позабыл поменять паспорт, а с просроченным ехать через границу с братской Украиной на Карпаты было очень рискованно. Таможенники и тому подобный сброд любят посетовать на жизнь. И как по такому случаю не помочь человечку! Но благотворительность, увы, не входит в число моих увлечений, оттого пришлось остаться в столице. На отдыхе я пробавлялся лыжными прогулками по ближайшему лесопарку. Прокладывал лыжни, покорял склоны et cetera. До ужаса правильно и иногда скучно. В один из таких дней я краем глаза увидел девушку из моего подъезда, но живущую где-то повыше меня, поскольку я имел счастье проживать на втором, а на первом располагались лишь почтовые ящики и заброшенная сторожка консьержа. Эта прелестница прогуливалась с черным вертлявым, беспокойным псом и незаметной подружкой. До сих пор не могу припомнить лица подружки, видимо, неслучайно. Неразлучная троица направилась в сторону горок, а я поехал наматывать круги по лесу. Я не раз встречал ее, сталкивался с ней взглядом на подступах к подъезду. Ее невозможно было забыть, если видел хоть раз. Впечатляющая внешность – вот лучшее мнемоническое правило, пусть это примитивно, пусть низменно, но мы люди, а не роботы с мотором вместо сердца. В конце концов, на эту проблему можно взглянуть с эстетической точки зрения. Художники ведь в поисках вдохновения иногда захаживают на выставки, концерты. Чем оригинал человеческой красоты хуже? – он более прост для восприятия, он сродни нашим органам чувств!

На следующий день я проехал мимо их компании в сторону горок и ринулся с большой горы в сторону речки Сходня. Когда я пыхтел вверх по горке я прошел рядом с ними. Именно в такие моменты случайных встреч особенно ясно сознаешь собственное несовершенство, уродство, смехотворность, ничтожность. Будто тебе твердит кто-то извне: «Ты тут, братец, совершенно не к месту, убирайся-ка подобру-поздорову! » Я вообще живу, будто не свою жизнь. Я спрятан внутри некоего человека и делаю за него всю работу. Меня окружают люди, которым на меня наплевать, и которые не вызывают у меня никаких чувств кроме скуки. Я оживший мертвец с украденным сердцем. На этом свете я по ошибке, друзья мои! Никто не скажет мне ни о чем, кроме моих обязанностей. Я ужасно скучен в общении, я само несовершенство. Вся красота, встречающаяся на моем пути – насмешка, упрек или иллюзия. И была ли реальна та красавица? Слишком хороша, чтобы быть правдой, слишком красива для того, чтобы я смог не умереть при ее появлении от разрыва сердца. Но ее черты останутся в моей памяти навечно, и так ли уж важно, какое они имеют отношение к реальности?

«Ее глаза (охотник я до глаз!)

Таили пламя гордости и счастья,

Как темный полированный алмаз.

В них было все: и солнце и ненастье;

А главное, мелькало в них не раз

Какое-то не то что сладострастье,

А тайное движение мечты,

Разбуженной сознаньем красоты. »

Но эти строки, увы, принадлежат уже Байрону, потому надо задуматься над собственным ответом вечности. Ее волосы спадали ниже плеч. Черные, как ночь, как вороново крыло. Как разверстые очи непроглядной тьмы. И ее глаза, словно звезды, парящие в бездонном небе. В них и вопрос, и ответ, и укор, и приказ – в них загадка для всего человечества. Я немею и становлюсь беспомощен, когда молнии ее взора обрушивают на меня свою мощь. Противоядие от этого взгляда – она сама. Она стройна и высока, и она покоряет меня своим невозмутимым спокойствием победителя. Она полководец враждующих войск, теневой кардинал моих бушующих чувств. Я тонущее суденышко в море ее прихотей и некому поручиться за мою жизнь. Я встретил вампира, и он лишил меня разума и воли. Но едва ли я заинтересую ее надолго. Она растопчет меня и выбросит, оставит валяться на земле. Красотка сверху устроила мне западню, и я попал в этот капкан, даже не задумываясь о последствия. Впрочем, какие последствия могут быть у столь ничтожной жизни! Мы живем мире злобы, смешанной с жалостью и разочарованием по отношению к самим себе. Мир ничтожеств и бесплодных попыток вырваться из него. Я обречен оставаться всю жизнь ренегатом стерильной фальши, адептом бессмысленной корректности, которая мне уже ничего не сулит. Меня окружает безопасное и корректное притворство. Вся эта вежливая полудружба полузнакомых угнетает меня неимоверно. Придется когда-нибудь сбросить маску заинтересованности и перестать смеяться над чужими шутками. Я страшусь и грядущего одиночества, и моей нынешней двусмысленной закабаленности.

Лунноликая прелесть, услада моего сердца, отдохновение моих очей, моя память окружает твой образ таинственной дымкой загадки. С течением времени ты уходишь от меня куда-то в даль. И была ли ты, в самом деле, когда-то подле меня? Не выдумана ли ты мной от начала и до конца мерцающей черно-фиолетовым на фоне горящего белизной снега? Отчаянно белого снега, как символа пустоты и горечи. Вьюга времен метет все сильнее, и я засыпаю утонувший в сугробе, с глазами залепленными маленькими снежинками.