тело

Открываю вонючий, сраный, дурацкий и глупый женский журнал. Читаю станица за страницей, содрогаясь от рвотных спазм. Все о том, как курице простой превратиться в курицу "перед которой никто не может устоять". Опус номер один: "Окрашивание головы сексуальными красками". Опус номер два: "Окрашивание сисек сексуальными красками". Опус номер три: "Поговорим о главном: делать ли вагине прическу и какую именно". Дохожу до сексуального гороскопа. Подарок читательницам журнала: перекрестная схема того, какие знаки у каких что именно вызывают, какие эмоции. Читаю:

"Возьмите свой знак, отсчитайте от него восемь знаков. Восьмой по счету означает мужчину, с которым у вас ничего не выйдет, потому что вам мучительно нравится его тело, а душа неинтересна и вообще вы его не понимаете".

Гиперахинея какая. Однако, начинаю считать. Дева. Мне мучительно нравятся тела мужчин - дев, а души их непонятны и безразличны. А ведь действительно. Ведь правда! Коля, Юра, Руся... Игорь... их тела немедленно предстали перед моим мысленным взором. О, какие тела! Тела для мужского эротического шоу. И немедленно мозг выдал мне рядом распечатку состояния их мозгов. Четыре маленьких, жалких кучки слабоокрашенного вещества. Но сейчас я не хотела думать об этих кучках. Тело.

Говорят, Мерилин Монро как-то сказала: "Может быть, мне повезет и я, наконец, узнаю, почему весь мир носится с сексом". Вот мне лично повезло. Я слегка узнала. Но благодаря кому? Благодаря Коле, Юре, Русе, Игорю. Как это было.

Он шел по длинному, длинному коридору, неся перед собою свою тяжелую челюсть. Вернее, не столько шел, сколь пробирался рывками и короткими перебежками. Пять раз в неделю он посещал школу боевых искусств. Утром бегал на свежем воздухе и делал дыхательные упражнения. Паранойя была генеральной линией его восприятия. Можно было подумать, что он чокнутый, но женская интуиция подсказывала мне, что нет. Не шизофрения это была. Он просто был дурак. Ну, и что? Дурак, да. Но тело... Страсть моя разжигалась от того, что он дурак. Я никак не могла к нему подстроиться, предвидеть, чго он скажет и какая ответная реплика даст мне возможность приблизиться.

Вот он стоит в курилке. Отрывистыми движениями курит. Щурится, играя желваками. С силой давит бычок. В воздухе стоит грозовой запах идиотии.

- Как дела, Коля?

Он смотрит за горизонт. Сейчас он похож на камикадзе.

- Эта сигрета была последней. - Наконец говорит он. - Я бросаю курить. Это вредит общему делу. - И уходит рывками. Он всегда находился в фазе бросания, поднимания или преодоления - "со слов больного", как пишут в историях болезней. Но тело. Один взгляд на просторный разворот его плеч под рубашечкой содержал в себе больше информации, чем длинные содержательные беседы с каким-нибудь академиком. Удовольствие немного портилось от вредной мыслей, но, раз так, я, наверное, тоже дура. Но это было не так.

Почему? Очень просто. Никто не сочтет идиотом Ницше, Шопегауэра, Эйнштейна, если они посетят публичный дом или вообще останутся девственниками, если приглянувшееся им глупое женское животное отвергнет их в пользу какого-то лакея. Я оказалась настолько умна, что мне удалось отвалить камень с надписью "Это - не одно и то же", перегораживающий выход. На воле оказалось и легче и труднее. Ганс Христиан Андерсен вполне мог довольствоваться собственным кулаком и соприкасаться с идиоткой свой мечты лишь на страницах своих психоаналитических сказок. Мне было труднее в том смысле, что я понимала, этого мало. Нужно, необходимо переспать с идиотом, чье тело дало возможность почувствовать, что такое секс. Это хорошо, что я хочу, но этого мало. Дело нужно довести до конца.

Конечно, если бы Ганс Андерсен так видел проблему, может быть, детишки лишились бы его сублимативных текстов. Но пусть будет каждому свое. Мне нужно было тело. Технология затаскивания в постель идиота вкратце такова. Может, кто знает другой способ. Я позаимствовала способ "прятания листа среди других листьев". Начинаешь спать со всеми. Рано иди поздно, по теории вероятности, придет очередь идиота. В моем случае нужный результат был получен с третьей попытки. Вообще, странно получается: рассказываю о сексе, а получается, вроде бы и несексуально. Но я же не Ганс Христиан Андерсен. Вот, если бы я тогда не кончила (восемнадцать или около того раз), тогда, возможно, повесть о вымышленном коитусе излучала бы нерастраченный эротизм.

Что эсть эротизм, как не всепоглощающая жажда тела, любовь к телу?

Допустим, ты мужчина, самый обыкновенный. Вот, ты знакомишься с женщиной. Тебе нравится ее запах, ее голос, ее движения. Вот вы гуляете, беседуете. Вот вы сидите в кафе напротив друг друга. Полумрак, раздирая мозги орет музыка из динамика, вы нагибаетесь друг к другу, чтобы лучше слышать, смотрите друг другу в глаза. Когда она нагибается, ты видишь ее грудь в вырезе платья. Вы смотрите друг другу в глаза и, в общем, становится ясно, что теперь, вы, наверное, уже можете переспать. Когда это будет - не так уж важно. Может, этого и не будет вовсе, это тоже неважно. А теперь представь женщину, при виде которой у тебя сразу встает член. Без музыки, без гуляний и бесед, без нагибаний во время разговора. А на какой черт я распинаюсь, пытаюсь что-то объяснить? Ну встанет твой член, и *** с ним. Какое мне дело до твоего члена? Может он у тебя и не падает никогда? Что я знаю о твоем члене? "Кровенаполнение пещеристых тел". Ты о моем и того не знаешь и тебя это не особенно волнует. Тебе наплевать на то, хочу я или изображаю желание. Партнер Мерилин Монро по фильму "В джазе только девушки" Тони Кертис в интервью заявил, что она холодная, и целоваться с Гитлером ему было бы приятнее. Мудак. Какого хуя она должна быть горячей для всякого мудака?

Спокойно. Тело. Мужчина - Дева всегда кажется спокойным. Он культивирует покой, непроницаемость, вообще надежность. Немигающий, как у земноводного взгляд. Спокойная посадка. "Ноги раздвинул, яйца раз-весил" - с ненавистью описал эту посадку мужчина-Лев. Здоровые, с каждым днем все более здоровые привычки. Борется с лишним весом, поднимает штангу, лечит грыжу, бегает по урам, покупает домик в деревне, чтобы на свежем воздухе, все свое, экологически чистое. Вон холестерин. Беспрерывно бросает курить. Не выдерживает, поднимает на улице бычок, после этого - истерика, бежит на исповедь к главному сонсею и две недели полощет рот водкой, на случай, если бычок заразный. Поскольку водку выплевывать жалко, глотает. К тридцати годам - алкоголик, но все равно бегает по утрам.

Бицепсы, трицепсы, грудные мышцы. Полет бедра. "Сейчас я кое-что тебе покажу" - с непроницаемым лицом заявил Коля - и показал мне какую-то железную сумочку. "Это нужно надевать на половой орган во время занятий боевыми искусствами. Чего ты ржешь? Ты дура?" Вообще, создавалось какое-то впечатление, что мужчины-Девы просто не ебутся. Настолько они были устремлены к боевым искусствам, или к успехам по работе, или к заботе о процветании семьи. Их ебля была гуманной уступкой злонравию женской половины человечества. "Женщины очень похотливы, им от нас постоянно нужны ***. Разве можно так? Лучше бы занимались физическими упражнениями или по хозяйству что-нибудь. Постирали бы лучше". Но тело... Но душа, это правда, душа их была неинтересна. Вроде бы она и была, но какая-то маленькая, детская. Девочка любит своего котенка, это очень трогательно. Для усиления трогательности это снимается на черно-белую фотографию, увеличивается, переносится на клеенку и раскрашивается от руки теми красками, что и яйца на пасху. Это не смешно совсем, особенно в самом начале, в момент говорения, думания о трогательности любви девочки к котенку, в начале медитации на девочке и котенке, оба асексуальные, табуированные для сексуальных мыслей. Коля, Руся, Игорь, всегда были окружены какими-то асексуальными, подчеркнуто-безгрешными предметами - опекаемыми ими девочками-беспоизорниками, девствено-чистыми письменными столами, за которыми ничего никогда не рождалось, в лучшем случае - конспектировали для зачетов. Мучительно морщя лоб и держа шариковую ручку за тридцать копеек как ложку.

По вечерам же Коля, Игорь, Руся педантично навещали для здоровья шлюх. Но тело... Некоторые из них становились сутенерами. Их любили самые красивые шлюхи, не в силах понять, отчего этот волнующий для всего человечества предмет не пробуждает в них ничего, кроме полутора минут ритмичного движения, обязательно в двух презервативах. Вообще, они как-то всегда оказывались в местах, где производят эротические утехи: в эротических шоу, в полиции нравов. С отвращением ежевечерне объезжал места скопления проституток. Очень хотел специализироваться в области гинекологии, но случайно стал наркологом.

И, наконец, я научилась с ними разговаривать.

- Да, ты прав, без боевых искусств - никуда. Приходи срочно, тут есть беспризорный котенок, его срочно нужно починить. Утюг сломался, я буквально не знаю, что мне с ним делать. Конечно, я обожаю футбол. И здоровый образ жизни. Курить? У меня нет на это времени. С утра я отжимаюсь, потом глажу, совершаю утреннюю пробежку, пеку пироги, выгуливаю собаку. Секс? Ну, не знаю. Конечно, сейчас считается, что он нужен для здоровья, но я даже не знаю. Может быть, можно без него, как ты думаешь?

Зачем я это сделала - научилась так говорить? А затем, чтобы они оставались со мной на время содержательной беседы. Ведь на протяжении времени беседы я беспрерывно разглядываю тело. Высокий, сформированный толстыми костями лоб. Маленький носик. Могучая челюсть. Высокая шея. Роскошный размах плеч. Если лето - воротник рубашки расстегнут на одну или даже на две пуговицы. Так интереснее, чем просто пойти на пляж (женщина - голая - женщина - полуодетая). Во время разговора можно прикоснуться к руке или ноге, ощутив ладонью, плечом, бедром нержавеющую сталь.

Выходит, я рассталась с идеей затаскивать Дев в койку, превратилась в Ганса Христиана Андерсена? Понимаете, полторы минуты движений в двух презервативах под взвизги о том, что нужно спешить на тренировку или на совещание все равно не превратят Андерсена в Маркиза де Сада. А по-другому Девы не умеют. Но тело...