тебе

Твои губы невозможно представить или описать. Также невозможно, как невозможно описать Время или Воду. Как невозможно описать Небо или Вечность. Я лишь могу их сравнить. Сравнить с твоими глазами. И в те и в другие можно лишь погружаться и падать. Медленно-медленно. Широко распахнув руки, глаза и душу. Хотя, душу, наверное, невозможно. Потому что она замирает. И все сжимается внутри. Сжимается так же, как когда я веду вверх по твоей ноге, чтобы узнать что там выше. Твои ноги тоже сжимаются, но не взаправду. А рука не скользит. Она движется рывками. Что на тебе на этот раз? Сан пелегрино? Леванте? Знаю точно – чулки. Мне нравиться смотреть в этот момент тебе в глаза. Они то прикрываются, то распахиваются. И в них бездонный колодец. Ни мысли, ни разума. Я не знаю что это. Это безумие (бездумие?) наверное, и зовется желанием. Ни у кого нет таких губ. И нет таких глаз. Глаза хамелеоны. У них нет цвета. И нет постоянства. Их зрачки сжимаются и разжимаются также медленно как твое сокровище. Забавно – и там и там масляно. Там реснички и здесь. Если очень близко приблизиться к твоему лицу, поднимаясь губами по шее и ведя пальцами как по стеклу по щеке, можно разглядеть, что и у этих губ есть пушинки.

Твоя кожа. Это нечто. Запах. Вкус. А главное цвет. Снег невидящий Солнца. Наверное, я солнце. Потому что после меня ты всегда покрываешься пятнами. И у тебя видны венки на груди и на бедрах. Кожа такая тонкая, что я вижу, как течет кровь. Еще один глоток с твоих губ. Медленный-медленный. Потому что если быстрый и нервный, то придут мурашки и будут тебя топтать, а ты будешь хихикать и извиваться. А когда ты извиваешься, то ты сжимаешься. И не приходиться дуть на косточки от вишен. Они и так подобны двум чертикам. А раз они так стоят, то главное сокровище просто готово выскочить наружу. Смешно. А если бы он не был малюсеньким? Он бы, наверное, торчал бы как язычок. Его нужно гладить как муравья по спинке. И его сравнивать с земляникой. С самым кончиком земляники. Земляничка-тычинка.

Когда я смотрю на свой палец там, я вспоминаю пчелу в цветке, тоже самое, только не жужжит. И запах другой. А у тебя вообще нет запаха. Ты знаешь? Вкус есть, а запаха нет.

Меня всегда поражала мысль, что все везде можно, а там нельзя. Там – это маленькая вороночка посреди чаши живота. Нельзя. Н-е-л-ь-з-я. Какое тягучее слово. Такое же тягучее как у тебя там.

Вообще я люблю делать это все днем, летом, в жару. Только чтоб шторы были закрыты – тогда чувствуется контраст между тобой летом и атмосферой комнаты.

А еще люблю, когда ты говоришь: «Бух! » и как подкошенная валишься, как попало. И тот звук, который ты издаешь нельзя произвести. Тебя вообще нельзя произвести. Тебя можно только придумать.

Не знаю радоваться или печалиться. Смеяться или плакать. Так и ты. Девочка, девушка, женщина. Дочь, мать, жена, любовница. Зима и лето. Осень и весна. А, скорее всего новое время года. Утро и вечер. День и ночь. Мисс Непостоянство. А может так и надо. Ведь не может постоянно идти дождь или светить солнце. Так и ты. Печаль и радость. Счастье и боль. А может так и надо!? Если это так, то я просто счастлив.

Наверное, нужно найти такое зеркало, где бы ты отразилась как есть. Луноподобное солнце и дьявольский ангел. Так и ты.

Ты лучшее, что со мной, когда бы то ни было.

Ну, как можно, как же можно забыть, не вспомнить, да просто как можно жить без твоего чуда – шелковистого, струящегося, льющегося сквозь пальцы, переливающегося на свету. Похожее на одно, а на самом деле? Это чудо всегда мешало мне уснуть. Ну вот, ты опять о другом. И не стыдно? Ни капельки? О, господи! Какая же ты у меня глупая!

Это – твои волосы!

А сейчас ты угадаешь сразу. Они две сестрички-двойняшки. Живут не далеко от твоей самой бесстыжей и прекрасной задницы. Нет, ну как ее еще назвать? Не дуй губки. И ниже того места, которое надо кусать, целовать, процарапывать, покусывать, еле касаться языком, едва дотрагиваться кончиками пальцев, нежно дуть и обратно забирать воздух, чтобы он охладился, а едва заметный пушок встал дыбом. Ты в это время всегда вздрагиваешь и перекатываешься с боку на бок. Жаль, что я не вижу в этот момент твоих глаз. Скорее всего, они закрыты. Зато я знаю, какая у тебя улыбка. Кошка. Если вести вниз отсюда, то обязательно наткнешься на эти ямочки.

Если поставить ступни Надежды на мою ладонь, то они будут от кончиков пальчиков ее ножек и, соответственно от моих пальцев рук, до надписи «Надежда» на моем запястье.

Какой же это был город? Или Саратов или Казань. Я не мог найти тебе обувь. В Детском мире на женщин нет, а во взрослом на детей. И я брал и ставил обувь на ладонь. Спасибо братьям китайцам.

Вы когда-нибудь видели женщину с клитором на шее? Нет? А я не только видел, но и обладаю ею. Только коснись.