Большая магистраль

«Ехать куда-нибудь далеко. Садитесь на поезд или электричку и едете как можно дальше. Нельзя садиться на ветку, оканчивающуюся тупиком. Только большие магистрали. Вокруг будет много людей, но это не имеет значения»

Из «Памятки самоубийцы»

Заплеванные стены вокзала наводят тоску, жар, исходящий от разогретого на солнце асфальта, душит. Хочется прыгнуть в холодную воду, но кругом лишь каменная пустыня большого мегаполиса. Испитые лица смотрят на меня, в их глазах потаенная неуверенность в оправданности собственного существования и экзистенциальная тоска, однако их поступки непредсказуемы, и каждый из них может убить и лишить душевного равновесия любую другую такую же особь человеческого рода.

Я сажусь в поезд, у меня есть билет, но я не знаю, какова конечная точка моего путешествия, это знает лишь безразличный ко всему кондуктор, который смотрит мне в глаза - я опускаю их и осознаю, что мир бесконечен в своих проявлениях, не имеющих видимого смысла. Духота безжалостного города позади, впереди безжалостная пустота битком набитого вагона.

Сажусь у окна и понимаю, что принес этот ненавистный город с собой, он давит мне на виски, и возникает непреодолимое желание выдавить стекло и убежать вдогонку за ночью по шпалам, таинственным способом связанным с моими воспоминаниями о детстве, к которому я и убегу. Но стекло слишком крепко, а ночь близка. Она приходит внезапно как осень, как смерть, как предательство любимого человека. Я не хочу спать, я лишь хочу забыться. Глаза соседей, прячущих взоры в проплывающих за окном полях, помогут мне не думать о том, что произошло вчера…

Большая магистраль ждет меня, она уходит вдаль, куда-то туда, где все может измениться, туда, где другие горы и другие реки, где в глазах у людей иная тоска - тоска с которой можно жить. Большая магистраль бежит вперед, не ведая конца, у нее не должно быть тупиков, не должно быть тупиковых веток, так я прочел в книгах. А, если все же я попаду на такую линию, я выйду в чистом поле и упаду в траву, и буду смотреть в бесконечное синее небо, которое поглотит меня и я пойму, наконец, что я всегда и был этим самым небом. А потом пойдет дождь и захочет смыть мое тело в песок, но уже не найдет его.

Странным туманом проплыву над рекой, рекой, не осознающей своей потаенной связи с моим воспоминанием о мостовой мокрой после дождя, по которой шел, не боясь заблудиться во времени. Тогда время заблудилось само в себе, и я был абсолютно спокоен.

Показывая обшарпанные стены своего города, похожего как две капли воды на мой зависший где-то в пространстве внутренний мир, иду по двору, в котором провел когда-то миллионы человеко-дней, совсем недавно - до рождения моего отца. Без труда узнаю кирпичную котельную, в которой не так давно - пару десятков тысяч дней тому назад лежали промерзшие трупы – оболочки, странных ангелов, с порванными крыльями, прозванных людьми. Когда-то светлым весенним утром они пришли к нам гости. Тогда распускались сине-красные цветы на клумбе во дворе красного дома, пенсионер-садовник из пятой квартиры был тогда еще жив…

Когда они только пришли, они верили в любовь, но теперь фанатичная материя взрывалась и сжигала их дома, а голод уничтожал их тела изнутри, лишая права верить в возвращение весны, пробуждая таинственную звериную ненависть к ближнему.

Бегут черные тучи как кляксы на черном полотне над кирпичными трубами, которых не чистили сто лет. В них лежит зола, которая когда-то была пламенем, освещавшим старинные квартиры среди безжалостной северной зимы, где те же люди пытались верить в весну, в утренний щебет птиц в покрытом росой лесу, та же рука касалась камина, на котором тикали те же часы, что и сейчас делают вид, что что-то решают за нас. Они недалеко ушли с тех пор, если они вообще способны куда-нибудь уйти…

Странный звук я слышу позади – это шаги, оборачиваюсь - та же странная оболочка ангела стоит под дождем, вытирая слезы небес платком. Ее черные волосы развиваются на финском ветру.

Скажи мне, где сине-красные цветы? Где пенсионер-садовник из пятой квартиры? Где теперь его дом? Где апрель? Куда ты уходишь, растворяясь в ночном воздухе?

Ты молчишь. Смотришь на меня и молчишь. Качаются поникшие кленовые ветки над твоей головой. Из трубы котельной поднимается дым, его уносит куда-то в манящую темноту, в воздухе пахнет землей, ждущей снега. Ты не хочешь со мной говорить, но я и сам все знаю:

В город пришла осень.