Глава 1. Школа, карты и тавгай

Это первая глава повести "Злостное английство меня"

Это эротическая писанина. В ней любится английский язык.

До 14 с чем-то лет (до девятого с четвертью класса) я проучился в самой что ни на есть обычной средней школе. Это была простая и непретенциозная школа. Но, оглядываясь назад, я бы сказал, что это была очень правильная школа. Без понтов, без затей, без лукавства. И честен был её девиз, размашистыми красными буквами начертанный над парадным крыльцом. Библейский девиз: «Преумножающий знание – приумнажаит скорбЪ». Именно так. Албанически концептуально.

Начертан слоган был давно, лет пять назад, и тщетны были все попытки закрасить его. Вновь и вновь пламенеющая строка проступала сквозь стыдливую поволоку известки.

«Чыста, откровение на пиру Болтосёра. «Меня Тыкал Фаллос», типа того», - заметил как-то Братец Лёша, высаживая меня у школы, где некогда учился сам. И в ухмылке его скользнуло странное удовлетворение. С чего бы? Мистика – одно слово…

Я бы на месте школьного начальства и не пытался вытравить эту надпись. Она была верна. Она выражала суть учебного процесса. Во всяком случае, мне трудно обвинить педсостав в чрезмерных потугах преумножить ученическую скорбь.

Да, там было весело и занятно, в той школе. К занудной зубрежке всяких ересей никто не понуждал. А много было увлекательных, полезных дисциплин. Я постигал их с удовольствием. Особенно – такие важные предметы, как «бур-козёл», «покер» и «очко».

Обычно мы проводили семинары в подвале или на «антресолях» - неполноценном шестом этаже, где лестница упиралась в торосы окаменелого школьного хлама. Но если у кого-то из нашей компании хата была parents-free – предпочитали внеклассные занятия.

А был еще притон класса люкс. Его держал Дрон, взрослый и крутой парень, к тому же мент. То есть, тогда ещё не полноценный мент, а студент мусорского института – ну да не важно. В том вертепе игра шла на большой интерес.

Да, большой…

Всякий картежник подтвердит вам, что вне зависимости от вашей гениальности, расчетливости и знания игры, бывают ситуации, когда фишка прет, а бывают – когда не прет. Последнее – обычно воспринимается острее, эмоциональнее.

В тот памятный день я получил особо сильный заряд эмоций. На полновесные четыре тонны американских долларов. Я немножко увлекся серфингом на волне азарта – и тайфун подкрался незаметно. Как говаривал в подобных случаях графъ Николай Ростовъ: «Буват! »

Все понимали, что таких денег у меня отродясь не водилось и быть не может. А потому долг мой воспринимался как нечто умозрительное и даже шутейное. Но это не мешало моим лучшим дружкам строить планы, как бы половчее освежевать меня и все ж таки обрести золотое руно. Дискуссия шла оживленная. Предлагалось:

Толкнуть меня целиком в ресторан африканской кухни;

Раскидать на органы для трансплантации;

Подбить глаз, оторвать ногу и приспособить к вокзальному нищенству;

Сдать в сексуальную аренду айзерам с рынка.

И много прочих жизнерадостных вариантов, исполненных заботой о повышении моей платежеспособности.

Дрон же, хозяин квартиры, которому я проигрался, молчал, добродушно посмеивался, щурился понимающе, а на прощание похлопал по плечу и сказал: «Я не тороплю. На счетчик пока не ставлю. Месяцок у тебя есть».

Признаться, мне сделалось немножко не по себе. Возможно – я слишком мнителен и не понимаю шуток. А еще – я не сдержан на язык. И тем же вечером, оказавшись в гостях у Братца Леши, проболтался. Чисто случайно. Было так: он отвесил мне подзатыльник, уж не помню, за что, а я упрекнул: «Вот ты дерешься, а меня, может, через месяц на счетчик поставят, на органы разберут, а остатки – айзерам с рынка продадут, для надругательства! »

- Ну-ка, ну-ка! Это интересно! – воодушевился Братец Леша. А когда ему что-то интересно – он не отвяжется, пока его интерес не будет удовлетворен. Уж я-то его знаю. Так - пришлось поведать всю историю.

Леха протяжно вздохнул и метнул в мои глаза свои янтарно-шоколадные искорки. Когда Леха гневается – он сущий Зевс-Громовержец (в варианте для Диснейленда). Он рёк замогильно сурово:

- Четыре штуки, значит? Саша, как ты думаешь: сколько б ты прожил, если б у меня был запасной брат?

Я пожал плечами. Успокоил:

- Да не парься! ***ня все это. Ничего Дрон не сделает.

Леха ожесточился и строго поправил:

- Долг чести – это не ***ня! А хуйня будет – если всякая босота получит повод базлать, будто мой брат забивает на долги чести!

Я малость обалдел:

- Ты чего, собираешься за меня расплатиться?

- Да щаззз! У ментенка твоего – ничего не треснет? Но я знаю одного парня, которого может заинтересовать твоя проблема…

- Он решает проблемы?

- Он их создает…

***

Парню, который интересуется проблемами и одновременно создает их, было лет двадцать, едва ли больше. Так мне тогда показалось, во всяком случае. Он был рослый, крепкий на вид – но поначалу не произвел на меня впечатления чего-то... мафиозно-монстрозного.

Я бы даже сказал, он выглядел простовато, несмотря на добротную кожанку и новенький «пассат». Прямые соломенные волосы, торчащие черт знает как; этакая крестьянская скуластая физиономия; глаза серые, чуть раскосые, но не на восточный манер, а на… поморский, что ли?

- Привет! Александр! – я протянул руку. – А ты – Артем?

И тут я впервые удостоился его взгляда. Наверно, уцелевшие жители Помпеи и Геркуланума могли с тем же основанием говорить: мы удостоились внимания Везувия. Хотя нет, не совсем то. Скорее, это было примерно как очутиться нагишом в Антарктиде, да еще в десятибалльный буран. Кажется, я зажмурился, и точно – содрогнулся.

- Артем Викторович, - летально-спокойно поправил он.

Тотчас он забыл о моем существовании, они с Лехой довольно долго трепались по-французски, потом – снова повернулся ко мне. Состоялся непродолжительный инструктаж, завершившийся такими словами: «И оборони тебя господь раскрыть рот без моей команды! »

Я не возражал. Мне же проще, что не я базар держать буду, а такой внушительный мужчина.

Встреча с Дроном происходила в непринужденной, почти дружеской обстановке. Под пивко и шлепанье картишек: прежде, чем отдать мой проигрыш, Артём Викторович возжелали убедиться, что «ментенок» играет чисто. К тому времени, когда Артём проникся этим убеждением – Дрон был должен ему двести тысяч…

«Ну, это ж, как бы, шутка, ага? » - по лицу моего недавнего разорителя металась затравленно-оптимистическая улыбка. Было видно, как это лицо жевали неумолимые челюсти сурового оборота событий. Я смотрел на него с жалостливым злорадством.

- Конечно, шутка, - заверил Артем Викторович, пряча в карман расписку. – Я вообще клоун.

- Нет… ну… я же по-любому не отдам?

Артем усмехнулся, впервые за все время. Усмешка его была на удивление приятной, подкупала своей непринужденностью и некой обезоруживающей людоедской застенчивостью. Потрепал Дрона по волосам и утешил:

- Когда-нибудь – сочтемся! – и выдал путевку в карьеру: - Обрастай погонами, вервольфик!

На обратной дороге я полез к Артему с сумбурными благодарностями…

«За что - спасибо? » – не понял он.

- Ну как… что долг мой списал…

Артём скосил на меня свой неподражаемо ласковый взгляд. Мое Эго затрепыхалось, как той-терьер в пасти ротвейлера.

- Ты как-то превратно толкуешь факты, - сказал Артем. – Ты был должен своему приятелю. Теперь он должен мне. А это значит – что и ты должен мне. Но есть большая разница. Твой приятель – карасик красноперый, а я – реальных барракуд под пиво потребляю.

Братец Леша демонстративно зевнул и отвернулся. Что-то пробормотал. Хотя, возможно, он ничего не сказал. И никого не передразнивал. Вроде, там: «Теперь твоя жизнь стоит двести тонн, которые принадлежат Тёме Крейсеру. Случись с кем что: говори так! » - подобным манером наш суровый благодетель утирал сопли Дрону. Да, наверно, мне послышалась – а Леха трепетал от пиетета.

Продолжение - здесь: