Женщина не моих снов 11. Профессор Альхадиф. Серия: Фантазии женщины

1.

В Тель-Авиве нас закружили дела. Всё началось с того, что наш багаж был тщательно проверен. Потом настала очередь нас самих, затем – документов. А после началась самая приятная часть – встреча с друзьями.

Друзей оказалось много. Большинство из них уже довольно долгое время провели на месте, и кондиционированный воздух зала уже не спасал непривычных к израильскому климату людей от полуденной жары.

Особенно неожиданной была встреча с моим однокурсником и, наверное, одним из лучших университетских друзей. Мы крепко обнялись, после чего Кайл (так его звали) критически меня оглядел.

- А ты ни капли не изменился, сукин сын, - сказал он. – Всё тот же наглый вид. И, разумеется, холостяк – кто бы сомневался.

В речи Кайла слышался израильский акцент. Да и поведение его было израильским – оживлённые жесты и постоянное любопытство.

Так, теперь мне понятно, где он работает, подумал я про себя.

- Как ты? – спросил его я.

- О, великолепно. Нелёгкий журналистский хлеб всё же приносит удовлетворение. Недавно ездил в Эмираты, - продолжил он с самодовольной улыбкой.

- Счастливчик. Познакомься, это Джозеф, мой коллега. Кайл. Он стоически перенёс моё присутствие рядом с ним на протяжении всех университетских лет.

- Очень приятно, - сказал Кайл, пожимая Джо руку, и тут же дал нам истинно израильский совет: - Пейте много воды. На улице – просто парилка. Даже для нас. Мы скоро выезжаем.

2.

Иерусалим встретил нас немного настороженным величием. Этот город, как всегда казалось мне, никогда не менялся и поэтому каждый раз производил шокирующее впечатление чего-то грозного и несокрушимого. Священный восторг при виде белых стен сменялся молчаливым восхищением. Даже автомобильные пробки, бесконечные ряды магазинов внутри узких улочек и толпы людей, спешившие по своим делам, не ослабляли этих ощущений. Город дремал, утомлённый послеобеденной жарой, и небо было мутным – шарав, как называли такое явление жители Иерусалима. Невыносимые часы, когда никому не хотелось покидать прохладных помещений и вдыхать сухую пыль улицы, окунаясь в духоту сероватого воздуха.

Долгий путь до отеля совершенно измучил нас. Пресс-конференция должна была начаться завтра в полдень, что радовало меня чрезвычайно – мы получили возможность насладиться видом вечерней столицы. Уставшие и нервные, наши коллеги без обычного улюлюканья, которым частенько сопровождались первые часы командировки и без лишних препирательств получили ключи от номеров, и фойе быстро опустело.

Мы с Джо получили два соседних номера. Это было чересчур шикарные для делового отеля комнаты. С истинно иерусалимским размахом, который всегда немного напоминал мне европейский.

- Только не говори, что мы не пойдём гулять по старому городу, - сказал мне Джо. – Ночью он просто чудесен. Да ты и сам знаешь.

- Я могу гулять тут бесконечно, - ответил я. – Но только после того, как приму холодный душ и посплю пару часиков.

- Знаю я твои пару часиков. Проспишь всё, что только можно. Если меня не будет в номере – значит, я в столовой. Только не проспи ужин, хорошо? А то мне придётся перед всеми краснеть.

Приняв душ, я завернулся в махровый халат, подошёл к окну, с наслаждением закурил первую сигарету за четыре часа и стал заворожено разглядывать открывающийся вид. Панорама впечатляла – можно было увидеть значительную часть города, строгого и в то же время невероятно контрастного. Я наблюдал за людьми, что суетились внизу и за машинами, плетущимися по узкой улочке. Самая что ни на есть будничная, на первый взгляд, картина завораживала и притягивала взгляд.

Я подумал о том, что следует проверить исправность фотоаппарата и зарядить батарейки, но ночь, проведённая в пути и полная волнений, давала о себе знать. Я вытянулся на белоснежных простынях, пахнувших каким-то неземным запахом, и через пару минут уже крепко спал.

3.

Думаю, не стоит говорить о том, что Джо оказался прав – пара часиков немного затянулась. Я проснулся и обнаружил, что за окном стемнело, и в номере не было прежней духоты – дневную жару сменила вечерняя свежесть. Часы показывали начало седьмого, и это означало только одно – я проспал целых четыре часа.

Я чувствовал себя полным сил и отдохнувшим – будто после тяжёлой рабочей недели провёл в кровати часов так двенадцать и теперь снова вернулся к нормальной жизни. Царила сладкая и безмятежная тишина, ласкающая слух – кроме доносившихся с улицы приглушённых голосов, её ничего не нарушало. Вот он, Рай, тут же решил я и, завернувшись в одеяло, снова прикрыл глаза. Было бы неплохо, конечно, подремать ещё минут тридцать. Вредно резко вставать, я читал это в каком-то умном медицинском журнале.

Ленью, которая обыкновенно навещает людей после пробуждения и шепчет на ухо, что стоит пробыть в тёплой постели ещё пару минут, я не страдал никогда. В университетские годы у меня имелась такая привычка, но я избавился её, расчетливо и безжалостно. Смирившись с моим решением совершать утренние пробежки, лень отчаялась и смущённо отступила. А когда я начал работать, и день мой начинался в половину пятого утра, то о лени не могло быть и речи.

Теперь же умиротворённая атмосфера и душевное спокойствие так и располагали к тому, чтобы позволить себе маленькую слабость. От этой мысли мне стало ещё лучше, и, довольный принятым решением, я задремал.

Мне снился цветной и добрый сон без сюжета. Я так давно не видел снов, что уже забыл об их существовании. Жизнь вне времени. Нереальные мгновения, которые могут тянуться бесконечно, под самым немыслимым углом показывая свой таинственный мир и причудливо искажая реальность. Тут не было будничных мыслей. Тут существовало только безмолвное спокойствие мира снов.

Стук в дверь не был частью сна. Но это я осознал не сразу. Лишь только когда он повторился, я открыл глаза – и понял, что сказка осталась в том прекрасном мире, куда мне не попасть.

Меня разбудил Джо. Он был в костюме и галстуке – и я вспомнил об ужине. Вспомнил я и о том, что весь день ничего не ел – и у меня заныло в желудке.

- Я знал, что ты спишь. Что бы ты без меня делал? Храпел до утра?

Было бы неплохо, подумал я.

- Я видел такой чудесный сон.

- У тебя есть полчаса на то, чтобы привести себя в порядок. И…

- Знаю, знаю – поторопись, не хочу за тебя краснеть, - раздражённо продолжил я. – Ты же знаешь, что я никогда не опаздываю.

- Зато любишь поспать. Если бы у тебя был режим дня и ты спал бы по-человечески, а не по желанию и по возможности – то был бы просто идеальным человеком.

- Я обещаю исправиться, мамочка. Ты хочешь помочь мне завязать галстук?

Джо посмотрел на меня и рассмеялся.

- Думаю, ты справишься с этим сам. Я жду тебя внизу. Столовая – слева от лифта. Надеюсь, в трёх соснах ты не заблудишься.

4.

Столовая превзошла все мои ожидания. Я видел много шикарных отелей – но там не было того уюта, что присутствовал тут. Его замечали во всём – в улыбках официантов, в аккуратно накрытых белоснежными скатертями столах. Уют витал в воздухе с множеством запахов – еды, духов и ещё чего-то мне незнакомого.

Столовая была небольшой, но каким-то непостижимым образом вместила в себя целую толпу людей. Люди разговаривали, смеялись, прохаживались рядом с едой и время от времени интересовались названием того или иного блюда. Все, как один, были в идеально отглаженных костюмах, до блеска начищенных ботинках и с уложенными волосами. Это придавало обстановке что-то сухое, сдержанное и официальное, и совсем не вязалось с уютом столовой. Мне гораздо больше нравилась картина полуденного аэропорта – господа арабисты были одеты совершенно вразнобой. Кто-то – в джинсах, кто-то – в старых добрых брюках клёш. И поэтому представляли собой разношёрстную компанию. Тогда мы выглядели туристами, которые полными детского любопытства глазами разглядывают всё вокруг, то и дело щёлкая вспышками фотоаппаратов, и до смерти боятся потерять своего гида.

Теперь же происходящее начинало напоминать пресс-конференцию. Надо же – сделать такую клоунаду из обыкновенного ужина.

В общем, не было ничего радостного в том, что меня заставили напялить костюм и галстук в такой чудесный вечер. Я попробовал надуться – но вовремя решил, что это будет плохим дополнением к моей заспанной физиономии.

Появившийся внезапно Кайл не преминул отпустить в мой адрес шутку.

- А, так я и знал, - сказал он. – Галстук тебе не идёт совершенно. – Он повернулся к своему спутнику, человеку лет пятидесяти, в очках и с седой шевелюрой, очень аккуратно уложенной. – Знакомься, это Зоар. Политический обозреватель. Журналист и арабист. Доктор востоковедения. Брайан, - представил он меня. – Мы с ним учились в университете. Советник по делам арабского мира. Талантливейший журналист. Знает иврит и арабский, изучает фарси. Планирует делать вторую степень по востоковедению. И просто – очень умный и образованный молодой человек. Это – его коллега Джозеф.

- Очень приятно, Брайан. Очень приятно, Джозеф.

Мы обменялись рукопожатиями.

Зоар говорил приятным низким голосом. У него были мудрые глаза, приятная улыбка и манеры человека, который привык находиться в обществе. Зоар носил крохотную кипу, которую иногда поправлял с немного рассеянным видом. Его щёку пересекал шрам, вносивший нотку горечи в тёплую гармонию его внешности.

- «Мир Галилеи», - сказал он, поймав мой взгляд. – Тогда было жарко.

- Ливанское болото, - подтвердил я. – Я в своё время занимался этим вопросом.

- Правда?

- Это было темой одной из его курсовых, - ответил за меня Кайл, и мне захотелось его убить.

- Это очень интересно, - кивнул Зоар. – На какие темы вы писали курсовые?

- Иранская исламская революция, арабо-израильский конфликт, финансирование террористической деятельности как путь Ирана к господству на Ближнем Востоке…

- О… - Зоар на секунду задумался, и в его глазах вспыхнул огонёк любопытства. – Не вы ли автор статьи «Тегеран: точка начала отсчёта на оси зла»?

- Да, это я.

Зоар снова закивал, снял очки и стал протирать их.

- Это была бомба, мой друг. Невероятно смелый поступок. Как отреагировало ваше начальство на сей скандальный материал?

Начало статье, упомянутой Зоаром, положила одна из моих курсовых работ. Уж не знаю, чем меня притянула тема терроризма и его финансирования Ираном в частности, но я решил во что бы то ни стало написать статью. Серьёзную и дающую повод для размышлений.

Я собирал материал довольно долгое время. Рылся в архивах, разговаривал с людьми. Но, пожалуй, самым безрассудным моим поступком было отправиться на «экскурсию» в лагерь террористов.

В этом мне помогла моя хорошая знакомая из Израиля, тоже журналист и арабист. Мы познакомились на пресс-конференции в Дамаске, обменялись электронными адресами и после этого сообщали друг другу новости и просто беседовали о всякой всячине.

«Не спрашивай меня, как я это устроила», писала моя знакомая об «экскурсии». «Но доверься мне – всё будет отлично».

Предложение было шокирующим и одновременно заманчивым и соблазнительным. Сложновато было вычислить мои шансы на жизнь и свободу после визита к террористам. Но вряд ли я мог сомневаться в словах своей коллеги. Поэтому я взял фотоаппарат и кучу блокнотов и отправился в гости к террористам.

И был вознаграждён за свою решительность, так как вынес оттуда тонну ценнейшего материала.

Назвать статью бомбой было равносильно милой похвале. Это была ядерная боеголовка. Или – водородная бомба, что определённо ближе к истине. Публиковать материал мне не разрешили. Я провел много часов в кабинетах разных начальников, которые с пеной у рта доказывали мне, что писать и фотографировать такое – преступление. Из-за пресловутой статьи я решился сна и был на волосок от того, чтобы лишиться журналистского удостоверения и работы. Но публикация всё же состоялась – и я в очередной раз уверовал в свободу слова и в призвание журналиста делать достоянием общественности неизвестное. Коллеги тут же назвали статью «Бомбой для Ахмадинежада» и говорили мне, что если этот материал пойдёт в руки иранского лидера, то я незамедлительно стану жертвой джихада.

- Да, это был небольшой скандал, - сказал я.

- Небольшой? О-хо-хо. Вы бы слышали, что говорили у нас. Кто-то звал вас сионистом, кто-то – проарабски наостренным человеком, а кто-то – очень изобретательным малым, кто придумал отличный способ лишиться одновременно и удостоверения, и работы. – Он рассмеялся. – О вас говорили больше, чем в своё время говорили о Хомейни. Впрочем, знайте на будущее: скандальная слава – верный путь к успеху. Скандал означает хотя бы одно – вас услышали. Вы – очень талантливый аналитик, Брайан. Я от всей души желаю, чтобы Творец был с вами и помог вам во всех начинаниях. К слову сказать, я – профессор на кафедре востоковедения в одном из здешних университетов.

- Так вот почему вы интересовались моими курсовыми, - улыбнулся я.

- Именно так. Если вы вдруг захотите учиться у нас – я буду рад видеть вас среди своих студентов. Диплом у вас, разумеется, хороший?

- Кроме разговорного арабского.

- Не беда. Думаю, вы уже над этим серьёзно поработали. Ну, всё, что вам потребуется – это только подтвердить диплом. Конечно, не буду решать за вас. Вот, возьмите.

Зоар достал свой паркер, после чего написал на одном из листов блокнота, который тоже извлёк из кармана, своё имя и название университета. Иерусалимский Еврейский университет. Ниже он указал два телефонных номера и адрес электронной почты.

- Я совсем заболтал вас, - вы, наверное, умираете от голода. – Зоар жестом пригласил всех за стол. – Прошу, господа. Нам предстоит вкусить чудесные израильские блюда.

5.

Мы устроились на мягких стульях с тёмно-зелёной обивкой.

- Ясмин, - представил Зоар женщину, занимавшую место рядом с ним. – Моя жена. Кайла ты знаешь, а это – Брайан и Джо. Мои заграничные коллеги.

- Очень приятно, - улыбнулась Ясмин. Она была очень ухоженной женщиной, и на вид никто бы не рискнул дать ей больше сорока. Возраст её выдавали лишь мелкие морщинки у глаз. Ясмин являла собой типичную израильтянку – смуглая кожа, большие тёмно-карие глаза, тонкие черты лица. Волосы, как и подобает религиозной замужней женщине, она скрывала - под элегантной шляпкой. – Простите, я плохо говорю по-английски.

- Ничего страшного, - уверил её Джо. – Мы оба отлично понимаем иврит.

- Правда? Это очень хорошо. Как вам у нас? Надеюсь, первые впечатления были исключительно приятными.

- Это чудесная страна. Я бывал тут всего один раз. А вот Брайан – гораздо больше.

- Наверное, - обратилась Ясмин ко мне, - Израиль стал для вас вторым домом, господин…

- Нет, - покачал я головой. – Просто Брайан.

- Брайан. У вас красивое имя. Значит, вы тоже арабист. Мне кажется, что это очень, очень хорошо – устраивать такие пресс-конференции.

- Да, несомненно. Это обогащает. Во всех смыслах.

Белая скатерть была уставлена изящной посудой и всевозможными блюдами, названия доброй половины которых я не знал. Не буду напоминать вам о своей нелюбви к новой пище, ибо говорил я об этом достаточно. В Израиле я только убедился в том, что пробовать новое следует с осторожностью. Эта страна была яркой смесью культур, народов и религий – и поэтому рядом с безобидной гефилте фиш можно было найти совершенно несъедобное ввиду своей остроты блюдо, к которому приложили руку выходцы из Йемена.

Мы смирно сидели за столом, терпеливо выслушивая бесконечные речи важных персон. Пару слов сказал и Зоар. Он немного устало приблизился к импровизированной кафедре с установленным там микрофоном – было заметно, что он не имеет никакого желания в очередной раз высказывать свои мысли перед публикой.

- Мировое сообщество, - сказал Зоар, - осуждает нас за то, что мы поддались на провокации и якобы неадекватно отреагировали на похищение израильских солдат. Но у нас не было выбора, дамы и господа. Агрессивная политика Израиля может быть в полной мере оправдана тем фактом, что мы находимся в окружении враждебных государств и имеем право как минимум на то, чтобы обеспечивать безопасность наших граждан. Очень надеюсь, что наш конфликт с террористической группировкой «Хизбалла» не перерастёт в ещё одну ливанскую войну – их и так было слишком много, говорю вам как человек, который знает, что такое война. Нам с лихвой хватило первых двух. Но, даже размышляя о пережитых совсем недавно ужасах, мы не можем называть эту войну войной, ибо воевали мы не с государством Ливан. Жертвы среди мирного населения с двух сторон, разрушение жилых кварталов и паника на улицах – всё это только подогревало костёр ненависти. А мировое сообщество, как мы все понимаем, никогда не было в восторге от государства Израиль. Теперь мы получили возможность немного передохнуть, восстановить свои силы. С Божьей помощью, нам удастся избежать нового конфликта. Но мы должны быть готовы ко всему. Нашей целью является не только обеспечение безопасности мирного населения обеих сторон, но и разоружение террористической группировки «Хизбалла». Эта организация представляет опасность не только для Израиля и Ливана, но и для других стран Ближнего Востока, более светских, чем, скажем, Иран или Ирак, а также для западных и европейских держав. Мы должны быть готовы ко всему.

Востоковедам речь явно понравилась – и они поспешили выразить своё восхищение бурными аплодисментами.

- Я также уверен в том, - после вынужденной паузы продолжил Зоар, - что террористические группировки «Хамас» и «Фатх» поймут, что следует сесть за стол переговоров, и задумаются о судьбе мирных жителей Палестинской автономии. И последнее. Я хотел выразить свои соображения по поводу иранской ядерной угрозы, но, как мне кажется, уже утомил вас рассказом. Буду краток. Трудно сказать, что на уме у господина Ахмадинежада и официального Тегерана, но мы будем верить в благоразумие вышеуказанных лиц.

Сидевшая в заднем ряду девушка с пышными светлыми волосами подняла руку.

- Я читала ваш отзыв о пресс-конференции на тему Холокоста, профессор Альхадиф, - сказала она. – Как вы считаете, после всего этого можно говорить о благоразумии иранского лидера?

Ну вот, мы действительно начали пресс-конференцию, подумал я с досадой.

- Нельзя отрицать, мисс, что действия официального Тегерана и иранского лидера не направлены на то, чтобы обратить на себя внимание мирового сообщества, - заговорил Зоар. – Это касается и иранской ядерной программы, и упомянутой вами пресс-конференции. Иран, вне всяких сомнений, имеет определённое влияние на Ближнем Востоке. Но это ещё не значит, что нет смысла в постоянном самоутверждении. Надеюсь, вы согласитесь со мной.

- То есть, профессор Альхадиф, вы хотите сказать, что действия Ирана и слова Ахмадинежада – это позёрство?

- Это сказали вы, мисс. Я не произносил этих слов, и находящиеся в этом зале подтвердят это.

- Я могу процитировать вас, профессор?

- Вне всяких сомнений. Спасибо, дамы и господа. Желаю вам приятного аппетита.

Зоар вернулся к столу. Выглядел он ещё более усталым, чем раньше.

- Как она к тебе прицепилась, - сказал Кайл.

- Не будем об этом, - покачал головой Зоар. – Примемся за еду. Меня утомила эта короткая речь, но я до сих пор голоден, как волк.

6.

В номер я вернулся после полуночи. Состояние у меня было в высшей степени странное. С одной стороны, я не чувствовал под собой ног и падал от усталости, глаза мои закрывались, и я мог уснуть даже стоя. С другой – меня переполняло ощущение спокойствия и счастья. Прогулка по ночному городу оставила столько впечатлений, что впитать их до конца не представлялось возможным. Я никогда не понимал, почему так люблю эти улицы, почему хочу научиться дышать их таинственным воздухом, на секунду стать камнем мостовой, чтобы почувствовать непостижимую целостность, совершенство этого города. Города, который меняется каждый день, но остаётся прежним.

Темнота дышала прохладой. Я оставил открытым окно, переоделся и, устроившись под одеялом, стал переносить снимки из фотоаппарата в компьютер.

Когда работа была закончена и в компьютере появилась папка «Иерусалим», полная чудесных изображений, тех самых, которые имеют ценность бесконечного мгновения, я открыл новый документ, и, подумав пару секунд, стал описывать события сегодняшнего дня.

7.

Мысль завести журнал появилась у меня тогда, когда я оставил родительский дом. В голове моей тогда был беспорядок, я тонул в противоречивых чувствах и не имел понятия, как разобраться во всём этом. Но меня закружили дела. Деньги, еда, квартира. Позже – поступление в университет, учёба – я относился к тем людям, которые «должны быть лучшими во всём», и поэтому использовал любую свободную минуту для того, чтобы открыть книги.

Но по-настоящему я осознал, что не могу без журнала, когда начал работать. Я всегда был эмоциональным человеком, и понял, что от обилия новых впечатлений рано или поздно можно сойти с ума.

Первоначально журнал являл собой путевые заметки и очерки – арабески, как их иногда называл Джо. Постепенно журнал превратился в действительно личную вещь, которой я много чего доверял. Теперь он делился на две части: профессиональную и личную, где я записывал свои мысли и которую писал исключительно для себя.

8.

Увлекшись повествованием, я совершенно потерял свёт времени. Мысли мои текли так легко и непринуждённо, что на часы смотреть было явно лишним. И только звонок моего телефона вернул меня к реальности.

- Разве у вас не ночь, малыш? – удивлённо спросила Лиза.

- Разве ты не знаешь, сколько стоит звонить за границу?

- Не начинай, Брийян. Тем более что Иган, как настоящий джентльмен, оплачивает мои счета. Как дела, милый? Почему ты до сих пор не спишь? Работа?

- Не совсем. Решил написать пару слов в журнале. Много впечатлений. С каких это пор Иган оплачивает твои счета?

- Ищет путь к моему сердцу. – Она хохотнула. – Но, надо признать, идёт совершенно другим путём.

- А каким же путём он должен идти?

- О, тебе ли не знать, маленький сукин сын. Люблю, когда ты делаешь из себя невинного мальчика. Кстати, сегодня я обедала с Марикой. Она такая чудесная девочка, Брийян. Последнее время меня тянет к этой душевной чистоте.

- Да, противоположности, как известно, частенько находят мир друг в друге.

- Не груби и не ревнуй.

- С чего ты взяла, что я ревную?

- Когда же ты поймёшь, Брийян, что меня невозможно обмануть? Ты ревнуешь меня не только к Игану и к Марике. Ты ревнуешь меня к моей работе, к моим духам, к моей одежде и даже к моей постели. Неужели я не права?

В словах её была определённая доля правды. Иногда я действительно испытывал совершенно сумасшедшую и вместе с тем беспочвенную ревность, которая могла преследовать меня часами. Иногда, ещё во время моего проживания в родительском доме, я мог мучиться без сна всю ночь, сводя себя с ума мною же придуманными мыслями.

Порой мне казалось, что я выдумываю образ, дополняю его далёкими от жизни, воображаемыми подробностями. Но потом осознавал, что тут нет места для чего-то придуманного. Домыслить можно лишь нечто досконально изученное, поставив перед собой цель разбавить пресное краской фантазии. А постичь эту женщину было невозможно. Так стоило ли приукрашивать существующее вымыслом?

- Не молчи, малыш. А то я подумаю, что солгала. Я сказала правду, ведь так?

- Да, да. Теперь ты довольна?

- Я буду довольна лишь только тогда, когда увижу тебя, мой хороший. Ведь ты навестишь меня, когда приедешь?

- Это зависит от Игана.

- Чёрт, Брийян, да плевать мне на Игана. Неужели ты не понимаешь? Я просто хочу к тебе, слышишь? Я люблю тебя, малыш, люблю с той минуты, как увидела тебя в первый раз, и с каждым днём люблю ещё больше. И я ненавижу твою чёртову работу и твои командировки. Ясно?

Я молчал. Мне было страшно при мысли о том, что всё же придётся продолжать разговор. И я не знал, что ответить. Все мои чувства снова спутались в плотный клубок, каждый раз лишавший меня дара речи при общении с ней. Ну, где ты, Джо, со своими хвалёными советами?

- Я не могу, - ответил я тихо. – Не могу. И ты это знаешь.

- Чушь. Я брошу всё ради тебя. Я переверну мир.

- Ты не понимаешь. Я не могу предать её. Я себе этого не прощу.

- Она поймёт тебя, если ты ей не безразличен.

- Послушай. Это не телефонный разговор. Давай отложим это до моего возвращения.

Мне показалось, что она вздохнула.

- Хорошо, малыш. Я думаю, так будет лучше. Сладких тебе снов. Отдыхай.

9.

Бессонница мучила меня всю ночь, и не получилось задремать даже на рассвете. Я ужасно себя чувствовал – у меня раскалывалась голова, болело сердце. Первую половину пресс-конференции я провёл в зале среди коллег, не спросив и половины интересующих меня вопросов, так как был сосредоточен на своих мыслях. Потом сослался на плохое самочувствие и вернулся в отель.

Жара на улице стала невыносимой. Я хотел спать, но мой организм почему-то со мной не соглашался. Долгие часы до вечера я провёл в состоянии, похожем на бред. С перемешавшимися мыслями и чувствами, которые мирились между собой в периоды короткого забытья, а потом ссорились снова.

Джо принёс мне ужин, но я не прикоснулся к еде.

- Только заболеть тебе не хватало, - сказал он мне. – У тебя жар.

- Да, я знаю. Я ужасно себя чувствую. Который час?

- Начало десятого. Все за тебя волновались.

- Знаю я это «волнение». Когда мы вылетаем?

- В восемь тридцать.

- Надо собрать сумку. Ах, как болит голова. Это из-за перемены часовых поясов.

- Я помогу тебе с вещами. Постарайся уснуть.

Я закрыл глаза и стал слушать, как Джо тихо ходит по комнате. Святая ложь избавила меня от долгих объяснений. Да и что я мог сказать? Он уже всё знал.

10.

Проснулся я от странной мысли: я забыл выключить воду в ванной. Я сел на кровати и прислушался – действительно, где-то капала вода. Я спал так глубоко, что ожидал проснуться у себя дома, но никак не в номере отеля. Часы показывали половину четвёртого. Как я мог проснуться в такое время?

Я оглядел сумрачный номер. Джо сложил все мои вещи и поставил сумку на кресло. На столике у кровати я нашёл большую тарелку с фруктами. Рядом лежала записка, где аккуратным почерком Джо было написано: «На случай, если ты проснёшься раньше, чем следует – мы выезжаем в пять. За фрукты тебе следует сказать спасибо Зоару».