Глава 3. В логове da Beast

Это третья глава повести

"Злостное английство меня"

Начало - здесь:

Это - эротическая повесть. В ней любится английский язык

С первого же взгляда на прихожую Артемова пристанища чувствовалась женская рука. Квартирка, в отличие от холостяцкого Лехиного логова в том же доме, была ухоженная, обустроенная. Причем – со вкусом и заботой. В восточном стиле. Гирлянда китайских фонариков под потолком; две бонсаистые сосенки в кадках, по сторонам от двери, ведущей в коридор; у стены - самурай в боевом облачении и в натуральную величину; исполнено было так реалистично, что фигура казалась скорее чучелом, а не изваянием. Самурай был занят вполне обычным для своего племени делом: стоял на коленях и совершал харакири. Я склонился и осторожно коснулся пальцем кромки ваказаши, вонзенного в страдальческое брюхо.

- Сабелька настоящая?

Артём не ответил. Тут я заметил табличку над скрюченной в агонии фигурой: «Маркиз Накамура Синрё. Основатель рода Синрё. Узнав, что через триста лет его пра(пра)внучка выйдет замуж за белого варвара, почтил это знаменательное событие торжественным сепукку».

Я хмыкнул и спросил у Артема:

- А чего, твоя жена японка?

И тотчас прикусил язык, вспомнив, что, вообще-то, кем бы ни была его жена – сейчас она эмигрантка из сей обители. Пусть даже не впервые и не всерьез, как уверяет Леха.

Артем промолчал снова. Я принялся оправдываться:

- Извини, я не хотел… ну, собственно…

Но Артем не обращал на меня абсолютно никакого внимания. И тут до меня доперло: он же по-русски не понимает! Что ж, пришлось насиловать язык Шекспира и Шелли детсадовским пенисом моего англофонства. Заодно – сменил тему:

- What… I must do now?

- “What am I to do now?” – поправил Артем и пояснил: - Must – сильный модальный глагол. Подразумевает законное предписание либо запрет. В твоем случае смысл вопроса: «Какие действия от меня ожидаются? » Выражается конструкцией «to be to». Если «вынужден сделать» - «to have to». Если же оттенок самый нейтральный - «Что мне предпочтительнее сделать? » - будет: “what should I do?”

«Возможно, мне предпочтительнее съебаться», - подумал я, в который раз искоса глянув на толстенную вязанку прутьев.

Артем продолжал:

- А будешь лажать с порядком слов в вопросе – огорчусь и не пойму. Уж это и в твоей школе должны были задолбить к девятому классу. Или тоже мимо пролетело?

- What am I to do now? – повторил я, с учетом корректив.

- Сейчас я покажу тебе, где что есть. Следуй за мной, - Артем перешел на английский. В дальнейшем он говорил так внятно и просто, что я, в общем-то, все понимал. Когда же озадачивался – Артем влет и пинцетно-точно ухватывал зерна моих сомнений, подбирал синонимы, иногда - переводил.

- Сначала проследуем в ванную, - гидствовал Артем. – Это ванная для гостей. Стандартная конструкция, стандартный пульт управления. Наверняка видел у Лешки. Нет? Не пользовался? Ничего, по-любому освоишься. Наводнения не устроишь, не бойся. Разве лишь – кипятком ошпаришься. Только смотри, чтоб не больше пятидесяти процентов кожи. Я Лехе обещал.

- Обещаю!

- Славно. Далее. Если бы ты был с барышней – я бы попросил не забивать сток пользованными кондомами. Но поскольку ты без барышни – такой проблемы, вероятно, не возникнет. Если, конечно, ты не из тех оригиналов, что предпочитают пользоваться презервативом даже в отсутствие барышни.

Я чуть смутился:

- Да я как бы вообще… в отсутствие барышни… - подернул плечами и замялся. Нет, это явная глупость – остервенело доказывать, что у меня в принципе не бывает отсутствия барышень и каких-либо манипуляций в этом состоянии. Все-таки, передо мной был не одноклассник, такой же герой-любовник с безгрешными руками.

Артем помотал головой:

- Саш, меня не интересует, как ты «вообще в отсутствие барышни»! Это личное дело. Только ванну душем ополаскивай после принятия – и окей. А теперь – тащи сюда ведра, - он показал руками: иначе я не понял бы слова buckets.

- Да, и закинь это на полку, над самураем! – он стянул через голову свитер и вручил мне, оставшись в серой футболке. И я невольно замешкался, завороженный открывшимся зрелищем. До той поры я видел подобную мускулатуру только в восточных боевиках и у своего Братца Леши. Но Леха, как и я, щупловат… в смысле, не совсем как я, тем более в четырнадцать лет, – но некрупный, худощавый и жилистый. Артем – он был выше на полголовы, гораздо шире в плечах и килограммов на тридцать потяжелее. Но он тоже не был качком-бодибилдером. У тех мышцы – как надутые воздушные шарики, перетянутые бечевой. У этого же парня – будто намотаны, туго и плотно, из самой бечевы, причем, сплетенной из титановых нитей. В общем, было в его облике нечто такое, что наводило на мысль: мышцы нужны ему не для красоты, а для отрывания голов и конечностей. Возможно, при других обстоятельствах я бы просто восхитился, как восхищаются амурским тигром в клетке. Но сейчас между нами не было стальных прутьев. У нас были другие прутья – ивовые, черт бы их…

- Сейчас мы наполним их теплой водой, - объявил Артем, когда я вернулся с ведрами. Поигрывая краном, сбалансировал температуру на сорока градусах, сообразуясь с электронным термометром в облицованной мраморной плиткой стене. «Пижоны! » - подумал я, имея в виду и своего братца, имевшего такой же сантехнический хайтек.

- Теперь тащи лекарства, которые из аптеки, а я принесу соль, - сказал Артем, когда три полных, слегка парящих ведра выстроились рядком на полу.

Он раскрывал пакеты с солью и высыпал в воду без остатка. Помешивал прутиком – и опорожнял очередной пакет. Это длилось четыре вечности и семь геологических периодов. Видя мое томление, Артем прокомментировал, по-русски:

- Растворимость соли очень высокая. А нам нужен предельный раствор для вымачивания прутьев.

«Хорошо сказано: нам! » - кисло подумал я.

Наконец, с солью было покончено, и Артем взялся за медикаменты. В одно ведро он высыпал марганцовку, в другое – вылил зеленку, в третье – йод. Я уже сходил за прутьями. «Угу», - удовлетворенно промычал Артем. Разделил охапку на три условно равные части и распихал по ведрам кончиками вниз. Оглядел свою инсталляцию – и, судя по всему, остался очень доволен.

Я почему-то вспомнил, что в Риме связки прутьев назывались фасциями. Знак ликторской власти. Оттуда, собственно, и происходит слово «фашизм». Типа, насилие, подавление вольнодумства и всякое такое.

- Нет, - Артем вдруг с улыбкой прервал мои раздумья. – Ребята Муссолини вкладывали в это другой смысл. Не то, что розгами секли непокорных, а то, что фасция – символ сплоченности. Единая связка. Как в той мудацкой притче про старого маразматика, который завещал сыновьям держаться вместе, а для иллюстрации этой нехитрой мысли – ломал разрозненные прутики.

- Почему – мудацкая? В смысле, притча? – только и нашелся я, что спросить. Вообще-то, я охуел с этой пугающей проницательности.

- Потому что есть такая вещь, как топор. И он кардинально меняет дело, - мрачновато разъяснил Артем. – Но ты, скорее, хотел узнать, как я проник в твою голову? Никакой мистики, друг мой. Дело в том, что у тебя весьма выразительная мимика и моторика. Это хорошо. В некоторых случаях – даже незаменимо. Но только не тогда, когда хочешь скрыть мысли. Например, при игре в покер, - Артем мимолетно усмехнулся.

- Интересно, и как же я раскрыл мысли о фашистах и всякое такое? Пальцами свастику изобразил?

- Нет. Оно и не надо. Но ты посмотрел на прутья и растопырил ладонь, как будто обхватываешь связку. Потом – ожесточился малость, посуровел лицом. На Дуче, конечно, ты не потянешь даже после пластической операции – но что-то фашистское промелькнуло. А потом – озадачился и сложил пальцы так, будто держишь розгу. Это, конечно, – самое поверхностное описание твоих невольных жестов. Я бы сказал – вульгаризация методики, изложенной еще стариной По в «Убийстве на улице Морг». Не читал? Забавный рассказик. Про обезьянку-игрунью. Почитай как-нибудь… Так вот: на самом деле все тоньше, и каждый жест в отдельности мог бы толковаться как угодно, однако вместе – намек на ход мыслей.

- А в покере ты фишки так же просекаешь? – подобострастно полюбопытствовал я.

Артем засмеялся, добродушно, чуть устало.

- В покере я по-разному фишки просекаю. Но, доложу тебе, у твоего Дрона такое явное каре на мордашке прописано было – аж на всю репу оквадратился. Даже как-то неловко было огорчать его своим флэш-ройалом… поэтому я, будучи парнем сердобольным, так долго не решался сровнять и вскрыться.

«Угу. Затянул, из сердоболия, в заоблачные выси, на двести тонн – и только тогда огорчил! » - с угрюмым восхищением подумал я, припоминая ту эпохальную торговлю.

- Завтра будут готовы! – порадовал Артем, кивнув на ведра с прутьями. – Там секретный ингредиент. Мое ноу-хау. Пропитываются быстро, гибкость отменная – и кора сохраняется. Правда, здорово?

- Круто… - не очень восторженно согласился я.

- Жрать хочешь? – спросил заботливый Артем.

- Да я из-за стола.

- Тогда, пожалуй, спать ложись. Пошли, покажу тебе твою конуру.

Конура оказалась вполне уютной, хотя обставленной по минимуму. Широкая кровать, столик с компьютером, офисное кресло. Ни шкафов, ни бара с пивом, ни аквариума с рыбками. Впрочем, пять звезд никто мне и не обещал.

Артем кинул на кровать комплект постельного белья:

- Сам застелишь?

- Угу.

- Пижамой, извини, не располагаю…

- Никогда не спал в пижаме, - признался я.

- Ну и славно. Будет холодно – подбавь температуры. Вот пульт. Стрелочками.

«Пижоны! » - снова подумал я. Мне казалось, что Артем попросту понтуется своим климат-контролем в каждой комнате. Или впрямь предполагает, что можно замерзнуть под пуховым одеялом?

- Да, и еще! – Артем, уже собираясь выходить, развернулся и поднял палец. – Лучше все-таки сразу тебя предупредить.

Он надолго замолчал.

- О чем предупредить?

- Об этой комнате. Понимаешь, иногда люди ночуют здесь вполне комфортно – а иногда с ними происходят странные вещи.

- Какого рода?

- Странного рода! – с нажимом на «странного» повторил Артем. И снова замолчал.

- Так что все-таки с ними происходит?

- Ну, например, им снятся сны. Яркие сны, красочные. Одному парню, вот, месяц назад приснилось, будто он очутился в немецком тылу во время войны, и кругом, как это ни удивительно, сплошные фашисты, и ему никак нельзя выдать себя. А из дойча – он знает с десяток слов, не больше. И единственная надежда – выйти на штандартен-фюрера Штирлица, который наш, который поможет. И вот он втирает каким-то эсэсовцам: «Шпрехе, бите, во ист Штирлиц? Ихь бин Штирлиц-кинд».

- И чем кончилось?

- Всеобщей и безусловной капитуляцией Германии. Ладно, спокойной ночи.

Когда Артем ушел, я немного подумал, сидя на краю кровати, и пришел к такому выводу касательно хозяина квартиры: «Все-таки, он псих».

Не сказать, что это был диагноз. Скорее – комплимент. До того времени самым чудаковатым психом, которого я знал, был Братец Леша. Себя я тоже считал однозначно ****утым. Значило ли это, что мы подружимся с Артемом? Ничего это не значило. Это нормальные – все одинаковые, а ебанутые – все яркие индивидуальности, и каждый ебанут по-своему…

Сейчас бы я выкурил не меньше трех сигарет от таких глобальных раздумий, но тогда я покамест не пристрастился к порочному дыму, и потому, вздохнув, попросту разделся, побросав шмотки на кресло, и нырнул под одеяло. Заснул на удивление легко, хотя время было детское – что-то около одиннадцати.

Продолжение - здесь: