Кожаная флейта или Эрос после полудня. Из сборника Секс после армии

Продолжение "Оргазма, плавно переходящего в фугу"

В на удачу открывшемся нам трактире

Мы отобедаем молодой бараниной

Под имбирем и базиликом,

Сочной, словно не ели её годами...

И ты сидела, как слиток счастья,

Средоточие радости очумелой,

Так, что трактирщик тучный, на тебя пялясь,

Молодел на глазах, скоропостижно немея...

И омладенившись до последней стадии,

На веки овеянный благодатью,

Он, наотрез отказавшись от платы,

Выставит от себя бутыль "домашнего"...

И мы виноградинными холмами

Побредём, по колено в сиесте нежась,

И кони, пасущиеся в серых яблоках,

Сквозь нас проступая, займутся грезить...

По пыли белёсой, прибитой давнишним зноем,

Мимо чинар, смоковниц, зарослей барбариса,

Подсолнухов, одуванчиков, чертополоха,

Туда, где трёхмерность неизбежно теряет в смыслах, -

Мы, - два пятна акварельно выцветшего пейзажа, -

Впишем себя истомлённою негой каплей,

Так, как только то и умеет бумага,

На ветру влажнея, впитывать аква...

И, в попытке запечатлеть мимолётность мига,

Взмахом руки рождая ажурность тени,

Мы прошепчем спаренным полу-выдохом

На последнем заклятьи: "Замри, мгновенье!"...

Заприметив чахлую мельницу под кипарисом,

Старую растрескавшимся уютом,

У ручья, вот уж вечность, как позабывшего

Наслажденье от влаго-себя-дающего, -

Спешимся, возвращая себя жизни,

Благо сия, казалось бы, напрочь выгорела

Под небо-провисшим маревом послеполуденным...

Ступая под согбенный полу-провал свода,

Туда, где тени, слепыми призраками,

Тычутся, тщетно пытаясь познать свободу,

Но, - приговорённые быть застигнутыми

Зевами изодранных светом окон, -

Вынуждены довольствоваться достигнутым,

То бишь, упованьями на снисхожденье ночи, -

Мы окунёмся в озёрца пыли,

Шорохом запустения припорошенные...

И ты, губы рта обозначив покорным пальцем,

Словно водворяя на место стёршиеся очертанья,

Скажешь: "Ах, как же я, однако, истосковалась

По своей же собственной неизбывной жажде"...

И распустишь шнурок моего шарваля...

... что ниспал услужливо на плиты пола,

И сама, склонённая, опускаясь,

Вослед ему, словно входя в чертоги

Обнажившейся в предвкушеньи плоти...

И, ягодиц полушария охвативши,

Ты примешься за исследования дотошные

Языком, глазами, губами, мыслями

Всего, что отверзлось воспалённым взорам...

И тогда уже я флуер достану...

Опершись небрежно на абрис тени,

Я загляжусь завороженно-отстранённо,

На то, как моя флейта-пикколо, в недоуменьи

Претерпевая последовательные метаморфозы,

Через стройный кларнет, уверенно наливаясь,

Преображается габоем...

И заиграю божественного Росетти...

И время исчезнет...

И наступит магия...

И ты, от габоя с музыкой соловея,

Вспыхнешь опалённою жаром птицей,

Птицей, слетевшей на зов тела,

Дабы воспарить вместе с ним, испитым...

И флейта зальётся плодить гармонии

И габой зацветёт колокольным пестиком,

И колокол, отливая пурпуром крыльев,

Зазвенит в унисон с твоими перьями...

Доколь, вконец преисполнившийся литургией,

Исторгнет мириад разноцветных шариков,

И ухватившись за один, особенно круглый,

Мы воспарим на нём предзакатным заревом...

А потом, облизнувшись, сглотнув на счастье,

И огладив со лба обессиленный локон,

Ты оправишь целомудренные оборки платья

И прижмёшься к ещё трепещущей мною плоти...

А я, так и оставшись, приспущенный,

Буду следить расфокусированным взглядом,

Как ты, вплетаясь в пылинок закатных кружево,

Станешь взметать их полоумным танцем...

И рефлексивно, краешком глаза,

Отмечу при этом удовлетворённо,

Как некто с пером и бархатной шляпой,

Высоким мольбертом полу-заслонённый,

Давно уж на кончике восприятья

Рисует нас, пастельно испепелённых...

Но даже я, вполне удовольствовавшись первым,

Не запримечу в рассеянности второго, -

Укрывшегося в зарослях сассапарельных

Крестьянина, с собакою-полукровкой...

Лёжа в обнимку, зажав дыханье,

Настежь высунув языки вспотевшие,

Они шептали "Отче" обескровленными губами,

Осеняясь без умолку крестным знамением...

А вечером, обалдело с дружками сидя

В прокопчённой всеми ветрами харчевне,

Он будет божиться над пинтой пшеничного,

Что и на простой – поверите?! - кожаной флейте

Можно, оказывается, Росетти разыгрывать...

"Да вы хоть собаку мою спросите", -

Божился он обречённо под общий гогот,

И бился об стол кулаком веснушчатым

Пока не врезал с досады по чьей-то роже...

9. VI. 07.