Французские поцелуи. Курс немолодого бойца 10

Продолжение.

Начало:

10.

Я не стал зацикливаться на фруктово-сексуальной теме.

Кто там, и кого, и как трахает?

Семен Семеныч с Передрягой на пару или порознь - Нинон?

Или же, наоборот, Нинон - Семен Семеныча с Передрягой? Вместе и по отдельности?

И кто, и кого там у них не может, или не хочет?

Не мое это дело, в частную жизнь лезть своими немытыми сапогами!

Думаю, сами без меня разберутся.

Не нравится мне свечки над ними держать. Да при этом скабрезно облизываться. Не мой стиль.

***

Я высветил на телефоне номер Мессалины, и только собрался расспросить ее о планах и мечтах на сегодняшний вечер и остаток ночи, как не самое хорошее предчувствие кольнуло мне сердце.

И немедленно мои высокие, чистые помыслы и желания - еще разок отделать Мессалину - перебила Аля. Своим совершенно некстати вклинившимся звонком.

Умеет женщина невпопад позвонить.

Очень даже умеет.

Нинон, старая опытная интриганка, вместо того, чтобы писать отчет о встрече с французами, навострила свои маленькие, розовые и острые кошачьи ушки.

***

Еще ничего не было произнесено вслух, а она уже предвкушала весьма зрелищный спектакль в моем исполнении.

Вот и верь после этого в отсутствие телепатии.

Или другой какой-нибудь - подобной же хрени.

Мне иногда кажется, что эзотеричная Нинон прямо какими-то своими полупрозрачными фибрами чувствует, что там, у меня в телефоне, происходит.

Интересно бы, кстати, знать, на каком месте у нее эти фибры произрастают?

Может быть, они у нее под топиком – как жабры, – к телу прикрепляются?

А может быть, они у нее на попе? И она на них, обширных, сексуально этак день-деньской сидит.

А когда скандалы чувствует, на них елозить начинает?

Фибры-то эти, телепатические – чешутся, однако… Когда космические сигналы принимают.

Вот зрелище-то, наверное!

***

- Ты что же это делаешь, а? – спросила Аля. Задушевно и со зловещими переливами в голосе. – Объясни-ка мне, пожалуйста…

А ведь отличное начало для нежно-ностальгического разговора бывших любовников, - подумал я мрачно в ответ.

Лучше начала просто и не бывает.

Со всеми, быстро вытекающими отсюда последствиями.

И вслух сказал:

- А что такое, Аля? Что-то случилось?

***

У кровожадного разлапистого осьминога к своей жертве больше бывает сочувствия, чем у рассерженной женщины – к своему несколько подуставшему от нее, но уже опять к новым подвигам готовому дружку. Б/у, то есть, бывшему у нее в употреблении.

Который, между прочим, уже сутки, как для нее – и не дружок. А посторонний, не очень молодой мужчина, теряющийся за ее кормой в ее же таинственном прошлом.

Прямо, как огонь маяка, погасший внезапно в тумане. Оставивший корабль в кромешной темноте. У неизвестных берегов.

Безо всяких, можно сказать, сексуально-романтических ориентиров.

И поделом!

Чего же ты, Аля, теперь собираешься наезжать, когда ты этого сама хотела?

Из-за своей заскорузлой домашней любви к мужу – пьянице и бабнику?

Вот так размышлял я, нажимая кнопку соединения с нервничающим абонентом, Алей.

– Ты чем же это, негодяище, занимаешься? – спросила Аля. - Тебе не стыдно?

***

Я иногда думаю, глядя на известные репродукции – и зачем только художники и скульпторы эту самую Пьету изображали женщиной? Да еще с каким-то посторонним мужчиной на коленях?

Других, что ли, натурщиц с натурщиками не было?

Под другим углом на дело посмотреть они не хотели, что ли?

Ленились, - мастера кисти и рубила?

Вместо Пьеты-женщины, на мой вкус, лучше бы они, титаны своего дела, какого-нибудь молотобойца изобразили.

И поцарапанный молот рядом с ним положили бы.

Больше смысла в произведении вышло бы, честное слово.

***

И дело бы обстояло так.

Сначала дядя-молотобоец по ошибке, или за провинность какую, огрел неизвестную даму своим молотком. А потом сам же ее и пожалел. И даже приголубил ее на своих коленях.

Совесть, возможно, замучила, - эту верзилу безмозглую.

А может быть – для каких-то допуслуг он ее голову себе на колени пристроил?

Вот Пьета бы получилась! Очень даже реалистичная. Жизненная.

- Тебе даже не стыдно? – спросила Аля. Безо всякого сочувствия в голосе – к моим переживаниям.

Шторм надвигался. И не просто надвигался, он уже был здесь, прямо над моей головой – в телефонной трубке.

Крутился черными косматыми смерчами, ломая все на своем пути.

Ушки Нинон стали даже пунцовыми от восторга и напряжения.

***

Насчет телепатии - Нинон может быть и права, и та действительно существует.

А может быть – и нет, и все это лишь сказки для неуверенных в себе взрослых.

Кто его знает, в конце-то концов, - кроме всеведущего конструктора?

Которому, думаю я, только еще и телепатией не хватало бы заниматься - для полного разнообразия его кипучей многогранной деятельности…

Мало у него, вездесущего, других забот и развлечений.

Например, в финотчетах Николая покопаться – чем не развлечение? Там ведь вообще, надо полагать, и сам черт ногу сломит.

Кому это Николай там на бутылку одеколона или аптечной настойки деньжат отпустил, а кому на новый особнячок в районе Таити средств подкинул?

Правильно ли отпустил, или погорячился, поддавшись жалобным молитвам?

По целевому назначению ли средства использованы – куплена ли аптечная настойка?

Или в собственный карман деньги положены?

И если вдруг опять в карман положены – то сколько?

Не жирно ли будет, Коля?

Скоро богаче конструктора станешь!

***

Я, кстати, тоже уже скромненько успел Николая кое о чем попросить. По совету моего знакомого анонимного алкоголика.

А что? Попросить-то язык не отсохнет…

Что – если просьба моя выгорит?

Моя молитва к Николаю была настолько интимной, что мне и самому себе теперь о ней не хотелось лишний раз вспоминать.

Чтобы не сглазить.

Конечно, как человеку с незаконченным высшим образованием, мне было понятно, все это ерунда на постном масле, - все эти просьбы и молитвы в никуда…

Но вдруг?

Нужно было лишь уповать, что просьба не застрянет где-то между небом, землей, и офисом Николая… Уж и не знаю, где он там у него размещается.

И если не застрянет, что сам Николай, из-за вселенского склероза, присущего небожителям, - о ней не забудет, к делу подошьет, когда печатный станок в очередной раз включать будет. Для наших мелких надобностей.

***

Возвращаясь к телепатии - ввиду того, что конструктор телепатией не занимается, отдает ее на откуп менеджерам на местах, так никто достоверно и не знает, существует ли она, или нет?

И спросить об этом просто – не у кого…

Не раздевать же Нину Моисеевну - в поисках телепатических фибр. Она этого может не понять.

Или – понять, но совершенно превратно.

И даже наброситься – с голодухи-то. Как осьминог.

И у менеджеров на местах про телепатию – не спросишь.

У них все так в хозяйстве перепутано, все бумаги смешаны, и валяются на перекосяк, и забот у них выше крыши - как бы карманы поплотнее набить.

До телепатии ли им тут?

Ясно, они от всех неудобных вопросов открещиваться будут. Заняты очень, промысловики любимые.

Ловители нежных и неопытных душ.

Вроде – моей, мелкой.

Все они на язычество и недостаток образования сваливать будут. Вот было бы законченное - тогда другое дело. Высшее.

***

Так что, вопрос насчет существования телепатии - остается открытым.

И будет он открыт до тех пора, пока ученые какую-нибудь очередную злободневную теорию не выдвинут.

По которой вдруг окажется, что телепатия есть, и с одной стороны, это очень хорошо.

Но вот с другой – просто ужасно…

Или окажется, что телепатии нет, и это тоже неплохо. А вот с другой стороны, это очень нехорошо…

И так далее, в том же малопонятном духе, присущем ученым.

Их теории - это всегда палка о двух концах.

Не очень понятно, за какой из них безопаснее взяться можно, чтобы сходу не обжечься.

***

Но и так называемые ученые – что-то тоже все не чешутся, да не чешутся. Хотя давно пора бы почесаться.

А они всё – отрицают, и ни во что не верят, кроме собственных умозаключений, богохульники...

Охамели, в общем, совершенно.

Распустились до безобразия. От полного безделья и высокоумной праздности.

***

Но шутки пора отставить в сторону.

Шторм крутится над моей лысой головой, и набирает силу.

Я всё же я не думаю, что именно у Александры телепатия так уж хорошо развита. Если даже предположить, вопреки бездельным ученым, что она все же существует.

В нашем лучшем из миров.

Не верю я, что Аля на расстоянии чувствует, зачем и кому это я собрался позвонить. Воодушевленный топиком Нинон.

Тем якобы богатством, которое этот топик от меня скрывает.

«Якобы» - потому, что еще надо бы проверить, насколько сие богатство на свободе держит свою волнующую форму.

Не расползается ли оно, это шикарное богатство, - если внезапно топик взять, да и стащить с нее - двумя большущими и плоскими блинами с бледно-розовыми бутонами посредине. При более тщательном эротическом рассмотрении.

Достигая области пупка на круглом животике Нинон.

***

А действительно, - не обнаружу ли я под топиком чрезвычайно оттянутую до прелестного пупка с пирсинговой побрякушкой грудь, слегка прикрывающую полупрозрачные телепатические фибры?

Вот ужас-то будет, такую мутацию увидать. Наяву, а не в фантастическом боевике американского производства - про всякие внеземные чудища.

Можно даже в обморок грохнуться.

Или стошнить в салфеточку.

Впрочем, мы не из таких уж, совсем слабонервных, или очень тошливых.

И не такое еще видали на своем веку.

Своих жен, к примеру, живьем голенькими даже видели…

И некоторых чужих – тоже.

Вот, Алю, например.

И ничего, живы пока. Практически, здоровы даже, как пишут отдельные врачи старой закалки, в медицинских карточках и справках.

За что я их, этих врачей, очень уважаю.

Если точно не знаешь, что с пациентом такое случилось, – так дипломатично и напиши – «практически здоров».

Как и делают эти врачи - старой закалки.

А под «практически здоров» можно понимать все, что угодно.

И так можно понимать, что просто здоров, как бык.

И этак, что здоров-то здоров, похоже, как бык… Однако почему-то лыжи набок, за сугроб, откинуть собирается. Этот самый, практически здоровый, бык - бычара.

***

Положа руку на то место, где у меня должно быть сердце, проверять Нинон на наличие фибр и крепкого бюста никакого особого желания или интереса у меня нет.

Она ведь просто существует в офисе, как афродизиак – и не более. Со своими навостренными ушками. За которые ее при случае и в пикантной ситуации можно и прихватить.

В общем, существует вроде таблеток или специй.

Не станешь же проверять, из каких компонентов лекарственные таблетки состоят? Проверка дороже выйдет, чем сами таблетки. В широком смысле.

Существенно дороже!

Так что – прочь руки от ее топика! Со всем его содержимым.

Вот интересно, улавливает ли сейчас Нинон ход моих мыслей? Слышит ли возмущение Александры? Или так – просто прикидывается?

- Нинон, - говорю я, - смотри, там птичка полетела… - и показываю в окно. – Это я не тебе, Аля, дорогая, - говорю я уже в трубку.

Нинон на шутку не регирует - полностью погруженная в телепатическую медитацию.

А вот Аля реагирует:

- Так ты там тоже с бабой, да?! На работе - тоже, да?

Крутое продолжение невинной шутки...

***

Аля, по-моему, даже и на очень близком расстоянии – на расстоянии всего одной диванной подушки - не всегда чувствует, чего хочет партнер.

То есть, с телепатией у нее – ну, никак.

И с некоторыми другими чувствами тоже. Вроде чувства юмора.

И фибр телепатических я у нее не наблюдал. Когда на нее голенькую смотрел, и никаких особых чувств при этом, особенно в последнее время, не испытывал.

Ни тошноты, ни восторга.

Если бы все-таки у Александры были развиты телепатические способности - в виде хотя бы зачаточных телепатических фибр, она вообще бы давно уже поняла, что наше с ней любовное дело пахнет керосином.

***

Слишком уж крепкий это аромат – для тонких интимных отношений…

Чересчур он грубый - для нашей трепетной связи.

Для нашей безразмерной любви.

- Так что же все-таки не так, Александра? – спрашиваю я ее.

***

Если бы у Али было развито сексуальное обоняние, она почувствовала бы этот неприятный керосиновый запах гораздо раньше моей волнующей встречи с Клавдией.

И даже безо всякой Мессалины - в качестве подменного эротического катализатора, - она осознала бы, что ее сексуальные отношения с милым другом, и даже некоторые элементы нашей унылой эротики - зашли в полный и непроходимый тупик.

И уже никогда и никуда оттуда не вберутся.

Из него есть один лишь малоприятный хирургический выход - расстаться.

И, по возможности, быстрее.

- Так ты еще и спрашиваешь?! – звенит ее голос. - Что не так, козлина!

Нет, совершенно невозможно разговаривать с женщиной в таком состоянии, да еще и в разгар рабочего дня. Будучи окруженным развлекающимися соглядатаями - вроде Нины Моисеевны.

***

Даже разухабистая, бесконтактная и бестелесная оторва Сексуальная, что виртуально живет где-то в сети, – и то эротичнее в постели выглядит, наверное, чем Аля, – думаю я.

Пусть даже и матом ругается вслух. К месту и ни к месту.

Я ее не видел никогда, а только читал на экране ее пассажи, но что-то в ней определенно есть – чувствую нутром. Гораздо более привлекательное, чем в Але.

Чувство юмора, что ли?

Не перевоспитывают, дорогая Аля, - думаю я, - таких взрослых замужних девочек, как ты.

Увы и ах!…

А уж чувство юмора – вообще не прививаемая вещь. Либо оно есть, либо его нет, и никогда уже не будет.

По русской поговорке – пороть тебя надо было тогда, когда ты, Аля, еще поперек лавки лежала.

А не тогда, как сейчас - вдоль распласталась. Раздвинув ножки, и изогнувшись призывно. Но несколько на мой вкус фригидно, - так я мысленно рассуждаю, слушая возмущенный голос Александры.

Да и не специалист я по поркам.

Вообще, признаюсь тебе, Александра, - уже как родной почти, садо-мазо совсем не мой профиль. Я ласковых девочек люблю, - беседую я с ней мысленно. Не нравятся мне кожаные фюреры в фуражках и с плетками.

Из дивизии СС «Мертвая голова».

Кроме того, дорогая моя Аля, я не то, чтобы поклонник всяких патологических извращений. В постели особенно.

Скорее – наоборот, я горячий их противник. Повсеместно.

А когда женщина хладно в постели кантуется – напоминает это все некрофилию. Ты уж – извини, дорогая. И тут нам не по пути.

***

В данном же конкретном случае - и без привлечения телепатии ясно, что дело с Клавдией обстояло гораздо проще.

Восторженная Мессалина из чисто женской солидарности рассказала Але, какое новое приобретение она, Клава, сделала в моем лице.

С ее дружеской подачи.

Рассказала - просто, чтобы порадовать близкую подругу.

Женщины, особенно, подруги, очень любят приятными мелочами обменяться. Порассказать как бы невзначай, кто, с кем, и как, и где, а главное, в какой позе дружит.

И проследить за выражением глаз и цветом лица любимой своей товарки.

Совершенно рядовая ситуация.

И Алю обуяла зависть.

А также в ней разгорелся огонь обиды. Как у собаки на сене.

Сам не съем, но и тебе, дорогая Клава, не дам. И отойди от миски.

Вот под этот огонь я сейчас и попал, - ежился я, слушая в трубке звякивающий неприятностями голос Али.

Участвуй вот теперь в этих кровавых дамских разборках.

Не в качестве постороннего. А в качестве какого-то переходящего трофея. Вроде жестяного кубка для дворовых команд в ленинской комнате.

Весьма почетная роль, признаться.

***

Между прочим, это вот у меня хорошо развита интуиция. Я не говорю при этом - телепатия.

Такой вот, как сейчас, поворот событий легко мной читался.

Или, как считают эзотерики, вроде Нинон, – этот поворот грядущих событий черпался мной из космического информационного канала. И был предначертан мне моим астральным гороскопом.

Чушь какая-то собачья – с этими информационными каналами.

И с гороскопами.

И вообще, у таких гиперсексуальных дам, как Нинон, слишком много чуши в голове с годами накапливается.

По причине нереализованной сексуальной прыти и недотраха, я думаю.

А также по причине излишнего любования собой. Особенно, своим бюстом и прочими достоинствами.

И мыслями на тему - какие же они хорошие, да какие же они пригожие.

А мужчины, вокруг как мухи кружащие, - такие вот сволочи… все никак по достоинству их оценить не могут.

Куннилингуса, или других каких нежных романтичных чувств у этих гадов не допросишься... Даже и не мечтай.

Да и черт бы с ним даже, с этим куннилингусом.

Хоть бы просто – трахали бы по рабоче-крестьянски, да хоть бы раз в месяц, но исправно. И то сошло бы...

Но ведь даже и этого – нет, как нет.

***

Но какие же это несметные достоинства, если разобраться-то – у этих дамочек есть? – думаю я. Чтобы их хотя бы раз в месяц трахали? И не отворачивались при этом?

Дряхлеющие бюсты, и вислые целлюлитные попы?

Неуместная и неуемная болтливость, которую не остановишь, чем и как только рот им не затыкай?

Жеманное кокетство маленьких неопытных девочек, в которых они играют - несмотря на отчаянный возраст, хирургические подтяжки, и тщательно закрашенную седину?

Глубокомысленное самокопание, от которого мрут даже тараканы, выдерживающие лучевой удар в три тысяи рентген, и даже без видимых последствий? Только им же самим и интересное?

Вот беда-то - честное слово!..

***

Помнится, однажды я познакомился с очень милой, и при этом не очень молодой девушкой, похожей даже внешне где-то немного на секс-бомбу Мессалину - своими эротическими данными.

Лет сорока-сорока пяти.

А может быть, даже и поболе. Под гримом и фотошопом это не всегда легко разглядеть.

Так же, как трудно выяснить, блондинка она – или усердно крашеная шатенка?

Эта девушка – в ходе нашей вялотекущей переписки, - долго все не могла понять, как это у меня ничего в душе не колышется?

Сорок семь лет, а у меня все не колышется, да не колышется… - все удивлялась она.

***

Что у меня должно было колыхаться, интересно? В душе или в другом месте тела?

Я вообще очень бы озаботился, и, пожалуй, даже испугался бы. Если бы у меня, - вместо того, чтобы твердо на ногах стоять, мой друг, к примеру, колыхаться начал. Как пьяный.

Качаться бы начал. Гнуться, горбиться, ломаться, и вообще – увиливать при каждом удобном случае.

Если она именно это имела ввиду. То же, что я.

Может быть, я даже к сексопатологу записался бы на прием. Расспросил бы сексопатолога, что и как?

И чем, интересно, от этого колыхания мне срочно лечиться надо?

Юными девушками? Или тетьками преклонного возраста?

Или вообще – пора мне на пенсию? Потому что у меня вместо стройных упругих гениталий остаются теперь одни только глаза?…

Беда, ой беда-то!

***

Я так этой даме и написал, что считаю - стоять надо до последнего патрона. И не колыхаться, черт его подери совсем, моего друга неугомонного!..

И даже, когда все патроны кончатся, все равно он, смертник, должен стоять и самопожертвенно умереть под гусеницами нашей горячей, как танк пышущей дизельным топливом, любви.

Не на коленях смерть под гусеницами принять, а с высоко поднятой головой.

То есть, головкой, - я извиняюсь.

***

А эта дама, получив мою фотографию, которую она упорно интимно и по-свойски называла фоткой, писала мне:

«И как это Вас, такого интересного, жены-то отпустили в одиночное плавание? Не тянет ли в гавань? »

«И где это вы так симпотно сфоткались? С кем – главное? Чья это женская ручка у вас на коленке лежит? » - вопрошала она меня.

***

На что я, веселясь от такой любознательности, отвечал: во-первых, у жен я разрешения и не спрашивал. И в дальнейшем – спрашивать не собираюсь.

Благо, давно уже не у кого спрашивать.

В мои планы, кстати, - писал я также, - заиметь в дальнейшем кого-нибудь такого, интересующегося, у которого надо разрешение спрашиваться, ну, совершенно не входит.

Просто даже не вписывается это в мои обозримые планы.

Поэтому, тоже кстати, - писал я, – я прекрасно себя чувствую.

И не колыхаюсь.

И другой мой старается не колыхаться. Особенно – в постели, или там, где его обстоятельства вдруг застигнут.

В ванной, например. На кухне, в лифте, в подъезде, на заднем сидении автомобиля, в лесу среди комаров и слепней, в офисе, в пыли на столе среди бумаг, на коврике в прихожей... и так далее.

Колыхаться он начинает только раз на третий, или на четвертый приятных упражнений.

Но тут уж, извините…

Это колыхание зависит не от нас с моим приятелем, а главным образом, от настойчивости и умения любезной партнерши.

Насколько она горяча, и любвеобильна.

Или – наоборот, холодна и неповоротлива.

***

Во-вторых, писал я, кто же ей, такой сфотканной полунеглиже прелестнице, но, похоже, набитой дуре, сказал, что плавание мое – одиночное?

Может быть, оно только периодически бывает одиночным? По вторникам и четвергам, скажем?

А в остальные дни – совсем оно не одиночное? Вы ж моим расписанием не интересовались...

Я бы даже особо отметил – весьма оно населенное, это плавание бывает. Как минимум, парное. А бывает, что и… догадайся мол сама, милая дамочка, какое оно иногда бывает.

Чтобы подзадорить ее, я писал, что всегда найду, чем и с кем заняться. В минуту грусти.

И все это было почти даже похоже на правду. Художественную, конечно...

***

А нежная ручка у меня на коленке – просто случайность, писал я.

Непростительная небрежность ретушера, который забыл наманикюренные пальчики у меня с колена убрать.

Нет там никого – рядом со мной, на фотке.

Не обращайте внимания на эту деталь, милая, - писал я. Эта нежная девичья ручка здесь совершенно не причем.

К слову, а кто определил, что это ручка женская? – хихикал я при этом. - Сейчас и отдельные так называемые мужчины свои пальчики маникюрят и ноготки красят.

Впрочем, обращайте внимания на мои шуточки. Я – не голубой. Если только – чуть-чуть. Когда какая-нибудь дамочка невзначай спинкой ко мне поворачивается...

К сведению же неопытных девочек, - писал я, отчаянно развлекаясь, - страждущая дамская ручка значительно выше должна располагаться. Чем это видно на фотографии.

Гораздо выше.

Не на коленке, где одни кости да джинсы.

А как раз там, где молния еле удерживается, чтобы не расползтись.

А под ней все что возможно - напряжено упруго, и предвкушительно. В ожидании этой ручки, а лучше сразу – губок.

Влажных, призывных и ненасытных.

И тех, и других, и третьих – всяких, какие в данный момент в ассортименте поблизости имеются!

***

Но, конечно, конечно же, - также добавлял я еще жалобно, - мне очень хотелось бы, чтобы кто-нибудь пожалел меня, бедного. Одинокого до опупения.

А то ведь мне и голову некуда приклонить.

И – головку тоже. К вечеру, после работы.

По вторникам и четвергам.

***

И чего это меня так несло – вот в чем вопрос?

Думаю - больно эта девушка зазывно неглиже была сфоткана. Как она сама метко выражалась.

Это меня и подкупало - для продолжения и углубления нашей переписки.

***

Конечно, и ежу ясно, как божий день, - хоть я и отъявленный пессимист и циник, не мог я так просто обидеть девушку.

Этого хулиганства - про головку, я ей в письмах не сообщал.

Мы ж с ней не были так коротко знакомы, чтобы совместно веселиться над такими фривольными и милыми шуточками.

Хотя, говорят мудрые ребята в бане – вроде моего знакомого анонимного алкоголика, - если бы мужчины знали, что там в головах у девушек и даже зрелых женщин сидит, они были бы гораздо смелее. В своих помыслах, желаниях, и хватаниях девушек и даже женщин за разные аппетитные части тела.

Гораздо смелее.

***

Как резюме, - предлагал я, – давайте-ка, милая девушка, повстречаемся, и разберемся во всех этих сложных вопросах.

В тесной уютной компании из нас двоих, тет-а-тет.

Только вы, и я. И рюмочка амонтильядо. Из запасов моего знакомого анонимного алкоголика. Или даже курвуазье.

С легким привкусом чайковского - для дополнительного аромата.

***

Что же касается групповых и тесных встреч, мы еще с вами слишком мало знакомы, и я немного стесняюсь пока групповых отношений (ха-ха!) – писал я ей также попутно. – О которых вы, милая, наверное, мечтаете.

Типа ж+м+м, или ж+ж+м, как пишут более опытные, ненасытные, и откровенные, чем вы, девушки.

***

Хотя, (замечу я опять в скобках), конечно же, в ее письмах ничего о групповых встречах не было и в помину.

Там, на нашей милой встрече тет-а-тет, - писал я, - мы и затронем вопросы возвращения кораблей в разнообразные попутные гавани. На пути к последнему пристанищу. В каком-нибудь колумбарии.

Если доберемся до таких сакраментальных вопросов, конечно.

В ходе наших интимных прений.

Слегка возбужденная моими ответами девушка была настроена решительно. Особенно – в отношении моего светлого будущего.

Как она себе его представляла.

Так прямо это и чувствовалось: она намерена завернуть к себе сей корабль. С чужой рукой на коленке.

И поставить его на унылый прикол. С отличным видом на открытое вольным ветрам терпкое море.

***

Она все мне писала и писала, а я все доверчиво ей отвечал, и отвечал.

И все интимнее, и интимнее раз от раза.

И все проникновеннее, и проникновеннее.

Но – почти без фривольностей, чтобы не оттолкнуть предмет вожделения раньше времени.

Я не терял надежды под шумок приклонить к ней голову на плечико или на грудь. Другу бы тоже, думаю, приятное местечко для отдыха нашлось. И не одно.

А потом, что естественно, я предполагал свинтить в вольные пышные кусты дикой сельвы. В пампасы.

Как самый настоящий эротоман-однодневка.

Такой вот у меня был мой черный замысел. Который, на самом-то деле, как я думаю, был и для нее тоже почти прозрачен.

***

Впрочем, все эти наши разговоры - про тихую семейную гавань, не имели ничего общего с окружающей нас действительностью.

Все это было и с ее стороны лишь антуражем приличной девушки.

Даже почти что девственницы – не взирая на прошлых мужей.

Говоря по-русски, на самом-то деле, все, что ей было нужно – так это, чтобы хоть кто-нибудь оттрахал ее как следует. По первое число – что называется.

И, желательно, не один раз.

А то – все пишут, да пишут, обещают да обещают, разные ботаны да лохотроны.

Но как дело до тела доходит – увы… Мимо кассы.

Приезжают на метро, и в метро же и растворяются.

Она меня и проверяла на вшивость, оттягивая счастливый миг нашего свидания.

***

«Я тоже живу одна уже четвёртый год, тоже привыкла, и с трудом представляю, что кто-то будет "мелькать перед глазами", но и одной тоже бывает несладко. Особенно, когда все друзья и соседи живут парами. За их праздничными столами моё одиночество становится особенно заметно...

Вы мужчина, вам, может быть, и положено быть одинокими в душе.

А женщины по-другому устроены», писала она мне проникновенно.

Однако – потом она вспоминала, видимо, что не стоит спугивать предстоящую жертву, и одергивала себя:

«У меня часто меняется отношение к "парности". Иногда, вечером валяюсь у телевизора и думаю: "Вот, лежишь, а был бы муж (муж в данном контексте понятие весьма абстрактное), сейчас бы накрасила губки, и на кухне бы жарила-парила, а потом сидели бы рядышком, обнявшись, киношку смотрели...

А через пару часов, направляясь из кухни, обратно к телевизору с чашкой или рюмочкой чая, говорю своему отражению в зеркале:

"Ну, что, милая, что хочешь, то и делаешь. А был бы муж, сейчас бы бегала по кухне попа в мыле, а потом бы он насытился и уснул у телевизора, а ты бы сидела и думала: "Что ты есть, паразит, что тебя нет..."

Это шутка, конечно, но в каждой шутке лишь доля шутки... »

***

Для разжигания моего сексуального пламени она под разными предлогами все переносила нашу встречу тет-а-тет, - и переносила.

Такая тактика мне даже немного добавляла, думаю, дров в печку.

Особенно, когда я посматривал время от времени на ее откровенные фото. Любуясь на ее аппетитную выгнутую спину и попку – ракурс сзади и чуть сбоку, - спрятанную под полупрозрачной ночной рубашкой. Или как там еще у девушек называется эта весьма лишняя штука, похожая на мешок, сделанный из тюлевой занавески в оборочках. С дырками для головы и рук.

Который, обычно, только путается под руками, источая аромат тяжелых духов в перемешку с запахом давно не проветрившегося шифонера.

Подозреваю, также, что и целлюлит на фото тоже уже начали ретушировать – с помощью фотошопа, да все тех же тюлевых ночных рубашечек с оборочками...

***

И все же мы встретились наконец.

- Ах, - сказала она, - в жизни вы гораздо лучше, чем на фотках. Давай, на «ты»…

И взяла меня под руку, страстно потеревшись о мое предплечье своим жестким лифчиком.

Ах, какая вы… э…, бочкообразная, - подумал я в ответ. - Совсем не то, что на призывных фотографиях. Наверное, там ваша тщательно крашеная голова блондинки к чужому тулову была приделана?

Амонтильядо отменялось – решительно и бесповоротно!

- Сколько у нас есть времени? – спросил я, готовя почву для стремительного отступления, похожего больше на паническое бегство.

- А сколько нам надо? – спросила она встречно и кокетливо. Намекая на то, что у нас теперь вся жизнь, может быть, уже впереди.

- Вот тут можно кофе попить, - заметил я, показывая на обшарпанную дверь «Кофе-хауса».

А можно и не пить, добавил я мысленно

- Лучше, все же, попить, - сказала она. – Для начала нашей программы. Давай, зайдем сюда, милый. Это романтично…

***

Этот «милый» меня просто добил.

После отвратительного горелого на вкус кофе, я бежал без оглядки. Отговорившись неотложными делами.

В ее глазах читалось изумленное разочарование.

Опять ботаник – читалось в ее глазах.

- Я и завтра совершенно свободна. Мы завтра можем продолжить наши контакты… - говорила она сюсюкая слегка, когда я запихивал ее обратно в метро, из которого она и появилась.

Я отговорился тем, что перед свиданием у меня спустило колесо, и пришлось ехать сюда на троллейбусе.

- Конечно, продолжим… - махал я ей вслед. Глядя с облегчением, как она исчезает в тяжелой дымке лестничного пролета станции - нашего лучшего в мире метрополитена.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ