Французские поцелуи. Курс немолодого бойца 11

Продолжение.

Начало:

11.

…Одна из изюминок этой флирт-истории: утром следующего дня, - собираясь отправиться на работу, - я обнаружил, что у машины спустило колесо.

Как мной и было накануне наврано - с перепугу – этой бочкообразной леди с чужим сексообразным туловом на фото.

Мистика – одно слово!

Просто роковая женщина какая-то, да еще и с черным волшебным глазом, оказывается!

Впрочем, я, конечно, выражаюсь фигурально - насчет ее черного глаза.

Во-первых. Глаз у нее был не один, отдам ей должное, а целых два.

Во-вторых, настоящие черные жгучие глаза вообще огромная редкость. На ценителя.

Как я успел заметить, глаза у дамы были не совсем черные, а голубые.

Хитрые. Даже где-то бесстыжие.

И маленькие.

Чего, кстати, на ее фото тоже видно и не было… Еще одно небольшое чудо – из разряда обманчивых чудес фотошопа.

А лифчик, которым стареющая девушка все же успела потереться о мое плечо, помнится, – был жестким, как панцирь черепахи.

Наверное, она носила на груди такие жесткие пресс-формы специально, - чтобы ее, якобы, большая и заманчивая для некоторых грудь была хорошо очерчена.

И сразу утягивала бы на себя все мужское внимание. Отвлекая его от ее общей бочкообразности. И, при том – совершенно плоской попы.

Странное какое-то сочетание…

Эх… плоской – именно, плоской и ровной, как большая сковородка для жарки блинов.

Меня ведь тоже так просто не обманешь и на мякине не проведешь.

Хотя глаз у меня карий.

Что с такой девушкой делать? - думал я. - Скажите на милость? Только бежать от нее, и скрываться в лесах и огородах. Чудная она какая-то…

Слава богу, точка в этой истории была поставлена сразу, бесповоротно.

Но, как оказалось, это было только лишь многоточие.

***

На следующий день, поздним вечером, я сидел дома перед компьютером, и пил из запотевшей алюминиевой банки ледяное пиво. Которое, в общем, не очень люблю, и пью только по необходимости, – в отчаянную жару.

Я развлекался размышлениями о женском коварстве, о пророчествах, выданных сгоряча и с большого перепуга, о безвозвратно проколотом по вине странной девушки колесе, и о превратностях мужского скромного бытия.

Которые иногда влетают в копеечку.

Мое мужское скромное бытие действительно выходило довольно дорогим.

Прокол колеса оказался неремонтируемым.

Шин той же марки и размеров в городе не было.

И даже представительство «Данлоп», где можно было бы попробовать поклянчить нужную резину, в моей горячо любимой столице приказало долго жить и закрылось.

***

По-видимому, представительство съехало, устав от наездов, поборов и бесконечных взяток.

А, кроме того, от бесперспективной бескормицы.

Да и чем ему тут было поживиться - среди разъезжающих по городу «тазах» на одной и той же лысой резине круглый год. И зимой и летом. Производства Урюпинской дерьмоформовочной фабрики «Заветы Ильича»…

Зачем же этим тазам «Данлоп»? А также – «Файерстоун», «Пирелли», «Мишлен» и тому подобное иностранное излишество?

Когда есть урюпинская фабрика.

Приносящая сумасшедший доход ее владельцам.

Буквально - из дерьма и кизяков?

***

Я думаю, "Данлоп" давно понял, что в этой стране победившего феодализма совершенно никому и ничего такого не нужно…

Что местный Автопром жил, живет и будет жить безбедно и даже очень богато. Производя на народные же деньги устаревшее лет на тридцать барахло с прикрученными кое-как колесами, и защищаясь от конкуренции таможенными барьерами и купленными взяточниками – чиновниками..

Что депутатские мандаты для лизания монаршего зада прикупались, прикупаются и будут прикупаться поштучно – по десятку миллионов зеленых за штуку.

А самый старший феодал будет звякать ракетами и прочей смертоносной дрянью и грозить замачиванием в сортирах, жевать желваками, закручивать гайки, давить прессу, дружить с монархами-людоедами, пороть непокорных шпицрутенами, и готовить Сочи в качестве очередного подарка жуликам всех мастей и рангов – на разграбление.

***

Какой это бизнес? - задался вопросом «Данлоп».

И сам же на него ответил – обычный. Криминальный.

Уноси ноги, покуда и тебя вместе с Сочами по случаю не прихватила какая-нибудь ушлая начальничья жена.

Ставящая синяки своему градоначальнику за то, что он что-то не в ту сторону сделал. Посмел, так сказать, отклониться от генеральной бизнеслинии партии.

В собственный, а не в ее карман что-нибудь положил.

Какую-нибудь очередную конфетку, вроде дорожного налога. Или новостройки за МКАДом, где, все же, оказывается, тоже есть жизнь… Правда, других инопланетных форм.

Или реконструкции Ленинградского проспекта.

На которых можно очень неплохо заработать.

Очень-очень даже неплохо.

***

Итогом ухода «Данлопа» из моей великой, необъятной и любимой, и моей встречи с бочкообразной барышней стало то, что взамен одного испорченного колеса мне пришлось покупать четыре новых – от другого производителя.

Двадцатиминутный выгул красотки со своей головой, но с чужим туловом и чужими глазками, а также мое трепание языком, и вранье насчет проколотой шины, обошлись мне почти в пятьсот баксов.

Неплохо – для такой милочки, совсем неплохо…

Не каждая может так вот сходу высадить мужчину - уже на первом свидании, - без секса с элементами эротики. И на такую вот приятную сумму.

Даже – классная от ретуши и настолько же глупая, кривоногая и блондинистая call-girl на целую ночь.

Хотя тут, признаюсь несколько смущенно, услугами проституток в моей длинной и разнообразной жизни пользоваться мне не доводилось.

По причине общей брезгливости.

А также - любви к санитарии с гигиеной, привитой с детства моей дорогой покойницей-бабулей.

***

Так вот сидел я вечером, пил пиво, и размышлял о потерянных деньгах, как комп пискнул, сообщая, что ко мне прилетела почта-ласточка.

То место. где у меня должно быть сердце, на мгновение дрогнуло в предвкушении чего-то... сам не знаю, чего.

Но это была, конечно, всего-лишь моя очень дорогая бочкообразная прелесть.

«Ты произвел-таки на меня впечатление», - писала она. «Сильное. Мощное. Но краткое. Хотелось бы его углубить. Что ты там про амонтильядо говорил? Никогда не пробовала. Тем более, с таким мужчиной, и тет-а-тет. Надеюсь, в следующий раз ты будешь ездить не на троллейбусе, а на личном авто? Когда же будет следущий раз? ».

«Я решила, между прочим, стать твоим добрым ангелом»,- писала она также. «И посылаю тебе гороскопчик, по которому все у тебя сбудется».

И почему почти каждая женщина хочет быть ангелом? - подумал я. Какой интерес мужчине общаться с ангелами? Какое-то тут есть постоянное взаимное недопонимание эротической ситуации.

***

Я почесал лысину, и крякнул.

Писать ненаглядной о том, что наше скоротечное свидание обернулось потерей пятисот баксов я, как истинный джентльмен, ей не стал.

Жаба меня душила страшная, глазастая, и тяжелая, словно переполненный автобус.

Поэтому я даже вообще писать ей не стал.

Не было у меня никакого желания еще и ангела поиметь.

Но гороскоп все же прочитал.

В гороскопе было, приблизительно, следующее:

«Активный, творческий день. Не исключено, что вечер Вы проведете с близким человеком в романтичной обстановке при свечах. Романтическое настроение не позволит заниматься скучной работой. Вероятно романтическое знакомство с человеком издалека».

Эх, гороскоп ты мой, гороскоп…

***

Активный творческий день выдался просто на редкость активным.

Три часа с утра в пробке, и опоздание всюду, куда только можно. И куда только нельзя - тоже.

Выговор от Семен Семеныча.

И повторный выговор от Семен Семеныча – в ответ на мои вялые огрызания.

Дальше – творческий день в окружении Нинон, у которой, кажется, начались то ли ПМС, то ли месячные. Или – и то и другое – одновременно.

А может быть даже и климакс в придачу.

А также в ненавязчивой компании очень умного дурака Бодрякова.

И третий выговор подоспел – опять от Семен Семеныча.

С намеком – тебе вообще, деньги-то получать у нас нравится?

***

«Не исключено, что вечер проведете с близким человеком в романтической обстановке – при свечах» - было написано там еще.

Электричество в этот активный творческий день - и во всем доме сразу - вырубили часов в семь. А в полвосьмого – сорвало немецкий кран на кухне. Когда я в полутьме затеял вымыть посуду.

Кран при ближайшем рассмотрении оказался то ли турецким, то ли китайским. То ли даже нашим. То есть, совсем пропащим.

Далее, при свечах я проводил романтический вечер со ставшим мне близким и любимым, но полупьяным сантехником.

Который в темноте никак не мог прикрутить воду. За это время ее утекло немало – исключительно на пол.

***

«Романтическое знакомство с человеком издалека…», пророчила девушка с маленькими глазками.

Пришел сосед снизу, и он действительно был издалека, - с Кавказа, надо полагать.

Он сказал мне, что если еще вода будет ему течь на голову и за шиворот, то он мою маму…

Я ему в ответ тоже сообщил кое-что. Кое-какие подробности.

О том, что и я сделаю с его мамой, если он не уберется из моей квартиры.

Этот разговор рассмешил сантехника так, что у него все стало валиться из рук, и кран, который он только что прикрутил, опять сорвало, и вода опять хлынула пенящимся потоком из засорившейся раковины.

***

Слово – за слово…

И дело закончилось коньяком при свечах же.

Третьим в нашей компании был, сука, сантехник, который и кран не прикрутил, и внезапно выпал из романтического вечера в другое время и пространство.

Нам с кавказским гостем пришлось искать его жену, чтобы она оттранспортировала бездыханное тело домой.

Жена сантехника также оказалась не совсем трезвой. А выпив рюмку-другую, стала совсем нетрезвой.

В итоге транспортировать пришлось сразу двоих.

А кран починил кавказский гость.

***

В полночь чары моего астрологического ангела с плоской попой закончились.

Свет врубили.

Кран перестал течь.

От сантехника и его супруги остались тяжелые запахи горелой резины и прелых носков.

С кавказским товарищем мы расстались крепкими друзьями, потому что помимо коньяка выпили еще и бутылку водки.

Без закуски.

И без сантехника с его супругой.

***

Зато в холодильнике все растаяло…

Впрочем, это была не очень большая беда.

Он все равно был пустым и плохо выглядел. И я все равно уже собирался его оттаивать.

***

«Ну, как? Сбылось? » - получил я на следующий день прямо с утра письмо от ненаглядной.

«Еще как! », - не выдержал я.

«Тогда я пришлю тебе настоящий твой гороскоп. Кстати, ты еще не починил машинку? А амонтильядо не прокисло? »

«У меня дома есть винный погреб», - написал я в ответ. – «Если не прокисло за триста лет, то не прокиснет и за пару вечеров».

«А ты мне раньше не писал, что у тебя есть загородная вилла с винным погребом…», - очень воодушевилась эта дура. – «Ты загадочный!.. »

Господи, правый, и она прислала еще… Мой настоящий гороскоп.

***

Там были такие, например, перлы:

«Хороший градус для занятий экологией или системами безопасности. Анатомическое соответствие - Правая приводящая мышца.

(Израитель. Градусы.)»

«Панда

Нептун Зеленый

Это градус Панды. У нас был медведь-панда, очковый медведь, его не надо пугать с этой пандой.

Это именно большая панда с полосатым хвостом. Не золотистая, а все-таки больше какая-то бурая, но не очковый медведь.

Миролюбивая, но все-таки достаточно двойственный характер.

Угловатая, втирается в доверие, не прощает обид, использует других для своих корыстных целей. Играет роль такого доброго, всепрощающего человека, производит впечатление такой мягкой тихони, но себе на уме на самом деле.

Очень любит прятать все, выслеживать, дает стукачей этот градус. Все делает втихаря, тихим сапом. Дает также скрытую сексуальную натуру и озабоченность. Очень любопытна, любит путешествовать, привязчива.

Этот градус дает всеобщую любовь, его все любят. Но он отнюдь не платит той же монетой, он использует своих покровителей, использует людей, очень мягкий и добрый паразит. Любит людей стравливать, такой тихий садизм.

Тихий, добрый, сентиментальный садист. Любит плакаться, очень нервный, даже романтичный.

Вороватость, на голубом глазу, причем.

Помните Альхена, голубого воришку? Очень честный, добродушный, голубой взгляд.

Тем не менее, очень себе на уме и очень хитрый. Расслаблять других любит, а сам залезает в карман, использует. Их все любят, но они умудряются использовать всех людей в своем окружении. Да так, что те и не замечают этого».

***

И далее – в таком же приятном и малопонятном духе.

На птичьем языке, понятном избранным.

Похоже, что под этим самым «градусом» подразумевался я – собственной персоной. Особенно я был похож на "Тихого, добрго, сентиментальнго садиста"...

На сто сорок страниц!

Я осилил одну, и едва не заболел - из-зи натуги моего беспомощного разума.

Это же надо… написать про какой-то градус сто сорок страниц!

Дела у нее были явно совсем нехороши.

Не только с попой. Но и с головой.

***

Я не хотел ей отвечать дальше.

Но мое любопытство меня победило, и я спросил:

«Вы во все это искренне верите? »

«Не «вы», а «ты», милый котеночек» - ответила она. – «Когда у тебя в третьем глазу откроется информационный канал, ты все на свете поймешь.

И как, завтра мы продолжим наши контакты? »

«А Вы все сами написали и придумали? » – спросил я на всякий случай.

Оказывается, все это написали какое-то Глобо и какой-то Израитель…

***

Господи, думал я, какое счастье, что наше свидание закончилось в этом самом задрипанном «Кофе Хаусе» минуте на двадцатой.

«Конечно, увидимся и продолжим контакты», - написал я. - «Когда на работе посвободнее станет. В конце лета, я так полагаю. К этому времени - я и колесо починю».

Ответа я не получил.

***

Надо бы оживить, думаю я, глядя на прислушивающуюся к нашему с Алей представлению Нинон, нашу с ней трепетную связь через космос.

Надо бы ее с Нинон познакомить. На почве этих самых Глобов с Израителями, и ее попы в мыле, а также телепатических фибр Нины - они сойдутся!

Если у человека столько чуши в голове - совершенно понятно, почему он такие письма пишет. И чужие аппетитные формы подсовывает.

На фоне своей ретушированной мордочки.

Тут уже ему никакие накрашенные губки для услады милого не помогут. Ни малые, ни большие.

Все время, как она метко выразилась, попа на кухне в мыле будет.

***

Мда…

Гроза в исполнении Александры тем временем все грохочет, стукает молниями прямо в меня, точно я громоотвод.

- Так чем же ты вчера занимался? Рассказывай и не ври!

И никакого сострадания к моим душевным мукам одинокого мужчины, потерявшего близкую женщину.

***

Я где-то слышал, - говорят умные люди: не жди от женщины ничего хорошего, кроме секса.

По-моему, это где-то в бане слышал.

А, может быть, мой знакомый философ, анонимный алкоголик, про это говорит.

Не жди, например, говорит он, сочувствия. С пониманием - того факта, что и мужчине тоже нужно утешение.

Во время любовного расставания. И томления сексуальным одиночеством.

В виде Мессалины, например.

Это нормально.

Это не должно подлежать серьезному обсуждению.

***

Нет, не дождешься от Али слов понимания. Не дождешься этого - от разъяренной женщины.

В Сахаре проливной дождь раньше выпадет. Или голодный тигр пощадит аппетитного ягненочка…

Отечественные госчиновники - сверху и донизу, вдруг перестанут воровать и брать взятки, и пойдут добровольно в милицию сдаваться.

А когда придут в отделение, то и милиционеры встанут из-за столов, и тоже начнут сдаваться.

Друг другу.

Сдадутся члены верхних органов, и нижних тоже…

Все сдадутся.

Включая и…

А на моем окне тем временем вдруг вырастет и закустится денежное дерево…

Как я Николая и попросил.

Желательно, кстати, чтобы в твердой валюте оно закустилось, слышишь, Коля? Пли-из....

И в неуютной Антарктиде вдруг разом все льды растают.

Она, Антарктида, покроется апельсиновыми деревьями и банановыми рощами, шуршащими длиннохвостыми мартышками…

Все это произойдет гораздо быстрее, чем женщина свое сочувствие выразит. Или, хотя бы, понимание ситуации.

Вот и в голосе Али совершенно никакого сочувствия милому другу.

Хоть и бывшему.

На славу потрудившемуся - над ее лучшей подругой Клавдией.

Да так потрудившемуся, что и у самого ноги ходят с некоторым трудом.

***

Правда, тут я несколько горячусь – по поводу Антарктиды.

В Антарктиде-то дело как раз идет к таянию льдов - во всё более увеличивающемся темпе.

Мартышки в Африке, надо думать, уже сейчас сидят на чемоданах – к переезду готовятся.

Если, конечно, мой телевизор не врет.

Но это – исключение, подтверждающее общее правило.

Про Антарктиду я ужасные вещи на днях узнал.

И не только про Антарктиду, кстати.

Не менее неприятные, чем грядущие взрывы сверхновых, падение нашей замечательной планеты в черную дыру, предстоящее угасание любезного светила и бегство конструктора – от всех этих надвигающихся ужасов.

И так далее, и тому-тому подобное. В порядке поступления удивительных новостей – по нарастающей.

До полного оргазма.

Не об этом речь...

Речь всего лишь о такой мелочи, как женское сострадание. Или, хотя бы, понимание простой любвеобильной мужской души.

***

- Так что же это ты делаешь?

- Не понял… - говорю я мирно и скромно. – Ты о чем, родная?

Хотя, конечно, я сразу и все понимаю.

И даже улавливаю суть разговора:

- Нет, ты скажи мне, прямо и откровенно, скотина!

– А что, и скажу, - говорю я. – Так прямо тебе и скажу, милая - в данный момент я готовлюсь к одному важному мероприятию. С французскими товарищами. А что – нельзя? Ты о чем подумала, радость моя? Что-то опять случилось? Я что-то опять не так сделал? Или у тебя - что-то не в порядке опять? Любезный муж тебе по-новой опостылел? Решила со мной поделиться этой радостью?

- Дома все обычно, - говорит Александра загробным жестяным голосом. - И я не о том, к чему ты там готовишься!

- Так в чем же дело?

- Ты что же это вообще вытворяешь?! С моей же Клавой? А? А? В то время как я, можно сказать, страдаю… Безутешная… Одинокая…Негодяй…

И на том конце невидимого сотового провода капают слезы. Талантливые и обильные.

***

- Собственно говоря… По многочисленным просьбам трудящихся… Начесом оголодавшую Клаву кормлю. Пивом пою. В кино прогуливаю. Я так понял – ты сама просила… Чтобы и я свое горе утолил. В силу нашей разлуки… И руки чем-нибудь занял. Ты ж меня бросила – ради любимого мужа, родная! Или мне это приснилось? Этакое счастье? А, родная?

Нинон беззвучно хлопает в ладоши. Мне кажется, спектакль превосходит ее самые смелые ожидания.

***

- И кто же здесь трудящиеся с их просьбами? – спрашивает Александра. Слезы, как я чувствую, стали быстро высыхать.

– Так кто? Я? Ты? Или Клавдия? Стоит, значит, мне за порог, а ты уже и рад? - развивала она горячую тему. - Я тебя разве о чем-нибудь таком просила? Чтобы ты таким поганым образом ручонки свои занимал? И другие части тела? Мелкий бабник! Горе он свое утолял, видите ли! Счастье ему приснилось, понимаете ли!

- Я неправильно выразился, Сашенька…

- Неправильно? Это какое же счастье? А? То, что я от тебя ушла - да? Какая я тебе теперь Сашенька?

***

Пойми после этого женщин…

Не сама ли она подсунула мне Клавдию?

Я к Мессалине, собственно, в друзья, или там еще в кого и не набивался. Ну, если так, немножко совсем. По инерции.

Она ж действительно – ничего себе блондинка. И в хорошем упругом теле. Не сравнить с той, например, бочкообразной. От которой я бежал без оглядки, и понес весьма ощутимый материальный урон.

И в форме Клавдия прекрасной – в боевой, я бы даже сказал, форме и раскраске, как индеец на тропе войны.

Особенно это было заметно тогда, когда она мне сумочкой по ноге треснула. И крутой попкой ко мне повернулась, и сексуально так выгнулась. Давая стянуть с себя трусики. Уже с порога ко всему приятному готовая.

Горячая и влажная.

О чем и сейчас, в минуту опасности, вспоминаю с горячим воодушевлением.

Даже я бы сказал – была она шик с отлетом, как говаривала моя покойница-бабушка. Если уж обратить внимание на ее эротическую форму и аппетиты. И если бы не звонок Александры, думаю, уже сейчас мой сегодняшний вечер был бы занят.

Впрочем, этот звонок, думаю. не помеха.

Если, конечно, дамы до вечера глаза друг другу не повыцарапают.

Как с девушкой с выцарапанными глазами общаться-то, а? Я ж не глазной доктор...

Было бы даже странно, если бы я ее проигнорировал. Ее, Мессалину, да еще и – с таким-то романтичным сексуальным голосом.

Низким, с легкой хрипотцой. От которого – мурики по коже бегают…

Мурашки, то есть.

Но разве Аля способна это понять?

***

По-моему, если бы я ее проигнорировал, - вот тогда Александре и надо было бы бить в набаты, и даже колокола: и что это с бывшим дружком случилось?

Кто с ним такое сделал?

То ли зрение у него ослабло, то ли другие органы чувств?

Или он впал в климактерический период, сильно поголубел, и надо к нему на помощь спешить?

Если уж на то пошло, тут и Клава свою нежную руку приложила. Сама меня сама подобрать решила.

Осмотрела со всех сторон придирчиво, и решила подобрать.

Не виноватый я, Саша, – она сама ко мне пришла! - так и хочется мне воскликнуть вместе с героиней одной известного романа. Прямо в трубку…

Но, как джентльмен, блюдущий честь и честное имя Мессалины, я все же сдерживаюсь.

Не вскликиваю.

Не к лицу джентльменам на других вину сваливать.

И незачем наши связи с Мессалиной при посторонней Нине Моисеевне вслух декларировать.

***

Если уж, Аля, родная, вспомнить подробности вечера и нагрянувшей за ним памятной ночи с Клавой, я был стоек, как скала, видит бог!

Почти до самого конца. И мне не только сочувствовать надо – моей усталости.

Но мной надо бы гордиться даже!

Эта моя стойкость даже обошлась мне в два билета, и в начес с пивом. Даже некий финансовый урон понес – из-за собственной стойкости.

Ну, правда, и после кино я тоже был стоек. Конечно, несколько в другом, в эротическом смысле.

Да еще как стоек! Сам на себя дивился.

Стоял до победного, до самого упора, и впадения в нирвану.

***

Здесь, конечно, тоже Клавдии надо отдать должное.

Уж как она нас обхаживала, и скурвиться нам с моим другом не давала… Поучиться бы тебе, Александра, у подруги-то.

Тебе, Александре, кстати, такая моя стойкость и не снилась.

Впрочем, думаю, по барабану Але моя стойкость. Чего тут бисер-то метать.

Непонятно лишь - зачем же теперь-то кулаками перед моим носом размахивать, в глаз целясь?

***

Если уж на то пошло, - хочется мне сказать Александре, - после нее любой будет стоек, прям, и, я бы сказал, упрям в своих эротических заблуждениях.

Даже и трухлявый пень.

А на кого-кого, но уж на трухлявый пень я, славу конструктору, пока еще не похож. Совсем.

Даже пока близко с трухлявым пнем не соприкасаюсь.

И зеркало, думаю, не врет мне по утрам.

Или, если все же привирает, то чуть-чуть.

И голубых не жалую.

Такие они противные, ну просто какие-то отврашки крашенные. Гораздо хуже розовых.

Будешь тут стойким к почти посторонним дамам – после эротических общений с тобой, Александра…

Или я чего-то опять не понимаю?

Но я, конечно, этого тоже вслух, да еще и при Нинон, не говорю.

***

- Стой, Александра, - говорю я вслух как можно более веско, косясь на притихшую в радостном смаковании почти семейной разборки, Нинон.

- Стой? Да я еще и не двигалась – скажи спасибо! – почти шипит в трубку Аля, как моя проколотая дорогая шина.

- Аля, что за глупости ты мне говоришь – накануне таких важных событий, а? Мелочевкой какой-то занимаешься…

- Это каких же? - невольно спрашивает она.

О, женское любопытство – великая сила! Говорят, сгубило и кошку. И мышку. И собачку. И много еще всякого разного народу при этом побило.

***

- А ты что, - спрашиваю я, – телевизор не смотришь?

- Интересно, с каких это пор ты телевизором заинтересовался?

- Ну, с тех пор, как ты меня бросила. И в семью подалась, к своему суженому… А я и заинтересовался. Телевизором.

- То есть, уже два дня, как только телевизором и интересуешься, милый? – саркастично спрашивает она.

- Вот именно, - отвечаю я. – И знаешь, что показывают?

- Нет, не знаю, и знать не желаю. Я знаю, что вы с Клавдией тут же в постель залезли… Еще от меня не остывшую.

- Да погоди ты, Аля, со своей постелью. Еще не остывшей. Тут такое намечается…

- Какое?

- Ужасное.

- У тебя что, дорогой, совсем крыша едет? От спермотоксикоза?

Конечно, могла бы она изъясняться и повежливее.

Выбравшись из-за стола, я танцую с телефоном, прижатым к уху, к двери, и выхожу в коридор, плотно затворив ее за собой.

К большому неудовольствию Нинон.

***

- Значит, ты ничего не знаешь, и обзываешься? Так вот, слушай. Я тут увидал передачу, что скоро Гольфстрим остановится.

- Что-что? – переспрашивает Аля. – Какой еще Гольфстрим?

- Обычный. Ты не путайся, пожалуйста, это не фамилия нашего бухгалтера. У того Дольфстрим фамилия. И он всем говорит, что швед по папе. А по маме русский.

А вот Гольфстрим – это течение такое, которое всю землю омывает.

- Нет, ты погоди, - сама себя накаляя, говорит Аля. – Какое имеют отношение эти твои Дольфстрим с Гольфстримом к вашим шашням с Клавкой?

- Да самое-самое прямое,- отвечаю я. - Кстати, Дольфстрим тут не причем, ты про него плохо не думай. Он совсем не причем. Можешь его даже и не ругать. Он хороший бухгалтер, правильно зарплату начисляет. Я его просто чтобы тебе понятнее было, назвал.

- Что понятнее, что? Какой еще Дольфстрим?

***

- Аля, - говорю я серьезно и грустно, - дело в том, что сейчас идет глобальное потепление. Об этом ты, наверное, слышала? Или ты совсем телевизор не смотришь – из-за своего любимого мужа?

- Слышала…

- Так вот – Гольфстрим – это тепловая машина. Обогревающая всю землю. Из-за того, что он нагревается, тают льды в Антарктиде. И в Гольфстрим попадает все больше пресной воды.

И мы, россияне, тоже в этом помогаем, - а не только одни пингвины в Антарктиде…

Наши сибирские реки все больше и больше туда пресной воды добавляют – в этот самый Гольфстрим. Миллионами кубических тонн.

- Ну и что?

- А то, что чем больше там пресной воды, тем он медленнее течет. И скоро совсем остановится. И перестанет обогревать землю. И наступит обледенение!

Понимаешь, о чем я? Круглый год за окном – минус тридцать. А иногда – и все сорок, и даже – пятьдесят.

Скоро мы все вымрем, как блохи в собачьей шкуре на морозе. И ты, и я, и Клава – точно. Она вообще, по-моему, теплолюбивая.

И даже Дольфстрим – и тот окочурится от холода. Хоть на деньгах сидит, и зарплату умеет хорошо считать… Понимаешь? И зарплату некому считать будет.

- Да? – спрашивает Аля. – Ты уверен?

- Да, – твердо и грустно говорю я. - А ты мне про какие-то шашни…

***

- Какая интересная теория, - говорит якобы проходящий мимо Бодряков. – Очень интересная. Я передам Дольфстриму, как вы о нем… Насчет окочуриться.

А в трубке моей, между тем, уже давно раздаются короткие гудки...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ