Тест-драйв. Телка в топовой комплектации. Серия: Телка отымела мужика

Марк Хена (Марти Хелл-Марко)

1.

На моей любимой клиентке - темный офисный костюмчик в еле заметную полоску, узкая юбочка ласкающе глаз сидит на выпуклой упругой попке.

Издалека – весьма красивая и соблазнительная барышня.

Этакая телка - в топовой комплектации. Как ухоженный автомобиль.

Вблизи – тоже, кстати, она ничего себе.

Под ноги, обутые в модные легкие туфельки, она и не смотрит. Ну и зря.

Хотя бетонный полированный пол ремзоны, немного даже похожий на мраморный, периодически моют, и механики присыпают его песком, и метут, и протирают - нет-нет, а на нем все равно появляются лужи из разнообразных технических жидкостей.

Вытекающие из ремонтируемых машин.

Некоторые, из этих луж – совсем не безвредны для ее туфелек. Для их тонких кожаных подошв.

И для нежных дамских пальчиков – соответственно.

А уж когда она проходит под висящими на подъемниках автомобилями – что категорически запрещено техникой безопасности, - то рискует, что на ее, покрашенные перьями волосы, накапает какая-нибудь жирная гадость.

***

Надо ей отдать должное… При совершенно мерзком характере, она неплохо смотрится среди стоек подъемников, подвешенных машин, и некогда синих, но потерявших первозданный цвет, заляпанных маслом роб механиков.

Этакое – яркое пятно на сером будничном фоне рабочего дня.

Вообще говоря, надо бы поднять вопрос – почему они не сдают робы в стирку? Ведь у каждого механика есть по запасному комплекту.

Или – уже все разворовали, и по собственным гаражам утянули?

***

Смотрю на клиентку, гуляющую расслаблено по резоне, и думаю, что она похожа на рекламного ангела из страны страховщиков.

Этакое страховое божество, спустившийся с сияющих вершин «Ингоса» или «Росно», и изучающее поле предстоящей битвы…

Кто тут у нас еще не застрахован?

На шее у нее кокетливый платочек.

Небольшая, пикантная деталь. Добавляющая колорита.

Нет, пожалуй, она не похожа на страхового ангела, порхающего среди автомобилей.

Больше, пожалуй, - на стюардессу дорогой зарубежной авиакомпании.

Всегда свежую, ароматную, и недоступную.

Как призывная девушка на картинке в мужском журнале.

Отредактированная фотошопом.

И попавшая по ошибке не в бутик, а в грубый мужской мир автомобильного железа.

2.

Помню, при нашем первом знакомстве, когда она сдавала свою машину, то значительно, и как бы невзначай, заглядывая в глаза, и протягивая ладошку лодочкой, заметила:

- Я – Марта, топ-менеджер большой компании. Не буду вас смущать и называть, какой. Это – не так важно. Хотя компания у нас с мировым именем.

- Очень приятно, - сказал я. – Редкое имя - Марта... Надеюсь, ваша компания на плаву у нас тут, в России.

- Да, очень даже на плаву. А муж у меня в Госдуме трудится. Депутатом.

А вы?.. Вас как зовут?

Сказала она все это привычно-непринужденно, чтобы сразу расставить точки над «i».

Чтобы у меня не было сомнений, с какими фруктами, и какого замечательно-высокого полета мне предстоит иметь дело.

С ней, с мужем-думаком и ее замечательной компанией, которая – на плаву. У нас, тут.

Показала, где их, с ее мужем-думаком, и компанией с мировым именем - место находится.

А где – мое.

Глаза у нее при этом были зеленые, и делано-наивные.

***

Ну, ты и дура, - подумал я еще тогда, преданно глядя в ее глаза. – Просто на загляденье –дура. С большим и противным гонором.

Умный человек подобными вещами хвалиться не будет. Хотя бы – по началу, при первом знакомстве.

Так вот, прямо в лоб.

И я, чтобы показать ей мое скромное место в ее великой иерархии, молча ткнул пальцем в приколотый к моему светло-синему халату бэйджик. На котором было написано:

«Сидор Сидорович Сидоров. Мастер-приемщик».

Чтобы у нее тоже не было сомнений, с кем она имеет дело.

С какой сервисной мелочью.

- А вы что-то совсем неразговорчивый, да? – спросила она. И улыбнулась, обнажив ровные белые зубки. Окаймленные дорогой влажной помадой с губ.

Наверное, подумала, что я дар речи потерял.

От такой небесной красоты, подчеркнутой сексуальности и общественной недостижимости.

Да еще при таком муж-то – думаке.

***

Мне было просто лень с ней попусту разговаривать.

Я был еще полусонным и злым.

С меня вообще взятки гладки. Кто – она!

И кто – я?..

Какой-то Сидор Сидорович…

Может быть, я и вправду, - оглухонемел с горя…

Что так низко, и вдали от нее, на общественной лестнице застрял.

В самом низу, почти.

Да и спать мне хотелось отчаянно.

***

Наш грёбаный сервис начинает работать с восьми.

Я приехал на работу к половине восьмого – на пятиминутку.

Которую главный механик устраивает как раз по понедельникам.

Эта пятиминутка, на которой он ставит очередные задачи, похожа на утреннюю перекличку на лагерной зоне - если по советским благостным худфильмам судить.

В местах не столь отдаленных.

С менеджментом у главного механика – просто беда.

Достаточно послушать, как он пытается связать слова в предложения.

И не переходить на ор – когда кто-то из опоздавших появляется…

Замечательное зрелище.

***

Это все - совсем не то, что было раньше, в центральном офисе компании. Когда народ, в том числе и я, – часикам к десяти подтягивался.

Чтобы чашечку кофе для начала.

А потом и вторую.

И уж потом – можно и комп запустить. Оглядеть с вершин окрестности.

А теперь - вместо неспешного утра, слушай косноязычного главмеха.

И делай вид, что то, что он говорит, тебе безумно интересно. И ты прямо из штанов готов выпрыгнуть. Выполнить и перевыполнить...

Я теперь - рабочих класс, так сказать.

Инженерно-технический состав.

В раннюю рань приезжать приходится. И просто своим глазам и ушам не верить.

***

А еще изображать бодрость и радушие, с такой выдрой общаясь.

Вот – напасть на мою голову свалилась!..

Впрочем, мадам – любой каприз за ваши деньги.

Что у нас еще там, в автомобиле не в порядке?

А сами вы как?

А муж ваш?

И как компания – процветает?

Вам ничего кроме сервиса - больше не требуется? Сверх сервисной программы?

Ну, и слава богу.

3.

Сегодня опять понедельник. Черти его дери.

Бывают же такие неприятные дни, когда прямо с утра не вытанцовывается - ни черта хорошего.

Даже собственное любимое лицо в зеркале, подставленное под бритье, – вызывает очень смешанные чувства.

Очень похожие на неприязнь - вперемежку с ехидством и жалостью.

Никак не освою простую, и где-то совершенно банальную истину: в воскресенье в постель надо залезать часов в десять.

Все как в анекдоте: во сколько порядочный юноша должен ложиться?

В восемь.

Так рано?

Ну, да. Чтобы в десять быть дома…

***

Правда, этот бородатый анекдот был когда-то рассказан о порядочной девушке. А вовсе не о юноше - сорока пяти лет от роду.

Но все сходится.

И для юноши тоже очень подходит.

Для такого, как я, например.

Универсальная штука – эти добрые, старые анекдоты.

Не чета – современным.

Рассказанным с утра по истинно русскому народному радио каким-то крашеным, хрюкающим от собственной значимости, сальным му… чудаком.

Думающим, что он – суперзвезда.

Мда… – каково радио, таковы и суперзвезды.

***

Если без пошлых шуток - насчет собственного лица – надо просто пересиливать себя часов в десять, и на покой в постель запрыгивать.

Не отвлекаясь ни на что, - как бы не хотелось от сна сбежать!

Даже, может быть, и на телевизор не отвлекаться.

Стиснуть зубы – и не отвлекаться.

И уж тем более на секс.

Держать с ним ухо востро, с этим самым сексом - в воскресенье вечером.

До добра он вряд ли доведет - к понедельнику.

Ну, если не в десять, так хотя бы в пол-одиннадцатого мирно залечь на боковецкого, и в гости к Морфею соскользнуть.

Как с горки на санках в детстве.

Посмотреть, какое Морфей сегодня ночью кино крутит.

А вдруг – что-нибудь эротическое? Или боевичок какой-нибудь?

Или даже – криминальный триллер какой?

***

Противопоказано для моего растущего организма в половину третьего утра в постель лезть.

Когда и засыпать-то особого смысла уже нет...

Все равно – через три часа опять вставать.

Разбитым и желчным.

Надо себе где-нибудь на видном месте в квартире – памятку повесить.

И – как только воскресенье на подходе, в нее обязательно заглядывать.

Перед глазами ее держать.

Как десять заповедей.

***

Да…

Вот чуть было не забыл в эту памятку самое главное занести: совсем не обязательно выяснять отношения с кем-нибудь именно в ночь на понедельник.

Это даже стоит жирным шрифтом выделить.

Особенно, с любимой ничего не надо выяснять.

Можно даже сказать, с почти любимой невестой – поаккуратней надо обходиться накануне рабочей недели.

Лучше даже ее руками не трогать. Во избежание возможных осложнений.

4.

Тем временем, эта клиентка, разгуливает сейчас от нечего делать, - по ремзоне.

И почему она в такую рань, да именно по понедельникам, к нам приезжать наладилась? Будто других дней недели нет. С другой сменой. Не моей.

Нет, не везет сегодня.

Гуляет она себе там, куда пускать клиентов не рекомендуется.

А я сижу за стеклом, и на это безобразие глазею.

Лениво и раздраженно…

***

В ремзоне клиенту можно находиться, только сдавая машину, или получая ее из ремонта.

Или, туда можно зайти – особо настырному – чтобы проконтролировать, что же там с его аппаратом делают?

А чего не делают.

И делать, между прочим, и не собираются.

И обязательно – в сопровождении кого-нибудь сервисного.

Не дай бог, действительно что-нибудь случится.

Это же производство…

Греха потом не оберешься.

***

А вот она уже с час, как разгуливает там, в одиночку - от подъемника к подъемнику, и крутит хвостом перед механиками.

Безо всякого сопровождения.

Понятно, что для этого ей никакой сопровождающий и не нужен.

Гуляет, выдрючивается, откляченной тугой попкой крутит.

Под капоты – этак сексуально изгибаясь, - заглядывает.

На ржавые из-за ядовитых московских дорог подвески снизу пялится.

Как будто что-то в этом понимает.

Может быть – она эксгибиционистка?

Или действительно, как говаривал один пионэрвожатый, – сама на палку лезет?

Вспоминая откровения некого Кима Сергеевича - из моей нежной пионэрской юности?

5.

Господи, сколько лет прошло, а еще до сих пор помню, как вожатый по имени Ким, - Коммунистическийинтернационалмолодежи, - говаривал в таких случаях с благоговением внимающим ему пионэрам:

- Вот это телка!

И кивал на пионервожатую Надежду - по прозвищу Константиновна.

Которая, - стоя призывным раком, выставив вверх обширнейшую попу, вываливала не помещающиеся в майке дынеообразные груди на усохшую серую ботву.

Дело происходило во время прополки редкой не уродившейся свеклы в издыхающем совхозе-неудачнике «Путь коммунизма».

- Смотрите, дети, смотрите, - говорил Ким Сергеевич, - как она сама на палку лезет.

***

Очень милая фраза. На всю жизнь запомнилась.

Я давно вышел из нежного возраста, а все равно, нет-нет, да и всплывает она в памяти.

Когда с какой-нибудь дамой, вроде моей новоявленной невесты, знакомлюсь.

Или вот такую клиентку вижу.

Кстати, наш бравый пионэрвожатый, а, по совместительству, физкультурник Ким Сергеевич, эту самую, напрашивающуюся на палку Константиновну, - так-таки трахнул!

Под конец смены.

Такое зрелище стоило бы увидеть, и даже заснять - как он ей вставлял однажды вечером за клубом, в кустах бузины. Пока одни его пионэры чинно танцевали в клубе твист под музыку «Эх, мамбо! » и «Жил да был черный кот за углом»...

А другие, более продвинутые, подглядывали за развитием их романа в кустах, заваленных мусором.

***

Очень это было похоже на трах слона, внезапно и грациозно подкравшегося сзади к гиппопотамихе, ловко задравшего ей юбку, и одним махом спустившего с нее розовые китайские трусы - парашют.

Только ее обширная, не загорелая попа и сверкала ярко в темноте.

В такт доносившейся из клуба музыке, и его громкому сладострастному причмокиванию.

Незабываемое зрелище…

Нынешняя порноиндустрия на таком фоне просто отдыхает.

Эх, ты, лето пионэрское!

Задорное!

***

Я думаю, гореть за такое нашему Киму Сергеевичу в гигиене огненной.

То есть, в геенне.

Если, конечно, он уже сейчас в этой самой гигиене не находится.

На сковородке у чертей, то есть.

6.

Механики, вместо того, чтобы дело делать, пялятся на клиентку. Да тягучие слюни роняют.

Им – хорошее бесплатное развлечение.

У них, вообще-то, как и у Кима Сергеевича, с этим делом не задержится.

Тоже могут так, - поставить Марту безо всяких прелиминариев, по простому, по рабоче-крестьянски, и хорошенько отделать.

Юбочку поднять, трусики стодолларовые спустить, попкой развернуть, и вперед.

Вставить. Вынуть. И обратно вставить…

А потом - к станку обратно.

Когда-нибудь доиграется она.

***

Ущипнул бы ее кто-нибудь, что ли, - думаю я, - для разнообразия?

Вот бы концерт начался…

Для фортепьяно с оркестром.

И с милицией.

После такого концерта она уже к нам больше не приедет.

Скорее всего, мужа сюда нашлет.

В качестве божьей кары.

Надо бы ее оттуда извлечь, конечно, из ремзоны.

Но она уже туда без мыла пролезла – мимо очередного нашего идиота-охранника, и теперь ее выгнать из ремзоны крайне трудно.

Все равно, что силком забрать ребенка из песочницы. В разгар увлекательной игры.

Расплачется капризное дитё, как пить дать. Жаловаться побежит.

Что тоже не есть здорово.

7.

... А моя любимая как вчера выяснилось, считает, что уже почти невестой стала.

Ну, и пусть ее.

Пусть так и считает, если ей подобный статус больше нравится. Если ей от этого хорошо на душе делается.

А мне, признаться, больше нравится считать совсем по-другому.

Как мы выяснили где-то к часу или двум ночи, другое мнение у меня, видите ли, на этот счет есть: кто тут, и чья тут невеста.

А кто тут - просто знакомая. Пусть и довольно близкая. Даже подруга, можно сказать.

С которой мы встречаемся уже больше двух недель. И так, по-моему, и намереваемся встречаться дальше.

Без особо явных матримониальных устремлений - с обеих наших сторон.

Правда, здесь я, кажется, ошибся.

И довольно сильно.

Промахнулся. По собственной доверчивости.

***

Интересно в этой связи, - может ли быть у меня свое мнение?

Или – не может, и только ее мнение тут главное.

А мое мнение по этому вопросу – совершенно не в счет?

Скажите мне на милость, могу я пользоваться свободой слова, или должен свое мнение в кармане крепко в кулаке сжимать? И никому его – свое мнение, я имею ввиду, - не показывать?

Разве это похоже на справедливость?..

По-моему, не очень похоже. Похоже больше на ущемление моих законных прав высказаться по данному вопросу. И по всем другим вопросам.

Впрочем – женщины, и права человека – совершенно несовместимые понятия.

8.

Кстати, вот так, внезапно, и обнаруживается, что ужасно быстро время летит! Как угорелое! Будто на пожар торопится.

Скачет и даже галопирует.

А вот лично я, в отличие от него, никуда не тороплюсь.

Совершенно не спешу.

А оно, значит, скачет и скачет впереди меня – неспешного паровоза.

Вот зараза!

Только, казалось бы, мы с моей почти уже ненаглядной познакомились. Только под ручку погуляли, кофе попили…

Потом еще чего-то попили…

Потом, не сговариваясь, в постельку проследовали…

И вот на тебе – уже две недели как прошло-проскакало!

И даже, кажется – больше, может быть, три уже.

И мы все в постельке, да в постельке с ней мыкаемся, и приятно время проводим.

Раза по три в неделю.

А иногда и по четыре.

Оказывается, ей этого совершенно недостаточно.

И даже – не очень ей вообще приятен такой тип отношений.

Чтобы в постельке хорошо время проводить. И ни в чем себе не отказывать. И ни о чем плохом не думать.

***

Какой-то у нее извращенный вкус.

Другая бы на ее месте радовалась, что ее по три раза в неделю в хвост и в гриву, в хвост и в гриву трахают, и постоянно добавки просят.

А иногда и по четыре раза в неделю.

И тоже – в хвост и в гриву.

Радовалась бы, что такой, с замечательным сексуальным аппетитом, не кривой, не косой, и даже не очень пузатый, пусть и немолодой уже юноша - ей под руку на ровном месте подвернулся.

Чего тебе, милочка, еще в жизни надо?

Ан нет, оказывается, ей не очень от всего этого радостно.

Ей нечто большее подавай.

Да где ж его взять-то, это нечто большее, после двух недель знакомства? Или трех?

Его и через год может быть не наберется… В достаточном количестве.

Конечно, я все понимаю – не мастер-приемщик ей нужен, а муж.

Но ведь и я не всегда мастером работал.

И от этого качество траха не зависит. Даже наоборот – ИТР бывают покруче расписных топ-манагеров.

У них голова высокими материями не забита.

Больше внимания женщине уделить могут.

9.

Но она говорит, что ее стиль моего вождения не устраивает.

Говорит, что ее тошнит на поворотах.

А порой просто даже выворачивает.

Индивидуальные пакеты – как в самолете – нужны.

Ей, оказывается, подавай что-нибудь домашнее, гаражного хранения, снабженное системой курсовой устойчивости, и синим штампом в сервисной книжке.

Закрепляющим гарантии и права ее полной частной собственности.

Складывается впечатление, будто это не я, а кто-то другой - и безо всякого штампа о замужестве, - извлекаю из нее иногда совершенно кошачьи стоны радости.

В моменты ее перехода в мир эротической нирваны.

***

От этих кошачьих криков соседей передергивает.

Они нервно начинают дрожать, и отчаянно завидуют – друг на друга с ненавистью глядя.

Хотя вида стараются не показывать – при наших случайных встречах в лифте.

А сами на меня украдкой пялятся. Делая вид, что в пол смотрят.

Но тем временем мою нижнюю половину туловища, что немного ниже пояса расположена, внимательно изучают.

***

Не понимаю, зачем ее изучать?

Я ведь не голубой. Обтягивающее трико не ношу, и кроличьи лапки в трусы себе не подкладываю, как балеруны.

И вообще – ничем уж таким грандиозным похвастаться не могу.

Убежден: важно - не чем, а как! И с какой скоростью, проникновенностью, и с какой интенсивностью.

Важно – доходит ли дело до кошачьих стонов, и даже – до истерики, или не доходит.

Вот, что важно.

Чего же ей, моей любимой, не хватает? Если постоянно доходит?

Или - она прикидывается?

И вообще, не рано ли: всего через две недели интенсивного страстного траха заводить разговоры о синих штампах в паспортах?

И даже через три-четыре недели – не рановато ли?

***

Насколько помню, он сама все не уставала повторять - в начале наших любвеобильных встреч, - что замуж ей совсем не нужно.

Не хочет, говорила она, опять замуж. И даже не намерена она туда идти - ни в какую.

Сыта по горло замужней жизнью.

А тут что-то ее заело – вчера вечером воскресенья. Как старую коллекционную пластинку.

Царапина вдруг на пластинке появилась.

Большая, и неприятная. Которая, обычно, сильно стоимость пластинки снижает.

Это я уже как любитель старых виниловых дисков говорю.

Кто-то ее постарался - и поцарапал. Какой-то гад.

Пластинка заезжена, хотя любимая подружка у меня не старая – ей около тридцати.

Это - если, конечно, она чего-нибудь от меня не скрывает.

И если я ничего не пропустил – в наших отношениях.

Парадокс.

Впрочем – я действительно малый доверчивый.

До тех пор, пока меня не обманут.

10.

…А вот еще неплохая версия происходящего: склероз, усилившийся не по годам, ее, почти мою ненаглядную, вдруг одолел.

Позабыла она, что замуж не собиралась. Синдром короткой девичьей памяти на собственные слова.

Чужие слова - вот прямо до последней запятой помнит.

А свои – даже в общем, приблизительном смысле, не помнит ни в какую.

Интересно – в районе тридцати – бывает такой склероз?

Обширный и невразумительный? Медицинский?

Или же – это девичий, в медицине не описанный, но широко распространенный?

Может быть, из-за этого девичьего синдромчика забывчивости она себя так вести начала?

Надо будет при случае у доктора спросить. К которому я тут недавно по собственной глупости в лапы попал.

А если это не склероз, и даже не забывчивость – тогда что?

Тактика?

***

Да, на тактику это точно похоже.

Может быть – ее маме так хочется… Чтобы она замуж подальше от мамы умотала.

И та ее подначивает, и подзуживает. Царапины на виниле оставляет.

Тоже не самая плохая версия.

***

Чужие мамы-то – они ведь такие. Весьма встречаются вредные. Даже ядовитые.

Хотят своих дочурок побыстрее куда-нибудь пристроить. Со своей шеи снять, и на чужую посадить. Планы разрабатывают.

По дочкиным ушам нотациями ездят и ездят.

Их послушать, и впечатление может создаться, будто чужая мужская шея для этого более пригодна, чем своя, родная.

Для постоянного ношения дочурки, я имею ввиду.

Понять, конечно, это можно.

Но заводить себе такую вот очередную расчетливую тещу как-то не с руки.

Такая теща еще похлеще молодой жены может оказаться.

И придется на два фронта сразу воевать.

Надо ли это порядочному юноше, такому, как я? Слушающему по утрам сексуальные анекдоты вместо «Релакс-радио»?

Да совершенно ни к чему!

11.

Кстати…

Или же, не кстати, а вздрючить - за фривольные прогулки клиентки по ремзоне - главный механик может ответственного за данного клиента мастера-приемщика.

Оштрафовать его, - то есть меня, - например.

Это у главмеха, которому я теперь подчиняюсь, тоже не задержится.

В понедельник это будет даже уместно.

Свое дурное настроение на мне сорвать.

***

Не так давно – после разборок с одним из клиентов, меня сослали из офиса. Бросили на низовку. В ИТР перевели. В мастера-приемщики.

То есть, предложили – или на улицу, или в цеха, на передовую.

На улицу идти мне хотелось не очень.

Когда тебе уже за сорок, найти работу на престижной менеджерской позиции в центральном офисе какого-нибудь дилера – шансов не так уж и много.

Могут, конечно, взять из-за приличной клиентской базы, которую я давно уже себе перекачал.

Но побегать, поискать место – придется.

А тут, конечно, денег значительно меньше, зато ты отвечаешь только за то, что видишь через стекло, - за ремзону.

И работаешь три через три.

Надел синий халатик ИТРа с логотипом, а под него, по требованию, светлую рубашечку с галстуком, и прогуливайся целый день между машинами своего участка. Вдыхай терпкий аромат автомобильного железа.

Ругайся с механиками.

Улыбайся клиентам – вот таким, как эта барышня.

Совершай с ними пробные поездки – как машину сделали?

Открывай и закрывай заказ-наряды.

Волочись за девушками-оформителями.

И вообще, живи простой рабоче-крестьянской жизнью.

И ни в чем себе не отказывай.

Никто тебя уже никуда не погонит дальше – дефицит мастеров-приемщиков…

Ох, дефицит.

12.

Главный механик, заместитель директора по производству, тот самый, что меня сегодня может оштрафовать, когда просматривал в четверг вечером список записи клиентов на ближайшие дни, сказал ехидно:

- Ну, держись. Твоя любимая едет. Рубашку смени, пожалуйста. И галстук новый надень.

Можно было подумать, что это не я, а он раньше в центральном офисе служил. И был знаком со свежими рубашками и галстуками не понаслышке.

- А подмыться не надо? – спросил я его.

- Надо будет – подмоешься, - ответил он. – Я тебе сообщу тогда.

***

Он, может быть даже, и неплохой парень, но меня терпеть не может.

Потому что у него была своя кандидатура на освободившееся на сервисе место на мастера-приемщика.

Какой-то полуграмотный орел из Балабаново.

То ли его шурин. То ли деверь.

Работал этот шурин, то ли деверь там, в Балабанове, на известной спичечной фабрике. Слесарем.

А может быть – разнорабочим.

И мастер предложил ему в мастера-приемщики сюда перейти.

Но сверху вдруг взяли, да и прислали меня, штрафника.

Прямо – как в штрафбат.

А тому орлу - из Балабаново, - который уже свои лапки плохо мытые потирал, предложили механиком в цех.

И даже не механиком, а всего лишь учеником, поскольку с машинами дела-то тот никогда не имел.

Смертельную обиду нанесли по его провинциальному самолюбию.

Фабричного разнорабочего.

***

Я даже его видел – этакой, провинциальный крошка Цахес. По прозвищу Циннобер.

По-моему, в близком родстве с брюквой состоящий.

С лицом буро-серого цвета - от периодического и плохо скрываемого пьянства.

Как он узнал, что его всего лишь механиком берут – покрутил носом, и смылся.

Не по чину, видите ли, ему работу предлагают. Ему, с трехклассным образованием, полученным в ПТУ.

Это тебе не МАДИ с МВА.

Это уроки настоящей жизни, а не теория, где-то за кордоном эксплуататорами придуманная.

Механиком каким-то… Даже – подмастерьем…

Обижают наших пролетариев, гады!

***

Главный механик и сам, думаю, понимает, что это такое: иметь мастера-приемщика, который ни в машинах не петрит, ни два слова с клиентами связать не может. Да еще, к тому же, пьет.

И при этом в родстве состоит, - пусть даже дальнем.

Это значит, - иметь постоянную головную боль.

И скандалы от жены, у которой корни в том же Балабанове.

Все же, это родственник… Хоть и на Циннобера похож.

А вы его так притесняете…

Но с другой стороны – ему обидно, что его кандидатуру отклонили. Пусть даже и дрянную. Значит - не доверяют ему.

Вот он меня и терпеть за это не может.

И наверняка сегодня сорвет на мне все, что у него на душе за выходные накопилось.

В изложении его балабановской благоверной. Которая, надо полагать, за родственника ему всю печень высосала.

13.

Как дурак, сижу за стеклом, наблюдаю за сексуальными играми среди подъемников, и порчу себе нервы собственным бездельем – раскладываю пасьянс.

И не двигаюсь с места.

Плохо все это кончится.

Но у меня нет никакого желания попадаться ей лишний раз на глаза.

Идти, и предлагать ей чашечку кофе в баре, телевизионную программу в клиентской зоне, журнальчики, и так далее.

***

Хорошо бы ее чем-нибудь облили, - думаю я. - Спесь бы с нее сбили.

Антифризом окатили, например. Или маслом бы случайно брызнули. Или каким-нибудь литольчиком по блузке мазанули.

Или бы - просто грязь после технической нашей мойки сверху, с днища автомобиля, на нее накапала.

Так ведь будет после этого требовать, чтобы ее костюмчик в химчистку – и за счет заведения!

Голову на отсечение можно дать – что так и будет.

Если ее чем-нибудь обольют.

Скандал раздуется – что лесной пожар.

***

Нет, чтобы посидеть ей в клиентской, заняться ногтями, например, или еще чем-нибудь. По телефончику с подругами поболтать.

Мужу любимому позвонить, оторвать его от государственных дел.

Чтобы не храпел, сучок, в партере думы.

За большие деньги. За мои, кстати, деньги тоже.

Пожаловаться, что медленно машину делают.

Жизнь, кстати, он тоже людям попортить может.

Недаром его кресло - в этом присутствии, в задолизной партии, - пару миллионов зеленых стоит.

С такими деньгами – кому хочешь испортить жизнь можно.

***

Она, между прочим, как и многие барышни, полна уверенности в том, что прекрасно разбирается в ремонте автомобилей.

Советы дает.

Чтобы мужское внимание привлекать со всех сторон.

И сверху. И снизу. И сзади. И с боку.

Любят такие вот дамочки на конюшню – к конюхам – бегать.

Национальный обычай это – со времен императриц.

***

А в автомобилях она, естественно, ни черта не понимает.

Пользуется терминологией то ли своего мужа – такого же, как она, крупного специалиста в области ремонта.

То ли - соседа по гаражу, самоделкина на все руки.

А может быть – любовника.

Распускающего перед ней свой павлиний хвост.

- Я бы у вас и не стала ТО делать, - говорит она, когда отдает ключи от машины и расписывается под заявкой на ремонт.

– Больно у вас тут неприглядно. И квалификация механиков вызывает сомнения.

В общем, хамит по обычаю, прямо в лицо, да еще требует, чтобы ее принимали без очереди – из-за инцидента на прошлом ТО. Когда на половину свечей ей наш гоблин-механик забыл надеть колпачки с проводами.

И она выезжала из ремзоны на двух работающих цилиндрах.

Правда, быстро вернулась назад.

И учинила скандал:

«Моя машинка, моя бедная машинка… Так ведь двигатель можно запороть! »

Слово-то какое знает – «запороть».

Может быть можно, а может быть – и нельзя запороть.

Надо будет, кстати, по этому поводу у эксперта проконсультироваться.

***

Когда я принимаю ее машину, мне так и хочется сказать ей, что вокруг таких же, как мы – дилеров и авторизованных сервисов, просто как собак не резаных.

И любой ее с удовольствием примет.

Почему бы ей туда не отправиться?

Но жизнь уже научила меня сдержанности в общении с клиентами.

Главный механик, по случаю ее приезда выбравшийся из своей будки под крышей ремзоны, говорит:

- Не беспокойтесь, такого больше не повторится.

Вы сможете совершить пробную поездку с мастером-приемщиком. Чтобы убедиться в нашем качестве.

- Вот с ним? - спрашивает она, и показывает на меня.

- Да-да, именно…, - говорит главный механик.

- Так я и в его качестве не очень-то уверена, - ехидно улыбается она.

© Copyright: Марк Хена, 2007

Свидетельство о публикации №207090800096

14.

Буквально на днях врач, немолодая, худая и строгая, как учительница математики, особа, сама – болезненно бледно-зеленая, как цветная капуста, решила взяться за меня всерьез:

- Вы когда-нибудь контролировали свое давление? Нет? Надо срочно купить тонометр. И завести дневник. Мерить давление три раза в день, заносить туда показания. Наша с вами задача – снизить давление до ста тридцати.

Будете показывать мне дневник раз в неделю. Так что прямо отсюда – марш в аптеку. За тонометром.

Смешно: «наша с вами задача»… Чисто менеджерский подход. Ничего человеческого.

- Договорились?

- Договорились, - говорю я.- Может быть...

***

Я-то зашел к ней, чтобы больничный оформить.

И пару-тройку дней дома поваляться, уж больно мне моя новая должность осточертела.

А она - вот как закручивает дело:

- Цель-то у нас с вами вполне выполнимая. Вы же молодой мужчина, в расцвете, так сказать. Жены нет? Так женщина, наверное, есть. Может быть, даже – не одна. И хотите приплыть к инфаркту? Или к инсульту? Нельзя так к себе относиться.

Будете принимать нифекард - по одной таблетке в день. И кавинтон – по три таблетки. Для улучшения мозгового кровообращения.

Да, подумал я, врачи тоже иногда для чего-то нужны. Чтобы, например, лекарства выписывать.

Кавинтон-то, наверное, это вещь. Очень-очень нужная штука.

Чтобы голова лучше варила.

А не то – в последнее время особенно, - с ней что-то не очень ладное творится.

В тему, – подумал я про себя, - мне этот самый кавинтон. Надо его будет чаще принимать. Может быть, даже сразу целую упаковку. В порядке профилактики головы.

***

- Да что вы, доктор, - сказал я. – Какие тут женщины. Я почти что девственник. Все две жены у меня и было-то. Теперь, наверное, счастливы без памяти, что так легко от меня отделались. Доктор, а что бывает при передозировке кавинтона?

Докторша посмотрела на меня не понимающе:

- Мне случаи передозировки кавинтона неизвестны, - сказала она сурово, видя, что я просто ерничаю. - Но на всякий случай, не рекомендую экспериментировать. Мало ли какие побочные эффекты могут выйти. Если уж задумали травиться от несчастливой любви, то лучше чем-нибудь другим. Более известным. Думаю, рановато вам еще на тот свет собираться. Попьете лекарства, давление померяете, и все наладится. И с женщинами тоже.

- Обещаете?

15.

Если рассуждать здраво, она, бесцветный доктор, конечно, права.

Но тонометр я покупать не собираюсь.

И дневник вести – тоже.

Я-то ведь себя хорошо знаю. День померяю – и на этом все закончится.

И будет дорогой японский тонометр пылиться где-нибудь.

А сам я опять – понесусь вскачь. Разве это правильно, постоянно иметь дома прибор, напоминающий тебе о вечности?

Лучше уж – когда хочется о вечном подумать, по какому-нибудь кладбищу прогуляться. Поглазеть на местных жителей. На себя какое-нибудь местечко примерить.

Раньше правильно города строили.

В Центре размещали три вещи: церковь, тюрьму и кладбище. В назидание согражданам.

А теперь – тьфу…, а не городские архитекторы. В погоне за золотым тельцом в Мире чистогана. Как выражались комиссары… Только перекопают весь центр, что не пройти, не проехать, закопают. И тут же опять перекапывать начинают.

***

Читая мои мысли, она сказала:

- Я понимаю, что сначала все это трудно. Особенно, когда никто вас не контролирует. Но сожмите волю в кулак. Вы же сильный! И курить бросьте.

- Да, доктор, - говорю я. – Силы воли у меня хоть отбавляй. На двоих хватит. Или на троих.

- Хорошо уже, что вы не теряете чувства юмора. А некоторые на вашем месте сразу в могилу закапываться начинают. Но – у нас с вами все еще самое интересное впереди.

- Вы уверены?

- Конечно, - сказала она, и в глазах ее промелькнуло профессиональное сочувствие. – И не таких, как вы, на крыло ставили… - И засмеялась:

- Да не нервничайте так, выпишу я вам больничный. Выпишу...

***

Потом она покрутила в руках фонендоскоп, будто над чем-то раздумывая, и добавила:

- Мне кажется, вам срочно надо жениться. Женатые люди живут дольше. Не слышали об этом? Размеренный образ жизни, регулярное питание, регулярная половая жизнь. И для простаты полезна тоже. Кстати, не беспокоит?

- Кто – не беспокоит? - спросил я.

- Простата.

- Нет пока. Жалоб, вроде, не было.

- А уже могла бы - в вашем возрасте. Из-за этого тоже давление повышается. Ну, если не беспокоит – тогда вам самое время жениться. Еще и детишек завести. Проживете гораздо дольше. Пока не беспокоит.

- Гораздо дольше, но гораздо хуже, - сказал я. – Особенно, что касается регулярной половой жизни. Что за странный способ лечения, доктор?

- Нормальный способ. Не хуже других, – парировала она. – Попробуйте…

Что было ей на это сказать?

Сказать ей на все это было нечего…

Но и пробовать такой способ лечения гипертонии не хотелось. Совершенно.

Лучше что-нибудь медикаментозное, консервативное.

А не хирургическое, с кровью и отрезанными конечностями. Выеденной печенью и прочими несчастьями.

16.

... Так все хорошо начиналось вчера вечером, думаю я, глядя на безобразия, творчщиемя в ремзоне, сквозь стекло и чувствуя, как глаза закрываются сами собой.

Я вчера как раз собирался выйти к метро, и встретить ее – почти что уже любимую, но она вдруг позвонила сама:

- Я опоздаю минут на пятнадцать, - сказала она.

- А что случилось? – спросил я.

- Тут сумасшедшая очередь в метро. Стоят. И я стою…

- А зачем стоят? Что-то интересное дают? Ты на меня тоже займи, я сейчас подъеду…

- Билеты дают, неужели это не понятно? - неожиданно обиделась почти ненаглядная. – Хотя, конечно, могу, и на тебя занять. В одни руки много билетов не полагается...

И, через некоторую паузу:

- Вместо того чтобы острить так, не к месту, мог бы приехать за мной. А не смотреть там свой никчемный футбол.

- Ты не расстраивайся, - сказал я. – Мои все равно проиграли. Если тебя это порадует.

- Тем более, мог бы приехать, - сказала она. – А не болеть за таких козлов. И меня по метро не мучить.

И отключила трубку.

***

Она была права, в сущности.

С чего это я болею за таких козлов, которые будто специально раз в неделю портят мне настроение?

Надо бы бросить это глупое и бесперспективное занятие.

Взять, и глубоко заболеть за другую команду.

Но тут – увы – сердцу не прикажешь.

Как раз именно тот самый случай. Неразделенной любви - к уродам.

Из-за которой - сидишь у телевизора, и невидимыми миру слезами обливаешься.

Хоть платок выжимай...

А они все проигрывают, да проигрывают, садисты. Словно исключительно тебе назло.

***

И вот еще что странно: а ведь сегодняшний понедельник - даже не тринадцатое число. Которое могло многое объяснить.

И вчера тоже было – не тринадцатое.

И даже не двенадцатое.

Которое тоже для объяснения всяких несуразностей понедельника подошло бы.

Да еще эта зараза тут крутится… По ремзоне. Умная слишком. Озабоченная, пожалуй.

Извлекать ее или не извлекать – вот в чем вопрос.

Или со штрафом смириться?

17.

На днях катились мы с моей почти любимой в кино, а нас стал обгонять свадебный кортеж. Длинный-длинный лимузин с призывно раскрылестившейся на его решетчатой морде куклой. Готовой, так сказать, к первой брачной ночи.

Совершенно для меня непонятно, как на узких улицах такие машины разворачиваются?… Как умудряются поворачивать, не наезжая на бордюры, и не задевая встречные грузовики?

- Смотри, смотри, как красиво! - радостно защебетала моя нежная пассажирка. И крепко схватила за руку, то лежащую на рычаге переключения передач, а то, как сейчас, на ее круглой сексуальной коленке. И даже иногда заползающую по бедру вверх так, что ей приходилось эту неприличную руку останавливать, и одергивать юбочку: «ой…щекотно… и люди вокруг смотрят! ».

– Счастливые, и как красиво едут, правда?…

- Ну, да, - сказал я, убирая руку с ее колена. – Это всегда красиво. Когда в последний путь-то… Наверное, внутри все уже пьяные. И водителю слегка налили. Видишь, как медленно катит.

- Дурак ты, - сказала она. - Это же свадьба, а не похороны.

- Вот именно, - сказал я. - Я именно это и имел ввиду.

- Циник ты большой. Кстати, моя мама говорит, что мужчины, которые вот как ты непочтительно отзываются о свадьбах, как правило – очень хороши в постелях, милый. И бывают отличными семьянинами.

- Ну и как я в постели?

- Будто сам не знаешь… Но, наверное, бывают и лучше.

- Я очень уважаю твою маму..., - сказал я.

18.

... Ладно, бог с ними… С этими зудящими мамами, да с тещами.

Чужие хищные мамаши это дело десятое, если у барышни своя голова на плечах есть.

А у нее, ненаглядной, по-моему, на плечах не кочан капусты. Вполне премиленькая головка с нежными губками.

Которые - для разнообразных сладких поцелуев годятся. И для глубоких сладких поцелуев – тоже вполне.

Это мной лично проверено.

Может она – и даже с большим удовольствием! Когда захочет.

Хотя, это она верно подметила – бывают губки и получше.

***

Большинство женщин безо всяких мамашей поначалу говорят, что замуж не собираются.

Чуть ли не на первом же свидании об этом трубят во всеуслышание. И даже ладошкой по столику в кафе утвердительно похлопывают: и не мечтай! Никаких замужеств!

Хватит, надоело и кушано предостаточно!

Как будто кто-то им что-то тут же, за этим же столиком в кафе, предлагает.

И даже отчаянно настаивает.

Опостылели им прошлые мужья, и навязчивые любовники, постукивают они ладошками по столу. Хотят они теперь от плодов свободы откушать!

Так зачем же дело стало?

И откушивают…

Правда, лопают свободу они как-то удивительно.

С одной стороны, вроде бы, взахлеб.

А с другой стороны, как-то подозрительно осторожно.

Будто даже – радость через силу.

И чем дальше, тем все явственнее, через все большую и большую силу эта радость у них идет, - перефразировав старый немецкий почти спортивный лозунг.

Я уверен, все это – тактический ход.

Вроде тактического отступления.

Чтобы любезного противника-мужчину с толку сбить.

19.

Также Кутузов некогда Москву сдал, и куда-то сквозь густые, еще не сведенные хищной и бездарной хозяйственной деятельностью коммуняков российские леса умотал - вместе с армией.

Сбил с толку сердечного французского друга-супостата.

А как с толку милый друг сбился – тут-то и началось самое интересное. А он, дурачок, сбитый с толку, и расслабившийся – не в теме оказался.

По старой Смоленской дороге ему отступать пришлось. Сквозь морозную непогоду.

И лошадками убитыми питаться.

Хорошо еще – что мороженными лошадками.

А если бы по слякоти отступать пришлось – совсем тухляк вместо провианта бы вышел.

Но и в мороз, и даже без мерзлого тухляка, многим отступающим пришел при этом самый настоящий каюк.

Питание не то.

И дорога бесконечна.

Вот, как плохо женщинам доверять, и не в теме быть.

20.

Но самое последнее дело, это везти любимую почти двухнедельную невесту домой. Или – трехнедельную. Везти - несолона хлебавши. Не оттрахав ее по первое число – я имею ввиду.

Везти, везти, везти сквозь угрюмо-бесшабашное веселье столичной ночи.

Когда все граждане вокруг кружатся, как оглашенные - будто в самый последний раз, прямо перед концом света.

Как будто уже повестки в страшный суд получили.

И в последний раз веселятся – перед дальнейшим вечным плачем.

А может быть, все с ними не так уж это и возвышенно – и просто они предвкушают и отмечают своим угорелым весельем начало новой рабочей недели?

И потому - выползающие из темноты там и сям мизантропы-гаишники - злы и коварны, как подколодные змеи?

Наверное, охотничьим своим нюхом чуют легкую, попахивающую алкоголем, добычу.

А тут ты – сонный, сердитый и ядовитый, как мухомор, везешь почти ненаглядную невесту в полном молчании, через всю необъятную Москву. Будь они трижды неладны, - что Москва, что эта самая новоявленная невеста.

Чувствуя настоящие обширные разливы желчи.

Едешь куда-то к чертовой матери.

То ли в Биберево.

То ли в Бирюлево.

И все это - вместо продуктивного, неторопливого и разнообразного секса, и крепкого-крепкого удовлетворенного сна в обнимку.

Разве так можно выходные заканчивать? На такой мрачной ноте?

Строго запрещено!

***

Ну, не хочет девушка сексом заниматься – что поделаешь, а?

Действует по глупому ветхозаветному принципу: поженимся – тады!

А так, не поженившись, у нее, видишь ли, на меня стоять перестало.

Чушь какая-то, - на третьей неделе наших любвеобильных встреч, с чего бы это ей вдруг такой высокоморальной приспичило быть?

Не стоит у нее, видите ли, на меня – без штампа в паспорте…

Вот со штампом – стояло бы. Может быть.

А так – не стоит. Даже и не просите.

Пойми вот после этого тридцатилетних барышень.

Что у них там должно на меня стоять?

А что – лежать?

И причем тут штамп в паспорте? Как он на женское либидо влияет?

Даже и говорить обо всем этом грустном не хочется.

***

Просить же о подобных вещах я, вообще-то, не приучен.

Фи – какая прозаическая проза – просить и даже несколько умолять: давай, может быть, любовью с эротикой займемся?

Лет с четырнадцати - не приучен.

Так я и заявил.

Не хочешь – моя радость, давай спать по разным углам дивана! Или - катись на все четыре стороны.

В свое Биберево.

Или – в Бирюлево.

Что тебе милей и ближе.

***

- Гордый очень – да? А я, может быть, хотела, чтобы ты меня растерзал-изнасиловал, - сказала на это моя почти любимая, вроде, идя на попятную.

– Так и запишем – импотент вдобавок… А я об этом подозревала с самого начала… И мама говорила...

Как пишут в таких случаях футбольные комментаторы: «нашла коса на камень».

Это когда они заголовок к материалу придумать не могут.

А такой вот, рабоче-крестьянский заголовок, про косу с камнем, – к любому спортивному мероприятию подходит.

Хоть – к выигранному, хоть к проигранному.

21.

Ранним утром понедельника дело идет буквально на полном автомате. С ощущением под ложечкой – еще много гадостей на сегодняшний понедельник приготовлено.

И действительно – не соврало это ощущение.

После бритья и душа - пьешь себе кофе с сигаретой в зубах, - в надежде наконец проснуться.

И вспоминаешь вдруг, что тебе это тоже уже запрещено строгим доктором с нездоровым цветом лица. И кофе запрещено. И уж тем более - сигарета.

Very-strictly forbidden. Строго-настрого, черт возьми.

Особенно – натощак…

Во, как!

Оказывается, даже английский язык от расстройства не совсем забыл.

Впрочем, английский теперь мне и не нужен.

Для моей простой рабочей жизни ИТР, инженерно-технического работника сервиса, - английский не очень пригоден.

Лучше, видимо, теперь чаще упражняться в русском – непечатном. Чтобы быть понятым механиками и другим людом в ремзоне и за ее кулисами.

Прекрасно знаю об этом, а все никак к таким новым жизненным реалиям привыкнуть не могу.

***

Уже почти выпил чашку, и докурил сигарету - почти до фильтра, идиот непонятливый.

И глазами опять ищу пачку…

Что с собой поделать – даже и не знаю!

Продолжаю плавное, а главное, непрерывное движение – как выразилась доктор недавно, – к инфаркту. Или к инсульту?

Что же из них лучше?

И что наступит раньше?

Вот интересно-то…

22.

Где-то я вычитал, что уныние – грех. И пессимизм – тоже грех.

Церковь этого всего совсем не одобряет.

И даже не приветствует.

Так какой-то из главных церковных начальников и выразился - прямым текстом. Типа – уши бы надрать всем этим пессимистам, скептикам, и циникам.

И не только уши.

Так вот богословы и пишут в интернете.

Но это, кажется, не ко мне - в уныние и пессимизм я не впадаю, пусть даже с верой у меня серьезные проблемы.

Точнее, полное отсутствие таковых.

В силу моего умения обходиться без нее.

Да и руки у них пока коротки, чтобы уши мне надирать – у попов-то. Хотя, думаю, это вопрос времени.

Если ислам в такой силе, почему бы и другим религиям также на себя одеяло не потянуть? И не начать уши надирать – непокорным?

***

Впрочем – все это не ко мне. Даже если я с утра мрачно смотрю на жизнь.

Пессимист, как известно, это просто информированный оптимист.

Что же из того, что утро так складывается – это же было вполне ожидаемо.

И я готов к этому.

А так - я ведь никого не убил еще. Пока…

Хотя иногда очень хотелось бы. Особенно, глядя на эту клиентку-Марту.

Хотя я знал, что она приедет на сервис - еще в четверг. Так что был морально готов. Убрал все колющие и режущие предметы подальше.

И не украл я в жизни ничего стоящего.

Наверное, тоже - пока не сумел.

Не научили в детстве.

А жаль.

Приходится теперь в процессе осваивать.

Ну, а прелюбодеяния – это вообще не в счет.

Чужих жен я особенно и не возжелал никогда. Они всё сами, сами напрашивались. По доброй воле и при большом желании…

С обоюдного согласия субъектов, так сказать, все у нас происходило. Сами, как выражался Ким, Коммунистическийинтернационалмолодежи, на палку лезли.

Сами!

А я просто и не сопротивлялся. И даже несколько им способствовал...

23.

Так что я пока почти что в рамках поповских заповедей по жизни мыкаюсь.

Если их и нарушаю, то по мелочи.

Это меня утешает. Меньше потом с заведующим раем проблем будет – когда на вечный покой в результате инфаркта или инсульта отправлюсь.

Даже если господь существует – что никем еще не доказано, - он будет не сильно на меня сердиться.

Когда час нашей не очень-то ожидаемой и желаемой мной встречи настанет.

Кстати. по-моему. он тоже не в восторге от такой встречи будет.

И вообще, до таких ли мелочей ему, как мое мрачное настроение?

Я в этом совсем не уверен.

Кроме того, попы утверждают, что он – милостивый. Всякие прегрешения прощает.

Понимает же, что мы тут по земле ходим.

А не по воде.

И не среди небесных кущ прохлаждаемся.

***

Главное для меня – когда повестку от него получу, не опоздать. По причине заторов и пробок на столичных дорогах.

Не рассердить его хотя бы этим.

А то, возьму, да и к шапочному разбору прибуду. Как обычно…

Встанет какой-нибудь урод, например, с «газелью» у ворот моего гаража. Загораживая выезд, - и пиши, пропало.

Не будешь же на страшном суде на какого-то недотепу из глубинки ссылаться. Которому сюда вдруг приспичило. По неотложному... На Красную площадь с мавзолеем и мумиями поглазеть. А там - стоянка запрещена. Возле мумий.

Умею, к сожалению, я опоздать туда, куда опаздывать никак нельзя.

Вот такое за мной водится, точно.

Хотя в заповедях это как-то не отмечено в графе «страшный грех», но неприятности могут выйти.

Из-за мелких опозданий вообще очень часто крупные неприятности возникают. Фатальные.

24.

Заботливым доктором я был недавно проинформирован – что впереди у меня маячит.

Выяснилось, ничего, особенно, хорошего не маячит.

Красота-то какая, с такими мироощущениями жить.

Вот тебе и призывы к оптимизму…

Нет, не буду я покупать аппарат для измерения давления.

Нечего себе мемориальное кладбище в центре души строить.

И в уныние от таких перспектив не буду впадать.

И я веду себя я соответственно прогнозу: сигарета опять в зубах, и вторая чашка кофе натощак налита.

Просто класс! Лучше не придумаешь.

Утешаюсь тем – что жизнь, даже и без сигарет с кофе - крайне вредная штука.

***

... А понедельник, - точно, не лучший день недели.

Особенно, когда он начинается с того, что у ворот моего гаража в полседьмого утра, какой-то козел из безвестного региона 71 поставил «газель».

А сам ушел себе преспокойно по своим никчемным делам. Поступив в строгом соответствии с нашей российской привычкой: после нас хоть потоп! И вообще, гори все синим пламенем.

А я по своим крупным делам пошел. На Красную площадь. И в ГУМ за покупками для любимой хиври.

Он-то пошел, а я нервничаю, вокруг этого чудища бегаю, и размышляю над тем – чем бы ему колеса проколоть.

Чтобы научить уму-разуму.

***

Я давно замечаю, что у наших граждан, и особенно прибывающих в столицу в поисках наживы из регионов, - с воспитанием далеко не все в порядке.

Пожалуй, четыреста лет ига, да почти век научно-практического коммунизма сильно сказались на генетике. Вкупе ведь – почти половина тысячелетия получается. Не шутка. Мутации обильные.

Через одного – дебилы рождаются. Или даже чаще.

Отсюда и воспитание.

Особенно, очевидно, плохо с этим дело в 71-м регионе – уж и не знаю, где это такое неудачное место на карте моей необъятной отчизны находится. Где из трех – два неудачными получаются.

А может быть – даже и выше процент.

Да и у этой моей любимой клиентки, что по ремзоне гуляет, тоже с этим вопросом проблемы есть.

По выговору, она тоже из какого-то региона кажется прибыла. Не менее безвестного, чем

71-й.

***

Да, но, кстати, и «газель» - не путать с благородным животным - чудо любимого автопрома, прямо под них, под бедолаг, сделана. Словно на заказ.

Такими же бедолагами – с отягощенной наследственностью.

Так же безыскусна и проста.

На ярмарочного фрика похожа.

Я бы еще где-то понял, если бы по своим делам ушел человек из «мерина».

Бросив свой тарантас там, куда ему бог на душу положит.

У ворот чужого гаража, например.

С таким человеком и пообщаться бы можно было бы.

О том, и о сем поговорить.

А с придурком из «газели», - какой разговор?

Никаких других слов, кроме как монтировкой по лбу, он и не понимает.

Некогда его предков поработители, вроде коммуняков, отучили от русского языка. А какому-нибудь другому языку научить забыли.

Вот он и ведет себя, точно глухонемой.

Мыкает, да матерится. И ничего больше.

25.

... Эта сука сегодня утром куда-то умотала, бросив свою «газель», и давление от этого у меня на весь день соответствующее.

Своими руками бы шею свернул этому уроду.

Невзирая на заповеди.

А эту барышню в топовой комплектации, взял бы, да пыльной метелкой по круглому заду и погнал бы из ремзоны.

Кофе в клиентской пить.

Это уже не просто плавное, а прямо скачкообразное движение к инфаркту. Или – к инсульту.

В светлое будущее.

Туда, где страшный судья маячит.

Хотя и прикидывается милосердным.

Ну и следом, немного позже, после бурных объяснений с согражданином-идиотом, уже по дороге на работу - все светофоры подряд красные, да красные.

Словно несвежие подштанники у правоверных коммуняков.

Которые те - на столбы сушиться вывесили, да снять позабыли. Без комплексов они, эти ребята.

Понятно, что после такого вступления в трудовой буден, ловить в этот грёбаный понедельник особенно нечего.

***

А ее, эту мадам Марту, интересует - вцепиться в меня опять, словно клещ, и мучить дурацкими вопросами.

На некоторые из которых не только я, но и наш эксперт ответить не сможет.

Впрочем, что брать нашего эксперта в расчет?

По-настоящему, мне кажется порой, что он такой же эксперт, как я балерина. Просто - никакая я не балерина.

Хорошо, если знает, как под капотом отечественный тазик из расплодившегося как кролики семейства вазообразных устроен.

Да и то, я не очень-то уверен, что он сможет более или менее серьезную неисправность даже на таком родном автопромовском хламе определить.

Вот, например, клиентский стенд оформить – это ему в самый раз.

И перетрахать все наше оформление – это тоже по силам.

Прилипчив он, как банный лист.

Нашим девушкам, как мне представляется, легче, ему дать, чтобы отвязался…

Чем терпеть его провинциальные домогательства.

***

Надо на нее эксперта напустить – думаю я.

Пусть она ему позадает свои вопросы.

А он ее маслом своих глазок обольет.

И тоже мекать и бякать начнет.

Ведь, как известно, один чудак может задать столько вопросов, что и сто умных не найдутся, что ему, чудаку, сказать.

Только и будут руками разводить недоуменно – откуда такой выискался?

Суперумный?

Точнее, суперумная очень, да?

Уж если женщина про автомобиль что-то спрашивать начинает – это просто караул! Можно всех святых заранее выносить.

Чтобы из гробов вдруг сами собой не повскакали, и наперегонки по углам не разбежались.

От нее подальше.

Посмотрим, как наш эксперт с ней справится.

И что со святыми произойдет.

© Copyright: Марк Хена, 2007

Свидетельство о публикации №207091500118

26.

Интересно, насколько такой вот клиент, как эта самая Марта, добавляет новых миллиметров ртутного столба к моему давлению?

Не уверенная в моих профессиональных качествах…

Я еще с раннего утра обнаружил, что мой халат в мое отсутствие кто-то надевал. В выходные, видимо, опаздывая.

Схватил первый попавшийся, а мой бэйджик в корзину бросил. А свой к халату приколол, потому что без бэйджика можно получить замечание. Или на штраф нарваться.

Очень действенная система – для поднятия настроения и дисциплины – эта система штрафов у нас.

Как тонизирующие уколы магнезией действует.

Вколют – и уже не сядешь так просто на мягкое место.

Только – с охом и ахом.

Пришлось с утра впопыхах констролить себе новый бэйджик. Благо – принтер с компьютером есть, и бумаги много в наличии. Не экономит наша фирма на бумаге.

И написать самому себе можно – что понравится.

Мне, например, с утра понравился Сидоров. Сидор Сидорович. Мастер-приёмщик высшей категории сложности.

***

Может быть, это наш многодетный, не пропускающий юбок эксперт ходил тут – в моем халате?

На него похоже – он любит опаздывать, сломя голову влетать и хватать первое, что под руку попадется…

Вот, сука – действительно!…

***

- Скажите, любезный, а вас вправду зовут Сидором Сидоровичем Сидоровым? – спрашивает меня клиентка с редким именем Марта.

Рядом крутится главный механик, который лично вышел к внутренним воротам ее встретить. А заодно - проконтролировать, как я принимаю машины.

Посмотреть, чего еще от этих офисных, вроде меня, ожидать можно… Которых сюда ссылают, а они, местные, мучиться должны. И своих балабановских родственников при этом обижать.

Хоть и убогие - эти балабановские, да все же – родственники.

Чувством родной стаи наполняющие.

Очень я люблю обращение к себе – «любезный». Очень. Где-то даже тащусь от него.

- Да, - говорю я. Действительно – все как есть, Сидор Сидорович Сидоров, высшей категории. К вашим услугам.

- Какое красивое имя, - улыбается она. – Редкое. К нашим услугам, значит?… Это звучит заманчиво.

Она смеривает меня взглядом портного, который вдруг, ни с того, ни с сего, намеревается сшить мне брюки.

Но мой синий халат очень мешает ему мою фигуру ниже пояса оглядеть.

Хорошо бы его снять.

А заодно и брюки.

Ну, а трусы уж тогда, в таком оголенном интерьере – вообще совершенно лишние.

Мне хорошо знаком – этот затуманенный женский взгляд. Не предвещающий ничего хорошего. Кроме секса, может быть, с легкоим налетом эротики.

27.

Так вот, или почти вот так и моя любимая на меня смотрела, когда мы ко мне две, или теперь уже три недели назад заехали.

И выпили чего-то, а потом – еще чего-то.

И еще немножко выпили…

А она все говорила мне, что больше замуж идти не собирается.

И - в такт словам ладошкой - по журнальному столику похлопывала.

Сама себя, очевидно, утешая и подбадривая.

В предвкушении своей полной безбрачной свободы.

***

А я думал о том, что не зря пыль со столика стер. А ни то она бы ладошку измазала. И расстроилась бы.

Из-за меня, неряхи.

А потом она еще на меня посмотрела-посмотрела, встала из кресла, потянувшись, как кошка, подошла ко мне, нагнулась - уклонившись от моего робкого первого романтичного поцелуя, и за пуговицу на моих джинсах взялась. Со знанием дела.

А потом – за зиппер.

А потом трусы, едва их не порвав, вместе с джинсами вниз потянула.

***

И я отметил, что хорошо, что я новые сексуальные трусики, только что купленные в магазине «Вантаж», где у меня неплохая скидочная карточка от прежней должности осталась, догадался надеть. К месту, в общем-то.

Хотя и не планировал скоропалительные эротические приключения на наш первый вечер интимной встречи…

В конце-то концов, мы же ведь были так мало знакомы друг с другом. День или два, может быть.

Но жалко было бы, конечно, если бы она модные трусики порвала или растянула, как жевательную резинку, - отметил я также про себя. Наблюдая за ее ловкими движениями, изображающими страстное нетерпение.

Хоть и «Вантаже» они мной куплены, а наверняка в Китае сделаны, и особой прочностью не отличаются.

Если их так активно вниз тянуть, наверняка резинка не выдержит.

Значит, несколько десятков у. е. сразу - коту под хвост.

Пустячок, а неприятно. На общем эротичном фоне процедуры знакомства.

Таких девушек еще есть и есть вокруг.

Много их вокруг – если оглядеться. Даже и сомневаться в этом не приходится.

А вот модных эротичных трусов-шортиков у меня всего трое – одна упаковка.

Не напасешься трусов-то на девушек – при моей нынешней, сильно пониженной зарплате. Если каждая так вот изо всей мочи страстно тянуть их начнет на первом свидании у меня дома. Вместе с джинсами заодно.

***

А потом, стянув все это вниз, она и мной вплотную занялась. Горячо причмокивая, и взахлеб свою свободу вкушая.

И не давала мне ничего с собой сделать, хоть я и порывался, например, для приличия хотя бы кофточку с нее стянуть, или хотя бы даже лифчик расстегнуть.

Отводила и отводила мои руки – пока не довела дело до логического конца.

Окропив себе лицо из моего забившего вдруг фонтана.

Как-то у меня все на одном дыхании получилось.

***

- Ох, сладкий какой…, - сказала она, облизываясь и втирая молочные мазки в щеки и в кожу под веками. – Капучино прямо… с капелькой коньяку и корицей. А теперь – я вся твоя, - и она стянула через голову кофточку вместе с лифчиком, сбросила юбочку, оставшись в одних колготках.

- Давай же скорее… Только колготки не порви.

Какая предусмотрительная, - подумал я. Предупреждает...

А меня, например, даже и не спрашивала, когда трусы растягивала. Скорее, скорее… На пожар, что ли?

Дух перевести даже не дает.

Впрочем, судя по напряженному воодушевлению моей пятой конечности – это был сегодня мой вечер!

И уж я на ней отыгрался, - сдернув с нее колготки.

Со страстью горного джейрана – если такие в природе водятся.

28.

Я смотрю на главного механика, и вижу, как его глазки чем-то недобрым наливаются.

То ли смехом. То ли раздражением.

Хотя, кажется, он не сразу врубился в Сидор Сидорыча. Действительно - кто это такой? Откуда взялся?

Не будешь же ему объяснять, что у меня по утрам в понедельник чувство юмора так и хлещет, так и искрится.

Особенно, когда эта сука, эксперт, чужие халаты носит, и свой бэйдж на них накалывает.

- Да, - говорит он, немного поразмышляв, - это один из наших лучших специалистов, Сидор Сидорович… Прислан из центрального офиса - поднять уровень наших сервисных услуг, и укрепить кадровый состав. И менеджер прекрасный. Жалоб на него нет. Он и тест-драйв с вами проведет. По окончании работ.

Чтобы вы в качестве обслуживания могли с ним вместе убедиться.

***

- Тест-драйв? – переспрашивает она. – Это было бы неплохо. А то в прошлый раз я так, без тест-драйва, и поехала, и пришлось обратно возвращаться. С ненадетыми свечами. Без тест-драйва с такими вот, как он, грамотными специалистами - вы мне чуть двигатель не запороли.

Правда, по-моему, Сидор Сидорыча в прошлый раз как-то по-другому звали…

Или это бы не он?

- Я выясню, - говорит главный механик. – Подниму историю вашей машинки, заказ-наряд посмотрю – кто оформлял? Но, наверное, не он. Не Сидор Сидорович… У нас тут много похожих друг на друга товарищей… но Сидор Сидорович у нас один. Не спутаешь его.

- Клонов много у вас, да? – смеется она.

- Гоблины, мадам, гоблины, - говорю я, - простые. Отечественные. Которые выпадением памяти страдают. С ваших слов, естественно, - меня даже развлекает, что они разговаривают обо мне – как о какой-то вещи. Хотя я стою рядом.

- А вот хамить мне совершенно не обязательно, Сидор Сидорович - говорит она. – Ну, совершенно…

- Да, Сидор Сидорович, не стоит так с клиентом разговаривать, - поддакивает главмех.

***

Чтобы остудить закипающую ситуацию, да заодно и прогнать некстати подвернувшиеся эротические воспоминания былых дней, я не нахожу ничего лучшего, как спросить ее:

- А ваша компания – действительно процветает и ароматно пахнет? Вы, например, очень преуспевающе выглядите. И машинка ваша тоже...

- Действительно, процветает, - говорит она. – Мировой флагман. А Россия для нее просто Клондайк.

- Да уж наверное, Клондайк, - говорю я. - Просто - никаких сомнений. - А про себя думаю: Клондайк, когда такие чувырлы тут водятся.

Вместе с их мужьями-думаками.

29.

Она и не подозревает, что после первого заезда, когда она нас тут всех строила, я выяснил – что же у нее за такая волшебная компания?

Которая запросто позволяет своим сотрудникам в рабочее время по полдня на сервисе проводить.

В личных, так сказать, целях.

Когда я это выяснил, то позвонил своим знакомым – в этой же компании. У меня много таких знакомых было – в то время, пока я еще находился в менеджменте, в центральном офисе. И вел с ними разнообразные переговоры.

И можно даже сказать, что с некоторыми мы остались добрыми друзьями, поскольку совместные мероприятия в виде банкетов, а главное, многочисленные откаты - очень сближают людей.

***

Бедная иностранная компания, размышляю я, глядя на представление, которое она мне устраивает.

Пока вот такая барышня в топовой комплектации живет в свое удовольствие, по ремзоне шастает в рабочее время, ее иностранная чудо-компания у нас на рынке с головной болью мыкается.

Пытаясь совладать с огромными и непонятными налогами, проверками задним числом, удивительными правилами игры, которые всегда имеют обратную силу.

И меняются чуть ли не каждый день – словно идет футбольный матч, и ворота одной из команд из стороны в нужную сторону все двигают, да двигают.

А также, со своими сотрудниками, норовящими постоянно что-нибудь себе, да урвать.

Вроде отката, или сервиса за счет заведения.

Времена меняются, а рабы остаются рабами.

***

Вот и задает себе настоящий, не отечественный топ-менеджмент компании буквально ежедневно гамлетовский вопрос: – стоит ли удовольствие продовольствия?

В этой империи развитого чиновничьего феодализм, и несознательных алчных или зачумленных сотрудников-аборигенов?

Или, может быть, как советуют умные консалтинги, – собрать по быстрому чемоданы, и отправиться куда-нибудь… Подальше отсюда.

К бывшим соседям по концлагерю с вывеской СССР, например?

То ли в Беларусь с диктатором, то ли к таджикам - с беями.

У них там, у этих наших бывших братьев меньших, может и денег поменьше, и с правами человека не так уж и ахти - зато правила хотя бы понятные.

Что говорят, то и делают.

Если голову кому-то отрубить – значит, отрубить. И никаких сомнений.

А если не отрубить – то и говорить об этом нечего.

Ну и рабсила – почти даром. Много не просит, и в рабочее время нервы людям на сервисе не трепят. Да и на сервис нечего им ездить по причине полной нищеты.

30.

- Скажи-ка, дядя, - спросил я своего знакомого из этой компании, - а ты некую Марту не знаешь? Топ-менеджера?

- А что, дядя, она и вас достала? – вопросом на вопрос ответил мой знакомый. – Неприятная штучка, хотя и никакой она не топ, и не менеджер. А всего лишь в бухгалтерии числится. Ассистентом финдиректора по странам СНГ. Он у нас сентиментальный австриец, обремененный двумя семьями. Одна в Вене – официальная. Другая в Москве – подпольная. Так он и мотается в этой проруби между ними – туда-сюда, туда-сюда… Кстати его фамилия – Камэль. Забавно, правда?

- Верблюд, то есть?

- Именно. Мы его «Кэмэлом» зовем.

- А причем здесь ассистент? – спросил я наигранно наивно.

- Так к этой Марте он также попутно неровно дышит. По причине глубокой сентиментальности.

Она ж такая, в хорошем теле. Если ты ее видел…

- Имел счастье, - сказал я. - И видеть, и слышать даже.

- Ну, вот, в нем сентиментальность и играет. Хотя – это все на уровне сплетен. Он ее боится где-нибудь в кабинете на столе разложить, хотя, по-моему, она на это напрашивается.

- С ней вообще шутки плохи - у нее же муж в думе, если ты этого не знаешь. В каком-то комитете. Мудак редкий. Продажная шкура, за копейку удавится.

А ее в компании из-за него держат. Услуги он кое-какие нам оказывает. Но это – конфиденциально. Даже по мобильному об этом не стоит, старик. Я и так уже разболтался... Как бы чего...

- А что, вы уже тоже плачете? С одного заезда? – спросил он.

- Да, - говорю, - не то слово…

- Так с ней лучше шутки не шутить…

***

Собственно говоря, я и не собирался с ней какие-то шутки шутить, если бы она бэйджик не разглядела – глазастая.

Но после такого разговора давление, судя по всему, у меня стало опять в полной и окончательной норме.

Верхнее – сто восемьдесят, не меньше.

Ну и нижнее – за сто, надо думать.

Если так дело и дальше пойдет – придется завтра к врачам - моим любимым теперь, и на больничный.

И даже нога уже привычно заныла.

Вот, как женщина умеет здорового мужика в транс вогнать.

- Кстати, говорит она – после вашего ремонта что-то у меня там, внизу, застучало. Обязательно посмотрите. То ли рычаги. То ли подвеска…

- А где, говорю, застучало – справа? Слева, сзади, спереди?

Или, может быть, вообще – в соседней машине?

***

- Сидор, - говорит главный механик, - что ты глупые вопросы задаешь, а? Высококвалифицированный специалист…

Запиши в заяву – посмотреть подвеску. Со слов клиента - стук под днищем.

- Вот именно, Сидор Сидорович, – говорит она. - Вы запишите, и разбирайтесь. Я ж в этом ничего не понимаю. И не со слов клиента, а стук, уважаемый. Самый настоящий. Без всяких слов клиента.

Может, стоит этой топ-барышне передать привет от Камэля… то есть, от Кэмэла? - думаю я слегка злорадно.

Беру заявку и покорно вписываю туда еще одно задание механикам:

«Стук под днищем. Проверить подвеску. Со слов клиента»…

Чтобы механики лишнюю работу не делали.

- Вычеркни «со слов клиента», - багровеет главный механик. - Ты что, Сидор, русский язык перестал понимать?

Вот именно, - говорит топ-барышня, - что-то с Сидор Сидорычем сегодня не так. И все-таки, по-моему, это не Сидор Сидорович.

Я тебе привет от Кэмэла на прощание передам, – думаю я. – После тест-драйва.

31.

Наблюдая за перемещениями и шевелениями в ремзоне, прихлебывая остывший чай, и потирая разнывшееся совершенно некстати бедро, размышляю над тем, что, наверное, хирург во время во время моего последнего посещения поликлиники был прав.

А терапевтша – не права.

Надо мне все-таки от женщин держаться подальше.

***

После того, как я не так давно сдался на милость врачам, - под их назойливым нажимом мне пришлось заодно проходить еще и диспансеризацию.

Все в той же ведомственной поликлинике, что досталась от щедрот нашей фирмы, так сказать. Оплатившей медицинские страховки сотрудникам, в том числе, и моего бывшего уровня - довольно мелкого, признаться.

Когда я еще числился в конторе менеджером звена – чуть выше среднего.

Мне было крайне жалко, что халявные, уплаченные фирмой за страховку деньги, просто так пропадут – в связи с моей ссылкой в итээры.

И я решил в полуклинику – как говорила моя бабушка, - наведаться.

Обычно ведь годами к врачам – ни ногой!

Но тут вполне добровольно.

Чтобы жаба потом не душила.

Таким, собственно, образом я и попал к доктору-терапевту, похожему своим нездоровым видом на цветную капусту.

А затем еще и к хирургу.

***

... И уже на выходе, когда уходил от них огородами, и снимал их шуршащие бесплатные бахилы в предбаннике поликлиники, даже закручинился немного. Какие же, все-таки, неугомонные они ребята, эти люди в белых халатах!…

Только на их горизонте мелькнешь тенью – чего-нибудь тебе, да напророчат.

Вроде давления.

С какой-нибудь пяточной чесоткой вкупе.

И еще с чем-то, малопонятным.

Но тоже озадачивающим.

***

Заодно с рассуждениями терапевта о моем кровяном давлении и образе жизни, а также – о том, что женатая жизнь длиннее и сексуально эротичнее и полнокровнее холостой, - мне вдобавок сделали еще и флюорографию, и УЗИ всяких внутренних органов - хотя я и не просил их об этом.

И даже анализы заставили сдать.

Впрочем, это-то как раз понятно, и даже вполне объяснимо – чтобы со страховщика побольше денег списать.

Если бы в районной поликлинике дело происходило – да ни за что бы на такие процедуры просто так не пустили бы…

Тысячу веских аргументов против придумали бы.

И очередь выстроили бы – в несколько месяцев.

Ты бы уже помер.

А очередь бы еще и не подошла к нужному специалисту.

Который, видимо, сказал бы: не расстраивайтесь вы так, дорогой.

Все мы когда-нибудь помрем.

Кто раньше, а кто позже.

А вообще – все очень плохо, мил человек.

***

Чего же это я на равном месте расстроился-то?

Вроде ничего очень серьезного, кроме давления с гипертонией, не обнаружили.

И перспективы получить инфаркт или инсульт – на выбор.

Стоит ли из-за этого нос вешать?

И даже анализы были ничего.

И даже печень у меня не была расширена…

Хотя неприятно расширенная печень - очень свойственна мужчинам моего возраста из раньшего, бедового и мутного времени.

32.

Что удивило врачей, - даже моя простата оказалась в рабочем состоянии. Это терапевт и отметила в своем резюме - по поводу моих скоропалительных проводов в последний путь. В мою гипотетическую женитьбу.

К этому, кстати, лично я был совершенно готов – с чего бы то ей болеть-то, простате, а?

Наш бронепоезд, как напевали любовно коммуняки – всегда на запасном пути.

Это - когда они шли неугодных к стенке ставить и шлепать, и в сортирах мочить, да по лагерям распихивать.

А также на обратном пути.

Когда к совмещенному умывальнику тянулись, чтобы руки после тяжелой работы помыть, и за вполне заслуженный обед приняться.

Единственное, зато вещественное, в отличие от гипертонии, - что обнаружили акулы в белых халатах, - так это какой-то непорядок в моем кровном, и до боли родном и знакомом тазобедренном суставе.

Который давно уже по погоде у меня пошаливал.

На почве юного увлечения футболом.

Нечто лишнее рентген открыл, к суставу явно не прилагающееся - по замыслу творца.

***

Сделали все-таки доктора подарок мне, любопытному, - сказал я сам себе.

За ними не задержится, лишний повод найти для продления почти что интимных свиданий с доверчивым пациентом.

И лечебную кассу заодно пополнить - за счет страховщиков.

- Даже и не знаю, что вам сказать, - заметил хирург, повертев размытый рентгеновский снимок с моими бренными костями, и почитав заключение рентгенолога. Сначала сверху вниз. А потом, по-моему, еще раз – и снизу вверх.

– Первый раз такое вижу..., - сказал он.- И задумчиво потер подбородок.

- А может быть, у вас рентген барахлит? – спросил я?

- Да нет, вроде… - сказал хирург. - Другой сустав ведь хорошо получился. Там все нормально… А этот потому и болит, видимо… Что непорядок.

- Или по другой какой-нибудь причине, - добавил он, подумав немного. – Причин бывает много…

***

- Ну да, - сказал я, - а мне все ясно, как божий день, доктор. Если один сустав нормально вышел, а другой не очень, значит лаборант на прибор носки повесил сушиться… Техника у вас дорогая, заграничная, горячая… Очень удобная для сушки носок.

- Или лаборантка трусики забыла… Впопыхах, - продолжал я.- А потом подумала, и решила за ними позже вернуться, – пусть хотя бы просохнут немного.

Что мы с вами и видим на снимке.

- Все может быть, - сказал хирург, плотоядно улыбаясь, как и все хирурги мира, предвкушающие добычу. – Хотя на трусики это не похоже. На носки – тоже не очень.

Надо вам МРТ сделать.

А потом и будем думать, что дальше.

***

Он смерил меня взглядом, оценивая: что бы еще такое у меня выискать, и чем бы еще меня порадовать.

- А что же дальше? - спросил я.

- Курить вам пора бросить. И может быть, даже женщин принимать дозировано… И вообще, эндопротезирование у нас уже хорошо развито. Почти, как на Западе. И другие хирургические операции - почти на высоте.

- Вот именно, что «почти»…, - сказал я с досадой на свою жадность, пригнавшую меня сюда. – Прессу мы тоже иногда читаем. Желтую. И в Интернет заглядываем на работе - от нечего делать, знаете ли.

- Излишнее знание, - сказал хирург, - укорачивает жизнь. Как говаривал один библейский товарищ. Но раз уж вы здесь…

- Стоп-стоп-стоп, доктор, - заторопился я, натягивая брюки. – Давайте на этом пока и остановимся. - Не надо мне так много знать - это вы верно заметили. Вместе с библейским товарищем.

- Ну, - как хотите, - сказал хирург, усмехнулся по-доброму, и пошел к умывальнику походкой человека, честно выполнившего свой долг.

Помыть после меня руки.

***

Так вничью и разошлись специалисты, хирург с терапевтом.

Как всегда, у них между собой бывает – победила крепкая врачебная дружба.

Оставившая меня в недоумении.

Я так и не решил, кого из них слушать – хирурга или терапевта?

В отношении женщин, - я имею ввиду.

***

И вообще, чего меня сюда черт занес – думал я, шлепая бахилами по линолеуму на выход из лечебного учреждения, и озирая больничные стены, увешанные почему-то по-советски бравурными линогравюрами черно-белых сражений с Наполеоном и Ко, а также мужественно-чеканными портретами героев войны восемьсот двенадцатого года.

Тут уместней было бы гравюры наших кавказских проигранных воин повесить, - думал я. Например, созданные по фотографиям беспрерывной и бесконечной чеченской кампании с непокорными зулусами.

У которых, на их беду, нефть оказалась.

Именно таким чувствам пациентов должны быть созвучны эти гравюрки на стенах поликлиники. Безнадежным, и уж никак – не бравурным, как эти.

В честь окончательной и бесповоротной победы над супостатом.

33.

... И все же мне не очень хочется налетать на равном месте на штраф.

И так уж у меня зарплата сильно срезалась – после того, как я был сослан с командных высот в цех.

И ни о каких премиальных теперь речи быть уже не может. Да еще неизвестно - что мне за Сидор Сидорыча будет.

Сижу за стеклом в нерешительности – идти, или нет?

И потираю бедро.

Или – черт с ней?

Пусть кто-нибудь другой ее оттуда выковыривает?

А она себе разгуливает.

Будто ждет, что я в ремзону по своим делам вылезу.

И хотя, конечно, дела у меня в ремзоне полно, я не двигаюсь с места.

Все-таки, хирург был больше прав, чем терапевт. Надо от нее держаться подальше.

Хорошо, что она меня не может видеть сквозь стекло – стекло тонировано так, что снаружи ничего не видно – что там, за ним, в офисе сервиса твориться.

Только легкие тени - туда-сюда перемещаются.

Не определишь, кто же это.

Если достоверно не знаешь, кто есть кто.

***

- Виктор, - говорю я эксперту, который развлекается за своим компьютером оформлением клиентского стенда. – Виктор, можешь оказать услугу?

- Дорого выйдет, - отвечает он.

- Я тебе за это кофе принесу.

- Мне кофе нельзя. Врачи запретили.

- Ну хорошо, - говорю я. – Тогда я главмеху не скажу, как ты мой бэйджик в помойку выбросил.

- Ну, спешил я, старик, понимаешь?. И вовсе не в помойку, а куда-то сунул. По-моему, тебе в нагрудный карман. Проверь.

Я сую руку в нагрудный карман халата карман. И нахожу свой бэйджик вместе с поломанной авторучкой, которую все никак не соберусь выбросить:

- Теперь это все равно, – говорю я. – Пока эта телка разгуливает по сервису, быть мне Сидоровым. Сидор Сидоровичем.

***

- А я разве тебе виноват, что ты ржешь к месту и ни к месту, а? Сделал бы нормальный…

- А ты свои халаты носил бы, и тоже все в порядке было бы.

- У нас тут нет понятия – твой, мой. У нас тут все казенное, фирмой выданное.

Вот, смотри, лучше, видишь тормозной диск?

Он держит в руках слегка поржавевший тормозной диск. Явно не новый, но вполне в рабочем состоянии. Тысяч шестьдесят прошел диск. На вид, во всяком случае.

- Диск, как диск. Не новый. И что ты мне хочешь сказать, что?

- А теперь – с другой стороны посмотри, – говорит он с улыбкой, и поворачивает ко мне диск другой стороной.

Диск стерт просто в труху, и немного похож на подсолнух.

***

- Круто, - говорю я. – Наверное, какое-нибудь гоняло без головы ездило. С выхлопной трубой без глушителя.

- То-то и оно-то, это всего лишь пятнадцать тысяч пробега. И ездила женщина. Приехала, когда внизу загремело. «Что-то у меня скрежещет», – пожаловалась, - «при торможении».

- Чудеса, - говорю я. – За пятнадцать тысяч так стереть диск просто нереально… Брак какой-нибудь?

- Не… Представляешь, как ее носило? Чума на колесах… Я давно это за женщинами замечаю. Кстати, добилась, чтобы ей диск по гарантии поменяли. А я другой диск сдал, а этот у нас оставил. На долгую добрую память: женщина за рулем, отойди и не трогай руками!

Что думаешь, этот диск на клиентский стенд прилудить стоит? «Моментом»? Думаю, клей тяжесть выдержит. Назидательно будет, как считаешь?

- Я женщин с мужчинами не обсуждаю…, - говорю я. – А вообще, хорошая идея. Только никто ведь не поверит, что это женщина каталась. Надо тебе создать дамский уголок.

- Ага, - говорит эксперт. – Но лучше, «Уголок дебила». А то бабы на нас в суд подавать начнут. За клевету. Компенсации требовать – за оскорбление лучших чувств. Дебилы-то – вроде бы, обычно, мужчины. А женщины – все кругом умницы да красавицы.

- Ты вот этот диск моей клиентке покажи обязательно. Она тоже жалуется. Что у нее что-то там внизу гремит. По-моему, это у нее просто шум в ушах. Покажи, пожалуйста. Запугай ее, пожалуйста.

34

- Так окажешь услугу, Виктор?

- Чего ты ко мне пристал? Что за услугу? Я ведь тоже делом занят.

- Видишь телку, что там бродит? – я показываю на клиентку. – Это вот у нее гремит. Снизу.

- Вижу, ну и что? Ничего телка. По-моему, сисястая. И попастая. И задницу, вон, задирает. Так бы и пристроился… И ноги даже не кривые. Жена чья-то? Или - блатная?

- Блатная-блатная, - говорю я. - Одного козла-думака телка. Жена то есть. Сделай одолжение, выпроводи ее из ремзоны, а? Посади в клиентской.

Пусть там кофе попьет, в Интернет поиграется.

А не то она нам какого-нибудь механика трахнет. Скандал может выйти. Они у нас гоблины целомудренные…

- В общем, ты хочешь, чтобы она меня трахнула? Я согласен. Даже без твоего кофе.

Или тут какой-то подвох? Чё ты сам-то, а? Без рук, что ли, сегодня? Телка-то хорошая… А ты у нас вольный стрелок. В отличие, от меня. Хотя мне это не очень мешает…

- Она ко мне неровно дышит. Все с каким-то железом пристает. То не так сделали. Это неправильно прикрутили. Тут недолили… Ты - эксперт, расскажи ей, что и как. И диск покажи.

- Ну да, к тебе, значит, с такой ерундой приставать нельзя, а ко мне приставать можно?

- Ты же, Виктор, дипломированный! А я так, фуфло офисное.

***

Эксперт еще раз смотрит в окно, взвешивая все «за» и «против»:

- Ладно, - говорит он великодушно. – Два шоколада из автомата принесешь. Щас мы ее извлечем… Нечего бабам в ремзоне делать, что верно, то верно. Но вообще – хорошая, смотри-ка. Может сам? Ну ладно, ладно, пойду, покажу ей этот диск.

***

Слежу за ним через стекло – как он решительным шагом идет между подъемниками, прижимая тяжелый диск к бедру.

Эксперту приятно, что я признаю его знания. В части автомобилей. Что я помню про его диплом, подтверждающий окончание курсов дистрибутора.

Который висит в клиентской на стенке, перед глазами посетителей.

Это греет ему душу.

***

Конечно, совсем это не его дело – за клиентами по ремзоне бегать. Он ведь белая кость, рангом выше, чем мастер какой-то приемщик.

И, наверное, мог бы послать меня куда подальше.

Но, как поется в детской песенке про Буратино: на дурака не нужен нож. Ему так просто подпоешь, и делай с ним – что хошь!

Да еще я ему про халат напомнил.

И вон, я вижу, он уже дочапал к ней.

А я наслаждаюсь видом из-за стекла.

Ну, хоть ты ущипни ее за попку, - думаю я. И скажи при этом: а кстати, приятно познакомиться. Эксперт Шостакович. Виктор Николаевич. Для Вас – просто Виктор. Ой, да не кричите вы так, мадам. Это ж вам приятно. Я ж по дружески вас щипнул. Не хотите ли на «ты» перейти?

Жаль, что такая картинка существует всего лишь в моем воображении.

© Copyright: Марк Хена, 2007

Свидетельство о публикации №207092300380

35.

К обеду в наш предбанник, выходящий в ремзону, зашел мастер цеха. Он же – зам по производству. Какой-то раскрасневшийся весь. Разгоряченный и вздернутый.

Словно – слегка подшофе.

Впечатление такое, будто он у себя там, в кабинете, по-тихому употребляет.

Достает из сейфа загашник - в виде бутылки клиентского коньяка, и рюмку-другую накатывает.

Или в кофе себе подливает.

Понемногу, но постоянно.

И если это так – как же это он? Совсем, что ли, гаишников не боится?

Впрочем, до комендантского часа – до четырех, есть еще время.

***

По-нашему, местному поверию днем можно спокойно пить часов до четырех.

А потом делать паузу.

И обязательно плотно поесть. Перед отъездом с работы.

Расчет прост: вряд ли тебя в вечерних пробках остановят. Если, конечно, сам не будешь нарываться на гаишные любезности...

А позже, под настроение, можно этот маленький рабочий фуршет продолжить. Если, конечно, домочадцы разрешат.

Настроение-то продолжить фуршет у моих пролетарски настроенных товарищей, обычно, есть.

Только вот, домочадцы – разными бывают.

Редко, кто из домашних такой подход к вопросу одобряет. Некоторые и не позволяют так к этому делу легкомысленно относиться, и дома рабочий фуршет продолжать. Категорически.

А некоторые даже в голос ругаются - на такую распущенность. И могут скалкой лекарство прописать.

От привычного и заскорузлого от времени пьянства.

***

Лично я не верю в сервисные мифы. Поэтому себе никогда и ничего такого не разрешаю. На работе – особенно. Несмотря даже на то, что домочадцы вполне лояльные к моим слабостям.

Это я сам, кстати, и есть, собственной персоной, - домочадец в единственном экземпляре.

Только у самого себя разрешение мне не надо и спрашивать.

Мне же ясен ответ: я разрешения самому себе все равно не дам.

И совсем не потому, что я законопослушный праведник.

Или большой жлоб, не любящий платить штрафы, да кормить гаишников.

Или тайный, накрепко зашитый трезвенник.

Или трус - в конце концов.

Просто-напросто – я удручающе ленив.

Зачем же вести себя - как последний недотепа? Сие совершенно не полезно для здоровья. И для кармана.

И вообще – не полезно.

С любой точки зрения.

***

Как представлю: все эти глупые хлопоты на ровном месте, вдруг возникающие на дороге из-за какой-то несчастной рюмки… От которой потом - только голова болит. По причине серьезного недолива…

Как представлю себе все это - и уже ничего такого не хочется. Никаких приключений.

Совершенно не хочется.

Лень-мать вперед родилась.

Это точно – про таких, как я, и сказано.

Уж если взяться пить, и не лениться, – так лучше пить по-настоящему, до победного конца.

Чтобы болела не просто голова, или то, что я называю головой. А уж чтобы все тело –ныло. И разламывалось.

Чтобы в нем тряслась и вибрировала каждая божья жилочка и клеточка. Пощады просила - от продолжения всевозможных и разнообразных перегрузок, и приключений.

***

Впрочем, если это и бывает со мной, такое капитальное питье, то раз в год по обещанью. А может, и реже.

Организм вряд ли выдержит - постоянно в такие веселые праздники впадать.

Данное происшествие может смело квалифицироваться в милицейском протоколе как чистый и непредумышленный несчастный случай.

На бытовой почве неуемной и светлой любви.

И где-то, по большому счету, даже эротики с сексом.

Произошедших на мальчишеских посиделках.

С товарищами детства.

В баньке.

В милой женской компании.

Какой же мальчишник обходится без такого чудесного аккомпанемента? Мы ж не геи какие-нибудь подзаборные!

После такого мальчишника, наутро, вообще и не сообразишь: ни как звать этих оголенных совершенно, и даже симпатичных отдельными частями дамочек, пахнущих перегаром, и живописно дрыхнущих прямо на тебе, ни как ты тут, в их замечательной компании, вообще очутился…

Среди окружающей поэтической банной разрухи.

В неверном свете нарождающегося, хмурого и еще не очень трезвого дня.

***

Да и что уж там самому себе задавать какой-то глупый, и не очень уместный вопрос, как этих дамочек зовут-то?

Лежат на тебе – и пусть себе лежат. Жаркими, наспанными телами согревают.

Даже и приятно. Особенно – отдельными частями тела.

Какая тебе, теперь, собственно, разница, как их зовут?

Зовут себе, и зовут как-то…

Ведь даже, как тебя самого-то зовут? – и то с большим трудом вспоминаешь.

Вот это и называется – выпить.

И дамочками закусить.

Хорошо, и с большим сексуальным аппетитом.

А из-за рюмки-то…

Да просто целая и бессмысленная бодяга.

Увольте…

36.

Если же отвлеченно говорить, то сексом с эротикой я люблю заниматься на совершенно трезвую голову.

Так я острее всю прелесть процесса чувствую.

И не возникает известных побочных проблем, внезапно откуда-то всплывающих.

Очень мешающих приятному вкушению.

И смакованию увлекательного пиршества.

Я человек – практический, люблю удовольствие получать по полной программе.

А не так, как некоторые, вроде моего начальника, в усеченном и сморщенном домашнем варианте.

Впрочем, думаю, он над такими вещами и не размышляет особенно.

***

Я вообще немного удивляюсь на людей - сорта моего нынешнего, негаданного начальника.

Деятельных чересчур.

Даже, беспокойных каких-то.

Вечно вздернутых. Нездорово приподнятых, и готовых чуть что – в истерику впасть.

Как самолет неожиданно в турбулентность у земли входит, и все – кранты самолету. Вразнос и носом в пашню!

Или – как женщина с МПСом. То есть с ПМСом.

Все она носится со своим ПМСом, пока голос не сорвет, и не замолчит, вытирая обильные слезы.

По непонятному мужчине поводу.

Так же и наш главный механик.

Накатит, и скачет со своим мужским ПМСом по ремзоне. А механики от него по углам прячутся, все ждут – когда же этот самолет из штопора выйдет. И наконец о землю хряснется.

Это целый сорт людей таких - которые о последствиях, что могут наступить после одной-двух несчастных рюмок, не привыкли думать. Это им плакаты пишут: «Выпил – за руль не садись». И на видном месте, на третьем транспортном кольце, укрепляют.

***

Такие люди, полагаю, и в постели суетливы и мелочны.

И даже эгоистичны – если ранее семяизвержение можно назвать эгоизмом.

В постели-то все наружу. И безо всяких прикрас у них вылазит. Как брызнет фонтаном, и до свидания, милая, приятных сновидений.

Особенно, если спят с милыми голышом. В чем я сильно не уверен.

Наверняка там несвежая растянутая майка на бретельках присутствует. Вместо пижамы.

***

Кроме того, они, кажется, любят гнутыми контрацептивами пользоваться. Из экономии материальных средств.

Дешевыми, да к тому же и не очень прочными.

Которые в палатках у входа метро продаются, и которые никак распрямляться в подходящий момент не хотят.

Ну, никак… Чистая некондиция.

А в согнутом состоянии они - куда надо – никак не лезут.

Да и сухо там как-то очень – там, куда надо, вроде бы, и влезть.

Некомфортно. Душно, одним словом.

Кажется, там никто тебя и не ждет особенно.

Не рады тебе там – совершенно.

Их это задевает, и где-то даже обижает.

Ну, не хотят – ну и черт с ними. Можем и так. Без изделия молочного цвета № 2 Баковского резинотехнического завода обойтись.

Поплевать на ладони – и нормально. Прокуренной слюной обмазаться, глядишь, дело на лад идет.

И ничего, что поголовье дебилов несколько увеличиться может. Да и пусть! Теперь же за второго – стараниями нашего всемирного аятоллы, - даже платят. Правда, не наличными, но все равно: в дом же, а не из дома получается.

Зато извержение худо-бедно, но все же состоится. Почти сразу же, как в благоверную, поплевав на ладони, вошел.

И черт с ней, довольна она, или не очень довольна. Долг выполнен – это главное!

***

Вот им и приходится постоянно гасить и свои, и чужие, женские негативные эмоции по поводу таких скоропалительных актов - рюмкой-другой.

Вливанием коньяка или более серьезного и ядовитого продукта - куда ни попадя.

То прямо в горло, то в кофе, назло гаишникам.

А то и в унитаз – если жена дома загашник, спрятанный за бачком, отыщет.

Она ж – как настощая балабановская Торквемада себя ведет. Только – даром, что в юбке. Точнее, в давно не стиранном халате, и в тапочках на босу ногу. А так – вылитый великий инквизитор.

Берет она найденный за бачком продукт за горлышко двумя пальчиками, и прямо его в унитаз и опоражнивает, за донышко придерживая.

Совершенно об окружающей экологии не думает.

Всю канализацию продуктом отравить хочет – со всеми обитающими в ней тварями божьими.

И куда только санэпидстанция смотрит? И другие природоохранные органы.

Не думает она о невидимых миру слезах благоверного. Совершенно о них не заботится.

Да и что о нем, дурне, заботиться – если он такие, дешевые и гнутые контрацептивы закупает, - некондиционные?

Пусть у него голова посильнее болит, и давление скачет, как заяц в свете ночных фар на пустой дороге.

Пусть у него дрожание в коленях наблюдается - по причине сильного душевного волнения, и даже ненависти к любимой Торквемаде.

Чтоб он вообще как-нибудь от своего продукта окочурился, импотент чертов!

***

Как это ни странно, но еще я заметил – таким вот суетливым субъектам - постоянно в жизни везет.

А они этого совершенно не замечают.

Как-то в их мире удача неудачу компенсирует. Каким-то непонятным образом они умудряются от судьбы в милицейской форме увернуться. И скалка тоже свистит мимо их бедной слабой головы.

А может быть, у них кто-нибудь из милиционеров в родстве?

От этого они такие смелые и неугомонные?

***

А мне, обычно, в жизни не очень везет.

Даже и трезвого - иногда эти балагуры в форме, непонятно почему, останавливают. Для проверки документов, как они утверждают.

А может, у меня физиономия такая, протокольная. Так и хочется какую-нибудь телегу на меня накатать, вроде протокола.

Или денег слупить побольше – тоже хочется.

Напрасно они это делают – документы у меня в порядке. Все в полном наличии, и даже не поддельное.

Но они все равно: останавливают, и доматываются – пили вчера, да?

Пили?

Ну, признайтесь! Ну, пожалуйста…

И деньги готовьте.

***

Однако я тоже не такой уж подарок для них – на их большой дороге.

Никогда не признаюсь.

Зачем же признаваться, если не пил?

Не возьму я в толк изощренную милицейскую логику. Насчет разговоров о питье с трезвым человеком.

Денег надо – так и скажи. По-русски. Вслух.

Можно даже с матерком.

Я пойму – не совсем уж дурак.

Но все равно – просто так не дам!

Попробуй, отними!..

***

Я и в казино, кстати, не хожу.

Во-первых, потому что в честность крупье не верю.

Компьютер в домашнем виртуальном казино в «Блэк Джек» - обыгрываю запросто.

Но живого крупье, у которого вместо генератора случайных чисел злой хозяин за спиной маячит, никогда не обыграешь.

Хоть ты семи пядей во лбу психологом будь.

Есть и другая причина. Известная: нет в жизни счастья… Абсолютно.

И никогда не было.

***

Как раз, - именно этот факт генератор случайных чисел и подтверждает. И теория вероятности, кстати, тоже. Все равно, пятьдесят на пятьдесят получится – если все по-честному.

Или – минус сто сразу. Если уж по честному-пречестному.

Или даже минус двести зараз. В твердой валюте. Если раззадоришься с живым крупье тягаться.

Разве не так?

Попробовал бы кто-нибудь мне возразить что-нибудь дельное. Нет же - в ответ всегда тишина.

Значит, нет счастья - точно!

Ни в картах.

Ни в любви с эротикой.

Ни даже в банно-прачечных развлечениях с незакомплексованными дамами.

37.

- Слушай, ты… Господин, похожий на Сидорова,… - говорит мастер раздраженно. Он, по-моему, как раз на выходе из турбулентности – перед ударом о землю. ПМС его доконал, кажется. Или МПС.

- Ты чего? Ты заснул тут, что ли? Или от клиентов прячешься? Сейчас тебе тест-драйв устраивать.

- …? – я изображаю деланное недоумение.

Я прекрасно понимаю, о чем речь, и что так просто от меня сегодня не отстанут.

От злосчастной моей судьбы даже огородами далеко не уйдешь. Понедельник все же на дворе, а не пятница.

- Выедешь с этой, как ее, Звенякиной – так, кажется ее фамилия? Марта, по-моему. Покатаешь девушку по двору. Ну, ты знаешь, о ком я. «ВэлСатис», блатной госномер Тэ-500-ух… В общем – ух, а не автомобиль! Ты когда-нибудь на «ВэлСатисе» ездил?

- Нет.

- Попробуешь. Потом нам расскажешь, что это за чумовой агрегат. Только полные идиоты покупают. Вроде этой дамочки.

- Это ее муж. Он же думацкий выкормыш. Умный и смелый. Машина на него записана. Но ты совершенно прав: два сапога – пара.

***

Совершенно ненужное мероприятие этот самый тест-драйв. Никому, кроме мастера, да клиентки. Еще полчаса ее несексуальные стоны об отвратительном нашем сервисе слушать.

И утираться стыдливо.

Хотя, что ей возразить – у меня всегда есть. Глубоко в кармане прячется. Фигой называется.

- А нельзя ли кого-нибудь из механиков заслать? Кто ей ТО делал. Чтобы она ему сразу и высказывалась? Я, вообще-то, обедать собрался.

- Интересный разговор…, - говорит главный механик. - Ты приемщик, или кто? Или Сидоров? Можем тебя в механики перевести. Если очень хочешь, мы это можем. А пообедаешь потом. Знаешь, как в народной песне поется – если женщина про-осит…

Эх, песня народная, кто ее только придумал:

- Да хватит тебе меня Сидоровым звать!…

- Это не я тебя… Это ты сам себя. Давай, закрывай ее заявку, и вперед. С громкой песней.

***

Краем глаза я вижу, как наш эксперт лыбится за своим неряшливым столом. Закрывшись своим широким монитором.

Я больше чем уверен, что он сейчас сидит не на сайте «Автофрамуса», и не переписывается высоконаучным языком с гарантийным отделом «Рено», а лазает по знакомствам.

Так он от этой самой Марты возбудился, бабник наш…

Я его уже не раз, и не два заставал за этим занятием, - за знакомствами с интернет-дамочками.

Не специально, конечно.

Уйдет куда-нибудь, и комп заблокировать забудет. А мой стол за его столом стоит. Все видно, что у него там творится.

Посмотришь издали на его картинки – и удивишься.

Подойдешь поближе, посмотришь – и еще больше удивишься.

Какие неожиданные вкусы бывают.

Там у него одни рубенсовские женщины – весом больше центнера. Призывно раздетые.

Мда, а еще женатый человек… Фото благоверной с маленьким ребеночком на столе держит.

По соседству с монитором и мясными котлетками на экране.

Хорошее такое фото, благостное, домашнее.

И жена у него на фото тоже на ухоженную мясную котлетку похожа.

Как те – на экране.

Правда, те несколько более развратно выглядят, чем его жена с ребеночком.

Она-то хоть одетая, а они-то свои слоновьи ляжки, стопудовые попы и груди, похожие на розовые тяжеловесные гири из спортзала, безо всякого стыда демонстрируют.

Вот гурман неугомонный…

Одни только у него бабы на уме, честное слово.

38.

Как-то он не выдержал, захотелось ему похвастаться передо мной своим нескромным счастьем, и он дал мне переписку с одной из своих котлеток - почитать. Скинул по мейлу.

- Почитай, что мне пишет… - и залоснился прямо от гордости.

А я едва не опИсался от смеха. Когда пробежал по диагонали, что ему одна из его мясных, некая Мария, сочинила:

«Опять я первая, милый Виктор, тебе написала… Я ж тебя люблю, дурачка такого. И твоего дурачка тоже люблю. Сладкого и сильного. И яички тоже.

Ладно, с богом, целую тебя в лобок твой прекрасный… Взбитый. Вот, что мне сейчас привиделось прямо сегодня. Когда начальник на совещание ушел…

Ты сидишь и затягиваешь кальян и прислушиваешься:

- играет музыка

- это Моцарт

- расслабился

только секса тебе не хватает

Ты посасываешь кальян и увлекся так, что не заметил

как я подползла к тебе

медленно расстегиваю ширинку и вот:

О КАКОВ ОН! НАСТОЯЩИЙ ВОИН!

МЕДЛЕННО БЕРУ ЕГО В СВОЙ ПРЕКРАСНЫЙ РОТИК

И СТАЛА ЕГО ПОСАСЫВАТЬ

РУКАМИ ЛАСКАЮ ЯИЧКИ И МЕЖДУ НОГ, ПОТОМ ПОПКУ

ТЫ НАСЛАЖДАЕШЬСЯ… ТЕБЕ ОЧЕНЬ ПРИЯТНО.

РУКИ ДЕЛАЮТ СВОЕ ДЕЛО

Я СТАЛА ЕГО ЛАСКАТЬ ЯЗЫЧКОМ

НЕЖНО ВВЕРХ ВНИЗ

РУКАМИ ЛАСКАЛА ЯИЧКИ МЕЖДУ НОГ

ОН ВЕЛИКОЛЕПЕН!

Я ВОЗБУДИЛАСЬ ТАК...

МОЦАРТ - ЭТО ВЕЛИКИЙ КОМПОЗИТОР!

СДЕЛАЛ СВОЕ ДЕЛО».

***

- Ну, как тебе, а? – спросил эксперт. - Зажигательно, правда? Романтично… Музыка, Моцарт…

- Да, - сказал я, - точно. И где-то даже, типа, романтично. Особенно, как ты кальян затягиваешь. Со своим воином. И еще про Моцарта…

- А что про Моцарта?

- Наверное, она думает, ты не знаешь, кто такой Моцарт, великий композитор… Думаешь, что это простой полузащитник «Спартака». А оказывается, он музыку еще неплохую сочиняет… Сексуального характера. В свободное от тренировок время. Представляешь, какой он разносторонний малый?

- Ты, наверное, ничего не понял, что ли? Моцарт совершенно не причем. Футболиста какого-то придумал. Это же ее эротическая фантазия на мою тему.

- А она, что, с тобой в реале спит? Что так хорошо твой член изучила? И задорный лобок, в который она тебя целует? Горячая поклонница минета?

- Как можно, - сказал эксперт. – У нас все платоническое… Почти.

- Тогда ты хоть фото бы своей мясн… своей жены со стола убрал. А то – совсем извращение получается. На глазах у семьи, можно сказать…

***

Эксперт покраснел, - как школьник, которого учительница застукала в туалете. Во время мастурбации и семяизвержения на ее собственное смятое фото:

- Вот я тоже так думаю. Это ты верно подметил. Это не есть хорошо… Я фото вниз лицом кладу, когда Мария мне пишет. Я тебе еще кусочек фантазии пришлю, ладно?

- Валяй, - сказал я благожелательно.

И он прислал:

«Мы с тобою на берегу озера...

в солнечном закате виднеются Альпы,

очертания далекой Швейцарии...

красивая яхта идет по волнам навстречу солнцу,

а может быть и своей судьбе!

Она желала тебя, хотела поглотить тебя и обласкать

Я млею и дрожу,

кровь моя бурлит рекою

и страсть огнем палит.

я сидела в шезлонге,

а ты стоял передо мною

красивый, великолепно сложенный.

Твой член был прямо перед моими глазами.

У тебя он красивый

волосы лобка красиво обрамляли его.

Я не сдержалась, припала к нему

жадно беру, губы его нежно целуют

и ввожу в теплый ротик, теперь его ласкает язык.

А рукой ласкаю твои яички и чуть прижимаю их к паху!

Наслаждаюсь твоим членом,

хорошенько его ласкаю.

От моего прикосновения

он воспрянул вмиг,

как храбрый воин пред сраженьем-

МОГУЧ, ГРОЗЕН И ВЕЛИК

Мы спустились в каюту.

Снимаю я свое белье

И, обе сиськи оголяю

Еле переведя дух-

грудь моя вздымалась

и не было больше никакой возможности

да и надобности стесняться.

Ты опустился к моим коленям

и стал обнимать и целовать их,

ты терся о них щеками

и задыхался от страсти

Она желала тебя

хотела проглотить тебя.

Я опустилась на пол , ты снял трусики

и пальчиками провел по ней

и потом крепко сжав ладонью отпустил

ты играл с ней...

а я все больше возбуждалась

все больше и больше

На глазах твоих были слезы счастья

Зову тебя в свои объятья

и начался праздник секса.

Яхта медленно плыла по просторам озера.... »

***

- Здорово, правда? – спросил он, еще больше лоснясь. То ли от гордости за подругу Марию. То ли от вожделения.

- Да, даже разнообразно... А вы что, в Швейцарии познакомились? На празднике секса? – спросил я. - Я вроде бы не слышал, что ты в Швейцарии отдыхаешь. Про Турцию ты рассказывал, а про Швейцарию молчал… Ты, оказывается, у нас богатенький…

- Какой-то ты не тонкий, - сказал эксперт, и перестал лосниться. - Это же почти стихи, образ… Я в Швейцарии ни разу не был. Это Мария придумала.

- Понятно, - сказал я. – Поэзия. Как Ромео и Джульетта. Но ты жене не рассказывай, как на выходные с любовницей по заграницам мотаешься... Она этого не поймет. Ты ее-то теперь, типа – бросишь, наверное?

- Кого? Марию?

- Нет, жену. И в Швейцарию мотнешь? На яхте – через Альпы?

- Зачем же… Зачем же их бросать… Мы ведь платонически…

И после небольшой паузы эксперт спросил меня несколько изумленно:

- А разве там судоходный канал есть? Прорыли?

- Где канал? - удивился рассеяно я, уже и забыв про него. – Какой канал?

- Ну, там, через Альпы? – спросил эксперт.

39.

А вот у меня на столе в рамочке, рядом с монитором стоит репродукция с картины некого художника Говоркова, написанная в 40-м году.

Пейзаж на ней просто шикарный: кремлевская рубиновая звезда из-за раздвинутых портьер подсматривает, что там в скромном кабинете генсека творится.

Иосиф Виссарионович за столом в полутьме, в свете настольной лампы, что-то по вопросам языкознания сочиняет.

И успокивающая надпись сверху: «О каждом из нас думает Сталин в Кремле! »

***

Так, на всякий случай репродукция стоит.

Времена-то у нас сейчас лихие.

Как еще там дело за нашими окнами - в родной феодальной стране советов - повернется, когда такие думаки, вроде мужа этой самой Марты, все заседают и заседают. И дальше заседать собираются. И «ВэлСатисы» за пятьдесят тысяч эуро женам дарят…

Черт его знает, как все тут повернется?

Лучше к самому хорошему готовиться.

В случае чего, если что наступит - ребята, я с вами согласен, совершенно согласен. У меня вон, какая картиночка есть! Душу греющая. Обо всех нас кормчий думает, о каждой букашке.

И уж меня-то никто бабником, или демократом поганым, не назовет. Это точно!

Я человек серьезный, белые стихи про стоящий колом член, про чуб, взбитый на лобке, про яхту со Швейцарией, да с кальяном - в рабочее время не получаю…

***

Надо бы, думаю я иногда, для верности рядом еще один портретик поставить. Нашего всесоюзного старосты, аятоллы, так сказать, портретик пристроить. Чтобы – был. Чтобы они на пару с Иосифом Виссарионовичем рядом стояли. Для полного комплекта.

Чтобы уж ни у кого и никакого сомнения в моей правильной ориентации не было.

Чтобы комар носа подточить не мог!

Не то, что какой-то мастер цеха - из города Балабаново неизвестной области.

Или эксперт, знаток стихов, и тонких движений души мясных котлеток, любительниц Моцарта, футболиста и компониста в одном лице, и минета также.

***

- А действительно, - вякает невпопад лыбящийся эксперт, услышав, о чем речь. - Сидоров – как-то неблагозвучно звучит. Как Пидоров, все равно что...

- Сам ты Пидоров, - говорю я. - И кончай порнуху смотреть. Покатай лучше даму по двору.

- Какой же я тебе Пидоров? – вдруг очень серьезно говорит он, демонстрируя полное отсутствие чувства юмора. – Совсем не Пидоров. Я человек женатый.

Видно, что он обиделся.

Хотя – подкалываться начал первым.

А ведь, собственно, из-за этого Моцарта и его привычки хватать чужие халаты, бэйджик вообще возник – с Сидоровым Сидор Сидоровичем в главной роли.

- Одно к другому не имеет отношения, дорогой. Женатый ты, не женатый, все равно можешь быть геем… Многие из них для маскировки женаты. У нас ведь однополые браки запрещены. И мэр даже мирное шествие вокруг Юрия Долгорукова им не позволяет. Так что, ты просто ловко маскируешься, - говорю я. - И на гейские сайты наверняка втихую заходишь. И там лазаешь. Порнуху изучаешь, приемчики разные. Садо-мазо, по-моему... А ты вообще, не свингер случайно? Это сейчас очень модно – в определенных кругах.

- Какую такую еще порнуху? Какой еще Свингер? Кто это такой? Наш, что ли, из Хайфы какой-нибудь? Я даже и не знаю, кто это такой, - говорит эксперт, становясь свекольного цвета. – Фамилия, что ли, такая? Я лично – русский. На, вот, посмотри, что у меня!

***

Он с совершенно неподдельной обидой разворачивает ко мне экраном свой здоровенный жидкокристаллический монитор.

А там - действительно изображена деталь подвески в проекции.

Если не приглядываться очень - издали она напоминает нечто фаллическое.

Какую-то занятную тяжелую игрушку огромного размера - из секс-шопа. Для утех специфического сексуального характера. Для поднятия настроения у мальчишек и девчонок.

***

- Ну что же, очень заманчиво выглядит, - говорю я. – Нет пределов твоим сексуальным фантазиям. И чего только мальчики с мальчиками не придумают… Каких только игрушечек… И куда это у них внутри все это железо помещается?… Такое ведь не проглотишь даже. Подавишься. И в попку тоже - опасно... А ты как думаешь?

- Как это – куда? Ты что, не знаешь, куда рычаги в подвесках крепятся?

- Ах, они еще и крепятся? – смеюсь я. – Вот не знал…Ну, ты же эксперт, а не я.

А жены, Виктор, тут не причем. Их не надо же во все интимные тонкости своей частной жизни посвящать, правда? Куда что помещается, и к чему крепится.

Или ты своей Маше все рассказываешь? Под большим секретом?

***

- Ну, вы меня достали, ребята, - говорит начальник, слушающий наши разговоры с открытым ртом. Видимо, в Балабанове времена секс-шопов и свингеров не пришли пока. – Особенно ты, похожий на Сидорова. Я тебе за этого Сидорова с этим Свингером в рабочее время – премию срежу. Пятьдесят баксов. Эксперт – свидетель. Столько времени потеряли… Посмотри, она уже телегу намылилась на нас писать.

И он кивает туда, где, по его мнению, должна бы находится клиентка Звенякина - на клиентскую. Хотя там, куда он кивает, находится мужской туалет. Смешно!

- И ты тоже штраф получишь, эксперт. За Пидорова. Понял? Эксперт хренов. Делом занимайся. А не по сайтам лазай. И за стенд еще получишь.

- Тогда я уволюсь, - отвечает эксперт, и опять краснеет, как девица.

- Скатертью дорога, - говорит начальник цеха. – Я бы тебе еще бы доплачивал, чтобы ты ни до чего не касался. Даже стенд оформить – проблема, железяку какую-то повесить додумался… В клиентский уголок. Она сорвалась, и чуть этой Звенякиной ногу не отшибла. Где только таких экспертов берут…

- Это не я придумал…

Я боком исчезаю с поля боя.

40.

Мне иногда кажется, что мастер цеха в чем-то даже и прав.

Я действительно, почти все время сплю.

Причем, на полном ходу.

А то, что происходит вокруг меня – обычная сонная фикция, но вовсе не окружающая меня разнообразная действительность.

И как это я во сне по дороге в столбы не въезжаю? Умудряюсь с закрытыми глазами пешеходов огибать? Мимо гаишников без последствий проскальзываю? – вот какие замечательные вопросы у меня возникают...

И еще один интересный вопрос – а что мне, собственно говоря, нужно для счастья?

Казалось бы, все просто: достаточно встрепенуться, сесть на постели, потирая заспанные глаза ладонями – и все вокруг радикально изменится.

И даже, может быть, наладится.

Как в моей личной, так и в моей общественной жизни.

И наступит это самое счастье…

***

Давление у меня вдруг станет нормальным, - как у космонаута, сто двадцать на восемьдесят.

Суставы заиграют и зазвякают, будто новые – хоть в пляс под баян пускайся, и сельский клуб твистом весели.

Если таковые в природе еще существуют.

Или в школу фигурного катания записывайся.

И по льду, по льду наяривай - в качестве регулярного моциона.

Можно даже с какой-нибудь козочкой-фигуристкой – на пару. Перехватив ее нежные замерзшие ручки крест-накрест. Или поддерживая ее за талию – нежно, по братски.

И внешне я очень посвежею, - когда, наконец, проснусь.

Прямо - что майский лютик распущусь.

А может быть даже, и колоситься начну.

Вроде поспевающего ржаного колоска.

И перестану, наконец-то, быть не самым успешным манагером, и проводить жизнь в такой вот компании, вроде нашего эксперта с его мясными, да с начальником цеха.

***

Начну я тогда резво приударять за юными девицами из нашей службы оформления, наплевав на принципы: на работе или по соседству – ни-ни!

Никаких дружб.

Или даже никаких дружеских сношений…

И тем более – никакого секса.

По-моему, это очень даже нормально будет.

Должно же быть у меня хоть какое-нибудь хобби?

Если разобраться: почти у всех мужчин за сорок молодые девицы – это замечательное и неутомимое хобби.

Источник вдохновения и отдых души.

И вообще, глоток свежего горного воздуха.

В ледяной духоте обыденных унылых теток.

© Copyright: Марк Хена, 2007

Свидетельство о публикации №207122100461

41.

Все очень запутано – в нашем лучшем из миров.

К примеру, эти девушки – как хобби настоящих мужчин.

Все совсем непросто в данном, казалось бы, простом вопросе.

Как правило, дамы постарше, и даже жены – категорически не согласны, чтобы такое хобби имело право на существование…

Почти у всех моих друзей или знакомых - женатых, – именно так дело обстоит. По вполне понятным причинам.

Права собственности на мужские души и тела ведь никто не отменял.

И оно так и висит тяжелым беременем, неудобоваримым наследием все никак не умирающего матриархата. Отравляет жизнь сразу всем окружающим.

Из-за такой мелочи, как вполне невинные игры мальчиков с очаровательными, непосредственными игрушками – сколько скандалов и прочего, фатального порой, непонимания возникает!

Вот я и вижу часто у своих друзей и знакомых - серьезную тоску во взгляде.

Отнимают жены, и, скажем так, гражданские боевые подруги - у маленьких мальчиков их славные и свеженькие игрушки.

Царапают своей черствостью их нежные, не совсем еще окрепшие души.

***

Ай-ай-ай, а как это нехорошо – взрослеющих мальчиков обижать!

За волосы их дергать и за другие части тела. И даже сковородками с плохо прожаренными котлетами иногда выписывать.

Так, как, по-моему, иногда делает благоверная нашего эксперта.

Так ведь можно и лоб любимому мужу или другу разбить!

Правда, я думаю, у нашего эксперта лоб крепкий и большой, философский.

Он даже любит, думаю, когда ему лоб сковородками разминают. Чтобы мысли быстрее текли. И фантазии горячее разгорались.

***

Смех смехом, но все же надо, по-моему, более лояльными к маленьким невинным слабостям быть.

Немолодые юноши захиреть могут – без этих незатейливых игр.

Как без занятий оздоровительной физкультурой хиреют старички.

В доме для престарелых - под названием брак.

И почему мы, хоть и в Азии живем, но не на ее благославенном Востоке? – думаю иногда я.

Как это у них, там, за южными нашими границами? Старшая, любимая, младшая – очень и горячо любимая…

И еще несколько – условно любимых… Тоже почти очень.

И все, в целом, даже довольны. Включая старших, и младших.

И даже условно любимых.

Вроде моей ненаглядной.

***

У меня, слава богу, некому эти игрушки отнимать.

Тем более, что с дамами, которые любят такое с мужьями или друзьями творить, как-то быстро натянутые отношения образуются.

Из-за моего упрямства. Из-за моей несговорчивости.

Я ведь их слушаю, и даже киваю.

А делаю все по-своему. Это им не нравится.

Им одно подавай, мне совсем другое.

Зачем же тогда вместе долго находиться? Нервы друг другу по пустякам трепать?

***

Мне тоже не нравится их полнометражное, двадцатичетырехчасовое торчание в моей жизни. Да еще с многочисленными комплексами, похожими на перманентный ПМС.

Не люблю я кому-то принадлежать.

Я права собственности на самого себя никому не отдавал и не продавал. Не мой это стиль. Сам себе люблю принадлежать.

Им же, в свою очередь, мой непоседливый характер не подходит.

Долгое общение нас просто раздражает. И даже угнетает.

Значит, у нас и повода нет, друг перед другом долго маячить.

В поисках каких-то мифических душевных или физических изюминок.

***

Если уж быть откровенным, никакой изюминки от них ждать и не приходится.

Да и нет их там, по-моему, – этих изюминок.

В этих пышных пирогах с весьма пресной и тягучей начинкой.

Один сплошной МПС.

Или ПМС – все время я оговариваюсь, а значит, не спроста это – если по дедушке Фрейду судить.

Как говаривал один персонаж у классика – она мне будет все время отдаваться, а я этого терпеть не могу.

Или как-то – в этом же духе…

Как это точно и смешно сказано!

Скучны бывают - эти унылые отдавания.

Не отдавания получаются, а бесконечные комплексы.

Жалобы на судьбу, на бывших мужей, упреки с какими-то малопонятными намеками - на дальнейшее совместное бюргерское существование.

Да пусть существуют себе на здоровье - где-нибудь отдельно от меня!

***

Кстати, я самокритично думаю, что и сам обделен изюминками.

Живу со своими тараканами и прочей живностью в голове.

Так что – и я для них не представляю особого интереса. Своих тараканов полно – еще и чужих терпеть…

Если бы, например, из-за денег терпеть, тогда еще можно было над этим подумать.

Но теперь, когда я стал обыкновенным мастером-приемщиком – и думать особенно не над чем.

Может быть, это и к лучшему?

42.

Да, надо только всего-навсего – проснуться, - думаю я. Слушая, как негромко и солидно работает двигатель «ВэлСатиса», заглушаемый писклявым голоском отечественной шансоньетки, неизвестно откуда выкопанной.

Кстати, я даже и знаю, откуда. из какой помойки.

Надо только проснуться…

Интересно, а если я вдруг действительно, проснувшись, начну скакать, как наш лихой эксперт? По девушкам из оформления, или еще по каким-нибудь другим юным дарованиям – вроде этой Звенякиной?

Что из этого выйдет?

Не думаю я, что получу уж так много отказов – как все тот же наш эксперт. Которого вежливо, а иногда, и не очень, отшивают. Только что не на три буквы…

***

Даже эта смазливая грымза, сидящая сейчас рядом, Марта Звенякина, ведь не случайно юбку то и дело так двигает, чтобы я фигурную резинку на чулке видел.

И округлостью ее горячего бедра проникался.

И чтобы руки у меня чесались.

А сам я – чтобы млел от несбыточных желаний.

Все это, видно по всему – давно отрепетированная процедура. Любит она окружающих дразнить.

Хотя я, пожалуй, совершенно не в ее вкусе.

Ей, почти наверняка, кого-нибудь помоложе подавай.

Что-нибудь менее ядовитое и ехидное, чем я.

Тем не менее – ведь юбочку-то двигает и двигает.

И елозит, то так, то так передо мной поворачиваясь.

Привыкла себя пупом мира ощущать.

Сексуально-эротическим.

***

Кстати, если к ней приглядеться – совсем она уже и не юное существо. И, по-моему, даже не очень-то даровитое.

Скорее даже – как говаривали в раньше время, - динамо крутить любит. А на поверку-то, в постели – бревно бревном. Да еще и непонятного возраста.

Фикция сплошная. Подделка.

Созданная с помощью кремов, лосьонов, мамашиного хищного воспитания, и прочей патентованной косметики, - из думацких магазинов ее мужа.

Где все в полцены продается, зато повышенного качества.

Такого же, кстати, как на продуктово-вещевом рынке возле моего дома.

***

Не определишь ее истинный возраст в таком неверном освещении. Да еще боковым зрением.

Можно двадцать пять, а можно тридцать пять дать.

А можно - и все сорок забабахать. Если нормальным светом подсветить.

Солнечным.

А все она – туда же…

Тест-драйв ей, видите ли, подавай. Среди наших ободранных дворовых собак. Вместе с мастером-приёмщиком Сидоровом – профессионалом высшей сервисной квалификации.

Со мной, то есть.

Ну, да бог с ней, думаю я, пусть тешится своей неотразимостью.

Это все просто женские штучки. Ничего более существенного.

Не стоит обращать внимания, и лучше следить за руками. А также, за собственным языком.

Когда он по прямому назначению используется. А не для женских развлечений.

43.

Интересно, думаю я, а что со мной произойдет, когда весь этот дурной сон схлынет?

Надеюсь, хоть тогда мне не придется каждое утро, - сквозь бурелом бессмысленных пробок, - за пропитанием на другой Москвы ездить?

И все ту же унылую сервисную картину наблюдать.

Ух, как меня достала эта самая ремзона. И этот угрюмый двор таксопарка.

До печени и почек.

Вместе с раздраженными клиентами и озабоченными клиентками.

Проснусь, и все станет проще, и лучше, и чище.

Пятого и двадцать пятого денежки в конверте привезли, и – свободны, ребята.

Кстати, я не гордый, можно даже шестого и двадцать шестого.

А уж я в промежутке между этими числами найду, чем еще занятья.

Думаю, никто даже в этом и не сомневается.

И главное – никаких клиентов!

И я улыбаюсь своим мыслям. Мечты, мечты…

- Я что-то смешное сказала? – спрашивает Звенякина подозрительно.

- Нет, - отвечаю я, - я совершенно серьезен. Это же все-таки тест-драйв, а не увеселительная поездка на пикник. Тут стоит серьезным быть.

***

Чертовы фантазии на голодный желудок.

Я смотрю сквозь лобовое стекло, залитое водой, с елозящими туда-сюда дворниками, и думаю: как же это так все удивительно и нелогично на свете-то происходит?

Хотим не тех, кого любим.

Любим совсем не тех, кого хотим.

Причем, что самое забавное – это и есть обычное человеческое состояние.

То, что уже лежит у нас в кармане – уже не очень интересно.

Подавай нам новое, то, что на витрине.

Вроде этой аппетитной штучки.

Новые игрушки подавай.

А то, что в кармане – не трогай.

Пусть лежит себе – про запас. А вдруг – понадобится…

***

Далась мне вот эта тугая попка-вертихвостка! Вкупе с ее кокетливым платочком на расстегнутой груди. Номера третьего-четвертого.

С ее тугими бердами и узорными резинками на чулках.

Мало ли у меня других дел?

Вот, прицепилась-то...

Катай ее тут по двору, увертываясь от собак…

Мне, что ли, девушек с хорошими физико-сексапильными данными для большой и углубленной любви не хватает?

Хватает, конечно.

***

Да хотя бы, девушек из нашего оформления взять. Или - мою почти любимую, но скандальную.

У нее ведь тоже фигура – что надо. Дай бог такую фигуру каждой. Особенно, когда в комнате полумрак.

И кое-какие детали в полутьме теряются.

А я, по натуре – фигурист. Люблю, чтобы хорошая фигура была. Чтобы парное катание удовольствие и глазам, и рукам доставляло.

И другим частям тела – тоже.

Мы ведь с ней не зря так быстро и приятно сошлись.

А теперь вот все дальше разлетаемся в разные стороны. С чувством глубокого эротического сожаления.

После ночной ругани.

Впрочем, замену мы быстро найдем, я даже в этом и не сомневаюсь. Адекватную.

Ну, тогда – чего же мне еще, если всего у меня хватает? Какого еще рожна?

А?

***

- А мне кажется, вы надо мной посмеиваетесь, - говорит Звенякина.

- Нет, ничего такого, смешного я не вижу. Это я просто своим мыслям.

- Вам не кажется, что машина как-то не очень идет?

- Нет, - говорю я, - она идет хорошо. Даже очень хорошо. Вот я и улыбаюсь – удивлен даже этим.

- …? Качеством вашего сервиса?

- Ну, да. Хотели, а ничего сломать не сумели. Большое достижение!

- Это еще надо проверить – не сломали ли? – говорит Звенякина. И смотрит на меня своими глазищами. Пожалуй, что с вызовом смотрит.

Наверное, думает, что я сейчас под машину полезу проверять, все ли там правильно прикрутили.

Или – капот открою, и в двигателе копаться начну. Заменили масло, или нет, долили охлаждающую жидкость, или взяли, да отлили оттуда.

Фильтры новые поставили? Или уже использованные подсунули?

- Все, снятые и замененные детали, госпожа Звенякина, лежат у вас в багажнике. Можете проверить. И свериться с картой ТО у вас в сервисной книжке, - уверенно говорю я, надеясь, что ей в багажник действительно все положили. – Сервис выполнен по рекомендуемым производителем нормам.

- А я думала – это ваша забота, сверяться… С этой самой картой.

- Моя забота – чтобы вы остались довольны.

- Тогда, за чем же дело стало? Действуйте.

***

Эта самая клиентка Звенякина, видимо, все-таки какую-то во мне эротическую струну тронула. Нашла, и вцепилась в нее.

И теперь заунывную мелодию на ней выводит.

Провоцирует меня…

В полной уверенности, что все вокруг – для ее удовольствия созданы.

Садистка она, пожалуй – вот кто она. Самая настоящая.

Отъявленная.

***

Вот сейчас – показывает, как и многие, кстати, женщины делают, - пальчиком налево.

А вслух говорит – направо.

Как будто у нее в голове лево и право перепутаны.

И откровенно меня разглядывая в упор, что мне это не очень приятно. Как будто действительно от меня каких-то решительных действий ждет.

Но какие могут быть действия?

Я сегодня не в форме - явно.

Потому что – сегодня понедельник.

Потому что на мне чужой засаленный синий халат.

Потому что накануне я поругался с любимой, и полночи катался с ней по городу, вместо того, чтобы спать, с ней обнявшись, или – на худой конец, ее нежно трахать...

И еще – много всяких подобных «потому что»…

Препятствующих полноценному общения с сексапильной клиенткой Звенякиной. Под капотом ее дорогой машины.

А, может быть – сразу уж прямо на капоте общаться?

44.

Если клиентка садистка, то я, однако, определенно не мазохист, думаю я.

Если трезво посмотреть, противно, наверное, Звенякину, было бы после ее муженька-думака иметь.

Даже и так, романтично – прямо на горячем капоте, чтобы у нее попка быстрее разогревалась до нужной кондиции…

Как представишь себе картину, как он на нее, сопя, залезает, и в ней плохо мытым своим ковыряется…

Или как она у него, после его трудов праведных, во всю глубину ротика принимает…

А он себе в халате на кресле развалился перед телевизором, где его же физиономию и показывают.

Брр, неприятная картина какая…

Или, как ее дружок Камель – по-стариковски крякая, с ней управляется.

А она притворно попискивает, ублажая его слабеющий слух. А в душе костерит его, на чем свет стоит. За все его благодеяния в области топ-менеджмента.

Как себе все это представишь, так сразу все внизу опадает, и даже в страхе скукожится. От такой удручающей картины.

***

Очевидно, думаю я, есть у меня и еще один большой недостаток – вдобавок ко всем остальным.

Слишком у меня развита фантазия. Для мастера-приемщика.

Прямо – гипертрофированная какая-то.

И все она мне что-то такое, неудобоваримое, навевает.

Вроде горячего капота со Звенякиной на нем.

Мастер-приемщик должен проще быть. Без фантазий. Тогда к нему и люди потянуться.

И девушки тоже не против будут.

***

Пора бы мне, думаю я, брать пример с нашего эксперта.

Вот он - молодец, безо всяких особых фантазий, и сразу к делу.

С какой-нибудь мясной котлеткой.

В окружении райских благодатей, на своем швейцарском озере, и непременно, в лучах заката.

Там, куда судоходный канал через Альпы прорыт.

Этак - по-гурмански.

На восходе с котлеткой эротикой заниматься ему - нет, не очень.

А вот на закате – непременно.

Самое милое дело.

От котлетки по морде не схлопочешь за то, что шампанское степлилось.

Или за то, что лед в устрицах растаял, а сами устрицы не пищат. Поскольку - недельной давности.

Одни благодарности от котлетки только и услышишь.

А тут – что не скажи, все какой-то подвох.

Или призрак старика Кэмела, которого я никогда в глаз-то даже не видел.

Или – Звенякинского муженька. Что еще покруче будет.

***

Впрочем, пока и у меня все там, снизу, кажется, - нормально. Когда я на хорошенькую клиентку посматриваю – во время медленного слалома между бамперами и брехучими собаками. Выключив свои неумеренные фантазии.

Мое боковое зрение сей факт подтверждает.

Ничего себе штучка рядом сидит. Очень даже.

Несмотря на понедельник.

А значит – все еще у нас впереди. Или – спереди, как говаривал один мой приятель, когда одна юная кудесница вылечила его от застарелой супружеской импотенции.

***

Так, а кого же мы любим, если разобраться? – думаю я, одной рукой придерживая обшитый кожей, ласкающей кожу ладони, руль.

А другой держась за рычаг управления коробкой – хотя в этом нет необходимости, просто, чтобы она не соскользнула случайно на коленку клиентки.

Так кого же мы все-таки в этой жизни любим?

Ненаглядную?…

У которой прекрасная фигура – когда полутьме, и хищная мамаша? И которая уже через неделю в ЗАГС намыливается?

Ведь точно, уже не ее.

Тогда кого же?

И сам собой напрашивается у меня логичный ответ – никого-то мы и не любим.

Даже себя, драгоценного, – не очень жалуем.

Черт знает что происходит, если вдуматься, на свете это белом.

- А вам правда, моя машина нравится? – спрашивает Звенякина.

- Еще бы, - говорю я. – Были бы у меня такие возможности, я бы себе непременно такую же купил бы.

- Наверное, это вы из вежливости.

- Нет, - говорю я, - просто у меня нет таких возможностей. Поэтому, я над этим и не задумываюсь особенно.

- А если бы они были? Возможности.

- Тогда бы – с руками и ногами оторвал бы.

***

А я вот сейчас - ка-ак сяду на постели, ка-ак разлеплю сонные глаза…

И вся эта гребенная ремзона пропадет в самые тартарары.

Вместе балабановским главным механиком, и техническим экспертом с его швейцарским озером. И с клиенткой Звенякиной.

И я мысленно сажусь на постели…

А происходит, как в песне Высоцкого: «Ой, сказать чего боюсь, но сновиденья тянутся, до того, что вот, проснусь, а они останутся»…

Я мысленно сажусь на кровати, и ничего не меняется.

Все тот же «ВэлСатис», все тот же двор, и все та же клиентка на сидении рядом.

- Приятно слышать ваше одобрение, - говорит клиентка. – Если бы еще оно было искренним, цены бы ему не было… Машине пошел второй года, пора ее менять. Не хотели бы приобрести?

- Даже, если бы и хотел – увы…

- Значит, все-таки, не купили бы?

Вот пристала, как банный лист.

Конечно, я купил бы себе что-то более практичное. И приемистое. И механическое, потому что не люблю, когда не я управляю машиной, а машина диктует мне – как ехать.

- Знаете, я предпочитаю механические коробки передач, - говорю я.

- Почему? Это же так удобно.

- Мне нравится, когда я сам выбираю режим езды.

- Это вы во всем такой? Самостоятельный?

- А разве это относится к делу? – спрашиваю я. – Какой я в жизни?

- Нет, пожалуй, к делу это не относится, - говорит Звенякина.

45.

А сверху падает неожиданный проливной дождь. Погода разом испортилась – и явно капитально, надолго.

Как будто она только и ждала момента, пока мы выкатим за складные рифленые ворота сервиса во двор, и подготовила нам сюрприз.

Небо набухло серым цветом, и потекло, потекло, поехало…

На чистую, только что мытую машину. Это ведь всегда приятно, даже если и машина-то чужая.

Вот, наверное, почему меня в сон и в фантазии клонит, - думаю я. Из-за изменившегося давления.

- Как некстати, - говорит моя любимая Звенякина. – У меня даже зонта нет.

- Могу вам свой отдать, у меня в багажнике лежит запасной. Правда, несколько поломанный… Пара спиц выскочила.

- Нет, уж, спасибо. С поломанным зонтом вы уж как-нибудь сами. Еще глаз себе выколешь - вашими спицами.

В очередной раз - так вот.

Безапелляционно.

Как будто я ей что-то неприличное предложил.

Хотелось сделать ей как лучше, а получилось – совсем невпопад.

А ты и не делай женщинам приятное, – думаю я. - Умник.

Все равно, адекватной оценки содеянного не дождешься.

***

Наверное, лучше, и гораздо проще - всегда и во всем быть законченной сволочью.

Такой, собственно говоря, сволочью, какой они тебя всегда и видят. Подозревая в самых плохих намерениях.

Да еще и во всех смертных грехах.

Не будешь делать им хорошего - у них и разночтений с оригиналом мужского рода возникать не будет.

Нечего предлагать женщинам что-то просто так, от души. Вроде зонта с торчащими спицами.

Умнее надо быть – пора уж, - думаю я.

Давно не маленький.

***

- Это же не личные спицы из меня торчат, - говорю я. - Это у зонта спицы выскочили. От старости. Выбросить жалко, вот он для всяких хозяйственных нужд в багажнике и валяется…

Правда, ведь жалко такие полезные приспособления выбрасывать? Вещь хорошая, китайская. Может еще послужить.

- Я так и поняла, господин Сидоров, что китайская. Другую вы даме и не предложили бы. Клиенты для вас – это как хозяйственные нужды. Даже нормального зонта в машине не держите, - цепляется она, чтобы к чему-нибудь прицепиться.

- Ну, что вы так, госпожа Звенякина… Клиенты – это как большой праздник. Который всегда с нами, - поддерживаю я завязавшуюся дружескую беседу. - Особенно, когда клиенты такие, как вы – очаровательные дамы. Мы очень стараемся.

- Я это тоже заметила. Господин Сидоров. Уже давно заметила. С самого первого раза посещения. Как вы для нас стараетесь.

- И как это только с вами жена живет? – добавляет она. И в упор расстреливает своим взглядом.

- А что такое? Что-то не так? Жены у меня нет. Слава богу.

- Это ясно и так. Я просто проверить свои наблюдения хотела. Насчет вашей самостоятельности.

***

Какая прозорливая. Прямо – рентгенолог, - думаю я.

Если все насквозь видит - зачем тогда меня какой-то несуществующей женой упрекает?

Чисто женская логика.

Точнее – отсутствие таковой, доступной моему слабому разуму. Просто, чтобы какую-нибудь гадость сказать.

- Вы, наверное, доктор? Рентгенолог по профессии? Или – у меня это прямо на лбу написано? Что я не женат? Или это как-то на мою работу влияет?

- Конечно, влияет. Не в лучшую сторону. Кстати, у вас даже ничего на лбу писать не надо. Все и без надписей понятно. Я – топ менеджер по профессии. Хорошо в людях разбираюсь, - говорит она, и поднимает наманикюренный указательный пальчик вверх.

– А теперь – налево, пожалуйста, - и опять показывает пальчиком направо.

Для большей убедительности, видимо.

Привыкла повелевать и даже командовать.

Понятно, что я в кирпичную стену таксопарка не поеду, не слепой пока. Но указать мне правильный путь, ей все же, нужно. Дурная это привычка – пальчиком нужный путь указывать.

***

А вообще, какая у нее, все-таки, замечательная профессия.

Хорошая и доходная.

Точно, получше рентгенолога будет.

- Отличная у вас профессия, - говорю я, вспоминая том, что мне про нее рассказывал мой знакомый.

И о ее профессии также.

А также, еще раз, об австрийце с фамилией Кэмел.

То есть, пардон, Камель.

Ее ненаглядном увлечении.

Прямо язык чешется передать ей горячий привет от старины Кэмела.

Но я удерживаюсь от такой вольности.

***

- Только позавидовать вашей профессии, госпожа Звенякина, - говорю я.

- Я сама себе завидую, - отвечает она. – Особенно, когда мне бывает одиноко. Или – когда вот в такой приятной компании еду. С неженатым раздраженным мужчиной.

- Почему это вы решили, что я раздражен? Так почему вы думаете, что я не женат?

Она лучезарно и бесцеремонно смотрит на меня, почти полностью развернувшись на сидении.

– У вас взгляд неженатого человека, - говорит она. – И еще, вы привыкли позволять себе вольности – в обращении с дамами.

А не всем дамам это нравится.

Особенно – клиентам. Клиенткам…

- Интересно, что же это за взгляд такой? Давайте, я пришлю вам кого-нибудь другого для проведения тест-драйва.

- Не надо. Вы вполне меня устраиваете – особенно, когда на дорогу, а не на меня смотрите. Ваших профессиональных навыков хватит, чтобы никуда не врезаться?

Уела, - думаю я.

Правую руку я тоже кладу на руль. На всякий случай.

Убираю подальше от ее круглых заманчивых коленок.

Чтобы не коснуться их – даже случайно.

46.

Когда-нибудь проснусь, может быть, наконец.

А вокруг…

Даже и не знаю, как сказать…

В общем, благодать вокруг меня наступит, и широко разольется.

Несказанная.

И неописуемая.

Счастье наконец меня обхватит со всех сторон.

Долгожданное.

Хорошо пахнущее.

И для души счастье, и для тела - тоже.

А также для его отдельных частей.

И начну я в счастье купаться. А также – плавать кролем, и загорать на беззаботном берегу.

И ни о чем плохом не думать - ехидно.

***

Но тут главное - смотреть в оба. Чтоб счастье меня в своих ароматных объятиях не задушило ненароком.

Чтобы в волнах довольствия не захлебнуться.

От избытка счастья, говорят, человек тоже может запросто окочуриться.

А мне пока не хотелось бы этого делать.

Уж если проснулся наконец – так наслаждайся, и ни в чем себе не отказывай.

***

- Спасибо за комплимент, - говорю я, – о моих профессиональных качествах. И вообще… Спасибо.

- Да, пожалуйста… - говорит она. – Кушайте на здоровье… Вам бы лет десять скинуть, и халат этот безобразный куда-нибудь деть. В багажник положить. К зонту. Для хозяйственных нужд. На тряпочки для протирки стекол…

- Еще что-нибудь?

- Конечно, еще что-нибудь… Фамилию сменить. На что-нибудь более оригинальное. И перестать быть нигилистом и атеистом.

- И что же тогда произойдет?

- Цены вам тогда не будет. С профессиональной точки зрения, я имею ввиду, конечно.

***

- А с чего это вы взяли, - говорю я, - что я, к тому же, еще и не верующий? Ну, с халатом – я согласен, он мог бы быть и посвежее. Правда, это не мой халат… Впрочем, и мой собственный, не намного свежее выглядит…

Согласен, что и Сидоров – это вам не Алмазов какой-нибудь… Или – Бендер-Задунайский…

И про возраст – тоже ничего возразить не могу. Лет десять назад я точно был в лучшей форме.

Но то – что я не верующий, это-то откуда вы взяли?

- Это тоже у вас на лбу написано почти.

***

- Здорово…, - говорю я. – Вы, наверное, не только насквозь людей видите, не хуже рентгенолога, но еще и мысли читать умеете? Хотя, я действительно материалист.

- Материалистам гораздо труднее на свете жить.

- Почему же?

- Как может жить человек без веры?

- По-моему, весьма неплохо. А вы что, предлагаете верить в какое-нибудь божество? Которое, кстати, имея неограниченные возможности, создал такой несовершенный мир? - спрашиваю я, зачем-то начиная высокий теологический спор. Который, как-то, совершенно неуместен в данной обстановке.

Но чего ведь не сделаешь для клиента…За его же деньги.

- Я ничего вам не предлагаю. Я думаю, - если вам это интересно конечно, что он, создав такой несовершенный, как вы выражаетесь, мир, оставил нам возможность его совершенствовать. И таким образом – развиваться. Разве это не прекрасно – развиваться?

***

- Классно, - говорю я. – Отличная теория. А зачем тогда существует, скажем, рай? Он тогда абсолютно лишний. А если он не лишний, тогда я бы предпочел не улучшать мир, а сразу жить в раю.

Хотя, с другой стороны, там, судя по описаниям, было бы очень скучно.

- Ну, вот, - говорит она. – Ёрничаете. Смотрите, пожалуйста, на дорогу. Тут у вас действительно опасно ездить.

- Может быть, вам лучше было бы пристегнуться? – спрашиваю я, глядя на спидометр. Который показывает скорость около десяти километров в час.

© Copyright: Марк Хена, 2008

Свидетельство о публикации №208010800282

47.

Эх ты, «Monday… Monday…»…

Как сладко пели зарубежные товарищи из калифорнийского ВИА «Папас&Мамас».

Ничего приятного в этот самый сегодняшний «Monday… Monday…» не ожидается.

Одна нудятина целый день так на меня и валится.

***

В лом, что естественно, слушать проповеди этой попки-вертихвостки.

Насчет улучшения несовершенств мира и вредности безверия.

Как можно несовершенства улучшить?

Это значит, усугубить дело еще больше?

И что значит – вредность безверия?

Не сама ли она его выдумала – мое безверие?

И в чем, собственно говоря, его вредность?

Это все равно, что сказать – вредность бытия. Естественно, жить вредно – неминуемо это ведет к смерти.

Но это совсем не значит, что жить не надо.

Вопрос – с кем жить?

И как?

***

К сведению Звенякиной, я очень даже верующий. Несмотря на очевидную вредность бытия. И совершенную нелогичность его построения.

Порой впечатление складывается, что это бытие строил человек с ограниченными умственными способностями.

Тем не менее – верую.

Как с утра встаю – так и начинаю. Во все подряд.

Даже порой за бедную мою психику страшно делается. Как она такой бред выдерживает?

Одно оправдание – все это сон, и во сне самые нелогичные, казалось бы, вещи, могут происходить.

***

Поэтому, я верую, и даже иногда болею.

За себя - всегда.

Мне говорят, это чистой воды эгоизм, эгоцентризм, и даже индивидуализм. Мне бы еще за кого-нибудь поболеть, и тогда мне цены бы не было – говорят мне.

Особенно женщины.

Имея ввиду самих себя, конечно.

Еще за кого-нибудь поболеть? Отчего же, не поболеть-то…

Пожалуйста.

Я еще немножко болею за «Спартак».

Пока он выигрывает.

А когда проигрывает… – эх... Нет слов.

Только невидимые миру слезы утирать остается.

И внушать себе – пора тебе за кого-нибудь более стоящего болеть. За другую команду.

Только вот, сердцу не прикажешь. Не получается…

Пробовал, но никак. Ни в какую. Ни за «Локомотив», ни за ЦСКА, ни за «Зенит» не получается. Даже за «Амкар» с «Рубином», и то никак не выходит.

Однолюб я, мать его.

Зачем ей вообще рассуждать о таких сложных вещах, как вера – не пойму. Все равно, что она вдруг о футболе рассуждать бы начала. Чего она в нем понимает?

Чья бы уж мычала…

***

Попка-то у Звенякиной действительно – сама в руки просится. Вспоминаются даже стихи прозорливого Кима: эта попка как орех, сама просится на грех.

Так он когда-то о об огромном дерьере Константиновны, пионэрвожатой, отзывался.

Наставляя нас, зеленых пионэрчиков - на путь истинных гурманов и ценителей.

Так и вспоминаются, когда на клиентку смотрю.

Только зачем Звенякиной, - при такой-то попке, и других волнующих данных, - из себя правоверную строить?

Очень значительные слова говорить?

Нахваталась где-то чего-то, и хочет выглядеть весьма начитанной девушкой. Такой – вдумчивой. С изюминкой.

Я вот кажусь такой, легкомысленной немного. А вообще-то, я совсем-совсем другая.

Серьезная.

Кто не знает, может даже предположить, что-то она именно такая, серьезная, и толк в теологических вещах понимает. Несмотря на то, что хвостом сразу крутить начинает, как только стоящих мужиков, вроде наших механиков, видит.

А на самом деле - даже молится иногда.

После того, как своего муженька-думака в хвост и в гриву отоварит.

Или – старичка Камеля.

За вполне приличное вознаграждение – между прочим.

И вообще, слушая ее, можно даже подумать, что она и сексуальные посты соблюдает…

Как в рекомендациях по эксплуатации данного организма свыше написано.

Так и хочется ее спросить – соблюдаете посты, госпожа Звенякина? Или нет, не соблюдаете?

Сексуальные, я имею ввиду.

Интересно - что-то она ответит?

Но меня не проведешь.

***

Если уж взялась за уроки богословия посредине двора, широко распахнув свои распутные глазищи – так и веди себя соответственно.

Благочинно.

Юбочку оправь.

Пуговички застегни до самого горла.

Ну, и так далее.

Еще нацепи железный поясок верности - с амбарным замком посредине прелестного животика.

С которым, по-моему, очень неудобно в туалет ходить.

И к Кэмелу, например, в таком виде заявись.

Что он-то на это скажет?

Впрочем, - что тоже вполне возможно, - ожидаемый удар его не хватит.

Увидев железный пояс, - а вдруг, да и возрадуется?

И предложит какие-нибудь еще развлечения – с плетками и наручниками.

Среди австрийцев – чуднЫе старички иногда попадаются.

Иностранцы – одно слово. Почти немчура.

Извращенцы, одним словом. Как учит нас отечественное телевидение. В русле руководящих партийных указаний. Что все иностранцы - большие сволочи. Так и норовят какую-нибудь нам гадость устроить. В общем, где только можно, бей их, и спасай несчастную Россию.

***

Вместо занятий своим сомнительным топ менеджментом, лучше бы ей мыкаться со свечками по революционно-религиозным праздникам в близлежащей церкви.

Если она такая уж правоверная.

Псалмы там распевать ей бы было более к лицу. Со всякими новообращенными из партейных кругов.

Вроде ее мужа-думака. Которые наверняка по обедням шастает.

Или еще что-нибудь делать - в этом же роде делать.

Или, исповедоваться батюшке регулярно – и без утаек. Ходить к батюшке, как на прием к врачу, или на свой любимые фитнес, регулярно – три раза в неделю, скажем.

Чтобы батюшка замучился.

И возопил наконец – изыди, сатана!

А то все твоему высокому мужу доложу!

А платочек с груди своей шикарной надо бы ей снять, и на голову, как бандану, повязать.

Нечего с непокрытой головой ходить – там, наверху, не поймут. И не оценят задорные кудряшки.

Могут, кстати, вообще прицепиться – уж не силиконовая ли грудь? Пощупать ее могут попросить – для большей верности.

С силиконовой-то грудью – какая из нее правоверная? Так, полукровка какая-то. Категорически нельзя себе формы раздувать. Не по-нашему это. Не по каноническому.

***

Там, наверху, сидят люди строгие, и где-то, я бы сказал, благочинные. Их одними своими баснями не убедишь, и на мякине тоже не проведешь.

Им дело подавай. Факты.

Пощупать дай, а уж потом мы и заключение вынесем.

Сидят они там, на самом верху за облаками, и вниз на нас с укоризной посматривают – в перерывах между телесериалами и прочими шоу.

А мимо космические корабли проносятся, - те самые, бороздящие просторы Вселенной.

Посматривают там сверху вниз, и думают время от времени: все, что-то и как-то, у нас внизу не очень правильно идет.

Подумают, подумают, поразмышляют над этим немного, свои умные лбы почешут, и опять – в телевизор.

Сериал-то он гораздо интереснее, чем дела внизу.

Здесь, у нас, смертных и грешных.

***

- Я знаю, что у меня много изъянов в моем воспитании, – говорю я, поддерживая беседу о высоком. - Голодное босоногое детство, безотцовщина. Не до строгого воспитания было. Чтобы с ремнем, так сказать, веру впечатывать.

- Тогда вам пора уже хоть сейчас начать во что-то верить.

- А во что, например?

- В разумное, доброе, вечное…

- Во что-нибудь, - вроде нашего главмеха? – уточняю я совершенно серьезно.

48.

Она непонимающе смотрит на меня в упор.

Потом говорит:

- С вами совершенно невозможно о чем-либо разговаривать…

- Почему же? Я просто не понял.... В машинах я толка понимаю больше…

- Вот я и про то же говорю. Вас, кажется, действительно никто правильно не воспитывал. В духе, так сказать, правильных моральных критериев. Вам бы читать серьезную литературу. В театр бы ходить, в кино. Развиваться. Глядишь, и к вечному пришли бы, господин Сидоров…

- Да, действительно жалко… Так много непрочитанного вокруг лежит… И в театр – тоже… ничего было бы лишний раз заглянуть. Что там дают, и как там дают. К пиву.

А зачем, кстати, к нему, к вечному-то ходить? Никуда у нас далеко ходить и не надо.

Он у нас – всегда с раннего утра, с восьми на сервисе присутствует. И почти до самого закрытия. Если не болен, что бывает с ним крайне редко. К некоторому сожалению. Выслуживается, я думаю, перед руководством.

***

- Кто это, - он? – спрашивает Звенякина. Явно запутавшись, кто есть кто, а что есть что. Со свойственной ей легкомысленностью, она потеряла нить нашего содержательного разговора.

- Как это кто? Да наш главный механик, - говорю я. - Вы же его имеете ввиду - под вечным? Он всегда так и говорит нам – я у вас тут бог и царь! Почему опять халаты не стиранные? Он у нас бывший майор. Строгий, но справедливый. Хотя и несколько ограниченный - как все бывшие военные.

Но – действительно жалко, что я мало читаю, и в театр редко хожу. Я, наверное, его еще больше бы уважать стал. Нашего руководителя производством.

- А вы действительно – тот еще фрукт, господин Сидоров, - говорит Звенякина. – Трудно с вами разговаривать... Все время с какими-то подколами. Знаете, там, снизу, что-то определенно стучит и звякает! И она постукивает лапкой по коврику.

- Хоть убейте, не слышу, - говорю я. – Если хотите, закончим тест-драйв, заедем на подъемник, и посмотрим – вместе. Звякает, или нет.

- Договорились, - говорит она. – Я очень люблю под машиной с железками возиться. Прямо мое любимое занятие. Только очень дорого вам это встанет. Мое время - очень дорогое.

***

Заметно, - думаю я, - что время у нее дорогое.

В то момент, когда вся страна, - в едином, можно сказать, порыве, и воодушевлении, - воплощает в жизнь грандиозные нацпроекты, начертанные мудрым аятоллой, она тут, у нас, свое рабочее время убивает.

На нашем сервисе.

И неплохо, надо сказать, убивает.

Крутит хвостом, оскорбляя чистые сексуальные чувства механиков, и даже мастеров, вроде нас с экспертом.

Звонит мужу по телефончику – что бы в своем думацком присутствии не спал. Или, что еще хуже, чтобы по девкам в рабочее время не шлялся.

Чай с главмехом пьет, занимается макияжем и подправляет ногти…

Исследует клиентский уголок с железякой от эксперта, – и, слава богу, что ее эта железяка по ногам не треснула, когда от стенда оторвалась. А не то бы эксперт точно сказал, что это была моя идея, диск на стенд присобачить.

А еще и о вечном успевает со мной назидательно поговорить. О серьезной литературе, о театре…

Надо бы ей тоже порекомендовать что-нибудь почитать. Серьезное. Чтобы ее назидательный порыв снизить.

Про то, кто там и кого там родил, и так далее – до самого Нового завета.

Правда, боюсь, не осилит девушка с такой замечательной попкой такой объемистый и запутанный боевик.

Засыпать по ходу чтения начнет.

Или на что-нибудь более интересное переключится.

***

Вместо этого, я спрашиваю ее как бы ни к селу, и ни к городу:

- А что бы вы порекомендовали мне почитать – для самообразования и общего развития?

Надо увести ее подальше от темы громыхания под днищем.

Немного снизить температуру разогревающейся в салоне «ВэлСатиса» дружеской атмосферы.

Я, хоть человек не очень мнительный, но и мне начинает казаться, что там что-то постукивает.

И даже писклявая шансоньетка в динамиках с сабвуфером, найденная продюсером на близлежащей помойке, этот стук заглушить не может.

Или, все же, мне это кажется? Просто это какие-то тамбурины в динамиках периодически хлопают?

Или Звенякина – меня гипнотизирует?

И я начинаю слышать то, чего и нет?

Мне уже это даже самому интересно.

- Так что бы мне – для самообразования?…- спрашиваю я еще раз.

- Начните с библии, пожалуй, - говорит Звенякина. – Там есть ответы на все ваши вопросы. И в целом неплохо читается…

- Хорошо, - говорю я, - хотя я что-то не помню, чтобы какие-то вопросы задавал. Но если легко читается, -то обязательно прочту. Мне тяжелые вещи не нравятся, быстро глаза устают.

49.

Мне ее поведение, и другие ее благочинные сентенции, очень напоминают фарисейское бытие в целом в нашей стране диких феодалов.

Когда коммуняки власть упустили, а точнее, гэбисты ее опять себе вернули, так все сразу крайне верующими заделались.

Куда не глянешь в телевизор, одни и те же до сердечной боли знакомые физиономии - в храмах по праздникам маячат.

Ладан нюхают, и набожно глаза закатывают.

Предварительно, несколько рюмок коньяка, надо полагать, пропустив.

Чтобы веселей всю эту длинную тягомотину слушать было, да интенсивней размышлять о том, настоящее это золото, которым ряса расшита, или все же – подделка? А оклады на иконах? А камни?

И куда, и интересно бы знать, делось настоящее золото?

Может быть, уже давно в зеленые купюры материализовалось?

Если судить по дорогому лимузину, на котором батюшка, посредник между небом и землей, в храм пожаловал – так оно и есть…

Материализовалось.

Безо всякого вмешательства потусторонних сил.

Так может, налоговую сюда стоит позвать? Вместе с УБЭПом?

Или еще немного погодить гайки обратно завинчивать? Пусть пока еще пожируют…

А потом нам же больше достанется?

***

С одной стороны, удивительная, если вдуматься, метаморфоза, - с этими ярыми атеистами, материалистами и, не побоюсь этого страшного слова, с агностиками, даже, извините за выражение, со шпиками из гэбэ вдруг произошла.

Причем – стремительно.

Буквально, в одночасье…

Еще вчера правоверный член партии марксиста сильно напоминал, а теперь без ладана своей дальнейшей жизни просто и не мыслит.

Бывают, все же, и чудеса на свете – чтобы там ученые на этот счет не говорили…

С другой стороны, если вдуматься – каждая божья живность жить хочет, к свету тянется, и к новой жизни приспосабливается. Мимикрия называется.

Никаких антинаучных чудес.

Так же вот, как и эта Марта - тоже вдруг правоверной стала. Такой, какая ее думацкому мужу и требуется.

Скромная на людях, динамистка в его отсутствие, развратница в постели.

В представлении ее мужа, конечно.

***

Мне занятно было бы узнать, как к таким метаморфозам наверху относятся?

Одобряют ли такое пополнение в рядах своих клиентов? Или – плюются?

Плюются, и ждут, не дождутся, когда отпущенный им сверху же срок придет.

Чтобы за все сполна рассчитаться.

И всех этих, новоявленных правоверных, и частично где-то даже иноверцев с язычниками, можно будет с чистой совестью в Гигиену огненную спустить?

В Геенну, то есть, миль пардон.

***

Конечно, мне трудно за высшее руководство заранее что-то сказать, но, боюсь, прогноз для новоявленной паствы будет неутешительным.

Хоть на небесах и неэффективный менеджмент, но все же, не до такой же степени, чтобы не понять, кто есть кто…

А что есть что.

Подойдет новоявленная паства к автоматическому шлагбауму с вывеской «Небесные кущи» и с размашистой припиской от руки фломастером: «Вход строго по паспортам», который охраняют церберы из ЧОП «Петр и Ко».

И загребут их дюжие серафимы, купидоны и архангелы - при непосредственном участии самого рукастого генерального директора ЧОПа.

Погрузят в воронки.

И вниз, вниз – небольшой скоростью наладят.

Прямиком туда, откуда – то крики горя, то зубовный скрежет – как со стадиона во время футбольного матча, когда «Спартак» проигрывает, окрест разносятся.

Наверное, и для Звенякиной там внизу местечко забронировано. Люкс на персональной сковородке.

Впрочем, я не очень-то обольщаюсь – и для меня, скорее всего, тоже уже место там выделено.

50.

Как это ни странно, но мои мысли от вечных и крайне возвышенных материй - все к моей, условно говоря, любимой соскальзывают.

И к прошедшим ночным кошмарам нашего с ней переругивания вдрызг.

Самому уже даже надоело про нее вспоминать.

Легкий я человек, быстро умею неприятные вещи забывать.

А тут вот что-то не очень получается.

От избытка адреналина в крови.

Видимо, серьезный недотрах воскресного вечера до сих пор на моей голове, и на прочих периферийных, но даже более важных органах, сказывается.

А тут еще проповеди на голодный желудок…

Как говорят в народе – ты сначала накорми, а уж потом и воспитывай.

***

А что? – думаю я, – надо лишь собрать волю в кулак.

И сесть на наспанной и смятой постели - нынешнего моего понедельничного бытия.

Посидеть немного, чтобы первое головокружение от свалившейся удачи прошло, и сразу бежать под ледяной душ.

Закреплять успехи.

И уже не ложиться обратно на подушку, накрыв второй подушкой торчащее ухо – чтобы посторонние шумы дрыхнуть дальше не мешали.

И не слушать проповедей бог весть, от кого…

Что ей, собственно говоря, от меня надо-то?

От простого Сидора Сидоровича?

***

Я проснусь, и моя почти любимая вдруг образумится, и перестанет задавать – явно, по наущению хищной своей мамаши, – глупые, и бесперспективные в своей унылости, вопросы.

Насчет, например, - скоропалительной свадьбы.

Подумать только – все никак я не могу успокоиться - и это-то, после трех недель тесного знакомства, видите ли…

Или – четырех…

Не суть, несколько дней роли в этом процессе не играют.

Подумать только, какая глупость...

***

Разве не смешно - так прямо в лоб и спрашивать:

– А не пора ли? Дорогой?

- Что – «не пора ли»? – делаю я вид, что не очень-то понимаю ее, мою любимую.

- Ну, ты сам знаешь, что…

- Не пора ли нам с тобой в последний путь - на свадебном катафалке отправиться? – уточняю я.

- Вот именно…, - говорит она радостно из-за моей понятливости.

И через паузу, которая ей нужна, чтобы осознать, что же я на самом деле имел ввиду, возмущенно:

- Тьфу, дурак какой! Остряк… Разве можно такие неприятные вещи вслух говорить! Так что, не пора ли нам с тобой пожениться?

- А ты как сама-то думаешь? – с легкой надеждой на ее природной благоразумие спрашиваю я.

- Мне кажется, что уже пора… И маме тоже так кажется… А мне даже очень хочется. Очень.

Вот так!

***

Как же это грустно и неприятно, - жить постоянно во сне…

И ждать, что и любимая сама по себе отстанет от меня со своим матримониальным занудством.

И станет кроткой и покорной.

И при этом – еще и очень эротичной.

И сексуально-озабоченной.

Как все нормальные мужчины, я люблю, чтобы женщина была сексуально озабочена. Чтобы горела и плавилась.

Правда, в нужных местах и в нужное время.

Эх, как же это будет замечательно!…

51.

Увы, ненаглядная – пока все свое гнет, - жениться!

Ведь она, чудак человек, сама не понимает, на что напрашивается.

Сама, добровольно хочет превратиться в посудостирочный агрегат.

Глупость - чисто дамская...

Променять свое свободное парение - на болотистое домашнее хозяйство…Какая в этом радость?

Только женщина с ее изощренным умом так и может саму себя обманывать. Что там ей лучше будет – в этом ежедневном болоте. Тепло, сыро, и спокойно.

Вот уж действительно, горе от большого женского ума называется.

Впрочем, нечего все на женщин валить.

Я тоже, наверное, хорош.

Слишком много авансов ей выдавал – в виде разнообразных наших сексуально-эротических упражнений.

Она и подумала, черт знает что про меня.

Правильно ребята в бане говорили как-то, что глупее женщины бывает только мужчина.

Истинная это правда.

Достаточно в зеркало на себя посмотреть.

***

Хочется мне немного развить эту тему и объясниться.

Почему это меня, этакого морального урода, совершенно не прельщает садиться с любимой и ее подружками в многодверный белый катафалк ЗАГСа.

Длинной метров десять.

С куклой на радиаторе – будто он кого-то по дороге уже сбил,

и просто радиатор очистить не успел от посторонних предметов - вроде этой сбитой старушки с седыми буклями.

***

К сведению моей любимой, люди давным-давно изобрели вполне равноценную замену женам.

Например, многопрограммные стиральные машины, высокоумные микроволновые печки, в которых прекрасно полуфабрикаты разогреваются, и даже пылесосы для влажной уборки.

Хотя, что касается последнего, я лично пылесосы прямо терпеть не могу – уж не знаю и почему.

Запросто пылесос из его укрытия вытаскиваю, а потом часами мимо него хожу, спотыкаясь о шланг, прежде, чем за дело взяться. Совершенно какая-то психологическая несовместимость у нас с ним.

***

Но бог с ним, с пылесосом.

У меня, к сведению моей любимой, например, есть стиральная машина – очень даже неплохая. С электронным управлением, последнего поколения, и, главное, весьма молчаливая.

Когда она в ванной работает, оттуда никогда не слышно каких-нибудь глупых вопросов. И туда, в ванную, мне не надо периодически давать такие же глупые ответы…

Она просто вообще – практически, не шумит. И даже не кочевряжится по любому мелкому поводу.

Работает молча и упорно.

И ей, как мне кажется, этот процесс нравится.

И только, - если во время отжима немного жужжит – то с явным удовольствием.

Будто неспешным сексом с бельем занимается.

А какой же секс бывает без жужжания?

Где это вы видели совершенно безголосый секс?

Такого просто не бывает.

Хоть сопение какое-нибудь – да обязательно раздается.

А у меня - если же дверь в ванную закрыта – стиральную машину совершенно не слышно.

***

Зачем тогда, скажите на милость, к стиральной машине и пылесосу, мне еще иметь в хозяйстве и самоходный, и совершенно неуправляемый посудостирочный агрегат? Производящий шум в сотню децибел, как пролетающий над головой самолет?

Типа бензиновой пилы «Дружба»?

От которой надо периодически уворачиваться?

И которую - ни в какой ванне не закроешь, и не спрячешь.

Она же, эта пила, все равно оттуда выберется, и в любом углу достанет!

Совершенно мне это не с руки.

Абсолютно не нужно.

***

Я уже совсем не мальчик, чтобы по квартире от пилы спасаться, проклиная на чем свет стоит тот самый день, и тот самый час, когда я с ней, - видимо, по рассеянности, или по другому какому-то недосмотру - познакомился.

Я чем-нибудь другим люблю заниматься.

А не по квартире от пилы бегать.

52.

Но все это дело вкуса.

Я знаю многих, даже среди моих хороших знакомых, которым нравится такое развлечение. И в выходные, и по будням, вечером. После работы.

Нравится иметь дома ходячую и говорячую пилораму.

Удивительно, но чем дольше и лучше я живу, тем больше вижу вокруг себя садомазохистов.

Готовых с удовольствием руки, ноги, или голову, или еще какую-нибудь важную часть тела в струбцину станка засунуть – и получать удовольствие.

На полную катушку.

С криками радости, и даже оргазма.

***

Только не по мне все это.

Чем старше становлюсь, тем все больше сторонюсь этих вариантов. Обхожу их дальними тропами.

И вообще, я уже не мальчик. И даже – не безмозглый юноша.

Садомазохизмом не занимаюсь, и с пилами не дружу.

***

С одной стороны – это приятно. Вижу, как постепенно умнею. И от струбцин все с большей легкостью уворачиваюсь.

С другой же стороны, замечаю, как со мной происходит то же, что и в стихах одного известного диссидента:

«Выходит слесарь в зимний двор,

Глядит, а двор уже весенний…

Вот также, как и он теперь:

Был мальчик, а теперь он – слесарь…»

Конечно, это не Аспушкин, но мне нравится. И я надеюсь, диссидент не обидится, если я немного что-то там переврал.

Очень точные стихи.

Про меня – кажется. Только вместо слесаря там надо было подставить мастер-приемщик.

- А что это за поэт такой? – спрашивает клиентка Звенякина.

- По-моему, это Лермонтов. Хотя, нет, в те времена у нас слесарей еще здесь не водилось. Наверное, что-нибудь переводное. Из западного.

- ЧуднЫе стихи какие-то..., - говорит она.

- Грустные, а не чудные, - говорю я. И резко вывернув руль, объезжаю, едва не чиркнув, не к месту высунувшийся бампер подающей задом машины.

А следом - едва не наехав на собаку, облаивающую этот движущийся бампер.

Интересно, как долго мы еще по двору будем кататься? Сколько тут еще кругов намотать надо?

- А я Цветаеву люблю, - говорит клиентка.

Другого ответа я от нее, откровенно говоря, и не ждал.

Как встречается мне романтично настроенная женщина, так непременно – Цветаеву любит. Или Ахматову.

***

Вот, интересно, а чем моя, теперь условно любимая, увлекается? Как-то за время нашего короткого знакомства я не удосужился этим поинтересоваться.

Как-то мы про поэзию с ней не говорили.

Все больше сексом с эротикой заняты были.

Или препирательствами – ехать ли на катафалке, доставляя ее мамаше удовольствие, или все же обождать немного, и проверить чувства?

А вдруг, да ненастоящие – чувства-то?

Не выдержанные еще?

Не проверенные временем?

53.

Вот однажды я встрепенусь, мечтаю я, и вокруг меня наступит благодать, и мы опять начнем жить с моей ненаглядной размеренной, но бурной постельной жизнью. Душа в душу.

Проверять нахлынувшие на нас чувства.

Под ее звонкие крики: «Банзай, милый! И еще разочек, банзай! ».

И под мое сексуальное довольное урчание, похожее на урчание стиральной машины в ванной.

И никаких посторонних разговоров о катафалках заводить она не будет.

К месту и совсем не к месту.

И тогда я обязательно ее про стихи спрошу. Пушкина читала? А Цветаеву?

Да?

Ну, тогда скорее пошли опять в постельку…

***

Ведь, в общем-то, она неплохая девушка.

Уж точно, не хуже этой самой Звенякиной, что сегодня целый понедельник мою печень проверяет.

И даже, по-моему, обратно еще одну пуговичку на блузке опять расстегнула, и свой платочек шейный, стюардессовский, вбок сдвинула.

Чтобы больше простору для моей сексуальной фантазии дать.

Забыв - со свойственной женщинам поверхностностью - о благочестии.

О котором рассуждала минуту назад.

***

К слову уж - а грудь у нее, у моей ненаглядной, - тоже ничего.

И на взгляд, и даже когда ее ладонями нежно ласкаешь.

Пожалуй, что не хуже будет того, что я сейчас боковым зрением вижу.

И точно – не силиконовая, я проверял. Горячая такая, и очень отзывчивая.

Когда ее губами нежно ласкаешь, а иногда слегка прикусываешь.

Моя ненаглядная утверждает даже, что если так ласкать губами, она даже кончить может.

Во - какая она у меня была возбудимая и эротичная!

Если бы еще только про свадебные катафалки не вспоминала не к месту – цены бы ей не было.

***

И ротик – у моей ненаглядной вполне приемлемый. Вполне умелый. И язычок – тоже.

А губы, так вообще очень красивые. Даже более упругие, чем у клиентки.

Хотя бы – по виду.

Правда, тут я за их натуральность не поручусь.

Сейчас ведь много хитрых способов изобрели, чтобы губы, будто автомобильные колеса, подкачивать.

Незаметно.

Если силиконовую грудь вычислить легко, то вот губы – гораздо сложнее.

А у Звенякиной губы – с вызывающего блеска.

Который даже в полутьме здорово потемневшего из-за дождя дня – неестественно светятся.

Будто она варенье только что ела, и забыла салфеткой губы вытереть.

***

Только вот мамаша у нее, у моей ненаглядной, по-моему, - весьма и весьма испорченная дама.

Развращенная всякими благами.

Хитрая такая мамаша у нее.

Хищная.

Интересно, а какая у этой провинциальной сердцеедки Звенякиной мамаша?

Наверное, тоже целую охотничью сагу сочинила, чтобы думацкого козла в дочуркины силки затащить.

И теперь – с удовольствием думацкими благами пользуется.

- Госпожа Звенякина, - говорю я, - а вы, наверное, не очень давно в Москве живете?

- С чего вы так решили, господин Сидоров? – спрашивает клиентка. По-моему, даже слегка обиженно.

Значит, вопрос задан в точку.

***

Удивительно, но я и сам не смогу объяснить, почему же так решил.

С чего это мне вдруг в голову пришло, что она из провинции.

То ли – стиль у нее такой, то ли говор. Может быть, у нее – просто неправильный прикус, из-за этого и наблюдается легкий дефект речи?

А может быть – провинциальная мертвая хватка ее выдает?

Нет, - все же это говор.

- Просто вы очаровательно выглядите… А москвички в массе - страшноватые…

– Вы серьезно? Воспринимать это – как комплимент? Так он – весьма сомнительный. Мне кажется, что вы просто мне зубы заговариваете.

Уберите, пожалуйста, музыку. Я хочу все же послушать, не гремит ли что-нибудь - после вашего технического обслуживания.

Ну вот, сам нарвался.

Впрочем, ничего у нее там снизу не звенит.

Это коробка «ВэлСатиса» передачи пережевывает с легким шумом.

***

Но я убираю громкость.

- Все же, вы так и не ответили на вопрос: как машина работает? – спрашивает она меня.

- Шикарно! – говорю я с энтузиазмом. – Нет слов! И педальки всего две… Легко вести.

- Что вы имеете ввиду?

- Ну…, - говорю я, на мгновение задумавшись, что же я действительно имею ввиду? – ну, такая, дамская, без лишней третьей педали.

- Я вас не понимаю, - говорит клиентка озабочено. – Что это значит, дамский вариант? Ее мне покупали как вполне мужскую, представительскую. Я не люблю дамские машинки. Чего-то не хватает?

- На обычных машинах три педали – газ, тормоз, сцепление. А для вашего удобства на вашем «ВэлСатисе» производитель лишнюю педаль – сцепление, - убрал. Спилил, и пол на этом месте заделал. Наверное, под заказ покупали?

- Все шутите? – спрашивает клиентка.

Я вижу, она не знает, что и думать. И даже готова мне поверить.

- Ну, что вы. Разве я могу себе такое позволить?

- Странная версия… Про автоматическую коробку передач. Или вы на сервисе недавно? Не очень пока ориентируетесь во французских машинах? Первый раз в жизни слышу такую удивительную историю...

- Все в жизни бывает в первый раз, - говорю я.

***

- А вы философ, господин Сидоров, - говорит она. – И юморист. И атеист. Прямо – как Вольтер.

- Нет, на Вольтера я не похож, - говорю я. - У того был длинный нос, а у меня нос курносый. Просто, работаешь с железом, поневоле начинаешь мыслить философски.

- А я разве похожа на железо? – спрашивает она.

- Конечно, не похожи. Вы похожи на красивого топ-менеджера.

54.

Шутки шутками, а я все же начеку.

Нельзя расслабляться.

Держу ногу на тормозе – чтобы ненароком не задавить какую-нибудь собачку.

А коробка - автомат «ВэСатиса» гуркает где-то внизу, под моими подошвами. Как гуркают, переговариваясь, гастарбайтеры под окнами ранним зимним утром. И потихоньку везет по двору эту неповоротливую, хотя и довольно комфортную дрыну, отделанную кожей и деревом.

Всем хорош этот непрактичный тяжеловоз, но вот коробка…

Коробки-автоматы – это, по-моему, слабое место у французов. С немцами даже и не сравнить. Или с японцами.

Не умеют французы ничего другого производить – кроме хорошего вина, противных устриц с пищевыми лягушками, и комфорта.

Несмотря даже на то, что Алонсо на «Рено» и побывал в чемпионах мира.

***

Но то – формула F-1, где уже и не машина, а космический болид по трассе летит.

А то – тяжеловоз «ВэлСатис» представительского класса - с претензиями на роскошь и пикантной дамочкой за рулем. Ароматный, медлительный и убаюкивающий.

На таком, пожалуй, в пробках стоять очень даже приятно.

Но класса спортивной езды, как, например, на «BMW», или на каком-нибудь отечественном тазу – не покажешь.

Попробуй-ка, сделай на это «ВэлСатисе» полицейский разворот на месте – все сразу отлетит к чертовой матери, пожалуй.

Впрочем, на нашем тазу тоже ручник сорвешь – как пить дать. И клапаны из вазовского движка в разные стороны полетят – тоже.

Вместе с остальными деталями.

***

- Отличная у вас машина, - говорю я. – Для хорошей дороги. И для приятного времяпровождения.

- Да, время в нем проводить приятно, - отвечает Звенякина, всё во что-то вслушиваясь. - Но мне кажется, что-то там снизу звякает. Послушайте сами.

- У нас – двор такой неровный. С колдобинами. И с собаками вдобавок. Вот и звякает. То – что попалось под колеса.

***

…А дождь все лупит…

Разбухшие от воды, очень злые по данному мокрому поводу собаки, которых прикармливает сердобольная охрана, устроили во дворе развлекательное охотничье шоу.

Выскакивают из-за припаркованных автомобилей, будто взлохмаченные призраки, и с лаем бросаются прямо мне под колеса.

Красуются перед сучками, заразы.

- Какие, злые…, - говорит она. – Как на подбор.

- Бомжуют… Дождь их раззадорил. Дождь – он кого хочешь из равновесия выведет.

- Вы ни на что не намекаете? – спрашивает она с подозрением.

- Как можно…

- А мне что-то кажется, намекаете, - говорит Звенякина мнительно.

Ей, как этим мокрым собакам, кого-нибудь надо покусать, а пока только я в пределах ее досягаемости нахожусь.

Вот она и кусается.

Тоже, своего рода, – шоу одной актрисы.

Надо ее как-то расслабить.

55.

Лично мне это дворовое собачье шоу напоминает совсем другое. Гораздо более известное в определенных кругах, чем это, собачье.

Что-то там - про дома.

В которых запертая кодла юных кобельков из-за сучек - чуть ли не до драк ссорятся.

На виду у всего честного телезрителя.

Этакое подглядывание в замочную скважину – как национальный отечественный вид спорта.

И предметы обожания телевизионных кобельков – с провинциальным грубым говорком – в этом самом телешоу перед носами своих кавалеров не слишком аппетитными попками крутят.

А сами в гламурных мечтах о славе пребывают.

И в перманентных междусобойных разборках находятся.

***

Попки у девушек из телешоу какие-то - природой сильно недоделанные: у кого худые и плоские, как сковородки, а у кого вислые.

В общем, такие, что и глаз не радуют, и даже приласкать их не просятся.

Не то – что у Звенякиной – прямо, так и напрашивающаяся на грех.

И сами девицы из шоу – одна страшнее другой.

Кажется, для передачи специально именно таких, невзрачных и довольно злых на весь свет, разыскивали.

И нашли-таки – результат налицо.

Видимо, режиссеры все делали так, чтобы девицы не очень-то собой развязную ведущую затмевали.

Чтобы ей было не обидно.

Чтобы эта суперзвезда местного масштаба себя дискомфортно на их фоне не чувствовала.

Сама ведущая телезвезда, к слову, тоже: ой, как не блещет…

Совсем не блещет - ни красотой, ни фигурой, ни обаянием…

А уж про ум или воспитание, просто и говорить не приходится. Зачем заниматься метафизикой, и рассуждать о том, чего в природе не существует?

Глупая и антинаучная потеря времени.

***

Если приглядеться к ведущей, это - самая настоящая суперстара отечественного, а если быть более точным - питерского розлива.

С повадками веселой привокзальной дамочки – из времен второй половины прошлого века.

Из тех самых героических времен холодной войны с окружающими нас со всех сторон отвратительными иноземцами, когда наш славный пролетарский феодализм-гегемонизм еще не успел перетечь – с некоторым скрипом, в виде робкой стрельбы из танков по белым домам, - в свою новую, верхнюю фазу.

Высшую.

Под нынешним названием «широко развитой феодализм-ведьмедизм».

Со всесоюзным аятоллой из агентов КГБ, заменившим генсека.

С думацкими клевретами, вроде мужа этой Звенякиной - взамен политбюро на главных ролях.

С тотальной слежкой под видом неусыпной борьбы с терроризмом.

И с такой же тотальной прослушкой.

Слежка и прослушка, кстати, очень полезные в гэбистском хозяйстве вещи – если правильно информацию использовать, и ее продавать – за хорошие деньги. И все нефтяные и прочие краны на прочном крючке держать.

***

Кстати, думаю я, и не только с обычной слежкой и прослушкой, но и с прочими атрибутами широко разлитой в воздухе отечественной феодальной демократии - все у нас в порядке.

Такая она у нас ароматная до боли в бронхах – из-за восторженных криков обывателей… От которых не только бронхи болят, но еще и уши закладывает ввиду оглушительных лозунгов и славиц по всем госканалам.

Чудо, вот, что такое – эта наша широко разлитая в воздухе демократия.

Я так думаю, это чудо какое-то и для самих властей. Когда рабы не бурлят и вскипают, а сами обожают, чтобы их пороли не только по субботам, но и в другие дни недели.

И чтобы можно было после порки челом – аятолле-батюшке, или еще какому-нибудь чиновнику, об пол приложиться: владей нами, холопами безмозглыми. И распорядись, пожалуйста, чтобы еще немного попороли.

Очень власть таких рабов, как мы, любит. Последние лет сто.

56.

В общем, анализируя переход от одной фазы феодализма к другой – убеждаешься, что эти славные ребята-гэбисты наконец переделили нефтегазовые краны. И даже немного сыто утихомирились.

Кого надо, и куда надо посадили, кого надо – к стенке пристроили.

А кого надо – подальше услали.

И под радостное одобрительное гиканье нашего туземного населения - перетекли в свою более развитую фазу.

И прекрасно там теперь себя чувствуют - в этой новой общественной формации.

Кошмары их по ночам не мучают.

***

И чего им, собственно говоря, кошмарами, мучиться-то?

Власть – штука сладкая, упоительная и очень-очень даже доходная. От нее только радости одни, и никаких мучений.

Живи, ни в чем себе не отказывая, и развлекайся мелкими приключениями. Вроде дворцовых переворотов - в качестве спортивных состязаний по двоеборью между аятоллой и любителем нацпроектов.

Все равно – победит крепкая мужская дружба. Оба ведь при деле, при одной кормушке.

Зачем им всерьез ссориться?

Они, гэбисты, с ней, с властью, еще со времен железного Феликса сроднились, срослись, в свои заскорузлые руки ее взяли, и никогда, и ни за что, и никому не отдадут.

***

Но если вдруг что, если родина попросит, то бронепоезд – вот он, под окнами стоит. Глотку собственными зубами перегрызут – любому, за власть и за нефтяные краны.

И даже если и не попросит – все равно перегрызут. На всякий случай.

Как они уже это не раз демонстрировали, перестреляв еще в прошлом веке половину населения, и даже не извинившись.

Потом они, правда, они обычно говорят, что так все и было.

И вообще, это родина приказала, а они – простые солдаты.

Приказы исполняют, головой не задумываясь, или другим каким, подходящим для размышлений местом.

И то верно – простые солдаты. Присосавшиеся к ней, родине-матери. И к ее обильным дарам, и прочим отверстиям.

Опричная азиатчина – она и есть азиатчина, никуда от нее не денешься.

Но что это меня на грустное разворачивает? Когда рядом такие ножки с попкой по сидению елозят…

57.

А вот те вокзальные телочки из раньших времен, еще до передележа нефтяных кранов и прочего общественного богатства, были скромнее.

Чем эта нынешняя телевизионная суперстара.

Они перед камерами, да по фуршетам со скандалами не мыкались. Лифчики не теряли.

Они сидели себе спокойно в ожидании клиентов - на бордюрах у входа на Казанский, или Ленинградский, или Ярославский, выставив вперед ножки.

На подошвах туфель мелом были написаны цены: три рубля, пять рублей…

На любой вкус, кому и что подходит - по формату и по карману.

И уж если цена в десять рэ на подошве была написана, - так это была просто вокзальная королева. Оральная секс-бомба.

От слова «орать»…

А не от чего-то более приятного.

***

У такой десятирублевой дамочки даже колготы или китайские рейтузы были не очень драными.

То есть, дырки-то, конечно имелись…

Но были спрятаны, или чем-нибудь прикрыты.

А те, что на видном месте красовались - были даже закрашены чернилами.

Интересно, как это наша ведущая телевизионная суперстара со своими дырками на колготах и трусиках обходится?

Или вообще - без белья выступает? Для большего эпатажу? Для удовольствия в замочную скважину подглядывающих?

Надо будет как-нибудь не полениться, и внимательно в телевизор посмотреть.

Что там, и как там на ней.

Дырки это, или просто, полное отсутствие бельишка?

***

На мой, крайне невзыскательный вкус - больше, чем на пять рублей, она все же не тянет. Даже без нижнего белья.

Хотя сама наверняка думает, что тянет на десять.

Во всяком случае – это по ней заметно, что она именно так думает.

Полагает, что родом из дворян.

Что есть неправильно – как говорят немцы.

Дворян у нас тут всех еще краснюки-гэбисты постреляли. В целях улучшения пролетарской породы.

Порода, кстати, вышла на загляденье.

До сих пор весь мир дивится, какая тут замечательная порода вышла.

И постоянно все улучшается, да улучшается. Прямо – до полной невозможности. До дрожи в коленках. Достаточно на суперстару посмотреть. И на остальных телеведущих.

***

Так что, на десять рэ – ну, ни в какую эта суперстара не тянет.

Максимум - на пять рэ.

Да и то – с многочисленными оговорками.

А значит, ей и о дырках беспокоиться не стоит, ведь так?

Телеклиенты данного пип-шоу ее и с дырками на белье или колготах схавают.

Тем более, если она без белья на арене выступает, то отечественным телезрителям паноптикума от этого даже и приятнее.

Даже гораздо интереснее с нею почти интимно, то есть, - интерактивно общаться. Когда она без бельишка.

***

Ведь иначе, и сам смысл подглядывания в телевизионную замочную скважину теряется.

Если она в белье-то…

Пусть даже и в дырявом.

Без белья – совсем другое дело.

Даже и сомневаться в этом не приходится.

А уж если приспичит, то на дамское бельё-то можно и в магазин сходить, поглазеть, и даже пощупать его там.

И даже его обнюхать.

Если, конечно, продавцы погаными метлами таких бомжующих любителей подглядывать да пощупывать, из магазина не погонят.

***

Нечего дорогое белье лапать, и обнюхивать, - могут сказать.

Это вещи заграничные, ажурные, китайские, даже еще не стиранные - с тонким запахом дикой орхидеи…

Не для таких, как вы, бомжей, предназначенные!

Оно, это белье, для бомжей подороже.

Для другого розлива бомжей предназначено.

А вы тут своими корявыми пальцами, которыми неизвестно где и в чем ковырялись, лифчики с трусиками мусолите, и даже мнете…

И даже, нюхаете, и третесь об них – своими сальными несвежими носами.

Кыш, пока мы охрану не позвали!

***

Один у меня вывод напрашивается: каковы зрители, такова и суперстара.

Или наоборот.

Как хочешь, так и понимай.

Счастливо нашли друг друга, и слились в едином порыве.

По разные стороны телевизионной скважины.

Впрочем, кому мое мнение интересно?

***

- А вы что, на полном серьезе так об этом думаете? – спрашивает меня Звенякина.

- Конечно. Я вообще очень серьезный малый. Много разных мыслей думаю.

- А с виду и не скажешь… Мне вот шоу нравится. И я этого не скрываю. С удовольствием смотрю.

А я даже в этом и не сомневался, что она такие вещи с интересом смотрит. В перерывах между чтением высокохудожественных книг. Или Цветаевой.

- О вкусах не спорят, - говорю я примирительно и дипломатично, как мне кажется, и поворачиваю руль чтобы пойти на следующий круг по двору.

Интересно, сколько она намеревается всякие мои байки слушать?

Мне поесть ведь хочется.

Очень даже хочется.

58.

Доктора, к которым я имел несчастье попасть в лапы, всегда мне говорили, и даже подчеркивали, что залог хорошего самочувствия –регулярное питание.

Пусть понемногу, зато часто.

Пусть некалорийное, зато много.

Правда, полагаю, они не имели ввиду питание именно в нашей столовой.

Которая одним своим запахом мокрых тряпок, да сгоревшего еще чего-то, сильно уменьшает аппетит.

Уже на дальнем подходе к ней.

Но может быть, я чего-то не понимаю. И столовая у нас диетическая, просто нигде такой вывески нет – забыли повесить?

И все это делается специально?

Чтобы посетители не набирали лишний вес?

В сочетании с низкокалорийной пищей – это хорошее профилактическое средство от избыточного жира.

Так любой доктор-диетолог, пожалуй, скажет.

***

Недавно, промучившись несколько дней с желудком, я довольно наивно спросил раздатчицу, из чего у них эти мясные тефтели слеплены?

Похожи на мясные – а на самом деле, как все обстоит?

И что бы вы думали?

Она обиделась!

На полном серьезе… Прямо – оскорбилась.

***

А я ведь не имел ввиду ничего плохого, о чем она, кажется, подумала.

И даже комплимент ей отвесить хотел. И ее шеф-повару, профессиональному профилактику избыточного веса.

Где-то по большому счету, я ее обиду даже понимаю.

С моей стороны действительно не очень красиво получилось.

Вечно я что-то невпопад брякаю.

Вышло ведь все равно, как если бы я диетологу, профессионалу своего дела, сказал, что он ни хрена не понимает в медицине.

А все предлагаемые им способы лечения ожирения – полное фуфло! И от них только что-то с желудком непонятное творится.

В туалет все тянет, да тянет.

В самое неподходящее для этого время.

И вдобавок - жажда мучит…

Хочется профилактически пару стаканов водки с солью и с перцем заглотнуть, и забыться - хотя бы на время.

***

Сам бы мог я сам догадаться, что котлеты, из чего бы они сделаны ни были – обычное слабительное. Равномерно действующее несколько суток.

Как нынешнее поколение дорогих иностранных лекарств. Пролонгированного воздействия.

И вообще, мог бы я тактично догадаться – что котлеты это фирменный секрет шеф-повара.

***

Клиентка Звенякина хохочет, и немного, но расслабляется.

А то она уж больно напряглась, когда мы о телевизионном пип-шоу заговорили.

Все-таки, есть в ней местами и что-то человеческое. А не только тугие бедра с ажурными резинками на чулках.

Которые опять из-под юбочки выглядывают.

И накаченные косметологом губы.

Сияющие неестественным блеском в полутьме салона.

***

Я стараюсь вести себя прилично. Не коситься на них, а смотреть ровно, прямо. На дорогу.

- К вопросу о телевидении. Если кому-то, отдельным угрюмым личностям, вроде меня, не очень подходит пип-шоу этой суперстары с грызущимися кобельками, пусть тогда эти самые личности глазеют на аятоллу со товарищи, - добавляю я, чтобы сменить котлетную тему.

Пусть на аятоллу по всем первым госканалам все свободное время глазеет.

Про громадье планов и нацпроектов слушают, и на ус себе мотают, как мы хорошо жить стали.

- И то ли еще, более радостное, нас впереди ждет, - добавляю я.

Тоже ведь, кстати – очень и очень вдохновляющее зрелище. Про всякие нацпроекты произрастающие, и планы - перевыполненные.

Совсем не хуже пип-паноптикума.

Очень на мирные подвиги зовет, и даже эрекцию ночами усиливает.

Либидо сладко воспаляет.

***

- А у вас что-то с либидо не так, господин Сидоров, - спрашивает Звенякина. – Воспалено?

- Знаете, наверное… Очень от нацпроектов возбуждаюсь. Но я над этим работаю. Постоянно. Чтобы от чего-нибудь другого возбуждаться.

И я выразительно смотрю на нее.

- Над чем работаете? – спрашивает она, не менее выразительно глядя на меня.

- Над тем, чтобы ориентация была правильной. И не отвлекалась на такие пустяки, как нацпроекты госважности.

59.

Шутки шутками, но ведь смотришь порой в телевизор, и думаешь: вот же оно, счастливое обретение беспризорными отечественными массами отца родного. Мудрого.

С многочисленными нацидеями.

Почти законного.

Всенародно одобренного.

Даже, я бы сказал, выстраданного.

В непрерывных боях с проклятыми иноземцами, что нас все окружают, да окружают.

И поневоле возбуждаешься, хотя никогда голубым и ни был.

***

Впрочем, на нашем гостелевидении все так и задумано.

Если передачи про отца русских народов, и про громадье наших планов и нацпроектов либидо с эрекцией на должную патриотическую высоту не поднимают, тогда действительно с ориентацией что-то не в порядке.

Неправильная она – общественно-политическая ориентация.

Тогда лучше про какого-нибудь крашеного педика передачи смотреть. И песни о главном без конца и края слушать.

Или какого-нибудь остроумного юмориста пристально рассматривать…

И хохотать во все горло его крайне затейливым сортирным шуткам.

Или в гослотерею играть.

С пузатыми развязными крупье.

Или про животных что-нибудь, из этой же серии.

Про животных - тоже ведь очень душевное зрелище. Когда от других телевизионных людей несколько устаешь.

Аж под ложечкой должно сосать.

От такого сладкого телевизионного умиления.

***

Между прочим, у меня есть и еще мысли, и даже целое дельное рацпредложения по данному поводу. Чтобы либидо в норму вошло. Даже самое воспаленное.

В нашу эпоху, считаю я, уже давно пора было бы запретить беспорядочное нажимание кнопок на пульте.

Устранить эту распущенность масс – игру пальцами, очень похожую на мастурбацию.

Нечего, дорогие господа-товарищи, пультами мастурбировать!

Женами, или какими-то другими женщинами - мастурбируйте на здоровье, и население воспроизводите!

А пультами – не надо ничего мастурбировать. Ни к чему это совершенно.

Взрослые уже мальчики и девочки.

На мой малопросвещенный - по причине сильной патриотической отсталости - взгляд, пора уже любимому государству половым воспитанием масс более строго и бескомпромиссно заниматься.

И по полной программе.

***

Закон какой-нибудь принять – строгий на этот счет.

И следить – чтобы его исполняли.

Сибирь-то у нас еще пока большая. И леса, слава богу, еще хватает, еще не весь китайцы вырубили.

И тундра есть – для особо одаренных мастурбантов.

С вечной мерзлотой.

Взял лопату – и шуруй. Нефть выкапывай оттуда!

Во славу аятоллы со товарищи из гэбэ.

***

По всем каналам, по моему недалекому разумению, надо законодательно аятоллу с ведьмежьими клевретами запускать. Для затравки.

Переселив их в запертые дома нашей телестары.

И туда же юмористов - с песнями о главном - добавить. И педиков крашеных из мира животных также подселить.

Во! - какая компания выйдет развеселая!

И что-нибудь, - из истории про генсеков и прочих генералиссимусов в вперемежку с отечественным суперстарами транслировать и индийскими фильмами.

Отличный коктейль на каждый день выйдет!

***

Вот же оно, самое главное мое рационализаторское предложение – чуть было о нем не позабыл: надо все пульты в стране с одной кнопкой сделать.

Нажал – и все, пуск!

Как собачка Лайка в космос улетела – и без возврата на землю.

Запустился японский телевизор высокой четкости HD-ready, или даже целый HD-full с плеером Blue-ray, с одной кнопкой на пульте, - и уже не выключается никогда, и ни за что.

По-моему, очень полезная штука получилась бы. Со всех точек зрения.

И с политической.

И с практической.

Даже – с сексуальной тоже.

Гражданское либидо на нужный лад настраивать - милое дело.

***

- Занятно, - говорит клиентка Звенякина, слушая избранное из моих развлекательных идей вслух. – Но как-то вы очень скептически настроены. Прямо, диссидент какой-то. Телененавистник.

- Наоборот, любитель и рационализатор.

- А мне и передачи нравится. И верхние эшелоны власти – тоже вполне подходят. Они ж мне не сделали ничего плохого пока, - говорит она. – Даже – наоборот.

- Все еще у вас впереди, - говорю я. – И у меня – тоже.

- Верю, - говорит клиентка Звенякина. – Охотно. Либидо подлечите – и все в порядке будет. Вы ведь такой видный мужчина. Хоть и в синем халате.

- Мерси, мадам, за комплимент, - говорю я. – Буду в этом направлении работать. И халат в химчистку отдам.

- Да, – говорит она. – Гоните эти мысли прочь. Поганой метлой. Столько в мире прекрасного существует… А халат в химчистку – просто обязательно. Хоть он, как вы утверждаете, и не ваш.

- Честное слово, не мой...

И опять она очень выразительно смотрит на меня. И даже, как бы невзначай, успокаивающе, касается моей правой руки.

Как говорят большие отечественные писатели – волнительно… это.

Это самое…, как говорят крупные отечественные писатели – очень волнительно. Такое невзначай касание.

Особенно – на голодный желудок.

60.

Наш слалом между собак продолжается.

Не так давно здоровенный колченогий кобель Пират оставил следы своих огромных желтых клыков на крыле недешевой машины клиента.

Скандал вышел замечательный.

Директор таксопарка, жадный толстый грузин со странной фамилией Амания, дерущий с сервисного центра за аренду каждого клочка дворового щербатого асфальта какие-то совершенно несусветные деньги, - и прямо себе в карман, мимо кассы, - впал в бешенство.

Когда мы ему выкатили счет за покраску крыла.

Амания немедленно приказал всех собак потравить.

Хотя счет оплачивать отказался.

***

Но собаки все живут, и по-прежнему в реалити-шоу под дождем участвуют.

Только вот колченогий Пират, владелец всех сучек в округе, куда-то исчез.

До него этот самый Амания добрался лично.

А по счету – Амания с нами теперь судится.

Утверждает, что мы специально собаку на автомобиль натравили. Или сами – краску с крыла ободрали.

В качестве развлечения.

Чтобы свои грехи - на него, бедного нищего грузина, свалить. В ходе застарелого межнационального противостояния с остальным южными народами кавказской национальности.

***

- У вас тут даже, по-моему, ходить опасно. Страшно из машины выбираться. Покусают, - говорит клиентка Звенякина Марта. – Потравили бы вы их.

- Не в моей компетенции, мадам, кого-нибудь травить, - говорю я. – Травили недавно – не помогает. Живучие очень. Как тараканы. Если желаете, могу пару лап отдавить. Любой каприз за ваши деньги.

- А что толку-то? – спрашивает она. – Ну, будут на трех лапах гоняться. Нет, их надо бы именно потравить.

- Это у вас порыв души? – спрашиваю я.

- Нет, я считаю, что экология должна быть здоровой.

- Тоже разумно, - говорю я. – Хотя, несколько жестоко.

Смотрю на нее.

Мне кажется, она совсем не шутит.

***

Она сидит рядом, закинув ножку на ножку.

Так обычно не сидят в девушки, поехавшие на тест-драйв послушать, как работает автомобиль после технического обслуживания. Не стучит ли где и что, не звенит ли, не грохочет ли…

И вообще, как машину сделали. Словно что-нибудь в этом понимают.

Она сидит так, будто выехала на прогулку с любимым.

Мне по-прежнему видна узорная резинка чулка на ее круглом и горячем бедре.

61.

- А причем тут жестокость? – спрашивает Звенякина. – Они машину попортить могут? Могут.

- Вы, наверное, просто животных не очень любите? – спрашиваю я. – Собак, бабочек, тараканов там всяких?

- А вы? – вопросом на вопрос отвечает она. – Тараканов любите - неужели? Какой у вас своеобразный вкус. Занятная вы личность. Никак не могу понять, всерьез вы говорите, или постоянно шутите.

- Я не личность, госпожа Звенякина, - отвечаю я гордо. – Я – мастер-приемщик. И тараканов терпеть не могу. Но дворовых собак мне жалко. Тут я не шучу.

На всякий случай я незаметно, с пульта на руле, прибавляю звук радио. Благо, в машине восемь динамиков - да еще с сабвуфером.

Любого сверчка в обшивке, любой нештатный шум в подвеске они убирают.

Хотя звяканье – это чисто ее фантазия.

***

- Мы с мужем животных любим. Но не таких ужасных и ободранных, как эти.

У нас дома собака есть. Питтбуль Кони. Как у нашего президента называется. Вы что, специально звук прибавили?

- Нет, - отвечаю я. – Машинально. Песня очень хорошая.

- Да, - соглашается она. – Душевная. Люблю нашу хорошую. Очень…

- Я тоже, - говорю я.

***

- У президента, по-моему, лобрадор, - говорю я. – Где-то я об этом читал. А вовсе не бойцовая - как у вас. Хотя ему бы тоже больше - питтбуль подошел. По стилю. Как вам.

- Вот именно, - говорит Марта. – Очень обходительный мужчина. Мой муж недавно был на приеме. Говорит, он очень стильный, волевой. Ну, очень… Душка! Жаль, что в думу редко приезжает, и на партийные форумы. А то бы они чаще виделись. Но на следующий прием муж обещал и меня взять.

- Тогда и вы с ним познакомитесь. О домашних питомцах поговорите.

- Было бы неплохо. Кстати, Кони у нас добрый. Кого хочешь - подбежит, и оближет. Только, если кто-то не понравится, тогда, конечно… может и вцепиться. Собаки, они ж бомжей за версту чувствуют.

- Прямо, как наш президент.

- Угу, - говорит она, - прямо, как наш хозяин.

- Надеюсь, на приеме казусов не вышло… Туда ведь только избранных приглашают, вроде вашего мужа. Я не ошибаюсь? Не бомжей…

- Вот именно. Бомжей – точно нет, не приглашают.

- Значит, я спокоен. Прием без казусов обошелся. Непредвиденных.

Звенякина опять смотрит на меня подозрительно.

- Вы полагаете, на примем и с собаками приглашают?

- Нет, конечно, - говорю я. – Собакам там не место. Поэтому я и спокоен.

***

- Мы с мужем никому не говорим, что Кони у нас добрый. И просто приласкаться и полизаться бегает. Пусть опасаются. Хотя, конечно… некоторым бы не помешало… Вцепиться. В горло…

- Это кому же? Тем, кого в сортирах мочить надо?

- А Кони сам решает, в кого стоит, а в кого не стоит мочить. У него – хороший вкус. Он в людях прекрасно разбирается. Он даже лаять умеет.

- На нехороших людей? И где это он научился? Питтбули молча вцепляются, насколько я слышал.. Без объявления войны. Ничего такого заканчивал?

- Кто, Кони?

- Кони… Вы ему бюст на родине героя ваять не собираетесь? А то говорят, президентскому Кони в Питере уже прижизненный памятник соорудили.

- Давно в Питере не была, - говорит клиентка. – Наверное, там много теперь чудес. Нет, прижизненный ваять не будем. Как помрет, тогда подумаем. У нас попугай еще живет, который лаять умеет. Ара. Он Кони и научил.

62.

- Это такая ара, с клювом – как ножницы? – спрашиваю я. - Кривые, кухонные, которыми курятину режут?

- Откуда это вы все знаете?…

- Да видел как-то, как одна эта ара одному палец чуть не откусила. Своим клювчиком. Но своих-то, наверное, она не трогает?

- Дразнить животных меньше надо… Он, кстати, у нас мальчик.

- А что – мальчики меньше кусаются? Как вы определяете, мальчик ли, девочка ли? На птичках это довольно трудно. По-моему.

- Ну, интересно… Ничего сложного. Так и определяем… Вот по вам, например, товарищ Сидоров – сразу видно, что вы мальчик.

- Я ж в брюках…

- А все равно – видно. Даже очень. Хотя, как вы говорите, что-то у вас с либидо не в порядке. Но по щетине если судить – вы мальчик.

- Я свои недостатки знаю, и над этим работаю, - говорю я обидчиво. – Над либидо – я имею ввиду. А насчет щетины - я брился с утра, но она успела опять отрасти.

- Гормонов у вас много. Мужских. Вот и щетина быстро растет. Прямо, как у восточного человека.

***

На этом наша светская беседа несколько истощается. Клиентка елозит по сидению.

Какая непоседливая тетка, думаю я.

Лучше бы она сидела смирно.

Очень это отвлекает, и даже с умных мыслей сбивает. Когда на ее бедра коситься приходится.

Мы незаметно подбираемся к желтому шлагбауму с будкой, к выезду со двора. В забитый грузовиками проезд между серыми бетонными заборами.

- Теперь, туда. Пожалуйста, - указывает она пальчиком за шлагбаум.

- Я не понял, - говорю я.

- Поехали дальше, - говорит Звенякина.

- Дальше вы сами… - отвечаю я.

- У меня была договоренность с вашим начальником о том, что вы меня прямо домой отвезете.

Она достает их бардачка уже подписанные бумажки, и длинный корешок пропуска на выезд.

- А обед? – спрашиваю я.

- Ну, это не мои проблемы, - говорит она. Могу вам по дороге пирожок купить. С повидлом. Или – с мясом. Любите?

- Обожаю, - говорю я ошарашено.

63.

Какая же он сука, думаю я о начальнике цеха. Решил меня еще и в качестве перегонщика использовать. Не предупредив об этом даже. Просто – враг рода человеческого какой-то. А не царь и бог, - как я о нем лестно отзывался. Сука балабановская.

- Вы позволите, я сделаю звонок? – спрашиваю я, и останавливаюсь неподалеку от шлагбаума так, чтобы не загораживать выезда.

- Пожалуйста-пожалуйста… - говорит Звенякина немного злорадно.

Я открываю дверь.

- Кстати, - протягивает она мне корешок пропуска, - это вы охраннику отдайте. Такой, кажется, у вас тут порядок? Чтобы мне на дождь не выходить.

- Именно, такой, - говорю я, и беру корешок. И выбираюсь из-за руля под дождь.

***

Я захожу в будку к охраннику.

В будке стоит кислый запах перегара, и давно не мытых ног.

- Это тебе, Иванов, - протягиваю охраннику пропуск на выезд. - Видишь, вон «Вэл-Сатис» стоит. Сейчас выезжать будет.

- А на «Мурано» похож…, - говорит охранник, демонстрируя свою автомобильную эрудиции.

- Ты «Мурано»-то видел? – задаю я ему злобный вопрос.– Дай мне трубочку, пожалуйста, начальнику позвонить.

Он протягивает мне облезлую трубку местной сети со стершимися цифрами.

Я с трудом набираю нужный трехзначный номер.

***

- Что опять случилось, - спрашивает главный механик, полагая, что разговаривает с охраной. – Опять собаки кого-нибудь покусали? Так это вы к Амании...

© Copyright: Марк Хена, 2008

Свидетельство о публикации №208011300379

65.

У меня есть закоренелая привычка: во всем искать хорошее. Даже если этого самого хорошего там, где я его ищу, - нет. И быть не может. По определению.

Хотя, если в целом, дивная привычка – с гораздо бОльшим оптимизмом смотреть на мир, чем он того заслуживает.

Но как-то, - особенно в последнее время, - эта привычка меня не радует. По понедельникам, например.

По вторникам – тоже не очень.

Да и в другие дни недели...

Совсем.

Замечаю, что постепенно, с возрастом, что ли? - из полезной она превратилась во вредную.

Вроде курения. Или – сексоголизма. Или токсикомании.

Или даже трудоголизма.

Что, вообще-то, так ужасно! – словами не передать… Ничего себе, сочетаньице!

Я – и трудоголик…

***

- Ну, и что сказал начальник? – спрашивает меня Звенякина. Когда я, намокший, сажусь за руль.

Я молча пожимаю плечами.

А что он мог мне хорошего сказать? Скотина безрогая… С повадками недавнего солдафона.

Опять моя привычка подвела - хорошее в людях видеть.

А ведь я всего лишь начальнику комплименты приготовил.

Так вот и разочаровываешься в людях - постоянно.

***

И ежу понятно, что постоянные разочарования в окружающей меня действительности способны сильно здоровье повредить. Даже просто - на корню его подорвать. И на ближайшую помойку отправить.

Вместе со мной заодно, естественно.

Благо, далеко ходить не надо. Все у нас здесь рядом.

Уж чего-чего, а помоек у нас вокруг - более чем.

И даже с некоторым избытком, я бы сказал.

Этим душистым добром мы - как и отечественным балетом, - во всем мире, и вполне заслуженно, славимся. И всем нашим любимым соседям от всего сердца, душевно, того же желаем.

Чтобы и у них балет к нашему подтягивался.

И чтобы помоек было вдосталь.

Мы же, вдобавок к прочему, очень-очень добрые.

Широкой души, так сказать - титульная нация…

***

Так всегда желаем и желаем, чтобы и у них все с балетом было в порядке.

И чтобы вокруг помоек было в избытке!

Встаем, и желать начинаем.

Чтобы и они, - вокруг нас которые, - чумазыми с ног до головы постоянно ходили.

Как и мы

И на работу, и на прогулку, и если просто так куда – в балет, например.

Чтобы с утра и до позднего вечера, и даже ночью, когда спать ложатся, чтобы чумазыми…

А то – вишь, какие они всё кругом чистенькие, да гладенькие, да сытенькие.

И еще, при этом, демократами в энном колене называются...

Что это – за демократия у них такая? Сытая, мытая и бритая…Сама на себя не похожая. Которая в балет мало ходит?

Демократия должна быть как у нас. Дикой, голодной, заросшей, и дурно пахнущей. А главное, дремучей, и совершенно безголосой и безответной - на всякие думские и прочие руководящие инсинуации.

И все по балетам, да по балетам…

Тогда она гораздо больше на демократию походить будет.

66.

Если без шуток, хоть мы и ярые, убежденные рабы, а не какие-то там чистенькие демосы, у нас зато есть такая вот замечательная национальная традиция: всем вокруг добра желать.

Чтобы и нашим соседям хорошо жилось.

Также как и нам.

Или – даже лучше, чем нам!

Чтобы им также здорово и замечательно было, а может быть даже и еще лучше! - чем как это нам про нашу жизнь по государственному начальственному телевизору каждый день, и даже каждую ночь, показывают.

Все показывают, да рассказывают, и указочкой тыкают.

Убеждают нас, значит, как у нас все здорово, и по-простому, по-демократичному устроено. И все про выборы напоминают.

***

Правда, временами попахивает дермецом сквозь экран - с Охотного ряда, со Старой площади, из Белого дома, что на набережной, с Лубянки. Оттуда, кстати, - особенно потягивает.

Будто там канализацию прорвало.

Но это нормально.

И даже на пользу населению.

От этого запаха иммунитет к руководящим миазмам развивается, и крепнет день ото дня.

Было бы в сутках больше, чем двадцать четыре часа, дикторы бы и двадцать пять часов нас убеждали, что здесь чудо, а не жизнь! Особенно в том, как тут у нас все наладилось - с приходом всесоюзного аятоллы, отца «наших», и даже некоторых не совсем «наших», и даже «прочих».

***

Посмотришь – а дикторы прямо благостью и умилением сочатся с экранов. Когда нам об всем этом хорошем сообщают.

Только что елеем - от умиления, - в свои костюмчики и юбочки от известных модельеров не писают.

Впрочем, и понятно, что всесоюзная пропаганда нашего здорового образа жизни - это дело крайне важное, государственное.

Даже – политическое, я бы сказал. Особенно, в тот момент, когда корабли бороздят просторы вселенной.

И с эротической точки зрения – тоже.

Несомненно.

***

Тут и опИсаться не грех, когда вся страна – в едином порыве нацпланы по улучшению жизни и повышению рождаемости, начертанные гениальной рукой, все воплощает, да воплощает.

И так здорово воплощает, что коммунякам даже и не снилось.

С их пошлыми пятилетками в три года.

Если всё же, паче чаяния, теледикторы опИсаются елеем от восторга, и костюмчики с юбочками несколько попортят, тоже ничего страшного.

Уже «Газпромом» за наш счет уплочено.

За все.

Оптом.

Может быть, запах елея ароматы других продуктов жизнедеятельности, льющиеся с экранов на население из разных ведомств, перебьет.

Дополнительная польза будет.

Дезодорацией называется.

***

- Что это вы так на телевидение-то взъелись, господин Сидоров? Сперва про шоу… А теперь вообще… Они просто выполняют социальный заказ. Людям нужен позитив. Люди устали от неурядиц.

- Я сам очень позитивный человек. Обожаю здоровую пропаганду. А неурядицы не люблю.

- Тогда, зачем же вы так? Может быть, вы просто не патриот, да? – спрашивает Звенякина.

- Страшно сказать: как раз наоборот, самый что ни на есть патриот. Горячий. Ярый. Потомственный. Очень березки люблю. И другую нашу местную живность, вроде слонов.

За родину и укусить могу. Вас ведь не надо кусать - за родину?

- Нет, пожалуйста, не надо, - говорит Звенякина. - Я этого не люблю. Если только когда сексом занимаюсь…

И то – когда не очень сильно покусывают.

***

Нет, все-таки немножко жалко, думаю я, что моя любимая ночью умотала.

Ей ведь тоже нравится, когда ее языком и губами обрабатывают, и прикусывают слегка. Обо всем забывает.

Даже о партнере.

Приходится периодически ей о себе напоминать. В позе шестьдесят девять. Чтобы не расслаблялась уж до конца. Я ведь тоже человек.

Тоже люблю, когда губами и языком работают. Глубоко и нежно.

Интересно, а как Звенякина себя в такой позе ведет? Когда с мужем валетиком располагается?

Я искоса смотрю на нее.

Мне кажется, что глаза у нее горят. И щеки слегка покраснели. Кажется, ее возбуждают подобные разговоры.

***

- Понятно, - говорю я. - Зубастый секс уважаете… С мужем.

- Ну, да. Нежный, но с перчинкой. И не только с мужем. Кстати, муж у меня более традиционных воззрений на секс. А вы, господин Сидоров? Тоже традиционный человек? Или – не очень?

- Да как вам сказать. У меня и зубов-то нет. Одни коронки. Да еще язык.

- Это уже хорошо. Когда коронки – значит нет кариеса… Я подумала…

- Что подумали?

- Да так, это я своим мыслям, - говорит Звенякина, видимо, осознав, что несколько увлеклась. - Не обращайте внимания. Вы отличный собеседник, между прочим. Сейчас в мужчинах это большая редкость. Даже и не хочется с вами расставаться. Но у нас есть еще время поболтать.

***

- Так что мы там с вами про родину говорили? – продолжает она. - Ах, да… Родина нас кормит, поит, одевает. Защищает – от этих, на рынках которые. А вы как-то очень аполитично рассуждаете. Хотя, и забавно. Что дикторы елеем писают… Это я бы записала.

- Запишите.

- Значит, вы патриот. Понятно. Если бы родина приказала – вы бы ее защищать пошли.

- Да, закусал бы агрессоров. Насмерть. А мы что, опять с кем-нибудь воюем? Нет? тогда пока я бы предпочел, чтобы кто-нибудь меня от родины защищал. Почаще.

- Давайте, о чем-нибудь более веселом, а? Так что же вам сказал ваш начальник? – спрашивает Звенякина, уводя разговор из этого скользкого русла.

67.

Если вернуться к моим вредным привычкам, и подумать о разочарованиях в целом, то я думаю, из-за частых разочарований легко можно, - вдобавок ко всему прочему, какой-нибудь еще и невроз заработать.

Например, нервный тик.

Вперемежку с межреберной невралгией и миозитом.

Или – несварением желудка.

А может быть даже, и с несварением печенки.

Если подобное несварение на свете существует.

***

Стоит как-нибудь у врачей поинтересоваться - на сей счет. Бывает ли несварение печени, или это у них как-то по-другому называется?

Когда вдруг в крови яда в избытке.

Когда характер у человека портится окончательно, бесповоротно. Из жизнерадостного розовощекого идиота он превращается в мрачного, будто бледная поганка, брюзжащего мизантропа.

***

Любуется, скажем, человек по утру своим зеркальным изображением, и сперва сожалеет о серьезном ночном недотрахе.

Но потом начинает, думать о том, сколько сигарет выкурил накануне, и что можно было бы даже и с занятиями любовью поберечь себя немного. Даже, наверное, и к лучшему – что любимая умотала.

И вообще, начинает думать о том, что коньяк в себя большими дозами вливать вредно.

И что с этим самым сексом – поосторожнее надо быть.

Потому что третий заход на почти любимую бывает чаще всего лишним.

А уж четвертый - когда она меня седлает, как доброго коня, уже просто перебор.

Это что же за симптом такой?

А главное – симптом чего? Когда человек о разах думать начинает – лишних и не совсем лишних?

***

И вот лезут и лезут в голову горестные мысли о том, что бесполый маразм где-то не за дальними морями и синими горами до поры до времени прячется – но вот же он, за ближайшим темным углом маячит.

Как грабитель в кепке, надвинутой на глаза, осенней промозглой ночью, - накануне первого снегопада, - поджидающий в переулке очередную жертву.

Этакого розовощекого и радостного идиота.

Вроде меня.

- Ну-ка, мил человек, - говорит маразм угрюмо, выдвигаясь плечистым силуэтом из тьмы, - вынимай все из карманов. И веру. И надежду. И любовь вынимай. Да-да, и любовь тоже давай сюда – не нужна она тебе. Совершенно. К чему это тебе – такие глупости? Ни к чему.

Если, конечно, не хочешь кастетом в зубы получить! Выкладывай.

А кастетом-то в зубы – ой, как не хочется. Приходится вынимать.

68.

Интересно, а что по этому поводу врачи-то думают?

Не означает ли это, как говорят немцы, что дело уже швах?

Или, может быть, – еще как-то не совсем швах?

Или это просто - обычное свойства ухудшающегося возраста?

Который, как известно, никогда – на улучшение не идет, только на ухудшение движется.

А может быть – это проявление растущего давления окружающей среды?

Которая в последнее время представляется совершенно безалаберным и навязчивым сном из серии думацких или президентских выборов?

Из которого никак выбраться невозможно.

***

Еще надо поинтересоваться у врачей, существуют ли способы консервативного лечения таких депрессивных состояний.

Как лечить подобное раздвоение личности - когда одна половина меня утверждает, что я бодрствую, а другая шепчет на ухо, что я беспробудно сплю?

Какие-нибудь витамины попринимать, что ли, нужно?

Может быть даже, нужна лечебная гимнастика в повышенном объеме? Эротическо-сексуального содержания.

Такая, силовая – через не могу и через не хочу?

С какими-нибудь суперактивными юными дарованиями, похожими на горяченькие, взмокшие от ласк, тренажеры.

Что-то на это врачи скажут?

Как тут вообще с подобным случаем быть?

***

Правда, я подозреваю, что у врачей на уме все только одни хирургические методы. Радикальные.

Берем пилу… Много не думаем…

Чик – и на помойку!

К бомжам и бездомным крысам.

За полной ненадобностью.

***

Если дело так обстоит, то лучше к врачам в лапы по данному поводу и не попадать.

Они такого наговорят, такого…

Вообще жить не захочется, и без посторонней врачебной помощи сам на помойку побежишь. Своим ходом. Со своим подорванным здоровьем.

Во избежание дальнейших осложнений.

69.

Отставить мрачные шутки в сторону: мне и так вполне понятно, без всяких дипломированных специалистов, к чему тут дело клонится.

Как не крути, все это очень скверные симптомы - если рано по утру собственное изображение в зеркале вызывает изжогу, желание погасить в ванной свет, и отправиться обратно в постель.

И на работу не ходить.

Раньше оно, это изображение, хотя бы не очень пугало.

Нет, не скажу, чтобы сильно радовало, конечно…

Просто без особого восторга, скажем так, и без особого фанатизма воспринималось

Но и не пугало.

А теперь – вон какая история со мной приключилась…

Изжога. Легкий испуг.

Легкое подергивание правого века.

Как будто – подмигиваю кому-то, невидимому.

А я и не подмигиваю никому вовсе.

Даже самому себе.

Давно уже, кстати, не подмигиваю.

***

С голой зеркальной очевидностью видишь, что лучше уже никогда не будет. Только все хуже и хуже, как не хорохорься.

И особенно, это все касается третьего и четвертого заходов на любимую.

Когда она в позе бравой наездницы надо мной извивается. Довольно увесисто, и, как кажется, сладко.

Чтобы поглубже было. Чтобы до горла доставало – как она выражается.

В этом говорит, особый кайф.

Когда до горла достают мои обычные, средние кондиции.

Любит она это сладкое щекотание в своих глубинах. Если не врет, конечно.

Чтобы мне приятное сделать, и лишний раз про женитьбу намекнуть.

И хоть доброго коня и под рогожкой видать, как говаривала моя бабушка, коню уже и не сладко вовсе.

Конь устал, и спать хочет. И разговоры про ЗАГС его психику нежную угнетают.

А она - как амазонка, которая увлечена охотой за кентаврами – все вдаль скачет, да скачет.

***

Смотришь в зеркало на свое изображение в стиле «ню», с поросшими за ночь короткой проволокой щеками, - и понимаешь, что это, в общем-то, даже и к лучшему.

Что почти любимая – вместо ночных занятий любовью, - к своей любезной мамаше умотала.

Со средней скоростью моего автомобиля по ночной Москве.

Несомненно – все к лучшему.

В этом самом странном из миров.

***

Если бы она не умотала, обидевшись на свадебный катафалк, приглашающий всех желающих в последний путь к ЗАГСу, то уж минимум с полночи, с охами и ахами, ее до сладкой истерики ублажать бы пришлось.

И чтобы она всех своих кентавров отловила, и шкуры по стенам развесила. И сама вся в мыле рядом свалилась.

Все к лучшему, что умотала.

А как тут по другому?

Ведь - глубокомысленно замечают рассудительные финны, - любишь кататься, люби и саночки возить.

2007-2012 г. г.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

© Copyright: Марк Хена, 2008

Свидетельство о публикации №208020900140