Трава болотная

Трава болотная

Написано на “WK Kink Fest 2007” на заявку:

«Кроуфорд/Ной, после Глюэна, но Кроуфорд вполне живой,

не стёб, всё серьёзно»

Его внутренний мир населён странными существами. И самое удивительное, что приходят они без зова, не тогда, когда их ждёшь, не тогда, когда думаешь о них… Может быть, тогда, когда они больше всего нужны?

Нет, ну с Фарфарелло всё хотя бы понятно. Но эта?.. Неужели он, Брэд Кроуфорд, получил её «в наследство» от белобрысого Вайсс, чья память покинула его так стремительно, что любой паранорм с мало-мальскими способностями к телепатии мог видеть это ясно?..

«Эта» обосновалась где-то в закоулках подсознания… Растеряв по дороге всю свою богатую, то ли настоящую, то ли выдуманную белобрысым биографию. Сохранив только тот образ, в каком Кроуфорд знал её до её смерти.

Чёрные волосы, лицо, наполовину закрытое тёмно-красными полупрозрачными очками, больше похожими на шлем. Она никогда не снимает эту броню, и Оракул не знает, какого цвета у неё глаза. И вряд ли когда-нибудь узнает.

Его раздражает её чёрно-зелёная помада. Заборы красить таким цветом – он так ей однажды и сказал. И получил в ответ: «Не нравится – оближи».

Её не существует. Но она осязаема. Больше чем наполовину. Она легко ходит по его тёмной комнате, и шаги её отдаются эхом. Она всегда идёт напролом и просто берёт то, что хочет.

– Нью… – её немецкая кличка «Ной» упорно выговаривается у него на английский лад. – Хотя бы ответь… почему ты со мной?

– Потому что ты похож на Такатори Масафуми.

Это серьёзное оскорбление. Прямо в лицо. Кроуфорд всегда был уверен – возможно, с чьей-то подачи – что это как раз Масафуми являлся его бледной копией…

Жаль, что нельзя убить эту чёртову девицу. Потому что она уже мертва.

Можно попытаться поймать. Прижать спиной к стене – Ной хоть и призрак, но не туман и не дым. Просто лёгкая, невесомая – но вполне упругая и даже почти тёплая.

А помада у неё сверхстойкая. Не стирается и не размазывается, даже если целовать долго, жадно и начисто забыв об осторожности. От Ной пахнет болотными травами – запах терпкий, пряный, почти без гнили. Ощущение перестаёт быть только обонятельным – оно как облако, вбирающее в себя, оно остаётся странным привкусом на губах… Горечь. Потусторонняя горечь.

Ной никогда не сопротивляется кроуфордовскому напору. Только ждёт паузы в секунду, долю секунды – чтобы выскользнуть из рук Оракула и быстро раздеться. Всегда – самой.

Когда она приходит – он никогда не успевает разглядеть, что на ней надето. Наверное, что-то спортивно-полувоенное. На себе она всегда оставляет своё забрало – и шёлковый шарфик на шее. Видимо, не хочет, чтобы Кроуфорд видел шрамы от лески Кудо.

В остальном тело её безупречно. Она не дразнит любовника долгим обнажением. Всё как на войне. Два движения – и она уже рядом. Стоит, уперев одну руку в бедро, а другой поправляя волосы, смеётся:

– Только без рук! Всё потом.

Почему-то его это устраивает. Она и он не нуждаются во всяких сопливых нежностях. Он и она готовы к новой схватке.

– Раздевайся, Кроуфорд.

– Только без рук!

…Она ничего не весит. Но когда толкает его в грудь – он не протестует и опрокидывается на спину.

Ной седлает его уверенно… и какое-то время всё продолжается по-прежнему «без рук».

Она прогибается назад, показывая себя во всей красе… да только скоро ей самой становится неудобно. И она наклоняется вперёд, почти ложится на Брэда, стараясь потереться об него посильнее…

Он тянется к её губам… она смеётся и отворачивается, подставляя замотанную шею. Выпрямляется, хотя ей явно этого не хочется… и тогда его руки не останавливают её, не притягивают… просто ложатся на грудь, трогают за соски… для себя или для неё – он и сам не знает..

Она не протестует – принимает как должное… Небрежно гладит его по груди… А он проводит руками вдоль её тела… находит сокровенную точку, даёт Ной потереться об его пальцы…

Она глухо стонет… и, может быть, он даже опережает её – в несколько движений ей навстречу всё заканчивается… и он-то сдерживает себя и свои стоны… И она тоже не позволяет себе упасть на него, прижаться, поблагодарить поцелуем. Её выдаёт только сладкая судорога по всему телу и то, как она замирает на миг, будто блуждая всем своим существом где-то безумно далеко…

Да больше оттуда, пожалуй, и не возвращается. После того, как их тела перестают быть единым целым, она не задерживается ни на секунду. Одевается и исчезает, не обещая ничего. Ни своего возвращения, ни того, что этот сценарий хоть когда-нибудь изменится.

Остаётся только травная горечь… и последняя чёрно-зелёная отметина на плече.

Когда надо – эта чёртова помада всё-таки мажется.

Октябрь 2007