Максим

В детстве я была очень стеснительной. Однажды, когда мне было 11 лет, в нашем доме был капитальный ремонт, и нам с мамой пришлось несколько раз сходить в общую женскую баню.

В бане был полумрак и никто, естественно, не обращал на меня никакого внимания. Но я, сняв трусики, все время испытывала острое чувство стыда и все время старалась стоять лицом к маме и спиной к другим женщинам. Я даже специально горбилась и наклонялась, чтобы никто из посторонних не мог видеть переднюю часть моего тела.

Я сравнивала себя с мамой и другими женщинами и видела, что у них самое уязвимое место спрятано между ногами и закрыто волосами. Кроме того, на фоне их упитанных тел я вообще выглядела какой-то замухрышкой, очень маленькой и тощенькой. Из-за этого я чувствовала себя еще более беззащитной и еще больше стеснялась.

Для того, чтобы побороть мою стыдливость, мама решила отвезти меня на нудистский пляж в Серебряном Бору. Сама она и раньше ездила туда вместе со своим новым другом, но меня первый раз взяла, когда мне было 12 лет. Я очень не хотела, плакала, но мама сказала, что, если я не пойду на пляж, то она отправит меня в детский лагерь на целую смену. Отплакавшись, я рассудила, что лучше сходить один раз на нудистский пляж, чем терять целый месяц в лагере, тем более, что там все равно пришлось бы ходить в общую лагерную баню. Так что, в конце концов, я согласилась.

И вот, в конце мая мы поехали на пляж. День был солнечный и жаркий. На мне были моя любимая голубая футболка, синие, просторные шорты, белые носки и белые кроссовки. От автостоянки до пляжа мы шли пешком вместе с широким людским потоком. Потом от этого потока отделился другой поток, поменьше, направлявшийся на нудистский пляж.

Когда мы пришли, мама разложила резиновый матрас, надула его, быстро разделась догола и пошла здороваться со своими знакомыми. А я сняла кроссовки с носками и села на матрас, делая вид, что достаю из сумки какие-то вещи. На самом деле я просто тянула время, не зная, что делать дальше.

Через несколько минут мама подбежала ко мне с веселой улыбкой на лице, схватила волейбольный мяч и собралась было бежать обратно, но увидела, что я еще в одежде. «Ну-ка, сейчас же раздевайся! Чтоб через пять минут была раздета! » - громко сказала она и убежала к друзьям.

Я робко огляделась вокруг. Все на пляже были раздеты: молодые и пожилые, женщины и мужчины, девочки и мальчики. Я, конечно, знала, чем мальчики отличаются от девочек. Но это был первый раз в жизни, когда я увидела голых мальчиков живьем.

Больше всего на пляже было голых взрослых мужчин, самых разных возрастов. Они лежали на полотенцах, пили пиво, курили, играли в карты, в «летающую тарелку» и в волейбол. Меня поразили их заросшие густым волосом темные колбаски, которые показались мне очень некрасивыми и даже угрожающими. При игре в волейбол эти колбаски высоко взлетали вверх и под ними открывались еще более темные сморщенные шарики.

Я знала свою маму и испугалась, что она начнет меня ругать при всех. Тогда все обернутся, и мне придется раздеваться при всеобщем внимании. «Лучше до этого не доводить» - решила я и, сидя на надувном матрасе, стянула с себя футболку.

Кожа у меня слегка смуглая и загар к ней пристает быстро. Я много времени проводила на улице, поэтому руки у меня к концу мая были уже загорелые. Но без футболки я в этом году еще не загорала, и сейчас, на ярком солнце, меня поразил контраст между темными руками и почти белым телом. На груди ярко выделялись маленькие, розовые сосочки, которые уже начали твердеть – не то от дуновений ветра, не то от охватившего меня чувства неловкости. Под сосочками были видны небольшие припухлости, а по бокам сквозь кожу проглядывали ребра. От вида самой себя голой мне сразу же стало очень стыдно.

Но самое главное еще не было сделано: надо было снять шорты и трусики. В течение предыдущих семи лет, с детского сада, я ни разу не оказывалась перед мальчиками даже в трусиках. Поэтому сейчас я колебалась. То ли мне снять одни шорты и остаться в трусиках, чтобы отсрочить хоть на полминуты тот страшный момент. Или уж снять все сразу.

Я снова огляделась кругом. Вроде бы никто на меня не смотрел. И я решилась: «Была – не была! » Сидя на матрасе и закрыв глаза, как будто прыгая в глубокую и холодную воду, я одним рывком сорвала с себя шорты вместе с трусиками, бросила их, не глядя, на песок, тут же подтянула коленки к груди, обхватила их руками и в такой скрюченной позе замерла. Все это заняло не больше секунды.

В моей голове как будто стучал молоток. Это отдавалось бешеное биение моего сердца. Я опять огляделась. Многие соседи уже ушли купаться, и пространство вокруг меня почти опустело. Это успокоило меня, и я осторожно, чтобы никто ничего не увидел, быстро распрямила ноги и плюхнулась на живот. Нагревшаяся на солнце резина матраса обожгла меня, но это, как ни странно, уменьшило страх и придало мне некоторую уверенность в себе.

Не знаю почему, но показывать посторонним свои ягодицы я не боялась. Однако осознание того, что мне придется на этом солнечном пляже открыть перед всеми свою грудь и живот, по-прежнему пугала меня. Чтобы успокоиться, я дышала часто и глубоко.

Так прошло минут десять. Мое дыхание стало спокойней, голова упала на руки и я почти задремала. Как вдруг я почувствовала, что солнце надо мной закрыла какая-то тень. Это была мама. Рядом с ней стоял мальчик примерно моего возраста. Я не могла видеть его лица на фоне яркого неба. Но мне бросилось в глаза то, что было ближе всего: его крепкие, загорелые коленки с зажившими ссадинами и налипшим песком, а повыше – торчащая вперед короткая колбаска, переходившая на конце в тонкую трубочку. Мальчик переминался с ноги на ногу, и колбаска с трубочкой чуть подрагивали.

«Познакомьтесь» - сказала мама. «Это -Максим, а это – Вика. » «А я тебя видел» - сказал Максим и сел на песок рядом со мной. «Где? » - спросила мама. «Мы вместе ездили на экскурсию в прошлом году» - ответил Максим.

И тут я его узнала. Это был тот самый мальчик, с которым я познакомилась прошлой осенью на совместной экскурсии нескольких школ в музей-усадьбу Кусково. Я обратила на него внимание, еще когда мы шли из музея через парк. Он, как и многие другие ребята, подтягивался на турнике, стоявшем возле дороги. Мне сразу понравились его широкая, добрая улыбка, веселый голос, быстрые и ловкие движения.

Когда я, бегая с другими девочками по парку, поскользнулась и чуть не упала в грязь, он оказался рядом и подхватил меня. От его крепкого прикосновения у меня даже мурашки побежали по спине. Наши глаза встретились, я поблагодарила его, и он побежал дальше, продолжая играть с другими мальчишками. Потом я еще пару раз видела его на других экскурсиях, но мы больше не разговаривали. И вот теперь он сидит передо мной совсем голый. И я лежу перед ним совсем голая.

Мама ушла по своим делам, а Максим остался рядом со мной. «Я тебя раньше здесь не видел» - сказал Максим. «А я сюда не ходила» - тихо ответила я. После короткого молчания Максим приподнялся, встал на правое колено и обернулся в сторону реки, откуда доносились веселые крики. Видно было, что ему не хочется сидеть на месте.

Я лежала слева от него. И теперь его колбаска оказалась прямо перед моими глазами, так что я смогла внимательнее рассмотреть ее. В отличие от тех, что я видела у мужчин, колбаска у Максима была такого же цвета, как и все остальное тело, то есть светлая и покрытая ровным загаром. На ее поверхности кое-где четко выделялись тонкие, темно-синие прожилки. Меня удивило, что колбаска у Максима не висела безвольно, как у большинства других, а упрямо торчала вперед, отчего на соединении с животом образовалась небольшая кожаная складка.

Тело вокруг колбаски, на животе и на внутренней стороне ног, было чистым и гладким, и только чуть выше кожаной складки виднелась редкая поросль коротких и курчавых темных волосков. Среди этих волосков я ясно видела маленькую, темную родинку. Упругая, торчащая колбаска ровным изгибом переходила в небольшое утолщение, а потом в узкую и короткую трубочку из кожи, которая была явно мягче и немного свисала вниз. На конце трубочки не виднелась, а скорее угадывалась маленькая дырочка, а рядом с дырочкой прилепились несколько песчинок. Все это вместе очень напоминало изящный носик английского фарфорового чайничка, который стоял у нас на кухне.

Позади колбаски висел тугой мешочек, более темного цвета и весь покрытый морщинистой кожей. Вдоль мешочка проходила как бы тонкая бечевка, которая делила его пополам. Морщинки разбегались от этой бечевки в разные стороны и пропадали в ложбинке между мешочком и ногами. А еще дальше, за мешочком, виднелось углубление с маленькой темной ямкой посредине.

Все, что я видела, казалось мне таким красивым, что я не могла оторвать глаз. У меня вдруг даже возникло желание протянуть руку и потрогать. Но я, конечно, не посмела. «Как же так? » - думала я – «у мужчин все это такое неинтересное. А на Максима я готова смотреть хоть целую вечность. Пусть бы он стоял вот так, на одном колене, а я лежала бы перед ним и смотрела, смотрела... »

«Пошли купаться! » - сказал, наконец, Максим, и я вздрогнула от неожиданности. «Попозже» - сказала я, холодея при одной мысли о том, что мне придется встать перед ним в полный рост. «Когда попозже? Скоро уже домой ехать» - почти крикнул Максим, засмеялся и протянул ко мне правую руку.

Я сжалась на матрасе. Но он решительно взял меня за левый локоть и потянул вверх. И снова, как и прошлой зимой, я почувствовала мурашки по спине от его прикосновения. Я думаю, что, если бы он заглянул мне в глаза, то увидел бы всю глубину моего отчаяния и не стал бы меня так мучить. Но он смотрел не на меня, а в сторону реки, как будто пытаясь разглядеть причину доносившегося оттуда веселья.

Я не шевельнулась. Тогда он встал на ноги, нагнулся, взял меня правой рукой под мышку, а левой рукой – за мое правое запястье и потянул сильнее. Я была худышкой, и веса во мне было немного. Кроме того, мне было так страшно, что я не могла даже сопротивляться и не могла ничего сказать, а только до боли сжимала губы. Буквально через секунду ему удалось оторвать меня от матраса, я встала на колени, а потом поднялась во весь рост.

По-прежнему придерживая меня правой рукой, Максим нагнулся, схватил левой рукой «летающую тарелку» и потащил меня к воде. Как я добежала, не помню. Запомнилось только, что ноги у меня заплетались, и вокруг мелькали какие-то тени. Я была как во сне.

Но, оказавшись с головой в холодной воде, я очнулась. И вдруг, совершенно неожиданно, во мне поднялась какая-то непонятная, бешеная радость. Я была в восторге оттого, что смогла подняться и добежать, что вода закрывает меня, что Максим – рядом, и что мы сейчас будем играть в тарелку.

Я встала так, чтобы вода доходила мне до подмышек. А Максим встал почти на берегу, так что я хорошо видела его всего, освещенного горячими лучами послеполуденного солнца. Роста он был такого же, как и я, загорелый, с развернутыми плечами, по-мальчишески голенастый и жилистый, длиннорукий и длинноногий, с втянутым животом, торчащими ключицами и лопатками, красивыми тонкими губами, веселыми карими глазами и растрепанными мокрыми волосами.

Тарелку он бросал сильно, стараясь направить ее так, чтобы меня обдало водой. Я отвечала тем же. У него была прекрасная реакция, гибкое тело, пластичность в движениях и удивительное умение угадывать направление полета. Хотя сделать это было не так просто: ведь он стоял против солнца.

Если тарелка летела прямо на него, он отпрыгивал, поднимая фонтаны сверкающих брызг, или наклонялся, выгибая спину, и протягивал то правую, то левую руку точно в нужное место. Если тарелка пролетала поодаль, он бросался к ней, стараясь достать рукой или ногой, совершал пируэты, перевороты и другие почти танцевальные фигуры. Если же тарелка летела медленно и низко, он поворачивался к ней спиной, расставлял пошире ноги, пропускал тарелку между ногами, и старался поймать ее уже на вылете.

Мне очень нравилось, как он играет. И я тоже старалась изо всех сил: прыгала, уворачивалась, ныряла и выскакивала из воды, смеясь и отплевываясь. И вот странно, в какой-то момент я вдруг поняла, что я его больше не стесняюсь.

Когда пришла мама и позвала нас обедать, я вышла из воды, как будто делала это тысячу раз, отряхнула волосы и, никого не боясь, побежала к нашему матрасу. А Максим, с тарелкой в руках, побежал за мной.

Но здесь, оказавшись на пляже, мы сразу же забыли про обед. Ноги утопали в горячем песке, теплый ветер пробегал по мокрой коже, мы перепрыгивали через отдыхающих, сталкивались с волейболистами, ныряли сквозь кусты, спотыкались о чьи-то матрасы и сумки.

Я бежала, не разбирая дороги, и вдруг оказалась на маленькой полянке среди кустов, откуда не было сквозного выхода. Я остановилась. Максим подбежал ко мне сзади и, смеясь, дотронулся рукой до моего плеча. От этого прикосновения во мне как будто что-то сжалось. Откуда-то из глубины живота пришел легкий озноб, сразу же немного закружилась голова, и зазвенело в ушах. До меня донеслись слова Максима: «Ну, вот и догнал! » Я услышала, как он, стараясь отдышаться, с силой выдохнул воздух. И ощутила с тенью разочарования, как он отнял свою руку от моего плеча.

Я повернулась к нему лицом, и он с улыбкой молча взял меня за руку, чтобы вывести из кустарника. Вдруг мы встретились глазами и замерли, глядя друг на друга. Я смотрела серьезно, а он – продолжая улыбаться. Потом улыбка сошла с его лица, и его завораживающие карие глаза стали смотреть на меня так же серьезно. Я увидела по его горлу и щекам, что он сглотнул. Так прошли несколько секунд, которые показались мне часами. Я снова чувствовала, как бьется мое сердце. Но на этот раз оно билось не от страха. Мы оба молчали. Потом Максим отвел глаза, медленно и, казалось, неохотно отпустил мою руку. И мы пошли обедать.

Вечером, возвращаясь домой, я мечтала только об одном: как можно скорее снова встретиться с Максимом. В этот день я поняла, что такое счастье.