Метка Темного Двора

Автор: Джерри Старк.

Герои: Сантьяга/Кортес

Фэндом: В. Панов «Тайный Город»

Рейтинг: NC-13

Disclaimer: все права и герои принадлежат уважаемому В. Панову.

Дополнение: ООС и несколько альтернативный вариант того, что рассказано у Мэтра касательно знакомства Сантьяги и Кортеса. Перебор мелодрамматичности. Наверняка отыщется россыпь технических, географических, медицинских и социологических ляпов.

Прага.

Ноябрь, подступающие сумерки поздней осени, смутно подсвеченный силуэт готических башен Града - там, за рекой, на скалистом холме. Бьющий в окна отеля «Прашна брана» холодный дождь - начавшийся с утра и все никак не кончающийся. По вымощенным мелким булыжником узким средневековым улочкам текут ручьи и потоки разноцветных зонтиков. Хороша погода или нет, туристические стада послушно влекутся вслед за гидами по Златой Праге, восхищаясь живописными видами в специально отведенных для этого местах.

Номер на третьем этаже отеля, средненькой трезвездочной гостиницы. Безликая комната, казенно-комфортная, с полосатыми чехлами на креслах и цветастым покрывалом на постели. Старомодный телефон на слегка обшарпанной тумбочке - голубоватый пластик, диск с десятью циферками, витой шнур, телефонная книга чешской столицы, прикованная на медную цепочку.

Телефон молчит. Молчит уже четвертый час.

Четвертый час сидящий напротив него человек ждет, окаменев в почти абсолютной неподвижности. Время от времени он опускает руку, берет стоящую на полу бутылку сливянки и делает из горлышка крохотный глоток. Бутылка пуста почти на четверть.

Человек смотрит на телефон. Во взгляде смешались тщательно скрываемое отчаяние и прячущаяся в самом темном уголке надежда. Человек способен долго и терпеливо ждать, но не знает, имеет ли его ожидание смысл. Звонок должен был прозвучать строго в условленное время, однако телефон остался безмолвен. Промолчал он и спустя два часа, во время очередного сеанса связи. Следующая попытка связи должна произойти сейчас, в восемь вечера, отмеченных приглушенно-мелодичным звоном часов Старой Ратуши. Если телефон не зазвонит и в этот раз, игру можно считать проигранной. Издыхающая Империя все ж таки оказалась сильнее. Ему не позволят спрыгнуть с несущегося экспресса - до тех пор, пока поезд не прибудет на конечную остановку, в ад. Тайны, что хранятся в его голове, должны умереть вместе с ним.

«Звони. Звони, будь ты проклят».

Пять минут восьмого. Тишина.

Человеку, терпеливо ожидающему звонка, немногим больше тридцати. Грубоватое, не слишком запоминающееся при мимолетных знакомствах лицо, каштановые волосы, темно-карие глаза. Спортивное телосложение, широкие плечи, непритязательная одежда темных тонов. В книге постояльцев, лежащей на стойке портье, он записан как Ежи Вацлис из Брно, инженер, прибывший для участия в проходящей сейчас конференции относительно возведения в нижнем течении Влтавы комплекса очистных сооружений. Имя фальшивое, равно как и лежащие в кармане пиджака документы. Его настоящее имя вычеркнуто отовсюду и забыто. Он сам порой не может вспомнить, каким оно было, это имя, данное родителями. Его постоянная и самая любимая кличка - Чума, Плауг, Черная Смерть. Он шпион и убийца, рожденный в холоде, верно служивший теряющей клыки Империи, старавшийся не задумываться, плоха она или хороша. Империя взрастила его, научила всему, что он знал и умел, продвигала вверх по служебной лестнице и награждала жестяными медалями. Пока он не стал слишком хорош и умен для нее. Пока не понял, что настоящей, чистой и опасной Большой Игре наступает конец. Она превращается в грызню бульдогов под ковром - схватку издыхающих сановных старцев за привилегии.

«У настоящих шпионов нет родины. У них есть лишь кругленький счет в банке и заказчики».

Десять минут восьмого. Он еще успевает вызвать такси и доехать до аэропорта, где вновь окажется на распутье. У него есть два билета - пересадочный через Варшаву на Ленинград, и пересадочный через Париж на Лондон. Во время посадки пан Вацлис бесследно исчезнет, на борт самолета взойдет очередная маска, снабженная нужным паспортом и билетом в нарядном конверте.

Что выбрать? Чем рискнуть? Что для него дороже - родина или собственная жизнь? Если он вернется в Москву, он больше оттуда не выберется. Возможно, через несколько часов после прилета он исчезнет. Навсегда.

Где-то сидят и напряженно размышляют люди, просчитывающие его шаги. Люди, тренировавшие и натаскивавшие его. Люди, не испытывающие к нему вражды или ненависти, но решившие, что он начал проявлять слишком много самостоятельности. Следовательно - опасен. Следовательно - должен быть удален с шахматной доски во избежание досадных неприятностей.

Четверть восьмого. Светло-голубой телефон издал еле слышное позвякивание, словно решая, не ошибся ли он номером, и разразился громкой призывной трелью. Человек по прозвищу Чума дал ему прозвониться три раза - дурацкая, но порой действенная примета - и поднял трубку.

- Сорок девятый номер, пан Вацлис? - бесстрастно-любезная телефонистка с гостиничного коммутатора. Одна из тех блондинок с полугодовым перманентом, что сидят за толстым стеклом в холле, отвечая на бесконечные вызовы, вечером пьют горячий шоколад с булочками в кофейне «Золотой лебедь» и не по своей воле записывают разговоры постояльцев. - Городской вызов.

- Слушаю, - отозвался он. Никакого приглушенного хрипа, никаких тревожных модуляций в голосе. Речь честного человека, малого винтика в государственной машине.

- Переключаю, - щелчок, штекер вонзается в окованное бронзой гнездо. Гнетущий, обманчиво-таинственный шелест разрядов в молчащем эфире, возникающий из небытия мужской голос - с легким придыханием и едва угадываемым славянским акцентом:

- Пан Вацлис из Кутной? Предприятие «Данежеса»?

- Из Брно, - исправил оговорку неведомого собеседника Чума.

- Ваш доклад назначен на завтра, пресс-центр «Хорномехалупска», двадцать вторая аудитория, начало в три часа дня. Вас устраивает место и время?

- Благодарю, меня все устр…

Звяканье положенной на рычаги трубки. Ловушка или контакт? Они опоздали со звонком, однако все же назначили встречу. Район Мехалупска, через два часа, в третьей условленной точке. Они хотят видеть материалы, которыми он намерен купить себе новое имя и новую страну. Пароль назван правильно - пароль, известный всего двум или трем доверенным людям. И все же, все же… Четыре часа разницы. За четыре часа могло произойти все, что угодно.

Чума взял с пола бутылку и сделал еще один глоток, последний. Поднялся с жалобно скрипнувшего стула и принялся собираться - быстро, методично, уничтожая следы своего пребывания в номере «Прашна браны», стирая отпечатки пальцев на телефонной трубке и гладких поверхностях. У него выработали привычку как можно меньше дотрагиваться до окружающих предметов, и все же перестраховка никому не мешала.

* * *

Руководствуясь теми же соображениями, из гостиницы он выскользнул по пожарной лестнице. Дождь усилился, колотил по спине и плечам, стекал с наброшенного на голову капюшона темной прорезиненной куртки. В наступающей темноте мерцали огоньки еще не закрывшихся кафе. Прохожих было мало, все торопились по своим делам и домам. В мокрой темноте мимо проплыли стены собора святой Агнешки, темные, бугристые, изглоданные временем, покрытые слоем многовековой копоти. Расплавленной смолой между домами блеснула Влтава.

Ежась под нахальными дождевыми струями, Чума спустился в безлюдный переход метро. За его малолитражной «татрой», скучающей на общественной парковке в двух кварталах отсюда, вполне могут приглядывать. А метро - это просто метро, три линии, наискось пересекающие Прагу, пустые синие вагончики, гулкие дремлющие станции. Московское метро не спит до последней минуты перед закрытием, здесь уже к девяти вечера становится пусто, сонно и тихо.

Он стоял напротив двери, машинально следя за тем, как по его смутному отражению в темном дверном стекле змеятся толстые пыльные кабели, мелькают огоньки в туннелях и станции. Несколько раз в последний миг выскакивал из вагона, пропускал поезд и садился на следующий. Пневматика с шипением распахивала перед ним двери, записанный на пленку женский голос вкрадчиво оповестил: «Станция Мехалупска». Чума вышел, застучал каблуками вверх по широкой лестнице, вынырнул в тускло освещенном стеклянном пузыре надземной станции.

Лет десять назад на здешних холмах доживала свой век одна из многочисленных пригородных деревушек - не село, не город, нечто среднее между ними. Деревушку снесли, освободившееся место застроили однотипными пятиэтажными домиками, облицованными серой, алой и синей плиткой. В темноте и под уныло шелестящим дождем строй домиков вдоль шоссе, с редкими огоньками в зашторенных окнах наводил тоску. Особенно если задуматься над тем, что ни в одной стороне, ни в одном городе не сыщется дома, в котором бы ожидали тебя. Ожидали и беспокоились, выставляя светильник на окно…

«Чушь какая. Соберись. Домик ему понадобился. С розовыми занавесочками. Тьфу на тебя».

Под таинственным кодовым наименованием «Точка три» скрывался огромный недостроенный торговый комплекс. Сюрреалистической угловатой скульптурой уходили вверх, в дождливую темноту, решетчатые переплетения крана, повсюду громоздились ящики, контейнеры, доски и железные конструкции. Чума тенью скользил между ними, изредка подсвечивая себе под ноги фонариком с узким лучом, и тогда становились видны пузырящиеся черные лужицы. Он промок уже настолько, что не имело смысла прятаться от дождя - а можно было плыть по нему, как по вставшей вертикально реке.

Прохудившийся навес из остатков рубероида, болтающаяся на плохо изолированном проводе лампочка в жестяном колпаке. Чума трижды обогнул освещенное пятно, изучая местности и пути отхода, убеждаясь в отсутствии засады и том, что он пришел первым. Выбрал подходящее укрытие среди громоздких ящиков с оборудованием и замер, превратившись в еще одну серую тень среди мокрых, мечущихся теней. Лампочка раскачивалась и заунывно поскрипывала. По спине пробегал озноб - от намокшей и прилипшей ткани, от напряжения готовых к внезапному рывку мускулов, от удручающей, беспросветной тягости последних дней и лет.

«Пятнадцать минут. И - ухожу. Лондон, да, это будет наилучшим решением. Меня вычислят и выследят, в этом нет никакого сомнения, но к тому времени я или обзаведусь защитой, или исчезну. Пусть ловят собственный хвост. Впрочем, если я все правильно понимаю, в скором времени им всем станет не до меня. Совсем не до меня. У них появятся иные, куда более важные проблемы…»

Лампочка брызнула стеклянным крошевом, разлетевшись веером осколков. Чума рефлекторно присел, становясь как можно меньше, озираясь, пытаясь вычислить направление выстрела. Он не засек ни вспышки, ни движения. Если стрелявший рассчитывал спугнуть его - не на того напал. Он замрет, оцепенеет, перестанет моргать и дышать, пока не засечет противника. Кто прячется там, в темноте? Союзники - исключено? Враги. Стало быть, звонок в отель был приманкой. Они раскололи связного, и точно знали, куда идти и где его ждать.

Существует ли вакцина против Черной Смерти?..

Итоги подбиты, выбор сделан. Дело за малым - уйти с этой стройки живым.

* * *

Он не шел - тек, слившись с хлещущим холодным дождем и ветром. Держа правую руку в кармане куртки и ощущая согревшийся от человеческого тепла пластик ребристой рукоятки. Три запасные обоймы, значит, если дойдет до перестрелки, еще покувыркаемся…

Второй выстрел взбил фонтанчик грязи под ногами, третий - выбил пригоршню щепок парой дюймов выше головы Чумы.

Они его видели. Возможно, у них была эта новомодная штука, инфракрасный прицел, позволяющий видеть в темноте. Ему ясно давали понять - остановись, сдайся сам, ты проиграл.

Как бы не так. Кувырок, прыжок, добыча хаотически меняет направление. Сколько их? Успеет ли он к закрытию метро или придется срочно добывать машину? А потом - куда потом?.. Официальные выходы из страны наверняка взяты под контроль. Ему, конечно, известно несколько способов нелегально пересечь границу, но до этой границы еще нужно суметь добраться в целости и сохранности… Ох, Чума, кажется, против тебя пустили в ход радикальное противоядие, известное как смертельное отравление свинцом…

Ему повезло - он заметил противника первым. Тот стоял в проходе между ящиками, спиной к Чуме, держа наготове короткий обрез карабина. Быстрое, сотни раз отработанное движение, удар ребром ладони за ухо, подхватить обмякшее тело и оттащить в глубину темного проема. Включив фонарик, Чума торопливо попытался найти в одежде оглушенного какие-нибудь документы, но не преуспел. Выученики Империи не хуже него знали толк в конспирации и предусмотрительности.

Перебежка. Прыжок через наваленные трубы. Короткое, раскатисто-пугающее «дзеннь» пули, ударившейся о металл. Показалось или нет, якобы на вершине штабеля ящиков промелькнула скрюченная, стремительно двигавшаяся фигура, лихо сиганувшая в высоты добрых пяти метров вниз? Вглядывавшийся в темноту Чума на миг сбавил темп движения, и немедля поплатился - в левом плече взорвалась маленькая осколочная граната. Он метнулся под защиту недостроенного павильона, сжимая зубы, запрещая себе отвлекаться на намокающий горячим рукав и режущую боль, видя впереди бетонные плиты, огораживающие стройку. Слыша частые, плюхающие шаги слева и справа - загонщики, подстрелив дичь, прекратили игру в прятки и открыто преследовали его. Он выстрелил в высунувшуюся из-за угла тень, кажется, промахнулся, побежал дальше, спотыкаясь и видя мир сквозь мельтешение радужных звездочек. Левая рука онемела, болтаясь нелепой культей. Еще немного - и его с нетерпением ожидают сперва потеря координации, а затем и позорное бегство сознания. Ему не перебраться через стену. Полтора метра бетона станут для него оградой до небес, навсегда отрезавшей его от недосягаемой свободы.

- Вон он! - уже не скрываясь, прокричал кто-то. Чума, пошатываясь и выписывая дикие зигзаги, бежал к проходной, деревянным воротам с прорезанной в них калиткой. Наплевать на замок - его можно сбить выстрелом. Если он только будет в состоянии удержать оружие.

Чума не услышал, но ощутил зло свистнувшие рядом пули. Высадил замок, почти вывалился на пустынную улицу. В свете фонарей матово сверкал мокрый черный асфальт. Беглец нелепыми прыжками несся вниз по улице, зная, что, если он сейчас не поскользнется, то через две-три минуты вырубится от потери крови. Чего бы он не отдал за укрытие, возможность хотя бы наскоро перетянуть рану, за…

Машина выплыла из-за угла, вздымая вокруг себя фонтаны брызг. Обычная подержанная «вольво» темно-серого цвета, в потеках грязи на крыльях. Чуть притормозила, скользя по мокрой дороге. Задняя дверца распахнулась настежь, чей-то отчетливый и громкий голос крикнул на чистейшем русском:

- Прыгай!

В иное время Чума шарахнулся бы от подобного призыва, как черт от ладана, без труда раскусив незамысловатую ловушку. Но сейчас, уже почти ничего не соображая, он головой вперед кувырнулся в неосвещенное нутро «вольво» и сдавленно взвыл, придавив раненую руку. Дверь захлопнулась, водитель яростно закрутил руль, бормоча под нос проклятия. В багажник глухо тюкнула пуля, следующая проделала аккуратную звездчатую дырку в заднем стекле. «Вольво» неслась сквозь темноту, преследователи, явившиеся на стройку при колесах, нажимали, Чума без последних сил пытался заставить себя сохранить ясность разума, и сообразить, чем ему грозит внезапно явившееся спасение. Потом до него долетел рокот тяжелых мотоциклов, несколько раз тяжело рявкнул полуавтомат, взвыли схваченные намертво тормоза.

Последним отчетливым впечатлением Чумы было ощущение глухого удара и отразившиеся в растрескавшемся заднем стекле багряные вспышки. Он не потерял сознания - просто мир куда-то уплыл, отгородился стеной толстого полупрозрачного стекла, за которым неясно различались передвигающиеся и разговаривающие фигуры. Фигуры без лиц и имен, двигавшиеся медленно, как во сне.

* * *

Очнулся Чума внезапно, без всяких постепенных переходов. Просто мир вздрогнул, к болевшему плечу приложили кусочек раскаленного льда, нервы и разум взвыли - и его, как пузырек воздуха, вытолкнуло на поверхность реальности. Он представления не имел, где и в чьем обществе находится, а потому предпочел сохранять неподвижность и оглядеться из-под полуопущенных век.

Гостиница высокого класса либо чья-то очень зажиточная квартира. Высокие окна, наглухо задернутые темно-голубыми шелковыми шторами, схваченными золотыми шнурами. Он сам полулежит в глубоком кресле, плечо и рука туго перетянуты эластичными бинтами непривычного светло-синего цвета. Под бинтами нещадно чешется и ноет. Чья-то добрая душа укрыла его пледом в веселенькую зелено-желтую клетку. Голова, как ни странно, не болит, упадка сил не чувствуется - неужели ему успели сделать переливание этой драгоценной жидкости, которой он столь щедро окропил нынешним вечером здешние мостовые?

Далее по часовой стрелке… Камин, и, кажется, вполне функционирующий. Несколько кресел и диваном антикварного вида с гнутыми ножками и позолоченными деталями, стол, неяркая лампа в фарфоровом абажуре, белом с синими рыбками. Человек, расслабленно сидящий за столом, боком к Чуме. Второй, стоящий напротив - низкорослый и горбатый. Видимо, Чума был недостаточно осторожен и шевельнулся: горбун резким, дерганым движением повернул абсолютно лысую голову. Рассеянное освещение придало его коже мертвенно-сероватый оттенок, глубоко посаженные маленькие глаза сверкнули алым. Он приоткрыл узкогубый рот, продемонстрировав острые, матово-влажные клыки.

«Скополамин, - вынес приговор Чума. - Мать вашу, все ж таки попался… Или какая-нито дрянь на основе кокаина, вроде Тарджета-15... Сначала глюки, потом захочется трепать языком без умолку…»

- Благодарю за оказанную помощь, кардинал, - церемонно произнес на хорошем русском сидящий. Звук его голоса заставил клыкастого горбуна немедля развернуться. - Надеюсь, ваш клан и впредь станет проявлять подобную готовность к сотрудничеству…

- Не то вас ждет та же дорожка, что и ваших предков, зацементированных в основание человского храма на Холме, - голос у страховидного типа оказался скрипучим и преисполненным язвительности. - Учены, знаем.

- Кардинал… - чуть укоризненно протянул человек за столом. Он слегка наклонил голову, и Чума разглядел его получше. Блондин скандинавского типа, телосложение худощавое, рост средний, без особых примет… Светло-серый костюм явно пошит на заказ в дорогом ателье, а не приобретен в универмаге «Тесла». - Мы, кажется, никого не принуждали.

- Как говорят челы, нет рабства хуже добровольного, - горбуна явно мучило разлитие черной желчи. - Впрочем, сегодня все остались довольны. Спасибо за увеличенную квоту. Обращайтесь, если что. Я всегда здесь.

- Мой помощник отвезет вас, - блондин приязненно кивнул. Горбун, облаченный в некое подобие поношенного армейского камуфляжа, поверх которого был накинут короткий и нелепый бархатный плащ, прошаркал к двери. Створка открылась, створка закрылась.

Неудержимого стремления к общению на любые темы пока не ощущалось. Мало того, осторожными телодвижениями Чума выяснил, что не связан и совершенно свободен. Поразительно и невероятно, пальцы левой руки шевелились! При удачном раскладе он сможет без труда скрутить повернувшегося к нему спиной блондина. Взять заложником, вытолкнуть в коридор…

- Остроумно, однако совершенно безнадежно, - не оборачиваясь, бросил через плечо серый костюм. - Вам уже лучше? Собственно, я просто намеревался побеседовать с вами… Чума. Оригинальное прозвище, - легкий смешок, небрежный поворот головы и корпуса. - Знаете, нам не удалось отыскать хоть какой-нибудь документ с вашим подлинным именем. Посему придется звать вас Чумой, если вы не возражаете. И, предваряя ваш второй вопрос…. Образно выражаясь, он мигает над вашей головой. Я и мои помощники не работаем на МИ-6, Моссад, СИА, Сюрте Женераль, или ваш Комитет Бурения, от которого вы пытались сбежать… Мы трудимся исключительно во имя собственного блага… Да?

В дверь поскреблись. Створка приоткрылась, боязливо всунулась смугло-носатая физиономия, почтительно сообщившая:

- Комиссар, в подборке все правда, от первого слова до последнего. Отличная выйдет бомба, коли подложить ее в нужное время под нужное кресло…

- Ну так подложите, - безмятежно ответствовал поименованный комиссаром. - Возьмите Догу, ему уже вторые стуки нечем заняться, и развлекитесь.

- Так под это дело можно кой-каких акций сбросить либо прикупить! - оживился носатый, всовываясь в комнату по пояс. Стало видно, что под мышкой он держит драгоценное досье Чумы, все в той же скромненькой коленкоровой папке казенно-серого цвета с оранжевой наклейкой.

- Избавьте меня от подробностей, дражайший Кумар, и приступайте.

Голова шустро юркнула назад, донесся приглушенный толстыми створками бодрый вопль:

- Дога, кончай нож в стенку втыкать! Марш за мной! Комиссар разрешил!

- Комиссар? - вопросительно повторил Чума, садясь и машинально складывая плед.

- Согласен, титул звучит несколько архаично и нелепо, - согласился беловолосый. - Но к нему настолько привыкли, что он стал неотъемлемой частью моего имени.

Он оперся локтями о широкий подлокотник кресла, переплел пальцы, водрузил на них подбородок и в упор взглянул на Чуму. Взгляд был изучающий и слегка насмешливый. Взгляд человека, до кончиком ногтей уверенного в себе, своих загадочных «помощниках» и своей безопасности. В том, что при желании он может одним щелчком пальцев распылить незадачливого шпиона на атомы, ссыпать пыль в конвертик, а конвертик выслать на Лубянку. Причем за счет получателя. Чума никак не мог определить, какого цвета глаза у его собеседника - они неуловимо меняли оттенок, от светло-серого до синего. Еле заметный металлический акцент . Манеры, исполненные легкого налета позерства, игры на публику.

Чума сразу и безоговорочно поверил в том, что этот непонятный тип действительно не работает ни на одно из правительств. Кто же тогда перед ним? Чокнутый миллионер, создавший собственную маленькую разведку и намеренный завтра-послезавтра уничтожить мир и желательно весь? Такие существуют только в киношных поделках да воспаленном воображении старцев Комитета…

Однако он без зазрения совести прикарманил папку с материалами, собранными Чумой! И собирается пустить их в дело!

Ситуация требовала срочного разъяснения. Однако Чума разумно помалкивал, предпочитая держать свои тысячи вопросов за зубами. Его статус по-прежнему далек от определенности, и неизвестно, что с ним станется через полчаса.

* * *

- Вы намеревались бежать в Лондон, верно? - осведомился блондин, именовавший себя «комиссаром». - Разве вы не скучаете о родном Городе?

Как-то необычно он выговаривал это простое слово, «город» - в нем отчетливо слышалась большая буква. Единственный город, не похожий на иные города мира, неповторимый, влекущий к себе. Чума старался пореже вспоминать Москву, старинные запутанные переулки, свечки расцветающих каштанов, гулкие светло-синие вечера… Сентиментальная чушь, хранящаяся в отдаленном уголке памяти, и редко извлекаемая оттуда.

- Похоже, вам многое обо мне известно, - осторожно проговорил разведчик, заподозривший, что вскоре ему придется прибавлять к названию своего рискованного ремесла слово «бывший», - значит, вы должны понимать, что после совершенного мной дорога обратно закрыта. Может, лет через десять…

- Никто из принимавших участие в загонной охоте на стройке, больше не сможет никому ничего рассказать, - невзначай заметил собеседник. - С их стороны вам ничего не угрожает. При необходимости мы могли бы просто имитировать вашу кончину, снабдить вас пакетом документов и вернуть в Город. Кстати, вы заблуждаетесь, предполагая такой долгий срок ожидания. Мой аналитик с восьмидесятипроцентной вероятностью предполагает, что человской Империи осталось существовать всего… - он переворошил бумаги на столе, - всего пять или шесть месяцев. Если мы пустим в ход ваше досье, срок может сократиться, но перемены будут сопровождаться чередой громких внутриполитических скандалов. Затем начнется установление периода относительной стабильности. Конечно, вы можете найти себе занятие в любой иной стране, но нам кажется…

- «Вам» - это кому? - довольно невежливо перебил Чума. - Что за аналитик такой, с легкостью подсчитывающий перспективы существования Империи? Чего ради я нужен вам в Москве? Кто вы такой, черт вас побери?

«Эмоции должны держаться в кулаке и выпускаться на волю только в строго определенный момент и точно отмеренными дозами». Чума не был испуган, но вполне точно имитировал испуг, замаскированный вспышкой злости. Он пребывал в удивлении и напряжении, он побаивался этого человека, столь внимательно рассматривавшего его через лакированное пространство стола, и хотел знать ответы. Он не надеялся услышать чистую правду и ничего, кроме правды, но ему хватило бы и малой крупицы… Похоже, перед ним сидел будущий работодатель. Подозрительный и загадочный, но есть ли у него возможность выбирать? Не осталось никого из преследовавших его в Мехалупске - такие долги очень тяжко оплатить.

И почему собеседник, чья речь доселе была абсолютно правильной, академически выхолощенной, употребил такое корявое слово - «человская»? В смысле, человеческая? А он сам что, не человек?

«Инопланетяне среди нас, - натянуто хмыкнул Чума. - На самом деле это всего лишь оболочка, а внутри сидит маленький зеленый червяк с глазами на стебельках и нажимает кнопки. Ну на кой ляд зеленым червякам сдался безработный шпион? »

- Официально я и мои спутники приехали сюда в качестве торговых представителей Империи, - Чуме небрежным жестом предъявили дипломатический паспорт в темно-алой обложке, заполненный на какую-то безликую фамилию.

- А неофициально?

- А неофициально, если вам так уж любопытно, на меня свалили внеочередную инспекцию и проверку лояльности клана Ноосферату, чьего кардинала вы недавно имели сомнительное удовольствие видеть, - блондин коротко, мимолетно улыбнулся. - Я решил совместить полезное с любопытным - пронаблюдать за вами. Благо составленный прогноз гласил, что на сей раз вы все-таки вляпаетесь. Признаюсь честно, не часто встретишь чела, способного выкручиваться из столь трудных ситуаций. В прошлом году я из-за вас пари проиграл, можете себе представить? Я - и проигранное пари!

- Не представляю, - стеклянным голосом выговорил Чума, отказывавшийся верить своим глазам. Ибо разговаривавший с ним блондин исчез. Нет, многосуставчатого инопланетного червя с фасеточными глазами на его месте не возникло, и сам собеседник никуда не пропал. Он… он просто изменился. Как в кино, когда один кадр мгновенно сменяется другим, машина обзаводится крыльями самолета, а ночь превращается в день. Реальность сморгнула, за столом вместо заурядного блондинистого типа с удобством расположился высокий - не ниже долговязого Чумы - мужчина с очень светлой кожей и черными волосами, стянутыми на затылке в длинный «конский хвост», хищно-острыми чертами лица и глубоко посаженными темными глазами. Настолько темными, что зрачок сливался с радужкой. Чума затруднился бы точно определить, какая страна мира могла считаться родиной его собеседника. Север Испании, редкий экземпляр старинных кровей, потомок басков? Впрочем, баски - это кельтская линия, они были с рыжиной или хотя бы белокурые…

- Это называется морок, - любезно пояснил бывший блондин. - Иллюзия. На самом деле я выгляжу именно так, каким вы видите меня сейчас. Позвольте представиться - Сантьяга.

- Сантьяго, - машинально поправил Чума. Значит, не Тарджет, что-то другое. Непосредственное воздействие на мозг электронным излучением? Чушь, не бывает, иначе в закрытых институтах Комитета уже давно бы мурыжили украденную схему прибора, пытаясь собрать второй такой же. - Де Компостелла в провинции Леон.

- Именно Сантьяга, - чуть уловимым нажимом голоса черноволосый подчеркнул финальную букву своего имени. - Мое имя, как и титул - тоже дань традициям.

- Чьим? - Чума изо всех сил цеплялся за остатки логики. Вдыхать и выдыхать как можно медленнее, фиксировать взгляд на неподвижных предметах, считать про себя… Искажения перспективы вроде нет, пульс относительно ровный…

- Моего народа. Навам из Великого Дома Навь, он же Темный Двор.

«Навь - вектор непознанного пространства славянского язычества, мир мертвых, проверка на обоснованность человеческого стремления достигнуть божественной сущности Природы… Черт, в какой извилине, где в подкорке застрял обрывок лекции, или увиденной где-то строчки исторического исследования? В какие игры здесь играют? Что еще за контора с претенциозным названием «Великий Дом»?.. »

- С вас можно ваять аллегорическую скульптуру «Изумление», - иронически хмыкнул нав. Чума вздрогнул, осознав, что в кои веки потерял контроль над собой. - И, чтобы сразу расставить все по местам. Я не пришелец с другой планеты, как вы недавно подумали. Я родился в этом прекрасном мире и намерен прожить в нем еще очень долго. Но я - не чел. Не человек. Иная физиология, иная генетика, иные физические свойства. Выражаясь вашими понятиями, я нелюдь. Колдун, владеющий магией, меч своего Дома. Существующий отнюдь не в уникальном экземпляре. У меня имеются сородичи, а Дом Навь - не единственный…

- Есть еще Правь и Явь, - сорвалось с языка Чумы, несколько утратившего нить разговора. Вернуться к реальности помогла острая стреляющая боль в продырявленном плече. Она устремилась вверх по руке, вонзилась раскаленными иглами в виски, наполнила рот солоноватой слюной.

- Чудь и Людь, рыцари Ордена и колдуньи Зеленого Дома, - невозмутимо поправил Сантьяга. - С ними вы познакомитесь позже.

- Никогда не слышал таких названий, - человек из последних сил цеплялся за разрушающиеся опоры логики, тридцать лет верно поддерживавшей его мир. - Послушайте, Сантьяга, или как вас там… Я совершенно не уверен, что действительно беседую с вами. Что вы и вот это все, - он судорожно обвел рукой комнату, - не есть порождение моих извилин, до отказа накачанных производными коки или опия. У меня нет никакой гарантии, что меня не допрашивают бравые ребятки, всего два дня назад служившие бок о бок со мной. Может, меня пристрелили в Мехалупске, и сейчас я вижу последний кошмар своей жизни - высокомерного типа, уверяющего, якобы он колдун. То, что вы говорите… Это бред. Мой собственный бред. Аминь, рассыпься, нечистая сила! - Чума хихикнул, не узнав собственного голоса.

- Вы не Инквизитор и даже не священник, поэтому ваши молитвы на нас не действуют, - без малейшего признака иронии объяснил нав. Что-то звякнуло, булькнуло, наливаясь в стакан. Высокая белая фигура нехотя воздвиглась из кресла, обогнула стол, зависла над Чумой. Протянутая рука с тяжелым хрустальным стаканом, прозрачно-коричневая жидкость, насыщенный запах хорошего, старого коньяка. Все еще действующая наблюдательность отметила кольцо на безымянном пальце: узкую полоску серебра с крохотными черными камнями.

- Выпейте, Чума, - предложил Сантьяга. - Поверьте моему опыту, вам отчасти полегчает. Большинство ваших соплеменников, узнав о нас, за редким исключением демонстрируют аналогичную реакцию - неверие, подозрение на галлюцинации или кошмары, только не признание истинного положения вещей: в мире, помимо челов, проживают и другие расы. Имеющие, к слову, на этот мир гораздо больше прав. Но вынужденные скрываться.

- Почему? - туповато спросил экс-шпион. Интуиция сыграла «алярм», предупреждая, что под видом коньяка ему наверняка всучивают какую-нито химическую дрянь, но тревожный звонок был проигнорирован. Напиток с ореховыми привкусом обжег рот, атакующей конной лавой прокатился по горлу и смачно плюхнулся в пустой желудок, немедля скрутившийся узлом. Чума закашлялся.

- Есть причины, - несколько смутно отозвался нав. Он стоял, заложив руки за спину, чуть покачивался с носков на пятки, и сверху вниз рассматривал человека. Словно взвешивал на хрупких ювелирных весах душу и ценность Черной Смерти. Свинцовая тяжесть темного взгляда постепенно рассеивалась, нав явно принял некое решение, вызвавшее на его тонких губах мимолетную улыбку. - Скажите, Чума, какое доказательство убедило бы вас в том, что все происходит на самом деле? Что мы находимся именно здесь - Лазеньска, тридцать девять, частный дом - а не в известном вам здании в Крушовицах? Что я - не порождение вашего разума? Это вас убедит?

Вылетевшая из-за спины рука. Сухие прохладные пальцы коснулись тыльной стороны кисти Чумы - легко, мимолетно, точно вспорхнувшая с руки птица зацепилась на миг острыми коготками.

- Впрочем, вы всегда можете ответить, что нынешняя фармакология способна воспроизвести даже иллюзию тактильных ощущений, - уже не легкое прикосновение, но вполне чувствительный рывок за запястье, заставляющий человека подняться на ноги. На оказался повыше ростом, чем человек, худощавым и прогонистым - дорогая спортивная машина рядом с армейским вездеходом, породистая скаковая лошадь с длинным корпусом, способная без труда взять любое препятствие. Согнутый палец скользнул по выступу скулы, сильная кисть взъерошила недлинные каштановые волосы человека. Когда же Чума, не терпевший неожиданных прикосновений, попытался безотказным и привычным разворотом освободить кисть, он убедился, что с равным успехом можно сбрасывать с себя сомкнувшееся кольцо удавьей хватки.

Глаза в глаза. Карие зрачки, чуть сузившиеся от недоумения и злости, напротив антрацитово-черных, бездонных и смеющихся.

- И как это понимать?

- Как мою прихоть, - беспечно откликнулся Сантьяга. - Могу я позволить себе удовольствие поближе познакомится с челом, за успешными похождениями которого до сегодняшнего дня следил издалека? Вам удалось заинтриговать меня, Чума. Заинтересовать настолько, что я вмешался в вашу судьбу. Теперь только от вас зависит, изменится она к лучшему или к худшему.

- То есть, - медленно, тяжело катая слова, начал человек, - если я скажу «нет», вы просто вышвырнете меня на улицу? Мол, карабкайся сам?

Плечо ныло. Зажатое в обманчиво небрежной хватке холодных пальцев запястье - тоже.

- Мы снабдим вас деньгами и документами, после чего распрощаемся, - любезно информировал нав.

- А если я выполню… вашу прихоть? - зло выговорил Чума.

- Произойдет то же самое, только перед прощанием мы доставим вас в Город, обеспечим вам ряд полезных знакомств и предоставим самому себе, - невозмутимости «нелюдя», как он сам себя именовал, можно было только позавидовать. - Видите ли, Чума, в чем наша проблема… - замершая на затылке ладонь по-прежнему неспешно ерошила ежик волос человека. - Темный Двор предпочитает не рисковать без нужды и охотно использует наемников. У меня есть все основания предполагать, что вы станете не худшим из них. Может, даже лучшим. Лет эдак через…

Оборвав фразу по полуслове, черноволосый тип с искаженным испанским именем резко и сильно надавил растопыренными пальцами на затылок Чумы. Голова человека невольно мотнулась вперед, рот на мгновение оказался в плену холодных, очень твердых губ, сдержанных и жадных одновременно.

Поцелуя не вышло. Сработавшие рефлексы попытались провести защиту, нанеся отработанные удары по корпусу и в пах противника. Сантьяга, даже не пытаясь защищаться, вскинул руки, мертвой хваткой вцепившись в предплечья экс-шипона. Рану словно прижгли каленым железом, Чума невольно взвыл, а треклятый нав коротко, трескуче рассмеялся, удерживая человека прямо перед собой.

- Приятно видеть, что я вас не ошибся. Но только не пытайтесь уверить меня, что вы «не такой», это ложь, - и, ухмыляясь уголками тонких губ, он назвал две даты и два имени, о которых не знал даже Комитет. Два тягостных случая, для успешного разрешения которых Чума позволил мужчинам затащить себя в постель. Одного вынужденного партнера он убил, второй теперь был для него недосягаем. Об обоих инцидентах Чума сохранил не самые приятные воспоминания, оправдывая себя единственным аргументом «Так было надо». - Увы и ах, Чума, я намного сильнее вас физически. Я бы мог получить желаемое, просто скрутив вас и разложив вон на том столе. Но не хочу. К чему мне сломанный клинок?..

* * *

Отвозивший кардинала Ноосферату в его резиденцию Ортега вернулся на Лазеньскую в середине ночи, под крупными влажными хлопьями снегопада, пришедшего на смену проливному дождю. Похолодало, блестел подернутый тонкой коркой льда асфальт. Всю дорогу уродливый и саркастичный Вильгельм испытывал на сидевшем за рулем гарке афоризмы собственного сочинения. Некоторые из них даже показались наву весьма остроумными. Ортега намеревался отчитаться комиссару о благополучном завершении поездки, сварить себе большую чашку горячего какао, выпить ее и завалиться спать до завтрашнего утра.

Под дверью апартаментов комиссара торчал дежурный - Бога, азартно сражавшийся с последним изобретением человских техников, электронную игрушку с падающими разноцветными фигурками. Заметив приближающегося Ортегу, гарка небрежно выбросил в сторону левую руку, преграждая доступ к дверям.

- Комиссар просил не беспокоить, - произнес он, не отрывая пристального взгляда от мерцающего серого экранчика. - Сказал, что не сомневается в двух вещах - твоей способности хорошо водить машину и умении кардинала доставать собеседников. Можешь идти спать. На завтра в одиннадцать заказан грузовой портал в Город, мы возвращаемся.

- А где этот ненормальный чел, ради которого мне пришлось терпеть общество Ноосферату? Уже ушел? - на всякий случай поинтересовался Ортега. Бога указал большим пальцем себе за плечо, на закрытую дверь:

- Там.

- Понятно, - четко выделяя голосом слоги, уронил помощник комиссара. Развернулся и ушел вглубь полутемного коридора, почти не производя шума, переливаясь из одной точки пространства-времени в другую. Бога, оторвавшись от своей игрушки, глянул ему вслед и фыркнул, оттопырив губу. Все та же неизменная история, все то же представление под названием «Сантьяга отыскал новую забаву». Теперь его верное «второе я», тень за левым плечом напустит на себя оскорбленный вид и начнет активно встревать в любые заварушки. Либо же будет демонстрировать направо и налево хваленую непредсказуемость навского характера. Сколько лет они развлекаются этой игрой, никак им не надоест. Впрочем, их можно понять. Тысячелетия позади, тысячелетия впереди. А чел забавный. Самоуверенный донельзя. Видно, комиссар подметил в нем нечто особенное, и в Тайном Городе вскоре появится новый наемник Темного Двора. Но почему вербовка сторонника происходит именно таким способом - заради возможности лишний раз подразнить Ортегу? Или - дань неуемному, просто чудовищному любопытству Сантьяги, о котором в Городе ходят устрашающие легенды?

Бога еще немного поразмыслил над запутанными взаимоотношениями военного лидера Дома Навь и его ближайшего помощника, пожал плечами и вернулся к падающим разноцветным кубикам, перебравшись на следующий уровень.

* * *

Он должен был сказать «нет». Он обошелся бы без помощи этих безумных навов и их «Великого Дома». Выкрутился бы. Но Чума промолчал. Не согласился, но и не отказался наотрез. Просто промолчал, совершив худшую из ошибок. Нав принял его молчание за согласие - или сделал вид, что принимает за согласие - ослабив воистину железную хватку. Опустил ладони на плечи человеку, пристально всматриваясь в лицо.

- Как же тебя все-таки зовут?

- Не помню, - откликнулся Чума.

«Если у вас нет другого выхода, расслабьтесь и постарайтесь хотя бы получить удовольствие… Старая циничная шутка. В твой собственный адрес».

Собственно, пока возмущаться было нечем. Разве что слишком вольготно распоряжающимся пальцам, вкрадчиво поглаживающим обветренную кожу, дотрагивающимся до лица - так, как это делают слепые, «рассматривая» предмет. Неотрывный взгляд ярких глаз, холодных, безмятежных. Не-человечески спокойных, непроницаемых, точно подернутых хрусткой коркой черного льда, под которой затаился бездонный омут. Впрочем, черного льда не бывает.

- Сколько вам лет, Сантьяга? - неожиданно вырвалось у человека.

- Много.

- Ну, хотя бы приблизительный порядок? Сто, пятьсот, тысяча?

- Намного больше… Чума.

- И что, вам до сих пор не приелась жизнь?

- Меня крайне занимает разнообразие ее форм при сохраняющемся постоянстве и неизменности самой жизни. Любой конфликт, ситуация, персона, случай имеют прецедент в прошлом… если поискать как следует, - длинные пальцы нава коснулись странного блекло-голубого бинта, плотно обматывавшего левое плечо и предплечье бывшего разведчика Империи. - Болит?

- Не очень…

- Идем, - приказ, отданный тоном просьбы. Или просьба, облаченная в интонацию приказа.

…Разумеется, за дверью располагалась спальня. Весьма скромная по сравнению с помпезной гостиной - никаких гигантских лож с балдахинами на постаментах и зеркалами на потолке, просто широкая двуспальная кровать, смутно угадывающиеся в темноте шкафы и задернутое шторами окно с белеющим перекрестьем рам. Отсветы уличного фонаря на потолке и движущиеся размытые полосы от фар пролетающих машин. Хрустящая прохлада свеженакрахмаленного белья на постели и ощущение затянувшегося прыжка с парашютом - вниз головой с полутора километров, с четким осознанием того, что кольцо спуска вырвано с мясом, а запасной парашют остался в самолете. Захватывающий душу полет навстречу смерти, отчего-то принявшей облик огромного залива с прозрачно-зеленой водой и острыми черными тенями камней на дне. Чужие руки, чужое тело рядом. Сухая, холодная кожа, выступы ребер, длинные, упругие мускулы. Спокойная, уверенная настойчивость, порождение немалого опыта и расчетливого знания о том, «как надо». Не насилие, не, упаси боже, любовь или ее малейшие отголоски, но безупречно исполняемое упражнение на живом тренажере. Аккуратное, холодно-бережное, не чинящее особого вреда телу и психике, затеянное с одной-единственной целью - утвердить свою власть и превосходство над человеком. Челом, как принято выражаться среди нелюдей.

- Прекрати.

- А?..

- Прекрати, - повторил Чума, глядя в потолок. Странное дело, несмотря на несомненное искусство… скажем так, партнера, с человеком происходило нечто странное. Физиология работала, как ей и полагалось, против нее не попрешь, тело двигалось в заданном чужаком ритме, пару раз он даже вскрикнул, не удержавшись… но душа - душа замкнула двери и обиженно молчала.

Деловое сотрудничество… мать его.

- В каком смысле? - диковинное создание приподнялось на локте. Падающий из окна лиловый свет фонаря обрисовывал очертания головы, приподнятого острого плеча, слегка взъерошенных волос. Тускло мерцали два стылых озерца темных глаз.

- В прямом. Ты доказал и получил все, что хотел. Извини, мне противно. Даже не оттого, что ты мужчина, а потому, что я чувствую себя поиметой шлюхой.

Пауза. Текучее движение в сторону.

- Я мог бы убить тебя за такие слова. Прямо сейчас, - в голосе нава звякнул металл. Играющий матовыми разводами сплав, закаленный в крови множества поверженных врагов.

- Мог бы, - равнодушно согласился Чума. Через потолок опять пролетело и исчезло неяркое световое пятно. - Думаю, это тебе не впервой.

Снова тишина. И - неожиданностью - легкий, прозрачный смешок, исполненный ехидства:

- Неудивительно, что твое начальство решило от тебя избавиться, с таким-то дерзким языком. Как ты только дожил до столь преклонных лет, Чума?

- Я пронырливый. И сметливый.

- Что ж, в таком случае - спокойных снов, - нелюдь по имени Сантьяга сумел оставить последнее слово за собой, просто-напросто оборвав разговор, отвернувшись и резко дернув на себя покрывало. Закутался с головой, прекратившись в длинный неподвижный холмик.

«Дождусь, пока он уснет, и… И - что? Некуда бежать, некуда идти, за дверями и в коридоре наверняка караулят его подручные…»

Незаметно для самого себя Чума соскользнул в тягостный, удручающий провал между реальностью и сновидениями, не приносящих отдыха, выматывающий тихими ночными часами, тянущимися, как черный нагретый битум. Одиночество и потери, затихающая боль в плече, резь между ног - раздражающая своей неуместностью и унизительностью, однако вполне терпимая. Почти беззвучное дыхание существа, делящего с ним постель, укрытого незримым и непроницаемым облаком разобщенности.

«Сдался он мне, хлыщ высокомерный… Сдался я ему…»

Не сон, но забытье.

* * *

Осторожно проникающий сквозь сомкнутые веки розоватый утренний свет. Приглушенные звуки оживающего города - гудение машин, скрип тормозов и резкий сигнал свистка регулировщика, людские голоса.

Чума был уверен, что проснется в одиночестве, в незнакомой квартире на Лазеньской улице. Проснется, тоскливо разгадывая извечную загадку - было, не было? Дождь, вспышки выстрелов, саркастичный черноглазый франт в светло-сером костюме с россказнями про скрывающихся нелюдей, холодные, бесстрастные прикосновения его ладоней… Галлюцинаторный бред, вызванный изрядной дозой средства для прочистки мозгов? Или - реальность?

Нав безмятежно спал на своей половине кровати. Даже слегка посапывал. Длинные темные волосы резко выделялись на светлой ткани наволочки.

Он выглядел несколько моложе, чем показалось вчера Чуме. Неопределенная граница между тридцатью пятью и моложавыми сорока. Спящие люди обычно кажутся беззащитными, этот - ни в коей мере. Слабый звук, малейшая тревога - и нав взовьется с постели в полной боевой готовности. Еще и оружие успеет выдернуть из какого-нибудь тайника. Чума отчего-то очень отчетливо представил себе Сантьягу не с автоматическим пистолет-пулеметом новейшей модели, а с мечом в руке. Длинным клинком, слегка изогнутым, не отражающим света.

Человек осторожно шевельнулся. Привстал, спустил ноги с кровати, следя за реакцией спящего. Черные ресницы слегка дрогнули, но нав не проснулся. Или прикидывался, что беспробудно дрыхнет.

Медленно поднявшись и осторожно переступая через разбросанные на ковре вещи, Чума подошел к окну. Слегка отодвинул занавесь, выглянул.

Белая пелена первого снега, укутавшего красные черепичные крыши и черные деревья, превратившая далекие Градчаны в сказочный замок. На проезжей части ребристые колеса машин уже перемолотили сверкающую белизну в грязноватое слякотное месиво, но на узких тротуарах, на плоскостях и выступах снег улегся мягкими сугробиками. Небо было высоким и пронзительно-голубым, за стеклом, ослепительно сверкая в солнечных лучах, сыпалась мелкая снежная крупа. Как обрезки целлофана или серебряная новогодняя мишура. Древний город, рожденный на несколько веков раньше Москвы, сиял, приветствуя новый день - прозрачный, звонкий и солнечный. День, которому предстояло навсегда изменить судьбу человека по прозвищу Чума.

Тихие шаги по ковру. Экс-шпион покосился направо. Нав стоял поодаль, обхватив себя за костлявые локти и сонно моргая. Косо падающая на лоб густая челка, криво наброшенная на плечи мятая сорочка. Обычный человек, только что выбравшийся из постели и еще не пришедший в себя.

Существо, которому больше тысячи лет, лениво зевало спросонья, прикрыв рот ладонью.

«Его губы - как этот снег, - не склонный к излишнему приукрашиванию действительности Чума хмыкнул внезапно появившемуся в голове сравнению, - такие же сухие и холодные. Совершенно не согревающие… Я пожалею об этом. Я не раз очень горько пожалею об этом».

Сделать один-единственный шаг порой труднее, чем преодолеть тысячи миль. Протянутая человеческая рука касается черных волос, пальцы запутываются в жестких прядях. Вопросительный, ироничный взгляд глубоко посаженных глаз.

- Несколько часов назад кое-кто решительно заявил… - ехидно произносит Сантьяга.

- Заткнись, а?

* * *

Снег за огромным панорамным окном загородного дома - плотная, тяжелая, серая пелена, сквозь которую едва просматриваются очертания деревьев. Десять лет, провалившихся в пропасть времен, разделившую ноябрь в Праге и ноябрь в Подмосковье. Другие имена, другие лица. Горящий камин из дикого камня, обработанное, светящееся изнутри дерево стен, низкая кровать, застеленная разноцветными пледами. Сидящие рядом мужчина и женщина наблюдают за усиливающимся снегопадом, и пальцы женщины касаются руки мужчины - словно лишний раз убеждаются в том, что он рядом и никуда не исчез.

- Артем однажды упомянул, что ты рассказывал ему историю своего появления в Тайном Городе, - негромко произнесла женщина, - в его пересказе все выглядело до крайности обыденно и прозаично… Бывший шпион, случайно прослышавший о Тайном Городе и по окончании службы подавшийся в наемники к Дому Навь… Хочешь, открою секрет? В начале нашего знакомства я попыталась разузнать что-нибудь о твоем прошлом…

- Ну, и каковы были результаты твоих изысканий? - не без любопытства осведомился Кортес.

Яна Маннергейм, наемница и перерожденная ведьма Гипербореи, разочарованно пожала плечами:

- Нуль. Зеро. Пустота. Просто с какого-то времени в новостях Города начинает попадаться твои имя - сперва редко, затем все чаще. Можно мне спросить? - кивок. - А… что было потом… после Праги?

- Именно то, что и было обещано, - помолчав, откликнулся наемник. - Грузовой портал в Москву, знакомство с Биджаром Хамзи, кредитка с малой суммой денег и дороги на все четыре стороны. Следующие года два я вообще не сталкивался с комиссаром, хотя регулярно получал контракты от Нави. Я зарабатывал себе имя и авторитет, а он… он следил, как я карабкаюсь вверх по ступенькам. Однажды я понял, что добился своего - когда в Городе перестали задавать вопрос: «Кортес? Кто это такой? » - и тогда он снова возник в моей жизни. Просто позвонил, назначил встречу, предложил очередной договор… Я сидел напротив него и думал: заговорит он о прошлом или нет?

- Не заговорил, - уверенно предсказала Яна.

- Не заговорил, - подтвердил Кортес.

- Но ты знал, что он ничего не забыл.

- Знал. Это трудно объяснить, трудно передать словами… Я знал, что он все помнит. Каждое слово, каждый жест, снег за окнами, колокола и утреннее солнце… Помнит то, что я знаю о нем - каким он порой бывает, когда никто его не видит. И знает, что я так никогда и не пойму: обманул он меня, использовав для каких-то своих целей, или действительно приоткрылся на мгновение? Иногда мне кажется - он пометил меня в тот день. Не той меткой Темной Двора, какой потом меня наградил Князь, а своей собственной, невидимой, печатью на душе и сердце твоем…

- Из Библии? - чуть склонила бритую голову чародейка, носившая на своей коже клеймо давно канувшего в небытие колдуна.

- Угу. Псалом не помню какой.

- Но… - Яна помедлила, не решаясь задать вопрос. Чувства наемника и ведьмы были проверены временем, закалены в пламени общих испытаний, разлук, взлетов и падений, и все же она несколько растерялась, когда Кортес неторопливо, не повышая голоса, поведал ей свою историю. Еще когда она была просто Яной, стрелком и начинающей наемницей, она ломала голову: как это высокомерный комиссар Темного Двора открыто называет чела-наемника, пусть и лучшего в Городе, своим другом? Это совершенно не вязалось с обликом и репутацией Сантьяги, это просто не укладывалось в рамки ее представлений о навах.

Теперь она услышала разгадку из первых уст. Она должна была что-то сказать, но не знала - что? Ревновать Кортеса к событиям десятилетней давности, к неотразимому наву, ставшему неформальным покровителем их компании, советчиком и постоянным работодателем? Препарировать былое в угоду настоящему?

Глупо. Глупо, нелепо и бессмысленно.

- Кортес.

- А-гм?..

…Кружащиеся снежные хлопья засыпают подъездную дорожку и подрезанные к зиме кусты шиповника. Из прохудившихся свинцово-серых небес валит снежная крупа, гудят застрявшие в уличных пробках машины и панически перемигиваются светофоры.

В одном из неосвещенных окон Цитадели узкая тень, неразличимая в сумраке, бесстрастно созерцает людскую суету.