По кобелям

Ленка косила глазом на моего Олега, и я только тут начала догадываться, почему он вчера так рано засобирался домой. Сердце тяжело ухнуло куда-то вниз и на душе стало пусто, обидно и холодно. Вот тебе и лучшая подруга. Сама мне все уши прожужжала, что она ни за что в жизни не перебежит мне дорогу. Правда, у неё фигурка постройней, но я то помиловидней её буду. Замечала я пару раз, как Олег её за ноги хватал, а потом объяснял мне, что всё это не серьёзно. Так, мол, игра. Какая к чёрту игра. Сколько я этого Олега обхаживала, сколько время потратила, пока не хуже рыбака его на крючок поддевала. Он, глупый, думает, что это он меня соблазнил, а на самом деле это я его в койку завалила. Даже не в койку. В его же машине я его на себя и затащила. А что было делать? Языком он горазд трещать. А как до дела доходило, весь вспотеет и начинает мямлить. Меня уже всю размаряжит, в трусиках мокрёхонько, коленки подгибаются, а он всё сопли жуёт. Да и я не особо разбитная. Мне давно хотелось, а на прямую сказать, этому пентюху, не могла. Боялась, что гулящей меня посчитает. Я его себе присмотрела, ничего симпатичный парнишка. Вроде не пьющий. Сам себе на жизнь зарабатывает. Такого на себе женить, да потом пару детишек родить. Глядишь всё и сладится. Чтобы всё как у людей было, как у взрослых. Одним словом, нравился он мне. И только.

Он у меня второй был. А про первого и вспоминать-то тошно. Через него от мужиков так долго и шарахалась. В десятом классе все наши девки успели попробовать. Нас две дуры не распочатые остались. Ну, Наташка была инвалидкой. В детстве отец на мотоцикле вместе с ней разбился. Он на смерть, а ей ноги все переломало. Вот утицей по жизни и ковыляла. А я по своей дурацкой стеснительности. Девчонки одноклассницы на все лады хвастали своими любовными похождениями и надо мной смеялись. Может, и не было их, тех жарких романов со старшими парнями, о которых они в захлёб шепотом друг другу рассказывали. Но, когда я их слушала и представляла себя на их месте, то в груди становилось жарко и щёки у меня сильно краснели. И пацаны из нашего класса, зная всё, что творится в школе, часто подтрунивали надо мной. Самой обидной для меня была их шутка про самокат. Каждый день кто-либо из пацанов, уже привычно спрашивал, а не купили ли мне родители самокат. Я обиженно отворачивалась и старалась уйти от шутника. Подростки, даже в десятом классе, до необычного жестоки. Меня просто всем классом травили. Для них это была дежурная шутка и только. Когда-то, в первый раз, на этот вопрос я спросила, зачем мне нужен самокат? Все в классе довольно заржали и самый ушлый Генка Зверев, красуясь своей дурью сказал:

- Чтобы, единственная целка не позорила наш город и катила на самокате от сюда подальше.

Как мне было в тот момент обидно и стыдно. Стыдно за этих дураков и обидно за себя. Почему-то мне думалось, что это случится весной, когда вся наша улица будет белой и пропахнет цветущей черёмухой. И обязательно огромный букет алых роз. И он, высокий, красивый и взрослый будет нежно держать меня за обе руки. Какой он, я представляла себе не очень ясно, да и что будет потом, мне было безразлично. Лишь бы он был именно таким, каким я его себе представляла, и с алыми розами. И чтобы нёс меня на руках. Далеко, далеко. Как Ассоль, из книжки Александра Грина про алые паруса. А этих надсмехающихся сопляков в классе, я бы просто убила.

Время шло, а насмешки со стороны одноклассниц и школьных идиотов и не думали прекращаться. Иногда я с подружками ходила в наш ДК на танцы. Там были все наши, городские. Старшие парни иногда приглашали на один танец и меня. Но редко. Зато все подружки были нарасхват. Тогда-то и подошёл ко мне Терёха. Здоровенный, симпатичный и нагловатый парень. Все его боялись. И я боялась. Он станцевал со мной лишь один танец. От него пахло водкой и табачным дымом. При этом он так сильно прижимал меня к себе, что от его уверенных шарящих рук мне стало как-то всё равно, что со мной происходит. Я, как сонная, пошла с ним куда-то по коридору. Он завёл меня в тёмную комнату, где стояли стулья и стол. Положив меня спиной на стол, он сделал со мной это. Не было в этот момент цветения черёмухи и букетов алых роз. И не было красивого принца из волшебной сказки. Был нахальный пьяный парень и горькая обида на саму себя. Затем он ушёл, не сказав ни словечка и оставив меня бездумно лежащей на столе. Чувства огромного счастья не было. Только чувство омерзения, как в грязи всю вываляли, да низ живота саднило. Очнулась от тяжёлых дум потому, что кто-то трогал меня холодными руками за голые ноги. Рядом со столом стоял уже другой пацан, пьяный и ухмыляющийся. Что-то лопнуло во мне, и обида выплеснулась яростной злостью. Я ногтями вцепилась, расстёгивающему штаны парню, в его наглую рожу. Он, уронив штаны, заорал как резанный. А я, сгорая со стыда, вся в слезах, убежала домой. Дома в тот вечер никого из родителей не было. Проревела тогда я всю ночь, мучая себя вопросом, женщина я теперь или нет. И страшно боялась, что мама узнает. Боялась я ни маминой ругани, ни отцовского ремня. Просто почему-то мою бедную маму было очень и очень жалко. Почему? Сама не знаю.

В школе, первому же попытавшемуся пошутить надо мной пацану, врезала со всего размаха по роже. До крови врезала, и меня с того дня все оставили в покое. Правда, через день трезвый Терёха опять попробовал пристать ко мне, предлагая ещё раз оттянуться вечерком. При этом норовил схватить меня за грудь. Но я пообещала ему заявить в милицию, как на насильника. И он стал обегать меня десятой дорогой. Вот так печально окончилась, так и не начавшись, моя первая любовь. После этого случая у меня создалось о любви стойкое впечатление гадливости и грязи, я стала сторониться всех наших парней и как только могла, избегала их ухаживаний. Даже окончив институт, продолжала оставаться ,, синим чулком,,.

Это уже после того, как у нас с Олегом всё это произошло, моя лучшая подружка и наперсница, Ленка - сучка, уводила у меня моего парня. Драться я с ней из-за него не стала. Не только из гордости. Если уж он оказался полозучей скотиной, что тут поделаешь? А ведь какие он слова красивые мне говорил и какие клятвы давал. Чистая опера на дому в постели. И я, дура, верила в его дешёвые клятвы. После того как, не он, а я его в машине завалила, отношения у нас были просто класс. В кафешку ,, Узбечку,, с ним стали ходить. И по парку вечерами гуляли и на лавочках обжимались. А уж про ночи и говорить не приходиться. Как на салюте, только не на десять минут. Меня, после каждой нашей ночи, будто на крыльях поднимало и носило. В себя стала верить. Что не самая завалявшаяся и кому-то ещё нужна. Теперь вот шмякнул он меня лицом в грязь. И что все мужики такие подлецы и скоты? Чего им, сволочам не хватает? У нас Ленкой даже размер трусов и лифчиков одинаковый. Чем она вкусней меня оказалась? Обидно, ой как обидно. И сердце щемит.

В общем, ушла я от них одна. Эту ночь я проплакала в подушку, ту самую, на которой ещё вчера лежала голова Олега. Плакала и грызла у неё угол. А утром, с опухшими глазами и распухшим носом, пошла на работу. Мы с Ленкой в одной фирме трудимся. Даже столы стоят напротив. А та, как будто ничего не случилось, здоровается. Вот, стерва! Ну и я в ответ буркнула пару ласковых. Ленка давай отношения выяснять. Почему я сквозь зубы здороваюсь? Почему я хамлю? И почему у меня глаза опухшие? Пошли с ней в женский туалет, и давай там друг на друга орать. Интересное дело. Олег, оказывается, не с Ленкой вовсе остался, а срулил куда-то на сторону. Ленка божилась и своими родителями клялась. Я в начале не верила, но потом мы в гараж к Олегу позвонили и у него спросили. Он мне нахамил и обозвал нас обоих шалавами. Тогда я ему объяснила, кто он такой на самом деле. Настроения никакого, но с Ленкой мы, конечно, помирились и опять потянулись скучные монотонные дни.

Моя подружка, Ленка Голубенкова, как всегда выдвинула очередную свою идею. Мол, раз с молодыми сопляками любви не получается, временно займёмся зрелыми мужиками. Жизнь-то мимо проходит. А так, хоть день, а точнее ночь, да наша. Все незанятые парни пьют или наркоманят. А самый долбанутые, в голубые подались. Нам-то кто остаётся? Женатики. Только вот с разведёнными ни-ни. Он одну жену бросил и тебя бросит. С вдовцами тоже ни-ни. Он свою бабу в гроб загнал и тебя загонит. А женатик, свою жену не бросает и тебя не бросит. И, самое главное, сплетен ни каких и болячек дурных не будет. Что он, дурак? Сам себе яму копать. У нас на фирме такие стадами ходит. Только вот кого подцепить? Недавно нашей главбухше залётный офицерик, правда бывший, голову задурил и увёз из города на новостройку. И всё у них срослось. Говорят, ходит счастливая и улыбается, как майская роза. С первого раза не всегда получается, но пробовать всё же надо. А будешь сидеть, ждать у моря погоды, в старых девах останешься. На сопливом Олеге свет клином не сошёлся. Всезнающая Ленка Голубенкова и тут своё веское слово сказала. Что, мол, женатик – человек опытный, чему-нибудь да научит. И осторожны они, с ними не залетишь в историю или на аборт. А как главный аргумент доверительно сообщила. Вон во Франции все молодые девки себе серьёзных мужиков заводят, а как научатся у них лихо ноги задирать, так цап себе молодого и необученного французика. Тот от всех выученных ею приёмов в постели чумеет и, боясь потерять такую искусницу, срочно ведёт её, француженку, в свой французский ЗАГС. Можно подумать, что Ленка из этих самых Франций не вылезает, и всё это своими собственными глазами видела. Она дальше нашего города ни куда не выезжала. Откуда только понахваталась? Мне недавно про причёски лекцию двинула. Мол, причёски бывают под Хрущёва, под Дзержинского, под Решелье, под Карла Маркса. Или, неухоженная, под бороду домового, веником. Но борода-то тут причём? А при том. Только со второго раза я поняла, про какие такие причёски разговор идёт. А она и советы давать стала, как у зеркала с бритвой пристраиваться, чтобы себе живот и ноги не порезать. Одним словом, всему интиму научила и как к мужикам подъезжать наставляла.

Я, глупая, почему-то думала, что стоит мне только глазки состроить и целая шеренга желающих женатиков ко мне выстроится. Модную кофточку с брючками прикупила, по краям оборочка и с блёстками. Каждое утро просыпаясь пораньше, макияжами по журналу ,, Бурда-моден,, занялась. Стала осторожненько присматриваться к женатикам и разрешать им всякие маленькие вольности, вроде благосклонного принятия комплиментов. И что Вы думаете? Не очень-то разбежались они кидаться на меня. За зад иногда, пощипывают. А что мне толку от их щипков, синяки лишь на заднице остаются.

Где-то, через неделю после размолвки с Олегом, вся фирма собралась отдыхать на природу. Кстати, Олег тогда не поехал. А мы с Ленкой собрались на выезд. С вечера бигуди накрутили, импортным шампунем в ванной вымылись. И ранёшенько, с сумками через плечо, поёживаясь от утренней свежести, дождались нашего автобуса. В автобусе всё сразу стало на свои места. Каждому налили по стопке. И мы, морщась, выпили за всю честную компанию страшно горькую водку. Нам, каждой, в руки сунули мандаринку и кусок хлеба с салом. В салоне стоял шум. Каждый что-то громко говорил, но почти никто никого не слушал. Через час наш ,, Икарус,, с песнями въехал на стоянку турбазы. Под соснами стояли, сделанные в виде шалашей, милые деревянные домики. А в центре, оборудованное навесом со скамейками, место для костра. Все сразу пошли захватывать места в домиках. Мы с Ленкой оккупировали один домик на двоих и начали обустраиваться. Скоро на двух кроватях лежали матрасы. Стол застелен чистыми газетами и на них из сумок появилась не хитрая снедь. После выпитой водки в голове шумело и очень захотелось есть.

Где-то через часик, все стали выползали из домиков. Выползали в основном мужчины. Мы с Ленкой ещё в автобусе определили пропорцию женщин и мужчин. И надо же. Один к одному. Но Ленка сказала, что мы не вычли из числа мужиков алкашей. Теперь они явно проявились. У костра трезвые мужики затевали шашлыки. Ароматный дымок стелился по земле и расползался между домиков. Именно этот аромат и собрал всю нашу тусовку в общую кучку. Мясо было слегка сыровато на одном конце шампура и подгорелым на другом. Но свежий воздух и услужливо подсунутая, начальником СБ, Серёгой Барабановым, рюмка с коньяком делали его очень аппетитным. Ленке, седеющий эсбэшник, тоже подсунул коньяк. Все, в это время, кушали водку из стаканов. Как-то само собой получилось, что Ленка выпила ещё три, не вовремя подсунутые Барабановым, рюмки коньяка. При этом он заговорщицки подмигивал мне. А затем она, хлопая слипающимися глазами, захотела спать. Уработал её коньяк. И мы с Барабановым одни пошли гулять в лес. По дороге даже букет лесных цветов нарвали. И говорили, не знаю о чём. Просто так болтали. К вечеру вернулись к костру. Половина приехавших, надравшись водки, дрыхла без задних ног. Еле их растармашили. Ленка, спросонья никакая, была усажена за стол и после первой же рюмки так и уснула с ложкой в руке. Барабанов отвёл её спать в домик. Кто хотел пить, напился, кто хотел петь, тот ещё долго орал песни, пугая лесную тишину и окрестных зверушек желанием на морозе напоить коня. А сумерки незаметно обступали горевший костёр.

Барабанов потянул меня за рукав ровно за миг до того, как я уже сама собиралась потянуть за его рукав. И мы тихо растворились в ночи. Никто из орущих дурным голосом песни даже не посмотрел в нашу сторону. Тихо, крадучись словно партизаны, дошли до нашего шалашика и заглянули в его двери. А куда подевалась Ленка? Оказывается, она мирно спит в шалашике Барабанова. Миленькое дело. Барабанов, взяв руками за плечи, прижал меня к себе и начал целовать. Не жадно, не больно, а как в кино целуют, красиво. Целовал он долго, шею целовал, целовал закрытые глаза. И говорил что-то хорошее и доброе. Говорил мамиными, и в то же время, словами принца из моих снов. А во мне росло желание близости. Мои руки, сами собой, спешно стали стаскивать с него рубашку. Как он раздел и медленно положил меня на застеленный матрас, я не помню. Ничего не помню. В памяти остались ласковые руки, нежные слова и водопад, нет, скорее океан удовольствия. И я плыла в этом безбрежном океане неги, поддерживаемая касаниями его ласковых рук, убаюкиваемая магией его шепота и вся омываемая пеной страсти. Или всё может наоборот. Мне было всё равно, как это всё называлось и как звучало на человеческом языке. В этот момент была лишь музыка сплетённых тел, рапсодия единения одиночеств, мажорные аккорды раскрепощённых чувств. И не было во всём мире никого кроме нас двоих. Мир перестал существовать, остались лишь два человека слитых в единое целое. Его пальцы скользили по моей коже именно там, где они вызывали трепетный озноб сердца. Его губы находили такие места, о которых я сама не подозревала. Касаясь их губами, он заставлял моё тело таять или леденеть, отправляя меня в пучину удовольствия. Он играл на мне как на пианино. Нажмёт пальчиком, а во мне все струнки сладострастно дрожат и тело как бы поёт. То набатом, до боли громко, а то тихой лесной птичкой попискивает. И каждая косточка хрустела, когда художественная гимнастика переходила в спортивную. Я даже слов не найду как про всё это рассказать Ленке, которая прочитала все книги про любовь, даже ,, Кама Сутру,,. Наверное, там такого нет. И куда там сопливому Олегу с его убогим умением любить. Только и знал. Положение ,, лёжа сверху,, или ,, пыхтение сзади,,. А то всё из себя сексуального супермена строил. Ему, неумёхе, ещё учиться и учиться.

Ночь, казавшаяся вечностью, сменялась утром. Меня осторожно будили. Чья-то тёплая рука тихо гладила грудь. И меня называли котёнком. Даже мама меня так не называла. Всё Люсик, да Люсик. Я не заорала с испугу. Да и не было его, испуга. Лишь лёгкая истома, залившая каждый потаённый уголок просыпающегося сознания, и тело приятно ломило от ночной гимнастики. Ещё толком не проснувшись, подсознательно я знала, что рукам, гладящим мою грудь, и губам, называвшим меня котёнком, я могу доверять всю себя, без остаточка. Открыв глаза, увидела сидящим подле Сергея. Он был одет и держал в руке парящий бокал. Утром, кофе, в лесную постель, голой и счастливой женщине – это круто. Это почти лесная сказка. Будь сейчас здесь Олег, кофе пришлось бы в его постель нести мне. Везёт же некоторым бабам, вот Серёгиной жене, например. Интересно, ей он кофе по утрам в постель приносит?

День на свежем воздухе пролетел как минута. Ленка маялась жуткой головной болью. Ночью, оказывается, её разбудили третьей. Мужики лучшего ей занятия не нашли, как ночью накачиваться вместе с ними водярой. Ну не козлы ли? Алкаш, он и есть алкаш. А меня переполняли чувства. Даже не к Сергею. А к той сказке, которую я повстречала этой сумасбродной ночью. А чтобы не было разговоров, я старалась днём держаться от него подальше. Хотя, до крика, хотелось кинуться ему на шею и визжать от счастья. Так и ходила по лесному лагерю шалая от распирающего меня счастья.

После поездки прошла неделя, и Сергей как-то мимоходом намекнул, что позвонит. Это значит, что надо было отсечь параллельный телефон с любопытной сплетницей Еленой Алексеевной на нём. Я ждала, но его звонок всё-таки застал меня врасплох. Сердечко тяжело ухнуло и стало биться так сильно, что застучало в висках. На завтра, в субботу меня приглашали в баню, в номер на двоих. И он назвал адрес и время. При этом добавил, что если я даже буду против, и не приду, всё одно он будет ждать меня в условленном месте. И тихо положил трубку. Ну, совсем как большевики-подпольщики. А для себя я уже решила. Пойду или не пойду? Какой там, пойду - не пойду, полечу на крыльях, скорей бы только суббота наступила.

Елена Алексеевна, прозевавшая этот звонок, пыталась по лицу определить, кто звонил, и что мне по нему сказали. Из-за мучащего её любопытства она стала говорить мне что, мол, милочка моя, надо беречь свою честь и понесла всякую белиберду о морали. Старая вешалка. Уж ей ли об этом говорить. Ни одного мужика мимо не пропустила. Её любовные похождения в молодости давно стали на фирме притчей во языцах. Чья бы корова мычала, а её корове надо было бы громко помолчать. Вечером я обо всём рассказала Ленке. Та, знавшая по моим рассказам о моём приключении, неожиданно расплакалась и сказала что я такая счастливая. А потом мы с ней вместе весь этот вечер и проревели. Почему? Сама не пойму.

На другой день в шесть вечера ноги сами принесли меня к незаметному зданию баньки в тихом переулке. В скверике рядом, на скамейке сидел Сергей. Увидев меня, подхватил спортивную сумку и направился ко мне. Так вместе мы и зашли в баню. В этот момент я не думала о морали, о его жене, о том, как я выгляжу во всей этой истории. Я видела только Серёжу.

Билетик в его руке обещал четыре беззаботных часа. Целых четыре. Или только четыре. При входе у дверей никого не было. Хитрая баня. Я в таких заведениях никогда не была. Сам номер был не очень большим. Парилка, комнатка отдыха с диваном, и небольшой бассейн с душем. Не стесняясь, Сергей быстро разделся до нага и ушёл в парилку. Мне на свете было при нём раздеваться не ловко. Раздевшись, закрывая обеими руками от стеснения грудь, пошла к Серёже. Он сидел на полке и для меня, рядом с ним, был приготовлен войлочный коврик. Стараясь не смотреть на него, я села на этот коврик, продолжая руками закрывать грудь. Ну не ловко мне было от чего-то. А он как будто и не замечал моего стеснения. Я скосила глаза и украдкой стала разглядывать его. Мужчина как мужчина. Ни каких изъянов, но и особой накаченной мускулатуры я не увидела. Да и всё остальное было обыкновенное. Чем же он меня так удивил в лесу? Чем зацепил? Обычно на нашем городском пляже мы во все глаза смотрели на группу спортсменов из секции вольной борьбы. А они специально, как петухи, напрягали накаченные мускулы и красовались перед девчонками. В нашем понятии, это были образцы мужской красоты, и каждый из них был нашей девичьей мечтой.

Выйдя из парилки, Сергей опять оставил меня одну. Теперь мне стало неловко перед ним. Человек старается мне угодить, а я как бука-бояка от него прячусь и комплексую. Кончай подруга дурью маяться, как будто у тебя целый десяток таких Серёг наберётся. Его я застала ныряющим в бассейне. Вся распаренная, я тоже со всего маху бухнулась в воду. И завизжала от холодины, аж дыхание перехватывало. С испуга стала судорожно карабкаться по никелированной лесенке. Но руки скользили, и я опять сорвалась с неё, уйдя с головой под воду. Из этой ледяной купели меня вытащил всё тот же Сергей. Было не до стыда, когда он нёс меня на руках всхлипывающую от испуга и стыда, греться в парилку. Зубы выбивали дробь о стенки поданного стакана, из которого я выпила что-то обжигающее. Прижимаясь к нему, уткнувшись носом в шею, обняла его и согреваясь стала всхлипывая от пережитого страха. ,, Всё испортила, всё испортила,, - такая мысль не выходила у меня из головы. И почему я такая глупая? По мере согревания, пупырушки на коже исчезали, мне становилось всё теплее и уютнее. Уютно оттого, что удобно было полулежать на руках у Сергея. Он же успокаивающе гладил меня, и что-то радостное, потерянное нами в ночном лесу, в прошлое воскресенье, начало просыпаться у меня в груди. Оно согревало меня изнутри, что-то будоражило и толкало на не свойственные мне поступки. А Сергей, глядя мне в глаза, принялся меня ласково целовать в безвольные губы. И как только он опять назвал меня котёнком, что-то сладкое разлилось в моей душе, и я перестала ощущать саму себя и окружающую действительность. Опять нахлынула, делая меня щепкой в водовороте чувств, захлёстывающая волна удовольствия. И опять, как в лесу, в целом мире существовали только мы одни. Вокруг всё исчезло, и я держалась лишь за Сергея. Надёжней опоры для меня не существовало. Моё тело в этом водовороте гнулось и ломалось, душа улетала под небеса, а в голову, раз за разом бились волны взрывающихся чувств. Сердце ухало в страшную глубину и взлетало на этих волнах. Весь мир сосредоточился на дающем мне ощущение счастья, Сергее. Но я его не видела. Я его чувствовала всем телом, каждой частичкой, каждой клеточкой. Какое благо быть одним целым с мужчиной. Быть его рабыней и в тоже время его повелительницей. Ощущать его движение внутри себя и обнимать его напряжённое тело. От прилива чувств остро возникало желание впиться в него зубами и ногтями и разорвать на мелкие кусочки сминающего тебя самца, которое сменялось противоположным, ласково обнять и нежно приласкать тяжело дышащего мужчину. Смена настроения заволакивалась туманом безумия. И тогда от полноты чувства я громко, кусая губы, стонала. Какое-то сплошное сладкое сумасшествие.

Из сумеречного плена этого сумасшествия меня вырвал, просящий очнуться, голос Сергея. Оказывается, наше время пролетело как одна минута и нам пора. Мы засобирались. При расставании уже я целовала своими искусанными губами в губы Сергея и просила его о нашей следующей встрече. Я помнила, как в бане он сказал, что эта встреча у нас последняя. У него ведь семья и он хочет быть при расставании честным со мной. А я не хотела быть честной и расставаться с ним навсегда. Боже, сделай так, чтобы он был моим. Может быть, коммунисты были правы говоря, что бога нет. Не помог он мне, присушить Сергея. Нет, мы каждый день встречались и даже здоровались. И не более того. Но моё тело и мои чувства не хотели забывать прошлого, и мне было горько и больно даже от оставшегося в кабинете запаха его туалетной воды. И не я по ночам от обиды плакала. То моё сердце кровью истекало. И не я, а тоска смертная грызла по ночам угол моей подушки. То тело моё, предавая меня, ждало близости с мужчиной.

Как-то на днях Олег, набрался наглости и собственной персоной, ко мне подошёл. Такой небрежный и весь из себя крутой. Мол, как дела и прочее. Ну, я ему в сердцах и ответила. Так ответила, что у него волосы на макушке вздыбился. Он думал, что на шею кинусь. Ага, разбежалась. Он сейчас с какой-то подругой кружится. Вот и пусть его белобрысая мартышка ему, дураку набитому, на шею с пяти метров кидается. А мне наплевать. Нет мужика, и это не мужик. Так себе, слякоть. Ленка при этом разговоре была. Она аж завизжала от удовольствия. А Олег по лицу весь пятнами пошёл. Видно задело его за живое, очень он о себе, как о неотразимом мужчине, высокого мнения был. Так и ушёл, весь из себя разобиженный.

А мы с Ленкой в кабак вечером завалили. С горя и прямо с работы. Народ только подходить начал. И всё больше наш брат, девки. Куда все мужики подевались? Приходили и они, но как-то мало их было. Чуть попозже начали нас на танцы приглашать. А затем, официантка подсадила к нам двух симпатичных парней. Не первой молодости, но ничего себе. И по моему, не местные. К этому времени мы с Ленкой уже слегка подпитые были. А чем два пролетевших часа заниматься? Вот по рюмашечки накатывали и набрались. Не то чтобы пьяненькие, но жизнь из чёрной, стала слегка розоватой. Парни тут же познакомились и заказали нам шампанского. Ого, это уже хороший знак. И я толкнула Ленку под столом коленкой. Она тихо показала глазами на одного из них, кучерявого. А мне значит чернобровый по дележу достаётся. Я и не протестовала особенно. Что нам, лучшим подругам, из-за мужиков ругаться что ли? Ещё чего не хватало. И наши соседи, заметив наши перемигивания, против такого распределения тоже не протестовали. Они наливали, угощали и приглашали танцевать. Танцевали они классно, ещё ни с кем я так не кружилась под музыку. Цивильные парнишки. И одеты прилично. Говор у них не тутошний. Нам в это время всё было по барабану. Именно эту песню ,, По барабану,, постоянно заказывал музыкантам какой-то весь упакованный алкаш из зала. Было жарко и душно. Мы уже несколько раз успели смотаться в туалет покурить и стереть пот бумажным полотенцем из рулона на стене. Наши соседи в это время уходили покурить. Ну, прямо, как на танцах в нашем старом ДК.

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Наши кавалеры куда-то запропастились. Мы засобирались и стали расплачиваться с официанткой. Но она сказала, что за нас уже расплатились наши соседи, которые ушли чуть раньше. Ушли даже не попрощавшись, чего уж там обижаться. Заплатили и на том спасибо. На выходе из ресторана нас окликнули по именам. Оба соседа по столику ожидали именно нас. И как оказалось, они остановились в одноместных номерах нашей лучшей городской гостиницы, куда нас с собой и приглашали. Я в начале испугалась этого приглашения, и уже начала было отнекиваться. А вдруг они оба какие-нибудь Чекатилы, серийные убийцы молодых женщин. Даже не изнасиловав, убьют, на кусочки расчленят и по городу разбросают. Ленка незаметно ткнула меня своим острым кулачком в поясницу. Действительно, что может со мной случиться, кроме одного. Так то я внутри себя и не протестовала. Правда, виду им не показывала.

У гостиничного входа стайкой толпились местные проститутки. Они, когда все мы мимо них проходили, подозрительно оглядели нас и начали громко фыркать. В этот момент мне было очень неловко. Ведь прекрасно знала, куда и зачем иду. И всё равно шла. Добравшись на лифте до 315 и 316 номеров, стали решать, в каком из номеров продолжить наше знакомство. Ленка и тут не терялась. А почему бы не дознакомиться по отдельности, по парам. Возражений не было. Замки в закрывающихся дверях наших номеров щёлкнули почти одновременно.

Номер как номер. Вместо ванны, современная душевая кабинка с зеркалом. Цветной телевизор, который по приходу сразу и включили. Стол, два кресла и кровать. В углу холодильник урчит. На столе бутылка коньяка и большая конфетная коробка с золотым тиснением. Стас уселся в кресло, когда я была ещё у входа. Он сказал, что меня он не удерживает и если у меня какие-то сомнения-подозрения, то ключ от двери номера в замке. И от того, поверну я его или нет, зависит всё остальное. Ну, про остальное-то я учёная. С какой-то отчаянной обречённостью я повернула ключ, и замок, обрубая мне дорогу назад, оглушительно щёлкнул. От этого звука внутри у меня что-то оборвалось, и хмельная смелость покинула меня. Это мне только казалось, что замок оглушительно щёлкнул. По тому, что каждым квадратиком кожи чувствовала растущее в этой комнате напряжение. Но Стас с рычанием на меня не набросился и не стал насильно срывать с меня одежду. Он откупорил и разлил по стаканам коньяк, затем достал из холодильника минеральную воду и опять сел в кресло. Как заторможенная села и я. Коньяк был тёплым, а вода – холодной. Конфеты, те самые, который я люблю, вкусными. С белой начинкой. Глотки коньяка комками падали на дно желудка, затем взрываясь волнами тепла. И куда подевалась моя заторможенность, словно таять стала. Интересно, что сейчас делает Ленка? Что делает, что делает. Кувыркается, вот что делает. Время, как я дура, напрасно не теряет. Вот в кресле сидит нормальный мужик. Сидит и искоса на меня поглядывает. Не хам, не Чикатило какой-нибудь и не нюня. Но как его расшевелить? Я своим испуганным видом ему весь кайф обломала. Наверное, думает, попробуй, тронь её, потом по милициям затаскают и жалеет, наверное, что со мной связался. А меня от коньяка тихо повело. Стас молчал и продолжал смотреть на меня. Эх, была, не была!

Не говоря ни слова, я пошла в душ. Раздевшись, встала под его тёплые струи, чувствуя, как тело освобождается от пота и напряжения. Руками провела по шее, плечам, груди и бёдрам, представляя, что это руки мужчины. И тело это мне нравилось. Упругое, со скрипящей под мокрыми руками, кожей. И что я родилась не мужчиной. Каждый день бы себя гладила и получала от этого удовольствие. Выйдя из-под струй, стала разглядывать себя в зеркале, висевшем на стене ванной комнаты. Видела я в нем, из-за его размеров, себя только по пояс и думала. Понравлюсь ли я Стасу? Грудь у меня в норме. На уши спаниеля не похожи. Упругие и тяжёленькие, с небольшими торчащими в разные стороны розовыми сосками. Капельки воды, росинками лежащие на коже, делали их ещё привлекательней. Плечи вешалкой не торчат. Шея длинная, но не жилистая. Талия плавным изгибом переходит в бёдра. Дальше зеркало кончалось и мне пришлось приподняться на цыпочки, чтобы увидеть плавную линию живота, переходящую в мокрый курчавый треугольник. Вон и попка кругленькая. Нет девки, на уродку я не похожа. Если бы мужики знали, какая я ладная и мимо чего они проходят, волками от зависти взвыли. И так я себе стала нравиться и такая сразу стала решительная, что без всяких, обернув себя полотенцем, отправилась заваливать Стаса. Хватит ему коньяком наливаться. Сидит утюг-утюгом при наличии такой вкусняшки, как я.

Постель была им разобрана для сна, но Стас не кинулся на меня, а пошёл в душ. Правда, перед этим дал мне гостиничный стакан с коньяком в нём, на полпальца, и молча указал на кровать. Даже выпив коньяк, я под одеялом сразу стала мёрзнуть. По природе я мерзлячка. Особенно мёрзнут руки, ноги и зад. Вот и сейчас они стали ледяными. Отвернувшись к стенке, я, надеясь согреться, вся сжалась в комочек. Тут-то Стас ко мне и подлез. Влажный и тёплый. Его ноги и живот прижались к моей заледеневшей попке, а руками он обнял меня за плечи. Сразу стало тепло и уютно. Вот это и называется комфортом. Одна рука Стаса осторожно скользнула к низу моего живота, а вторая сжала одну мою грудь. Сердце от близости мужчины начало тяжело биться, как испуганная птица в клетке. Кровь, разгоняясь, тёплой волной растекалась по жилочкам. Вся кожа на теле, превратившись в один большой оголённый нерв, горела не только от прикосновений его рук, но и от щекочущих волосков на его теле. Куда только вся моя заледенелость подевалась? Ну, Стасик, ну молчун, теперь держись, за что попало! И я начала поворачиваться к нему.

Почему не звонит будильник? Я же на работу опаздываю. Где я? И хотя ещё помнила, что вчера мы с Ленкой не плохо накатили в ресторане, голова почему-то не болела. И чувствовала себя превосходно. Лишь в голове стоял сумбур. А рядом, подложив под голову руку, уютно посапывал, спящий мужчинка. Спал, как и я, ни чем не укрывшись. А у нас в ногах, смятым комком, приютилась простынь. Стараясь не разбудить Стасика, выбралась с постели и, посмотрев на часы, пошла в душевую. В моём распоряжении ещё целый час. Господи, какое удовольствие стоять под душем. К тому же моё тело тихо пело всеми клеточками удовлетворённости тела. До красноты растёршись гостиничным полотенцем, я воспользовалась своей косметичкой и вернулась в постель. Расправив простынь, скользнула под тёплый бочёк к Стасику. Робко начала водить рукой по его телу. О-го-го, или он за ночь не устал, или к утру так сил набрался. Тот, чувствуя влажность моего тела и пробуждаемый моими поглаживаниями, проснулся. Удивления моё присутствие в его постели не вызвало. А вот присутствие моей руки на его самом сокровенном, как раз и явилось причиной его последовавшей активности. Он начал без всякого разгону. А я была очень и очень даже не против. Каким утром ещё такой случай подвернётся. Пришлось после этого ещё раз нырять под душ и приводить лицо в порядок. После кофе из, всё тех же гостиничных стаканов, он попросил мой телефончик и я чиркнула ему свой рабочий номер. Чиркнула, особо не надеясь, что ещё услышу его. Он чмокнул меня в щёку, и полетела я счастливой белой птицей на работу.

На работе меня ждала Ленка, которая сходу посоветовала мне съесть кислый лимон. Потому что у меня, её подруги, рожа больно счастливая. На Ленкину подначку я не обиделась. По ней тоже было видно, что и она не грустит. Сегодня не тот день, чтобы обижаться. Даже на нашу штатную стерву, Елену Алексеевну. И до самого обеда мы с Ленкой делились своими впечатлениями о наших похождениях. А перед обедом, как-то по особенному, зазвонил телефон. Елена Алексеевна сделала стойку, уж она-то по дозвону, со своим богатым опытом, умела различать чьи это звонки. В трубке раздался голос Стасика. Опаньки! Это очень даже что-то значило. Ну, мужики, держитесь! Ленка, не совсем мы с тобой пропащие. И на нас западают.