Утро, глава 1, слеш, pg-13

Он спит... Он спит, и я счастлив. Потому что мне не надо оправдываться, чтобы тихонько выскользнуть за дверь. Не надо объяснять, куда я пошёл, зачем, почему, и что мне никто не причинит вреда... Он спит, и я счастлив, что мне не надо беспокоиться, что он будет беспокоиться обо мне, переживать... Впрочем, кто сказал, что он это делает? А никто. Я это просто знаю...

Я уходил по ночам, когда он засыпал, бесчисленное количество раз. И всегда возвращался перед тем, как он просыпался. В крайнем случае удавалось изображить деятельность в кабинете или тренировки с катаной. Кто говорил, что я не умею драться? Глупости. Если этот кто-то не видел, это не значит, что я не умею...

Впрочем, катана – это не мой меч. Я люблю прямолинейность и симметричность. Поэтому чаще всего использую прямой, длинный и узкий клинок, выкованный когда-то кузнечных дел мастером специально для меня. Шеркон. Его описания я не видел ни в одной книге, кроме фантастики нашего времени – там чего только не найдётся. Я могу с уверенностью сказать – с ним я превращаюсь в живую смерть, подобие вихря, воды и ветра – никому не дано победить меня.

Нет, я не сомневаюсь, что существуют люди, точнее, нелюди, которым удастся победить меня... Хм... победить – вряд ли. Может, убить – а победить себя я не дам никогда... Разве что более достойный противник сможет увидеть, как я склоняюсь перед ним. Нет, я не лучший фехтовальщик... И не лучший маг. Но я просто не могу проиграть – потому что у меня есть Крис... и он верит в меня.

Я уходил по ночам. Короткие схватки, стычки, безжалостное уничтожение отребья... Я никогда не был Принцем, даже тогда, когда появилась Камарилья, и не претендовал на эту должность. Я никогда не понимал тщеславия от занимаемой роли, пасности, потери репутации... Как говорил когда-то мой отец, хорошая репутация – это хорошо, но лучше плохая репутация, чем никакой... Я придерживался этого мнения всю жизнь и смог заработать достаточно уважения, чтобы мне позволили жить в замке с Крисом без всяких гонений со стороны.

Принцы сменяются часто – один за другим. И всем почему-то не терпится подчинить меня себе. Какое мне дело до того, что меняется власть? Я истинный, я не являюсь подданным клана по сути, я никому не подчиняюсь. Мой ученик... он сам выберет себе дорогу. Я сделал его подобным себе – способным распахивать крылья, когда это потребуется, обходиться без крови долгое время – больше десяти лет, и жить под солнцем, если вдруг появится такая необходимость. За это меня тоже не любят. За то, что я отличаюсь.

Это так, как и в мире людей... Каиниты сами по себе отличаются от людей... А я отличаюсь от них. Как данпилы. Полукровки всегда искали способ добить меня. Яд, меч, на крайний случай – клыки... наивные, простодушные. Две тысячи лет – это ведь не просто так. Впрочем, с данпилами можно говорить. Я не нуждаюсь в подпитке кровью, и поэтому у них просто не может быть претензий. Я убил человека? Помилуйте, зачем мне убивать этих тараканов? Если я хочу пить, мне хватит всего несколько глотков, и человек никогда не узнает о том, что ему был нанесён какой-то вред. Помилуйте, и о каком вреде может идти речь, если «поцелуй вампира» приносит не боль, а наслаждение?..

Я часто ухожу по ночам и сейчас. Перед тем, как уйти, я долго смотрю на Криса... Чёрные волосы, тёмные глаза... Он так похож на меня – и, в то же время, не похож. Наши характеры существенно отличаются друг от друга. Он – дерзкий мальчишка, всегда почему-то обеспокоенный моим отсутствием – непонятно, почему. Он ещё не вырос, но сам не понимает того. А я боюсь, что когда-нибудь пропущу его очередной всплеск эмоций, он скажет что-то важное... и я не замечу, пропущу мимо ушей, как делаю чаще всего. Я не замечу, что он вырос, посчитав это просто особенностью его характера... и тогда я потеряю его. Боги, как же я боюсь...

Он такой беззащитный во сне... надеется на меня? Я всегда ставлю охранные заклятия. Не знаю. Он просто... как ребёнок. Я могу часами гладить его по волосам, утешать, если с ним снова что-то случилось, и улыбаться, глядя на огонь. Ведь он со мной. Я могу обнимать его, чувствовать его тело, его душу, свернувшуюся в комок, если его душат рыдания, умиротворённую, если он спит, и горящую неровным пламенем – если он одержим какой-то идеей... Или если он просто со мной.

Невозможно описать, как я мучился, когда отпустил его. Я ведь недаром поставил щит, не позволявший мне выйти... чтоб не пойти и не забрать его. Чтобы не позволить никому обидеть его... И всё - чтобы он мог научиться жить сам. И он научился. Но я не мог жить без него... Первый десяток лет я провёл в безумной надежде, что он вернётся ко мне. Второй – я ездил по свету, надеясь хотя бы раз повстречать его. Третий... я успокоился. Я загнал боль далеко внутрь себя, не позволяя ей выбраться наружу. Как же порой тяжело сдерживать маску! Но я смог. Я вообще многое могу. Но боль... она не давала мне спать по ночам.

И теперь... Я жду, пока он проснётся. Сейчас уже не совсем ночь, но и утро пока не наступило. Я лежу рядом с ним, обнимая его, а он спит. Я счастлив, что мне не надо беспокоиться за него, когда его нет рядом. Пусть я и отпустил его, но он – моё Дитя... и я ничего не могу поделать с этим. И не хочу.

Он выглядит таким хрупким... Сколько ему было, когда я становил его? Двадцать один? А мой «внешний возраст» остановился где-то на девятнадцати. Мы почти одинакового роста... Всё зависит от осанки, от обуви... Когда он подарил мне нежно-розовые домашние тапочки, я сначала долго ругался, а потом – столько же смеялся... наверное, он хочет несколько разнообразить мой внешний вил... Но тапочки я одевал тогда, когда изменял своим вкусам и одевал не чёрное, а цветное...

Он, правда, такой... хороший. Он вообще добрый. Как становлённый, а не родившийся вампир, он, всё-таки, более характерен, чем я. Я сумел выработать свой собственный характер... как смесь, скорее, а не как ментальность клана... Надеюсь, он тоже сможет. Но всё это не сейчас...

Вот сейчас, поднимется солнце... наверное, я несколько утомил его первой частью ночи... и тогда он проснётся, сонно протрёт глаза... или сядет на кровати, как он делает иногда... или обнимет меня в ответ, и тогда, я боюсь, я не смогу сказать тех слов, что собирался...

И вот, солнце выходит из-за горизонта. В нашей общей спальне ещё тихо – по-настоящему тихо, ни один скрип или шорох не смеет нарушить эту тишину... В такой уснувшей тишине проходит около часа... И когда он, наконец, просыпается и поворачивается ко мне, сонно потирая глаза и всё ещё сонно говорит «Доброе утро, Сэв... », я, наконец, могу сказать это.

– Крис... я уезжаю.