Где же ты, волчок?

Жертвам вмешательств посвящается.

***

Никто не просил их вмешиваться, никто. Они всё только испортили.

Та самая поляна в гуще леса осталась уже позади. Красная Шапочка вприпрыжку шагала по тропинке. Она старалась производить как можно больше шума, ведь старый волк мог её не услышать. Наступила осень, и тут и там на тропинке лежали уже пожелтевшие листья. Красная Шапочка старалась задеть каждый из них. Но то ли листья были ещё слишком сырые, то ли пинала она их слишком слабо — звука практически не было слышно. Шапочка старалась задержаться в пути. Но осенью цветов не нарвёшь, хоть изумруд травы всё ещё не поблёк, найти сейчас хотя бы один цветок было очень трудно. Это подтверждали и полусонные дикие пчёлы, которые то и дело садились на шапочку в надежде, что красный цвет несёт в себе ещё хотя бы каплю нектара.

– И зачем нужны эти дикие пчёлы – сказала она вслух так громко, как только могла,– ведь мёд, который они собирают никому не достаётся. То ли дело домашние пчёлы, вот они — молодцы!

Если по дороге попадалось засохшее дерево или куст, Красная Шапочка непременно его задевала, всем сердцем радуясь хрусту ломающихся веток. Возле одной берёзы она заметила какой-то красный гриб. Ей было известно, что красная рыба очень вкусная, а грибы, которые растут под берёзами, называются подберёзовиками. Мысль набрать на обратном пути грибов её очень обрадовала — под этим предлогом можно было задержаться и сойти с тропинки.

– Хорошо, что есть берёзы, они дают берёзовый сок и делают домики для подберёзовиков,– сказано это было всё так же громко, на грани крика.

Листья, сухие ветки, громкие слова — всё было напрасно — лес неумолимо заканчивался. Вон за теми ивами уже пруд, там лужайка и начало деревушки, а крайний домик — её цель. Каждый раз, когда она видела эти ивы, ей хотелось плакать — они были крестами на её надежде. Повстречать волка на обратном пути ей казалось невозможным.

Без всяких вопросов Красная Шапочка дёрнула за верёвочку и вошла.

– Здравствуй бабушка!

– Привет, внученька!

Как всегда повисло неприятное молчание. Красная Шапочка знала, что из этого дома убираться ей надо сразу же. Она не любила его. А в нём не любили её. И она это отлично знала.

– О, пирожочки! Давай скорей, а то вся эта еда из пакетиков до того надоела... Ты надолго?

– Нет, я сразу пойду.

Скрип двери. Явно слышные обидные смешки за спиной. Если бы не лес, если бы не надежда на встречу, ноги её тут давным-давно бы не было. Но так как единственным шансом пройти сквозь такой уже знакомый лес, был предлог отнести пирожки, Красная Шапочка научилась их печь, и по нескольку раз в неделю отправлялась в путь.

Корзинка освободилась. Теперь можно было набрать красных грибов. Ступив на мягкий мох, она отправилась к ближайшей берёзе, которая была вынуждена питаться объедками солнца, которое так беспощадно поедалось огромными буками. Красная шапочка запрокинула голову. Как ей нравилось чувствовать себя такой крохотной под этими вековыми деревьями!

Где-то вдалеке закаркали вороны. Шапочка сразу же запела и принялась вертеть головой. Воронам она была рада. «Кто в лесу поёт и увидит ворона, тому наткнуться на волка»,– это она хорошо помнила. Все вороны, которых она, распевая, видела, были как назло женского полу, потому как волка в такие дни она так и не повстречала.

Набрав полную корзинку красивых подберёзовиков, которые, почему-то росли не только под берёзами, Шапочка пробралась обратно к тропинке — скоро будет та самая поляна... вот она.

Воспоминания каждый раз сбивали её с ног. Она садилась на пенёк у края поляны и плакала. Именно здесь они слились с волком воедино. Как это было прекрасно! Он был силён и нежен. Ей никогда не забыть его голубых глаз. А эти чёртовы охотники... Их никто не просил вмешиваться, никто не просил, никто...

Дорога домой после поляны была самым трудным отрезком пути. Ноги не слушались, наливались тяжестью и отказывались шагать. Каждый раз после слёз, она подолгу всхлипывала и задыхалась. А сегодня ещё и в глазах начало темнеть. Лишь на подходе к дому она заметила, что фонари уже горят, видимо она не один час проплакала у поляны.

– Привет, Серый, – сказала она открывшему дверь мужу. Мужем он ей стал лишь потому, что его звали Сергей и потому что глаза его были голубыми. Спьяну он часто её бил, но она ему всё прощала, вернее, забывала.

Подойдя к зеркалу она заглянула себе в глаза, подосадовала на мешки под ними. И повернула отражению свою любимую часть тела — правое ухо. Когда волка подстрелили проходящие мимо охотники, он с визгом бросился прочь, случайно порвав когтем мочку уха девочки. Это была единственная память о нём. Лишь благодаря этой отметине Красная Шапочка была несмотря ни на что довольна собой. Единственное, что ей не нравилось, были два шрама на лбу. Они появились после того, как она попыталась слиться с их тогдашним цепным псом, в надежде испытать что-то подобное. Потом её положили в больницу. Одним дождливым утром доктор нажимал какие-то кнопки, и привязанная к столу Шапочка получила через прилепленные к обритой голове провода три мощных разряда электрошока, а потом стало темно. Тогда-то эти шрамы и появились. Она так и не смогла запомнить их названия. Кажется, левый назывался «тримпампация», а правый «лобомития», или наоборот. Ну да леший с ними, теперь они, слава богу, стали еле заметны и отчасти даже попрятались в глубоких морщинах.

Красная Шапочка стянула с седой головы свой чепчик, и отправилась готовиться ко сну. Сегодня снова ничего не получилось. Теперь нужно подождать несколько дней и браться за тесто.