Сон - не сон. Продолжение 2

- Ну и о чём тогда говорить? Дурак ты, Илюха, ой, дурак. Поверь, у тебя всё в порядке. Если мужчине не отстрелили всё напрочь, то он может восстановить что угодно, если от природы хоть что-то дано. А у тебя и проблемы никакой не было, просто ты пьяной дуре поверил. Мужчины, вообще, часто не знают своих возможностей. А потом, на старости лет, они вдруг обнаруживают, что и по часу – полтора способны, и по десять раз за день. А до этого думали, что на десять минут через день им лимит отпущен.

Илюха придвинулся поближе, помолчал, и всё-таки спросил: - Неужели, действительно, можно по полтора часа этим заниматься?

Татьяна Павловна запустила руку в Илюшкины кудри и он замер, ловя каждое её движение. До сих пор вся инициатива принадлежала ему.

- Да хоть весь день, только надоест. Жизнь не может состоять из одного секса. Иначе будет скучно. Праздники иногда устраивать – это да, хорошее дело.

- А вы меня научите? Или у меня лимит этот есть?

- Успокойся, никакого лимита у тебя нет. И не может быть. Человек сам себя во всём ограничивает. По жизни. В деньгах. В карьере. В любви. В знаниях. Нет такой области, где люди себе не говорили бы: - Нет, я так не могу! Мне этого не дано! Знакомо?

Илюха снова задумался. Что-то слишком много его задумываться заставляют. Он то решил, что сейчас начнётся самое интересное, а она с ним разговоры разговаривает. А с другой стороны, никто и никогда такие темы с ним не обсуждал. Ну, трепались с парнями, каждый хвастался своими победами. И он, Илюха, тоже. Хотя нет, не хвастался. Просто делал вид, что всё это ему настолько хорошо знакомо и кроме снисходительной улыбки других эмоций на лицо не надевал. Почему то это действовало лучше, чем враки. Не рассказывать же про то, как зажимал девчонок в физкультурной раздевалке! Разве это подвиг? Да и особо интересного там ничего не было. В шестом – седьмом классе не у каждой девчонки можно было нащупать что-нибудь интересное. Но иногда вдруг в руку ложилась упругая мякоть, и тогда маленькая молния прожигала его насквозь. А у тёть Тани (Господи, как её теперь называть?) грудь большая и мягкая, наверное. Рука сама потянулась в темноте к тому месту, где по его расчётам должна она была находиться. Сначала он наткнулся на плотный живот. Такому прессу и молодой парень мог бы позавидовать! Продвинулся повыше, нежно погладил. Тёть Таня , нет, Таня, лежала спокойно, только чуть развернулась, чтобы ему было удобней. И тут Илюху прорвало. Он начал мять и тискать обеими руками и целовать.

- Тихо, ты, сумасшедший! Оторвёшь ведь. Полегче, полегче.

И она погладила его по плечу, показывая, насколько легче. А потом нашла своими губами его губы и поцеловала. Илюха, не отпуская груди, опять поторопился показать свою страстность и постарался пропихнуть свой язык как можно глубже, но его не пустили. Всё происходило в самом начале, в холле, так сказать. И губы у Тани были мягкие и сочные, и тут Илюха понял, что все поцелуи, которые у него до сих пор были, это химера, пустота. Можно считать, что он и не целовался никогда. Было так сладко, что он начал таять. Их руки лихорадочно пересекались, тела стали извиваться. Ему сначала показалось, что он не может делать всё одновременно: и целовать, и гладить, и прижиматься всем телом, но потом он перестал думать, а просто отвечал на каждое её движение. Он почувствовал себя опять сильным, и хотел уже использовать свою силу по назначению, но Таня сказала: - Подожди, мне так хорошо!, - и он согласился терпеть. Терпеть столько, сколько она скажет…

Звон комаров за стенками палатки он услышал не скоро. Тысячи молний пробежали по его телу, которое выгнулось вольтовой дугой. А до этого была целая вечность ожидания, ну когда же будет можно? Наконец, его, как котёнка, перекатили на спину, и дальше от него ничего не зависело. Он много раз готов был выстрелить, но каждый раз Таня замирала и начинала гладить его плечи и целовать шею. Ему казалось, что он уже полностью опустошён, вымотан до предела, и каждый раз силы вдруг появлялись снова, и снова он двигался в такт её движениям. А в какой то момент она не замерла, а прижалась плотнее, и тут что-то взорвалось внутри и яркими змеями побежало прочь. Татьянин стон перешёл почти в плач, и он понял, что молнии пробежали не только по нему.

Долго он не мог вымолвить ни слова, губы пересохли, и только рука была способна на слабое благодарное пожатие.

Первой вернулась к жизни Татьяна. Где-то в ногах она смогла отыскать бутылку с водой. Жадно отпив несколько глотков, она предложила воды и Илюхе. Тот не был настолько благородным и смог оторваться от бутылки только тогда, когда полностью утолил бешеную жажду. Только пил он почти лёжа, как младенец из соски.

- Ну что, есть разница? – вопрос прозвучал задорно.

- Есть, только я её в темноте не вижу, - попытался пошутить Илюха.

- Надо же, живой, - удивилась Татьяна Павловна. - А я думала, укатали сивку крутые горки.

- Укатали, - согласно прохрипел Илюха. – У меня сил нет руки поднять.

Они помолчали.

- Тань, а Тань, а так хорошо всегда будет?

- Всё от тебя зависит, милый мой.

- Да где же от меня, когда вы сейчас парадом командовали!

- А потом ты будешь. Женщина должна подчиняться мужчине. Не всегда, но чаще. И женское счастье в том и состоит, чтобы найти такого, кто знает куда идти и что делать. Просто дураков, которых хлебом не корми, а дай покомандовать – пруд пруди. А настоящих мужчин и нет почти. В постели ещё встречаются, а вот в жизни нет. Вот, может, ты в настоящего вырастешь?

- Я постараюсь.

Илюхе казалось, что за последний час он повзрослел лет на десять. Все истины, которые ему надо было постигнуть, плавали где-то рядом в пространстве, и казалось, что надо только протянуть руку и взять, зажать в кулак, а потом положить у себя в голове на нужной полочке