На дне бельевой корзины

«Мужчина и женщина не могут удовольствоваться одними только чувственными утехами. Мужчины и женщины, кроме тела, обладают еще идухом, и эти духовные стороны требуют известной гармонии идей. И как они могут продолжать любить друг друга с прежней страстью, чувствуя себя в то же время духовно далекими? Мужчины и женщины представляют собой «характеры», из этих характеров вытекают поступки – и что бывает, когда характеры ведут к несходным поступкам? Что произойдет, если мужчина будет всегда стремиться читать, а женщина – танцевать? »

Эптон Синклер

Та корзина, что стоит в углу ванной комнаты, всегда была полна разного рода одежды. И каждый день туда подкладывалось новое белье, а в доме стоял шум из-за очередной потерянной рубашки или очередной блузки, которая будто бы бесследно пропала. Корзина наполнялась новым и новым бельем двухдневной давности, а затем ее опустошала хозяйка дома, закладывая всю одежду в стиральную машину.

Когда-то там было много всяких вещей. Когда-то туда падали небрежно брошенные с расстояния белые рубашки, кружевное нижнее белье, нежные розовые и синие полотенца, драные джинсы… Сколько же вещей было в этой корзине, какую бы длинную и завораживающую историю моды могла бы она рассказать! Но мода всегда связана со страстью, такой сильной и неуемной, что она рвет самые дорогие и самые прочные кофты и рубашки, так что бережно пришитые к шелку пуговицы разлетаются в разные стороны. А потому мода бывает очень жестокой.

Таким же жестоким бывает и отношение к вещам, которые из выходят из моды. Раньше это были кружевные кофточки и майки, а теперь это обтягивающие стройную фигуру платья и рубашки с каким—то очень странным по форме воротником, так что из-под него можно увидеть швы галстука. Отношение к моде меняется также, как проходит страсть, столь же скоротечно и быстро. Хотя это не страсть, ведь настоящая страсть, как и любовь, живет вечно…

Она иногда садилась на колени, когда мужчина уходил, и разбирала свое и его белье. Ей нравилось разглядывать его черные и белые рубашки, столь переполненные его запахом, она злилась, когда он устраивал скандалы из-за очередного потерянного комплекта носков, которые спокойно лежали на дне корзины. И она с какой-то нежностью смотрела на это белье, лежащее в одной куче, его и свое. Она где-то внутри себя будто запирала эти вещи в тайнике своего сердца, желая запомнить их именно такими, его вещи. Ей попадался тот шарф, красный шерстяной шарф, который он всегда надевал, когда было холодно. Или та кофта, которую она подарила ему. Шелковая гладкая материя, она гладила ее, ощущая его запах, и где-то внутри, за тысячами дверей своих предрассудков и своего смущения она чувствовала трепет в своем сердце. Она разбирала вещи, раскладывала их по цвету перед стиркой, бережно выкладывала его шерстяной свитер, его шелковый шарф и его рубашки, клала рядом со своими его джинсы. Рубашек было так много, и почти все с модным в это время воротником. Она любила дарить ему вещи. То, как он одевал очередную ее рубашку, как заправлял ее в брюки и разглядывал себя в зеркале, доставляло ей удовольствие, восхищение, она с обожанием смотрела на него. Облизывая губы, она подзывала его к себе. Ей нравилось проводить руками по его груди, гладить ладонями его рубашку, забираться в его брюки пальцами и ощущать его возбуждение. Вечером она подходила к нему и дерзко срывала с него рубашку, так что пуговицы вместе с материей отлетали в разные стороны. Она рвала на нем свой подарок, беспощадно срывала с него одежду, и целовала его торс. Ощущать в своих руках эту таинственную мужскую силу, чувствовать ладонями его кожу, прикасаться к волосам на его груди и проводить пальцами по его животу доставляло ей какой-то пьянящее удовольствие. Она вставала сзади и водила руками по его телу, прикасаясь губами к его шее и закатывая при этом глаза. Его запах обволакивал ее, даже не запах одеколона, но его собственный запах. Этот запах всегда оставался на его вещах. Пьянящее ощущение страсти, оно въедалось в нее, в ее сердце, поселялось в ее груди, проникало чуть ниже и тлело где-то в животе. Хотелось ощутить в себе его всего, со всеми его недостатками, с бешеными скандалами по поводу потерянного свитера или рубашки утром, с нежностью, которую он дарил ей по ночам, с его гонором и его детской непосредственностью.

Эта страсть в ней была чем-то большим, чем просто ощущением желания. Нет, она не задумывалась о детях, она вообще их не любила. И не думала о браке, потому что считала это скорее комплексом неполноценности, когда слабой женщине хочется чувствовать заступничество сильного мужчины. Но чувство страсти пронимало ее всю, распарывало ее внутренности, доставляя боль и сладость ее телу. Страсть, похожая на безумие. Страсть, когда новая рубашка опять была порвана и валялась в той корзине для грязных вещей, а он был на ней, он был в ней и тем самым терзал ее так, как никто другой до или после. И тогда опоздание на работу было каким-то незначительным пустяком, а не катастрофой, и ее переговоры, назначенные именно на это время, становились просто констатацией факта, что ее просто на них не будет. Была одна очень важная деталь, которая вносила корректировки в их планы – страсть.

И после этого она с умилением и смущенной улыбкой клала «грязную» простынь в небольшую корзину для грязного белья, укладывала туда его рубашку и брюки, и свое элегантное платье, которое теперь становилось жертвой бельевой корзины.

Так было несколько лет. И по праву корзина гордилась, что могла уместить в себя все эти дорогие одежды и шелковое постельное белье, пусть даже совсем чуть-чуть запачканное, корзина была свидетелем их жизни, немым участником их отношений.

Но однажды корзина оказалась полупустой. В ней лежали всего лишь несколько ее маек, белые шерстяные носочки, которые он ей подарил на новый год, одна черная юбка и ее коричневый шарф. Из корзины пропали все вещи, которые принадлежали ему. Также, как они пропали из ее жизни.

Сильная страсть всегда возникает неожиданно. Она порывает невидимые нити в душе, отчего не видишь границ того, что хочется совершить. Поцелуй в подлинной страсти всегда первый в жизни, даже если он уже тысячный по счету. Губы пытаются уловить прикосновения к губам, обоняние тончайший запах другого человека. А половой акт становится открытием, когда чувствуешь, что обладаешь тем, что было и останется недоступным навсегда. Но страсть проходит, и тогда лишь бельевая корзина ощущает одиночество и недостаток одежды, брошенной в стирку.

Он ушел уже довольно давно, и потому простыня попадала в стирку лишь раз в неделю, а запах его тела становился призраком, как для нее, так и для ее и теперь только ее бельевой корзины.

Прошло слишком много времени, чтобы помнить его и слишком мало, чтобы забыть. Но однажды она потеряла свои шерстяные варежки, которые когда-то именно он подарил ей. Она долго старалась их найти в куче вещей во всех шкафах дома. Уже отчаявшись, она бросила взгляд на корзину для грязного белья и подумала, что они там. Эти варежки он подарил ей когда-то. И хотя совсем не хотелось думать о нем вообще, и не стоило это того, ведь он был глупым мальчиком, который не в состоянии сделать ничего стоящего для нее, она все же вспомнила, как он целовал ее руки и облизывал ее пальчики. Она только вышла из ванны тогда, и он подошел к ней и, глядя прямо в глаза, протянул ей эти милые варежки. Затем стал целовать ее пальцы, проводил языком по чистой коже и стал надевать эти милые розовые варежки. А теперь их нет. Они потеряны! Как и он для нее отныне.

Она подошла к корзине и села на колени. Разбирая грязные вещи, ее немного отвращал собственный запах. Отчего же он так балдел, когда ощущал ее обычный женский запах? В нем нет ничего особенного, просто запах запах женщины! А он с наслаждением обнюхивал ее все время, как животное, принюхивался к ее блузке и всякий раз при этом требовал ее рядом с собой.

Она стала рыться в корзине, но ничего, кроме блузок и кофт своих не нашла. Это взбесило ее. Ей не хотелось копаться в своем грязном белье, ей было противно сидеть вот так на коленках и просто рыться, пытаясь найти вещь, которая даже вроде как и не ее была! Она со злостью отпихнула корзину, отчего та упала на пол и вывалила ее вещи.

И тут она заметила какую-то белую материю на дне корзины. Она достала ее, это была майка, его майка! Как мог он оставить ее! Как могла эта корзина, которая и так постоянно теряет в себе кучу нужной одежды, теперь так подставить ее и сохранить эту его поношенную майку. В доме не должно быть ни одной его вещи.

«Почему? » - будто бы спрашивала угрюмая бельевая корзина.

Да потому что срасти больше нет, этот мальчик теперь просто противен и омерзителен ей! Ни одной вещи не должно сохраниться после страсти! Страсть сжигает все, и после остается только пустота, чтобы ее заполнил другой мужчина! Как он посмел оставить у нее свою грязную вонючую майку?

Она сжала ее в своих руках и страшно разозлилась. Ей хотелось порвать эту одежду, сжечь ее, утопить в самой глубокой впадине, забыть…

Но она ничего не смогла с собой поделать. Запах, высвобожденный бельевой корзиной, начал достигать ее сознания, ее обоняния и ее биения сердца. Она посмотрела на белую майку, такую невзрачную, совсем даже не любимую ею, и… приложила ее к лицу, вдыхая его запах.

Совершенно особенный, присущий только ему запах, оставшийся на майке, медленно стал овладевать ею. Хотелось вдыхать его все больше, пока легкие не переполнятся ощущением его присутствия. Что-то внутри зашевелилось, будто стало оживать, как завядший цветок, на который прыснули воды.

Она отшвырнула майку и бросилась к телефону. Сколько же времени прошло…

- Добрый день, я хотела просто сказать, что ты оставил у меня свою вещь…

- Да, я тоже хотел сказать, что тебе нужно забрать у меня свою блузку, которая лежит в стирке еще с тех пор… - смущенно проговорил он.

- Тогда предлагаю встретиться и возвратить друг другу наши вещи. – смело и с вызовом сказала она.

- Окэ. Во сколько? И где ты хочешь встретиться?

- Думаю, что можно у меня на квартире в 7 вечера сегодня.

- Договорились – произнес он своим мужским чуть грубоватым голосом и повесил трубку.

Итак, к семи часам нужно нанести макияж, подобрать какое-нибудь из его любимых платьев, накрасить ноготки его любимым лаком и подушиться J’adore… и убрать эту паршивую корзину подальше. Ведь она опять примиряет их!