Мне приснился сон... Александр К

Мне приснился сон. Она стояла напротив окна, в которое попадали последние прямые лучи заходящего нежаркого осеннего солнца. Стояла, повернувшись ко мне спиною, и солнечные лучи делали нерезкими очертания её высокой и тонкой фигуры. Узкие джинсы обтягивали тонкие и стройные бёдра. Я подошёл, обнял хрупкие плечи и, повернув к себе, потянулся к её губам. Только сейчас понял, что выше джинсов на ней ничего не было надето. Губы невольно скользнули к знакомой ложбинке у основания шеи и затем к маленькой круглой груди с крупными набухшими сосками.

Помню, что даже во сне я удивился, что она не оттолкнула, её губы ответили моим губам, и её руки обняли меня за шею.

Потом несколько дней я пытался самому себе объяснить это внезапное чувство, вспыхнувшее и ушедшее в зыбкую зону между сном и бодрствованьем.

Мы не вместе уже восемь…или девять лет. Все минувшие годы мы продолжали работать в одном учреждении и виделись мимоходом практически каждую неделю. Иногда я полушутя – полусерьёзно приглашал её куда-нибудь сходить и получал неизменный отказ. Пожалуй, я верю психологам, которые говорят, что мужчина считает, что всё лучшее ещё впереди, а женщина легко и быстро выбрасывает из памяти то, что не хочет вспоминать. Интересно, какие воспоминания остались у неё о нашем довольно бурном романе, и что вообще это было?

Тогда мы были связаны на работе одной общей темой, которая помогла затем её карьерному росту. Был ли это просто служебный роман, использовал ли кто-то из нас другого в своих приземлённых целях, может, нас связала одна сумасшедшая мечта, которая так и не осуществилась, или это просто была вспыхнувшая и «разбившаяся о житейские рифы» обычная любовная история? Я и сейчас не могу ответить на это самому себе…

Все мелкие детали тех лет бесследно растворились в памяти, остались лишь воспоминания о том, как впервые глубоко заглянув в необыкновенно синие глаза за частоколом таких густых и длинных ресниц, что она никогда не пользовалась тушью, потянулся к её губам. Как бродили по глухим улицам, чтобы не попасть на глаза знакомым, как томительно было ожидание наших редких встреч, как я боялся выпустить из рук её страстное, ненасытное для любовных ласк гибкое мальчишеское тело.

Осталась память о тех чистых красках, которые она позаимствовала у природы: лазурь глаз и глянцевая чернота ресниц, тёмно-каштановые волосы и нежно-розовый цвет твёрдых сосков, которые набухали на её груди от моих поцелуев.

В тот день я проходил возле её дома и попал под страшный ливень, который за те пол минуты, пока я бежал до подъезда, основательно вымочил меня. Где ещё можно было раздобыть утюг, чтобы привести себя в более или менее приличный вид? Только руки почему-то переплелись быстрее, чем этот утюг успели включить. Губы соединились до потери дыхания, а одежда, и мокрая, и сухая оказалась на полу сама собой. Я целовал её всю, доказывая нам обоим, что между нами не осталось ничего запретного, и чувствовал её губы всюду. Сильнее всех восточных снадобий были её руки, которые мгновенно начинали недовольно стучать по кстати оказавшемуся рядом дивану, стоило мне хоть на мгновение остановиться. Буквально применяя силу,   я сжал её в объятиях. Мы так и не поняли, сколько прошло времени, пока наши тела замерли в полузабытьи, так и не разорвав объятий.

Когда мы потянулись к одежде, я, улучив момент, поцеловал острые круглые коленки,   совсем нескромно скользнули её губы, и всё вспыхнуло вновь.

Даже во время других свиданий мы вспоминали этот сумашедший ливень и нашу случайную встречу.

Это наваждение любви продолжалось года полтора. Потом я сам, наверное, дал повод остыть чувствам. Не иное увлечение, не измена, просто слишком много тогда навалилось житейских проблем, а она, увы, оказалась способной ученицей.

Но о сне, приснившемся мне, я не рассказывал никому. А вдруг сбудется?