Правда про Tokio Hotel

Автор: Плакса Миртл judgelinch@rambler. ru

Бета: Helen

Рейтинг: PG-15

Пэйринг: судьба-злодейка/Билл

Жанр: ангст

Направленность: слэш

Саммари: О чем Tokio Hotel молчат в интервью…

Дисклеймер: События вымышлены не корысти ради, а токмо для собственного увеселения.

Использована песня O-Zone “Oriunde ai fi”

Кукурузник прорезал небо полосой черного дыма, с грохотом разваливаясь на лету. Детали отскакивали и летели на съежившийся внизу город. Самолет снижался, заваливаясь набок. У Йоста заложило в ушах от истошных криков пассажирок. Открыв люк, он катапультировался. Из соседнего люка вывалились пилот и за ним – помощник Йоста Дэйв Рот. Три парашюта раскрылись в нестерпимо голубом, выжигающем глаза небе, унося немцев к земле. Самолет трепыхнулся в последний раз и рухнул на Экстрим-парк города Сибиу, и там, где возвышалось колесо обозрения, в воздухе взвился столб оранжево-красного пламени, потопив в черно-серых клубах дыма погнувшиеся металлоконструкции, как ноги раздавленного гигантского паука.

Ветер отнес Йоста в речку Вонючку. Белое пятно парашюта поплыло вниз по течению, туда, где из замусоренного берега обмелевшей речки торчала труба городской канализации.

Йост ехал в электричке в Бухарест, считая убытки. Хотел сэкономить – арендовал неисправный самолетик, зная, что кукурузник в аварийном состоянии, – но где в Румынии найдешь новый, исправный самолет? – да еще и перегрузил до отказа нелегальными румынскими эмигрантками. Йост был посредником – перевозил симпатичных румынок в немецкие бордели.

Он уже не первый и не второй раз ездил в Румынию за живым товаром, и страна производила на немца такое удручающее впечатление, что он понимал, почему румынки стремятся вырваться из своих нищих, заваленных мусором городишек. В Германии никто не побирался в поездах, а в румынских электричках было больше попрошаек и торговцев, чем пассажиров. На очередной остановке в электричку вступили: торговка пирожками, торговка скатертями, торговка кроссвордами, мороженщица, одноногий инвалид, – и начали путь по вагону. Последними забрались белобрысые близнецы лет девяти. Правый бренчал на гитаре, а левый звонко и пронзительно пел:

– Я начал жизнь в трущобах городских…

Он двинулся по вагону с протянутой рукой. Йост не успел отвернуться и безразлично уставиться в окно – близнецы облепили его с двух сторон.

– Дяденька, дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку! – требовал правый, дергая Йоста за рукав.

– Дяденька, мы из села, батька пьет, мамка гуляет, дяденька, дай денежку! – верещал левый, накрепко вцепившись Йосту в штанину. – Дяденька, дай копеечку, я тебе песенку спою.

– Отстаньте, отцепитесь, попрошайки! – выкручивался из детских рук Йост, пытаясь отсоединить цепкие пальчики от штанов.

– Am privit-o in ochi, ultima oara. Lacrimile curgeau, erau atat de amare, – затянул левый, не выпуская Йоста и умудрившись выхватить и моментально упрятать протянутые сердобольной женщиной два лея. – Спасибо, тетенька, дай бог тебе здоровья! Oriunde tu ai fi, eu te voi iubi! Oriunde-n noapte sau zi te voi gasi n sinea mea cand voi iubi! Dulcea mea, amara mea...

– Слушайте, близнецы. – тихо сказал Йост. – Хотите денег заработать?

Приставучие двойняшки обратились в слух.

– Хотите сняться в кино?

– Хотим!

– Но только сниматься будете не в вашей стране. Где ваши родаки? – спросил Йост.

– А вон маманька пирожками торгует, папанька на одной ноге скачет!

– Они вас отпустят в Германию?

– Отпустят, отпустят! Смотря сколько вы им денег дадите.

Родители подписали разрешение на вывоз детей, и Йост увез близнецов, а Симона Каулеску, мать Михая и Лукаша, поставила в церкви свечку за здоровье сыновей: «Счастье-то какое, хоть дети по-человечески жить будут, в цивилизованной стране, в Германии! Спасибо, господи, повезло моим детям, отдала их в добрые руки, будут пристроены, обуты, одеты, накормлены! »

Йост снял однокомнатную квартирку в Магдебурге, постелил два спальных мешка.

Первым в «кино» снялся Лукаш. По возвращении брат спросил у него:

– Ну как, снялся?

– Кина не видел. Было очень больно.

И Лукаш рассказал, что с ним в кадре делали двое взрослых дядек.

Михай отказался сниматься. «Не хочу. Я вам лучше полы мыть буду», – сказал он.

Помощник Йоста Питер Хофман усыновил близнецов, оформил немецкие документы, – Лукаш стал Вильгельмом, а Михай Томасом Каулицами. Теперь Йост жалел, что купил двоих, а работает только один.

Близнецы вскоре научились шпрехать по-немецки – в их окружении румынским владел один Йост, но в родной стране не утруждал себя говорить по-румынски.

Чтобы их различать, Йост сказал Биллу покраситься в черный цвет, проколоть бровь и язык. Для съемок он наряжал его в девочку и густо подводил ему глаза черным карандашом.

Поначалу Билл считал, что работа у него тяжелая, физическая. Особенно когда к нему приставили сразу четырех взрослых партнеров: горбатый Иоганн, лысый Себастьян, седой Штефан и носатый Клаус. Потом попривык. Калейдоскоп мужских лиц и тел захлестнул его. Он плыл по течению, кружась в водовороте новых и новых объятий и не запоминая имен и лиц. Его инфантильность в сочетании с развращенностью, томный, влажный, кокетливый взгляд из-под щедро накрашенных ресниц, припухшие манящие губы и ангельская белозубая улыбка на наивно-любопытной мордахе сводили мужиков с ума. Хотелось вонзить зубы в хрупкое, нежное и сладкое, как зефир, тельце мальчика. В десять лет он пил текилу, курил марихуану, танцевал стриптиз в закрытых клубах. Йост несколько раз привозил его подрабатывать в сауну «Голубая лагуна».

Йосту пришлось свернуть производство, когда Биллу было уже 13 лет. Студией заинтересовалась полиция, прознавшая, что в съемках участвует несовершеннолетний. Йост разогнал взрослых порноактеров, но он чувствовал, что на этом мальчике можно продолжать зарабатывать, используя таланты Билли уже в другой сфере шоубизнеса, ибо Билли умел петь.

Йост решил собрать мальчуковую группу.

Хофман и Бенцнгер поймали на улице еще двух беспризорников. Повели в супермаркет покупать еще два спальных мешка и заодно приодеть найденышей. Густав и Георг впервые в жизни попали в супермаркет и не знали, как себя там вести. Хофман утряс скандал с охранниками (Густав попытался спионерить пакетик чипсов), и беспризорников повезли на флэт знакомиться с Каулицами. Дети не знали, как есть пиццу, и раскусочивали ее прямо руками. Выслушав восторги по поводу впервые увиденных холодильника и ванной, Йост с помощниками вручили им две гитары и ударную установку.

Йост и Рот насочиняли песен, безбожно слизывая аккорды у «Нирваны», и начались ежедневные кропотливые репетиции. Наняли ребенку педагога по вокалу и хореографа. Когда Билл вызубрил все тексты, а ритм-секция научилась держать в руках инструменты, Йост сходил к директору ближайшего кафе и договорился, что детки отыграют в 17 вечера в пятницу концерт за фантастическую сумму аж в 50 евро.  

Билли, в красной майке, длиной клетчатой юбке и красных полосатых гольфах, запел ангельским голоском:

– Горбатый Иоганн на внешность был поган…

В кафе сидела группка слесарей с пивом, не обращая внимания на сцену.

А к концу года Tokio Hotel колесили по всем городам Германии и собирали 750-тысячные стадионы. В 14 лет Билли просыпался в гостиничном номере с незнакомой фанаткой под боком, ежедневно фотографировался и общался с кошмарным количеством журналистов. Каждый день – новый город, каждую неделю – новая страна. Билли обзавелся двумя телохранителями – его были готовы изорвать все: фанатки – на сувениры, гопники – в кровавое месиво. Самоубийства фанаток. Тысячи сайтов имени группы, выпустившей всего два альбома. Единственной причиной бурных народных эмоций (одни любят, другие ненавидят, равнодушных нет) была – нет, не подражательная музыка в стиле «Курт не умер, он просто вышел покурить», не суицидные тексты «о любви и страдании», которые Билли пытался выдать за собственные стихи, и не женственность певца – в 21м веке метросексуалом удивишь разве что Агафью Лыкову из Таежного тупика. Возраст. Рокеру должно быть 50 лет. Именно возраст Tokio Hotel был катализатором ажиотажа, сделав их самой любимой и самой ненавистной группой Европы.

В 18 лет Билли заболел раком горла.

От этой болячки не умирают, с ней живут и мучаются. Билла прооперировали. Через 10 дней Йост выволок его из больницы и повез на гастроли по обеим Америкам.

Билли хрипел, сипел и натужно выдавливал: «Маn hat mir jede Luge schon mal geglaubt

und in meine leeren Versprechen vertraut». Перед каждым концертом Йост протягивал ему целую горсть разноцветных таблеток. Билли заглатывал и выбегал на сцену, забыв боль, улыбался, прыгал и пел. Когда действие наркотиков прекращалось – боль, боль, боль в горле.

Два шкафоподобных амбала истуканами замерли у дверей гостиничного номера, словно президента охраняли. Билли швырнул на диван результаты экскурсии по бутикам – пакеты с одеждой и косметикой, сел на подоконник, закурил. Едкий дым разъедал истерзанное горло, но Билл не мог бросить.

Через час у юного дарования интервью, после – фотосессия. За окном – главная улица города Сьюдад-Хуареса, похожая на сотни главных улиц сотен мегаполисов, в которые он приезжал на день-два, не успевая рассмотреть город. Транспорт, саундчек, концерт, постконцертная пати, интервью, съемка, премия, и опять сначала, – так тянулась его скучная, изматывающая, однообразная, такая маленькая и такая грязная жизнь. Дозы наркотиков становились все больше, но уже не могли даже на минуту ослабить боль в надорванном горле.

Открылась дверь, и ввалился Йост.

– Я нанял вертолет, чтобы ты мог давать по три концерта в день.

– Но у меня болит горло! – возопил звездун.

– Ты шо тут права качаешь? Тя кто-то спрашивает? – рявкнул продюсер.

– Ты принес кокаин? – Тонкие пальчики с черным маникюром прижались к истерзанному горлу. Йост брезгливо пожал плечами и швырнул Биллу пакетик с белым порошком.

Билли свернул стодолларовую бумажку, нагнулся над столом и сделал дорожку на журнале с Tokio Hotel на обложке. Он нюхал кокаин с собственного лица.

Только Йост ушел созваниваться с устроителями будущего концерта, Билли вручил охранникам по двадцатке и попросил их выпить за его здоровье. Избавившись от приставленных Йостом амбалов, он вызвал такси и сказал водителю: «На причал».

В машине он закинулся двумя зелеными таблетками экстази. Расплатился с водилой, отпустил такси и побрел по набережной мимо рыбаков. Сел на парапет. Смотрел, как его окурок покачивается на зеленых волнах. Свесил ноги по ту строну перил.

Лучше сгореть, чем увянуть?

Он давно сгорел. Пепельный человек, – дунешь, рассыпется.

Разжал руки.

Короткий полет, зеленые волны сомкнулись над буйной головой.

– Буль, буль, тьфу!

Лохматая крашеная головка вынырнула. Билл запутался в рыбачьей сети. Он трепыхался в неводе, как рыбка, пытаясь высвободить ноги. Там, где он прыгал топиться, оказалось ему по грудь.

– Ты что, сдурел? – орали по-испански рыбаки, вытягивая из воды сеть с уловом. – Ты чего прыгал? Просто так?

Стоя по колено в мутной водице, Билли изо всех сил толкнул рыбака слабыми кулачками в грудь и хотел завизжать – но из надорванного горла вырвался надсадный хрип:

– Ich hab dich nicht darum gebeten, mich zu retten! Warum doch hast du mich eigentlich bloss herausgezogen! А-а, хлюп, хлюп, хлюп! – из мутных карих глаз с гиперрасширенными зрачками брызнули слезы. – Warum habt ihr mir nicht sterben gelassen … – повторял Билл, бредя к берегу и заливаясь слезами. Рыбаки ветрели пальцем у виска.

Он сел на песок и полез в карман – и тут обнаружил, что телефон и кошелек утонули. Выбросив на песок мокрую пачку сигарет, Билл уткнулся лицом в колени, мокрые черные пряди упали вперед, закрывая бескрайний горизонт с далекими очертаниями кораблей и возвышающихся над судоремонтным доком кранов. Посидев-померзнув на безлюдном пляже, Билли поднялся, попытался отряхнуть прилипшие к джинсам песок и ракушки, и побрел на дорогу ловить попутку – возвращаться к Йосту. Если б он еще помнил, как называлась улица, на которой отель. Сама гостиница, кажись, называлась «Чайка».

Но ни одна машина не останавливалась подобрать мокрого длинноволосого парня с простертой рукой. Билли достоял до сумерек, высох, промерз, и страшно хотелось курить. Он чувствовал приближение ломки. Машины со скоростью 180-200 км/ч неслись по Приморскому бульвару. Наконец, Билл решил во что бы то ни стало остановить машину – выбежал на проезжую часть и лег поперек дороги, подняв руку. Я же хотел умереть, – подумал он, – море меня не взяло – погибну под железякой.

Тормоза с визгом остановили полицейскую машину в двадцати сантиметрах от буйной головы Билла. Из машины выскочил коп и рявкнул по-испански:

– Ты идиот? Смерти захотел? А ну брысь! Самоубивец недоделанный, дебилы малолетние…

– I need in “Seagull” hotel. No one picks me up, that’s why I have lied… – Билли стукнул кулаком по асфальту.

– В райотдел с нами поедешь, – прикрикнул коп, тоже переходя на английский. – Залазь давай!

Билл забрался в полицейскую машину.

– ДокУментов нет? – безнадежно уточнил полицейский. Билл мотнул лохматой головой.

– Сутенеру звони, залог за тебя триста долларов. – сказал второй коп.

– А я в «Русалку», искать того немецкого придурка, – сказал первый. Он сверился с распечаткой: «Рост 1.88, вес 50, волосы длинные, черные с белым мелированием, приметы: кольцо в правой брови, гвоздь в языке, татуировки – на левой руке “Freiheit 89”, грудь и живот исписаны по-немецки, на шее грабли в круге, на животе звезда». Билл покосился в ментовский конспект – и, хоть и не понимал по-испански, что логотип Tokio Hotel обозвали граблями, но выдал:

– А вы не меня ищете? – Он стянул футболку, демонстрируя нательную живопись.

– Эй, пацан, мы натурой не берем! Я сказал – звони сутенеру, пусть залог за тебя вносит.

– У меня не сутенер, у меня продюсер. – Билл шмыгнул носом. – У меня тут гастроли, мы остановились в «Чайке». Моя фамилия Каулиц.

– Точно он! – умозаключил коп, инспектируя татуировки найденыша. – Йост из Германии, твой сутенер, всю полицию на ноги поднял, бегаем по всем кабакам – тебя ищем. Одевайся, убожище! Родриго, разворачивай, поехали в «Чайку».

Полицейские передали Йосту из рук в руки стонущего и корчащегося мальчика – его бил крупный озноб, руки-ноги дергались в судорогах, зубы лязгали, голова тряслась, слезы неконтролируемо катились по щекам.

– Кокаину мне, кокаину!

Полицейские обыскали Йоста и выудили порошок и таблетки. Йост откупился от ареста и проскрипел:

- Я тебя накажу. Два дня не получишь дозу.

- Дэвид, мне плохо! – заныл звездун. Но продюсер был неумолим и не дал Биллу ни таблеток, ни косяков, ни кокаина, он запретил ему даже табак и препятствовал стрелять сигареты у музыкантов и охранников. Билл лежал в койке, дрожа и корчась, его сотрясали жар и озноб, грудь разрывалась в приступах кашля – он продрог, простояв в мокрой одежде шесть часов на Приморском бульваре.

Личная визажистка, эмигрантка с Украины, причесала мальчика, сделала ему вечерний макияж, чтобы скрыть следы болезни на исхудавшем личике. Йост выбрал ему черную водолазку с серебристым драконом и джинсы-клеши. Бессильный полутрупик растекся по заднему сиденью машины. Йост видел, что в таком состоянии Билл не способен давать внятное интервью, и, чертыхнувшись, сказал водителю поворачивать к зданию мэрии. Перед мэрией у фонтана тусовались пушеры. Йост поманил близстоящего наркоторговца.

Каулиц закинулся сразу тремя зелеными таблетками экстази и прошел на интервью. Тележурналист спросил:

- У тебя ведь нет девчонки, правда? С какой девчонкой ты бы хотел встречаться?

Тут Билл понес околесицу:

- Ой, ну я еще не нашел мою настоящую, чистую, большую любовь, но я верю, что я встречу одну-единственную – раз и навсегда. В идеале моя девушка должна быть с темными волосами и светлыми глазами. Загорелая и раскрепощенная, но и не вульгарная, она должна быть веселой и просто сумасшедшей. На 10 см ниже меня. Я бы хотел, чтобы у нее были пухлые красивые губы и нежные руки как у младенца, я вообще помешан на руках. Также я бы хотел, чтобы она была вся красивая, одевалась в одежду, которая подчеркивала её фигуру, ведь это очень секси. И также одно из самых главных качеств моего идеала девушки - она должна быть романтичной! Я бы очень хотел рок-девушку, но мне еще не встречались романтичные девушки в стиле рок. Она не должна носить шерстяные трусы и ходить с волосатыми ногами. Моя девушка должна любить только меня, а не мои деньги и славу. Я бы хотел, чтобы она жила в другой стране и мы бы познакомились случайно. Мне все равно, была бы она фанаткой или нет. Главное, чтобы она была нормальной. Разумеется, цвет волос и глаз не так уж важен, я могу полюбить любую, ведь любовь зла. Если я буду жениться, то моя невеста должна быть в красно-черном готическом свадебном платье и с темным мэйком, также никакой дурацкой свадебной музыки! Вместо кольца я бы сделал татуировку на пальце.

- А ты уже встречался с девушками?

- Да, конечно. Но они меня оставляли, и поэтому я написал такие грустные песни, как “Monsoon”, “Rette mich”, “Heilig”, “Geh”. Я еще девственник.

- Сколько бы ты хотел иметь детей?

- Я еще об этом не думал, ведь мне всего 18 лет… - сказал Билли, прилагая все свои актерские способности, чтобы удержать приветливое выражение и дружелюбную улыбку на лице.

- Как относишься к наркотикам?

- Никогда не пробовал. И не собираюсь. Я против наркотиков.

Но одной таблетки хватило ненадолго. Когда Билла увозили из здания ТРК, мальчик снова корчился, сжимая и разжимая наманикюренные пальчики. Хрупкое тельце изгибалось в неестественных причудливых позах – Биллу казалось, что так легче перенести боль.

Йост повез Билла в клуб «Гламур».

В клубе Йост подвел к хлещущему вино Биллу толстого лысого дядю. Затуманенный взор Билла выхватил из расплывающейся реальности момент уплаты. Упрятав купюры во внутренний карман пиджака, продюсер объявил:

- Билли, сходи с мужчиной в VIP-комнату. Полчаса, а то тут у меня очередь выстраивается.

За столиком дожидался очереди здоровенный негр.

Билли потащился в красную комнатку с кожаным диваном – удовлетворять лысого дядю. Лысый дядя уступил место негру.

А негр отказался платить.

- Мужчина, обнаглели совсем! Мальчик отработал! Портить мне товар и отказываться платить! – бушевал Йост.

- Нету денег, мужик, войди в мое положение! Ну нету у меня! – скалил зубы негр.

- Саки, Михаель! – позвал Йост. Из-за столика, бросив бокалы с минералкой и недоеденные бифштексы, вскочили двое дюжих охранников. Негр с воплем бросился наутек из клуба.

Пока Йост, Саки и Михаель ловили негра, били и шарили по карманам, Билл остался один. Он бродил по клубу, натыкаясь на людей, очертания фигур и предметов расплывались. Еле сфокусировав взгляд, Билл выхватил из зыбко колышущегося мира рослого белобрысого мужика, по виду напоминающего немца, посылавшего Биллу призывные взгляды и стрелы Амура.

- Дядя, купи колесо. – прозвякал зубами Билл. Руки тряслись, голова кружилась, перед глазами всё плыло, вспышки света хлестали мозг.

- Что, плохо? – подмигнул белобрысый.

Мужик кивнул пушеру, тот услужливо подбежал и раскрыл полы пиджака, а на подкладке у него булавочками был приколот ассортимент. Белобрысый гражданин приобрел красную таблетку и вручил Биллу. Тот в ломке сразу потянул экстази в рот.

- Стоп, не здесь же! – одернул его мужик. – Пошли в туалет.

Только сейчас Билл заметил, что белобрысый обе реплики произнес по-немецки.

- Как не выручить соотечественника в чужой стране, - приговаривал блондин, волоча Билла за безвольную руку в сторону комнаты с буквой М.

Билл закинулся и в третий раз за вечер снял штаны. Соотечественник пристроился сзади. Тут с грохотом отлетела дверь, и в туалет вломились Йост, Саки, Михаель и еще какой-то гуляка, моментально выхвативший фотоаппарат.

- О, да это ж Рихард Круспе. Где бы еще встретились. Ты шо мне товар портишь! – напустился Йост на отскочившего от Билла соотечественника.

- Твой же не возражает. Да, Билли?

Билл взглянул исподлобья, закусив губу и пытаясь вспомнить, где он уже слышал имя Рихард Круспе. Его-то, Билла, этот Круспе моментально идентифицировал.

- А ну не фоткать! – заорал Саки на лихорадочно щелкающего фотоаппаратом мужика. – Отдай фотоаппарат! Папарацци, мля, и сюда пролезли!

Саки и Михаель принялись выдирать у корреспондента фотоаппарат. Тот визжал, кричал, укусил Михаеля за руку, пнул Саки в колено. Пока телохранители стучали журналисту по харечке и растаптывали фотоаппарат, Йост крепко ухватил Билла з руку и поволок из клуба. Следом плелся Рихард Круспе, взывая:

- Йост, одолжи Каулица, дай кончить, что начал.

- 120 баксов.

- Мы с Биллом так не договаривались!

- Рихард, - упер руки в бока Йост, - 120 баксов. Или вали.

Гитарист Рамштайна оказался прижимист и удалился. Йост и Михаель усадили Билла в машину, Саки забрался за руль. Огни ночного Сьюдад-Хуареса замелькали перед глазами. Йост названивал на аэродром:

- Вернулся уже депутат, освободил вертолет? Завтра мы подъезжаем и забираем ваш вертолет.

На следующий день с аэродрома Сьюдад-Хуареса поднялся геликоптер, везущий Tokio Hotel давать по три концерта в день.