Дождь из пепла. Глава 1 (Кунилингус золотой дождь)

Глава 1.

…Дождь лил сплошной стеной. Давид чувствовал, что вся его прошлая жизнь – суета, и пустая трата времени. Вся его прошлая жизнь – просто длинная дорога.

Узкий длинный ледяной предмет в кармане обжигал ему пальцы. Это был Ключ, странный ключ из неизвестного ныне металла, ключ к самому страшному и самому таинственному изобретению человечества. Этот ледяной ключ Давид только что украл из музея истории своего родного города.

Ключ привезли несколько недель назад с археологических раскопок. Официальной презентации пока не было, она намечалась только через пару месяцев, когда ученые уже точно смогут сообщить, к какому временному периоду можно отнести находку: первые исследования никаких результатов не дали, потому что находка долгое время пролежала в земле...

Но по его следам уже выслали псов… Времени оставалось так мало, что Давид просто зажмурился, упал на колени, закрыл ладонями лицо и стал молиться. Конечно, телефонная будка не лучшее для этого место, но выхода другого не было.

- Бог мой, - Давид называл Бога по имени, - Живой и Вечный, - шептал он, - помоги мне. Я знаю, что был не прав. Я никогда тебя не слушал. Но сейчас - мне нужна твоя помощь!

В тихом переулке залаяла собака.

- Ты – единственное, что  у меня есть, мой Бог! – шептал Давид.

Черный джип мягко катился по улице. Шесть переулков. Как шесть гнезд револьвера. И в одном из них – тот, от кого узнал Тайну. Из окон соседних домов машина была не заметна, она кралась в темноте как черная кошка, тихо урча.

Какой-то заспанный бомж плюнул себе под ноги, выходя из подъезда, и покосился на джип, который вдруг замер посреди улицы. Стекло медленно опускалось.

Бомж Ванек в сизой телогрейке, который к своему несчастью давным-давно потерял паспорт и даже имени своего с перепоя не помнил, тоже замер, наблюдая за явлением. «Надо на бутылочку попросить…» - пронеслось в его пьяном мозгу. Стекло опустилось до половины, но внутри была такая же тьма, как и снаружи. На улице стало холоднее и Ванек поежился.

- Эй, папаша, дай чего пожевать-то, а? Со вчерашнего дня не ел! – запричитал бомж, - А у меня детишки…

Его голос долетел до ушей Давида, который исступленно молился. Он не был религиозен – он не ходил в церковь, мечеть или синагогу, да и к буддизму был холоден. Он просто верил в бога, которому не нужны ни обряды, ни благовония.

…Было странно осознавать, что выхода уже нет – еще немного, и все будет кончено, еще чуть-чуть, и Они настигнут его. И не спасет ни эта стеклянная будка, на полу которой он сидит, притаившись, как загнанный зверек, ни его умение выкручиваться из всевозможных неприятностей. И главное – он один. Именно это внезапное осознание своего одиночества, полного безысходного одиночества перед коварством и жестокостью своих преследователей делали его другим. Не хуже, и, наверное, не лучше чем раньше. Просто теперь он понимал все через призму новых чувств: отчаяния, и его неизменную спутницу - надежду. По сути, теперь он понимал все так, как на протяжении многих веков воспринимали мир его гонимые предки.

В ноге неприятно покалывала дрянь, которой один из НИХ выстрелил в него. На полу, в самом углу что-то блеснуло. А может, Давиду просто показалось? Нет, сейчас ему было не до этого. Черная машина, скользящая по дорогам неотвратимо приближался. Давид уже представлял себе, как она сворачивает в этот переулок, предусмотрительно гася фары. Это - конец…

Дождь, казалось, проникал и сюда: сырость наступала на его ветхое убежище, из щелей тянуло неприятным холодком. Давид зябко обхватил руками плечи, чтобы совсем не замерзнуть.

Три минуты назад, вбежав сюда, он так надеялся, что сможет позвонить друзьям, которые, возможно и смогли бы еще успеть приехать за ним, но когда он снял трубку, то тут же вспомнил, что у него нет ни карточки, ни жетона… Ничего. А это означало, что теперь его жизнь оборвется, и скорее всего, это произойдет прямо здесь, в этом сыром пахнущим гнилью месте, за залапанным стеклом телефонной будки… Какой-то странный блеск опять отвлек Давида от тягостных мыслей, и тот, в каком-то бездумном трансе, нагнулся чтобы разглядеть это нечто.

Тут что-то изменилось в его новом ходе мыслей. Там, на полу, в грязи лежал, посверкивая металлический жетон – видно кто-то уронил его, и побрезговал поднять. Сердце сжала невидимая рука – вот она, удача, которая всегда спасала его! Вот!

Давид поднял жетон и сжал его в ладони – это был его последний шанс. Кстати, попробовать взломать автомат он уже пытался, но тот был пуст – видимо его уже обчистили…

Теперь задача обозначилась – позвонить тому, кто может вскочить с постели и приехать сюда среди ночи, быстро, без лишней болтовни. Тому, кто еще не попал под Их влияние, а значит не полиции… Тому, у кого есть машина…

«Скорее, скорее, пока ОНИ не добрались сюда, - подумал он, а в животе все сжалось от страха, от дикого животного ужаса, - машина… Эльф?... Да, у нее есть машина. Но поедет ли она за мной? Она слишком... непредсказуемая, слишком странная. Она кажется такой заботливой и нежной, на первый взгляд, но не факт, что она побежит сломя голову спасать «полу-знакомого» (года два с лишним) парня, с головой влипшего в очень нехорошую историю, даже… Если считает его лучшим другом».

Она всегда называла себя по-разному. Когда они познакомились, Давид долго не мог понять ее странного характера, и ему было довольно сложно найти с ней общий язык, хотя он всегда чувствовал, что ему это необходимо. В ней было что-то такое, без чего, оказалось, он не может дышать… А с этими меняющимися именами, ролями, играми в которые она играла, Эльф делалась каким-то потусторонним существом, слишком противоречивым, чтобы не вызывать интерес.

Но Давид даже не знал ее настоящего имени.

Кто еще?

Еще остаются два друга, которые сегодня не могут быть дома. Знакомый из университета, три девушки, номера телефонов которых он не помнил, ну, и дядя у которого он временно жил, «мрачный старикашка». Остальные – недоступны по причине ненадежности или неимении машины.

- «Что ж… Дядя. Придется тебе попотеть», - решил Давид, и стал набирать номер. Когда он уже готов был опустить жетон, яркий желтый свет скользнул по стене. Давид выронил трубку, и почувствовал, что близок к обмороку – страх душил его, путал мысли, заставлял трепетать. Он буквально упал вниз, пригнулся, спрятавшись за непрозрачным низом будки. Дождь стал ледяным, и теперь, найдя щель, капал сверху.

Прижав трубку к уху, он сидел на корточках, все еще сжимая в руке жетон.

- Алло?! – сказал раздраженным голосом дядя, - Кто это? Вы знаете, сколько сейчас… - гудки прервали его вопросы, и Давид понял, что дяде он звонить не будет. Дядя мог просто уничтожить его. Если он узнает, что произошло, то… Давид предпочитал об этом не думать.

Был еще один человек, который мог приехать вот так, среди ночи.

Даник. Давид знал, что этот парень, который так и вился вокруг него в редакции, вполне может оказаться геем. Это не то, чтобы очень сильно раздражало Давида, просто... это его несколько смущало. Но делать было нечего, угроза была слишком реальна, и Давид недолго думая, набрал номер журналиста-коллеги.

- Да? – ответил голос Даника, - Я слушаю.

Значит, еще не спит. Значит, еще есть надежда. Рука быстро просунула жетон в щель, и тот провалился во чрево аппарата.

- Это Давид. Помнишь, ты говорил, что если мне вдруг понадобится помощь, то…

- Привет, Дэви.

Даниэль, как и Давид, принадлежавший к великому Избранному народу, всегда звал его уменьшительно-ласкательно, но, почему-то, на американский манер: Дэви.

- Так вот…

- Помню, помню. Ты ответил, что такого, наверное, не случится никогда – ты слишком самостоятелен. А, кроме того, вообще не привык получать от кого-либо помощь.

- Беру свои слова обратно, - шепотом проговорил Давид, опускаясь опять на дно будки.

- Что случилось? – вдруг серьезно спросил Даник. Что-то там, на том конце провода заставило его отбросить шутки. Неужели этому самоуверенному парню и вправду понадобилась его помощь? За всю историю их знакомства, Давид то избегал его, то пытался отгородиться от дружеских посиделок любыми предлогами. Так что могло с ним приключиться такого ужасного?

- Меня пытаются убить, - ответил Давид его мыслям, - Приезжай, - он быстро назвал адрес, - я сижу в телефонной будке. Об этом никому не говори. Постарайся приехать быстрее… Я не знаю, сколько еще им понадобится времени, чтобы найти меня здесь. У меня в ноге датчик – они вычислят меня рано или поздно. Сам его вытащить не могу…

- Я все понял, сейчас приеду. Жди, - и связь прервалась. Давид повесил трубку и закрыл глаза руками: лишь бы он успел, лишь бы он успел…

Черный джип остановился напротив того самого переулка, где находилась телефонная будка. Кто-то долго и мрачно вглядывался в темноту. Затем машина заурчала и мягко двинулась дальше.

Даник примчался на такой скорости, что Давид испугался, как бы машина не раздавила его вместе с будкой. Даник остановился, Давид выпрыгнул из укрытия сразу в машину и они пулей вылетели из переулка. Дождь барабанил по лобовому стеклу. Давид нырнул на заднее сидение, накинул капюшон и спрятал руки в рукавах – теперь он был похож на бесформенный черный мешок.

- Гони! – велел он Данику, - Скорее, не останавливайся!

Машина летела сквозь дождь. Даник чувствовал спиной, не физически, а скорее эмоционально, как дрожит его коллега на заднем сидении. Он чувствовал его страх, и от этого ему самому становилось не по себе. Конечно, Даник должен потребовать объяснений. Похоже, Давид втягивал его в какую-то отвратительную криминальную историю. Но Даник был так потрясен неожиданным звонком Давида и всем этим приключением, что не задавал никаких вопросов до самого дома.

По стеклу лилась вода, дворники сметали ее, фары встречных машин делали капли какими-то яростно блестящими. Давид считал про себя до десяти, чтобы успокоить нервы. Только когда они добрались до дома, ему удалось унять дрожь.

- Спасибо тебе, - сказал он, усаживаясь на диван. Он закатал штанину на левой ноге по колено и стал рассматривать ногу возле щиколотки. Глубоко вошел, мерзавец…

- Эти твари выстрелили в меня. Херовина типа датчика. Нужно ее достать… Иначе они найдут меня. Разворотят твою квартиру и убьют меня. Понимаешь? Но, ни о каких врачах мне и думать нельзя…– говорил Давид сбивчиво.

- Сейчас, подожди, - Даник не дослушав, подошел к шкафу, в котором держал аптечку. Длинный жучок, правда, пришлось вытаскивать обычными щипцами. Давид стиснул зубы, чтобы не закричать. Даник видел, как он побелел.

Вытащив жучок, и бросив на расстеленную газету, Даник размахнулся заранее приготовленным молотком и раздавил его. Для верности поколотил еще немного осколки, а потом свернул газету и, накинув на себя плащ, вылетел из квартиры. Он прошел несколько кварталов. Даже пробежал, и швырнул сверток в одном из подъездов. Потом так же быстро вернулся обратно. Давид сидел на стуле в кухне, курил и пил кофе. Нашел в шкафу и заварил! – заметил про себя хозяин квартиры. Через дырку в штанине Дэвида просвечивали бинты. Во всей квартире не горело ни одной лампочки.

- Я выключил везде свет. Придется пока посидеть без него. Не нужно привлекать внимание.   Я так устал.

- Расскажи, что произошло, - попросил Даник, беря со стола приготовленную для него чашку кофе, - И идем в спальню, она прямо в середине квартиры - там нет окон и можно посидеть со светом.

Давид поднялся на ноги, видно было, что он измотан, и нуждается хотя бы в нескольких часах полноценного сна. Давид на ощупь нашел кровать, и, опустившись на край, проговорил:

- Даник, я не хочу втягивать тебя в это дело. Я просто боюсь. Они ведь собираются убить меня, потому, что я узнал кое-что… важное. Я могу рассказать тебе все, но поверь мне, не стоит. Иначе они убьют тебя. Я знаю место, где они до меня не доберутся. Мне нужно уехать в Польшу.

- В Польшу? – удивился Даник. Он сел на большое кресло рядом с кроватью, и задумчиво сделал глоток из большой чашки, - Скажи, хотя бы, о чем идет речь. Я понимаю, что тебе не нужны лишние свидетели, но, все-таки… Я никому ничего не расскажу.

- Я не хочу, чтобы тебя убили, когда я уеду, - твердо сказал Давид и посмотрел на его лицо – припухлые губы и голубые, с четко обведенной радужкой глаза, изящный нос. Светлые, цвета зрелой пшеницы, волнистые волосы достигали плеч. Ну, просто принц датский... Даник смотрел на него с нескрываемым волнением.

- Спасибо тебе еще раз, - сказал Давид искренне. Он нащупал в кармане ключ, - Если бы не ты…

- Пожалуйста. Я рад помочь тебе, - ответил Даник искренне, поднимаясь с кресла, - Тебе надо поспать, ты измотан. Оставайся здесь, на кровати. Я лягу на диване.

Давид кивнул, и вдруг почувствовал неприятный холодок в животе.

- Даник, я хотел попросить еще об одном.

- Да, конечно.

- Завтра мне нужен будет билет на самолет, и чтобы ты отвез меня в аэропорт. Хорошо? Я не очень много прошу? - холод рос в нем так быстро, что Давид не понимал, что происходит.

- Хорошо, все сделаю, - с доброй улыбкой подтвердил Даник.

- Черт! – сказал Давид вслух, и положил руку на горло, - Они, кажется, стреляли отравленным жучком… - он вдруг услышал неприятный звук, и понял, что это стучат его зубы. Что-то подступило к горлу, и по телу как будто прошла судорога.

- Что значит отравленным? Тебе плохо? Я вызову врача! – испуганно заговорил Даник.

- Нет!… Нельзя врачей, нельзя… - ответил Давид странным голосом. Его трясло. Даник присел рядом с Давидом на кровать, пытаясь заглянуть ему в глаза.

- Что ты чувствуешь?

- Холод, - пробормотал Давид, дрожа, - Мне холодно…

Даник коснулся его руки и вздрогнул сам – она была ледяная. Даник сорвался с места и через минуту завалил кровать теплыми одеялами.

- Срочно залезай внутрь! – скомандовал он Давиду. Тот заторможено подчинился. Лоб у него был такой же ледяной, как и руки. Его трясло все сильнее. Даник истерически метался по комнате пытаясь сообразить, что делать, потом спохватился, и потащил Давида в ванную.

Раздев, он запихнул дрожащего парня в душевую и включил теплую, даже горячую воду. Давид согнулся, ноги подкосились, и он упал на колени прямо в душевой. Даник чертыхнулся, и, скинув рубашку и джинсы, прямо в трусах, залез в душевую кабинку и схватил оседающего Давида. Тот все еще был ледяной, вода никак не действовала на его температуру. Даник стал растирать его руки и ноги, намылил мочалку и тер его спину и грудь. Давид сидел на полу, практически без сознания. А когда Даник приблизился к нему, тот вдруг закинул руки ему на плечи, и прижался вплотную. Даник почувствовал его ледяную кожу и содрогнулся. Но через несколько секунд это прошло, и Даник вдруг понял, что теплом своего тела он может на время остановить холод, пожирающий Дэви.

- А ну-ка смотри мне в глаза! Слышишь? Смотри мне в глаза, Дэви! – приподнимая его голову, говорил Даник. Давид был почти в отключке. Даник ударил его по щеке, но никакой реакции не получил. Тогда он прижал к себе крепко безвольное тело коллеги, и стал гладить руками его спину. Грудь жег холод, исходящий от Дэви, отчего Даник сам стал мелко трястись.

- Давид, ты меня слышишь? Слышишь меня? – заорал Даник и, схватив его руку, больно укусил Дэвиа за предплечье. Тот дернулся, что Даник посчитал хорошим знаком, и попытался что-то сказать. Наконец, Даник выключил воду, кое-как поднял на руки Давида (тот был потяжелее хрупкого парнишки) и перетащил его в спальню. Там он положил его в кровать, вытер полотенцем, и лег сверху, укрыв их обоих одеялами.

Давид на секунду открыл глаза, и Данику показалось, что в них чуть больше надежды. Не теряя ни минуты, Даник стал обнимать Давида, растирая его плечи. Мокрые трусы он снял, еще ложась в постель, потому что влага от них сохранила бы прохладу, а Давиду сейчас это было смертельно опасно.

Давид второй раз открыл глаза, ощущая на себе приятную тяжесть. Он ничего не видел, перед глазами был туман, только его ощущения говорили ему, что рядом тепло, и нельзя отпускать его.

А Даник… надо оговориться, что парни на самом деле привлекали его больше, чем девушки. Точнее один единственный парень, который сейчас лежал под ним. У Даника никогда не было других. С девушками, кстати у него очень даже получалось. Но, Давид… Он появился на редакции так внезапно, так неожиданно и сразу же нарушил его размеренную жизнь... Даник не знал, что влечет его к этому человеку, но что-то не давало ему покоя. А из-за постоянных отговорок Даник свыкся с мыслью, что Давид недосягаем, и решил для себя, что его чувства – это та самая «любовь, не называющая своего имени». Данику было стыдно за нее, но никуда от этого он деться не мог.

И теперь, лежа сверху на теряющем сознание Давиде, Даник чувствовал, что в паху теплеет. Он не знал, как спасти умирающего любимого, и это глупое возбуждение злило его до слез. Давид снова открыл глаза, и Даник очень обрадовался этому.

- Дэви, смотри на меня! Слышишь меня? – спросил он, придерживая голову.

- Мммм… - промычал в ответ Давид.

- Если ты слышишь меня, Дэв, говори. Говори, что ты чувствуешь?

Давид не мог ничего сказать, он и не слышал вопроса. Холод сжигал его тело и разум. Туман вдруг сомкнулся, и Давид перестал воспринимать происходящее: органы чувств просто отключились.

Даник приподнялся и стал трясти его за плечи и хлестать по щекам – истерика одолела его, и он уже не мог успокоиться. В какой-то момент, Даник заметил, что рука друга странным образом сжата, словно он держит что-то внутри, в кулаке. Он набросился на эту руку, с силой разжимая заледеневшие пальцы, и сделав чудовищное усилие, наконец, разжал.

Что-то звякнуло, упав на пол, и наклонившись, Даник поднял длинный металлический ключ, ледяной, будто только с мороза. Он брезгливо кинул его на тумбочку и посмотрел на Давида. Тот уже не выглядел таким мертвым, как до этого. Не веря своим глазам, Даник крепко обнял коллегу и зашептал:

- Чертов ключ, все дело было в нем, какого лешего ты сжимал его в руке?

- Ключ… Машина… Надо скорее… - бормотал друг. Даник обнял его еще крепче и вдруг заметил, что улыбается. Счастье переполняло его – Давид спасен от внезапного приступа какого-то инфернального холода. Теперь все будет хорошо.

- Даник, - охрипшим голосом прошептал Давид прямо в ухо своему коллеге. Даник даже вздрогнул, внезапно вспомнив, что, во-первых, они оба голые, во-вторых, он лежит на Давиде, а в-третьих, у него наблюдается заметная эрекция, и скрыть ее невозможно. В мгновение ока он вскочил с кровати, и пока друг окончательно не пришел в себя Даник нацепил на себя домашние джинсы.

- Даник, иди сюда, – послышался жалобный голос Давида, и Даник быстро залез под одеяло и прижался к горе-журналисту. Услышав одобрительное мычание, Даник протянул руку и выключил лампу.

- А ну-ка, давай, спи! – скомандовал он.

Прошло не меньше четырех часов, и мирное посапывание Давида во сне прекратилось. Даник, который все это время лежал рядом, то засыпая, то просыпаясь и любуясь в темноте человеком, которого он любил, насторожился.

- Который час? – хрипло спросил Давид.

- Около пяти утра, - спокойно ответил Даник.

- Ты меня спас, Даня, - шепнул вдруг коллега, - Я чуть не умер, кажется… Ты спас меня второй раз в жизни… Знаешь, проси чего хочешь. Я должен хоть как-то тебя отблагодарить.

- Ты держал в руке какой-то поганый ледяной ключ, – возмущенно ответил Даник.

- А где он? – вдруг испуганно спросил Давид, пытаясь приподняться.

- Здесь, на тумбочке, - остановил его Даник, - Не трогай эту дрянь. Пусть лежит.

- А, хорошо… Спасибо…

- Так почему ты его держал, ты не хочешь мне объяснить? – вкрадчиво спросил друг, привставая на локтях, - Я чуть с ума не сошел, когда ты терял тут сознание.

- Ключ – это то самое, из-за чего меня хотят убить… Я узнал кое-что, связанное с этим изобретением…

- Каким изобретением?

- О, ты все равное не поверишь… В общем, эта штука, этот ключ, может заставить работать одну машину, которая находится в Польше… С ее помощью можно…

- Что?

- Я боюсь говорить…

- Так… У меня же есть одно желание, которое ты исполнишь, не так ли? – хитро вздернул бровь Даник.

- Да… Я сделаю все, что смогу, - Давид вдруг подумал, что Даник может попросить его о поцелуе. Как минимум. И эта мысль почему-то отозвалась теплом в груди. Губы, и все тело как будто оттаивало, а нормальное состояние до сих пор еще к нему не вернулось.

Конечно, Даник может попросить его обо всем рассказать. И это будет ужасно, потому что ему придется навесить на друга (ну, конечно, уже друга!) опасную, смертельно опасную тайну.

- Возьми меня с собой, - вдруг твердо сказал Даник.

Даник справился с делами до полудня. На работе он взял отпуск – сразу на три месяца, потому что до того не отдыхал вообще – работа занимала в его жизни то пространство, которое мог бы заполнить Давид, если бы… если бы мир был устроен иначе…

Даник не обратил внимания на урчащий черный автомобиль, дежуривший под окнами дома. Он жаждал увидеть своего Дэви и сказать, что улетают они сегодня же ночью – в час тридцать.

Давид, который с утра чувствовал себя полностью здоровым, опустошил холодильник, и поэтому был несказанно рад возвращению хозяина – тот принес всякой всячины и тут же принялся готовить обед и попутно рассказывать о своих приключениях. Давид вышагивал по кухне с довольным видом.

Даник с тоской подумал, как бы ему хотелось, чтобы Дэви был с ним ласковым. Чтобы обнял его, и, может быть, поцеловал… Даник на секунду представил себе картинку, в которой Давид делает это, и по его телу разлилось блаженство.

- Как-то ты вяло режешь, - Давид неожиданно обнаружился сзади, да так, что и не отойдешь: он положил одну руку на край стола, другую на руку Даника с ножом и принялся быстро ею двигать. Действительно, скорость резки прибавилась… Но Даник почти не дышал. Человек, которого он любил, хотел, превозносил – стоял сзади, вплотную, прижимаясь к нему, и сосредоточенно резал морковку.

Член встал опять, резко, как пружина. Что же это делается?! Даник попытался отстраниться, но Давид зажал его крепче, а потом вдруг замер.

- Скажи, ты не предашь меня? – спросил Давид полушепотом, почти касаясь Даникиного уха. Парень встрепенулся, усмиряя свое взбесившееся сердце.

- Мне нужно это знать сейчас… Потому что, если ты действительно хочешь со мной поехать, то я расскажу тебе все… А эта тайна… она может разрушить человека, как разрушила и развратила однажды великую нацию… Эта тайна слишком тяжела, чтобы хранить ее в одиночку. Я расскажу тебе все, но если ты захочешь меня предать, мне придется… придется убить тебя.

Дрожь прошла по всему телу, и Даник замер, чувствуя проступающий на лбу холодный пот. Убить? Черт подери, его любимый говорит такие страшные слова, очевидно не понимая, что Даник, по сути, готов, наверное, умереть… за него. Такого чувства он не испытывал никогда. Но как сказать ему, как убедить его в этом, если его безумную любовь может выдать даже дрожь в голосе?

- Не предам, - коротко и без дрожи сказал Даник. Что же это за страшная тайна, за которую можно убить? - Рассказывай мне все. Я буду хранить все твои тайны.

- Постепенно, - ответил Давид, отступая, и давая ему свободно вздохнуть, - В самолете я начну, а там уж посмотрим.

Ближе к вечеру они набили один небольшой чемодан необходимыми вещами – Давид настаивал на том, чтобы Даник взял побольше крема - для рук, для ног, для кожи, для рожи значения не имело. Ассоциации хозяина крема работали против него: ему представлялся номер в отеле в Польше, и Давид, приближающийся к его кровати с тюбиком крема в руках. Даже слышался голос: «ложись на живот... я тебя так хочу…»

- Кстати, у тебя нет морской болезни?

- А мы что – поплывем на корабле? – задал наиглупейший вопрос Даник, еще не успев разогнать свои фантазии.

- Ну, в некотором смысле…

- Да, вроде нет.

- Вот это – хорошо! – одобрил Давид, - Тогда надеюсь, все пройдет гладко!

«Гладко, - мысленно повторил Даник, - Как хочется, чтобы он снова назвал меня Даней…»