Кофе. Сто рублей. В печень

Ни то день - ни то ночь. За стеной бормотание. Вдруг, ввалились какие-то бородатые  мужики, привязали Сережу к кровати и принялись ходить вокруг, поглядывая на принесенное ведро с прутьями. – Вьюны, – догадался Сережа,   глядя на ведро.   Уже заготовили. Мужики запели дурными голосами. Рожи страшные. Один взялся за прут и с размаху вытянул Сережу по заднице. – Ой! – вякнул Сережа. Подскочили остальные и похватав прутья, принялись лупить что есть мочи. Подмигивая, приговаривали: - По девкам ходи, а службу знай. А эту – даже и пальцем. - Вот этим пальцем! - проорал самый страшный мужик, навис рожей и больно схватил за палец. - Э-тим, по-нял? – и огрел по спине прутом. – А-а-а-а! – заорал Сережа и проснулся. Мама выглядывала из-за двери.

– Опять всю ночь ловил?

- Ловил, - согласился Сережа и приподнялся. Повел головой, наткнулся на радиоприемник. Прикрыв глаза, откинулся на подушку. -  Зе войс оф  эмерикен джез ауэр. Уфф…

- Что?

- Голос Америки, джаз, ты же знаешь - и вытер пот со лба. Сквозь щель между шторами яркое солнце. Который час? Виолки три дня как нет. И куда провалилась?

- Что у тебя сегодня? – на кухне скворчало, видимо яичница.

- Оркестр и дирижирование. – Сережа хмуро одевался.

- Надень костюм, - звякнуло стекло, забулькала вода, - мама  разливала кофе.

– Тебе со сливками, или без?

- Не буду.

- Не будешь кофе?!

- Кофе буду, костюм не буду.

Мама опустилась на табуретку – послышался скрип ножки и вздох.

- Ну не смогу я перешить тебе брюки. Не смогу, понимаешь. В ателье сколько возьмут? Сходи к Ваниной маме. Попроси.

Зазвонил телефон, Сережа метнулся к трубке, прикрыл рукой.

- Але.

- Сотню вези, – зло объявила Виолка. – На оборт. Я договорилась. Привезешь? - Сережа молчал. Переваривал новость. Тихонько положил трубку. Растерянно подумал: сто рублей. А ушить - можно и к Ваниной маме.

Однажды Ванина мама вшила молнию в Сережины клеша из черного бархата.   Клеша из черного бархата – это круто. Отрез был приобретен за две бутылки у монтировщика сцены театра Миниатюр. Договорились встретиться вечером на заднем дворе.

– На занавес привезли - монтировщик возник из ниоткуда, выдернул сверток из-под куртки, шмыгнул пористым лиловым носом, тревожно оглянулся:  

- Принес?

- Давай, - Сережа принял сверток, протянул бутылки. Монтировщик тут же сунул их за пояс и не прощаясь растворился в темной арке с надписью «Служебный вход». Профи – подумал Сережа.

Шили в ателье. Закройщица обхватывала Сережину попку, натягивала сантиметр, сантиметр сползал, она вновь натягивала, упиралась в грудь своими тугими сиськами, отворачивала голову, щекотала локоном Сережин нос. От нее пахло мятной жвачкой.

- Молний нет.

- Сам вошью. – Сережа оценивал ее талию.

- Внизу сколько?

- Двадцать пять.

- Не много?

- Нормально. - Сунул в пятерку в карман халатика. Пояснил: - за срочность. Окинул глазом бюст, вгляделся в казенно-равнодушные глаза. Решил: все равно не даст. А сиськи - не меньше четвертого размера. Жаль.

Через три дня Сережа заявился к Ваниной маме с брюками и блестящей железной молнией, длинной на пять сантиметров больше, чем надо.   Еще через день, стоя на подставке, дирижировал под рояль перед комиссией. Комиссия сидела близко, можно дотянуться рукой. Женщины почему-то смотрели не на руки, а куда-то ниже. Кто-то отворачивался, у некоторых был хищный взгляд. Чего это они? – волновался Сережа и от волнения пережимал руки. Рассекал воздух как военный дирижер. Когда все закончилось, подошел к зеркалу у входа. Блестящая змейка, не прикрытая тканью, торчала вызывающе, рассекала черноту надвое; шла от пупка, бугрилась на причинном месте, как у балеруна, опускалась ниже и уползала куда-то уже совсем между ног.   Пришила, - вздохнул Сережа. – Ну и ладно. Вспомнил алчные глаза теток, подумал: уже внуки, а все туда же. Не училище, а сексодром.

- Кто звонил? – мама беззвучно потягивала из чашки. Она любила со сливками.

- Из училища. Сказали – если не поменяю пластик за свой счет, - выгонят. Сотня нужна.

- Сколько???

- Сотня. Я же сказал. – Откусив от хлеба, украдкой взглянул на маму.

- Кошмар, - мама взялась за голову. - Цены при социализме.

Глазунья ухмыльнулась и цинично выставила свои блестящие желтые кругляшки.

Когда Сережа открывал дверь в училище, до занятий оставалось пятнадцать минут. Под лестницей сгрудились однокурсники. Курили, переговаривались, держались общим табунком. Завидев Сережу, притихли. Из табунка выделился длинный Овечкин в красивом белом пиджаке. Неспешно приблизился.

- Оставь Виолетту, - проговорил, угрожающе шевеля очерченными губами.

- Женишься? – Сережа потянул сигарету из пачки.

- Какое твое дело? – Овечкин вцепился в локоть. Стал сжимать.

- На свадьбу пригласишь? – поинтересовался Сережа, - и выдернув руку, коротко, без замаха ударил по красивому пиджаку, около нижней пуговицы. В правое подреберье. Овечкин осел на колено, пригнул голову, сморщился и открыл рот. Прохрипел:

- Куда бьешь, сволочь…

- В печень, куда же еще, - Сережа щелкнул зажигалкой, затянулся, выпустил дым в скульптурное лицо. – Больно? – и вспомнил тогдашнего восемнадцатилетнего Севу Пятницкого, по кличке Пята.  

– Бей всегда первым и в печень, - инструктировал Пята десятилетнего Сережу. – Вот так, - и  тыкал Сережу в правый бок. Тычки отдавались резкой болью. – А почему в печень? – давился болью Сережа, смаргивая  слезы и прикрывался рукой. – Следов не остается, и мусора никогда не пр**бутся. – Пята был лучшим бойцом в округе и, случалось, рубил взрослых мужиков.

Овечкин продолжал морщиться.

- Это тебе за «места нет», вспоминай, - прошептал Сережа и коленом слегка проехался по Овечкиной щеке. Не разгибаясь, Овечкин завалился на бок, заскулил.

- Атас! – сдавленно крикнули под лестницей. Из двери учительской показался главный дирижер с папкой под мышкой. В папку была вложена дирижерская палочка. Строго поблескивая очками, дирижер степенно направился в концертный зал.   Держась за стену, Овечкин пополз к выходу. Сережа двинулся к урне, все почтительно расступились и отошли. – Забздели, - решил Сережа и поплевав на сигарету, навесиком отправил ее в урну. Потер кулак, поправил штанину. Кто-то легко спускался по лестнице. Появились коричневые туфли, мелькнул край юбки, выплыло лицо.

- Привет, - улыбнулось лицо.

- Здравствуйте, Анна Игоревна, - почтительно склонился Сережа и сунул ноющий кулак в карман.