Один день из жизни Дениса Ивановича (Эротические истории из жизни)

Один день из жизни … Дениса Ивановича

Глава 1

Люба

Денис Иванович был человеком без странностей. 35 лет, холост, вернее разведен. Один ребенок, живущий с матерью, полностью удовлетворял отцовские чувства Дениса, я бы сказал – даже исчерпывал. Жил наш герой в однокомнатной приватизированной квартире, которая своим убранством ничего, кроме скуки, навеять редким его гостям не могла.

Родителей Денис Иванович похоронил, когда ему едва минуло 30 лет. Умерли они на редкость дружно – в течение трех месяцев. Оставив единственному сыну машину, дачу и две квартиры, в одной из которых проживала бывшая супруга с сыном Ромкой.

Это прозвучит, наверно, нехорошо, но у меня создалось впечатление, что наследство, позволившее обеспечить Лорку с Ромой отдельными квадратными метрами, послужило, если не катализатором, то долгожданной возможностью к расставанию.

Денис Иванович был достаточно импозантен, внешностью своей он одинаково успешно обманывал сразу несколько диаспор с Кавказа, еврейскую общину, а также работников греческого, итальянского и испанского посольств.

Чуть выше среднего роста, Денис был обладателем стройной фигуры, в которой очевидная сила успешно сочеталась с известной долей утонченности, и, я бы сказал, с присущей индийским раджам сексапильностью.

Прямой от рождения нос был несколько подправлен еще в мальчишескую пору, закадычным другом Дениса – Костей Битым, во время нешуточной хоккейной баталии, в которой будущие кореша, в первый и последний раз, играли против друг друга. Денис, после первых же дежурств и любовных вахт на дансингах и дискотеках, высоко оценил косметическое вмешательство своего приятеля, так как, чуть ли не каждая вторая девчонка, оказавшаяся в его горячих танцевальных объятиях, признавалась в любви к его греческому профилю.

Кстати, Битым Костя стал именно в день знакомства с Денисом, который никак не мог допустить, чтобы вмешательство в его имидж оставалось безнаказанным.

Уста Дениса обычно были сжаты в тонкую прямую линию, скупо меняющую свою траекторию в зависимости от того, хотел он продемонстрировать улыбку или выразить скорбь. Тем не менее, в моменты торжества похоти эти проволочные оустьмы, непостижимым образом, словно они были сделаны из того же материала, что и его гениталии, разбухали, превращаясь в чувственные джазово-африканские губы.

О глазах Дениса нужно сказать особо. Всегда полуприкрытые, что заставляло думать о снисходительности сильной особи, они периодически сверкали лукавым блеском искусителя. Их голубой яркий цвет полуденного южного неба мог внезапно измениться на темный тон синего бархата, и тогда блик-отражение солнечного луча волшебно превращался в неугасимый зов Сириуса.

Маленькие уши совершенной формы, полуприкрытые черной курчавой шевелюрой,   своей безупречностью напрямую отсылали к профессии Дениса Ивановича.

А был наш герой не кем-нибудь, а известнейшим в городе, ценимым профессионалами, настройщиком пианино и роялей.

В описываемый мной день, Денис вышел из дома как всегда в 9 утра. Позади остались изнуряющая двухчасовая зарядка и легкий завтрак.

Сидя за рулем своего горячо любимого «Мицубиси-Галант», Денис мысленно прокручивал предстоящий маршрут, аккуратно фиксируя визиты в своем мысленном органайзере, проставляя время и ожидаемые суммы.

Так – «музыкалка» - основной концертный рояль! Скоро юбилей школы, приедут «отцы города», деньги на настройку инструмента выделены немалые.

Затем – театр. Новая постановка знакомого режиссера Оксаны была посвящена любовному треугольнику в жизни Рэя Чарльза – великого джазмена, а театральное пианино издавала исключительно какофонию без всякого «доде».

Ага, потом надо заехать к Мирей – постоянной клиентке, которая уже полгода мучает свой офигенно дорогой инструмент – концертный «Беккер», разучивая на нем небольшие пьесы Шопена, Штрауса и Телеманна… Здесь деньги светили просто неприличные – «новый русский» муж Мирей потакал любым ее капризам, если они не выводили ее за пределы стен огромной квартиры.

Вечером предстоял обязательный вторничный визит к «бывшей» и Ромке…

Жара, изрядно замучившая горожан, вынудившая их поспешно прятать свои разгоряченные тела в тень уличных кафешек, кондиционированных офисов, пивных подвалов и загородных фазенд, достала Дениса и в полутемном концертном зале одной из самых старых музыкальных школ города. Вернее в этом затхлом мирке, десятилетиями не чищеных занавесей, плотных портьер и бархатных вытертых кресел, царила невыносимая духота. Воздух стоял недвижимый ни малейшим дуновением ветерка, все двери в школе были плотно закрыты – преподаватели и учащиеся боялись сквозняков, берегли свои связки и вообще старались не показываться в ненавистных, летней порой, стенах.

К инструменту Дениса сопроводила, на удивление молодая замдиректора, которая, оглядев его фигуру откровенно оценивающим взглядом, представилась Любой. В какой-то момент показалось, что она хотела произнести – Любаша, но сдержалась. Однако на отчество сил тоже не хватило.

Люба была одета в сарафан странного фасона, – туго обтянутая грудь с выделяющимися особенностями объемистого лифчика, вызывающе возвышалась над коротким колоколообразным подолом. Ноги, оголенные чуть ли не от того места, где обычно кончаются кружавчики на тонюсеньких трусиках, были вставлены в пляжные шлепки золотистого цвета. Коротко стриженые волосы на макушке топорщились ежиком, а на лбу и висках слиплись из-за обильного пота в темные жгутики. Цвет волос был неопределим, но, скорее всего, красила их Люба в темно-рыжие тона. Потертости в районе переносицы указывали на наличие в обычное время очков, которых сейчас не наблюдалось. Из-за этого глаза казались излишне расширенными и удивленными.

Оставив Дениса наедине с инструментом, Любовь удалилась. Через несколько минут работа уже кипела, сопровождаемая умелым художественным свистом, в звуках которого можно было угадать мелодии «Армии Любовников». Такая вот была привычка у Дениса – дома он слушал исключительно джаз, предпочитая виртуозное пение Фирелл, а на работе в голове крутились навязчивые попсовые мелодии шведского трио.

В раскрытом чемоданчике поблескивали инструменты и различная «запаска», на  площадочке, ограничивающей с левой стороны стройный ряд черно-белых клавиш, стояла бутылка минеральной воды.

Через полчаса Денис не выдержал и скинул изрядно пропотевшую майку. Надо бы сполоснуться перед уходом, подумал он лениво – хотя откуда у них здесь душ? Хорошо, если воду не отключили на летнее время.

Еще через час, оторвавшись от инструмента, Денис сладко потянулся и проделал несколько разминочных упражнений, удаляя ноющую боль в спине и плечах.

Сзади раздался какой-то неясный звук, заставивший нашего героя вздрогнуть и резко обернуться. Перед ним стояла Люба. В руках у нее были зажаты два стакана и запотевшая бутылка воды. – «Вот, подумала, что тебе неплохо было бы маленько охладиться» – с улыбкой сказала она. Денис усмехнулся, лукаво оглядев девушку, мимолетно отметив, что лифчик из-под сарафана пропал без следа.

«Интересно» - подумал он – «а трусы то у нее на месте? »

Не спеша разливая холодную воду по стаканам, Денис в упор разглядывал внезапно раскрасневшуюся девицу, у которой предательски увлажнились губы и заблестели глаза.

«Да уж! » - проговорил про себя Денис - «похоже, что у нее уже ****а взмокла…»

И тут же почувствовал, что и сам на взводе – «Черт, надо срочно поправить член, а то он сломается! »

«Люба, а ты не могла бы мне маленько помочь, а то я один тут просто зашиваюсь? »

«Конечно» – радостно выдохнула Люба – «а, что надо делать? »

«Ты будешь нажимать на нужные клавиши, а я – подкручивать колки».

«А можно, я буду смотреть, как ты работаешь, а то просто тыкать по клавиатуре скучно? »

«Конечно, смотри – жалко, что ли…»

Денис поставил стакан на пол, взял в руки ключ и склонился над декой.

«Жми соль второй октавы…»

Люба оперлась коленями о бархатную подушечку концертного табурета, выгнула спину, выпятила попу и, опираясь одной рукой в край рояля, другой аккуратно нажала на требуемую клавишу.

«Так, теперь – си».

«Ага…»

«Да, что-то глуховато звучит» – проворчал Денис, отрываясь от инструмента. Он обошел рояль, и оказавшись радом с Любой, сам с силой надавил на белую костяшку.  

«Н-да, трусов действительно не было…»

«Не хочет звенеть, а? А, если так…» - и Денис мягко, но настойчиво вставил палец в Любино влагалище.

«А-ах! »

«О! Другое дело! »

Палец, казалось, попал в нагретую банку с обойным клеем. Влаги было с избытком, стенки влагалища непроизвольно сократились – получилось так, будто указующий перст Дениса был объят горячим и обрадованным другом.

Левая рука Дениса, сжатая в известный знак «фака», начала размеренно раскачиваться, палец, превратившийся в наконечник рукотворного секс-поршня, то выныривал из жаждущей плоти, ласково поглаживая половые губы, хулиганисто заигрывая с напрягшимся клитором, то опять погружался на всю длину во влагалище, пытаясь на излете коснуться какого-то шарообразного утолщения, которое Денис почему-то считал предвестником фалопьевой трубы.

Свободной рукой он развязал шнурок на шее у Любы. Верхняя половина сарафана безвольно повисла, оголив грудь с затвердевшими коричневыми сосками, которые были немедленно сжаты расшалившимися пальцами Денисовой десницы.

Люба закусила нижнюю губу. Ее руки локтями упирались борт рояля, пальцы на ногах судорожно сжимались и разжимались. Спина прогнулась так, что казалось вот-вот она раствориться в воздухе, оставив на память Денису взбудораженный круп и разгоряченную грудь.

Денис с интересом разглядывал явно кончающую женщину. Из  ****ы изобильно потекла белая мутная жидкость, вернее из влагалища, как из гейзера во все стороны вылетали густые капли секреции, оседая в изобилии на Любиных икрах, руке Дениса, бархате обивки и на полу.

«Хм, завтра у местной уборщицы будут вопросы к местной администрации» – подумал Денис.

Все тело Любы покрылось красными пятнами, пот тек, казалось, из каждой клеточки.

«Пора» - сказал Денис и, обмакнув большой палец левой руки в горячей белой жиже, начал нежно круговыми движениями массировать Любин анус. Такой же палец правой руки тоже оказался в преддверии разверстого, на глазах расширяющегося влагалища. Смочив, а потом, засунув его на всю длину в гостеприимную ****у, Денис аккуратно, боясь потерять хотя бы каплю священной влаги, перенес смазанный палец к Любиному рту и, обведя, словно дорогой Лорановской помадой, разбухшие губы, проник внутрь, ласково касаясь дальней стенки неба.

Люба самозабвенно, словно это был Денисов член, начала лизать, сосать и покусывать ловкий ***заменитель. В это же время, его брат-близнец, наконец-то решился и мягко, но неотвратимо проник в прямую кишку.

«Удивительно, насколько неотличимы ощущения в обоих сношалках» – подумал Денис.

Присоединив к среднему пальцу его соседей, превратив свое любовное орудие в подобие русской тройки, Денис с упоением совершал размеренные маятниковые движения, ощущая себя компактным биологическим вечным двигателем.   Большой палец, окончательно превратившийся в хозяина Внутреннего срединного царства, через тончайшую пограничную перегородку, разделявшую две органных трубы, радостно возвещавших о наступление новой волны оргазма, налаживал тактильные взаимосвязи с беззастенчиво шурующим во влагалище трехглавым змеем. Их младший брат, оставаясь снаружи, как бы на стреме, тоже не терял время даром, искусно играя с клитером в игру – «А кто из нас больше! »

Вытащив разом из Любиного рта вымытый и обсосанный палец, а из обеих магических пещер своего многоголового Горыныча, Денис развернул девушку к себе лицом и страстно впился ей в губы. Запах ****ятины, исходивший теперь из Любиного рта, настолько возбудил мужское естество, что казалось еще минута и добротные джинсы фирмы «Райфл», которой Денис не изменял со школьной поры, разъедутся по швам.

Но оказалось, что явное неравенство в положении спонтанных любовников, не удовлетворяло не только раздосадованный долгой прелюдией член молодого мужчины, женщина, неоднократно кончившая от умелых действий Денисовых пальцев, жаждала добраться до источника божественного напитка, дарующего жизнь и счастье. Пока Денис усердно обсасывал язык напарницы, ее руки ловко и быстро расстегнули пояс и зиппер, ласковым движением, поглаживая мужские ягодицы и бедра, спустили джинсы с трусами на уровень колен. Член, словно меч средневекового рыцаря, разделил две ненасытных плоти, которым было не суждено сохранить в неприкосновенности свою добродетель.

Обхватив мужскую талию левой рукой, правой - Люба нежно прошлась виртуозным стаккато по напрягшимся мужским яичкам, а затем, словно владычица морская, схватилась за победоносный жезл.

Денис легко, подхватив Любу под широко раздвинутые ноги, поднял ее так высоко, что широко раскрытая, сочащаяся ****а оказалась прямо перед его губами. Женщина оперлась бедрами о мужские плечи, руками обняла взъерошенную голову Дениса и замерла в ожидании…

Первый поцелуй достался клитору, потом Денис нежно приложился к четверым лепесткам вагинального цветка, заставляя их трепетать, а  сам, уподобляясь трудолюбивому шмелю. Обмакнув свой нос и язык в белом солоноватом нектаре, набрав эту амброзию за обе щеки, Денис начал медленно опускать женщину, крепко прижав ее ****у к своему телу, растянув при этом свой поцелуй от ее влагалища до растерзанных уст. В тот момент, когда их губы встретились, он с силой выпустил собранный нектар ей в рот, одновременно с силой проникая в истомившееся от ожидания жерло.

Последовавшее пятиминутное копулятивное однообразие помогло настолько точно настроить оба организма, что партнеры без слов выполняли любые пожелания друг друга.

Денис сел на концертный табурет, почувствовав голой задницей тоску охлажденной секреции, обильно пролитую Любой в начале неожиданного сексуального приключения. Аккуратно развернув женщину к себе спиной, а к инструменту лицом, Денис легко, спасибо главной голове Горыныча, вошел ей в зад. Люба охнула, потом вскрикнула, потом быстро и усиленно задышала, при этом с увеличивающейся скоростью вертя тазом.

Засмеявшись, Денис начал играть на рояле «Аппассионату»…

Люба от неожиданности пустила газы, потом тоже засмеялась.

Любовники играли великое произведение – «нечеловеческую музыку» в четыре руки. Правая - Любина и левая - Дениса исполняли Бетховенский шедевр, а двумя остальными они неустанно помогали своим телам с необузданной силой совокупляться.

Наконец Денис перехватил инициативу, взяв на себя исполнение сонаты, а Любино, еще раз кончившее тело соскочило с неутомимо стоящего члена, и мягко опустилось на пол между мужских ног.

То, о чем она мечтала с того момента, как в маленькое окошко для кинопроектора, увидела мускулистый, блестящий от пота, торс Дениса, оказалось в ее власти.

Нежно целуя, облизывая, поглаживая *** нечаянного любовника, женщина испытывала необычайное наслаждение – он был в ее власти! Она могла сделать с ним что угодно! Мужчина – такой сильный, умелый в любви, властный и непреклонный оказался вдруг полностью ей подчинен…

«Я могла бы откусить ему его причиндал» - неожиданно подумала Люба, переходя от спонтанных ласк к методичному фрикционированию. Она даже пару разу попробовала на зубок эту упругую сладостную палку, но когда ей захотелось куснуть еще больше разбухшую и покрасневшую головку, Денис с силой резанул последний аккорд и одновременно резким движением засунул член ей до самых связок, обхватил обеими руками  ее голову и выдал мощную горячую струю спермы…

Как хорошо успела подумать Любаша, почувствовав горячее угощение, медленно стекавшее по пищеводу в желудок, а потом невиданной силы оргазм, сотряс ее тело, и она отключилась.

Когда Люба пришла в себя, Дениса уже не было…

Настроенный рояль своим черно-белым оскалом напомнил ей об их виртуозном исполнении бессмертного произведения Людвига Ван Бетховена.

«А ведь Ленин был прав!.. » - думал Денис, подъезжая к неказистому трехэтажному зданию, в котором его ждало раздолбанное театральное пианино и Оксана.

Глава 2. Оксана

Оксана была режиссером всю свою жизнь. Уже своим рождением она настолько успешно перепланировала жизнь своих родителей, что между собой в шутку они называли дочку «Поворотным моментом».

Потом режиссерскому диктату подверглись воспитательницы и воспитанники детского сада. В школе даже директор – огромный рыжий и грубый Никандр Савельич по кличке «шкаф», старался лишний раз не встречаться в рекреациях и классах с Оксаной, та непременно бы учинила разнос за какую-нибудь провинность администрации, или начала задавать неудобные вопросы о личной жизни мужчин и женщин.

Никто поэтому и не удивился, когда неугомонная Оксана, после окончания затюканного ею учебного заведения, пошла в «Щуку» на режиссерское отделение.

Нынче, за ее плечами было участие в постановке одного из нашумевших мюзиклов, в которой ей досталась роль помощника режиссера. Так как успех был оглушительным, то одним из ведущих театров столицы ей было предложено создать для их репертуара музыкально-драматическую постановку о каком-нибудь известном музыканте. Оксана остановила свой выбор на Рэе Чарльзе.   Во-первых, ее привлекал джаз своей изменчивостью  и энергетичностью, а, во-вторых, сам слепой музыкант, который был не просто великим артистом, но известным ловеласом. Его взаимоотношения с женой и любовницей, влияние его чувственности на творчество – вот, что должно было стать рефреном первой большой самостоятельной работы Оксаны.

Дни и ночи, без преувеличения, молодая постановщица проводила в стенах театра, не в силах расстаться со сценой, которая в ее воображении была наполнена звуками джаза, мебелью времен второй мировой войны и первого послевоенного десятилетия, а так же блестящими актерами, которые двигались и пели в стиле би бопа.

Но сегодня, на неосвещенной сцене стояло пианино малоизвестной немецкой фирмы «Bell & Co», узкая софа с небольшими декоративными подушечками, туалетный столик с тяжелым неуклюжим на вид телефонным аппаратом и бронзовой чернильницей с торчащим из него огромным пером, а так же запыленное трюмо с поврежденной амальгамой, из-за чего казалось, что поверхность зеркала изъедена каким-то прожорливыми бактериями - любителями серебра. Вся эта обстановка была доступна обозрению только Денису, который уже добрые три часа безостановочно трудился над почтенным по возрасту инструментом. От зрительного зала его одиночество охраняли две занавеси, одна парадная, расшитая богатыми некогда орнаментами и эмблемой театра, а другая - легкая полупрозрачная, с видимыми вблизи следами умелой штопки. Рядом с пианино Денис поставил небольшой треножник, найденный в кулисах, на него положил миску с ягодным ассорти, состоящим из сочной рыночной клубники, вишни, черники и, как это не странно для такой компании, очищенных переспелых, нарезанных мелкими дольками, бананов. Вся эта полуэкзотическая, полуместная разноцветная красота была обильно полита густой деревенской сметаной. Полмиски сиротливо поблескивало сметанными разводами, зато из второй, напоминающей отрезанный пудинг, гордо торчала ложка.

Пианино было родом из 19 века, ее механизм был в прекрасном состоянии, дека не повреждена, струны все на месте, однако требовалось заменить штук 25 колков, подклеить сукном молоточки и заменить пяток потрескавшихся клавиш, ну, и напоследок требовалось инструмент настроить.

Завтра придется еще раз приехать, прикинул про себя Денис. Надо было минут на пятнадцать устроить перерыв, съесть еще пару ложек замечательного ягодно-сметанного пирога и попить, прихваченного еще из дома морса «Чудо ягода». Жажда в запыленном, сегодня еще не убиравшемся пространстве сцены, мучила особенно – как в пустыне.

Послышались быстрые шаги, гулким эхом разлетающиеся по всему закулисью, и вот между двумя занавесями появилась стремительная маленькая фигура Оксаны. Наступило ее время предаваться мукам рождения сценографии и ритма задуманного спектакля.

Они поздоровались как старые приятели, хотя их связывало лишь мимолетно-шапочное знакомство, зародившееся во время случайных встреч в джазовых клубах и на концертах.

«Как продвигается?.. » - сходу задала ритм беседы Оксана.

«Завтра можно будет устраивать небольшой джем» - усмехнулся Денис.

«Здорово! » - обрадовалась Оксана, на мгновение озарив сумрачное пространство «неживого» интерьера. Но уже в следующую секунду на лице появилась, не свойственная ей озабоченная хмурость.

«Что это ты невесела? » - удивился Денис - «Не выспалась, или съела что-нибудь?.. »

«Да вот, Денис, никак не могу понять этого Рэя… Понимаешь, видела его только за роялем. А какой он был в жизни, как двигался по улицам, как ел, что чувствовал, в конце концов, во время поцелуев, занятий любовью? Ведь уму непостижимо – общаться с людьми из собственной внутренней темноты! А как он различал женщин, как мог совладать с их темпераментом, увидеть, что им хорошо с ним? Ведь словам верить нельзя… И потом, знаешь надо мной довлеет образ Чарльза созданный гениальным Фоксом. Я боюсь, что у меня выйдет жалкое подобие его кинематографического образа! »

«Понятно. Ну, тут я тебе помочь ничем не смогу – слепым никогда не был…  А, хотя погоди! Ты говоришь о восприятии действительности незрячим человеком? Ха, однажды я пережил что-то похожее! »

«Да, брось заливать – как можешь ты очутиться в шкуре слепого? »

«Оксан, ты ведь знаешь о моем увлечении различными медитативными практиками? А для их успешного применения необходимо полное расслабление. И вот, что я вспомнил – однажды мне показали удивительно действенный, хотя и простой способ релакса – называется телесным ориентированием. Понимаешь, лежишь с закрытыми, или даже с завязанными, глазами, а твоего тела хаотично касаются самыми разными предметами. В конце концов, у тебя полностью пропадает возможность отслеживать происходящее, разум отваливает и наступает прекрасный мир бессознательного счастья, когда вместо анализа происходящего, занимаешься чувствованием мира! Я думаю, что твой Чарльз, во время общения с женщинами испытывал нечто подобное. По-крайней мере, с теми из них, с которыми он был счастлив! »

«Да? А ты сможешь меня научить этому ориентированию? Может – это действительно способ понять мир слепого…»

«Пожалуйста, если ты не боишься раздеться и щекотки».

«Денис, это ты не испугайся! »

«Ну, что ж, давай встретимся на днях…»

«Да чего тянуть-то – прямо сейчас и покажи! Сколько там времени нужно – полчаса хватит? »

«Вообще-то, минут 15-20, но…»

«Денис, я прошу тебя – мне каждый потерянный день, как нож в сердце! Давай прямо сейчас, а? »

«Оксан, а чего это я должен испугаться?.. »

«Ха, а ты меня видел без ничего? »

Денис усмехнулся и оценивающе посмотрел на девушку.

Роста Оксана была миниатюрного – чуть-чуть побольше полутора метров, без каблуков, которые она никогда и не носила. А носила она в основном кеды - обязательно из разных пар, самых удивительных расцветок, иногда и вовсе вручную раскрашенные, но. Редко-редко на ее ногах появлялись туфли, в форме лодочек, тоже без каблуков и также экстравагантно декорированные, и уж совсем редкими гостями появлялись мужские сандалии, в которых не иначе, как разгуливал Оксанин дед. Одежда была подстать обуви. Сегодня, например, на ней висели широченные брюки ярко-рыжего окраса, словно выскочившие из известного советских времен шлягера. Плотно сбитое тело украшали две или три разноцветные майки, прикрывающие, казалось бы, прорехи (огрехи) неказистого гардероба. На голове ничего не было. Только огромная копна, горящих золотом расхристанных косматых лохм.

На лице двумя факелами, напоминающими рекламу Газпрома, горели красивые выразительные глаза, которые умудрялись быть одновременно наивными и очень пытливыми. Чувственные губы, умеющие взрываться яркой солнечной улыбкой, поминутно обнажали ровный ряд белоснежных зубов.

Тело Оксаны, казалось, не знало покоя – постоянное движение, активнейшая жестикуляция, выразительные позы.

Вот и сейчас, несмотря на совершенно невинный детский взгляд, Оксанины бедра умудрились, чуть ли не в половину выскочить из-под революционного цвета штанов и во всей красе продемонстрировать ярко-красные черточки-резинки стрингеров.

«Ну что ж» - буркнул Денис – «Давай».

Он освободил туалетный столик от громоздкого телефона и разложил на нем самые различные предметы. Здесь оказалось гусиное перо, тарелка с остатками ягод и сметаны, носовой платок, несколько металлических предметов из арсенала настройщика, камушек с отверстием, который Денис носил на, просоленном от пота, шнурке.

За это время Оксана разделась и села на софу. На ней оставались только стрингеры, но и их она готова была снять, вопрошая об этом Дениса, по-прежнему чистыми, незамутненными никакими тайными помыслами, глазами.

Тот спокойно, но с явным удивлением смотрел на Оксану. Несмотря на свой небольшой рост, она оказалась обладательницей пропорционально сложенной фигурой, с грудью второго размера, талией гораздо уже пресловутых 60 сантиметров, чуть-чуть кривоватых, но длинных ножек. Тело ее не было худым. При очевидной стройности, казалось, все оно было округло и нежно. Мягкие соски розовели на молочно-белой груди, легкие  воздушные веснушки золотистым серпантином сверкали на плечах и бедрах.

«Снимай свои последние оковы» - сказал Денис – «Тебе помочь? »

«Но, но, но! Сама справлюсь».

Денис достал из своей сумки шелковый шейный платок авторской работы и, скрутив его, крепко завязал Девушкины глаза.

Та, сразу превратившись в неуверенного в своих движениях человека, как-то скомкано ощупала софу, и легла.

Денис быстро разделся до трусов и приступил к делу.

Сначала медленно, но с все большей скоростью, он касался тела Оксаны самыми разными предметами, используя весь подготовленный инструментарий, а также собственные руки, волосы и целые куски собственного тела. Прикосновения были хаотичными, в них не просматривался абсолютно никакой план или последовательность.

Было видно, что поначалу Оксана старалась отгадать, чем и в каком следующем месте, Денис дотронется до ее тела. Лицо ее морщилось, руки вздрагивали, казалось еще мгновение, и, не выдержав, девушка сорвет с себя повязку, что бы увидеть происходящее. Но постепенно тело ее расслабилось, всякое движение покинуло Оксанино лицо и конечности – девушка все глубже и глубже погружалась в медитативное состояние.

Денис положил в пупок Оксаны маленький камушек, вооружил одну руку пером, а другой попеременно касался тела девушки, то пальцем, то ладонью, то, специально приготовленными, предметами.

Постепенно перо начало проявлять очевидные эротические наклонности. Ласково и легко, словно прохладное дуновение ветерка в знойный день на берегу моря, оно нежно прошлось по губам девушки, раздвинуло их и мягкими прикосновениями заставило ожить розовый язычок. Затем, став змейкой и оставляя невидимые следы, перо покорило, подобный идеальной полусфере, подбородок. С захватывающим дух беззвучным криком, съехало по крутому склону стройной шеи и оказалось в прекрасной долине, окаймленной двумя идеальными по форме сопками. Обмахнув, подобно зимней поземке, пока еще равномерно дышащие груди, перышко начало ластиться к розовым снежным шапкам, венчающим их. Внезапно, словно в руках Дениса было не перо, а волшебная палочка (посох) Деда Мороза, сопки пришли в движение, исторгая из своих глубин затвердевшие шпили.

Обмакнув перо в сметанном муссе, Денис нанес на потемневшие, покрывшиеся крупными пупырышками соски, тончайший слой сладкого деликатеса. Отправив перо в дальнейшее путешествие навстречу камешку, занявшему все пространство пупка, Денис начал облизывать языком угощение, периодически заглатывая упругие соски, всасываясь в них с нежностью благодарного младенца.

Обогнув камешек, на котором при желании можно было прочитать, написанное древними рунами послание, указывающее путь к таинственной пещере Алладина, в которой, несомненно, были спрятаны мифические сокровища Эроса, перо вступило в сад, с искусно подстриженными кустами и замысловато проложенными тропинками.

Свободная левая рука Дениса выудила из сметанного плена сочную крупную клубнику и начала тонкую неспешную игру с губами и язычком Оксаны. То, ласково обводя набухшие губы, то, раскрывая их побелевшие границы, проникая в полуоткрывшиеся уста навстречу умелому и чуткому партнеру-язычку, Денис понемногу выдавливал клубничный сок, насыщая девушку ароматом лета.

В это же время на другой стороне Ойкумены, перед путешествующим пером встал стражник вожделенной пещеры – Клитор! Его сопротивление казалось непреодолимым! Чем дольше и настойчивей, по-восточному изощренно, перо пыталось умаслить непоколебимого часового, тем более могучим и неприступным он становился.

Однако почудилось, или это действительно случилось, но стены грота раздвинулись, и оттуда явственно прозвучал призыв к Стражу – пропустить незваного гостя. Скалы, только что кичившиеся своей неприступностью, помягчели, превращаясь в мясистые податливые лепестки бежево-красной чайной розы. Бутон раскрылся (увы и ах, автор вынужден повторяться) и из, скрытой покамест, сердцевины цветка вытекли первые капли божественного нектара.

Обмакнув, в очередной раз, перо в сметанном соусе, Денис приступил к неспешному погружению в неизведанные глубины цветка-пещеры. Потанцевав на распустившихся лепестках, заглянув еще не раз в гости к, напряженно следящему за происходящим, часовому, невесомое, казалось бы, перышко норвежского летуна, добилось первого оргазма.

Тело Оксаны выгнулось, будто в его глубинах случилось небольшое землетрясение, по всей коже, в местах особо чувствительных к эротическим ласкам, проглянули красные пятна, подмышки, лоб, шея и лобок в один момент покрылись мелкой испариной.

Перо, обильно увлажненное магической смесью вагинальной амброзии и сметанного мусса, углубилось, с радостью записного спелеолога, в невиданные доселе пещерные пространства, но очень скоро наткнулось на непроходимую, по-крайней мере, сходу, упругую стену. Исследовав ее послушным птичьим украшением, Денис понял, что Оксана, при всей ее настырности и самоуверенности до сих пор умудрилась сохранить девичью честь.

Ничем не выказав своего удивления, настройщик музыкальных клавишных механизмов, продолжил привычное для него профессиональное действо – теперь с еще  большей тактичностью и бережностью, он настраивал основной женский инструмент.

Переместившись к ногам Оксаны, Денис аккуратно подогнул их, создав вокруг окончательно раскрывшегося цветка две арки. В руках его оказались несколько крупных вишен, с косточками внутри и усиками-веточками, собравшими их в одну связку. Мягко и крайне осторожно, он засунул каждую ягоду во влагалище. После этого туда же отправился палец-разведчик, который немедленно приступил к массированию ее внутренних стенок и лепестков.

Еще один оргазм сотряс Оксану.

Денис снял трусы, вновь обошел ее тело и, продолжая вишневый массаж, осторожно ввел головку своего, давно уже рвущегося в бой, члена, в Оксанин рот.   Словно вспомнив о собственном младенчестве, когда, поигрывая одним маминым соском, другой - маленькая девчонка нежно и настойчиво отсасывала до полного истечения молока, девушка принялась языком и губами обрабатывать сосцеобразное завершение мужского пениса.

И вновь взрыв…

Денис внезапно полностью оторвался от девичьего тела. Ягоды и пенис были извлечены. Воцарилась театральная пауза, предвещавшая переход к новому действию.

Полюбовавшись вздрагивающей от наслаждения ****ой, Денис убедился в том, что анус девушки обильно смочен жидкостью выделенной разбушевавшейся женской плотью и, с силой, почти грубо, ввел в него свой ***.

Оксана ответила легким стоном и пожатием, вошедшего на всю свою длину пениса, мышцами прямой кишки.

Денис жестко схватил одной рукой Оксанино бедро, другой не менее твердо вцепился в щиколотку. Наращивая скорость, он быстро пришел к взрыву собственной плоти, который совпал с очередным – последним оргазмом девушки.

Подмываясь остатками минералки, Денис с интересом наблюдал за Оксаной.

Пролежав, в молчании и недвижности минут пять, она, не снимая с глаз платка, прошептала – «Да, только так он мог стать великим музыкантом и любовником!.. Только во внутренней темноте и страхе перед внешним Светом…»

Глава 3. Мирей

Красный «Беккер» раньше жил в загородном доме одного из воротил первичного накопления капитала в России. Попросту говоря, концертный рояль украшал гостиную залу не то в коттедже, не то во дворце, отгроханного себе вчерашним цеховиком-теневиком, а тогда правофланговым кооперативного движения. Гостиная разделяла (или соединяла?) два дома – хозяйский и гостевой и со стороны выглядела каким-то гигантским модерновым аквариумом, в котором в изобилии произрастали «водоросли-фикусы», плавали «рыбы-люди» и жил гигантский красный «краб-рояль». Поздними вечерами этот аквариум превращался в маяк, указывающий путь, как задержавшимся в городе хозяевам, так и их частым гостям. Ни хозяин, ни его домочадцы к шикарному инструменту не прикасались.

Рояль играл важную имиджевую роль в «новейшей истории» цивилизующегося предпринимателя. По прописанной пиарщиком легенде, наш нувориш, «на самом деле», был потомком Менделеева. Поэтому в гостиной висели на стенах несколько фотографий известного ученого, парочка рисунков Репина и небольшой живописный «новодел», авторство которого приписывалось Коровину. Так что, дорогой инструмент, в задумке расторопного имиджмейкера, годами должен был равняться  современникам Александра 3 – Освободителя, но волею русского Тартюфа резко помолодел и покраснел.  

Денис несколько раз бывал в те времена в гостеприимном доме псевдо-потомка корифея русской науки, присматривал за инструментом и, когда хозяева решили расстаться с ним, быстренько подобрал им наследника музыкального инвентаря.

Теперь нашего героя, я имею в виду рояль, окружают четыре глухие стены. В одной из них, правда, есть дверь, а в другой окно, но это не мешает абсолютной акустической изоляции, предусмотренной и рассчитанной дизайнером при создании комнаты – музыкальной шкатулки. Стены, двери и окна – все здесь имеет своих двойников, превративших комнату в звуконепроницаемую вещь в себе. К тому же все поверхности, и вся малочисленная мебель этого помещения выкрашена в одинаковый бирюзовый цвет.

Представляете – входите в обычную квартиру «нового русского» последней волны, шествуете по нескольким комнатам, будто слизанным со страниц журнала «Салон» и вдруг попадаете в мир морского подводного царства. Здесь все – стулья, ломберный столик, навороченная аудио и видеотехника, шторы, и ковер, обои и потолок имеют один цвет, даже плафон, стилем отсылающий вас в 50-е годы 20 века, и тот – бирюзовый!

И только рояль горит киноварью, поблескивает золотой декой, а черно-белой чересполосицей клавиатуры, отсылая вас к лучшим образцам супрематизма в исполнении Вазарелли.

Именно в этой комнате, которая была личным музыкальным салоном Мирей, Денис целых сорок минут изображал из себя озабоченного мастера. С инструментом было все в порядке. К чести хозяйки, рояль она содержала в идеальном состоянии. Да и что можно было сотворить варварского, предаваясь ежедневному штудированию классики?

Мирей была очень музыкальна – любила петь, для чего держала дорогущее караоке. Любила танцевать, но дансинги, к сожалению, остались в прошлом. Идея научиться игре на рояле пришла к ней совершенно неожиданно – после великолепной  телевизионной передачи о хобби великих мира сего. Признания, пусть даже и  ограниченного семьей и родственниками, девушка не жаждала, но самозабвенность и восторг, играющего на скрипке, Эйнштейна породили в ней мечту об исполнительском блеске. А клавишные были предпочтены после просмотра, удивительного по достоверности, трагизму и трогательности,   фильма «Блеск».

Вообще-то, со стороны Мирей выглядела, как типичная «блондинка», выскочившая замуж за богатея из самых, что ни на есть, меркантильных соображений. Полностью соответствуя, навязанному миром высокой моды, стандарту – 90-60-90; обладая натуральными платиновыми волосами – густыми и оформленными в необычную прическу, отсылающую не то к 50-м годам 20 века, не то в седую греческую старину; смотря на окружающий мир блестящими голубыми глазами, оформленными профессионально сделанным макияжем, Мирей, в то же время, обладала высшим медицинским образованием, разносторонними интересами, в сфере гуманитарных наук и различных видов искусства. Она имела собственные мнения по поводу последних новинок русской литературы, следила  за букеровскими номинантами, обязательно покупая их бестселлеры, регулярно посещала выставки современного искусства, в основном фотовернисажи, любила ходить с мужем в театры. Сказывалось воспитание, данное родителями-интеллигентами еще советской закваски.

Выходя замуж по любви, девушка, обладающая внешностью гламурной тусовщицы светских вечеринок столицы, не хотела мириться со скучным уделом выставочной жены, хотя муж частенько эксплуатировал ее именно в такой роли – правила ведения большого бизнеса требовали наличия определенного набора фетишей успешного предпринимателя. Но искренность чувств Мирей потихонечку смогли сместить интонацию делового партнерства на более доверительный эмоциональный мотив. Тем не менее, вынужденный, хотя и желательный для самой девушки, отказ от карьеры в пользу статуса домохозяйки, заставил ее большую часть времени проводить в одиночестве дома. Поэтому в занятиях йогой, посещении фитнес-клуба и, конечно же, домашнем музицировании, она находила огромное душевное облегчение.

Однако стороннему наблюдателю достаточно было пятиминутного присутствия в жизни Мирей, что бы понять – есть какая-то проблема, неустанно гложущая ее, не дающая по-настоящему ощутить себя счастливой.

Денис Иванович это мятущееся состояние своей клиентки обнаружил еще во время поисков подходящего инструмента. Но заморачиваться не стал – мало ли какие у жен «новых русских» могут быть «скелеты в шкафах», так сказать – «богатые тоже плачут».

А причина была на крайность банальной! Прожив почти три года с любимым человеком, Мирей вдруг обнаружила, что она не может никак забеременеть. А хотела этого очень и потому, что, попросту, мечтала о малыше, и потому, что понимала – ее муж нуждается в сыне, а их семья - в устойчивом фундаменте. Они не говорили об этом конкретно, но вот уже два года совершенно не предохранялись. Бедняжка, по наследованной, от  интеллигентных родителей, привычке испытывать вину перед всеми, заподозрила в себе червоточину – бесплодность. Оказалось – нет! Побывав, втихаря от мужа, на обследовании, Мирей успокоилась на свой счет, но зато уткнулась, как в непроходимую стену, в открывшуюся истину – причина невозможности завести детей крылась в муже.

Это было равносильно приговору о неминуемом разводе – признать собственную стерильность ее муж, по своей сути ярко выраженный самец, не сможет никогда, а жить без наследника они не хотели оба.  

Все это Мирей поведала Денису во время традиционного чаепития, которым заканчивалась ежемесячная профилактика эксклюзивного «Беккера».

«Господи! Неужели снова?.. » - успел подумать наш герой, а в следующую секунду обнаружил перед собой плачущую навзрыд девушку, которая, захлебываясь слезами, мучаясь сильнейшей судорогой, вызвавшей такой прилив крови к голове, что казалось, через мгновение, она польется обильными ручьями из ушей, носа и глаз, умоляюще смотрела на него.

«Да уж! Если уж быть донором, то только в этой области…»

Денис мягко накрыл своею ладонью, нервно трясущуюся руку Мирей и сказал – «Дорогая, а вы уверены в том, что это приемлемо для вас? Ведь, этак, можно потерять все! »

«Денис, но я и так на грани, если вскроется Валерина беспомощность, он или бросит меня, или сделает из моей жизни ад. А так, я смогу спасти семью! »

«А может, лучше взять ребенка из детдома? »

«Да, но сначала надо признать свою непригодность к созданию наследника своим.. и … силами».

«Н-да! И когда ты, можно мы перейдем на «ты»? Когда же ты хочешь этим заняться? »

«Прямо сейчас, Денис. Ждать еще целый месяц я не рискну. Так ты согласен? »

«Мирей, я бы предпочел отказаться, но, похоже, оставить тебя наедине с такой проблемой, значит навсегда заполучить нечистую совесть. А жить под прессом чувства вины я не хочу ни одного дня».

«Ой, спасибо! » - совсем по-девчоночьи всхлипнула Мирей – «Денис, идите в душ, а я пока постелю свежее белье».

«Ну, уж нет! В вашей супружеской кровати я этим заниматься не стану! » - твердо заявил Денис. «Давайте-ка уединимся в вашей музыкальной комнате – там, все ж таки,   как-то приличнее».

Под душем Денис раз за разом обдумывал свое решение – оно ему не нравилось, но путей к отступлению видно не было. «Вот уж, действительно – Бородино! » - пробормотал он.

Дверь в ванную комнату открылась и туда проскользнула полностью обнаженная Мирей. «Решила лишить себя возможности передумать» - понял Денис. Фигура у девушки была подстать обложечным моделям «Play boy» и «Максима». Прямые и не слишком широкие плечи, спина, переходящая в рискованный изгиб поясницы, абсолютно гладкая, с нежной розовой кожей, попа, своими формами была подобна призывному крупу породистой лошади. Если сравнивать Мирей с Брюлловской «Всадницей», то она скорее была человеческим воплощением скакуна, в его идеальной кобыльей ипостаси, чем прекрасной наездницей с перекрашенными волосами. Груди у девушки были особенной формы – заостренные, они подобно, наполненному козьему вымени, двумя горскими рогами с ароматным вином, шаловливо смотрели розовыми сосками в противоположенные стороны. Плоский живот повторял линию спины и заканчивался подбритым светлым пушком, своим рисунком напоминавшим слегка прищуренный глаз, в любой момент готовый распахнуться. Безупречные ноги с небольшими ступнями, на которых своей особой жизнью были заняты подвижные и ухоженные пальчики, как-то робко и неуверенно переминались на коврике перед джакузи.

«Если бы не муж – я мог бы быть с ней счастлив» - вздохнул Денис и протянул ей руку.

Легко шагнув в ванную, Мирей оказалась нос к носу с Денисом. Вернее носом к его адамову яблоку.

Вода из-под душа плотным теплым потоком окатывала двух замерших людей, одновременно и объединяя их и разъединяя. Можно было подумать, что напротив друг друга стояли не, решившиеся на близость, опытные любовники, а подростки, осознавшие неминуемость предстоявшего действа и боящиеся спугнуть нежданное счастье.

Денис, раздвинул мокрые, прилипшие к лицу волосы и ласково провел пальцами по щеке девушки. Можно было подумать, что она продолжает плакать и горячие слезы, смешиваясь с теплой водой, становятся лишь немного менее солоноватыми, но по-прежнему горючими. Глаза были накрепко зажмурены. Положив левую ладонь на круто выпяченное бедро, Денис слегка притянул тело Мирей к своему животу, продолжая пальцами правой нежно гладить щеку девушки. Груди девушки своими сосками слегка касались мужских ребер, вызывая своей нечаянной нежностью сладкую истому и ощущение зарождающегося томления в теле Дениса. Его член, прижатый двумя телами, начал первые робкие, но, с каждым мгновением, все более настойчивые попытки их развести.

Наступило время первого поцелуя, но, почему-то, решиться на это естественное продолжение любовных ласк они не могли. Денис внезапно выключил воду, подхватил огромное махровое полотенце и начал осторожно вытирать тело девушки. Потом настал черед Мирей – обтирая статное, большое тело нового, всего лишь второго в ее жизни, мужчины, она испытала невольный интерес к устройству его гениталий, упругости ягодиц, твердости мышц на груди и руках, и, смущаясь своего любопытства, покрылась нежным румянцем. Наконец, Денис подхватил ее на руки и отнес в музыкальную комнату.

Пол возле инструмента был застелен огромным шотландским пледом, на котором хаотично были разбросаны небольшие подушки. Положив девушку в центр «вересковых кущ», Денис склонился к ней и подарил ей первый поцелуй, облюбовав для этого маленькое ушко девушки. Не сразу, но Мирей ответила ему – ее губы внезапно стали мягкими и чувственными. Денис, слегка прижался к девичьему телу и его пенис, ощутив поддержку поцелуев, воспрял на всю свою длину, удивительно ловко и точно попадя в середину, неразомкнутого пока «вагинального ока».

Денис знал, что по мере развития поцелуйной прелюдии, зажатость и сухость уйдут из женского лона, но дежурность и какая-то предсказуемость проходящего, вызывали у него внутренний протест.

Остановив свои ласки, молодой мужчина внимательно посмотрел на девушку, послушно, но как-то безынициативно, искавшую своими губами его поцелуев.  

«Мирей! » - тихо и мягко проговорил Денис – «Так не годится! Дети не должны делаться таким скучным и дежурным способом. Когда они вырастут – их жизненным уделом станет повтор родительской скуки, испытываемой в мгновения зачатия».

Оглядев обстановку салона, Денис спросил – «Какого исполнителя ты любишь слушать более всего? »

«Робби Вильямса…» - растерянно прошептала Мирей.

«У тебя есть записи его песен для караоке? »

«Да! »

«Давай так – я превращусь в Робби, а ты будешь моей юной фанаткой! Нам нужно зажигать!.. Надень какое-нибудь коротенькое платьице и никакого нижнего белья»

Пока Мирей, с заблестевшими глазами, включала оборудование и устанавливала нужный диск, Денис натянул прямо на голое тело джинсы и, не застегивая их, уселся за рояль.

На экране огромного телевизора появился Робби в окружении красоток всех мыслимых расцветок, побежали титры. Денис подхватил мелодию, повел партию клавишных и запел… Его лицо преобразилось – от недавнего смущения, неловкости и недовольства не осталось и следа. Он весь ушел в музыку, на глазах преображаясь в одухотворенного, темпераментного певца. Изменилась манера двигаться, появилась иная мимика – Денис начал превращаться в известного английского певца…

Он оглянулся, и у него захватило дух. Мирей пропала – та женщина, что совсем недавно рыдала, уткнувшись в свои руки, бормотала свою несуразную историю и была напугана своим будущим, исчезла. Вместо нее перед Денисом скакала, прыгала, подпевала ему на удивление красивым голосом, юная фанатка с озорными влюбленными глазами. Мирей надела его майку, предварительно вымочив и отжав ее – теперь ее танцующее тело, облепленное мокрой материей, превратилось в беснующийся вызов, заставляя неотрывно следить за каждым движением рук, бедер, грудей... Соски от холодной воды напряглись, двумя крупными ягодами выпирая из-под обтягивающей майки, которая постоянно искала возможность продемонстрировать Денису то заметно припухшие половые губы, то кокетливую попку. В унисон с половыми, как бы задавая им тон, поющие губы Мирей увлажнились, набухли и с трудом показывали белизну сияющих зубов. Розовый язычок то и дело выскакивал из-за этой двойной преграды и, лукаво поманив, тут же скрывался в своем тайнике.

Денис, продолжая петь, вскочил и повел великолепный танец, полный эротического вызова и соблазна! Перевоплощение завершилось - в бирюзовом мареве, усиленной киноварью рояля, неистовствовал Великий Робби Вильямс, а перед ним в экстазе танцевала юная англичанка, готовая отдать все за один лишь взгляд своего кумира.

Молния на джинсах Дениса разъехалась, обе штанины начали свое неспешное и волнительное падение. Член певца, получивший долгожданную свободу, взметнулся в стойку подобно кобре, почуявшую добычу. Бешеный ритм песни, заставлял тело Новоявленного Вильямса совершать движения, абсолютно неподдающиеся предугадыванию. В таком же ритме, как бы исполняя роль необычно толстой дирижерской палочки, двигался перевозбужденный пенис.

Через мгновение Мирей упала на колени перед Денисом  и с криком – «Ты будешь только моим! » - схватила его *** и впилась в него горячим, глубоким засосом…

Денис, не выходя из роли певца, взял лицо Мирей в свои ладони и, прорычав – «I fuck you! », задвинул член ей в рот на всю возможную глубину.

Минуты две спустя, пожалев, неистовствующую девушку, собиравшуюся, как казалось, не отрываться от вожделенного *** никогда, Денис освободил пенис из сладкого заточения, склонился к Мирей и запечатлел страстный поцелуй, совсем недавно не задавшийся в Bathroom. На этот раз ответ влюбленной фанатки был замечателен – казалось согретый “Hennessey” растаял во рту у Дениса, наполнив его кровь горячительным напитком. Их языки сплелись в священный знак Инь-Ян. Закрыв глаза, девушка вся отдалась ощущению единства со своим кумиром.

Медленно освобождая, дрожащее от желания, тело Мирей – мокрым подолом майки, Денис как бы массировал живот, грудь, шею, всю линию точеного профиля девушки. Отшвырнув ногой, окончательно спавшие джинсы, отбросив майку, молодой человек полностью оголил прекрасные тела любовников, оставив в виде украшения только цветные тату, своей откровенностью отрицавшие всяческое подозрение в стыдливости.

На левом плече Дениса красовался скорпион, угрожающе размахивающий хвостом, наконечником которого служил великолепный эрегированный человеческий член; на одной ягодице был изображен знак пик, а на другой – червей. Весь позвоночник был изрисован санскритскими буквами, обозначавшими слово «Кундалини»!

Треугольник на спине Мирей, образованный двумя характерными «вмятинами» на верхней линии таза и началом ягодичной складки, представлял собой мастерски исполненный, стилизованный под кельтский орнамент, широко раскрытый половой орган женщин.   А прикрытая волосами шея, скрывала знак ионечки из традиционного культа Шивы.

Дениса очень возбуждала, хорошо исполненная татуировка на женском теле. Развернув девушку к себе спиной, он языком промассировал каждый ее позвонок, начиная от нижнего изображения возбужденной ****ы и кончая верхней ее пиктограммой. В тот момент, когда его язык и губы завершали свое дело у верхнего символа сладострастия, член его, изгибом схожий с японским мечом Вакидзаси, точно вошел, в послушно раздвинувшуюся вагину, словно в родные ножны.

«Впервые за день! » - отметил про себя новоявленный секс-самурай, он же рок-музыкант, он же настройщик музыкальных инструментов и исполнитель женских желаний.

Страсть, владеющая нашими героями, казалось, полностью поглотила все рациональные контролирующие центры их сознания – однако ж, нет! Хоть, в последующие полчаса, они только и занимались тем, что с ловкостью и изысканной точностью в движениях, воспроизводили все позы, видимые ими в иллюстрированных изданиях Камасутры, на японских и китайских  эротических миниатюрах и других искусно сделанных пособиях по любви, но, изначально принятое решение о необходимой беременности Мирей, заставляло ее и Дениса ограничиться исключительно вагинальным сексом.

Несколько раз, Дениса подмывало изменить дислокацию своего сверхпрочного японского оружия – так сказать поменять парадные ножны на буднично-тренировочные. Но, связанный словом и честью самурая, он неизменно оставлял свой член в пространстве будущих родовых путей.

Но небольшую шалость он все ж себе позволил, превратив, по привычке, большие пальцы обеих рук в доблестных и настойчивых дипломатов-посланников и суррогатных двойников своего, озабоченного высокой миссией, члена. Одним пальцем Денис заткнул, издающий прерывистые сладострастные крики, рот Мирей, а другим создал нешуточного конкурента своему пенису, так как в анусе у Мирей оказалась самая чувствительная эрогенная зона.

Все три любовных орудия придерживались различных ритмов, так что каждый очередной оргазм, сотрясающий счастливую женщину, мог быть с равным правом занесен себе в заслуги каждым из них.

Наконец, Денис решил положить конец столь сомнительному соревнованию и самым непосредственным образом вручил своему пенису безоговорочную победу. Третье за день семяизвержение получилось самым обильным и длительным!

В момент наивысшего наслаждения у Дениса вырвалась неожиданная фраза – «You’ll make me little Robby, Bitch! »

Глава 4

Лариса

Время истекло… Его совсем не осталось! Восемь вечера – предвестник завтрашнего дня, в этот час хорошо подводить итоги прожитых суток, анализировать удачи и потери и отдыхать, отдыхать, отдыхать…

Все так, но не для Дениса. Самого главного он сегодня еще не сделал. Пока еще не сделал. Хорошо, что сейчас лето – светло и тепло, можно не возвращаться домой часов до одиннадцати. Это значит, что он успевает заскочить в магазин «Адидас», купить спортивный костюм, специальные кроссовки и, конечно же, настоящий кожаный баскетбольный мяч. Одним словом все то, что он обещал подарить сегодня своему Ромке.

Уже лет пять они видятся во время его внезапных наскоков – приехал, подарил что-нибудь крайне важное для мальчишки, поиграл с ним, поговорил и все – до следующего раз.

Одинокая жизнь развращает вынужденным душевным комфортом. Один собеседник, один сожитель, один…  Одиночество отучивает от умения подолгу быть вместе, даже с самыми любимыми людьми.

Денис Иванович не был и не хотел быть ни «совестью народа», ни его «золотым голосом», ни борцом с «безродным космополитизмом в искусстве» - одним словом, имя его было знакомо только обладателям редких музыкальных клавишных инструментов, требовавших особого к себе подхода.

В минуты, когда руки и голова его получали свободу от профессиональных забот, Денис Иванович вел весьма непримечательную жизнь. По утрам он обязательно пробегал свой ДОСОАФовский минимум – пять километров вдоль водоема, то ли пруда, то ли озера. Возвращаясь, кормил давно привеченную белку, которая (вот умница) всегда ждала его возле одного и того же дерева, в одно и тоже время. А перед сном, примерно час посвящал расслабляющим практикам – то йоговским, то «махаришевским», а то и попросту произвольным…

Кормил себя Денис Иванович сам, редко прибегая к изыскам французской или китайской кухни, предпочитая заветы бабушкиной кулинарии. Утром каши, днем кусок прожаренной рыбы или мяса, а вечером соки, морсы или компот.

Читал Денис Иванович очень выборочно, но много – художественную литературу от Овидия до Пелевина, минуя современный русский детектив, фантастику и Фэнтази; философскую –  от Платона до «Хуайнань» и прикладных учений; научную – в основном по верхам – об открытиях в астрономии, физике и биологии; историческую – Гумилева, как мыслителя и различные источники для … так.

Любил Денис посмотреть хорошее кино, но предпочитал делать это за своим «компом» дома. В cinema его привлекала качественная игра актеров и авторский взгляд режиссера – идеалом такого фильма он почитал «Искушение Христа».

Как ни странно, с женщинами Денис Иванович имел прекрасные отношения. Он общества их не искал - именно ему приходилось ежедневно удалять бесчисленные предложения «непринужденных отношений», которыми его забрасывали представительницы различных эротических сайтов. Это не значит, что ему были чужды сексуальные забавы, просто Денис, подобно грибнику-непрофессионалу, наслаждающемуся природой, отвечал взаимностью только на вызовы судьбы.

И именно поэтому, сегодняшний день изумлял его изобилием декамероновских сюжетов.

Сын Ромка не был равноправным участником в перечисленных портретных чертах Дениса Ивановича. Он вообще не соотносился ни с чем в его жизни. Рома просто был! С момента, когда маленькое синюшнее существо, только что покинувшее материнское лоно, впервые уставилось прямо в глаза Денису - оно превратилось в одну из черепах, на которых покоилась вся Денисова жизнь.  

Очень редко он позволял себе думать о прошлом, и всегда это были воспоминания, связанные с сыном.

Вот и сейчас, предстоящая встреча с ним, безусловно, станет поводом к последующему смакованию…

Рома ждал, сидя перед компьютером – смотрел фильм ВВС об устройстве Вселенной.

«Все ж таки моя кровь! » - обрадовался Денис.

Подарив сыну обнову, отправив его переодеваться, Денис наконец-то обернулся к Ларисе.

«А-а, красавица, зараза! » - по-доброму оскалился он.

Лариса и впрямь была сегодня по-особенному хороша. Высокая – 182 см, стройная как всегда, одетая в винтажное льняное платье и авторские босоножки из скрученного шелка, она более всего привлекала внимание копной ярко-рыжих волос, укрощенных необычной сложной прической в африканском стиле. Открытая шея покоряла своим изяществом и африканскими же украшениями из металлических колец. Никакого макияжа – горящие голубые глаза, россыпь ярких веснушек и чувственные губы не нуждались в приукрашивании. Прямой нос с тонкими изящными ноздрями указывали на очевидное скандинавское происхождение. «Моя благодарность викингам» - любил шутить Денис, когда завидующие приятели по консерватории спрашивали – откуда он отхватил такую красоту?

«Спасибо, Денис» - улыбнулась глазами Лариса – «Пойдете играть? »

«Ага, поиграем, поболтаем и по домам…»

«Да? А может, поужинаем – я тут изготовила небольшой рыбный стол! »

«Ладно, Лорка, только, чур, не кадрить – сил нет никаких…»

«Ну, уж и нет – на спортплощадку то идете! » - лукаво усмехнулась Лариса.

«Ромке я уже обещал».

В дверях появился маленький баскетболист «большого роста». Для своих восьми лет Ромка был просто долговяз – 145 см, не шутка. В бордовой форме «Чикаго Булз» с заветной цифрой 23, которую на века прославил Майкл Джордан, мальчишка сиял так, словно заветный перстень победителя НБА был у него на пальце.

«Пойдем, папа! »

«Жди и мы придем…» - бросил Денис Лоре.

Целый час Денис с Ромкой гоняли мяч на спортивной площадке, оборудованной баскетбольным кольцом. Оба хорошо пропотели, ноги их гудели, но удовольствие было огромным. Мальчишка был координирован, ему легко давались финты и ведение мяча обеими руками, которым учил его отец. Труднее всего было научиться бросать мяч с правильной постановкой рук и кистей – все-таки силенок было маловато. Азартом он мог бы поделиться еще с парочкой мальчишек, так что Денис получил не только родительское удовлетворение, но и просто спортивное.

Оживленно болтая – Рома рассказывал ему о том, что он узнал за последнее время из научно-популярных фильмов и книг, а Денис со знанием дела поправлял мелкие неточности в Ромкином пересказе и, в свою очередь, делился с ним новостями из мира спорта и музыки, они направились к дому.

Проходя мимо магазина, Денис вспомнил о предстоящем «рыбном» ужине и заскочил за бутылкой белого сухого вина и цветами для Ларисы. Он помнил, как года два назад Рома с тревогой спрашивал его, любит ли он маму, и помнил, что он ответил – «Конечно! »

Ромка не по-детски улыбнулся и сказал – «Пап, а мама пошла заниматься йогой… И ушла из компании своих «духовных друзей».

«Да? И ты доволен? »

«Знаешь, мы теперь чаще проводим время вместе».

«Интересно, понимает ли Ромка, что он затронул одну из причин того, из-за чего его родители четыре года назад расстались» - подумал Денис.

А причин, на самом деле, было две. Главная это то, что Лариса попала в круг странных людей, проповедовавших вроде бы невинные  вещи, которые, в результате, уводили своих неофитов из нормальной жизни. И если против вегетарианства Денис не имел против ничего, то все большее увлечение идеями об «абсолютной холодной вселенской любви», которая почему-то входила в жесточайшее противоречие с элементарным вниманием и теплом по отношению к своим близким, вызывало у него просто таки физическое отвращение. Так же муторно было ему и от мировоззренческой каши, которая воцарилась в голове у Ларисы – общаться с человеком, который в подтверждение своим бредовым убеждениям выдергивал из различных религий подходящие постулаты, а все, что входило в противоречие с этим, объявлял издержками человеческих заблуждений, стало просто невозможно и противно. Когда Лариса объявила, что резко уменьшившееся внимание к младенцу Ромке, пойдет ему на пользу, так как только в борьбе с трудностями выковывается настоящий мужской характер – Денис в первый раз предупредил ее, что трудности появятся в основном не у сына, а у нее. После того, как мальчишку перевели в садик, в котором под запретом находились большинство чисто мальчишеских увлечений, таких как оружие, машины и роботы, а навязывались бесчисленные варианты женского, по сути, рукоделья, Денис впервые жестко проявил свою волю, демонстративно забрав Ромку из этого сада. Оставив его дома на попечение гувернантки осетинской национальности, у которой кроме двух высших музыкальных образований, знания трех языков и огромной любви к детям, было еще и, четко поставленное ее родителями, уважение к мужеской сути мальчиков. Последним выкрутасом Лорки, ставшим, как в анекдоте, поводом к тому, что бы Денис сказал – «Три! », стало резко изменившееся отношение ее к сексу. В начале было сказано, что постельным усладам, нужно предаваться только для зачинания новой жизни – на что Денис предложил ей стать матерью-героиней и этим пресек кришнаитские, не относящиеся к реальной жизни, правила. Потом были введены дни поста – теперь уже из православного обихода. А кончилось все тем, что радостное творческое состояние постоянного эксперимента, желание партнеров сделать друг друга счастливей и удовлетворенней, сменилось рутинным отбыванием секс-урока, от которого начало тошнить обоих. К сожалению, Денису не кого было пристрелить для вразумления совершенно обезумевшей женщины, которая с полной серьезностью заявляла, что отныне смыслом ее жизни будет поиск этого смысла. Откуда в ней проклюнулась эта неуемное сектантское мышление, Денис понять не мог, но терпеть воцарившееся безобразие не стал ни одну минуту. Переселив Лорку с Ромкой в квартиру своих родителей, которые, слава Богу, не могли видеть этого беспредела, оставив при мальце доверенное лицо – гувернантку Людмилу, которая практически стала родным человеком и, подав на развод, Денис остался один. Расстаться с Ромкой было тяжелей всего, но отнять ребенка от матери, было невозможно ни по закону, ни из психологических соображений.

Так что, сообщение сына об изменениях, происходящих в жизни Ларисы, не могли не порадовать Дениса.

Дома их ждал красиво сервированный стол на троих человек, который немедленно был украшен вазой в стиле модерн, в которой, купленные Денисом хризантемы, казались естественным продолжением задумки стеклодува. Еда была восхитительна. Лариса ухаживала за обоими мужчинами и говорила о естественных вещах, без малейшего налета дидактических жестких истин. Мальчики отвечали ей тем же. Ромка сиял от радости – он уже и не помнил, когда они, вот так запросто, сидели за одним столом, мирно беседуя, наслаждаясь едой и общением, ни на секунду не съезжая в жесткое пикирование противоположенными взглядами на что угодно.

Денис смотрел на Ларису, к которой у него сохранилось сильное чувство, вынужденно спрессованное и укрытое, из-за, казалось, навсегда изменившегося ее миропонимания и давался диву – перед ним была та, прежняя Лорка, легкая, веселая, еще больше похорошевшая. А, главное, Денис понял, что его бывшая жена флиртует с ним, словно только что влюбившаяся школьница. Умение женщин вот так в одночасье произвести в себе коренные перемены, всегда поражали его. Он понимал, что вызнавать причину таких изменений нельзя ни в коем случае – надо было или принять свершившееся превращение, как факт, или сделать вид, что ты ничего не заметил. Что говорить, внимание Ларисино ему было приятно, и он принял его естественно и с ответным чувством.

Через некоторое время Ромка с тревогой спросил, когда папа приедет в следующий раз. Денис переглянулся с Лорой и, усмехнувшись, ответил, что он еще и не уехал-то, а вот тебе Роман Денисович пора на боковую.

«Ты останешься сегодня ночевать? » - обрадовался Ромка – «Тогда почитай мне мою любимую книжку! »

«Про братца Кролика? »

«Ага…»

Денис с Ромкой удалились в детскую.

Когда Денис вернулся на столе остались только кофе, конфеты и печенье. Разговор не обязательный - ни о чем, продолжался некоторое время и иссяк…

Два человека, мужчина и женщина, бывшие муж и жена сидели друг напротив друга и просто смотрели в глаза. Одинаково голубые, одинаково странно смотрящиеся, одни из-под рыжих, а другие – черных волос, они словно вели безмолвную, но крайне насыщенную эмоциями, беседу. О любви, о прощении, о прошлом и будущем.

В какой-то момент Лариса встала, сказала – «Я сейчас приду» и ушла в соседнюю комнату.

Денис посидел немного, слушая пение Шаде, потом пошел в ванную комнату почистить зубы. Взглянув на свое отражение в зеркале, он обнаружил на своем лице глупую счастливую улыбку. «Фу, прямо, как мальчишка какой-то…» - подумал Денис и стал на вид еще глупее. «Черт, с этим надо кончать» - пробормотал он, решительно разделся и залез под душ.

Посвежевший, с заблестевшими с новой силой волосами, Денис вернулся к своему кофе. Ларисы в комнате по-прежнему не было, однако дверь в ее спальню оказалась слегка приоткрытой. В темный дверной прощелок из будуара вырывался таинственный желтоватый свет. Денис осторожно, стараясь не шуметь, подошел к двери, мягким движением приоткрыл ее пошире. И остолбенел…

По всей комнате были расставлены маленькие свечки, используемые в аромалампах. Они словно светлячки, превращающие лес в таинственное царство эльфов, преобразили обычную спальню в чертог. Вокруг расстеленной кровати в прозрачных стеклянных чашах плавали маленькие свечечки на деревянных лодочках-подставках, раздвигая своими утлыми носами лепестки роз, покрывающих всю поверхность миниатюрных водоемов. На прикроватной тумбочке, на полу, на подоконнике, полуприкрытым прозрачным тюлем, стояли аромалампы, наполненные розовым маслом, маслом пачули и алоэ-вера. Тут же возле кровати пристроилась бутылочка с массажным маслом.

Раздались шаги, Денис резко обернулся…

Перед ним стояла Лора, с распущенными в мелкую волну, потемневшими до рыже-коричневых тонов, волосами, в прозрачном красном пеньюаре, сквозь который можно было увидеть тело, лишенное дополнительных покровов и украшений. Мягко, по-кошачьи, смотря Денису прямо в глаза, она подошла к нему, взяла его левую руку, и, по-прежнему, не отпуская их контакт из глаза в глаз, поднесла раскрытую ладонь к своему лицу и, поцеловав ее, прижалась к ней щекой.

Денис замер, завороженный ее взглядом, вкрадчивостью движений, стараясь не спугнуть происходящего зарождения любовной магии.

Не переставая ластиться к левой ладони Дениса, Лора быстро, но как–то при этом, чарующе не торопясь, расстегнула пуговицы на его рубашке и уже своею левой ладонью принялась ощупывать, гладить и нежно пощипывать кожу на спине, животе и груди мужчины.

Денис, не изменяя себя ни на йоту, продолжал в расслабленном состоянии, отдаваться потоку фантазии женщины, явно желающей править бал в эту ночь.

Рука ее, словно ожившая королевская кобра, обвилась вокруг шеи Дениса, легким движением сбросила рубаху на пол и, вернувшись назад, запустила свои пальцы, чуткие и быстрые, словно змеиный язычок, в густую шевелюру на Денисовом затылке. Продолжая придерживать левую руку у своей щеки, Лора потянулась к лицу мужчины и мягко, но как-то неотвратимо, словно делала Денису предложение, от которого невозможно отказаться, впилась в его раскрывшиеся губы.

Поцелуй получился… Страсть постепенно захватывала обоих. Женщине явно было жарко в легком, словно воздушном одеянии, а мужчине было невыносимо тесно в раз усевших джинсах.

Рука Лоры спустилась по позвоночнику к ягодицам, прошлась вдоль пояса и, найдя металлическую пуговицу, дала ей свободу. Молния-зипер от постоянного внутреннего давления и долгожданной внешней помощи-толчка, разъехалась, раскрывая туго натянутые трусы-плавки, в которых, навстречу своей Нагайне, рвался на свободу, могучий Наг.

Женская рука вернулась к позвоночнику, пальцы проникли под резинку трусов и вот уже ягодицы начали спор за первенство подступающих ласок, поочередно напрягаясь и расслабляясь, пытаясь своей упругостью привлечь, замершие в задумчивости фаланги.   Ладонь развернулась и проникла к мужскому анусу – Денис застонал от подступившего наслаждения. Мышцы расслабились, позволяя женским пальчикам нежничать, а те уже устремились дальше к промежности и затвердевшей мошонке, попутно мягко снимая плавки, отправляя их в путешествие вслед за приземлившимися уже джинсами.

Плавно опускаясь все ниже и ниже, женщина одновременно целовала мужской торс, левой рукой ласкала муди, проникнув к ним со стороны зада, а правой закончив рейдерскую операцию, захватила в единоличное владение, рвущуюся ввысь уду. Еще мгновение и на нее была поймана прекрасная «Золотая рыбка», заглотнувшая покрасневшую от прилившейся крови головку члена, прикрывая «стыдную» картину завесой из разметавшихся рыжих кудрей.

Денис закрыл глаза, не в силах, с открытыми, пережить подступившее ощущение сильнейшей истомы и счастья. Он выгнулся, невольно загоняя свой член как можно глубже в Лоркин рот. Руки его нащупали бант, удерживающий пеньюар на женских плечах и одним движением развязали его. Теперь они были на равных – оба обнаженных, горящих от страсти и наслаждения.

Освободив свой рот от вожделенного кляпа, Лариса встала с колен и, двигая Денисовым ***м, как рычагом управления, придвинула послушного мужчину к кровати и, наконец, уронила его в гостеприимное ложе.

Взобравшись на Дениса, Лорка развернулась к нему своим задом, склонилась к его члену и продолжила, прерванную процедуру. Перед взором Дениса открылась чудная картина – произведение искусства художественного татуажа. Лариса, готовилась к этой встрече загодя, рисунок, выполненный мастером своего дела, исполнялся не за один раз и представлял собой сложнейшее изображение цветка лилии, лепестки которой нарисованы были на ягодицах, а тычинки  брали свое начало от самого ануса. Цветок имел свое продолжение в виде стебля с листьями, длившегося до середины спины. Вокруг лепестков летали трудолюбивые пчелы, а пронзить анус готовилась изумительной красоты колибри.

«Она любит меня» - понял Денис, и чувство бесконечного восторга полностью затмило его сознание.

Он взял Лору за бедра, большими пальцами раскрыл ее ягодицы как можно шире и, опережая маленькую любвеобильную птичку, впился поцелуем в самую завязь нарисованной лилии. Вылизывая ее зад, Денис с каждой секундой все глубже и глубже проникал своим языком в раскрывшийся цветок. Ларису начали содрогать волны наступившего оргазма.

Подтянув свой зад, она вставила член в анус, превращая Дениса в гигантскую экзотическую птицу – удачную соперницу зазевавшегося колибри.

«Любит» - опять сверкнуло в голове у него.

А пляска продолжалась… В какой-то момент член поменял дислокацию, внедрившись в, Богом предназначенное для любви и размножения, место. Лариса, не покидая милого друга, развернулась лицом к Денису, и они слились во втором за ночь поцелуе.

Так, не прекращая бесконечного признания во взаимной любви, они одновременно испытали чудовищной силы оргазмы, и, практически провалились в беспамятство.

Утром, когда Лариса проснулась, Дениса рядом не оказалось, но на прикроватной тумбочке она обнаружила красиво сервированный поднос с завтраком, цветок лилии и записку, в которой было написано – «Я вернулся! »