Гармония

- Чертовы задачи по гармонии, - пыхтел Сережа над толстой тетрадью. Нате вам нотный стан, скрипичный ключ, мелодию в линию и все. Пусто. К мелодии требуется дописать голоса. Вниз, под каждую ноту еще ноты. Три, или  четыре, избегая параллельных квинт и удвоенных  терций. Мелодия должна обрести стройное, законченное многоголосье, тогда и будет она.   Гармония. И откуда брать эти голоса?

- И откуда брать эти голоса? – эхом отозвался  Сережа  собственным  мыслям.

- Из головы, батенька, из головы, - фальшиво-ласково протянул  препод, - сухой старичок в добротном шерстяном костюме. – А сначала из  учебника, - и тупо, как дятел застучал по книжке. Строго уставился поверх очков. Весь такой чистенький, отутюженный с водянистыми глазками. Рот сжат в упрямую  гузку. Фанатик. Пробился  к  знаниям. Хорошо ему теперь, можно и постучать. Имеет право. А дома жена-старушка в оборочках, диван-телевизор. Пельмени. Кефир  на  ночь. Тоска - подумал  Сережа. Скребанул макушку, взглянул  в  окно. А жрать-то как хочется…

Сережа  рос быстро. Тянулся, ширился в плечах и постоянно  хотел  есть. Когда  становилось невмоготу, прямо с занятий убегал в пончиковую. В кармане позвякивало серебро: десюнчики, двадцарики, пятнашки – все, что удавалось насобирать. Медяки бряцали в другом кармане – это на обратную  дорогу. Эн-зэ.

Однажды, еще в пятом классе, Сережа притопал из школы пешком – прошел половину Садового Кольца. От Таганки до Смоленской. Как в походе. Пришел и сразу лег.

– Что? – встревожилась мама.

- Не осталось денег на троллейбус.

Мама промолчала и тихонько прикрыла дверь. В троллейбусах, автобусах и трамваях тогда стояли железные кассы на ножках. До половины глухой ящик, а сверху – изогнутый, как волна прозрачный колпак из пластика со щелью. Кассы самообслуживания. Хочешь бросай денежку, не хочешь – не бросай. И все видели - кто сколько бросил. И кто не бросил. Такое было время.

Пончиковая мучила запахами, накрывала  сладкой духотой от кипящего масла. Мраморные столики на высокой ноге, кафельный пол, гул вентиляции и плавающие вразнобой серые мухи.

- Сколько? – спрашивала толстая тетка в засаленном белом  халате и длинном колпаке на голове.

- Десять, - Сережа разлеплял пересохшие губы, сглатывал слюну. – И кофе. Два.

Тетка, щипцами грузила в пакет бурые кругляшки, высоко задирая локоть, наливала в граненый стакан из алюминиевого чайника; минуя кассу, бросала мелочь в жестяную коробочку: дзыньк.   Следующий.

Согнувшись за столом, Серёжа кусал пухлое ноздреватое тесто. Брал пальцами один, иногда сразу два пончика и кусал. Жевал, хрустел корочкой, с наслаждением глотал мутную  жижу  из стакана, подтирал на лоснящемся подбородке сахарную пудру. Мутнел глазами, напитывался блаженством. И наступала она. «Гармония». С ума сойти.

- Не сдам я эту гармонию. Точно. – Сережа торопливо застегнул молнию. Прислушивался к слабым голосам наверху. Виолка, оправив брюки,   невозмутимо изучала в зеркальце пятнышко на щеке. Потом сказала:

- Застукают нас когда-нибудь в этом подвале. - Смешно надула щеки,   и убрав зеркальце, захлопала ресницами. Как Мальвина. Пыхнула воздух, покивала головой, – застукают, да?

- Непременно, - помрачнел Сережа. - Накроют как рябчиков.

- И что тогда будешь делать?

- А ты?

- А я скажу, что это ты меня сюда затащил. Вот так. - И подпрыгнула на одной ноге, как дети в классики. – Так, так!

- Я?!! Ах ты дрянь! – и подхватив на руки, вывесил ее над полом. – Гляди, сейчас отпущу, дрянь такая!

- Ну хватит, хватит. Пошутили. Шуток не понимаешь, что ли? – сделала движение  укусить. - Чего там с гармонией? Я же тебе дала тогда шпору.

Отпустил, присели на ящик.

- Говно твоя шпора, - Сережа скривился, - говно. Две параллельные квинты, одна терция и невнятный конец.

- Невнятный? – Виолка поползла рукой, доползла, слега сжала. Это кто сказал?

- Тетка из комиссии.

- Да я ей… ууух. Глаза выцарапаю.

- Опять ты? Начинаешь.

- Не опять, а снова. После аборта, знаешь как… хочется и он такой.

- Какой?

- Ну… круглый.

- Да хоть квадратный. – Сережа, будто не замечая,   гнул свое. – Чуть двойку не влепили. Еле-еле натянули трояк с минусом. Шепнули, что по блату. - Втихаря подумал - был бы квадратный, вообще бы тут ночевали.

- По блааату, - Виолка подняла брови, уставилась на шкаф с нотами. Обернулась – По какому еще блату?

- Не знаю, - задумался Сережа, - и вдруг понял, что знает.

Вечером, неожиданно позвонила Анна. Мама взяла трубку.

- Але.

- Пожалуйста, попросите Сережу. - Голос  мягкий, но настойчивый.

- Сейчас, - пролепетала мама, - и растерянно оглянулась. Шнур короткий, никуда не уйдешь. Мама тоже не уходила. Анна помолчала, потом спокойно  произнесла:

- Нужно встретиться. Приезжай. - И нажала на рычаг.

- Кто это? – спросила мама.

- Анна Игоревна. По дирижированию, - наполовину соврал Сережа. Мама посмотрела, ничего не сказала и вышла.

Стояла жара. Солнце плавило крыши. Сережа с Анной забрели  в какой-то двор. Брели, брели и сами не заметили как забрели. Анна почти всю дорогу  молчала. Во дворе они остановились, Анна притянула Сережу к себе. Посмотрела снизу, странно как-то, погладила Сережины волосы.

- Что?

- Я беременна.

Сережа сглотнул. Почувствовал резь в животе. Беспомощно оглянулся – никого. Пустой двор. Да и при чем тут двор? Ни при чем.   Никого в нем нет и никто не поможет. «Не поможет» - надо же, слово какое. Ха-ха-ха. Что за чушь? Рванул пачку из кармана, потащил сигарету. Сломал, потащил еще.

- Ну?

- Не повезло, - Анна с грустью смотрела, смотрела и не отводила глаз, будто припечатала. – Всего-то  один раз и надо же.

- Один, лучше бы…

- Ты не волнуйся, - мягко перебила Анна. Я уже все продумала. Я поговорила с папой.

- С кем?!!!

- С папой. – Анна округлила  глаза.

Сережа схватился за голову. Сжал виски, потер лицо, бросил руки.

- Он что ЗНАЕТ?!?!

- Ну да, - Анна испуганно подхватила Сережу за руку, сжала, заговорила быстро: - Ты не бойся, все нормально, он согласен на нашу свадьбу! Согласен, представляешь? Он поможет тебе закончить, потом отправит нас в Германию, там мы заработаем на квартиру, а когда заработаем, он приедет и мы… поженимся.

Сережа повернулся и увидел палатку. Окошко распахнуто, на козырьке вывеска: «Пончики».

- Вон пончики! - Сережу трясло. – Хочешь пончиков?

- Хочу. – Анна ослабила руку, улыбнулась. – Хочу.

- Дайте пончиков, - Сережа подскочил к палатке, заглянул в окно, лихорадочно полез в карман. Внутри сидели три пучеглазые бабы в колпаках и таращились как раки.

- Сколько?

- Много!

Получив пакет, сунул Анне.

- На!  

Анна взяла верхний, подула, осторожно надкусила. Улыбнулась.

– Вкусно.

- Вкусно, вкусно. Я всегда их ем, потому, что вкусно.

Сережа хватал куски, захлебывался пудрой, обжигался, тряс головой. Мысли роились. Вот так, значит. В Германию. Хенде хох, или как там. А здесь помогут. Нашепчут кому надо, а те выставят четверки, а может и пятерки, чего уж мелочиться, - по блату ведь! Очередной кусок застрял в горле.

- Кофе где? - И посмотрел на Анну.

- Не знаю, - Анна откусывала маленькие кусочки, пожимала плечами и улыбалась, - не знаю.

Ну да. Все будут шептаться по углам и делать лица:   вон, гляди, зятек пошел. Ему не то что нам – малина. Да и ладно. Ну, подсуетился паренек, подумаешь? Шустрый, видать. Тьфу.

- Кофе где?

А через девять месяцев появится маленький Закс. Маааленький такой – уа-уа, и потянет ручонки: Папа! (о Господи!) И вот - Сереженька – папа. Как? Черт, ну где же кофе?

Однажды, пришлось начевать у взрослого друга. Жена друга недавно родила и кормила ребенка грудью. Перед тем как лечь, Сережа пошел в туалет. Шел мимо распахнутой двери в кухню и увидел: женщина в махровом халате сидела на табуретке. Простоволосая, без косметики, с распухшими  губами, на одной ноге тапок, другой лежал рядом подошвой вверх.   Она вывернула из халата белый с синевой кусок плоти, с темным, круглым пятном посредине, приткнула к нему маленький сопящий комочек в пеленках и покачиваясь из стороны в сторону, приговаривала: - ну давай, давай. Комочек сопел и чмокал, двигал крошечными губами, подергивал головкой. Ел маму. Поздравте меня все, скоро и у меня будут чмокать.

Господи, ну почему все так...  

Куски ползли по пищеводу и застревали где-то в районе спины. Сережа закатил глаза. - Все. Больше не могу. – Повернулся к окошку и дико заорал:

- Ко-фе Гдеее?!!!

В окошке проявилось движение, возникла голова в белом колпаке, свесила похожее на дыню  лицо и открыло омерзительный, обрамленный рыжими волосиками рот.

В полной тишине, как из черной космической дыры, из глубокого вакуума, выстрелили, расширились веером и хлестнули  Сережу по лицу два страшных слова:

- В п***зззде!