Романтик

«Ein Ungl; ck passierte mein Bruder Frank…» Вполголоса бубнила аудитория... «Jemand hat in Tomaten getroffen…»

- Что такое «унглюк»?

Придвинулась ко мне шепотом белокурая соседка.

- «Несчастье».

Перевел я ей, чувствуя, как легкая волна дрожи от прикосновения ее груди прокатилась по левой моей половине, начиная от локтя и заканчиваясь где-то между ног.

- А «гетрофен»?

Продолжала она испытывать мой левый бок резонансными колебаниями.

- Это  прошедшая форма глагола «бросать».

Она хлопнула на меня восхищенными ресницами, а, на секунду задержавшийся взгляд, вызвал легкую волну дрожи и в правой моей половине. Обе волны заканчивались в одном месте.

- А почему от томата приключилось несчастье?

Она спрашивала меня таким заговорщическим шепотом, что я не мог не открыть  ей страшную тайну.

- Он был упакован в консервную банку.

Перевел я ей следующую строку, водя карандашом по словам, а кистью руки нечаянно по бесстыдно торчавшим выпуклостям сарафана.

Она с такой благодарностью посмотрела на меня, что я вполне явственно ощутил и  количество, и  размер вознаграждения.

Шестичасовое занятие по ускоренному изучению немецкого языка пролетело, как шесть минут.

- Ты не проводишь меня?

Разрушила она заготовленную мной тираду о скоротечности приятного общения.

Я тоже умел говорить глазами и ответным взглядом рассказал ей, что готов ее не только проводить, но и проследить за тем, как она приготовится ко сну.

В этом плане мы понимали друг друга без слов.

В давке метрополитена я изображал галантность, обхватив ее одной рукой за талию и припечатав всей спиной к надписи «не прислоняться». Другой рукой я упирался в дверное стекло и иммитировал сдерживание натиска напиравшей толпы. Периодически ослабляя руку, я блаженно пружинил на двух шаровидных аммортизаторах, скрываемых легкой тканью ее сарафана.   К окончанию поездки она с определенной долей уверенности  представляла себе,   где заканчиваются волны моих желаний.

Дворик ее пятиэтажки был тихим и уютным, но вид из окна выводил на какую-то фабрику, поэтому после беглого осмотра жилища я тут же переключился на нее, подловив ее за талию посреди одной из комнат. Она слабо отстранялась, давая понять, что временной интервал ухаживаний должен быть чуточку подлиннее.

У меня было другое мнение на этот счет, поэтому я добрался до ее губ и накрыл все, не успевшие слететь с них слова, долгим  и томительным поцелуем.

Поцелуй заставил ее отрешиться.

Она закрыла глаза, обвила руками за шею и, вцепившись пальцами в мою шевелюру, начала бессознательно тянуть меня к себе.

Мои руки, за которые она держала меня в районе запястий и еще минуту назад пыталась не дать им совершать никаких вольностей, оказались свободны.

Хотелось сказать ей что-то  ласковое, но опыт охотника подсказывал мне, что отпускать ее губы уже нельзя.

Очумевшие от свободы руки лихорадочно исследовали ее тело, по пути расстегивая, задирая и развязывая все, за что можно было зацепиться.

Отрешиться тоже хотелось, но мозг лихорадочно работал и я косил по кругу комнаты  полуоткрытым глазом в поисках места приземления.

Места не было - мы стояли посередине гостиной, из всей мебели в которой была только книжная стенка, тумба с телевизором и бесформенный пуфик у стены.

Оставался только пол, и я начал медленно приседать, не отпуская ее губ и увлекая за собой.

- Та-а-а-а-а-н-я-а-а-а-а!

Влетел в открытую форточку истошный вопль со двора.

Она встрепенулась, очнулась от поцелуя и плохо понимающим взглядом попыталась оценить позу, в которой мы  к тому времени уже полусидели-полулежали на полу.

- Это Димка... Жених...

Пришла она в себя.

- Он не уйдет, пока я не выгляну!

Перешла она на доверительный шепот.

Она быстро поднялась, стряхнула с груди задранный туда подол и открыла створку окна.

- Ну, чего ты там?

Перегнулась она через подоконник.

- Смотри, чего я нарисовал!

Орал снизу, свалившийся наказанием жених.

Наблюдать с полу на ее открытые ножки, мягкими линиями уходящие в колокол  сарафана, не было никаких сил.

Я метнулся к окну, приподнял ей подол, сдвинул в сторону тонкую полоску кружев и направил в раскрывшееся, скользящее лоно  то, что собирало весь день волны моих желаний, давно раздутое до неприличных размеров.  

Она выгнула спину, подалась назад и вцепилась руками в отлив окна, чтобы удержать равновесие.

- Ну и дурак!

Уже не крикнула, а только выдохнула неизвестно кому она.

Я плавно таранил ее горячее нутро, наблюдая из за занавески, как внизу счастливый романтик, улыбаясь во весь рот, показывал ей малярной кисточкой в сторону кочегарной трубы.

В лучах заката на ее кирпичном боку аршинными буквами сверху вниз блестела свежая надпись: "ТАНЯ".