Любить по-шведски. Глава Жена любит групповой секс

ЛЮБИТЬ ПО-ШВЕДСКИ

Васька Кашеваров прочитал в газетке про шведскую любовь (свингерство) – новое направле¬ние в сексуальных семейных отношениях. После¬дний писк моды.

Новое направление ему шибко понравилось, и он решил поделиться своими соображениями по этому поводу с соседом – Гриш¬кой Распуткиным. Гриша в иностранных терминах был откровенно слаб, поэтому все пришлось растолковывать ему на пальцах.

– Собираемся мы, к примеру, у тебя на даче, – стал объяснять соседу Васька. – С женами. Сели, выпили, то-се, пятое-десятое.

– Жены-то нам зачем? – удивился сразу же Гришка. – Мы с тобой и без них хорошо квасим. Тем более, на даче.

– Можно не квасить, – согласился Васька. – Мож¬но и не на даче, а дома. Но без жен, Гриша, нам в этом деле никак не обой¬тись. Потому что мы будем заниматься любовью

по-шведски.

– Это как? На стенке, что ли?

– Да хоть на потолке! Это уж как тебе нравится. Но суть не где, а с кем. Шведская любовь, Гриша, предполагает смену парт¬нерш. Понял? Ты, к примеру, с моей женой дрова пилишь, а я с твоей. Или наоборот.

– Что, мне делать боль¬ше нечего, как дрова с твоей бабой на своей даче пилить?

– Да дрова – это так, для образа. Мы же с тобой культурные люди, Григорий. Пилить дрова – это значит заниматься любовью. Ты пилишь дрова с моей женой, а я с твоей.   Все по-честному, по справедливости...

– Так ведь это же разврат, Васька! Это же черт его знает что!

– Никакой это не разврат. Это называется свингерство.

– Вот я и говорю...

– Все обосновано с научной точки зрения. Ученые, можно сказать Нобелевские лауреаты, жизнь положили, чтобы доказать, что смена половых партнеров в семейной жизни обостряет сексуаль¬ные отношения, укрепляет экзекуцию... или как там ее... эрекцию и тому подобное. И мы с тобой, Гришаня, продлим свою половую жизнь на долгие-долгие годы. Как ты на это смотришь?

– Ну, я, предположим, с твоей Нинкой соглашусь посвинячиться, – раздумчиво произнес Гришаня. – А вот согласится ли моя Любка на это смотреть – бо-о-льшой вопрос.

– Так ведь она же тоже будет этим заниматься. Со мной. Все по-честному, вопросов у нее быть не должно.

– Тогда они могут возникнуть у меня.

– Неужели ты, Григорий, такой собственник? – принялся стыдить соседа Кашеваров. – Неужели ты такой темный человек? Вот привыкли, понимаешь, жить в лесу – молиться колесу, а жизнь-то – вон она, мимо проходит со всеми своими прелестями.

Васька, признаться, давно мечтал попилить дрова с Гришкиной же¬ной. Кубометров пять напилил бы, не отходя от поленницы. А потому его красноречие достигло небывалого накала.

– Ты пойми, Григорий, жизнь – она ведь дается человеку только раз, и надо прожить ее так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

– У моей-то Любки грудь побольше, чем у твоей, – мрачно ответил на эти увещевания Григорий. – У нее пятый номер, двумя руками не обхватишь, а у твоей все добро в кулак соберешь.

– Зато у моей ты видел, какие бедра? Когда она в ударе – ого-го! Да на ней, как на батуте – к потолку на два метра подлетаешь, сальто успеваешь сделать!

Бедра у Васькиной жены и в самом деле были знатные. С такими бедра¬ми только на пилораме и работать, отметил про себя Распуткин.

– Ладно, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! – не без пафоса сказал он. – Только, Вася, давай сразу догово¬римся: ежели моя Любка непристойно себя поведет, так ты в эту ловушку не попадайся, сразу по мордам ее, бессовестную. От моего имени – разрешаю.

– Но и ты, Гришаня, мою контролируй. То, что она со мной иногда вытворяет – тебе знать, и тем более делать, совсем не обязательно. Сразу окорот моей зазнобе давай. Без контроля у них такие фантазии рождаются, что нам и в страшном сне не приснятся.

Доморощенные свинге¬ры ударили по рукам.

Первую, пробную сходку они приурочили к святому для всех мужчин празднику – 8 Марта. Вылазку на дачу решили отложить до более теплых времен и стол собрали в квартире у Кашеваровых. Васька решил, что так будет справедливо: за первую распилку дров должен нести ответствен¬ность инициатор. Он ведь эту кашу заварил.

Никаких предваритель¬ных переговоров с женами не вели. Решили, что все должно сложиться само собой, в процессе застолья.

Нинка и Любка сидели именинницами, ничего не подозревая о сговоре собственных мужей, и ждали праздничных тос¬тов.

Выпили за прекрасных дам. За прекрасный весен¬ний праздник. За здоровье. За дружбу между домами. За укрепление связей и тесное сотрудничество между семьями.

После этого многозна¬чительного тоста мужчи¬ны, разволновавшись, как девушки на выданье, удалились в кухню. Якобы покурить, а на самом деле обсудить решающую фазу операции. На кухне, при обсуждении плана, свинге¬ры еще несколько раз двигали свои бокалы. За смелость и мужество. За успех мероприятия. За остроту новых ощущений. И, наконец, последний бокал, на что хватило сил, пили на брудершафт – за взаимное уважение.

Хотели, как лучше, а кончилось, как всегда: жены вытащили своих беспамятных мужей из кухни, уложили спать рядком в спальне. И, усевшись за стол, подняли свой главный тост – за любовь. По-русски.

1997

КАМА СУТРА

Дашка, моя жена, сама во всем виновата. Позарилась 

на дармовщинку,   вот  и  получила. В прошлую суббо-

ту Вован, мой школьный приятель, а ныне «новый коми-пермяк», пригласил нас с женой в ресторан. За свой, вовановский, счет. По случаю отмывания грязных денег, как он объяснил. Отмывать должны были мы с Дашкой и он с Машкой. При этом Вован предложил еще и выбрать кабак на свое усмотрение.

Я, было, заартачился, но Дашка за предложение ухватилась. Поскольку она никогда не бывала в ресторанах, то имела к этому делу понятную женскую слабость. И ресторан она сама выбрала – «Утро Камы». Название ей понравилось: простенько и со вкусом.

Но название-то оказалась не таким уж и простым. Со значением, со скрытым смыслом названьице-то было. Это для валенков – «Утро Камы», а для людей с понятием, оказывается, «Кама с утра». Кама Сутра – вот что на деле это оказалось! Продвинутые, надеюсь, понимают, на что я намекаю.

Ну вот, забурились мы с раннего вечера в это «Утро». И давай отмывать грязные вованские деньжата. Я поначалу оробел: бутылку водяры и котлетку заказал. Но Вован меня сразу одернул и наставил:

– Это слишком дешевое удовольствие – пить простую водку и закусывать лепешками. Не для того я грязные отмываю, чтобы так бездарно их тратить.

– А подавай-ка сюда поросенка жареного! – крикнул он официанту. – И шампанского с «Кристаллом». И фруктов заморских.

– Ананас! – подсказала Дашка.

– А на вас, – успокоил ее Вован,– я отдельный заказ сделаю.

В общем, на столе появились блюда, которых мы со своей благоверной отродясь не едали: осетрина в этом, как его... Во фритюре. Картошка – тоже в этом же фри. Ну, о салатах я не говорю. Один жюльен-мульен чего стоит. А еще такое, что без стопки и не выговорить: люля какая-то с кебабом. А впереди еще и жареную свинью подложить обещали.

Ну, на даромовщинку, сами знаете, как пьют и едят. Пусть пузо лопнет, но еще хочется. Тем более что Дашка у меня временно, года три уже, безработная, а мне контора зарплату на два месяца задерживает. За семейным столом у нас и килька в томате за деликатес принимается.

В общем, бросились мы в этот омут сытости, как, извините, чесоточный в баню. Пока вели зачистку блюд, на ресторанной эстрадке, в полутьме, появился голубоватого вида мужчинка и, растягивая слова, объявил:

– А, сейчас, а, перед вами, а, выступит наш солист, а, Шура Мурин. А, сегодня он поет без ансамбля. А, сам, бля. Один, бля!

Эта шутка из анекдота, хоть и старого, но заставила всех нас замереть и повернуться в сторону Шуры. Отчасти еще и потому, что ударение на имени солиста было сделано на последнем слоге. Кому не хочется увидеть живого Шуру, заполучить которого себе в кресло мечтают все стоматологи СНГ.

Шура, в отличие от «кебаба», оказался ненастоящим. Он демонстративно почесал у себя в затылке между ног и, синхронно открывая под «фанеру» рот, двинул в зал. Остановился он почему-то возле нашего столика.

Поначалу я думал, что это из-за Дашки. Или Машки. Соблазнительными формами Создатель их не обидел. Но потом до меня дошло: мужчинка-то был явно нетрадиционной сексуальной ориентации. Стало быть, он подъехал соблазнять либо меня, либо Вована. Скорее всего, Вована. Потому что, несмотря на свое коми-пермяцкое и рабоче-крестьянское происхождение, мой приятель был увешан золотыми цацками, как папуас, и держал, как положено всем «новым», пальцы веером. Во время еды – в особенности.

Дашка же была уверена, что солист без ансамбля стал охотиться за мной. А потому, когда Шура отошел от нашего столика, она стала пытать меня, встречался ли я с ним раньше. Где, когда, при каких обстоятельствах?

– Я видела, как он смотрел на тебя! – заявила жена. – Так могут смотреть только любовники!

Тут уж зацепило и меня:

– Откуда ты знаешь, как смотрят любовники? У тебя что, богатый опыт?

Наша разборка могла уже тогда кончиться печально, но в разговор встрял Вован:

– Брателло, это неинтеллигентно, в натуре, качать права в общественном месте. Кончай базар, начинай процедуры.

И мы снова принялись зачищать территорию стола. Да разве же эти артисты дадут спокойно пообщаться с пищей?

Не успел я заглотить «люлю», как с эстрадки прилетело новое «ай-лю-лю». На этот раз вышла полуобнаженная девица и под впотбросающую музыку со словами «Помоги мне, помоги мне, желтоглазую ночь позови! » ринулась опять же к нашему многострадальному столу.

Я, на беду свою, сидел с краю, а потому все ее стенания вольно или невольно были обращены ко мне. Мало того! На глазах у изумленной публики она, как в том кино, откуда песня, скинула с себя прозрачный халатик и под пистолетный выстрел отстегнула бюстгалтер.

«Люлек» застрял в моем горле. Я уставился на открывшиеся взору прелести, как средневековый чукча на вертолет. С перепугу, естественно. Я чувстствовал, как мои уши приобретают вид чебуреков под гневным взглядом жены.

Внезапно открывшаяся икотка и нервный тик не были достаточно веским аргументом моей невинности. Таких аргументов моя Дашка не признает.

– Ну, что, подлец, ты ее тоже никогда не видел? – зловеще проговорила моя ненаглядная, когда зовущая о помощи танцовщица, сверкая голыми ягодицами, отошла от нашего столика и скрылась за кулисами. – Не говори мне, что у вас не было с ней связи. Я все видела своими глазами!

Что мне было сказать в свое оправдание? Упреки в адрес жены – мол, сама виновата, сама выбирала ресторан и тому подобные, действовали на нее, как анальные свечи при насморке.

Выручил меня поросенок. Вовремя его подложили к нашему столу. Агрессию у Дашки как рукой сняло. Что ни говорите, а женщина при виде хорошей пищи становится добрей, забывая о сиюминутных неприятностях. Вот такая, понимаете, получилась Кама Сутра.

МАСКАРАД С ПУПЫРЫШКАМИ

Ранним утром я привычно подкатился под теплый бок жены. Своей. Единствен¬ной.

– Даш, а Даш! Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало...

– Пусть оно снова закатится и больше не встает, – сонно, но достаточно твердо сказала жена.

– Да ты сначала посмотри на это чудо природы! – заканючил я, пы¬таясь между де¬лом применить свой излюблен¬ный прием с захватом коленно-бедренных суставов.

– Если ты кролик, так не думай, что я крольчиха!

Дашка окончательно проснулась, решительно освобождаясь от моего захвата контрвыпадом колена в место дислокации чуда.

– Я ведь тебя, чудотворец, еще вечером предупреждала: без противозачаточных даже и не подлезай, – напомнила она. И не без пафоса добавила:

– Я выбираю безопасный секс!

Какое все-таки тлетворное влияние на хрупкое умственное состояние женщины оказывает телевизионная реклама! А сколько стрессовых си¬туаций получают поутру ни в чем не повинные мужчины!

Но что делать – запас ша¬риков любви у меня действительно иссяк. К коробке из трехсот штук, которую год назад подарили на свадьбу друзья, незаметно подкрался песец.

Вечером, после работы, пришлось тащиться в аптеку. Не могу же я из-за каких-то несчастных резинок отказы¬вать жене в исполнении сво¬их супружеских обязанностей – слишком уж надуманной была бы эта причина, а я не из тех, кто «косит» от службы.

Но, черт побери, как по¬купать эти штуковины? Честно говоря, сам я никогда этого не делал. А потому за¬минки возникли уже на старте. У аптечного окошечка я оказался не первым, но, главное, не последним. За мной, как назло, выстроилась очередь, словно мы стояли в магазине для малоимущих за дефицитной ливерной колбасой. Под строгим контролем очереди мне предстояло сказать...

А что я, собственно, скажу? Дайте мне пачку презервативов? Или – как их там? Кондомов? Нет, наверное, надо назвать их по-научному: резино-технические изделия номер два. Но поймет ли мо¬лоденькая аптекарша этот сленг? Да и звучать это будет нелепо для всех присутствую¬щих. Подумают, что аптеку с магазином автозапчастей пе¬репутал. Идиотизм, ей-богу!

Тут мое внимание привлек¬ли на витрине коробочки с надписью «MyskyLans». Пред¬назначение содержимого не вызывало никаких сомнений: из коробочек прямо-таки торчали рекламные уши кролика – знакомый символ «Плей¬боя». Ну вот, это уже звучит гораздо благопристойнее.

– Пару упаковок «мускулансов», – сказал я, когда подошла моя очередь.

– Что? – не расслышала девушка за окошком.

– «Мускулансов». Две упаковки, – членораздельно выговорил я.

– Говорите, пожалуйста, громче!

Окошечки в аптеках рас¬положены, как правило, на уровне головы лилипута. А по¬тому пришлось согнуться в три погибели, чтобы повторить просьбу на «бис».

Следующий вопрос трав¬мировал меня буквально ниже пояса:

– Вам какой номер?

Вот тут я испытал состоя¬ние, в которое обычно впадает мой чудотворец во время эрекции: встанет, покраснеет и слова сказать не может.

– А-а-а... А какие бывают?

– С первого по четвертый. У нас есть все, кроме второго.

Все, кроме второго! Но какой нужен мне?

Я тотчас же вспомнил, что третий номер лифчика носит моя жена, Дашка. Однако это ведь совсем не означает, что и у меня должен быть третий номер. Четвертый, если судить по лифчикам, очень большой – на голову его можно одевать, четвертый номер. Второго у них нет, а первый, наверное, самый маленький. Но насколько он мал? Может, именно такой мне и нужен?

– Нулевых не бывает? – спросил я, чтобы подтвердить или опровергнуть собственные домыслы.

– Да вы что? – удивилась аптекарша. – Первый раз, что ли?

– Первый не первый, а если есть номера, так не худо бы и образцы вывешивать, – брякнул я нервно.

– Ага, щас вам еще примерочные кабинки устанавливать будем, – съехидничала аптекарша. – Не устраивайте цирк, говорите номер!

Скажу первый – на смех поднимут, лихорадочно соображал я. Мол, с бородавкой, а туда же лезет. А у меня – ну уж никак не бородавка. Даш¬ка, во всяком случае, довольна. Скажу четвертый – а вдруг это только для половых гиган¬тов? Что подумают люди в очереди? Вон они даже ды¬шать перестали – уши развесили, встали в хоровод. Ого, скажут, да это же шизик, у него мания величия! Чего доб¬рого, еще психушку вызовут. Нет, с четвертым рисковать нельзя. Но и третий, если су¬дить по Дашкиной груди, тоже великоват будет. Не мо¬розить же его в холодильнике, чтобы перед употреблени¬ем скукожился... О, матка боска, курка, яйка! Вот влип так влип!

– Бери что есть, – посове¬товал болезненного вида мужик сзади. – Дома разберешь, что к чему.

Господи, этот-то куда со своими советами лезет? Сам небось и клизму-то поставить не сможет, а туда же, советчик!

– А у нас в деревне никаких таких штук отродясь не бывало, – встряла в разговор какая-то баб¬ка. – Дык наши мужики удумали бычьими пузырями пользоваться!

Вот-вот, сейчас мне только дискуссии на эту тему и не хватало. Черт меня дернул с этими «мускулансами»! Просил бы обычные и уже не стоял бы тут как...

Однако надо было как-то ре¬шать эту возбудившуюся на ровном месте проблему.

– Мне бы, девушка, вот такой, – отбросив к чертовой бабушке ложный стыд, сказал я и растопырил в разные стороны большой и указательный пальцы.

– Второй, что ли? Но я же ска¬зала: второго нет!

– Да не второй! Это я длину показываю. Примерно три спичечных коробка – вот такой бы мне подошел.

– Ужас! – возмутилась аптекар¬ша. – Да причем здесь длина-ширина! Вы что, на новогодний маскарад наряжаетесь?

– А хоть бы и на маскарад! – взорвался я. – Наряжусь Фантомасом и буду путанок от елки отпугивать! Давайте мне четвертый номер – и дело с концом!

Однако настоящий шок я испытал дома. Когда разглядел картинки и прочитал инструкцию по использованию. Ока¬зывается, номера на этих самых «мускулансах» – это вовсе не размеры, а указатели разновидностей.

Первый номер, например, «не¬жный, облегающий». Второй – «с канавкой», третий – «с пупырышка¬ми» (как огурец, елки-моталки!), четвертый – «с канавкой и пупырышками». Хорош же я гусь, когда показывал аптекарше размер своего чудика!

Жене, понятно, о своем конфузе я рассказывать не стал – зачем давать лишний повод для насмешек, сыпать соль на рану. Но маскарад в новогоднюю ночь Дашке я все-таки устроил. С натуральными пупырышками. По всему телу.

САУНА ПО-ПАРТИЗАНСКИ

После  отчетного  собрания  к  профгруппоргу  Михаилу  Малых  подошел  член  ревкомиссии  Серега  Пупков.

– Скучно живем, старик, – сказал Серега. – Как при социализме, ей-богу! Ну что это за массовые мероприятия мы наметили: культпоход в кино, прогулка на лыжах, шахматно-шашечный турнир? Как в пионерском лагере, мать честная! Кто в такой тягомотине участвовать будет? Намечаем все формально, для галочки, лишь бы что-то вписать. Оттого и явка на собрание у нас неудовлетворительная – из семи членов явилось только три...

– Не три, а пять, – поправил Серегу профгруппорг.

– Так, женщины, Мишель, не в счет, – хохотнул Пупков. – Но дело не в этом. Ты сам-то пойдешь на лыжах в кино в шахматы играть?

– В кино, положим, я не пойду, – задумчиво произнес Михаил. – А вот в сауне с женщиной приятной наружности на лыжах партейку-вторую с удовольствием бы сыграл.

– О! Видишь, о чем простой народ думает? – обрадовался Серега. – Устами Малых глаголет истина! В ближайшую пятницу в сауну и пойдем! Женщин приятной наружности гарантирую.

– Одному уже гарантировали, – робко возразил профгруппорг. – А потом по телевизору на всю страну эту гарантию показывали...

– Ты, Мишель, во-первых, не генеральный прокурор. А во-вторых, эти женщины будут молчать, как партизаны на допросе.

– Кого ты имеешь в виду?

– Наших жен, Мишель, кого ж еще?

Это предложение не то чтобы огорошило Михаила, но ввело его в глубокое раздумье. С Серегиной женой он, конечно, пошел бы в отряд народных мстителей. И из своего партизанского шалаша, конечно, ее не выгнал бы. Сколько раз он тайно вздыхал об этой партизанке: «Хороша Маша, да не наша! » А тут сам Серега, можно сказать, командир партизанского отряда, предлагает выполнить ответственное задание. Когда еще такая возможность предоставится?

Но, с другой стороны, его-то Дуська нисколько не хуже. Тоже мстительница – дай Бог каждому. Умеет, куда надо, гранату заложить, грамотно провести зачистку захваченной территории. Но собственноручно сдать ее в плен, пусть даже в руки друга... Замучает ведь, вражина, до оргазма!

Впрочем, лишнего Серега не позволит – в операции, чай, вместе участвовать будут. Да и отомстить, если что, можно будет тут же, не отходя от гранатомета...

– Месть моя будет жестокой! – вслух сурово сказал профгруппорг, сжимая кулаки в ответ на непрошеные мысли.

– Ты о чем, старик? – испуганно спросил Серега. – Я ведь это так, для смеху. Барбарбия кергуну. Шутка!

– Шутки в сторону! – раздухарился Мишель. – Шутить будем в сауне...

* * *

Билеты в «нумера» друзья заказали заранее. Заранее же запаслись необходимыми банными принадлежностями – выпивоном, закусоном, виагроном. Виагру – так, на всякий пожарный, вдруг гранатометы откажут? Зато веники решили не брать – на кой ляд они им в сауне? Маскироваться они не собирались. А мочалки, сострил Серега, женщины с собой принесут.

Операция, казалось, была уже полностью подготовлена, однако за день до партизанской вылазки началась принципиальная корректировка плана. С боевой инициативой выступил командир операции «Сауна» Серега Пупков.

– Знаешь, Мишель, – сказал он, – я вместо жены завтра сеструху приведу.

– Да ты что, офонарел? – профгруппорг едва не лишился дара речи. – Какую сеструху?

– Ну, это я ее так твоей жене представлю, – потупился Серега. – А на самом деле, это моя подруга, вместе в школе подрывников учились. Она согласилась рискнуть...

– Хорошо хоть, не маманя рискует, – съязвил Мишка. – А вообще-то, хоть с бабушкой приходи. Я тоже свою сеструху приведу. Тем более, она на самом деле сестра. Медицинская. Клизмы мне ставила, когда я в госпитале лежал. Тоже рисковая!

На том и порешили. Об одном не договорились партизаны: что сказать женам по поводу субботней отлучки. Версия должна быть одной, железной, а тут... Серега сказал своей жене, что идут на рыбалку, а Мишка поклялся, что организовал шахматно-шашечный турнир на первенство профгруппы с обязательной явкой всех членов.

Женское сердце – вещун! Партизанские жены, хоть и поверили мужьям, но решили при этом поделиться полученной информацией.

– Ты что своему на рыбалку приготовила? – поинтересовалась у Евдокии Серегина жена.

– Какая рыбалка? – оторопела та. – Мой сказал, что в шахматы они идут играть на весь день. Вот и доску шахматную откуда-то притащил. Разыграем, говорит, дебют двух коней...

– А мой спининг домой притащил и валенки с галошами. А еще железный сундук – под рыбу. На нем, говорит, завтра с твоим Мишкой какую-то пристипому жарить будут.

Короче, заподозрили жены своих благоверных в страшном сговоре. Не иначе, собрались их муженьки в бар пьянку пьянствовать!

Наших жен хлебом не корми – дай только убедиться в своих подозрениях. И, как все нормальные жены, Евдокия и Марья установили за мужьями негласное внешнее наблюдение. Да что там – беспардонную наглую слежку они установили!

Проследив маршрут мужей до бани, они с ужасом увидели, как те, мило побеседовав с какими-то «дворовыми клюшками», прошли вместе внутрь помойного заведения!

– Будем брать с поличным! – гневно заявила Евдокия. – Чтоб потом не отперлись, что в шахматы на тазиках играли.

– Я сейчас за ножом сбегаю! – предложила Мария. – Помогу своему козлу рыбу чистить для жарехи!

О, долгожданный миг разоблачения! Как он волнует кровь, как таращит глаза из орбит, на какие неожиданные поступки толкает он разоблачаемого человека!

Через полчаса, когда двери в сауну были наконец вскрыты, перед ревнивыми женами предстала такая картина.

В раздевалке под вздыбившимся полотенцем нагишом сидел Мишка. До начала шахматных поединков он употребил таблетку «Виагры», а потому никак не мог надеть      трусы.

– Вот, видишь, Дусенька, – сказал он виновато. – Догола проигрался. Мат, погляди, поставили. До сих пор стоит.

Серега же в это время сидел в полной рыбачьей амуниции на берегу бассейна. Со спинингом. Леска на нем была туго натянута: на дне бассейна две обнаженные русалки пытались одновременно заглотить крючок с огурцом.

1998